Текст книги "Ведьмины штучки"

Фурри о Лани

Жила-была Лань. Молодая и длинноногая, носилась она по просторам заповедника. Однажды подошла Лань к озеру напиться. Наклонилась и вдруг увидела, что появились вокруг её прекрасных глаз морщины, на лбу пробились первые седые шерстинки, да и рожки уже не такие блестящие, как раньше.

С досады цокнула Лань каблучком.

– У тебя всё в порядке? – участливо спросила недавно приехавшая из Африки прелестная Газель.

– Молодость проходит, а я всё одна.

– У такой красавицы и нет никого?

И они пошли по тропинке.

– Были, да всё олени попадались, – вздохнула Лань. Она сорвала жгучую крапиву, оторвала губами от неё листочек и, задумчиво жуя, добавила: – Наверное, я очень переборчивая. А теперь уже поздно – кому нужна старая дева?

– Юнцам, конечно, нет, но ты ещё в хорошей форме! И пожилые, и вдовцы вполне могут тобой заинтересоваться, – приподняв оранжевую юбку с кружевными воланами, Газель изящно перепрыгнула лужицу. – Погоди! Ну конечно! У нас в Африке есть знакомый Козёл. Неженатый. У него своя фирма по продаже силиконовых рогов и копыт, и… Солидный, с достатком. Это же то, что нужно!

И вскоре Лань, слегка растерянная от круговерти событий, уже летела «Аэрофлотом» в незнакомую Африку.

Стали они с Козлом жить.

Лань вовсю старается, за свежей зеленью на дальнюю поляну через весь город несётся, новые рецепты салатов переписывает, панна-котту на козьем молоке для Козла готовит, тирамису мадерой пропитывает, профитроли. Всё мужу угодить хочет.

И Козёл растолстел, расслабился, брюзжать начал, то бананы ему не те, то ананасы слишком сладкие. Обнаглел, говорит Лани, никуда, мол, от меня не денешься, ты ж как козий сыр в масле катаешься. В гости пойти – новое платье надеть, просто погулять – у Козла не допросишься. Сидит вечерами в старом кресле, в старом халате, пиво пьёт, сигары курит. Роги стал протягивать.

Однажды посмотрела Лань на Козла – лысый, дурно пахнет, бородой трясёт. Вспомнила, как вольно ей было незамужней, как носилась она по родному лесу! Подумала: «И чего не хватало? Жила ведь расчудесно!» Подружек своих представила, что сидят в этот час на кухне, кофе пьют, её вспоминают.

Купила билет и, не простившись, уехала.

Всё ей дома таким родным и милым показалось: и лесок, и щегол на веточке, и тропинка к озеру. Наклонилась над водой, улыбнулась своему отражению.

– Насовсем? – услыхала она над ухом приветливый голос Газели.

– Насовсем! – вздохнула счастливая Лань.

– Что ж так-то?

– Знаешь, Газель, ты не обижайся! Но… Козёл – он и в Африке – Козёл!

Уж лучше одной быть, чем с Козлом жить.

Про мыша

Молодой мыш придирчиво всматривался в своё отображение в зеркале. Белая батистовая рубашка и серый смокинг сидели на нём идеально. Изящный и почти красивый. Мыш двумя лапками поправил чёрную бабочку, затем провёл по шёлковым ушкам. Это ничего, что он щуплый и ростом невысок. Не Мел Гибсон, но на Олега Меньшикова в «Покровских воротах» похож. К тому же упрям и умеет идти к цели. Добился же он приглашения дамы.

– Сё-ом-а, – позвала из соседней комнаты бабушка, – может, ты не пойдёшь?

После без вести пропавших родителей бабушка вырастила своего дорогого внука, держа его поистине в ежовых рукавицах. Она сидела в огромном кресле, едва в него втиснувшись, и вязала ему носочки. Словно он, преуспевающий бизнесмен, когда-нибудь их наденет!

– Сёма!

Ох, до чего у неё грубый, громкий, совсем не мышиный голос!

