Текст книги "Долой возраст, к чёрту дом!"

И хотя он не предложил Норме никаких других вариантов, он спросил ее, чего же она хочет. Она встретилась с ним взглядом и со всей уверенностью ответила: «Мне 90 лет, и я отправляюсь путешествовать».

Ясное дело, доктор был поражен и не знал, что сказать. Тим объяснил, что мы постоянно находимся в разъездах, колесим на своем фургоне и собирались взять Норму с собой, если ей это интересно и она физически выдержит такие нагрузки.

Поведение доктора тут же изменилось, он просиял. Студентка медицинского училища была, казалось, удивлена: она не ожидала такого ответа от этой хрупкой пожилой женщины.

«Вы считаете нас безответственными? – спросил Тим. – Такое решение кажется нам естественным, но мы далеко не придерживаемся правил. Что вы думаете?»

«Нет, – ответил врач, – я не считаю вас безответственными. Нет никакой гарантии, что в таком возрасте она выживет после операции. А если даже все пройдет успешно, ей потребуется особый уход и придется бороться с побочными эффектами. Мы, врачи, ежедневно видим и обратную сторону монеты. На ее месте я бы тоже отправился с вами».

«В точку», – ответили мы с Тимом.

Нам еще многое предстояло сделать, чтобы выполнить наше обещание и взять Норму с собой в ее последнее путешествие. Мы не знали, сколько оно продлится и куда приведет нас.

Глава 2
Поиски
Северный Мичиган. Август

Тим

После смерти отца мы очень тосковали, но в течение всего месяца продолжали планировать наше путешествие. Мы постепенно начинали осознавать, что закончилась одна история, но началась другая. Его смерть будто замедлила ход времени, впрочем, так происходит всегда, когда теряешь близкого человека, но диагноз моей мамы дал нам понять, что на самом деле времени-то у нас очень мало. Сказал ли я отцу то, что хотел, или то, что было нужно, перед смертью? Почувствовал ли он мою любовь и благодарность? Папы больше не было, а мама умирала. Внезапно все изменилось: на протяжении долгих лет мы ежегодно навещали родителей и иногда звонили им, а теперь мы втроем будем жить в доме на колесах.

«Думаю, я хотела бы поехать», – сказала мама. Вот так просто. И через секунду мы начали составлять план путешествия с новым компаньоном – с моей слабой и разбитой горем мамой, зная, что наша жизнь кардинально изменится.

Мне было уже 57. Последние 15 лет я то и дело сменял комфортные условия жизни на спартанские, я жил обособленно от других. Иногда это было настоящим счастьем, а иногда выглядело более чем нелепо. Раньше нас было трое: я, Рейми и Ринго. А теперь мне предстоит стать сиделкой, соуправляющим мобильным домом престарелых.

Грусть нависла над нами плотным черным облаком. Когда она переполняла меня, я лежал на полу фургона, все еще припаркованного около дома родителей, запустив руки в мягкую и густую шерсть Ринго, и плакал до изнеможения. Только после этого я чувствовал временное облегчение и засыпал. Но мы не рассказывали друг другу о нашей тоске или страхах. Мы не сидели за обедом, предаваясь воспоминаниям. Вместо этого мы собирали вещи.

С мамой мы собирались путешествовать в течение года, а затем действовать по ситуации. Честно говоря, мы не думали, что она протянет целый год, но мы надеялись, что благодаря этой цели ее желание жить станет сильнее. За пять недель до предстоящего отъезда нам нужно было много всего купить и сделать. Мама не могла передвигаться самостоятельно, поэтому мы через интернет заказали ей легкое и удобное в использовании кресло-каталку. Мы также должны были привести в порядок дом и помочь ей собраться, но для начала нужно было определиться с бюджетом, который устраивал бы каждого.

