Текст книги "Три дня до небытия"
Автор книги: Тим Пауэрс
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Тим Пауэрс
Три дня до небытия
Tim Powers
THREE DAYS TO NEVER
Серия «Роман-головоломка»
Печатается с разрешения автора и литературных агентств Baror International, Inc. и Nova Littera SIA
© 2006 by Tim Powers
© Галина Соловьева, перевод, 2017
© Татьяна Веряйская, иллюстрация, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2018
* * *
Посвящается Крису и Терезе, с благодарностями Ассафу Ашери, Майку Баксу, Джону Бьереру, Джиму Блэйлоку, Диди Канок, Расселу Галену, Патриции Джиари, Тому Гилкристу, Рани Графф, Джулии Гальперин, Джону Герцу, Джону Ходжу, Варнуму Хани, Пэту Хью, Барри Левину, Брайану и Кэти Маккалеб, Карен Мейснер, Денни Мейеру, Эрику Нилунду, Айе Шачам, Дэйву Сандовалу, Биллу Шейфа, Суниле Сен Гупта, Дэвиду Зильберштейну, Кристине Собреро, Эду Томасу, Вереду Тохтерману, Гаю Винеру, Хэгит Винер, Наоми Винер, Пар Винцелль и Майку Яновичу
Пролог
Скорая помощь, подпрыгнув, вылетела со стоянки у медцентра «Милосердие» и свернула на юг по Пэйн-стрит, мигая красно-голубыми огнями, еле видными в полуденном солнце, и оглашая сиреной безоблачный небосвод. На Ист-Лэйк-стрит скорая свернула налево, уходя от пробок в южной части города, куда сообщения о чудесном явлении ангела в чьем-то телевизоре привлекло в эти выходные сотни паломников.
На мемориальном шоссе Эверетта машина повернула на север и прибавила скорость. Через пять минут город остался позади, и она стала подниматься по узкой асфальтовой ленте через прохладный сосновый лес, а потом шоссе изогнулось к востоку, и над лесными вершинами выросли белые пики Шаста и Шастина.
Когда дорога запетляла по горному склону, движение стало плотнее: фургоны-фольксвагены, походные трейлеры, автобусы, а склоны были усеяны автостопщиками в джинсах и штормовках, с рюкзаками на плечах.
Красно-белая скорая виляла по дороге между другими автомобилями и снова набрала скорость, только когда шоссе выровнялось, проходя мимо кемпинга Банни Флэтс. Парковка Пантер-мидоус в трех милях оттуда была забита легковушками и фургонами, но больница послала радиограмму с предупреждением, и сотрудники Лесной службы расчистили проезд на северный край стоянки, откуда между деревьями уходила в лес колея.
На прогалинах вокруг колеи праздно гуляли, глазели в небо или медитировали, собравшись в круг, люди, из леса долетали крики детей и звон колокольчиков. Двое парамедиков в белом вышли из машины и двинулись с носилками сквозь море бород, седых конских хвостов и пастельных халатов, от которых резко пахло пачулевым маслом, смешанным с ароматом пихты Дугласа, которым пропитался прохладный ветерок. Далеко им идти не пришлось, потому что шестеро мужчин успели соорудить носилки из фланелевых рубашек и веток вишни и сами принесли обмякшее тело с альпийских лугов Скво-мидоу; тело было завернуто в старое бурое армейское одеяло и украшено шастинскими маргаритками и белыми цветами земляники.
Парамедики переложили тело старухи на свои носилки из алюминия и нейлона, и через несколько минут скорая унеслась вниз, уже без сирены. На поляне Скво-мидоу те из гулявших, кто не был занят носилками, гнули в разные стороны свастику из золотой проволоки, разрывали ее руками, так как складного ножика ни у кого не нашлось.
Действие первое
Книги я утоплю
Я все устроил,
заботясь о тебе, мое дитя, —
О дочери единственной, любимой!
Ведь ты не знаешь, кто мы и откуда.
Что ведомо тебе?
Уильям Шекспир. Буря
1
– Не похоже, чтобы он горел.
– Да, – ответил отец, щурясь и заслоняя ладонью глаза. Они остановились посреди заросшего сорняками двора.
– Она точно сказала «сарай»?
– Да. Она мне сказала: «Я сожгла сарай Калейдоскоп».