– Да, бабу-уля, – пропел мыш, нанося на себя последний штрих – капли французского парфюма.

– Сёмочка, не ходи! Ну не пара она тебе, – завела старую песню старая мышь, – ты только посмотри на себя, ты – красавчик, умница, каких мало. А она?

– Ох, бабушка, не начинайте!

– Oy vey iz mir¹! Развратная, потасканная… кошка! И ребёнок у неё нагулянный. Каждую неделю то в театр, то в ресторан. Это ж с каких денег?

Красавица Ида из соседнего дома была давней мечтой Сёмы. С детства. Её зелёные глаза навеки покорили сердечко маленького мыша. Ещё до армии он был тайно в неё влюблён, и об этом, конечно, знал весь двор. Сёма часами мог стоять под её балконом, смотреть на два заветных окна и провожать Иду взглядом, когда она, перекинув свой длинный хвост через лапку, проходила мимо него на высоченных лабутенах.

– Сёмочка, деточка, а какая дочка подросла у тёти Песи! Цимус! ² Маленькая, аккуратненькая, глазки как бусинки. Не мышка, а принцесса. Шейн ви голд! ³ И работает в аптеке. Это так выгодно сейчас работать в аптеке! Пожалей свою больную бабушку! Не ходи к ней, к этой проститутке.

– Она не проститутка, бабушка, – шепнул на ушко бабушке молодой мыш и, уколовшись о жёсткий ус, поцеловал её в щёку, – она хозяйка сети ресторанов.

– Шлимазл!⁴ Ой, вэй, ой, вэй! – причитала бабушка. – Что мне делать с этим мишугинер!⁵Иди. Иди! Но знай, твоя бабушка сейчас ляжет и начнёт умирать!

Элегантный Сёма шёл с роскошным букетом цветов, в котором были вплетены веточки валерианы. Вечные старушки на лавочках качали своими серенькими всезнающими головками и перешёптывались:

– Съест она его.

– Как пить дать – съест.

– И не подавится!

Сёма позвонил в заветный звонок. Его ладошки покрылись холодным потом, сердчишко бешено стучало.

Дверь отворилась. Чёрная лапа с красными когтями легла на серую ткань фрака.

– Вы как раз к ужину, – раздалось радостное мурканье.

________________________________

¹Oy vey iz mir (идиш) – о, горе мне.

²Цимус – сладкая.

³Шейн ви голд – красива как золото.

⁴Шлимазл (с иврита «шейлем мазаль») – полное счастье, но переводится совсем наоборот.

⁵Мишугинер – сумасшедший.

Вирус Геронтос

«Я!» – первая мысль, следом другая: «А кто я?»

Раздражал ослепительный свет. Женщина, не открывая глаз, поморгала. Осязание разливалось по коже. Осознание из крохотной точки устремлялось по извилинам, заполняло мозг. Чужая кровь струилась по артериям, венам и капиллярам. Тело пекло.

Женщина застонала.

Появился слух. По громкому шороху она поняла, что рядом кто-то есть.

– Пришла в себя! – девичий шёпот прозвучал как гром, больно отдаваясь в ушах.

Нина Семёновна поморщилась. «Сейчас эта девочка позовёт кого-нибудь, и я оглохну», – подумалось ей.

– Илья Сергеевич! Она пришла в себя! – слова слились в один оглушительный гудящий ком, внутри которого дробились на тысячи отдельных звуков, рассыпа́лись дзинькающими иголочками. Ощущение было неприятным.

Послышались шаги.

– Эда, я же просил вас, не так громко! Она ещё очень чувствительна, – мягко пожурил мужчина.

«Илья Сергеевич? Илюша?! Неужели? – женщина вдруг поняла, кто она, её охватило безмерное счастье и покой. – Со мной Илья, значит, всё хорошо».

