Текст книги "Сидни Шелдон. Сорвать маску-2, или Молчание вдовы"

– Но ведь эта версия имеет право на существование, так?

Мик покачался на пятках, размышляя. Никки Робертс в роли жертвы совсем ему не нравилась. Но на то он и детектив, чтобы не отвергать разумные версии.

Однако Джонсон упрямо молчал.

– Да брось, Мик, не упирайся.

– Ладно, пусть так. Но мы рассматриваем все версии.

– И это значит…

– И это значит, что мы не можем быть уверены в невиновности этой бабы. Равно как и в виновности, – буркнул Мик. – Но ведь все могло быть иначе.

– Как именно?

– Робертс тайно ненавидела Лизу Флэннаган.

– За что же?

– Ну она же вся из себя моралистка. А пациентка – охотница за деньгами, разрушительница семьи. Может, Робертс не одобряла ее поведение.

– И поэтому жестоко убила? Версия так себе.

– Правда? Вспомни, Лиза Флэннаган почти разрушила семью Баден, да еще сделала от старого хрыча аборт. А у Робертс не может быть детей, – рассуждал Джонсон. – У некоторых баб на этой почве срывает крышу.

– А я гляжу, ты великий знаток женщин.

– О, тут и знать нечего. Представь, как ее бесило слушать россказни этой богатой сучки, которая убила невинного младенца.

– Ладно, ладно, – примирительно сказал Гудман, чувствуя, что напарник снова распаляется. – Давай разрабатывать обе версии. Предлагаю завтра начать опрашивать пациентов. Делим медицинские карты пополам – и вперед.

– Идет.

Наконец из-за угла мелькнули фары «тойоты». Джонсон грузно рухнул на заднее сиденье. Гудман подождал, пока он устроится, и сунул голову в салон. Надо было ковать железо, пока горячо.

– Последний момент, Мик. Между тобой и Робертс что-то произошло? Поэтому тебе трудно быть объективным?

Джонсон гадко ухмыльнулся. Вопрос его позабавил.

– Угадай.

– Я серьезно. Есть что-то, что я должен знать? – настаивал Гудман.

Напарник запрокинул голову на подголовник и прикрыл глаза, пьяно улыбаясь.

– Спокойной ночи, Лу, – сказал он, нащупал кнопку поднятия стекла и закрыл окно.

Из полицейского участка Никки ехала длинным путем и максимально медленно. Домой возвращаться не хотелось, но куда еще податься, она не представляла. Выехав на шоссе 10, она покатила вдоль побережья, даже не глядя на море. В голове крутились разные воспоминания, связанные с Дугласом и Треем.

«Эй, Никки, смотри, кто со мной приехал. Это Трейвон. Он очень способный. Я верю, что он с легкостью дойдет до третьей ступени».

Трей дошел до третьей ступени, а затем и вовсе смог избавиться от зависимости. Его появление наполнило жизнь супругов особым смыслом. Они боролись за него вместе. Этот парнишка связал их воедино и сделал настоящей командой.

Никки вспоминала, как они с Дугласом приехали на выпускной Трея – тот закончил среднюю школу. Дуглас улыбался, а она чувствовала себя по-настоящему счастливой и была горда успехами мужа: его чутье и вера в Трея подарили парнишке новую жизнь.

Но все это осталось в прошлом. Трей больше никогда звонко не рассмеется, сверкая белыми зубами. Он мертв.

Как и Лиза.

Гибель Дугласа стала для Никки настоящим шоком. Сердце невыносимо ныло изо дня в день, словно кто-то тянул из него невидимые ниточки, распуская, как клубочек. Порой ей казалось, что она не переживет свое горе. Но Никки выжила и даже научилась жить с этим горем.

И вот новая беда.

Никки знала, что должна позвонить матери Трея, но не могла собраться с силами.

Подъехав к дому, Никки заперла машину и подошла ко входной двери.

Дверь была распахнута. Ноги Никки словно вросли в землю.

Сегодня понедельник. По понедельникам приходила домработница Рита, но время было поздним. Быть может, она забыла закрыть за собой дверь? Однако прежде Рита никогда не проявляла подобной рассеянности, а ведь она работала у Никки уже шесть лет.

Неужели дверь взломали?

