Текст книги "Мои убийственные каникулы"

– Никуда я не встреваю, просто интересуюсь подробностями.

– Загляни в словарь, это и значит «встревать»!

Лайза садится напротив нас за кофейный столик, там, где до нее восседал полицейский Райт, упирается локтями себе в колени, наклоняется вперед. На таком близком расстоянии я вижу, как велико ее внешнее сходство с Оскаром. Обоим пятьдесят с небольшим, оба горбоносые, высоколобые, волосы с сединой. Вот только Лайза, скорее, миниатюрная, в отличие от ее братца…

– Великоват… – вырывается у меня. – Великоват он был, чтобы там поместиться.

Понятно, Лайза навострила уши.

– Вы про тот закуток, где просверлены дырки?

– Именно. – Я отмахиваюсь от Джуда с его предостерегающими стенаниями. – Он бы туда даже не пролез.

– По лесенке – вполне, Ти, – нехотя вступает в разговор мой брат. – Но это чисто гипотетически, – оговаривается он, глядя на Лайзу. – Дырки легко было просверлить что с одной стороны, что с другой. В закутке ему самому нечего было делать. Установил камеру – и порядок.

– Только если он не собирался пользоваться этими дырками сам. – Я вдруг чувствую себя Оливией Бенсон из сериала «Закон и порядок». Мне не хватает только пальто, бездонных карих глаз и не отлипающего от меня хмурого напарника, красавца Стеблера. – Зачем было сверлить целых две штуки? – Я перевожу взгляд с брата на Лайзу. – А вот зачем: чтобы через них смотрел человек. Если Оскар – гипотетически – хотел просто снимать своих жильцов, то ограничился бы одним отверстием. А их два.

Джуд некоторое время смотрит, насупившись, вниз.

– А ты права! Странно все это, мягко говоря…

– Получается, что тот, кто их просверлил, так мал, что сумел там поместиться, – медленно говорит Лайза, кивая головой. – Женщина, что ли?

Все бы ничего, но почему она не плачет? Ни слезинки не пролила!

– Не исключено.

Джуд все сильнее мрачнеет. Я улавливаю его настроение по тому, как он теребит волосы у себя на макушке.

– Лучше нам позвонить в Double Tree, Тейлор. Уверен, у мисс Стенли много дел…

– Полиция уже решила, что это сделал отец последней арендаторши. – Лайза смотрит в окно, на кучку полицейских в конце подъездной аллеи. – Давайте начистоту: не станут они сбиваться с ног ради убитого, зачисленного в извращенцы. – Ее взгляд становится жестким. – Пожалуй, я не обойдусь без частного детектива. Мой близкий знакомый вырос в Бостоне, он дружен с одним бывшим детективом, ставшим «охотником за головами». Вот кто мог бы дать прикурить местным увальням и заодно снять подозрения с моего брата!

Как я погляжу, каждый из нас горюет по-своему. Я лью слезы, Лайза мстит за оболганного брата.

Мораль: я самая малодушная из всех.

– Верно, частный детектив здесь не помешал бы, – говорю я и, сжалившись над Джудом, встаю и сбрасываю с плеч одеяло. – Поверьте, Лайза, я искренне сочувствую вашей утрате. – Я протягиваю ей руку. – Жаль, что мы познакомились при таких грустных обстоятельствах.

Она неуклюже обнимает меня.

– Спасибо, что не отнимаете у меня надежду, Тейлор. Не хочу, чтобы он остался в памяти людей каким-то уродом. Обязательно выясню, что произошло на самом деле. – Она сует мне в ладонь что-то железное, твердое – связку ключей. – Это совсем рядом. Дом шестьдесят два. Я настаиваю.

Я пытаюсь вернуть ей ключи.

– Благодарю, но мы как-то не…

– Вы уверены? – Она приподнимает брови. – Там ванна на лапах.

На лбу у меня выгравирован мой пунктик, что ли?

– Неужели?.. – выдыхаю я.

Джуд на секунду опускает голову, потом нехотя поднимает наши чемоданы.

– Номер шестьдесят два, говорите?

Прежде чем выйти, я задерживаюсь у пристенного столика.