Илья Сергеевич погладил её по руке:

– Нинушка, голубушка, слышишь меня? Родная моя, потерпи! Это только сейчас больно смотреть, больно дышать. Главное – ты со мной… и, – в голосе Ильи Сергеевича угадывались слёзы радости, – всё хорошо, всё хорошо… Мы вместе…

Нина Семёновна, оставшись одна, то выплывая в реальность, то погружаясь в своё прежнее недавнее состояние, всё ещё слышала Его слова: «Ничто в мире не случается без меня…»

А в это время Илья Сергеевич входил в кабинет Ириды Анатольевны.

***

Ирида Анатольевна интересовалась микробиологией со школьных лет. В институте увлеклась вирусами и проштудировала всю возможную информацию начиная с 1892 года, когда Дмитрий Ивановский, исследовав заражённые невидимо чем бессарабские плантации табака, доказал существование «фильтрующихся» бактерий, которые после были названы вирусами. Работая и в биологическом кружке института, и в аспирантуре, Ирида Анатольевна ставила опыты по физиологии, анатомии растений, выполняла научные эксперименты.

Однажды светило биологии директор МЦЗ – Медицинского центра Земли – Илья Сергеевич Лифанов по доброте душевной назвал её коллегой. И амбициозная Ирида Анатольевна не на шутку заработала локтями, правдами и неправдами достигая успеха. Вскоре она поняла, что критиканство – верный способ возвысить себя за счёт ближнего. Выискивая в работах других несущественные погрешности, Ирида Анатольевна делала на них акцент и тем самым убивала всех зайцев: показывала, какой она «грамотный» специалист, лишала очередного соперника душевного равновесия, уверенности в себе и морально уничтожала его. Такие шаги возымели действие. Сначала имя Фоминой зазвучало среди выдающихся естествоиспытателей. Затем присвоенное ею открытие молодого безвестного учёного принесло славу микробиолога с мировым именем. Прошло время, и профессору Лифанову пришлось потесниться на пьедестале – ученица заняла его должность. Ирида Анатольевна стала директором Центра. Ирида Анатольевна почивала на лаврах.

Ирида Анатольевна была одинока.

У неё, у рыжей, с грубыми чертами, с заносчивым характером, и так было мало шансов на успех. Убеждённость в своей правоте, непреодолимое желание всех и вся поучать, злой язык не допускали в её биополе даже подруг. С годами Ирида Анатольевна стала жёстко-нетерпимой к своему окружению – к коллегам и персоналу Центра. Подчинённые, услыхав тяжёлую поступь Ходячего Вируса (так её прозвали лаборанты), прятались, словно мыши. Работать под её руководством было настоящим стрессом. В её кабинет заходили в полуобморочном состоянии. Её терпели, но недолго, от неё уходили. «Бездарности, – унижала она людей, – таких, как вы, – как грязи! Да у меня очередь на ваше место. Неучи!» А уверенность в безнаказанности испортила и без того несносный характер Ириды Анатольевны. Лишь один человек игнорировал придирчивые выпады Ириды Анатольевны, его авторитет и мировая известность были надёжной защитой от её интриг и ядовитых стрел.

***

Илья Сергеевич был живой легендой и гордостью Медицинского центра. Его труды лежали в основе микробиологии и усердно изучались как молодыми вирусологами, так и профессорами. Илья Сергеевич, живший, по представлениям студентов, чуть ли не в средние века, словно прибыл на машине времени и теперь ходил среди них, удивляя неординарным мышлением и добротой.

А Илья Сергеевич просто радовался. Он и раньше умел во всём видеть положительную сторону, а сейчас, когда было образовано Объединённое правительство Земли, самое страшное зло – во́йны – стало бессмысленно. На планете налаживалась мирная жизнь. Огромнейшие средства, выделяемые государствами на производство оружия, теперь вливались мощным потоком в развитие техники, науки, в космические изыскания, в разработки систем по защите Земли от угрозы из космоса, но главное, в культуру, образование и медицину.