Дафна Маррити села на траву и, оправляя юбку, рассматривала обветшалую серую халупу в тени раскидистого авокадо. Вздумай хибару кто-то поджечь, она, пожалуй, сгорела бы в одну минуту.
Латаная шиферная крыша просела посередине, а два пыльных окошка в деревянных рамах по сторонам закрытой двери чуть не вываливались из обшитой досками стены – в дождь все это, наверно, протекало насквозь.
Дафна знала по рассказам, что отец с тетей в детстве убегали играть в этот сарай, хоть им и не разрешали. Дверь была такой низенькой, что даже Дафне пришлось бы пригнуться под притолокой, а девочка была не такой уж высокой для своих двенадцати лет.
Наверно, тогда они еще и в школу не ходили, подумала она. А может, дело в том, что я родилась в 1975-м, а нынешние дети растут быстрее, чем в те времена.
– Дерево бы тоже сгорело, – заметила она вслух.
– Тебя сейчас всю муравьи облепят. Может, ей это приснилось. Вряд ли она так… э… пошутила.
Отец хмуро огляделся, его все это явно раздражало. Он вспотел, хотя и нес куртку, перекинув через руку.
– Под кирпичами золото, – напомнила ему Дафна.
– Это ей тоже приснилось. Знать бы, где она.
На стук в парадную дверь никто не отозвался, но, обогнув дом и толкнув калитку на задний двор, они увидели под навесом для машины, в желтой тени гофрированной стеклопластиковой крыши, старый зеленый «Рамблер-универсал». Дафна села, положив ногу на ногу, и посмотрела на отца, щурясь от солнца.
– Почему она назвала сарай Калейдоскопом?
– Потому что… – отец засмеялся. – Все его так называли. Не знаю почему.
Он собирался сказать что-то еще, но прикусил язык. Дафна вздохнула и снова посмотрела на сарай.
– Пойдем кирпичи оттуда поубираем. Я берусь отгонять пауков, – предложила она.
Отец покачал головой.
– Я вижу отсюда, что дверь на засове. Нам бы и здесь околачиваться не следовало, когда Грамотейки нет дома.
Грамотейкой старушку называли в семье, и от этого Дафне она нравилась еще меньше.
– Мы должны, должны разобраться, а вдруг она в самом деле подожгла его, как рассказывала. Вдруг она… – девочка быстро соображала, – вдруг она потеряла там внутри сознание от паров бензина. А может, она имела в виду, что только собирается его поджечь. – И как бы она тогда заперла дверь снаружи?
– А если она упала в обморок за сараем? Она ведь звонила тебе насчет сарая, и на стук в дверь не ответила, и машина на месте.
– Ну… – отец прищурился и покачал головой, а Дафна поспешила продолжить.
– Решись – и нам удастся все! – продекламировала она. – Может, там и вправду золото под кирпичами. У нее ведь была куча денег!
Отец с рассеянной улыбкой подхватил цитату:
– Так решено![2]2
Дочь и отец цитируют «Макбета».
[Закрыть] Какие-то деньги она, как я слышал, получила в пятьдесят пятом.
– Сколько же ей тогда было лет?
Дафна, вскочив, принялась отряхивать юбку сзади.
– Думаю, около пятидесяти пяти. Теперь ей, наверное, уже восемьдесят семь. А деньги она держит в банке.
– Только не в банке – она же хиппи!
Дафна и в двенадцать лет побаивалась своей прабабки, с вечной сигаретой в зубах, с гривой седых волос, со скрежещущим немецким акцентом и морщинистыми щеками, вечно мокрыми от искусственных слез, которые она покупала в «Трифти» в маленьких флакончиках. Дафне никогда не позволяли даже заглядывать к старушке на задний двор, так что сегодня она впервые перешагнула через заднее крыльцо дома.
– Или ведьма, – добавила девочка и заранее, заранее робея перед походом к сараю, взяла отца за руку.
– Она не ведьма, – засмеялся тот. – Да и не хиппи. Она слишком старая, чтобы быть хиппи.
– Она ездила в Вудсток. А ты в Вудстоке никогда не был. – Она, наверное, поехала, чтобы продать свои ожерелья.
– Готова поспорить – в качестве оружия, – сказала Дафна, вспоминая неуклюжие талисманы. Один такой старуха подарила Дафне на седьмой день рождения – ожерелье с каким-то камнем. В тот же день девочка чуть не получила сотрясение мозга, размахивая им направо и налево; когда полгода спустя умер ее любимый кот, она похоронила ожерелье вместе с ним.
