Текст книги "Три дня до небытия"

Старческое лицо покраснело, он сделал несколько жадных глотков и, почти присвистнув, выдохнул сквозь зубы.

– Так твоим отцом был Альберт Эйнштейн? – быстро спросил Фрэнк. – И моим дедом?

– Ты, кажется, уже сам знаешь, – осторожно отозвался старый Маррити.

– А зачем из этого делали такой секрет? Я до вчерашнего дня даже намека никогда не слышал. В Британской энциклопедии Грамотейка не упоминается, и сама она ни словом не обмолвилась.

– Грамотейка родилась в 1902, до того как Эйнштейн женился на ее матери. Видишь ли… слишком скандальная история. Он хотел стать профессором, а это ведь была Швейцария девятнадцатого века. А спустя какое-то время к этой лжи и к новому имени девочки все так привыкли, что не имело смысла ничего менять.

– Так-так. А зачем ты ездил к нему в 55-м, сразу после того как бросил мою мать?

Ответный взгляд отца ничего не выражал.

– По-моему, ты что-то путаешь, – сказал он. – Все эти старые дела можно будет обсудить позже.

– Ты собирался шантажировать Эйнштейна его дочерью? – поинтересовался Маррити.

– Можно закурить? – спросил вместо ответа его отец и полез к себе за спину, в карман куртки.

– Конечно. Дафна, ты не принесешь пепельницу?

Девочка кивнула и выбралась из-за стола.

– Ты меня совсем не знаешь, – продолжал старик, – так что я не буду обижаться на твои слова. Но – нет, я не пытался его шантажировать. А мать, может, и пыталась.

– И чего добивалась? – спросил Фрэнк.

Дафна поставила стеклянную пепельницу на стол возле локтя старика, но тот и не взглянул на нее, вытягивая из кармана пиджака початую пачку «Мальборо» и вытряхивая из нее сигарету.

– Может быть, того же, чего добилась от меня. Отсутствия. Он ни разу не возвращался в Калифорнию после 1933 года. – Старик наконец взглянул на Дафну. – Ручаюсь, твоя кассета уцелела. Ты ее вытащила?

– Ну, она точно закоптилась, – осторожно возразила девочка. – И на улице всю ночь пролежала. Ее, наверное, съели улитки.

Старик оторвал от пластинки две спички сразу и обе выронил, после чего очень старательно отделил одну и сумел зажечь и поднести к кончику сигареты.

– У меня, – заявил он, выпустив клуб дыма и задув горящую спичку, – есть друг, он восстанавливает самые разные электромагнитные носители: компьютерные диски, видеокассеты. Дай кассету мне, я ему покажу.

– Нет, – вмешался Маррити, – я отремонтирую ее сам.

– Правильно, – поддержала Дафна.

Отец уставился на Маррити:

– Ты что, в этом разбираешься?

– К твоему сведению, я этим на жизнь зарабатываю, – огрызнулся Маррити.

Старик нахмурился, явно озадаченный.

– И то верно. Мне надо бежать по делам, но я хотел бы пригласить вас обоих пообедать, – он бросил в пепельницу обгорелую спичку и добавил: – За мой счет!

– Мне уже есть с кем пойти на обед, – ответил Маррити.

Его отец кивнул, будто другого ответа и не ждал.

– А… завтра?

– Работаю, – сказал Маррити и неохотно добавил: – Может, поужинаем завтра?

– Хорошо, поужинаем. В семь?

– Годится. У тебя телефон есть?

– Нет, сейчас нет. Твой есть в справочнике, я позвоню в шесть, удостовериться, все ли осталось в силе. Пусть будет итальянское меню – вы сегодня итальянского не ешьте, ладно?

– Хорошо.

– Обещаешь? – с беспокойством переспросил старик.

– Да, обещаю. – Маррити встал. – Ну, знакомство было… не самым приятным.

Руки он не протянул.

– Поначалу иначе и быть не могло, – согласился старик, отодвинув свой стул. – Может быть, мы еще подружимся. Я на это очень надеюсь. Дафна… приятно было познакомиться. Всего тебе хорошего.

– Спасибо, – буркнула Дафна, не поднимая глаз от стола.

– Не забудьте, сегодня ничего итальянского, – повторил старший Маррити, с трудом поднимаясь на ноги. – Все завтра вечером – лазанья, пицца, антипасто…

Провожая отца на улицу, Маррити встал между ним и вышедшим из строя видеомагнитофоном, а когда старик заковылял по дорожке к воротам, нагнулся и поднял аппарат.

– Даф, – крикнул он в кухню, – ты не принесешь канистру с бензином для газонокосилки? Я хочу просто сжечь эту штуку.