Илья Сергеевич жил в просторной квартире, находящейся тут же, в Центре, на последнем этаже. Это было удобно, а ему, старику, больше и не требовалось. Окна, пропускающие ультрафиолет и озонирующие воздух, открывали перед ним панораму города. В свободные минуты, любуясь с высоты миром, он мог выпить кофе и выкурить трубочку ароматнейшего, крепчайшего на вкус, но абсолютно безвредного табаку.

Он быстро осваивал технические новинки быта и считал себя молодцом. Теперь привычного для него транспорта – автобусов, легковых машин, даже метро – не было. Телепортация – вот что до сих пор как ребёнка восхищало Илью Сергеевича. Прикасаясь к нужной точке миниатюрного шарообразного глобусина, он перемещался в любой пункт назначения, будь то соседний дом или новомодный курорт Антарктиды. При желании можно было в считанные секунды отправиться за город, уединиться после трудового дня, послушать птиц и журчащее пение кузнечиков.

Но больше всего он любил вечерние прогулки. По улицам, как когда-то по Арбату, неспешно гуляли люди – солидные и молодые. Они вдыхали чистый воздух города, беседовали, останавливались у витрин, у прекрасных объёмных картин, слушали стихи в исполнении современных поэтов, выражали своё восхищение стоящим тут же художникам и мастерам слова.

Илья Сергеевич трудился по четыре-шесть часов, хотя официально рабочий день длился всего три. Многие его коллеги, с радостью отдавая себя их общему делу, тоже предпочитали задержаться на часок-другой. Их совместные усилия в корне изменили основы вирусологии, устремили ряд научных направлений по другому пути. И однажды грипп – эта самая страшная болезнь ХХI века – был побежден методом Лифанова, его методом. Миру больше не грозили «испанка», ВИЧ, Эбола, Марбургский вирус, все эти Caudovirales и Herpesvirales, и прочие, и прочие. Гений Ильи Сергеевича, подпитанный новыми научными открытиями, одержал верх над вирусами, разработав совершенно отличный метод борьбы с ними.

Цель его жизни была достигнута. Он пережил восторг победителя, ликование коллег, поздравления друзей и знакомых и награждение правительства. И вот когда всё улеглось, а жизнь потекла по спокойному руслу, Илья Сергеевич вдруг в полной мере ощутил одиночество. Иногда он заглядывал в лабораторию, но коллеги уже углубились в новые проекты и были охвачены иными грандиозными идеями. И в этой чужой суматохе маленьких достижений со спорами во время работы, в курилках и за чаем Илья Сергеевич чувствовал себя неприкаянно.

Он стал чаще появляться в так называемых Старых Сити – специальных местах, где несколько улиц или сквер, парк, озеро сохранялись в том виде, в каком они были в прошлом веке. Там собирались и «крионированные»: люди, прошедшие через заморозку азотом. На старинных деревянных зелёных скамейках они играли в шахматы или домино, читали бумажные книги, гуляли по аллеям, предавались общим воспоминаниям. Это помогало им адаптироваться к новой жизни с её неизбежным прогрессом и новшествами.

Теперь Илью Сергеевича можно было видеть на Чистом озере. Он сидел всегда на одной и той же тенистой лавочке, опершись руками на трость, а подбородком на руки, и задумчиво смотрел на воду. О чём думал этот древний старик? О далёком былом? О краткости жизни? О неизбежности смерти? А может быть, он сожалел о том, что у них с женой не было детей и теперь он один-одинёшенек? Воспоминания о Нине охватывали его, и тоска тяжёлой волной накрывала, сдавливала грудь. Ниночка пожелала уйти в иной мир, не подвергая себя популярным тогда клонированиям и крионированиям. И он согласился. Но спустя годы Илья Сергеевич пожалел, что в своё время не настоял, не уговорил её. Как знать, может, сидели бы сейчас они рядышком и он, как тогда, держал бы в своей руке мягкую ладошку.