Читая отзывы об этом доме, я обратила внимание на фотографии с гостевой книгой. Пусть таких, как я, дразнят «ботаниками» – все равно я мечтала оставить в этой книге свой отзыв для будущих гостей. На полях, рядом со своим отзывом, я бы нарисовала кальмара…

И верно, на столике красуется книга в кожаном белом переплете, с золотым буквенным тиснением. Называется «Впечатления гостей». Не знаю, что заставляет меня схватить книгу и незаметно засунуть в сумку, к дезинфицирующим салфеткам и солнечным очкам. Джуд укоризненно качает головой. Я сама удивлена последовательностью своих действий после обнаружения трупа. Даже подумать страшно, что еще я способна выкинуть! Лишь только замаячила перспектива раскрыть страшную загадку, как я исполнилась рвения. Наверное, играет роль сомнение, что полиция станет расследовать это убийство, не довольствуясь первоначальной версией. Не знала, что обладаю шестым чувством!

Чем бы ни объяснялось внезапное похищение ценной улики, я непременно верну ее уже завтра, когда исследую. Велика важность!

Глава 3
Майлз

Я слезаю с мотоцикла и закидываю себе в рот таблетку антацида.

В этот солнечный четверг Кейп-Код мил как никогда. Аж с души воротит, насколько мил.

Судя по табличкам на всех дверях, между жизнью и пляжем здесь стоит знак равенства. Пляжная жизнь – что может быть лучше? Жизнь на пляже лучше жизни где-либо еще. Лично я, правда, диву даюсь. Откуда у людей такое пристрастие к песку? Мне уже хочется умчаться куда подальше. Я уже от многого на свете отказался, но сейчас препятствием гнать куда глаза глядят служит Пол, мой друг. Не смог отказать своей подруге, подумать только! Однажды, когда я расколотил витражное окно церкви молодецким броском мяча, Пол меня не выдал. Поэтому сейчас я здесь. Я его должник, мы вместе выросли в Бостоне. Заплачу должок – а потом только меня и видели!

Моя задача – в порядке возврата долга – найти истинного убийцу Оскара Стенли.

В моей работе «охотника за головами» такое происходит сплошь и рядом. Семья правонарушителя все отрицает. Сын нарушил условия досрочного освобождения, но по похвальной причине – намерен сойти со скользкой дорожки. Дочь в бегах, но только потому, что предъявленное ей обвинение в сбыте наркотиков ложное, а ей никто не верит. Слыхал, не морочьте голову, в одно ухо влетело, в другое вылетело – как всегда. Моя работа – доставить нарушителя закона к двери полицейского участка и удалиться, посвистывая, с чеком в кармане. Вся остальная волокита и бюрократия – не мое дело.

Это дельце, правда, отличается от других: за него мне оплата не светит. Речь не идет о поимке беглого преступника. Никто не снабдил меня именем-фамилией, фотографией, историей судимостей. Все, что у меня есть, это здоровенный знак вопроса и намерение отплатить за давнюю услугу. Правда, услышав от Пола про этого Оскара Стенли, получившего по заслугам за подглядывание, а потом и вовсе пущенного в расход, я в кои-то веки склонен согласиться с версией местных полицейских. Папаша девицы вернулся и поставил точку. Мне потребуется день-два, чтобы окончательно это доказать – и облегченно перевести дух: дружеский долг исполнен, и я свободен!

По пути сюда, на Кориандер-лейн, я заехал к Лайзе Стенли за ключами. Говоря технически, это место преступления с желтой ленточкой перед дверью, но подчинение правилам – не мой конек. Никогда им не подчинялся. Потому и был неважным детективом, а уж мужем и вовсе никудышным. Может, и хранил верность, но когда забываешь про ту часть свадебной клятвы, где обещал «заботиться», все остальное катится к чертям.

С пляжа несутся смех и завывания Тома Петти. В небе кувыркается полосатый, как пчела, воздушный змей. Ветер приносит сильный запах хот-догов и бургеров. Сюда приезжают отдыхать целыми семьями. Люди ищут счастья.

А мне не терпится отсюда смотаться.

Я подбрасываю и ловлю ключи, шагая через улицу. Вот и дом с продиктованным мне номером. Здесь, как мне сообщили, произошло убийство. Фотографий с места преступления я не видел, зато располагаю описанием потерпевшего и не представляю, как убийца тащил через дом убитого с таким мощным телосложением. И главное, зачем ему было упрощать поиск тела? Нет, преступление, без сомнения, совершено в состоянии аффекта.

Поскорее бы с этим покончить.

