Текст книги "Тёмная порода"

Сергос пребывал в замешательстве. Было совершенно не понятно, что делать. Изгнать духов не представлялось возможным, отказаться от их приглашения – тоже, а идти куда-то за гианами выглядело чистой воды самоубийством. Их речи могут быть сладки, но что творится в их головах и каковы их истинные стремления – загадка. Ещё утром он был уверен, что Существа лишь неразумные порождения Силы, части стихий, принявшие причудливые формы. Они не говорят, не мыслят, они просто существуют. Теперь же он ведёт с ними беседы. Может это морок, наведённый Черной? И они все во власти иллюзии.

Мысль о Черной резанула ножом. С внезапным появлением гиан Сергос совсем о ней позабыл.

– Послушайте, это все, конечно, очень хорошо, но у нас здесь есть неоконченные дела.

Сергос попытался через головы гиан разглядеть, что происходит на поляне, где была Чёрная.

– Ты о той, с кем вы сражались, человече? Она уже давно далеко отсюда. То, что она носит с собой, открывает ей туманные тропы.

Сергос переглянулся с друзьями и, поймав их ошеломлённые взгляды, рванулся в сторону поляны. Гианы не препятствовали, расступились, открывая ему дорогу.

Поляна была пуста. Трава, примятая десятками ног, земля, взрытая заклятиями, и никаких следов Чёрной. Сергос оглянулся – Марис и Альба тоже вышли на поляну. Гианы следовали за ними почётным караулом, сопровождая, но держась чуть поодаль.

– Да куда она могла деться? – возмутился Марис. – Альба же достала её, после такого быстро не оклемаешься!

– Она ушла туманными тропами, человече, – подала голос гиана. – Ты что же совсем не слушал?

Откуда-то слева, из-за деревьев, донёсся слабый стон.

– О, кажется, эти ваши тропы увели её недалеко, – обрадовался Марис и двинулся в сторону источника звука.

Сергос последовал за ним.

Под деревом, прислонившись к стволу, полусидел-полулежал человек. Из раны, начинавшейся у уха, пересекающей тонкую шею и уходящей вниз к груди, хлестала и не собиралась сворачиваться кровь. Едва заживший магический шрам был грубо вскрыт, а кожа вокруг него превратилась в один сплошной ожог.

Именно по шраму Сергос изначально узнал человека, потому что сразу признать в застывшей восковой маске холёное наглое лицо Дженго было непросто.

– Какая встреча! – Сергос сам удивился тому, как злорадно прозвучали его слова.

– Ты его знаешь? – спросил Марис.

– Мы оба его знаем, – сообщила подошедшая Альба. – Это Дженго.

Марис присвистнул. Дженго с явным трудом поднял затуманенные болью глаза на Альбу.

– А ты, верно, рада видеть меня в таком виде? – прохрипел он.

– Очень, – подтвердила Альба. – Это даже лучше, чем увидеть тебя мёртвым. Хотя, – она, сосредоточенно прищурившись, оглядела его рану, – и до этого зрелища уже недалеко.

– Это твоя подружка тебя так отделала, парень? – участливо поинтересовался Марис, присев на корточки перед Дженго. – А где она сама?

– К-ха… Какая подружка? Это всё этот ублюдок Ивон! Грёбанные магики, шут бы вас всех побрал!

Дженго закашлялся, из раны плеснула очередная порция крови.

– Кто такой этот Ивон? – осторожно спросил Марис.

– Кузнец. И магик, как оказалось. Ещё папке моему ножики ковал. И мне… Дела вести помогал.

– За что это он тебя так?

– Он больной ублюдок! Поди разбери, что в голове у сумасшедшего? Повернулся он на бабе вашей! Даже работать на меня согласился бесплатно, лишь бы я помог ему найти её. Раньше за ним такого не водилось. За медяк готов был удавиться.

– Он говорил, почему он её ищет?

– А вот ты у неё и спроси, – Дженго указал на Альбу взглядом, – она-то, поди, знает.