В тот день он смотрел на незнакомца в берете и длинной, до пят, тёмной накидке. Тот кормил хлебом одинокого лебедя, плывущего по озеру. Что-то было необычное в облике мужчины… И вдруг Илью Сергеевича озарило, решение пришло неожиданно. Как он раньше об этом не подумал? Будь что будет! Но он достанет из шкатулочки локон светлых волос, который до сих пор хранится вместе с обручальным кольцом и милыми Ниночкиными безделушками. Илья Сергеевич отважился на поступок – он взял на себя ответственность нарушить волю покойной.

Клонирование стало преддверием тавтонирования – точного повторения человека. Учёные уже провели несколько удачных экспериментов, и с уверенностью можно было говорить о будущем этого способа. А Илье Сергеевичу очень-очень важно, чтобы это была его́ Нина, с их общими воспоминаниями и переживаниями, а не клонированное существо, отдалённо похожее на неё. Здесь предстояла большая работа. В первую очередь надо было убедить Ириду Анатольевну в необходимости провести тавтонирование у них в Центре.

И Илья Сергеевич окунулся в новое для себя дело с особым рвением.

А через полгода он вошёл в кабинет Ириды Анатольевны с докладом об успехе на этой стадии тавтонирования. Объект, а для других у неё ещё не было имени, пришла в себя.

Но вскоре начали происходить события, которые изменили не только его жизнь, но и жизнь всего человечества.

***

В Медицинский центр один за другим стали поступать необычные пациенты. Эти люди старели, можно сказать, прямо на глазах. Цветущие молодые женщины и крепкие мужчины за короткое время покрывались сетью морщин, их кожа теряла упругость, появлялась дряблость мышц, сгибалась спина. Иногда в Центр обращались родители подростков. Заговорили о новом неведомом человечеству заболевании. У всех поступивших налицо были такие симптомы, как подозрительность, нервозность, крайняя раздражительность, агрессия. Других показателей этой странной болезни не было. Ни повышенной температуры, ни головной боли. Кардиограммы и кровь в норме, анализы хорошие. Лечение вкупе с физиопроцедурами и сбалансированным питанием не помогало, витамины оказались бесполезными. Эпидемия разрасталась, и пока остановить её не было никакой возможности. Медицинские светила спешно были собраны на внеочередную Всеземную научную конференцию. Говорили о биологических, социальных, психологических аспектах старения человека. Выдвигались причины страшного заболевания.

Сенсацией стал доклад Ильи Сергеевича Лифанова. Сделав ряд исследований, он пришёл к выводу, что источником заболевания является не что иное, как неведомый доселе вирус, которому Илья Сергеевич дал название Gerontosmicrovirales – микровирус Геро́нтос¹. В конце выступления академик поставил перед учёными две первостепенные задачи: во-первых, следовало выделить этот микровирус, во-вторых, в кратчайший срок найти способы борьбы с ним.

Эпидемия охватила всю Землю. Сейчас, когда на планете побеждены все смертельные болезни, человечеству угрожало вымирание от… старости. Это была катастрофа.

Но тут выяснилось, что вирус Геронтос проявляется и в другой форме.

***

Некоторые люди не только не старели, но более того, они с каждым днём выглядели всё лучше, всё свежее. Они стали активнее. Они явно молодели. Например, у старенького академика медицины Льва Яковлевича, человека мягкого, большого умницы, с которым Илья Сергеевич по вечерам перекидывался по конвертеру разок-другой в картишки, волосы вновь закучерявились, заблестели антрацитом, и однажды, подбривая бородку, Лев Яковлевич обнаружил, что в седых мягких волосках заструились чёрные пряди. Присмотревшись, он с изумлением увидел своё помолодевшее лицо.

У самого же Ильи Сергеевича за каких-нибудь полгода торс приобрёл упругость и гибкость, белая голова засеребрилась, а потом и вовсе потемнела, погустевшие волосы вновь, как когда-то в молодости, привлекали каштановым отливом. Казалось, годы отступили, нет, они повернули вспять, и не дать ему было не то что шестидесяти при его девятом десятке, а даже пятидесяти лет. Илья Сергеевич чувствовал необыкновенный прилив сил, он постоянно находился в каком-то радостно-приподнятом настроении. Тем более что Нина Семёновна полностью прошла курс реабилитации, и сейчас её физическое состояние соответствовало пятидесятилетнему возрасту, да и умственная активность, и память уже практически восстановлены. С каждым днём он всё больше узнавал свою Нину.