Сердце тяжело ухнуло вниз.

А если вор еще внутри?

Самым разумным было сесть в машину, отъехать от дома и вызвать полицию. Однако гнев заглушил голос разума.

Это же ее дом! Ее прибежище! Никки отказывалась поддаваться страху.

Переступив порог, нащупала выключатель и зажгла свет.

– Кто здесь? – крикнула она и принялась ходить из комнаты в комнату, громко топая, двигая предметы, включая везде освещение, словно надеялась отпугнуть этим воров. – Немедленно убирайтесь, кем бы вы ни были!

Минут через пять стало ясно, что в доме никого нет, все вещи лежали на своих местах. Дом выглядел безупречно прибранным.

Должно быть, все же Рита забыла закрыть дверь.

Вздохнув, Никки прошла в гостиную, налила себе виски и с чувством гордости, что не поддалась страхам, отправилась в спальню.

Лишь устроившись среди одеял и подушек, она заметила пропажу.

Свадебная фотографии в серебряной рамке, на которой ее обнимал счастливый Дуглас и которую она хранила вопреки всей боли, исчезла.

Глава 15
Лана

Лана Грей тряхнула волосами и, презрительно дернув плечом, искоса посмотрела на Антона Уайлдерса.

– Потому что я так сказала, Рокко.

Она чуть наклонилась к режиссеру, отчего ее полные груди едва не выскочили из декольте платья от Виктории Бэкхем.

– Да. Потому что. Я. Так. Сказала.

– Стоп, спасибо, – раздался нудный голос на заднем плане.

На нудный голос Лане было плевать. Точно так же как и на толпу старлеток, которые мечтали быть замеченными великим режиссером.

Лана знала, что он едва ли запомнит их лица.

«Потому что он запомнит мое лицо! Я лучше всех. Антон Уайлдерс сделает меня звездой, потому что я этого достойна!»

Ах, сколько потребовалось усилий, лжи и изворотливости, чтобы попасть на это прослушивание. Агент Ланы Джейн перетрясла все старые и новые связи, чтобы прорваться через толпу сторожевых псов, окружавших Уайлдерса.

– Лана Грей слишком стара для Селесты, – заявил Чарли Майерс, один из помощников режиссера. – В запросе четко обозначен возраст – от двадцати двух до тридцати двух. А сколько твоей Лане? Сороковник?

– Отнюдь! И выглядит она на двадцать пять, – настаивала Джейн, у которой была железная хватка. – Лана рождена для этой роли. Позволь мне обсудить это с Антоном.

– Исключено.

– Но я не оставлю тебя в покое.

– Напрасно. Джейн, Лана слишком стара.

«Пошел ты, Чарли! – думала теперь Лана, обольстительно улыбаясь режиссеру, который тепло улыбался в ответ. – Антон хочет меня. Он даст мне роль!»

– Лана, дорогая, браво!

Антон приблизился и запечатлел на ее щеке поцелуй, при этом игриво ухватив Лану за задницу. Все малолетки за сценой позеленели от зависти. Пусть проваливают, бездарности!

– Тебе понравилось?

– Какая игра! Ты великолепна.

– Благодарю.

Великолепна. Лана знала, что это так.

Послав Антону игривый взгляд из-под ресниц, она чуть отстранилась, и рука режиссера соскользнула с ее задницы.

– Я знала, что это моя роль. Едва прочитав сценарий, я сказала Джейн, что создана играть Селесту.

– Истинная правда. И я бы с радостью пригласил тебя. Видит бог, ты удивительным образом вживаешься в образ. – Антон плотоядно оглядел декольте Ланы. – Но увы, я связан контрактом. Студия хочет пригласить Гарри Ривза на роль Люка. Я узнал об этом только утром.

– Гарри Ривза? – Гарри недавно исполнилось девятнадцать. Звезда фильмов Диснея, розовощекий младенец с пушком на щеках! – Гарри Ривза?

– Я сам в шоке.

Лана чувствовала, как цепенеет тело, как застывает на лице улыбка.

– Это окончательное решение?

– Печальная новость, да? – Ладонь Уайлдерса принялась путешествовать вниз по ее спине. – Однако ты все равно богиня и невероятно талантлива. Но пойми, Гарри Ривзу ты не пара.