Девочка попыталась внушить отцу мысль: «Давай проверим сарай».
– Хиппи не носят оружие. Ладно, пойду загляну за сарай.
Он двинулся вперед, держа дочку за руку и осторожно ступая по сухой траве и высокому зеленому бурьяну. Его коричневые кожаные берцы выжимали из жестких стеблей запах креозота.
– Смотри, куда ступаешь, – посоветовал он через плечо. – Какой только хлам у нее тут не валяется.
– Старый хлам, – отозвалась Дафна.
– Детали автомобильных моторов, обломки кондиционеров, я бы не удивился, увидев средневековый доспех. Может, я возьму тебя на руки? Ты так все ноги исцарапаешь.
– Я хоть и тощая, но для тебя слишкрм тяжелая. Тебя удар хватит.
– Я бы и двух таких девчонок, как ты, унес – по одной на каждом плече.
Они шагнули в тень дерева, и отец отдал Дафне свою коричневую вельветовую куртку.
Он покачал головой, словно осуждая дурацкую затею, потом ломанулся через стену зарослей и скрылся за углом сарая. Дафна слышала, как он цепляется за заднюю стену постройки, ругается и стучит досками.
Сложив его куртку, девочка сунула ее под мышку левой руки и подошла к двери. Свободной правой рукой она взялась за коричневый засов и потянула задвижку. Ржавая железяка, не удержавшись в дереве, отвалилась целиком, вместе с замком.
Через пару секунд из-за дальнего угла появился отец, красный и потный. Его белая рубашка была в пыли и паутине.
– Ну, за домом ее нет, – проговорил он, вытряхивая из волос сухие листья. – По-моему, в сарай она месяцами не заходила. Даже годами. Идем отсюда!
Дафна показала ему ржавый засов и замок, бросила их на землю и вытерла пальцы о розовую блузку.
– Я дверь не ломала, – пояснила она. – Болты просто воткнули в дыры.
– Господи, Дафна, – ответил отец. – Никто тебя ругать не собирается.
– Знаю, дело в том, что замок просто висел кое-как, втиснутый в отверстие; кто-то его выломал, а потом пристроил на место. И еще, – она наморщила нос, – здесь пахнет бензином.
– Не пахнет.
– Честно, я слышу запах!
Оба знали, что обоняние у девочки лучше, чем у отца.
– Просто тебе не терпится начать искать золото.
Все же он, вздохнув, потянул за дверную ручку из фиолетового стекла, и дверь со скрипом распахнулась, проскользив над сухой травой.
– Может, она хранит тут виски, – слегка нервничая, предположила Дафна. – А ночью забирается в сарай и пьет.
Отец рассказывал ей про дядю Бенни, который держал бутылку виски в гараже, и поэтому там же вел все дела.
– Не пьет она виски, – рассеянно возразил отец, пригибаясь, чтобы заглянуть внутрь. – Жаль, мы не взяли фонарика – здесь кто-то половину пола разворотил. – Разогнувшись, он выдохнул. – И я тоже чувствую запах бензина.
Дафна пригнулась и заглянула в полутемный сарай из-под отцовского локтя. Цементная плита, примерно два на два фута, стояла на ребре, прислоненная к полкам у левой стены; видимо, это под ее тяжестью стена выгнулась наружу. Квадратная проплешина черной земли у подножия плиты указывала, откуда ее вывернули. Остальной пол был выложен светлыми кирпичами.
На полу было чисто, не считая сигаретных окурков и валяющейся на кирпичах пары сандалий с подошвами из автомобильных шин.
Резкая бензиновая вонь заглушала запах плесени, которого не могло не быть в этой развалюхе. Дафна разглядела красно-желтую металлическую канистру на деревянной полке у задней стены.
Отец нырнул внутрь и поднял канистру, схватив ее за ручку. Когда он проходил мимо, девочка услышала, как что-то шуршит внутри, да и видно было, что канистра тяжелая. Она обратила внимание, что крышки сверху не было. Неудивительно, что здесь все провоняло, подумала она.