– Он искал именно её? Прямо так и говорил: «Найди мне Альбу»?

– Прямо так и говорил – найди мне Альбу, дочь Вессера, магика из Штольма. Ещё нёс какой-то бред про скверну, которую она разнесёт. Я не вникал. Он был мне полезен, попросил найти человечка, я и нашёл. Делов-то.

Услышав имя отца, Альба побледнела, заволновалась. Марис, заметив это, сделал ей знак молчать.

– Зачем я только влез в это, зачем помешал ему завалить её сразу? – разоткровенничался Дженго. – Жаба меня задушила, подумал, чего добру пропадать-то, баба красивая. И ведьма. То, что надо для моих представлений. На ведьмах выручка в два-три раза больше. Я и уговорил его надеть на неё эти его браслеты и отдать её мне. Чтоб хоть пользу принесла, раз всё равно её валить надо.

– Откуда у него браслеты? – взволнованно спросил Марис.

– Кузнец он! – закашлялся Дженго. – Делает он их! И раздаёт направо и налево, даже платы за них не берет.

– Где его искать?

Марис сейчас напоминал охотничьего пса, нетерпеливо переминавшегося в ожидании добычи.

Дженго одарил его мутным взглядом. Потом опустил глаза и оглядел свою насквозь пропитанную кровью рубаху. Прищурился.

– Я, походу, умираю, – сообщил он. – Спасите меня, и я расскажу вам все, что знаю. Вы же можете.

Марис вопросительно посмотрел на Сергоса, потом на Альбу. Тратить остатки сил на то, чтобы подлатать бандита, возможно и обладающего важной информацией, в их положении было мероприятием весьма сомнительным.

– Слышь, магик, давай быстрее! – вдруг взвизгнул Дженго. – Совсем хреново. Бабы какие-то за вами стоят! Зенки вылупили!

– Уже не спасти. Он видит гиан. Он переходит, – выдохнула Альба.

– Говори, где искать кузнеца! – Марис тряхнул Дженго.

– Спаси меня, магик! – захрипел Дженго.

– Где его искать?! – взревел Марис.

Дженго уже не разбирал слов, обращённых к нему. Из его горла вырвался очередной хрип. Он судорожно вцепился в Мариса одной рукой, другой вытащил какой-то свёрток из-за пазухи.

– Во…Возьми. Спаси! Я не хочу…

Он замолчал. Глаза закатились, руки безвольно опустились. Марис начал тормошить разбойника.

– Да чтоб тебя! – выругался он. – Собака, сдох в самый неподходящий момент.

В свёртке, выпавшем из руки мёртвого разбойника, Сергос узнал свой кошель. Марис оставил бессмысленные попытки растолкать бандита и тоже обратил внимание на свёрток.

– Что это он мне пихал?

Марис поднял кошель и принялся рассматривать.

– Это мой. Там были…

– Сапфиры, – потрясённо пробормотал Марис.

Он успел распустить мешочек и высыпал камни на ладонь.

– Верно, на ярмарке хотел загнать, вот и таскал с собой, – он пересчитал камни, – Тринадцать. Ни одного не продал, – Марис нервно расхохотался.

Сергос подошёл к Марису и принял из его рук камни. Гианы подтянулись ближе. Сергос направился к ним.

– Я возвращаю ваше сокровище, – обратился он к той гиане, что говорила с ними.

Существо долго всматривалось в его лицо, потом отрицательно повертело головой.

– В этом нет смысла. Их касался человек, они для нас теперь бесполезны. Мать говорит, чтоб вы оставили их себе.

– Мать говорит? – удивился Сергос.

Гиана кивнула.

– Мать смотрит нашими глазами и видит всё, что видим мы. Она ждёт вас в своих чертогах. Она откроет вам туманные тропы вслед за той, с которой вы бились. Мать говорит, теперь так должно.

– Похоже, приглашение придётся принимать, – вступил в разговор Марис. – Нам нужно найти Чёрную. Она делает браслеты!