Краем глаза Лана заметила, как по толпе старлеток пробежал смешок.

– Но я могу предложить тебе другую роль, детка, – зашептал Уайлдерс ей на ухо. – Как насчет отсосать мой крепкий член, а? У меня номер в отеле.

Лана вежливо чмокнула его в щеку и сразу отстранилась.

– Ты слишком добр, Антон, – лучезарно улыбнулась она, чтобы малолетние сучки не заподозрили, что с ней говорили как со шлюхой. – Но как-нибудь в другой раз.

– Гляди не пожалей, – процедил режиссер ей вслед.

Лана шла прочь с прямой спиной. Новенькие лабутены, которые еще предстояло вернуть в бутик, звонко цокали по паркету.

– Следующая, – раздался нудный голос сзади.

Лана чувствовала себя жалкой, при этом внутри клокотал гнев.

«Да пошли вы к черту! Гори в огне, похотливый скот!»

Лу Гудман, сидя в неприметной машине, припаркованной недалеко от театра, наблюдал за Ланой Грей, которая выбежала из подъезда с перекошенным лицом, уселась на газон и сняла дорогие босоножки. Казалось, она вот-вот заплачет. Никто не обращал на нее внимания: в час пик пешеходы редко смотрят по сторонам.

Гудман открыл личное дело Ланы, лежавшее на пассажирском сиденье. Никки Робертс делала записи от руки, хотя в современном мире люди почти разучились писать ручкой. У нее был красивый бисерный почерк.

В каждом деле сверху лежала биография и краткое досье на пациента. Далее шли заметки, сделанные во время приемов. Гудману нравилась такая аккуратность.

Он принялся за чтение.

«Лана Грей, сорок пять лет, в разводе. Актриса. Причина первого визита – панические атаки и общая нервозность. Страх старости и потери работы, внутренняя неуверенность». Далее карандашом написан вопрос: «Финансовая нестабильность?» Чуть позднее эту запись подчеркнули маркером. «В разводе с 2005 года. Отношения, построенные на зависимости, разрыв в 2011 году. С 2009 года нет стабильной работы». И чуть ниже: «Сексуальная зависимость, вспыльчивость».

Между тем Лана сделала несколько глубоких вдохов и вроде взяла себя в руки. Она была не столь молода, однако обладала невероятно привлекательной внешностью, которую подчеркивали длинные рыжие волосы, длинные ноги с узкими лодыжками и тонкие черты лица, которые Гудман мог бы описать как немного старомодные.

Еще подростком Гудман смотрел сериал «Убегая в долину» и, как и все его сверстники, был без ума от юной Ланы Грей. Красные влажные губы, копна волос, белая кожа, пылающий взгляд… Актриса была секс-символом тех лет. Ее хотели мальчишки во всех американских дворах.

Должно быть, сознание, что старость постепенно захватывает столь прекрасное тело и красивое лицо, было для Ланы невыносимо.

Меж тем актриса достала телефон. Ее пальцы принялись скользить то вправо, то влево длинными смахивающими движениями. Лу не поверил своим глазам – актриса явно засела в «Тиндере»[2]2
  Приложение для знакомств.


[Закрыть]. Судя по тому, что ответов «понравился» было несравнимо больше, чем отказов, Лана пыталась кого-то снять. Гудману стало грустно. Тем временем актриса перешла в личный чат, что-то напечатала и, кивнув сама себе, встала и направилась к машине.

Лу Гудман последовал за ней.

Спустя три часа Лана Грей лежала на кушетке в кабинете Никки Робертс и изливала свое горе.

Нет, не горе. Гнев.

Яростный, отравляющий, болезненный гнев, который заливал все вокруг словно лава, словно смертельный яд. Слушать рассуждения Ланы Грей было непросто, но такова работа Никки. Она молча кивала, сохраняя на лице бесстрастное выражение.

– И этот мерзавец еще посмел хватать меня за задницу! Своими грязными лапами. Мерзкая похотливая тварь! – Слова вылетали изо рта Ланы будто пули. – Он предложил мне отсосать, словно я дешевая потаскуха. Еще бы денег предложил! А эти малолетки стояли и ржали надо мной! Словно оскорблять других невероятно забавно. Боже, как мне хотелось дать этому самовлюбленному гаду по яйцам, а потом избить каждую из этих бессердечных девок. Доктор Робертс, вы когда-нибудь испытывали подобные чувства?