В задней стене виднелось мутное окошко, и Дафна, прошагав по кирпичам и привстав на цыпочки, повернула шпингалет на раме. Задвижка отвалилась, а когда она толкнула окно, оно вывалилось целиком, вместе с рамой, и с глухим стуком упало в густой бурьян. Сухой летний воздух хлынул в неровную квадратную дыру, ероша ее каштановые волосы. Дафна с наслаждением вдохнула.
– Сейчас тут все проветрится, – крикнула она через плечо. – И будет немного светлее.
Слева от двери на металлической тележке стоял телевизор, а сверху на нем – видеомагнитофон. На табло мерцали цифры: 12:00, хотя давно уже шел второй час.
– Время неправильное, – девочка указала на видеомагнитофон отцу, когда тот, пригнув голову, снова вошел в сарай.
– Что?
– Вот, на ее видике. Странно, что здесь есть электричество.
– А, розетки здесь всегда были. Бог знает зачем. Но я впервые вижу, чтобы к ним что-то подключали. Хорошо, хоть не искрит, – бросив взгляд в глубь сарая, отец улыбнулся. – Молодец, что открыла окно.
Дафне показалось, что отец испытал облегчение, когда понял, что «неправильное время» относится к видеомагнитофону. Но спросить, в чем дело, она не успела – отец уже шагнул к полке и взял в руки зеленую металлическую коробку, прежде прятавшуюся за канистрой с бензином.
– Что это? – спросила Дафна.
– Коробка из-под патронов. Хотя я сомневаюсь, что у нее когда-нибудь было ружье. – Отец откинул крышку и наклонил коробку, показав Дафне, что она набита старыми пожелтевшими бумагами. Потом поставил ее ровно и начал перебирать листы.
Дафна покосилась на стоявшую почти вертикально бетонную плиту, а потом присмотрелась повнимательней. На ней налипли влажные комья земли, но в четырех местах грязи не было: когда цемент был еще влажный, на нем четко отпечатались две ладони и две подошвы ботинок. А в тех местах, где грязь осталась нетронутой, она заметила повторяющиеся бороздки – кто-то пытался нацарапать что-то на поверхности.
Положив отцовскую куртку на полку рядом с коробкой для патронов, Дафна шагнула на заплату просевшей под плитой земли и приложила растопыренную правую ладонь к такому же отпечатку – но тут же отдернула руку. Цемент оказался гладким и теплым, как кожа. И влажным.
Ребром туфельки она счистила грязь с нижней части плиты и, отступив назад, прочитала: 12 янв. 1928. Надпись как будто вывели палочкой.
– Пачка старых писем, – произнес у нее за спиной отец. – Штемпели Нью-Джерси. 1933-й, 39-й, 55-й…
– Адресованы ей?
Дафна продолжала счищать грязь пальцами. Рядом с отпечатком подошвы шла длинная гладкая борозда, словно в мокрый цемент вдавили прут. Девочка отметила, что отпечатки подошв на удивление длинные и узкие, к тому же расходятся под углом, как утиные лапки.
– Ух ты, Лизе Маррити! – проговорил отец.
Над отпечатком прута обнаружился грубый шарж на мужчину в котелке и с гитлеровскими усиками.
– Все письма на немецком, – продолжал отец. Дафна слышала, как он перебирает бумаги. – А, нет, есть и по-английски. Уф, какие липкие клапаны конвертов! Она что, их облизывала?
Дафна сумела разобрать выведенные на поверхности плиты слова – благо бороздки букв были плотно забиты черной землей. «Сиду – с наилучшими пожеланиями». Наконец под ее пальцами отвалился последний ком грязи, и под ним открылось тщательно вырезанное имя: Чарли Чаплин.
Дафна через плечо оглянулась на отца, который все еще был увлечен содержимым металлической коробки.
– Эй, – позвала она.
– Мм?
– Смотри-ка.
Маррити поднял на нее глаза, перевел взгляд на цементную плиту и изменился в лице. Коробку он поставил на полку.
– Что, серьезно? – прошептал он.
Дафна попыталась сострить, но ничего не придумав, просто пожала плечами.
– Не знаю.
Отец не сводил глаз с плиты.
– То есть, разве настоящая не в Китайском театре?
– Не знаю…
Отец взглянул на дочь и улыбнулся.
– Солнышко. А вдруг она настоящая? Может, их сделали две. Она говорила, что была знакома с Чаплином. Она летала в Швейцарию, когда он умер.
– А где он умер?