Мы с Рейми уже давно могли позволить себе не работать, так как жили довольно скромно, не брали в долг, и у нас не было детей. Мы всегда ездили на подержанных машинах и никогда не тратили много во время путешествий. Прежде всего, мы старались останавливаться на дешевых лагерных стоянках без удобств или же ночевали на стоянках магазинов или парковках общего пользования. Наши вложения ежегодно приносили нам небольшой доход, на который мы и жили. Этих денег хватало и на троих – без учета трат на личные нужды и еду для мамы. Ей также требовался ряд дополнительных условий: лагерь со всеми удобствами, более комфортное проживание и иногда питание в кафе и ресторанах – все то, чего мы старались избегать во время наших путешествий. Для этих целей мы решили воспользоваться маминым социальным пособием и частью пенсии отца.

Мы посмотрели стоимость проживания в доме престарелых, в месяц за комнату с соседом выходило порядка 8400 долларов, то есть 280 долларов в день. Согласно нашим расчетам, сумма, которую мы планировали потратить в путешествии, и близко не стояла рядом с этими цифрами. Более того, если мама отправится с нами, а не в дом престарелых, мы даже сэкономим часть того наследства, которое оставил нам мой отец. Поэтому вместо того, чтобы потратить деньги (около 120 000 долларов) на проживание в доме престарелых, мы вложили их в покупку дома на колесах, который можно было перепродать по окончании путешествия.

Наш «Airstream», разумеется, для троих был слишком маленьким, поэтому нашей следующей задачей стало найти фургон, который подошел бы нам всем. Мы с Рейми спокойно обходились душем на парковке супермаркета «Walmart» и жили на солнечной энергии, от которой заряжали лампы индивидуального освещения, но мы прекрасно понимали, что маме нужны более комфортные условия жизни.

Мы сидели за столом на кухне, снова ели сэндвичи с ветчиной и салатом и обсуждали, какой же фургон нам нужен. Первым в списке обязательных предметов стоял удобный стул для мамы, а также две отдельные спальные зоны с ванной посередине, чтобы мы не вторгались в личное пространство друг друга. «А что насчет стирки?» – спросила мама. И мы добавили в список стиральную машину и сушилку.

«Нам понадобится план нашего дома, чтобы Норма могла ориентироваться внутри», – сказала Рейми, склоняясь над ноутбуком, который стоял у нее на коленях, и подыскивая подходящий вариант по интернету. Мы сразу отбросили фургоны Г-образной формы, с небольшими дверными проемами и столом в центре кухни. Мы также решили, что наличие телевизора не должно быть главным критерием, а в камине нет необходимости. Нам была важна каждая деталь, а основное внимание мы уделяли таким вещам, как личное пространство и удобная зона общего пользования.

Наконец, мы нашли подходящий вариант: дом на колесах «Fleetwood Southwind 36D», оборудованный ванной с туалетом и раковиной, стиральной машиной и сушилкой, а также стулом в европейском стиле.

В интернете мы прошерстили все магазины подержанных фургонов в поисках «Southwind» за подходящую нам сумму. На продажу было выставлено 9 машин в разных штатах. Один за другим мы вычеркивали варианты, которые нас не устраивали: некоторые находились слишком далеко, другие были чересчур дорогими или имели очень большой пробег. В конце концов, мы остановились на фургоне, который продавался в Нью-Йорке, за 900 миль от маминого дома. Он подходил идеально, и мы не глядя внесли за него залог.

Итак, все было замечательно, кроме одного: поехать в Нью-Йорк на папином джипе «Патриот», а оттуда перегнать фургон в Мичиган казалось не самой удачной идеей, так как из-за трансмиссии прицепить джип к автодому было невозможно. Нам нужна была новая машина, причем, желательно, джип «Вранглер».

После нескольких неудачных попыток Рейми наткнулась на хорошее предложение о продаже в Чебойгане, штат Мичиган. Ленни, менеджер по продажам, сказал нам, что у него есть два подходящих джипа, но предупредил, что на одном из них тюнинга на 30 000 долларов, поэтому нам оставался лишь один вариант. Однако мы все равно решили поехать (дорога занимала всего полтора часа) и взять машину на тест-драйв.