Она резко посмотрела на Никки, и ту обдало жаром.

– Какие именно, Лана?

– Словно вы можете кого-то убить собственными руками. Убить с удовольствием, с радостью.

– Разве ты приходишь говорить обо мне? – мягко спросила Никки.

Лана горько усмехнулась.

– А-а, значит, вы тоже это испытывали. Я так и думала. – Она уставилась в окно. – Мне кажется, такие чувства могут нахлынуть на любого человека. Желание доставить страдания. Страдания, понимаете? Невыносимые страдания.

Никки внезапно подумала о Трее. Она и так думала о нем почти не переставая, а упоминание о страданиях отозвалось в сердце особенной болью.

Трей невыносимо страдал перед смертью. Как и Лиза Флэннаган.

Впрочем, мысли о Лизе были не столь болезненны. При мысли о страшной смерти пациентки Никки испытывала ужас и отвращение, возможно, еще жалость и сочувствие, но точно не боль. По правде говоря, Лиза никогда ей не нравилась.

Полные гнева и ненависти слова Ланы иголочками кололи Никки прямо в сердце. Она не была готова к подобным откровениям. Не сейчас. Не в этот ужасный жизненный момент.

О взломе дома миссис Робертс не сообщала. Почему-то ей казалось, что копы едва ли сочтут серьезным делом взлом двери с целью похищения свадебного фото. Она почти слышала издевательский тон толстяка Джонсона в участке: «Какое преступление! Пропавшее фото, ай да потеря! Мы немедленно вышлем отряд быстрого реагирования, пусть прочешут весь город».

Никки с усилием переключилась на пациентку.

– Скажи, Лана, по какой причине ты сосредоточила свой гнев на старлетках вокруг Уайлдерса, а не на нем самом? Разве не он оскорбил тебя сильнее всего? Он и тот мужчина, которому ты отдалась час спустя.

Лана провокационно раздвинула и сдвинула ноги.

– Тот, кого я подцепила, уж точно меня не оскорблял, доктор Робертс.

– В самом деле?

Лана прищурилась.

«Как смеет эта женщина меня осуждать? Молодая красотка, которую хотят все мужики! Баба на пике карьерного роста! Да что она могла знать о моих мучениях! О том, как тяжело чувствовать ускользающее время, пытаться удержать проходящую молодость! Да откуда этой надменной девице знать о моих муках?»

– В самом деле, – холодно ответила актриса, поджав губы. – Чем меня оскорбил мой случайный партнер? Он сделал со мной то, о чем я просила сама. Это же лучшее, что может дать вам сайт знакомств! Никаких вопросов, никаких границ. Делай что пожелаешь.

– То есть ты хотела, чтобы он причинял тебе боль? Тебе нравилось, что он тебя оскорблял? – хмурилась Никки.

Еще четверть часа назад Лану трясло, пока она рассказывала, как случайный знакомый причинял ей боль. И таких историй у Ланы было полно. Та жестокость, которую она позволяла – более того: просила у мужчин, – до сих пор ввергала Никки в ступор.

– Вы что, не поняли? Я хотела этого! – рявкнула рыжая бестия. – Я хотела этой боли, потому что я ей управляла! Боль была под контролем! Когда этот придурок режиссер хватал меня за задницу, я не могла управлять им. А эта боль в дешевой комнатке отеля – высший уровень контроля!

Никки едва не покачала головой.

Вот уж действительно управление своей жизнью: позволять постороннему мужику мочиться тебе на голову и таскать за волосы. Порой человеческие страдания выливаются в самые причудливые формы извращений. Невроз по-прежнему одна из самых неизученных областей психоанализа. Люди маскируют свои страхи, неуверенность, боль за самыми странными привычками. Их мозг выбирает увлечения и склонности, которые, как им кажется, станут для них лекарством к свободе.

– А как дела у Джонни? – спросила Никки как бы невзначай. Она подняла нелегкую тему, каким бы невинным ни казался вопрос.

Джонни – партнер Ланы по ее странным игрищам – был давно и прочно женат на молодой и весьма успешной актрисе, с которой завел двоих детишек, но время от времени появлялся у нее дома.