***

С очередной конференции Ирида Анатольевна вернулась раздражённой. «Этот, этот, – она никак не могла подобрать слово для Ильи Сергеевича, – он снова затмил меня, снова обошёл. Никак не уймётся, трухлявый пенёк». Чтобы успокоиться, Ирида Анатольевна наполнила ванну водой и кинула туда охапку лепестков роз. В отличие от других, она не любила купаться и загорать в «капсуле», где светило солнце и пели птицы. Погрузившись в воду, она настроилась на ПМП, прибор для передачи мысленного письма, и начала диктовать.

«Академик Лифанов стар и слеп, он не видит своих ошибок, – посылались обрывки фраз, которые затем обрабатывались, дополнялись и превращались в полноценный текст.

– Я же в свою очередь в докладе академика о вирусе Геронтосе… вижу несоответствия… которые вынуждена беспощадно критиковать… – На минуту она отключила ПМП, проанализировала ещё раз свои высказывания и продолжила: – Безусловно, я очень приветствую критику и в свой адрес, – Ирида Анатольевна в душе саркастически усмехнулась – ну-ну, пусть попробуют! Она сосредоточилась и стала диктовать уже без остановок: – Нам следует вместе работать над достижениями друг друга… Потому как…»

Ирида Анатольевна стала на коврик, туман, покрывший зеркало, завуалировал её лицо. Что-то лишнее уловило её зрение, насторожило. Она смахнула влагу со стекла. Так и есть! Две глубокие морщины бороздили кожу от ноздрей до уголков губ.

– Чёрт! – крикнула женщина. – Чёрт! Чёрт! Чёрт! Дьявол!

С каждым словом по отражению её лица, словно по треснувшему зеркалу, разбегались лучики морщин. Ирида Анатольевна загнула ненормативной лексикой. Лицо приобрело землистый оттенок. Пройдя в прихожую, она зажгла самый яркий свет, по старинке хлопнув руками, и вплотную подошла к большому зеркалу. Её тело, пусть некрасивое, толстое, но ещё утром крепкое и подтянутое, сейчас расплылось тестообразной целлюлитной массой. Ужасная догадка сверлила мозг. Было обидно. Ириде Анатольевне шёл лишь сорок шестой год.

Запела мелодия конвертера – Илья Сергеевич приглашал на разговор.

«Дурак», – ругнулась про себя старуха, всё ещё глядя в зеркало. И увидела, как рыжие волосы, собранные в небрежный пучок, покрылись пепельной сединой. Она накинула на себя синий пеплос, уже не модный в этом месяце, застегнула на плечах фибулы и потащилась к экрану. Хотя экрана как бы и не было. В этой части комнаты три окна составляли трапециевидную зону, внутри которой «располагались» звонившие по конвертеру. Конечно, они преспокойно сидели у себя дома. Но создавалась полная иллюзия их присутствия. Некоторые собеседники придвигали к невидимому экрану столы и, не выходя из своих квартир, устраивали чаепития. Ириде Анатольевне не совсем нравились эти вторжения, но она признавала, что такой способ общения удобен и экономичен.

Она села в кресло, мысленно включила конвертер.

– Ирида Анатольевна, сердешная, что с вами?!

– Глупый вопрос, Илья Сергеевич, – услышал в ответ академик каркающее недовольство, – а то вы не видите! Это всё ваш Геронтос!.. – Ирида Анатольевна распалялась.

Илья Сергеевич, пропуская бранные слова, как мог успокаивал несчастную.

– Как же вы так? Ничего, ничего. Наша терапия поддержит вас, а мы в самое короткое время что-нибудь… Мы найдём выход… Кажется… Кажется, я понял, в чём причина!!!

***

Прошёл год.

Молодые мужчина и женщина сидели обнявшись на лавочке и смотрели на воду Чистого озера.