– И она знает что-то о моем отце, – добавила Альба. – Вдруг ей известно, что с ним случилось.

– Кстати, да, – кивнул Марис. – Нам нужно её найти. Если Мать гиан готова нам в этом помочь, стало быть надо почтить её своим визитом. Я так считаю. Сергос?

У Сергоса голова шла кругом от водоворота событий, в который их затянуло. Почти прогулочная поездка превращалась, уже превратилась, в опасное путешествие, исход которого с каждым мгновением становился все более туманным. Идти с гианами было откровенно страшновато, и Сергос не стыдился этого чувства. Не боятся только глупцы, которые не могут оценить возможных опасностей, и те, кому нечего терять. Он не относился ни ко вторым, ни, без лишней скромности, к первым. Но то, что произошло с Альбой, не было случайностью. И эти чудовищные браслеты. Чёрную нужно было найти.

– Мы пойдём с вами, – наконец сказал Сергос. – Я только разберусь со своими людьми.

– Мы подождём, человече, – отозвалась гиана.

Двоих оставшихся в живых наёмников Сергос на месте боя с разбойниками так и не нашёл. В первые несколько мгновений он подумал о самом худшем, но среди обескровленных тел их не было. Лошадей не было тоже.

Что ж, он всё равно бы не стал брать их с собой. Остаётся только надеяться, что они благополучно выберутся из леса.

Тело Винса сожгли в наспех сооружённом из сухих веток погребальном костре, отдав командиру наёмников последние почести. Сергос не решился спросить у Альбы, что она сделала с последним выдохом Винса, но внутренне он понимал, что наёмник отдал свою жизнь дважды.

– Мы готовы, – сообщил Сергос гианам.

Одной рукой он сжимал руку Альбы, другой – Мариса. Как-то очень по-детски, но так было спокойнее.

Гианы снова выстроились кругом, и живой туман поглотил Существ и людей.

Глава восьмая
Тёмная руда

Ночью случились первые заморозки.

Здесь, в Черногорье, зима вступала в свои права всегда намного раньше, чем на равнине, но в этот раз всё же слишком рано. Трава, ещё зелёная, хоть и потускневшая, деревья, листья которых едва начали желтеть, стены бревенчатого дома, что укрылся в тени склона от ветра, – всё было покрыто инеем. Снежные кристаллы искрились и переливались в рассветных лучах солнца, показавшегося из-за горы.

На крыльце дома стояла светловолосая женщина. Она была крупной, рослой, но при этом её фигура была не лишена приятных округлостей. Женщина появилась, едва небо начало светлеть. Было до неприятного свежо, дыхание оборачивалось облачками пара, а нежданный холод всё норовил проникнуть под шерстяную накидку, в которую она зябко куталась, но женщина не торопилась уходить в дом. Она внимательно смотрела в сторону дороги, идущей с гор.

Женщину звали Натлика и она ждала возвращения своего мужа. Старая штольня, находившаяся ниже по склону, окончательно истощилась, и Ивон, муж Натлики, отправился на поиски новых месторождений руды. Благо, в этих горах было много заброшенных выработок и ещё больше нетронутых пещер, где горные породы залегали неглубоко, и их добыча была делом сравнительно простым, доступным горняку-единоличнику. Ивон добывал руду, выплавлял из неё металл, ковал изделия в своей кузне, продавал их на ярмарках и этим жил. Он производил немного, но был мастером своего дела, поэтому его изделия высоко ценились. Ему одинаково хорошо удавалось и оружие, и украшения, и какие-то хозяйственные мелочи.