– В Швейцарии, глупенькая. Я вот думаю, может, эти письма… – отец замолчал, потому что Дафна, опустившись на четвереньки, принялась выворачивать кирпичи по периметру голого квадрата влажной земли.
– Что там? – спросил он. – Золото?
– Она чуть не сожгла сарай, – не поднимая головы, отозвалась Дафна. – Ну как минимум канистру открыла.
– Ну… ты права.
Отец встал рядом с ней на колени – только на кирпичи, а не на землю, с удовольствием отметила Дафна, которой не улыбалось стирать ему брюки, чтобы было в чем завтра пойти на работу, – и тоже вывернул пару кирпичей. Темные волосы падали ему на глаза, а когда отец их откинул, на лбу у него осталось большое грязное пятно. «Отлично, – подумала Дафна. – У него такой вид – у нас такой вид, – будто мы только что прорыли тоннель из тюрьмы». Во влажной земле под одним из кирпичей что-то блеснуло, и девочка очистила ее от грязи – это был кусок проволки толщиной с карандаш. Конец загибался петлей. Дафна просунула в нее палец, чтобы вытянуть целиком, но проволока уходила глубоко под кирпичи.
– Она золотая? – спросила Дафна у отца.
Тот только хмыкнул и продолжил очищать проволоку.
– Похоже на то. Как минимум цвет такой, да и гнется легко.
– Она сказала, чтобы ты достал золото из-под кирпичей, верно? Так что давай…
Снаружи, на улице, трижды прогудела машина, потом мужской голос окликнул:
– Фрэнк?
– Это твой дядя Беннет, – сказал отец, поспешно укладывая кирпичи на место. Дафна принялась помогать ему. Она чуть не захихикала при мысли, что они прячут сокровище от ее тупоумного дядюшки.
Вернув кирпичи на место, отец вскочил на ноги, выгреб из коробки для патронов все бумаги и запихнул их во внутренний карман лежавшей на полке куртки. Потом он вытер руки о рубашку, и Дафна вспомнила, что он говорил про липкие конверты.
– Отойди, – сказал отец, и Дафна отошла за телевизор.
Отец осторожно поставил ногу на черный земляной квадрат и, ухватив плиту за верхний край, потянул ее на себя. Когда плита качнулась вперед, он отскочил, освобождая место. Плита рухнула с тяжелым стуком, разбив один ряд кирпичей. Весь сарай содрогнулся, с подгнившего потолка на них посыпалась черная пыль.
Ближний край плиты, легший на разбитые кирпичи, заметно выдавался над уровнем пола.
– Давай вдвоем, – предложила Дафна, усевшись на кирпичи и упираясь пятками в торчащий край. Отец встал на колени и уперся в плиту руками. – На счет три, – сказал он. – Раз, два, три!
Они с отцом нажали, потом навалились сильнее, и плита наконец сдвинулась, соскользнула на свое изначальное место и легла вровень с кирпичами. Верхняя ее сторона была сухой и гладкой.
Услышав щелчок калитки, ведущей на задний двор, Дафна вскочила, подбежала к видеомагнитофону и нажала кнопку. Механизм зажужжал, а снаружи уже донеслись шаги дядюшки, продиравшегося через бурьян. Потом кассета выскочила, и Дафна, подхватив, бросила ее в сумочку. Отец тем временем поспешно стащил с полки куртку и, просунув руки в рукава, натянул ее на плечи.
– Фрэнк! – голос дядюшки прозвучал прямо возле открытой двери. – Я видел твою машину. Ты где?
– Я внутри, Беннет, – отозвался отец Дафны.
Багровое лицо дядюшки показалось под просевшим косяком. Он отчаянно таращил глаза. Вспотевшие усы стояли торчком, хотя в машине у него должен быть кондиционер.
– Что за хрень? – пронзительно завопил Беннет. – Какого черта тут воняет бензином? – Дафна догадалась, что дядюшке стало неловко за «хрень», и он поспешил загладить ее своим обычным «чертом», хотя и не был британцем. – Ты потащил с собой Дафну!
– Грамотейка оставила открытой канистру, – объяснил отец. – Мы пытались здесь немного проветрить.
– А что это за ужасный грохот был?
Отец через плечо указал большим пальцем на окно.
– Рама вылетела, когда я хотел открыть.
– Тяжеленная, – вставила Дафна.