Дойдя до середины улицы, я чувствую спиной чужой взгляд. Не спеша оглядываюсь через плечо и вижу молодую русую женщину лет двадцати пяти, поливающую цветок в горшке на крыльце одного из домов. Хотя «поливающую» – громко сказано: вода льется из лейки мимо горшка, прямо на крыльцо, частично – на ее голые икры, а она почему-то этого не замечает.

– Вам помочь? – резко обращаюсь я к ней.

Она с грохотом роняет лейку, разворачивается и врезается головой в закрытую дверь. Даже с расстояния ста ярдов видно, как у нее из глаз сыплются искры. Вот зачем я к ней полез?

Я достаю из кармана джинсов очередную таблетку антацида, забрасываю ее себе в рот и завершаю свое мерное шествие через улицу, чтобы сорвать и бросить на землю желтую ленточку. Уже занеся над порогом ногу, я слышу за спиной шаги – легкие, совсем девчоночьи. В стекле защитной двери отражается шумная соседка. Меня вдруг разбирает злость.

– Хотите вызвать копов? – Я грозно оборачиваюсь к ней. – Будьте моей…

Странное дело: в следующую секунду я забываю, что собирался сказать.

Раньше со мной такого не случалось. Обычно каждое мое слово нагружено целью и смыслом, и слушатель сразу улавливает, что в его интересах будет напрячь слух. Но сейчас мне невдомек, зачем я собирался ее облаять. Человек только что врезался лбом в дверь и испытывает боль. К тому же у нее забрызганы водой ноги, а главное, она…

Факты в студию: она чудо как хороша!

У меня правило: не смотреть на миловидную женщину дважды. Все миловидное мне противопоказано. Представьте трактор, восхитившийся одуванчиком: ну куда такое годится? Просто посмотреть – куда ни шло, но назначение тракторов – скашивать одуванчики. Мне ни к чему обращать внимание на веснушки, засыпавшие ее нос и хлынувшие с подбородка и щек на шею и на грудь, стиснутую розовым верхом от бикини. Один лишь цвет этой вещицы заставляет меня стыдливо отвести взгляд. Но при этом я не стыжусь мысли про то, как удобно улеглись бы ее груди в мои ладони… И все прочее: что бедра, что колени. Как было бы приятно обхватить ее лицо.

Затылком она едва достает мне до подбородка. Боже. Что со мной творится?

Я откашливаюсь.

– Я говорю, хочешь вызвать копов, Дюймовочка? Валяй! Они знают, что я здесь.

– Дюймовочка?! – возмущенно повторяет она и убирает со лба за ухо прядь волос, как будто нарочно, чтобы я увидел, какие у нее зеленые-презеленые глаза. Чтоб мне было пусто!.. – Да будет вам известно, на работе я самая рослая.

– Вы работаете одна или воспитательницей в детском саду.

Она немного колеблется, переступает с ноги на ногу.

– А вот и нет.

Я подмигиваю, она полна негодования.

– Я никогда не ошибаюсь.

Мне кажется или она краснеет, начиная с шеи? Боже, она лет на восемь-девять моложе меня, ей примерно двадцать пять против моих тридцати пяти. Разве мне пристало подмечать то местечко, где у нее врезается в плечо – совсем несильно – лямка лифчика? И я могу думать о том, как просунуть под эту лямку палец и приспустить ее? Развернуть эту Дюймовочку, как подарок к дню рождения? Да ни за что на свете!

Так, мне нужен секс! Это стало очевидно только сейчас, когда я вдруг возжелал незнакомку в сердце Города-Отпускников-из-Среднего-Класса и стал воображать, как смотрелись бы на ярком солнце ее соски, блестящие от моей слюны… Скорее всего, она замужем: незамужние девушки ее возраста не проводят отпуск в Кейп-Код. Провинстаун – еще туда-сюда, как и «семейная» часть Фалмута. Но где тогда ее обручальное кольцо?

Она замечает мой взгляд. Проклятье!

Она меняет позу, роняет руки, опять переминается на месте, перекидывает за плечо волосы. Похоже, только сейчас, в эту самую секунду, она осознала, что я мужчина и что она подошла ко мне практически в бюстгальтере и в обрезанных по самое не могу – так, что видны края трусиков – джинсовых шортах. А еще, что она вызвала у меня интерес, заставила гадать, ждет ли ее мужчина в том сахарном домике с вырезанными на ставнях сердечками. То, что она все это сообразила, легко читается на ее ошеломительной мордашке.