Ясным июльским днем мы с Рейми сели в «Тойоту MR2», которую Стейси подарила моему отцу много лет назад, и отправились за новой машиной. Рейми, пристегнувшись, устроилась на переднем сиденье рядом со мной и, пока мы ехали на север по двухполосному шоссе, сквозь стеклянную крышу изучала белые облака. «Ты там спишь?» – спросил я ее.

«Нет», – ответила она, впервые расслабившись с тех пор, как мы приехали к родителям.

«А что делаешь?» – поинтересовался я.

«Со Стейси болтаю», – сказала она как ни в чем не бывало.

Пока мы искали новый фургон и прицеп, мы также пытались найти место во Флориде, где могли бы остановиться на зиму. Несмотря на июль месяц, все парковки для фургонов были уже зарезервированы. Казалось, во всем «солнечном штате» не осталось ни одного свободного места в течение всего сезона.

«Я прошу ее найти нам хороший лагерь во Флориде и идеальную машину, чтобы все прошло без проблем», – добавила она.

Мы опоздали на полчала и встретили Ленни у входа в необычный стеклянный павильон. Он был невысокого роста, почти как мама, с забавной походкой с подскоком и живой улыбкой. «Рейми! – воскликнул он. – Вы не поверите, но ровно полчаса назад к нам в продажу поступил новый «Вранглер». Я думаю, это именно то, что вам нужно».

Однако он был прав лишь наполовину: машина действительно была замечательной, но мы ПОВЕРИЛИ в это. Это был знак свыше, которого мы ждали. Наверное, в тот момент мы чувствовали в себе присутствие некой силы. Мы шли против системы, и никто (ни доктора, ни продавцы машин) не пытались отговорить нас от задуманного. Мы подумали, что наш сумасшедший план может сработать.

Весь вопрос только в том, сможет ли мама забраться на заднее сиденье джипа? Через несколько дней мы с Рейми вернулись в Чебойган, на этот раз прихватив в собой маму и Ринго.

«Вау! Мы его берем? Здорово!» – прошептала мама на ухо Рейми. Я усмехнулся: она была так взволнована, увидев машину, которая вполне подходила для сафари и сильно отличалась от коричневых «Бьюиков», заполонивших практически все парковки и улочки северо-восточного Мичигана.

Сразу же стало понятно, что мама слишком маленького роста и ей не хватает физической силы, чтобы самостоятельно забраться в джип. Тогда Ленни отыскал подножку, и вскоре мама торжественно восседала на заднем сиденье вместе со своим приятелем Ринго.

Ленни пришел в восторг: «Что скажете?»

Мама, которая обычно молчала и вела себя очень сдержанно, внезапно иронично ответила: «Ленни, послушай. Машина отличная, но есть две проблемы».

Ленни, переживая, что сделка сорвется, спросил: «Что не так?» – «Ну, во-первых, я не могу в нее залезть. Во-вторых, я не могу из нее вылезти. Но если вы согласны продать нам подножку, считайте, мы договорились».

В тот же день мы подписали все бумаги на наш новый джип. Вскоре я, полный решимости, отправился за новым фургоном.

* * *

Я глубоко вздохнул и встал, чтобы размять ноги. Наконец-то августовская жара спала и наступил прохладный и ветреный день. Я обошел вокруг дома и остановился в саду. За ним никто не ухаживал, и он постепенно приходил в запустение: сорняки обвили высокие и чахлые кусты помидоров. Трава стала густой, выросла до колен, а ветер разнес семена по всему саду, так что собирать урожай было уже слишком поздно. Запах плесени из западного подвала, в котором я провел все утро, перебирая вещи родителей, пропитал все мое тело и въелся в одежду, не желая выветриваться даже на свежем воздухе.

Вернувшись домой, я обнаружил, что бумаги моего отца чересчур аккуратно сложены в деревянный шкаф для хранения документов, стоящий в спальне для гостей. Толстые папки защищали инструкции и гарантийные талоны к вещам, которые уже давным-давно покоились на помойке.