Лана снова посмотрела в окно.

– Не знаю.

Никки сразу поняла, что она лжет.

– Не знаешь?

– Я же говорила, что заблокировала его номер! Его больше нет!

– А когда вы встречались последний раз? – слегка надавила Никки.

Почти все прослушивания, на которые ходила Лана, не приносили ей ролей. Она бесилась, срывалась, кричала, и это была ее привычная манера поведения. Порой, конечно, у нее здорово срывало крышу, как в этот раз. И почти всегда столь бурная реакция означала, что на горизонте замаячил Джонни.

– Не помню. Несколько месяцев назад, – выдавила Лана.

Она точно врала.

– Пусть так, – согласилась Никки. – Я дам тебе домашнее задание. Хочу, чтобы ты подумала над переносом ответственности. Поразмысли, почему ты переносишь ответственность за поступки с одних людей на других. Составь таблицу. В один столбец внеси те факторы, которые вызывают твой гнев: например, поведение Антона Уайлдерса или стыд за собственные поступки, – а во второй – тех, на кого и на что ты переносишь свой гнев либо стыд: например, старлеток на прослушивании.

– Не понимаю смысла упражнения, – сдавленно произнесла актриса.

Никки посмотрела на нее, выгнув бровь, словно спрашивала: «Действительно?»

– Просто выполни упражнение. Впиши все, что вспомнишь, а также опиши события предстоящей недели.

Лана стремительно вышла из кабинета, хотя выглядела слегка растерянной.

– Будь осторожна, – сказала Никки ей вслед со смутным чувством тревоги.

Слишком много людей погибло в последнее время. А Лана Грей всегда жила на грани риска. Видит бог, Никки не желала, чтобы пациентка подвергала себя излишнему риску.

Гудман следил за старой «тойотой» актрисы, отъезжавшей от офисного здания. Он уже знал, что последние платежи за машину Лиза не делала, равно как и не оплачивала счета за квартиру. Шикарное платье и туфли, позаимствованные для прослушивания, вернулись в магазины сразу после свидания с парнем из «Тиндера». Гудман не понимал, где Лана берет деньги, чтобы платить за сеансы психотерапии, поэтому сделал в блокноте пометку, чтобы позже проверить состояние ее счетов.

Он сразу понял, что Лана направляется домой. Что она собиралась делать вечером? Снять еще одного незнакомца? Наглотаться снотворного и лечь спать? Ничего не скажешь, интересная жизнь.

Что ж, Лу получил сведения, которые были ему нужны. Следить за актрисой дальше не было смысла.

Телефон зазвонил так неожиданно, что Гудман вздрогнул.

– Есть результаты? – спросил Джонсон, не тратя время на приветствия. Связь была паршивая, в трубке что-то щелкало.

– Завтра поделюсь. Ничего дельного. А у тебя? Есть новости?

– По Брендону Гролшу голяк. Что ж, увидимся завтра.

– До завтра.

Гудман отключился и поехал в сторону дома, но минуту спустя круто развернул машину и погнал в обратном направлении.

Спустя двадцать минут его ожидание было вознаграждено. Из подземного гаража медленно выкатился «мерседес» доктора Робертс и чинно свернул в сторону аллеи Звезд.

Детектив Лу Гудман, повинуясь инстинкту, завел машину и пристроился следом, стараясь держаться в потоке на небольшом расстоянии.

Глава 16

Анна Бейтман уперла скрипку в подбородок. Этот волшебный инструмент восемнадцатого века работы Пьетро Гварнери ей подарил муж во время медового месяца на Таити.

– Да за нее пришлось выложить не меньше миллиона! – воскликнула она, едва не потеряв сознание от восторга. – Это же настоящий Гварнери! Само совершенство!

– Как и ты, – проворковал муж, растроганный и польщенный тем, что угодил любимой.

С тех пор прошло восемь лет, а ей казалось, что все восемьдесят.

Анна с другими музыкантами готовилась к выступлению. Давали концерт «Стравинский. Лучшее». Анна знала все партии скрипки великого композитора, играла их тысячи раз в любых вариациях, но всякий раз испытывала трепет, касаясь смычком струн. Опытная скрипачка, она все равно волновалась перед концертами, как будто выступала впервые.