Отлично, начали с красоты, дошли до ошеломления.

Конечно, она замужем, балбес! Сделай свое дело и проваливай.

– Продолжайте поливать цветочки. Я занят.

– Знаю. Просто я… – Она не сразу находит, куда девать руки, и наконец упирает их себе в бока. – Мне интересно, какие у вас версии.

– Я только что приехал. – Я киваю в сторону своего мотоцикла. – Вы же видели, как я подкатил?

– Да, я обратила внимание на этот ваш гроб на колесах. Но должны же у вас быть какие-то… материалы дела? Предварительные мысли?

Я прищуриваю глаза в уверенности, что она струсит и отпрянет, как происходит с любым, кому не посчастливится удостоиться этого моего испепеляющего взгляда.

– Дело ваше. Хотите скрытничать – скрытничайте, мистер…

– Мое имя вам без надобности.

Состояние неуверенности – или разочарования – длится у нее от силы секунду. Потом она пожимает плечами.

– Я подумала, вдруг вы захотите со мной поговорить… – Строгий взгляд напоследок, разворот – и вот она уже уходит. – Все-таки это я нашла тело.

– Ну-ка, вернитесь.

– Даже не подумаю.

– Дюймовочка!

– У меня есть имя.

– Вернитесь и представьтесь.

Не пойму, что со мной: я ловлю себя на том, что догоняю эту молодую женщину, наверняка замужнюю, какого-нибудь Картера или Престона из домика на другой стороне улицы. Мое место сейчас – в доме, где произошло убийство, мне положено делать там фотографии, искать брызги крови и недостающие улики. Откуда у меня настойчивое желание узнать, как зовут эту женщину? Как ослик за морковкой, я тащусь за ее задницей, отдавая должное ее грации. Совсем сбрендил!

Она слегка замедляет шаг, и я едва не сношу ее с ног – так трактор подминает одуванчик. Мы останавливаемся лицом к лицу, но штука в том, что я на десяток дюймов выше ее, так что ей приходится задирать голову и морщиться от солнца. У меня екает в груди – ох, до чего же я не люблю это ощущение!

– Так это вы нашли тело, – говорю я, изо всех сил изображая профессионала, коим и являюсь.

Сделал свое дело – и ищи-свищи. Никакой вовлеченности. Таково мое кредо. Таков я сам.

Она останавливает взгляд на моих губах – ненадолго, но и этого достаточно, чтобы мне показалось, что я надел трусы на пару размеров меньше положенного.

– Ух…

Почему при мысли о ней я потею как подросток, несмотря на соседство мертвеца? Причем довольно свежего. Это зрелище не для нее. Видеть такое ни к чему женщине, поливающей цветочки и стукающейся лбом о дверь.

– Лучше скажите, что незамедлительно покинули дом. Вдруг там оставался убийца?

– Нет. – Она морщит носик. – Мы не спешили уйти.

«Мы», значит… Я хмыкаю – при приступе изжоги лучше не пытаться разглагольствовать. Есть у меня этот изъян – изжога, причина дурного нрава. Или наоборот.

– Вы с мужем?

– Мы с братом.

Куда подевалась изжога? Этот прихотливый недуг накатывает и отступает, как волны в море.

– Так вы здесь с братом. – Мне хочется услышать подтверждение, и я глушу облегчение кряхтением.

Она серьезно кивает.

– Личность нашедшего тело – информация первостепенной важности. Она должна фигурировать в деле.

Я отчаянно борюсь с желанием улыбнуться. Не иначе у меня нелады с головой.

– Мы не называем это «делом», Дюймовочка.

Она наклоняет голову набок – признак любопытства.

– Как же вы это называете?

– Старомодно и скучно: «заметки». Сама работа обещает быть такой же: скучной и скоротечной. Начать и кончить. Чувак подглядывал за компанией девчонок и был изобличен. Папаша психанул. Препирательства, перерастающие в рукопашную, приводят к смертельному исходу чаще, чем принято думать. Либо один уступает и жаждет мести, либо другой не желает давать спуску. Так и здесь.

– Вас наняла Лайза Стенли, сестра Оскара?

– Технически – да, но я оказываю услугу ее бойфренду.

– Вы с ней беседовали? Она говорила вам об обстоятельствах вокруг версии со смотровыми глазка́ми?