Все было тщательно отсортировано и продумано, в стиле моего отца – никакого беспорядка, никаких проблем. Я никогда не видел, чтобы мои родители ругались или кричали, однако я никогда не видел их невероятно счастливыми. Мы никогда не говорили ни о деньгах, ни о здоровье.

Однажды я листал финансовую документацию родителей, и какая-то бумажка выпала на пол. Я наклонился и поднял ее, это была вырезка из газеты, рекламирующая полеты на воздушном шаре на другом конце штата. Позже, когда я полез в холодильник, чтобы достать прохладительный напиток, на дверце я увидел еще одну такую же бумажку, прикрепленную магнитом. А потом, роясь в книге, я нашел и третью (ее использовали в качестве закладки). «Папа всегда хотел полетать на воздушном шаре, – сказала мама, когда я показал ей свои находки, – но он так никогда этого и не сделал». Я чувствовал себя одновременно и подавленным, и удивленным. Мой папа? Он мечтал о такой безрассудной авантюре? Я не мог поверить в это.

Насколько хорошо я знал своих родителей? Как большинство детей, я мог описать их во всех подробностях. Они были настолько предсказуемы, что мы с Рейми часто шутили, что знаем, чем они занимаются, даже когда нас разделяли километры. В полдень они обедали сэндвичами с мясом, жареной картошкой и маринованными огурцами. Затем в 13.00, просмотрев дневную почту, они дремали каждый в своем кресле. Они всегда ужинали в 17.30 и ложились спать сразу же после десятичасового выпуска новостей.

Родители прожили вместе практически 70 лет. Лидером в семье был папа, он всегда улыбался и часто шутил невпопад, но зато он был веселым, общительным и легко сходился с новыми людьми. Маме даже не нужно было разговаривать, когда рядом был папа. Она могла просто улыбаться и смеяться над его шутками. Вдобавок она строила рожицы, которые прекрасно дополняли папины дурацкие истории. Мне кажется, что большую часть жизни она общалась с людьми не своим голосом. Я думаю, это был ее осознанный выбор – она предпочитала смеяться и наблюдать за происходящим.

И все же вот она, моя мама, бойкая, но немного застенчивая. Это она дразнит Ленни в автосалоне. А родительский дом до сих пор помнит неисполненную романтическую мечту отца. Да, я знал своих родителей, но не до конца: на карте еще оставались белые пятна. Пришлось ли маме набраться смелости, чтобы молчать все эти годы? Что еще они не попробовали в жизни? Что еще мама не рассказывает мне о моей сестре Стейси? А об отце?

Я жаждал получить ответы, пробиться через несгибаемую завесу, которая разделяла меня и родителей на протяжении всей нашей жизни. Интересно, будет ли у нас на это время?

Рейми помогла маме упаковать сумки, а я готовил все самое необходимое для фургона. Среди вещей, которые мама разложила по двум ящикам, я увидел выцветший красный свитер из сельской гостиницы у озера «Файерсайд Инн».

«Зачем ей это старье? – спросил я у Рейми. – Она ведь знает, что место в машине ограниченно?»

«Это символ из прошлого, – ответила Рейми, – частичка того, по чему она сейчас тоскует».

Рейми была права. Мы с ней всегда брали мало вещей и практически ничего не планировали. Но я знал, что это путешествие будет другим.

Сборы и планирование неким необъяснимым образом заставили Норму еще больше думать о недавней потере. Она больше не будет жить в доме, наполненном тем, что было так дорого для нее и отца, не будет совершать свои ежедневные ритуалы, к которым она так привыкла за 67 лет брака. Она больше не сможет спать в собственной постели, которую еще недавно она делила с отцом, и держать подушку, на которой еще остался запах его тела. Только месяц назад она потеряла последнего и самого близкого брата, дядю Ральфа. Она пережила всех своих сверстников и была последней в своем поколении.

Мама не плакала. Она была непоколебима в своей вере. Она выросла среди твердых и мужественных немцев. Она пережила Великую депрессию.