Своими страхами Анна делилась с доктором Робертс. Никки (доктор настояла именно на таком обращении) внимательно слушала, но раз за разом переводила разговор на тему бывшего мужа, к которому Анна хотела вернуться. Доктор Робертс пыталась найти в прошлом пациентки причину, по которой та превратилась в такое робкое и зажатое существо.

– Ты многого достигла сама. Свобода далась тебе нелегко, но ведь ты ее заслуживаешь! Неужели ты пожертвуешь этим ради человека, который посадит тебя в золотую клетку?

– Не знаю, – признавалась Анна.

– Задай себе вопрос, действительно ли это предел твоих мечтаний, – настаивала Никки.

Пациентка вздыхала. Конечно, Никки Робертс была права. Пока Анна лежала на кушетке в кабинете психотерапевта, выбор в пользу свободы казался самым естественным и верным, но когда выходила на улицу, почти сразу ее охватывало чувство полной беспомощности. От решительности не оставалось и следа, Анна казалась себе никчемной и слабой. И чем дальше она уезжала от офиса доктора Робертс, тем быстрее слова психотерапевта превращались не более чем в отдаленное эхо. Как будто Никки была радиовышкой, напрасно посылавшей сигналы в эфир. А сигнал вышки под названием «бывший муж» становился все сильней.

– Первая скрипка! Анна, радость моя, о чем ты задумалась? – негромко спросил дирижер Хенрик Лайнеман.

Он слишком восхищался талантом и красотой Анны Бейтман, чтобы повышать тон. Однако перед началом концерта дирижер волновался, а потому чужая невнимательность его раздражала. Как можно витать в облаках в такой ответственный момент? Каким бы талантом ни обладала Анна, порой она была чересчур рассеянной.

– Простите, маэстро. – Анна прикусила нижнюю губу, став похожей на юную девчонку. – Коллеги, я отвлеклась, извините.

Лайнеман кивнул, легко взмахнул палочкой, и послушные инструменты зазвучали на все голоса. Анна отдалась волшебным звукам скрипки, позволяя Стравинскому увлечь ее за собой, подальше от бывшего мужа, нелепой робости и излишней благопристойности. Это был ее мир, и Анна хотела бы остаться в нем навсегда.

Анне было всего шестнадцать, когда на одном из концертов в Мехико она встретила будущего супруга, богатого и влиятельного торговца недвижимостью, на двадцать лет старше ее, состоявшего во втором браке. Тур по Латинской Америке был самым большим для оркестра, и впервые Анну не сопровождала мать, поскольку свалилась с тяжелейшим гриппом. Руководитель оркестра заверила Линду Бейтман, что с дочкой все будет в порядке. Никто не ожидал от Анны странных выходок: она была слишком серьезна и слишком увлечена музыкой, чтобы вечерами тайно выбираться в город с другими музыкантами. Анна только и делала, что репетировала.

Впервые увидев Анну на сцене, будущий супруг решил, что должен ей завладеть. Завладеть и никогда не отпускать от себя. Держать рядом. Оберегать, словно драгоценность. Защищать от всех напастей. Анна была самой красивой девушкой на свете. Он влюбился с первого взгляда и, охваченный страстью и безумием, не мог уйти ни с чем.

Красивый, волнующий, излучающий невероятную сексуальность, он пришел с букетом цветов в гримерку. Она пожала ему руку, и ее тонкие пальцы утонули в огромной мужской ладони. С этой минуты Анна пропала. Этот удивительный мужчина притягивал ее к себе так же, как магнит притягивает металлическую стружку.

Они сразу же стали любовниками, он летал за Анной по всем городам турне.

Через два года, когда юной любовнице исполнилось восемнадцать, он наконец расстался со своей настрадавшейся женой и увез Анну в Коста-Рику, где они тайно поженились.

Родители Анны не верили своим ушам.

– Третья жена? Сколько этому негодяю лет? Сорок три?

Позже выяснилось, что у нового зятя пятеро детей от предыдущих браков, а старшая дочь лишь на год моложе Анны.

Впрочем, роскошный подарок – огромный дом с пятью спальнями в Сан-Диего – примирил родителей с выбором дочери. А чуть погодя они уже с удовольствием пили коктейли на его пляжной вилле в Кабо, куда их доставил частный самолет.