Я презрительно фыркаю.

– Так вы – сыщица-любительница? Насмотрелись сенсационных документалок на Нетфликсе и возомнили себя почетным бойцом сил правопорядка?

– Вообще-то я предпочитаю подкасты…

Теперь мой стон слышит вся улица.

– …но это не важно. Мне всегда нравилось все раскладывать по полочкам. Например, я вижу на вашей рубашке ниточку, и у меня руки чешутся ее оторвать. – Она манит меня к себе, и я подчиняюсь, подпускаю ее к ниточке, а на самом деле позволяю ей меня трогать. – Зачем две дырки, если целью было снимать постояльцев на камеру? Хватило бы одной. Нет, в какой-то момент некто подглядывал собственными глазами. Но это никак не мог быть Оскар Стенли: он просто не поместился бы в такой тесноте.

– А как насчет сначала просверлить дырки и только потом сообразить, что просчитался и не поместится? – Она кусает губу и молча ждет продолжения. – У поведения человека не всегда есть логика или причина. Люди сплошь и рядом совершают ошибки. Взять хоть меня: угораздило же меня согласиться на эту работу!

И я делаю ладонью жест, означающий «ступай себе». Серьезно, мне хочется, чтобы она спряталась в своем шаблонном отпускном домике на другой стороне улицы и больше не покушалась на мое спокойствие. Зачем мне обращать внимание на ее особенности? Зачем мне знать о родинке у нее над пупком? Зачем слушать, как она втягивает воздух, прежде чем начать говорить? Зачем вдыхать исходящий от нее яблочный аромат?

– Марш домой! Я сам со всем этим разберусь. Говорю же, это не займет много времени.

Еще немного постояв, она кивает и начинает от меня пятиться. Как оказалось, она успела изъять у меня желудок и теперь тянет его за собой, оставляя меня с бессмысленным ощущением потери. Нет, наплевать и забыть!

– Ладно, – бормочет она, поправляя бретельку своего бикини. – Если вам понадобится гостевая книга, я прихватила ее с собой.

– Угу, – отзываюсь я и уже отворачиваюсь, как вдруг до меня доходит услышанное. – Секунду… Вы забрали из дома гостевую книгу?

Она идет себе, сексуально так виляя попкой.

– Дайте знать, если вдруг понадоблюсь.

– Нельзя забирать улики с места преступления!

– Что вы сказали? – Она загибает себе ухо. – Эта желтая лента так шуршит, что я не расслышала.

– Не умничайте, – ворчу я. – Вы имеете дело с профессионалом.

Подойдя к своему крыльцу, она соблазнительно выгибает бедро.

– Нам обоим нельзя забирать улики, мы же не полицейские. По словам Лайзы, вы охотник за головами, так ведь? А я – учительница у второклашек.

Учительница у второклашек! Я почти не ошибся насчет того, почему она на своем месте самая рослая.

Судя по неохотной улыбке, она угадывает мои мысли. Я не успеваю взять себя в руки и отвечаю тем же – улыбкой.

Между прочим, такая реакция мне совершенно не свойственна. Чтобы исправиться, я стремительно мечу в нее шар:

– Дайте гостевую книгу мне, Дюймовочка.

Она беззаботно вспархивает на крыльцо.

– Дам, но с условием: вы будете сообщать мне обо всем, что выведаете, – говорит она через плечо.

Пора взглянуть в лицо фактам. Я – здоровенный грозный детина, но эта веснушчатая училка совершенно меня не боится.

– ДАЖЕ НЕ МЕЧТАЙТЕ! – кричу я в ответ.

Она машет мне одним мизинчиком и захлопывает за собой дверь.

Ее исчезновение сродни наступлению мрака, когда солнце прячется за тучу, и то, что я так на это реагирую, повергает меня в уныние. Наше знакомство продлилось всего минут десять. Она сознательно утаивает нечто, способное облегчить мой труд. А главное, она – женщина не в моем вкусе. Совершенно не в моем! Бывает, я привожу к себе домой женщину подходящего возраста, обычно разведенную, как я, и разделяющую мое презрение ко всяческой романтике, к настоящей любви, к счастью до гроба. Дисней успешно впаривает эту чушь девочкам с самой колыбели, так что мужчинам всю жизнь приходится с этим считаться. Но только не мне, покорно благодарю! Мне достаточно глянуть на женщину одним глазком, чтобы угадать ее непомерные ожидания. Дарить ей цветы? Какое там, здесь пришлось бы высадить целый сад и вплыть туда с ней в танце, при свете звезд. Она из тех, кто мечтает о замужестве, – гарантией этого служит то, что она отдыхает в Кейп-Код, а не на побережье Нью-Джерси и не во Флориде. С ней не получится покувыркаться ночку на сене, а жаль, мне подавай именно это.