Черногорье формально являлось частью княжества Лих, но в действительности было ничейной землёй, потому что княжества Лих как такового больше не существовало. Последний законный князь Лиха умер, не оставив прямых наследников. Вдове князя какое-то время удавалось удерживать власть, но потом все же разгорелась междоусобица и предательский кинжал под ребро снял проблему наличия княгини. Самопровозглашённые князьки сменяли один другого, а княжество меж тем приходило в упадок. Междоусобица постепенно сошла на нет, но к этому времени Лих был разорён. На его земли, и на богатое рудами Черногорье в том числе, никто из соседей не претендовал – у Штольма было достаточно своих месторождений и внутренних проблем, а богатый, благополучный, золотой Гарден и вовсе мало интересовала экспансия. Лих распался на кучку самостоятельных поселений, горные выработки опустели, зато люди вроде Ивона получили огромную свободу действий. Теперь все месторождения Черногорья были к его услугам, и никакой десятины князю. Князя-то нет.

Как ни странно, Натлике тоже нравилось жить в этой глуши. Она помогала Ивону в кузне, занималась хозяйством и, если бы не тайна, которая омрачала всё её существование и вынуждала лгать мужу, она могла бы назвать себя очень счастливой.

Натлика была магом. И сколько себя помнила, скрывала это.

Когда Сила проявила себя впервые, благо, это случилось без посторонних, родители сказали маленькой Натлике, что она проклята и должна приложить все усилия, чтобы никто не узнал о проклятии. И Натлика, послушная дочь, чётко выполняла наказ родителей, ничем себя не выдавая, все время гася в себе искру магии. Искра сопротивлялась, разгораясь огнём и терзая, но воля отличала Натлику ещё с детства и она справлялась с собой.

Хуже было с тем, что она видела вокруг. Существа. По большей части они сторонились людей и не причиняли вреда, если их не трогали, но были и исключения. Однажды ей пришлось просто стоять и смотреть, как ундины утаскивали соседского мальчика, с которым она дружила, под воду. Она чувствовала, что ей достаточно приказать и они его отпустят, но не сделала ничего. Существ видят только проклятые. Приказывать существам могут только проклятые. А она проклятой быть не хотела. Даже случайно увиденная тень ящерки в огне или зависший в воздухе дух заставляли Натлику трястись от страха выдать себя. Это было ещё одной причиной того, что ей нравилось Черногорье. Здесь Существ почти не водилось, огонь был просто огнём, вода – водой, а в лесах нужно было опасаться только зверья. Удивительно, учитывая, что горы, леса и пещеры были излюбленным местом обитания Существ.

Шаги Ивона она услышала гораздо раньше, чем увидела его самого. Рванулась с места, выбежала на дорогу, так же резко остановилась, оправила одежду, волосы и уже более спокойным шагом пошла навстречу мужу, вышедшему из-за поворота.

– Ты так долго, я волновалась, – Натлика прильнула к нему.

Ивон похлопал её по спине свободной рукой, на накидке остался грязный след. Другой рукой он придерживал заплечный мешок, набитый чем-то тяжёлым.

– Да ушёл далеко. Гору почти обошёл, и там пещера. Интересная такая: насквозь гору пробивает. Я её всю прошёл и вышел вот тут, совсем рядом, – он махнул рукой в сторону гор. – Как сразу не увидел вход с этой стороны, понять не могу. Но сходил не зря, – он чуть повернулся, демонстрируя ей мешок, – я такой руды не видел никогда, вообще ни на что не похожа. Посмотрим, что из неё выплавится.

– Покажи, – Натлика потянулась к мешку.

– Успеешь ещё, – Ивон отстранился от неё. – Покорми меня лучше, голодный как зверь.

– Ой, да, конечно, пойдём скорее.

Закончив с едой, Ивон забил трубку и закурил. Табак из Тореса был дорог, но Ивон вполне мог себе его позволить. На каждой ярмарке он обязательно закупался им впрок, никогда не позволяя своим запасам истощиться. Ароматный дым окутал его, принеся с собой приятную расслабленность. Ивон затягивался, выпускал колечки дыма и наблюдал за женой, хлопочущей по дому. Их взгляды встретились, он несколько раз хлопнул по коленке, поманил Натлику к себе.