Дочь казалась счастливой, а богатство зятя стало приятным бонусом. Да, муж Анны был почти одного возраста с Джерри Бейтманом, да и женщин в его прошлом было многовато, однако ведь это не так уж страшно. Да, он слыл повесой и изменял своим женам, ну да что с того? Каждый человек заслуживает шанса! И с каких пор разница в возрасте считается помехой для истинных чувств? Да и интересы Анны муж разделял: например, поощрял ее любовь к музыке.

– Пусть продолжает играть! – говорил он Линде Бейтман, когда они устроились в роскошной беседке, за столом, уставленном дорогими яствами. – Ведь я влюбился в нее как раз во время концерта! Моя главная цель – сделать вашу дочь счастливой.

Позднее Анна убеждала доктора Робертс, что он говорил вполне искренне и очень старался быть хорошим супругом.

Но не всем планам суждено сбыться.

Муж Анны оказался властным и по натуре крайне жестким человеком. Любовь, которую он испытывал к молодой жене, напоминала стихийное бедствие и накрывала его с головой, а страсть была столь всепоглощающей, что порой ему самому становилось страшно.

Первой ласточкой разлада стала ревность к зрителям.

– Мой ангел, давай ты не полетишь на гастроли в Париж этим летом?

– Но я дала согласие и подписала договор, – возразила Анна, озадаченная.

– Я оплачу неустойку, – тотчас предложил супруг. – Париж очень далеко, а я не смогу полететь с тобой. Пусть тебе найдут замену. Извинишься, пообещаешь присоединиться в сентябре. Они поймут.

– Но, милый, это сложнее, чем ты думаешь…

– Знаю. Но расставание с тобой такая пытка. Ты нужна мне каждую минуту.

Он мягко толкнул ее на кровать и навалился сверху. Все возражения Анны, если таковые и были, улетучились. Всякое сопротивление оказывалось бесполезным.

Так начался новый этап их брака – «прощайте, гастроли». Анна была вынуждена отказаться от всех поездок, даже в Мехико играла редко, да и то под надзором пары амбалов. Раньше эти парни сопровождали Анну по магазинам и таскали пакеты с покупками, теперь же они следовали за ней всюду. Подруги, ежась под колючими взглядами телохранителей, в конце концов отказались от встреч с ней. Дни Анны стали пустыми и полными одиночества.

– Пойми же, мой ангел, – шептал муж с нежностью, – это не Канзас, а Мехико-Сити. Здесь каждый день пропадают люди, и хорошо, если за них хотя бы требуют выкуп. Остальных насилуют, продают на органы, убивают. Здесь ведут свои дела все крупные наркоторговцы, а они не любят шутить.

Муж рассказал Анне поучительную историю Валентины Баден, сестра которой исчезла при странных обстоятельствах. Бедняжку Шарлотту так и не нашли. Никаких подозреваемых, никаких улик. Словно человека и вовсе не существовало. Позднее Валентина Баден организовала благотворительный фонд, миссией которого стал розыск пропавших без вести.

– Ты не видишь изнанку этого города, потому что я стараюсь тебя защитить. Но Мехико как опасный спрут, и его щупальца тянутся очень далеко.

– Тогда почему бы нам не уехать отсюда? – взмолилась Анна. – У нас есть деньги. Никто не заставляет нас жить здесь.

Он с силой схватил ее за руки и притянул к себе для поцелуя. Поцелуй тоже был сильным, властным.

– Мы не можем уехать, Анна. Прости, но дела обстоят именно так.

После этого разговора все стало меняться. Перемены были почти незримы, однако от них нельзя было отмахнуться. Супруги продолжали любить друг друга, но к чувствам Анны добавился безотчетный страх. Все больше вопросов роилось в ее голове, и все они оставались без ответа. Она боялась задавать их вслух. Впервые Анна осознала, что является мачехой пятерых детей, о которых отец едва ли помнит. Да, он платил немалые деньги на содержание, но совершенно не интересовался их жизнью. Школа, репетиторы, спортивные секции – все это было лишь суммами в чеках. Дети совершенно не общались с отцом.