Ничто другое меня не интересует.

Изо всех сил гоня прочь мысли о зеленоглазой угрозе, я пинком распахиваю дверь и вваливаюсь в дом. Здесь попахивает гнилью, но не так сильно, чтобы зажать нос. Симпатичное местечко, в таком не придет в голову искать глазки для подглядывания и скрытые видеокамеры. Первым делом я направляюсь в постирочную, включив на смартфоне камеру. Судя по следам крови на стене и по черной луже с ошметками плоти на полу, убийство произошло здесь. Преступник вошел бы, скорее всего, в заднюю дверь дома, и я двигаюсь туда же. Замок цел, но это ничего не значит: ко времени убийства он мог быть отперт, и тогда во взломе не было необходимости.

Я поднимаюсь в хозяйскую спальню, где сержусь на себя за то, что кошусь на кровать, в которой она собиралась спать. Она бы в ней утонула!

Другое дело, если бы мы с ней спали здесь вдвоем…

При одной этой мысли меня окатывает волна возбуждения. Мы вместе в постели, вернее, она сидит на мне верхом, я бы не стал располагаться сверху из опасения нанести ей телесные повреждения… Надо ведь учитывать разницу в росте и в размерах… Я в постели вовсе не ласковый теленок, а она… Ласка – это как раз то, что ей нужно, верно?

– От меня она этого не дождется, – бормочу я себе под нос и скребу в затылке. Спрашивается, чего мне неймется? Откуда эта нервозность? Вероятно, мне просто требуется украденная кое-кем улика. Какая дерзость – умыкнуть улику прямо из-под носа у копов!

На первый взгляд она – сама невинность, но в действительности она чертовка с бунтарской жилкой.

Выбрось это из головы, не гадай, куда заведет ее эта жилка.

– Она не в моем вкусе! – напоминаю я себе и поднимаю телефон, чтобы сфотографировать чертовы дырки. Но мой палец застывает над кнопкой, я задираю голову и подбираюсь ближе к отверстиям.

Текстура древесины по краям обоих дырок указывает вовне, в направлении спальни. А это значит, что эти дырки просверлили сверху вниз, из тесного потайного места.

– Что за чертовщина?!

Оскар Стенли был здоровенный малый. Ему пришлось бы изрядно постараться, чтобы изловчиться и просверлить такие дырки, не находясь на техническом этаже. И все тот же вопрос: зачем сверлить целых две дырки, если не собираешься через них подглядывать?

Я еще не готов отбросить банальную версию, что Оскар Стенли был вуайеристом, подглядывавшим за своими жильцами, но текстура древесины заставляет ставить ее под сомнение. Как ни велико мое желание разделаться с этой работой поскорее, мне претит оставлять вопросы без ответа и закрывать дело, ткнув пальцем в неправильного подозреваемого только из соображений удобства.

По словам Пола, копы уже толковали со вспыльчивым папашей, Джаддом Форрестером. Тот отрицает, что стрелял в Оскара Стенли, и признается только в драке с ним несколькими днями раньше. Я должен сам с ним поговорить. Чтобы решить, правду он говорит или лжет.

Кроме того…

У кого еще был – или есть – доступ сюда?

– Откуда мне это знать? – беседую я сам с собой, спускаясь по лестнице. – У меня же нет чертовой гостевой книги!

Выхожу наружу – и вижу ее. Она наблюдает за мной из окна своего домика, закусив губу. Встретившись со мной взглядом, она шарахается от окна, но я успеваю покачать головой и поманить ее пальцем. Теперь ее очередь отрицательно качать головой. Я перехожу улицу, поднимаюсь на ее крыльцо, стучу в дверь.

– Вы будете держать меня в курсе? – осведомляется она через дверь.

– Нет.

– А мне бы так хотелось…

– Сказано, нет.

– Очень прошу!