– Моя бабушка позвонила утром, – ровным голосом рассказывал отец, – и попросила меня съездить проверить сарай. Сказала, что боится пожара, и, учитывая открытую канистру, не без оснований.
От Дафны не ускользнули детали этой полуправды и то, что отец подчеркнул моя бабушка, – Беннет был им родней только через жену.
– Разве что теоретически, – поморщился Беннет, – да и ценного здесь ничего нет, – он присмотрелся к Дафне и ее отцу, только теперь заметив, что их волосы покрыты пылью, а руки перепачканы в грязи. Глаза его округлились. – Что, неужели есть?
Резко рванув руку, он вытащил из сумочки Дафны видеокассету.
– Это что?
Дафна успела прочитать название: «Большое приключение Пи-Ви». Этот фильм она видела в кино два года назад.
– Это моя, – сказала она. – О том, как злые люди украли у Пи-Ви велосипед.
– Моя дочь не воровка, Беннет, – мягко заметил отец. Дафна подумала, что как раз сейчас она и есть воровка.
– Знаю, извини, – Беннет бросил девочке кассету, и Дафна ее поймала. – Но вам не следовало заходить сюда, – продолжал он, пригнувшись и выходя из сарая, – раз уж она умерла, – и уже снаружи он крикнул: – Разве что вместе со мной и Мойрой.
Фрэнк Маррити вышел наружу вслед за ним, не отставала и Дафна.
– Кто умер? – спросил отец.
Беннет нахмурился.
– Твоя бабушка. Ты что, не знал? Умерла полтора часа назад, на горе Шаста. Только что позвонили из больницы, мы с Мойрой летим туда вечером, займемся устройством похорон, – он присмотрелся к зятю. – Ты и вправду не знал?
– На горе Шаста… – Маррити взглянул на часы, – около полудня? Невероятно! Что она могла делать на горе Шаста?
– Общалась с ангелами или что-то вроде того… Ну, так оно и вышло. Она искала там Гармоническое Сближение.
Под слоем грязи и спутанными прядями черных волос лицо Маррити побледнело.
– Где сейчас Мойра?
– Дома, собирается. Так вот, если мы хотим обойтись без судебных постановлений, нам нужно всем договориться…
– Я должен ей позвонить, – отец пошел к дому, и Дафна побежала за ним, сжимая в руке видеокассету про Пи-Ви.
– Там наверняка заперто, – крикнул вслед Беннет.
Отец, не отвечая, достал из кармана брюк связку ключей.
– У тебя ключ? У тебя не должно быть ключа!
Дом Грамотейки был сложен из белого испанского саманного кирпича и покрыт красной черепицей, а задний дворик укрыт под навесом из плюща, переплетенного с виноградом и розами. Над задней дверью висела деревянная табличка с вырезанными вручную буквами: «Здесь всякий живет в безопасности». Дафна удивлялась при виде этой надписи, с тех пор как выучилась читать, и только в прошлом году наткнулась на эту фразу в сказке братьев Гримм «Девушка-безручка». Такая же надпись была на табличке перед домом доброй феи, которая впустила беглянку-королеву с младенцем-сыном.
В тени навеса воздух был прохладнее, а ветерок приносил запах роз. Дафне было любопытно, что чувствует ее отец, узнав о смерти своей бабушки. Они с сестрой остались без родителей еще в раннем детстве – отец сбежал, а мать вскоре после этого погибла в автомобильной аварии – и выросли здесь, у Грамотейки.
Когда отец замер на ступеньках, ведущих к задней двери, девочка заметила, что одно из вертикальных окон рядом с дверью разбито. Сама дверь распахнулась внутрь, едва отец подошел к ней и повернул ручку. От замков здесь никакого проку, подумала Дафна.
– Ты сотрешь отпечатки пальцев! – пропыхтел подоспевший Беннет. – Это, наверное, грабитель разбил окно.
– Грабитель, забравшись через окно, взялся бы за ручку изнутри, – пояснила ему Дафна. – Ее отец трогать не будет.
– Даф, – велел ей отец, – подожди с Беннетом снаружи.
Он вошел в кухню, а дядя остался с девочкой.
– Может, он сам и взломал, – пробормотал Беннет. – Маррити, что с них взять.