– Ох, и хорошая ты у меня баба!

Ивон по-хозяйски её ощупал, притянув к себе и не выпуская трубку изо рта.

– Иди, ложись, я сейчас приду, – он шлёпнул её по заду и расхохотался её смущённому «Ой».

Взял он её быстро, толком не раздеваясь, лишь приспустив свои штаны да задрав её сорочку. Удовлетворившись, он уткнулся в её пышную грудь и почти сразу же уснул. Натлика любовно погладила его по голове, что-то промурлыкала себе под нос и тоже провалилась в сон.

Проснулась она поздним вечером. Ивона рядом не было. Смекнув, что он в кузне, она быстро оделась и направилась туда.

Снаружи заметно похолодало, поднявшийся ветер нёс с гор снежную крупу. Луна уже взошла и была сегодня тёмно-красной. Натлику охватило смутное беспокойство.

Горячий воздух кузни пахнул ей в лицо, когда она вошла. Ивон был там. Натлика ожидала, что внезапная тревога её отпустит, когда она увидит мужа, но этого почему-то не произошло.

– О, хорошо, что ты пришла! – муж её заметил. – Как раз хотел идти за тобой. Иди, смотри, что я сделал.

Натлика двинулась к нему. У Ивона в руках была какая-то небольшая, блестящая в отсветах огня печи, вещица. Но прежде, чем Натлика подошла к нему на достаточное расстояние, чтобы рассмотреть то, что он держал в руках, её внимание привлёк кусок руды, лежащий на рабочем столе.

Чёрный камень, блестящий, нет, скорее слегка мерцающий своим собственным светом. Он, действительно, был не похож ни на что. Разве что на осколок звёздного неба. Натлика, будто заворожённая, потянулась к нему, коснулась.

Она с трудом смогла удержать крик, сдавивший её горло. Руда была полна проклятой силы. Источала её. Сама была окаменевшей силой. И она наполняла Натлику, проникая в кончики пальцев, разносясь по телу.

Каким-то нечеловеческим усилием воли Натлика отдёрнула руку. Огонь горел под её кожей, бежал по жилам, заполнял собой все её естество. Голос Ивона донёсся до неё откуда-то издалека. Сама она не могла вымолвить ни слова.

– Чего ты так уставилась-то на эту руду? Комок породы. Вот, смотри, что может сделать из этой грязи мастер!

Ивон выставил вперёд руку и на раскрытой ладони Натлика увидела изящный браслет тёмного металла.

Она с ужасом поняла, что Ивон собирается надеть его ей на руку. Немота отпустила её, но было уже поздно.

– Нет! Не надевай это на меня! Огонь! – заверещала она за мгновение до того, как браслет сомкнулся на её руке.

И – пламя, сжигавшее её все годы, потухло.

Натлика смотрела на свою руку так, будто видела её впервые. Отблески огня играли на блестящей гладкой поверхности браслета, создавая причудливые узоры. Ей вдруг стало невероятно легко, не надо было больше ничего сдерживать в себе, не надо было притворяться. Она была сейчас обычным человеком. По крайней мере, ей думалось, что обычный человек ощущает себя именно так – свободно и пусто внутри. Браслет, созданный Ивоном, снял с неё проклятие.

– Ты чего разоралась? – Ивон с недоумением смотрел на неё. – Он же не горячий, я ж в руках его сам держал.

Он ничего не понял. Натлика смотрела на него и знала – он ничего не понимает. Не понимает, что произошло, не понимает, какое чудо создал, не понимает, что освободил её. И, сотрясаемая рыданиями, она ему рассказала. Про проклятие, про Существ, про соседского мальчика и про преследовавший её все эти годы страх. Про всё.

Ивон слушал её очень внимательно, затаив дыхание и не шевелясь. Она говорила и говорила, окончательно освобождаясь, и пропустила момент, когда его лицо исказилось, став злым и неузнаваемым.

– Отродье! – услышала она и перед её глазами расцвели цветы боли.