В подтверждение своей непреклонности я готов вышибить дверь, но ее мольба заставляет меня замереть. С какой стати? Какие-то два словечка – но она так их произносит, что меня прошибает пот. Кто посмеет отказать этой женщине? Особенно когда она просит полным надежды и одновременно повелительным голосом. Талдычить «нет» – значит ее разочаровать. Я и так слышу, как убывает ее оптимизм, а это… нехорошо. Разочаровать ее – все равно что наесться битого стекла. Способен ли я ответить «да», лишь бы сделать ей приятно? Сам не знаю. Но на противоположное определенно не способен.

– Зачем? – Я складываю руки на груди. – Почему вам это так важно?

Секунда-другая – и дверь медленно приоткрывается. В щели появляется ее личико, и мне совершенно не по нраву, как расширяется, а потом стискивает мне сердце грудная клетка. Учащенное сердцебиение мне тоже не по нраву. Черт, какая красивая женщина! Такая нежная, из тех, в чьем присутствии так и тянет геройствовать.

Но это, естественно, касается других, а не меня.

Она озирается через плечо – ищет брата? Снова повернувшись ко мне, она говорит неуверенным шепотом, заставляя меня наклониться, чтобы расслышать. Заодно я считаю золотые блестки на ее зеленой радужке.

– Я не отличаюсь храбростью, – тихо говорит она. – Но разумности мне не занимать, и я всегда забочусь о безопасности. При виде мертвеца я не спрятала голову в песок, а сохранила спокойствие и вызвала полицию. Нашла для нас с Джудом одеяла, дала подробные показания детективу Райту. Я не готовилась к ситуации вроде этой, думала, что разревусь, буду задыхаться, умру от страха. И уж точно похватаю вещи и сбегу домой. Но ничего этого не произошло. Сама себе удивляюсь. Теперь мне хочется как-то помочь расследованию. – Она моргает, темная бахрома ресниц медленно поднимается и опускается. – Вы видите в этом смысл, охотник за головами?

Она все еще не знает моего имени. Так держать!

Это потому, что меня подмывает спросить, не нужно ли ей одеяло прямо сейчас? Если бы она произнесла мое имя, я бы совсем пропал. Почему-то я уверен в этом так же твердо, как в том, что мне подвластны потроха любого «Харли-Дэвидсона». Врать не буду, ее объяснение пробило в моем животе дыру, через которую уже улетучилось все мое раздражение. Было – и нету. Что меня занимает, так это то, кто ей наплел, что она трусиха. Охотно прикончил бы этого лгуна!

– Как я ни старался вас напугать, вы не дрогнули… – говорю, вернее, кашляю в кулак я, озираясь. – По мне, это настоящая храбрость.

Снова на нее глянув, я убеждаюсь, что она мне улыбается.

И это не вынужденная гримаса, а широкая улыбка от всей души. Для меня это равносильно хуку в челюсть.

– Ух ты…

– Вы совсем не страшный, – заверяет она меня, вся сияя.

– Нет, страшный! – не соглашаюсь я, потому что сейчас это совершенно необходимо. Мной руководит инстинкт самосохранения. Сам себя не узнаю! Что со мной стряслось за последние полчаса?

– С кем ты разговариваешь, Тейлор? – Задавший этот вопрос мужчина появляется у нее за спиной. Он трет кулаком глаза и зевает во весь рот. Разлепив глаза и обнаружив в дверном проеме меня, он пятится и давится ругательством.

– Чтоб меня!.. Господи Иисусе!

– Видите?! – Мне трудно выбрать между удовлетворением и смущением – плохо знакомой мне эмоцией. Я всегда отказывал ей в праве на существование. Но теперь, когда до этой женщины доходит, что я чудовище, а она красавица, я вынужден пересмотреть и эту свою привычку.

Она, впрочем, продолжает улыбаться.

– Хотите войти и полистать гостевую книгу? – Она распахивает дверь. – Я только что сделала лимонад.

Мне не нравится, что я с такой скоростью изменяю себе, поэтому с нажимом отвечаю:

– Я похож на любителя лимонада? – Я захожу в дом, и они оба – она и ее брат, кажется, она назвала его Джудом – шарахаются от меня как от чумы. Братец покровительственно загораживает сестрицу. – Вот от пива не откажусь.

– Конечно, – говорит Тейлор и толкает брата локтем под ребра. – Он согласен принять нашу помощь в расследовании убийства!

– Я этого не говорил…

Но она уже шмыгает в кухню.

Боже, во что я влип?