А письма Грамотейки, подумал он, я, пожалуй, буду держать при себе, в портфеле.

– Старикан идет, – сообщил Гольц, в четвертый раз проехав мимо дома Маррити, на сей раз в белой «Тойоте». – Точнее сказать, хромает. Тот тип, что чинил машину напротив, уехал.

– Наш человек на звонок не ответил, – прозвучал из рации, прикрепленной к панели, голос Раскасса. – Предоставил разговаривать автоответчику. Шарлотта, у тебя есть что-нибудь? Ты никогда не даёшь мне свои деньги, – добавил он.

Гольц, дотянувшись, щелкнул переключателем каналов на следующую частоту, согласно договоренности. Сигналом служили названия песен из альбома Beatles «Эбби роуд».

– Дом ужасно далеко от дороги, – ответила Шарлотта. – Кое-что удалось увидеть детскими глазами – должно быть, той маленькой девочки. Двое мужчин за кухонным столом. Один точно ее отец: тридцать пять лет, темноволосый, шесть футов, худой; второй – тот старик, который сейчас садится в… О, милая! – когда Гольц снова переключил канал, она продолжала: – …садится в зеленый «рамблер». Мужчины явно родственники, очень похожи. Старик курил сигарету и пил виски или бренди – что-то коричневое. Вот и все.

Гольц медленно, поглядывая в зеркала, повернул направо. Все дворы вдоль дороги были заняты поломанными машинами или живыми козами.

– С планом этажа не поможешь? – спросил по рации Раскасс.

– Не слишком. Кухня примерно десять на двенадцать, вытянута с севера на юг; дверь на северной стороне восточной стены, перед порогом ступенька. Что за дверью, не знаю.

– Ну, что ж. Ты не видела… Скупой мистер Мастард… – Гольц снова щелкнул переключателем каналов, – …видеокассету или, скажем, круглую плоскую катушку с пленкой?

– Нет, я ведь, кроме кухни, разглядела только дальнюю половину дорожки.

Итак, подумала Шарлотта, старухино волшебное устройство – это кинофильм?

Она подавила нервную усмешку – ей-то представлялось что-то вроде канделябра, сделанного из руки мумии как минимум.

– Шарлотта, – проговорил голос из динамика, – я, наверное, попрошу тебя подобраться к отцу девочки. Серебряный молоток Максвелла… щелк… если, конечно, нам удастся проникнуть в дом и составить на него досье. В качестве первого шага просто завязать отношения, а вопросы отложим на потом. Соберемся вместе… щелк… Совершенно случайное знакомство, понимаешь, из тех, о которых задним числом ни за что не подумаешь, что они могли быть спланированы. Включи обаяние, договорились?

– Договорились, – сказала она.

Весперс, впервые услышавший о Маррити прошлой ночью, успел выяснить, что Фрэнсис Томас Маррити вдовец, живет с двенадцатилетней дочерью Дафной; его жена Люси скончалась в 85-м от рака поджелудочной железы, когда ребенку было десять лет. Маррити преподавал литературу в колледже, выплачивал ипотеку тридцать тысяч долларов, застраховался через «Автомобильный клуб», криминального досье не имел.

Шарлотта не собиралась говорить ни Раскассу, ни Гольцу, что, глядя глазами девочки, она на миг поймала зыбкий образ ее самой, хотя зеркала рядом не было, – казалось, будто девчонка на миг посмотрела глазами одного из мужчин по ту сторону стола. Между прочим, симпатичная малышка: большеглазая, с темными кудряшками.

Шарлотта еще во времена ракетной шахты научилась не углубляться в детали, чтобы не осложнять себе жизнь. Делай так, как лучше для крошки Шарлотты, решила она.

Сейчас, глядя глазами Гольца, она увидела в одном из двориков развешивавшую рубашку и джинсы женщину, которая отвлеклась от своего занятия, рассматривая белую «Тойоту». На миг Шарлотта переключилась на ее зрение – и критически оценила свой силуэт в окне машины. Все еще хорошенькая, как чирлидер, подумала она. Как всегда. При идеальном раскладе, скоро ей это все будет безразлично.

– Опус все время ищет свою маму, – сообщила Дафна. Девочка засиделась за кухонным столом, просматривая комиксы и, видимо, добралась до полосы с «Блум каунти». – Думаю, она тоже пингвин.

– Скорей всего, – согласился стоявший у раковины Маррити.

Дафна отодвинула газету.

– Это, наверное, очень странно, – сказала она, – когда у тебя на кухне вдруг появляется настоящий отец с сигаретой во рту.

– Странно, – признал Фрэнк, отмывая руки средством для посуды. – И он все так хорошо объяснил, да?