Однако тоска брала свое, что сказывалось на ее внешнем виде: она потеряла аппетит (хотя и до этого ела очень мало) и исхудала. Казалось, она уменьшается прямо на глазах. Она была тише, чем обычно. Она словно пребывала в замешательстве. Помню, она спросила нас: «А что я теперь буду делать?» Печаль и болезнь поглощали ее, но она по-прежнему не проронила ни одной слезы.

Ее решение поехать с нами выражало ее оптимистичный настрой, будто она говорила: «Я еще жива. Мое любопытство и радость не иссякли». И, хотя у мамы было множество симпатичной одежды, для путешествия она хотела купить обновки, чему мы были очень рады. Ее энтузиазм вдохновлял нас. Мы спросили ее, хочет ли она взять с собой что-то из дома. «Только одну вещь, – ответила она, – диванные подушки». Однако в этом было больше практического смысла (нам как раз нужны были подушки), нежели ностальгии.

«А фотографии папы или Стейси?» – спросили мы.

«Нет».

Тем не менее мы все же взяли снимок с нашей свадьбы на случай, если она вдруг передумает.

Вместо тех вещей, которые вызывали у нее тоску по прошлому, она решила взять в дорогу книги и головоломки. Первым она упаковала свой бинокль, а затем несколько пособий по естествознанию, чтобы по пути изучать окружающий мир. Мы перетянули струны на ее цимбалах, положили альбомы для рисования и нашли безопасное место для вязальных спиц. Мы дали ей старый iPod, чтобы она могла играть в солитера и другие игры, которые она освоила благодаря терпению Рейми.

Несмотря на то что она прожила здесь последние 28 лет, ей не было грустно покидать дом. Мы решили оставить все как есть до лучших времен. Нам хотелось, чтобы она тратила свою энергию на настоящую жизнь, а не на разбор хлама. Она никогда не хотела этим заниматься, впрочем, как и мы сами. Мы слили воду из труб и заперли дом, даже не сделав генеральную уборку. Мы не были уверены в том, что она доживет до того момента, когда мы решим вернуться сюда в следующем году.

Рейми положила дорожный атлас рядом с маминым креслом-качалкой в гостиной и достала книги о путешествиях Смитсона с полки в кладовке. У мамы была целая серия этих книг.

«Ты можешь выбрать любое место, и мы отправимся туда», – сказали мы ей.

«Ой, я даже не знаю. Все так интересно. Я бы все посмотрела».

Но мы стояли на своем.

«Я всегда хотела побывать в Нью-Мексико, – призналась она, – не знаю почему, но меня всегда тянуло туда». По крайней мере, уже что-то.

Тем временем, мама похудела со 101 фунта до несчастных 94. Она выглядела очень хрупкой и апатичной, у нее кружилась голова, и она практически всегда молчала, словно ей нечего было больше сказать. Мы все еще видели в ней искру жизни, но мы также не могли не заметить, какой глубокий след в ее душе и теле оставили болезнь и лекарства. Наша поездка была многообещающей. У нас было много времени, чтобы поговорить, и, значит, я смогу задать ей интересующие меня вопросы, получить на них ответы и, возможно, узнать, кем же на самом деле является моя мама. Про себя я молился, чтобы она как можно дольше оставалась в здравом уме и могла все мне рассказать.

Наконец, настало время уезжать. Летним августовским утром мы выехали с нашей улочки и направились к двухполосному шоссе, ведущему на север. Когда я взглянул на Рейми, то понял, что вопросы были излишними. Мы оба вздохнули с облегчением.

Глава 3
Открытие
Хартленд. Август

Рейми

В первый день мы проехали лишь пару часов. Мы считали настоящим достижением уже то, что мы, наконец, выбрались из этого дома и Норма все еще могла путешествовать с нами. На стоянке местной городской ратуши мы прицепили джип к фургону, по дороге я наблюдал за тем, как менялось выражение лица Нормы по мере того, как мы все дальше и дальше уезжали от места, которое она называла домом на протяжении почти 30 лет.