Ивон кинулся на неё с кулаками. Он бил, бил, бил, и у неё не было возможности защититься. Он был в разы сильнее. Он наносил удары до тех пор, пока её лицо не превратилось в кровавое месиво. Натлика не могла больше даже кричать, изо рта у неё вырывались только хрипы вперемешку с кровью.

– Отродье! Тварь! Чудовище! Как ты посмела пробраться в мой дом?! – в очередной раз заорал он и поднял кузнечный молот.

И вдруг её истерзанное тело вновь заполнил огонь. Браслет лопнул, Сила вырвалась и огненным штормом пронеслась по кузне.

Натлика провалилась в темноту.

Глава девятая
Чертоги гиан

Весь мир превратился в туман.

Жемчужное марево клубилось под ногами, застилало небо, обволакивало со всех сторон. Туман был густым и осязаемым, двигаться в нем можно было только медленным мерным шагом, потому что стоило ускориться, как он сразу же становился вязким, и чем быстрее ты шёл, тем меньше продвигался вперёд.

Единственным, что позволяло не потерять направление в этом огромном облаке, была тропа, которая выделялась более плотным туманом и пульсировала мягким светом. Гианы сразу предупредили: держаться тропы и не сходить с неё ни при каких условиях. Когда Марис поинтересовался, что же случится, если всё же сойти, гиана, которую Сергос для себя обозвал старшей, просто ответила, что живым не место за тропой, и больше на расспросы Мариса не реагировала.

Сергос не мог точно сказать, сколько времени занял их переход. Пока они шли в тумане, путь казался ему бесконечно долгим, но он считал свои вдохи, чтобы как-то ориентироваться во времени, и они вышли из тумана ровно на пятьдесят пятом, то есть очень даже быстро. Впрочем, нельзя было с полной уверенностью утверждать, что он не сбился со счета. Слишком всё иллюзорно на тропе.

Перед ними снова раскинулся лес. Точнее – под ними. Когда туман рассеялся, они оказались на площадке, парящей над кронами деревьев. Под ногами была поверхность из переплетённых корней и веток, отполированная до ровного состояния и почти зеркального блеска. Площадка напоминала плот, дрейфующий по зелёному с золотыми отблесками лиственному морю. Замысловатые узоры сетью покрывали поверхность плота.

Шагах в десяти от того места, где кончилась туманная тропа, прямо на площадке сидела, подогнув по себя ноги, женщина. Она грелась в лучах солнца, блаженно прикрыв глаза и подставив лицо свету. Рассыпавшиеся по плечам длинные волосы были сплошь седыми, но лицо при этом выглядело очень молодым, она казалась не старше Альбы. Гианы пали ниц перед женщиной, из чего Сергос сделал вывод, что это не кто иная, как Матерь.

Не открывая глаз, она поприветствовала их.

– Добро пожаловать в мои чертоги! – Её голос был довольно низким, грудным, с бархатной хрипотцой. – Подходите ближе, я не кусаюсь.

– А, судя по твоим дочерям, можно ожидать как раз обратного, – Марис даже здесь не смог удержаться от язвительного комментария.

Матерь открыла глаза и с интересом воззрилась на Мариса. То, что плескалось в глубине её иссиня-чёрных глаз, сразу развеяло все сомнения по поводу её возраста. Женщина, дух, Существо – она была стара.

– А ты хорош. Жаль, что ни одна из моих дочерей не сможет от тебя понести. Им, бедняжкам, приходится довольствоваться всякой дрянью. А такая кровь пропадает, – Матерь деланно вздохнула и перевела взгляд на Сергоса. – Ну, здравствуй, похититель камней.

– Я готов вернуть камни, – тут же подобрался Сергос. – Было ошибкой брать их.

Снисходительная улыбка тронула губы Матери.

– Ты такой милый. И как столько благородства умещается в одном человеке? Мои дочери ведь сказали тебе – камни твои. Они мне больше не нужны, пещеры вырастят мне новые. А эти камни теперь часть вашего узора.