Вытерев руки бумажным полотенцем, он понюхал ладони – запах бензина еще чувствовался. В последнее время вся моя жизнь провоняла бензином, подумал он.

– Он намекал, что он гей? – спросила Дафна.

– Гм… да.

– Он не гей, – заявила девочка.

Маррити вернулся к столу и сел.

– Откуда ты знаешь?

– Геи – Пол и Вебстер из твоего колледжа. И кое-кто из друзей дяди Беннета. Они… не то что вечно шутят, или все время грустят, но… они не похожи на твоего отца.

– Ну, выборка маловата, да и этот якобы отец не так уж свободно себя чувствовал.

Дафна, явно не убежденная, пожала плечами.

– Нам нельзя будет поехать к «Альфредо»?

– Почему? Можно.

– Ты же обещал не ездить.

– Вообще-то я… – Маррити запнулся и неуверенно рассмеялся. – Думаю, мне приятно будет нарушить данное ему слово. Он это заслужил, и не один раз. – Фрэнк пожал плечами. – Можем сказать ему, что брали мексиканские блюда.

– Так и скажем. Но сначала давай наведем порядок в моей комнате? Можно, я покрашу стены?

– Конечно, если ты не против кофейного цвета, которым мы красили холл. Кстати, и на потолке холла надо бы закрасить пятна копоти. – Маррити взял в руки стакан, из которого пил его отец, и поболтал подтаявшими кубиками льда. – Что ты о нем думаешь? Конечно, мы знакомы всего ничего…

– Он чего-то хочет. От нас.

– Ту видеокассету?

– Я уверена! Но даже если ее уже нет, то что-то еще. – Дафна оттолкнула от себя тарелку с остывшей овсянкой. – А что ты о нем думаешь?

– Я в замешательстве. Мне его жаль. По-моему, он алкоголик. Но просто объяснить, почему он бросил Мойру, меня и нашу мать, недостаточно, чтобы изменить все расклады. – Фрэнк покачал головой. – Мне кажется, он навсегда останется для меня чужим.

У Дафны в глазах стояли слезы.

– Стало еще хуже, чем было, да?

Маррити глубоко вдохнул, чтобы ответить, помедлил и выдохнул.

– Наверное, да, – сказал он наконец. – Раньше были сотни вариантов, а теперь остался только старый пьянчуга, разъезжающий в машине Грамотейки.

7

Пока Маррити придерживал перед Дафной тонированную стеклянную дверь «У Альфредо», она спросила:

– Ты себе что возьмешь – кроме пива?

В темном ресторанчике было прохладно, пахло чесноком и фенхелем.

– Столик на двоих, пожалуйста. Все равно, для курящих или некурящих, – обратился Маррити к женщине за стойкой с кассовым аппаратом. Они пропустили обеденный час пик, пока красили комнату Дафны и потолок в холле, так что сейчас Фрэнк заметил несколько свободных столиков с чистыми приборами и красно-белыми бумажными подстилками.

– Жарко сегодня, – обратился он к Дафне, когда официантка повела их к столику у западной стены. – Про пиво я подумал, потому что с него хотел начать. Не понимаю, почему ты в такой день соблазнилась сосисками с болгарским перцем!

– Я еще не выбрала!

– Ничего другого я не вижу, – улыбнулся Фрэнк, усаживаясь напротив дочери, и обратился к официантке:

– Для юной дамы… не подсказывай! – там лимон, значит, чай со льдом. А мне, пожалуйста, кружку «Курс».

– Ты представил себе две кружки, – заметила Дафна, когда официантка отошла.

– Я и возьму две, – кивнул Маррити, – но не сразу.

– Возьми курицу с брокколи. Ты ешь мало овощей.

– Лук и картошка – овощи.

– Но не зелень. Ты неправильно питаешься. Страшно подумать, как выглядит твой желудок!

– А у тебя краска в волосах.

Дафна расстроилась и оглянулась на кассу, приглаживая кудряшки.

– Много?

– Нет. Вот здесь, – Фрэнк потянулся через стол, взял прядь ее каштановых волос и, проведя до самых кончиков, снял комочек краски. – Я только потому заметил, что сижу напротив и под лампой.

– Ну, слава богу.

Шарлотта Синклер шла через стоянку ко входу «У Альфредо», для равновесия придерживаясь пальцами правой руки за кирпичную стену. Она переоделась в черные джинсы и бордовую блузку с коротким рукавом, а темно-каштановые волосы стянула в конский хвост, только солнцезащитные очки остались те же. В левой руке она держала сумочку, ремешок свободно свисал вниз. В одном месте Шарлотта задержалась у стены на целых тридцать секунд, потом двинулась дальше, обогнув северо-западный угол здания и осторожно миновав входную дверь. Прохлада подсказала, что она зашла в тень. У северо-восточного угла Шарлотта опять повернула и, все так же ведя пальцами по кирпичу, прошла вдоль восточной стены.