Разлученная с друзьями и коллегами, Анна затосковала. Теперь она играла на скрипке лишь для себя или для мужа. В золотой клетке было слишком тесно, но улететь?.. Анна не представляла жизни без любимого мужа. Он был для нее всем миром с шестнадцати лет. Супруг тоже любил Анну – безумно, страстно, отчаянно ревнуя… Иногда его желание было так велико, что Анна начала побаиваться. Нет, он ни разу не причинил ей боли! И все же порой эмоции мужа ее пугали. Анна не знала, откуда взялся этот страх, но он стал ее неизменным спутником.

Когда муж начал настаивать на детях, Анна поняла, что с нее хватит. Ждать поддержки от родителей не приходилось, они теперь были всецело на стороне зятя. Пока муж находился в деловой поездке, Анна связалась с подругой из оркестра, и та помогла ей купить билет в Штаты.

Сходя с трапа самолета, Анна имела при себе лишь паспорт, скрипку и сотню долларов в бумажнике, но быстро наладила связи в музыкальном мире и уже через неделю отправилась на гастроли. Играть для большой аудитории было так здорово! Да, она испытывала чувство вины, но каждое выступление делало ее чуточку сильнее.

Когда муж нашел Анну, она была куда увереннее в себе, чем прежде. Но недостаточно.

Увы, она все еще любила и чудовищно скучала по его рукам и губам.

Анна понимала, что предала свой брак и дорогого человека, и оттого день ото дня ей становилось все хуже. Один знакомый дал ей контакты доктора Робертс.

Так она познакомилась с Никки. После разрыва с мужем психотерапевт стала первым человеком, которого Анна впустила в свое сердце. Она чувствовала, что Никки искренне хочет ей помочь, защитить от переживаний. Вот только эта защита не означала изоляцию от мира, наоборот! Никки хотела освободить Анну, убеждала заниматься любимым делом, стать независимой.

Подняв выше подбородок, Анна коснулась струн смычком и позволила музыке унести ее в волшебный мир, где она была по-настоящему свободной.

Выезжая на Тайгертейл-роуд, Никки посмотрела в зеркало заднего вида и поймала свое отражение.

«Я выгляжу старой. Старой и измученной».

Удивляться было нечему. Денек выдался непростым, да и месяц тоже. А если говорить начистоту, весь год был тяжелым – смерть мужа, убийство Лизы и Трея…

– Держи хвост пистолетом, – говаривал Дуглас в сложные моменты. – Жизнь сама по себе подарок. И пока есть жизнь, есть надежда. Нам повезет!

«Нам повезет!» Как часто она слышала эту фразу от мужа и верила, искренне верила в эти слова.

Ирония судьбы! «Нам повезет», – сказал он и в тот день, когда машина унесла его навстречу гибели. Да, у Дугласа были секреты, однако он всегда верил в счастливый финал.

Ради него, ради его светлой памяти Никки должна держаться на плаву. Пускай Дуглас мертв, но она продолжает жить, продолжает двигаться вперед. «Пока есть жизнь, есть надежда». Эти слова Дуглас твердил своим пациентам – наркоманам, алкоголикам. Он умел вдохновлять других на подвиги. Возможно, эти чертовы наркоши ненавидели его лютой ненавистью, когда попадали в клинику, но позднее многие считали своим спасителем.

Впрочем, круги под глазами и весьма заметная сеточка морщин объяснялись не только болью от утраты любимого человека. Никки переживала и за нынешних пациентов.

Анна. Такая красивая, такая талантливая и такая безвольная. Судя по последним сеансам, она была готова вернуться к мужу, хотя и не произносила этого вслух. Вернуться к мужчине, которого обожала и боялась. Однажды Анна призналась Никки, что всерьез опасается за свою жизнь. Муж был чрезвычайно властным, ревнивым и контролировал каждый ее шаг. За несколько лет брака он превратил жену в трясущееся бледное создание, вздрагивающее от звука чужих шагов. Именно такой пришла Анна Бейтман на первый сеанс психотерапии. Она разучилась самостоятельно принимать решения, даже такие незначительные, как выбор юбки для выступления или блюда в ресторане. Никки вложила в сеансы всю душу и все знания, вытаскивая Анну из раковины, в которой та пряталась, возвращая ей уверенность, способность контролировать свои страхи.