– Узора? – переспросил Сергос.

Его взгляд невольно скользнул по затейливой вязи под ногами.

– Каждое действие, каждый выбор творит узор, – пояснила Матерь. – Судьбы переплетаются – и творят узор. Одни дороги открываются, обрываются другие. И нет дорог верных и неверных, каждая просто создаёт свой неповторимый узор. Если бы ты убил моих детей, ты бы пошёл дорогой, на которой, возможно, был бы уже мёртв. А, возможно, и нет. Но твои спутники были бы мертвы. А, может быть, вы все были бы живы и счастливы где-то далеко отсюда и никогда не оказались в моих чертогах. Дорог сотни. Но суть в том, что ваша дорога привела вас сюда. И дальше узор будет ветвиться отсюда.

Матерь сделала некоторую паузу, затем обратилась к Альбе.

– Тебя я хотела увидеть больше всех. Сколько узлов стягивается на тебе, сколько дорог…

Она прищурилась, всматриваясь в лицо Альбы. Потом поморщилась, отвела глаза.

Альба вздрогнула и Сергос крепче сжал её ладонь. Он только сейчас понял, что за все время так и не отпустил её руки.

– Что ты увидела? – встревоженно спросила Альба у Матери. – Ты же что-то видишь, да? То, что грядёт?

– Я вижу то, что уже произошло, и несбывшееся, и то, что может случиться. Я не знаю, каким будет грядущее. И никто не знает. Его не существует, пока оно не наступит. Ты ведь тоже чувствуешь приближение чего-то, но не знаешь, чего. Вот и я примерно так же. Просто твои глаза светлы и не видят теней грядущего, а мои темны и видят все их разом. Но в итоге мы одинаково слепы.

– Я, кажется, понимаю, – кивнула Альба. – Но прошлое же ты видишь? – она сосредоточенно нахмурилась.

– Ты хочешь спросить об отце. Я не отвечу тебе.

– Почему?

– Настоящее – почва, из которой произрастают леса грядущего. Слишком велик риск – заронить в неё лишние семена и исказить узор. Я открою вам туманную тропу вслед за той, кого вы хотите догнать, как и обещала. Это всё, что я могу для вас сделать.

– А эта помощь разве не нарушит узор?

– Нет, вы сами выбрали дорогу, на которой тропа будет открыта. Теперь так должно быть.

Альба, Марис и Сергос переглядывались, осознавая услышанное. Матерь, тем временем, продолжила.

– Пламенная нисходит. Присядьте, насладитесь закатом, восстановите силы. Их у вас не так много осталось, – невзначай заметила она.

Сергос неприятно поёжился от мысли, что это Существо знает, насколько они сейчас слабы.

– Закат в чертогах прекрасен. Любуйтесь. Когда взойдёт луна, я открою тропу.

Тонкая ладошка выскользнула из руки Сергоса. Альба первая опустилась подле Матери. Кажется, Существо её совсем не пугало. Марис покривлялся Сергосу, сделав выразительное движение бровями, и последовал примеру Альбы. Сергос присел последним.

Одна сторона неба пламенела: закат разливался по ней золотисто-рыжим светом. Другая темнела, из голубой становясь синей, на которой бледный лунный диск приобретал все более чёткие очертания.

Сергос осмотрелся. Гианы сидели кружком, заворожённо глядя на заходящее солнце. Их талии раздались, животы округлились. Они, действительно, были тяжелы.

– Почему вы называете это место чертогами? – спросил Марис.

– А что тебя смущает, человече? Или ты ожидал найти меня в рукотворном дворце, что так нравятся вам, людям?

– Да нет, не ожидал, – пожал плечами Марис. – Я вообще не ожидал встретить тебя или твоих дочерей. Ну, то есть дочерей, может быть, и ожидал. Но явно не так.

Матерь криво ухмыльнулась.