Она сидела на стуле перед обеденным столом, пристегнув ремень безопасности. Отсюда она могла смотреть во все окна. Норма задумчиво изучала деревья, которые они вместе с Лео сажали в саду на протяжении многих лет. Мы не стали говорить никому из ее друзей о ее диагнозе. Норма не хотела видеть грусть в их глазах (зачем лишний раз беспокоить их?), однако эта тема не давала нам покоя с тех пор, как мы покинули дом.

Несколько минут назад Норма распрощалась со своими старыми друзьями и соседями. На ее лице не дрогнул ни один мускул, пока она махала им рукой и смотрела, как некоторые из них плачут. Теперь у нее оставались только мы. Все остальное отошло на второй план. Мы – Тим, Ринго и я – взяли с собой хрупкую пожилую женщину в путешествие, которое не имело особой цели. Я не могла перестать думать о том, сможет ли она снова увидеть свои прекрасные сады, не увядающие круглый год, или насладиться запахом лаванды, наполнявшим воздух воспоминаниями о юге Франции, где это чудесное растение всегда в цвету. Если бы я играла в азартные игры, я бы поставила на то, что и ее мысли были заняты тем же. Разумеется, она ни словом не обмолвилась об этом. Она аккуратно сложила руки на столе, в ее затуманенных глазах отражалось все то волнение и суматоха, которую она пережила за эти недели. Она плотно сжала губы. Теперь у нее начиналась новая жизнь.

Пока мы петляли вдоль берега озера Гурон, вдалеке я впервые заметила горизонт. Бирюзовая водная гладь, подернутая рябью, простиралась на мили, сливаясь со светлым небосклоном. Пейзаж открылся мне в новом свете: когда я водила низкую легковую машину, я не видела ничего, кроме кедровых деревьев и берез, окаймлявших дорогу. Теперь, когда мы ехали в высоком фургоне, перед нашим взором предстал совершенно иной вид.

Лобовое стекло автодома стало для нас окном в новый мир. Меня вдруг осенило: несмотря на то что мы объездили почти всю страну вдоль и поперек, теперь у нас появился шанс взглянуть на уже знакомые нам места под другим углом. Даже под несколькими углами: через лобовое стекло фургона и глазами 90-летней женщины, которая практически никогда не покидала Мичиган, а до этого родной Толедо, штат Огайо, женщины, которая видела войны, бедность и потери и которая вопреки своей болезни набралась мужества и предпочла путешествие лечению.

В этот первый день пути я наслаждалась возможностью замораживать лед в морозилке автодома, раньше такой роскоши у нас не было. Перед ужином Тим и Норма пили холодное пиво, и мы подняли бокалы за наше успешное первое путешествие вместе. Норма приняла свой первый душ на борту нашего фургона, воспользовалась вакуумным туалетом (по крайней мере, попыталась нажать на ручку смыва) и сладко поспала на раскошном матраце «Sleep Number».

А по другую сторону раздвижной двери мы провели бессонную ночь в наших новых апартаментах, оборудованных рулем, кухонной раковиной и диваном с небольшими надувными матрацами, которые приходилось поддувать каждую ночь.

Та свобода, за которую мы с Тимом так боролись всю жизнь, все еще была в наших руках, и все же в некотором вполне практичном смысле мы полностью потеряли ее. Каждый раз, когда Тим ворочался на надувной кровати, я просыпалась. Я понятия не имела, как мы с этим справимся.

* * *

На следующий день мы решили проехать через мост Макинак, самый длинный подвесной мост в мире. «Большой Мак» соединяет Нижний и Верхний полуострова штата Мичиган. Если взглянуть на карту, то именно в этой точке кажется, что озеро Гурон «целует» озеро Мичиган.

В тот день дул сильный ветер, и деревья сгибались под его натиском. Не самый удачный момент для того, чтобы проехаться по мосту, соединяющему два Великих озера. В конце концов из-за штормового предупреждения мост закрыли для проезда крупногабаритных машин, таких, как наша. Хотели мы того или нет, но нам пришлось остаться в лагере, возвышающемся над проливом Макино.