– Вот, Нина, здесь я и решил вернуть тебя.

– Ты всё сделал правильно, Илюша. Я так счастлива быть с тобой!

– Подумать только, мы бились над проблемой, искали этот проклятый вирус Геронтос, а решение, вот оно – на ладони. Этот вирус, как ему и положено, не размножается без другого организма, более того, он живёт и размножается лишь в человеческой клетке. Я искал противоядие, а оно тут бессильно, его нет. Я понимал, что надо посмотреть на проблему с другой стороны. И когда встретился по конвертеру с Иридой Анатольевной и увидел, как она во время нашего разговора при каждом грубом слове менялась, я понял, в чём тут дело! Люди, которым присущи злоба, зависть, гордыня. Люди, унижающие достоинство ближнего, за глаза уничижающие его личность, люди, которые назойливо поучают других, что тем делать, а что делать не следует, эти люди, заразившись вирусом Геронтос, обречены на скорую старость и смерть. Люди добра и сострадания, принимающие этот мир с удовольствием, люди милосердные – могут существовать вечно, они бесконечно молоды, радостны и счастливы. Ты понимаешь, Нина, появилась новая форма бытия, новая форма существования человечества! Взрослым всегда будет столько, сколько им лет в душе. Конечно, были созданы специальные нанофильтры, и, в конце концов, мы его обнаружили, этот микровирус. Но с ним не надо бороться. Надо принять новую жизнь и следовать её правилам.

– Только сделать это ох как непросто.

– Ирида Анатольевна не смогла, хоть шанс у неё был. Не захотела стать человечнее, что ли. Она так и не поняла, что, уничижая других, сам не возвышаешься. Это очень трудно – изменить себя. Такие, как она, уходят. На Земле остаются лишь порядочные, честные, добрые!

– Да, многие люди изменились.

– Заметь, Нина, с Геронтос они изменились в лучшую сторону! И мы не будем бороться с ним – я добился этого! Сегодня ИЦ² передал, что Объединённое Правительство Земли приняло Закон о сохранении и бережном отношении к вирусу Геронтос. Люди будут учиться жить по-новому! Помнишь, как в том старом-старом фильме: «Человечество должно же когда-нибудь понять, что ненависть разрушает…»

– «…созидает только любовь!«³ – подхватила Нина Семёновна.

Молодая женщина положила светлую головку на плечо любимого. Она слушала его и думала о счастье быть рядом с мужем. Пусть сто, двести лет, сколько Бог даст! Им всегда будет так же хорошо, и спокойно, и радостно.

Она помнила, как, представ перед Ним, просила дозволения вернуться в эту жизнь, но одновременно высказала сомнения в правильности такого поступка, на что услышала ласковый и слегка ироничный ответ: «Посмотри на флору, – и перед ней открылась картина удивительных разнообразных растений, – посмотри на фауну, – и тысячи видов живых существ земли и моря показались ей. – Неужели ты всё ещё сомневаешься в бесконечности форм жизни?»

Мужчина обнял жену за талию, прижал к себе, вдохнул тонкий аромат волос. И в этот миг женщина почувствовала, как внутри неё словно чья-то маленькая ручка легонько провела по низу живота. Сначала от счастливой догадки перехватило дыхание, потом сердце забилось часто-часто, и умиление тёплой волной разлилось по телу. Это было чудо. Это была благодать. Это была новая жизнь.

***

Незнакомец в чёрном берете и длинной, до пят, тёмно-зелёной накидке кормил хлебом белоснежную пару лебедей. Улыбаясь, он шёл вдоль берега Чистого озера, а лебеди величаво плыли рядом и время от времени хватали в воде кусочки мякоти.

______________________________

¹Геро́нтос (от древнегреч. Γέρων – gerontos (лат.)) – «старик».

²ИЦ – Информационный Центр.

³«Человечество должно же когда-нибудь понять, что ненависть разрушает, созидает только любовь!» – фраза из кинофильма «В бой идут одни старики».