– Посмотри только – у меня под ногами лес. Я живу под крышею неба, а стены моих чертогов из воздуха. И, тем не менее, никто не может ни войти сюда без моей на то воли, ни выйти. Видел ли ты место прекраснее? – Матерь явно не нуждалась в ответе. – Как жаль мне моих детей-полукровок, которые не могут сюда войти и живут в тёмных пещерах и лесах. Они не знают ласки Пламенной.

Сергос только после её слов заметил, что мелкая гиана куда-то подевалась. Уже на тропе её не было с ними.

– Почему они не могут сюда войти? – спросил Сергос.

– Они полукровки. Человечья кровь их отцов не даёт им войти в чертоги.

– А как же? – Сергос указал кивком на гиан.

– Это мои первые дочери, – лицо Матери приобрело блаженное выражение. – В них нет человеческой крови. Когда я осознала себя, вокруг была Темнота. И я пила её, пока она не заполнила меня до краёв. А потом мои глаза увидели свет Пламенной. Она разливала жизнь. И мои дети зародились во мне. Они совершенны. Но больше таких на свет не произвести. Жизненная сила, заключённая в человеческой крови, делает нас тяжёлыми, но дети, рождённые от неё, лишь бледные тени моих первых дочерей.

– Хорошо, а мы? В нас ведь тоже течёт человеческая кровь, – озадаченно произнёс Марис.

– Трудно жить в мире, о котором ты ничего не знаешь? Верно? Ты правда думаешь, что в тебе человеческая кровь? Мы зовём вас людьми, но на самом деле в вас от людей не намного больше, чем во мне. Темнота породила вас. Вы – её дети. Как я и мои первые дочери.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, последний луч погас и на небе воцарилась луна.

– Тогда почему маги продолжают рождаться, а чистокровные гианы – нет? – спросил Сергос.

– О, хотела бы я это знать! – воскликнула Матерь. – Но даже мне известно не все. И эта тайна мне не откроется. Даже в конце моей дороги, в последний день мира, когда Пламенная отнимет всё, что было даровано, и сгорит в собственном пламени, а мои глаза закроются навсегда, я не узнаю этого.

– Что значит «последний день мира»? Ты видишь это? – встревожился Марис.

Лицо Матери перестало быть благостным.

– Вам пора. Слишком много речей. Не задавай мне вопросов, человече, я всё равно не буду на них отвечать! – отрезала Матерь, когда Марис попытался повторить свой последний вопрос.

Матерь поднялась. Она оказалась очень высокой. Несколько пассов руками – и перед ней возникло мерцающее облако тумана.

– Идите! – приказала она.

– А спросить, куда выведет тропа, можно?

Марис встал. Альба и Сергос последовали его примеру. Сергос снова взял её за руку.

– Туда, где вас ждёт ваша судьба, – ответила Матерь. – Мне неизвестны ваши человеческие названия местностей. Идите, – поторопила она.

Марис хотел сказать что-то ещё, но Сергос дёрнул его за рукав, принуждая завершать разговор.

– Спасибо, – сказал он Матери и, не дожидаясь её ответа, шагнул на тропу, увлекая за собой Мариса и Альбу.

* * *

Когда они скрылись в тумане, Матерь, покачав головой, снова опустилась на пол.

– Матерь, позволь спросить.

– Спрашивай, дитя.

– Почему ты позвала их в чертоги и открыла им тропу? Их породила Темнота… Но ведь они почти люди. Мы же никогда…

– Они выбрали дорогу, что вела ко мне, – пожала плечами Матерь. – На ней я должна была им помочь. Это дорога, на которой я захотела им помочь. Их узор прекрасен. Он ветвится и меняется с каждым мгновением. Столько дорог открыто… Я должна увидеть, чем это всё кончится. Хочу запечатлеть этот узор прежде, чем Пламенная выжжет мои глаза.

Матерь запрокинула голову, прикрыла глаза. Её руки начали движение, совершая сложные пассы. Из-под ладоней по полу зазмеились узоры.