Начался холодный, моросящий дождь. Конец августа внезапно превратился в конец октября, и я почувствовала себя невероятно одинокой. Когда мы с Тимом путешествовали вдвоем, мы всегда могли рассчитывать друг на друга в плане бесед, развлечений, кухни и заботы о нашем питомце. Теперь же один из нас всегда был занят, помогая маме.

С Нормой было легко, и с самого начала она ясно дала нам понять, что не хочет становиться для нас обузой, и все же каждую секунду я думала о том, насколько комфортно она чувствует себя. Не болит ли у нее что-нибудь? Не скучно ли ей? Достаточно ли воды она пьет? Как заставить ее есть, ведь ей больше никак нельзя было худеть?

Перед отъездом я составила календарь на следующие четыре месяца поездки. Если бы меня спросили, где мы остановимся на ночь в такой-то день, до вчерашнего дня я бы с легкостью ответила. Но теперь, когда мы застряли в Милл Крике, меня терзало волнение, а сердце готово было выскочить из груди.

Последние месяцы были очень насыщенными: сначала мы пытались оправиться от тяжелой потери, а затем все наше время заняло планирование поездки. Когда мы предложили взять Норму с собой, идея казалась отличной: мы думали, что все будет хорошо и просто и мы продолжим жить своей жизнью с новым компаньоном, о котором заботиться не так-то уж и сложно. Однако ветер заставил нас ждать, мы не могли двигаться вперед, и земля словно уходила у меня из-под ног. Я просто сидела, пытаясь осознать все происходящее.

Я размышляла над своей жизнью. Я давно чувствовала, что появилась на этой планете, чтобы сделать мир лучше, и моя работа была тому подтверждением: я давала советы детям и подросткам, координировала усилия по оказанию гуманитарной помощи после разрушительного наводнения, работала волонтером в местном центре ювенальной юстиции, собирала деньги для бесчисленного количества некоммерческих организаций и участвовала в движении, направленном на более активное вовлечение отцов в жизнь их детей. Пока мы сидели в лагере под дождем, все мои страхи вылезли наружу. Неужели мы просто устраиваем для Нормы экскурсию по всей стране, расходуя ископаемое топливо? Неужели я потеряла себя в постоянной заботе о другом человеке, к которой я не была готова? Неужели тоска заполнит внутреннюю пустоту, образовавшуюся из-за отсутствия цели, как это уже случалось раньше?

Как я могу сделать мир лучше, заботясь только об одном человеке, об этой женщине, которая всегда казалась такой независимой и самодостаточной? С Нормой на борту мы лишили себя возможности помогать тем, кого привыкли поддерживать. Но смогу ли я как-то изменить мир без этих людей и без их помощи? «Я столько всего могу дать миру, – думала я, – но только не услуги сиделки». Это не мой дар. Он ничтожен, не имеет никакого значения и изолирует меня от других.

Я чувствовала себя точно так же, когда ушла со своей первой должности, чтобы посвятить все время путешествиям. Заполнить образовавшуюся пустоту мне помогла лишь работа в небольшом детском приюте в мексиканской деревне, когда мы последний раз были в Нижней Калифорнии. Мы планировали вернуться в приют и следующей зимой, но Норма была еще не готова пересечь с нами южную границу. Во мне говорил эгоизм, и я боялась, что это путешествие не оправдает моих ожиданий. Мне казалось, что, заботясь об одном человеке, я отказываю многим другим.

Мы с Тимом сделали решительный шаг, и теперь я думала о том, смогу ли я справиться с этим. Я знала, что нужно отпустить ситуацию, но как же это было сложно!

«Ты любишь фотографировать, – попытался подбодрить меня Тим, – возможно, если ты займешься этим, то на время отвлечешься от тяжелых мыслей». Но я еще не готова была перестать жалеть себя. «Мама не будет путешествовать с нами вечно, – продолжил он, – мы вернемся в Калифорнию к детям. Я обещаю. А пока у тебя есть возможность отточить свои навыки фотографа».