– «Дурного слова даже черт о них не скажет!» – отозвалась Дафна. Они с отцом недавно посмотрели «Янки-дудл Денди», и в голове у нее еще крутились слова из песни Джорджа М. Коэна.
Дядя, уже стоя у двери, сердито оглянулся на племянницу.
– С этим Шекспиром ты карьеру не сделаешь. Разве что… – он покачал головой и снова уставился на кухонные двери.
– Я смогу получить место преподавателя литературы, – вежливо ответила девочка, отлично понимавшая, что именно это он имеет в виду, говоря разве что. Ее отец читал курс литературы в Рэдлэндском университете. – Это лучшая работа на свете!
Дядя Беннет был менеджером по выбору натуры для телерекламы и однозначно зарабатывал куда больше денег, чем ее отец.
Дядюшка открыл было рот, но, подумав секунду, захлопнул, решив, как видно, не вступать в спор с девчонкой. Вместо этого он буркнул:
– Ты вся провоняла бензином!
Внутри дома послышались шаги по линолеуму, потом двери широко распахнулись, и показался отец Дафны.
– Если вор тут и побывал, то он уже смылся, – сказал он. – Посмотрим, не осталось ли у нее в холодильнике пива.
– Мы не должны ни к чему прикасаться, – повторил Беннет, однако вместе с Дафной вошел в дом. Внутри было прохладно, в кухне стоял слабый запах бекона, лука и сигарет – как всегда.
Дафна не заметила в комнате никаких перемен с Пасхи – мойка и кухонная стойка без единого пятнышка, посреди стола связка розмарина и сухого чеснока, в углу швабра щетиной вверх – старуха всегда ее так ставила: отпугивала кошмары, если верить отцу.
Беннет поднял с кухонной стойки деловую визитку.
– Видишь? «Такси Белла». Должно быть, вызывала, чтобы доехать до аэропорта, – и он положил карточку на место.
Отец снял трубку желтого телефонного аппарата, висевшего на стене, и пальцем той же руки стал крутить диск. Другой рукой он указал на холодильник.
– Даф, не посмотришь, нет ли там пива?
Дафна потянула ручку огромного зеленого холодильника – он был старше отца, который пошутил как-то, что он похож на «Бьюик» пятидесятых годов, поставленный на попа, – и нашла среди банок с отвратительным черным варевом две банки «Будвайзера».
Одну она сунула в руку отцу, другой помахала дяде.
– Спасибо, «Будвайзер» не пью, – чопорно отказался тот. Дафна пододвинула отцу вторую банку и посмотрела на пробковую доску для записок на стене.
– Ее ключей нет, – заметила она.
– Может быть, у нее в сумочке, – ответил отец и заговорил в трубку:
– Мойра? Что, Грамотейка умерла? Что? Связь плохая. Беннет мне сказал… мы у нее дома. Что? У нее дома, говорю, – он одной рукой вскрыл банку с пивом. – Не знаю. Слушай, а ты уверена? – он сделал большой глоток. – В смысле, звонок не мог быть розыгрышем?
Несколько секунд он молча слушал, потом, отставив банку на кафельную стойку, дотянулся до стоящей на ней электрической кофемолки, щелкнул выключателем, и вертикальный цилиндрик застучал, перемалывая оставшиеся в нем кофейные зерна. Потом снова выключил ее.
– Когда тебе позвонили из больницы? Помедленнее. У-гу. А перезванивала ты им по какому номеру?
Он вытащил из вазочки с карандашами и ручками один карандаш и записал номер на обороте визитки «Такси Белла».
– Еще раз – последние две цифры?.. Так, понял, – он сунул карточку в карман рубашки. – Да, и мне, малышка. Ладно, спасибо, – он передал трубку Беннету. – Хочет поговорить с тобой. Связь плохая – то скрежещет, то глохнет.
Беннет, нетерпеливо покивав, взял трубку и заговорил:
– Просто хотел проверить, вдруг… ты слушаешь?.. вдруг отсюда нужно что-нибудь захватить, свидетельство о рождении…
Тем временем Фрэнк Маррити увел Дафну в темную гостиную.
Скрипка Грамотейки вместе со смычком висела на обычном месте между двумя пергаментами в рамах, испещренными еврейскими письменами, и Дафне, хоть она и побаивалась старухи, вдруг захотелось заплакать при мысли, что Грамотейка никогда уже на ней не сыграет. Девочка вспомнила, как скользил по струнам ее смычок, беря первые четыре ноты одного из ее самых любимых скрипичных концертов Моцарта.