«Конечно, я люблю фотографировать, – думала я, – но как же мое желание изменить мир или хотя бы сделать его чуточку лучше? Как фотография поможет мне справиться с чувством одиночества от того, что я вынуждена отдавать свою заботу, не требуя ничего взамен?»

Я достала свой ноутбук и записала кое-какие мысли в блоге о путешествиях, который вела с 2011 года. И хотя его читали всего лишь человек пятнадцать, я чувствовала, что это те люди, которые понимают меня. Возможно, им будет также интересно читать мои посты, если я стану писать не о природе, а о путешествии с пожилой женщиной, за которой требуется уход. Может быть, делясь своими впечатлениями через рассказы и фотографии, я не буду чувствовать себя такой одинокой.

Я напечатала название поста: «Новые горизонты, новые взгляды». Придумывая его, я вдохновилась одной из своих любимых песен Джимми Баффета. Норма погрузилась в чтение книги, а мы с Тимом, облачившись в плащи-дождевики, отправились на прогулку по берегу озера. Мы искали камешки причудливой формы для Нормы, нашего домашнего геолога-коллекционера. Вернувшись, я обнаружила несколько комментариев, которые уже успели появиться под моей записью. Мы зачитали их вслух, надеясь, что от них Норма придет в не меньший восторг, чем когда-то от почтовых писем.

«Кто сказал, что нельзя отправиться в путешествие в девяносто лет?» – писал один из читателей.

«Вперед! – писал другой. – Можно столько всего посмотреть и сделать, причем ничего не планируя. Это так круто! Спонтанность рулит!»

Несмотря на видимую усталость, ее глаза загорелись, в них появился интерес. «Неужели этим людям есть дело до нашего путешествия? – спросила она. – Но почему?»

Я удивилась, почувствовав облегчение, охватившее меня, пока мы читали Норме комментарии и разделяли с ней радость от этих теплых слов. Отчасти Тим был прав. Фотографии действительно помогли мне, но не только они. Я делилась с другими своими рассказами и фотографиями, ощущала себя частью некоего сообщества, и это утешало меня. Эти люди показали мне, насколько я боялась отступить от своих ожиданий.

Выхода не было: погода испортила наши планы, Норма вмешалась в привычный ход жизни, а новый уклад, разумеется, изменил мое видение себя. Я ощущала одиночество, потому что отправлялась в неизведанное путешествие, и мне приходилось заново узнавать своего мужа и свекровь. Но я должна была плыть по течению, а не против него.

Мои читатели открыли мне то, чего я не могла увидеть из-за страхов: даже самым заядлым кочевникам иногда нужно сделать паузу и отпустить все свои ожидания. Внезапно все наши планы, так тщательно проработанные на следующие четыре месяца, изменились. И теперь нам пришлось воспользоваться самым простым запасным планом – вовсе отказаться от планов.

* * *

Мы прождали в Макино-Сити три дня, пока городские власти не открыли проезд для крупногабаритного транспорта. В каком-то смысле пересечь «Большой Мак» стало для нас неким ритуалом. На Верхнем полуострове ощущаешь себя по-другому: здесь местность более гористая и дикая. По дороге на запад встречаются в основном неприступные березовые, кедровые и сосновые леса, а сама трасса усеяна золотарником, рогозом и кустами дикой моркови. Слева простирается озеро Мичиган, его девственный берег говорит о том, что сюда практически не ступала нога человека.

Пока мы пересекали центральный часовой пояс, Норма не сводила взгляда с большого окна в столовой. «Добро пожаловать в Висконсин!» – объявила я.

Она заговорила, достаточно громко, чтобы я могла услышать ее на переднем сиденье. В голосе звучало волнение: «Ой, а я никогда не была в Висконсине». Ни я, ни Тим не знали, что она никогда не пересекала границу Мичигана и не ездила в соседний штат. Вскоре мы оказались на неизведанной территории.