Спустя мгновение следующие шесть нот насвистел ее отец.
Дафна моргнула.
– А, – зашептала она, – ты горюешь по Грамотейке и одновременно злишься на нее… и что-то не так с ее кофемолкой. Я… не понимаю, в чем дело.
Помедлив, отец кивнул.
– Верно, – он поднял бровь, глядя на дочь. – В первый раз с нами такое происходит одновременно.
– Это как включить поворотники на двух машинах. Рано или поздно они начнут мигать синхронно, – тихо проговорила Дафна и посмотрела на отца. – А что не так с ее кофемолкой?
– Потом объясню, – ответил он и заговорил в полный голос поверх ее плеча: – Не думаю, что у бабушки вообще было свидетельство о рождении.
Дафна, обернувшись, увидела входящего в комнату Беннета. Тот нахмурился при виде задернутых штор.
– Да, думаю, в стране Оз не выдают метрик, – согласился дядя. – Окно нам надо бы вставить.
– Можно взять ее «Макиту»[3]3
Фирма, выпускающая наборы инструментов.
[Закрыть] и привинтить изнутри кусок фанеры. Думаешь, стоит вызвать полицию? – отец указал рукой на скрипку. – Если здесь и побывал вор, ее Страдивари он не тронул.
Беннет заморгал и уставился на стену.
– Это Страдивари?
– Шучу. Нет. По-моему, здесь все на месте.
– Ужасно смешно! Думаю, полицию можно не вызывать. Но окно вставь – мы уедем все вместе и приезжать будем только вместе, – Беннет пригладил свои усики. – Не знаю, оставила ли она завещание.
– Мы с Мойрой и так наследники. Не верится, что кроме дома, у нее много чего было.
– Ее машина, книги… И кое-что из этих… произведений искусства может представлять для кого-нибудь ценность.
Для каких-нибудь чудиков, подумала Дафна. Она с неожиданной агрессией подумала о кристаллах старушки, о ее медных колокольчиках и картинах с изображением единорогов, глаз на пирамидах, сонных на вид бородачей в балахонах.
– Надо будет все переписать и оценить, – продолжал Беннет. – Она была коллекционеркой, и среди всякого хлама могла случайно наткнуться на что-то ценное. Дважды в день даже сломанные часы показывают точное время.
Дафна почувствовала, как задело ее отца упоминание о сломанных часах в этих стенах. Ей о многом хотелось бы расспросить его, когда они вернутся в свой грузовик.
2
За дребезжащим оконным стеклом, под тонкими стволами пальм, покачивающихся на ослепительном солнце, сверкала река машин, текущая по авеню Ла Бре. Они находились к югу от «Олимпика», к югу от магазинов одежды вокруг «Мелроуза» с их черными и зелеными полотняными козырьками, к югу от старой студии Чарли Чаплина на Сансет, где вы можете лицезреть частные дома на зеленых холмах Голливуда; здесь же, на севере, ютились автомойки и китайские ресторанчики, будочки срочной фотографии и старые многоквартирные дома вроде этого, с огороженными лужайками перед входом. В квартире было душно, все пропахло кофе и сигаретным дымом.
Орен Лепидопт потушил очередную сигарету в кофейной чашке на громоздком столе гостиной и плотнее прижал к уху телефонную трубку.
«Отвечай же! – подумал он. – Звоню по стационарному телефону, понятно же, что разговор секретный». Помимо приглушенной музыки за окнами, в квартире было слышно только тихое щелканье компьютерной клавиатуры на кухне. Наконец в трубке послышался голос Малка:
– Алло?
Лепидопт откинулся на подушки дивана.
– Берт, – заговорил он, – у нас уже рассвело.
После паузы Малк отозвался:
– По-моему, у нас тоже уже день.
– Ну, здесь, сдается мне… как-то посветлее. Сейчас. Мы приняли еще одну сводку из эфира. Думаю, тут происходит кое-что поважнее, чем там, куда ты собирался.
– Вряд ли мне возместят расходы на билет.
– Фиг с ним, с билетом. Ты должен послушать новую запись Сэма.
– Ала баб аллах, – вздохнул Малк.
Лепидопт посмеялся шутке – эта арабская фраза означала приблизительно «будь что будет».
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?