Еще раз повернув, она сошла с тротуара и, когда, судя по звуку, перед ней остановилась, скрипнув тормозами, машина, она посмотрела на себя глазами водителя: женщина на солнце рядом с открытым пассажирским окном. Руководствуясь этой картинкой, она сумела нащупать пальцами дверную ручку и, склонившись к человеку за рулем, произнесла:

– Зеркало!

– Вечно я забываю, – водитель подался влево, чтобы посмотреть на себя в зеркало заднего вида, и Шарлотта узнала узкое, седоусое лицо Роджера Канино, шефа службы безопасности Весперса в Амбое. Открыв дверцу, она села в машину.

– Как поживает моя любимица?

– Нормально, Роджер.

Когда машина тронулась, Шарлотта пошарила в сумочке – не стоило просить Канино заглядывать туда вместо нее – ощупью нашла и включила рацию. И тут же услышала голос Раскасса:

– Первый слушает.

Он выговаривал «первслушт».

Склонившись над сумочкой и не отпуская кнопку передачи, Шарлотта заговорила:

– Говорит второй. Старик из зеленого «Рамблера», Сад осьминога… – она на одно деление передвинула настройку частот – …сидит в глубине зала, с восточной стороны, у туалета. Это зал для курящих, на столах пепельницы. Перед ним пара пустых бутылок из-под пива и недоеденные спагетти в белом соусе, но он больше не ест и, по-моему, спагетти совсем остыли, Полиэтиленовая Пэм… – она снова щелкнула переключателем. – Наш мужчина со своей дочерью за столиком у западной стены, ближе к выходу, по другую сторону от кухни. Они как раз делают заказ.

– Понял, спасибо, – отозвался Раскасс.

– А можно и мне принять участие? – спросила Шарлотта. – Я проголодалась.

На самом деле ей хотелось понаблюдать за Маррити и его дочкой поближе, с более выгодной позиции, без разделяющей их стены ресторана, потому что, рассматривая Дафну глазами Маррити, она вдруг увидела его лицо и вспомнила, что такой же скачок перспективы произошел сегодня утром, когда она следила за Дафной из машины.

«Я никогда еще случайно не перескакивала с одной точки обзора на другую, – подумала она. – Теряю хватку? Или скоро стану видеть всеми глазами сразу?»

– Нельзя, Шарлотта, – прозвучало из динамика. – Потому что…

Рация замолчала.

– Кодовое слово, милая, – подсказал Канино, не отвлекаясь от дороги.

– Что? – не поняла Шарлотта. – «Потому что»? Черт!

Она снова переключила частоту.

– …маячок на бампер его «Форда», – говорил Раскасс.

– Еще раз, после перехода, – попросила она.

– О… – отозвался голос Раскасса, – хорошо. Входить тебе нельзя, потому что позже вам предстоит случайная встреча, ты забыла? Если артефакт не найдется у него дома или в машине. Мы осматриваем дом прямо сейчас, о результатах тебе сообщим. И на бампер его «Форда» ему подсадили маячок. Если ты нам понадобишься, мы сумеем подстроить встречу сегодня вечером.

– Поняла.

– Есть версии, кто этот старикан? Она вошла через окно ванной…

– На этот раз заметила, – пробормотала Шарлотта, опять переключая частоту. – Нет, только сильное фамильное сходство с нашим мужчиной, как ты и сам видел. Может быть, отец.

– Мог приехать на похороны, – согласился Раскасс. – Очевидно, назначил им встречу в ресторане.

Шарлотта не стала возражать, хотя, на ее взгляд, ни Маррити, ни старик не ожидали встречи.

– Это еще кто? – прошептал себе под нос Берт Малк, проезжая обратно мимо «У Альфредо». У него на глазах темноволосая девица в солнцезащитных очках забралась в машину, которая умчала ее прочь. Она могла быть наблюдателем – возможно, ее место займет другой. Причем это определенно была та самая девица, которая сегодня утром дважды прокатилась мимо дома Маррити.

Боззарис, наверно, был уже в ресторане. Малк останавливался на парковке возле «7-11», чтобы с уличного телефона позвонить саяну-связнику, который передал сообщение от Лепидопта: «Три человека вошли в дом М., как только отец с дочкой уехали. Вы вдвоем проследите, чтобы без похищений. Дневной свет».

«Дневной свет» означал высший уровень готовности.

Там уже разворачивалась полномасштабная операция.

Малк ощущал на бедре угловатые очертания «Беретты 70S». Девять винтовочных патронов калибра 22 – мелкий калибр, но таковы были стандарты Моссада. Теоретически считалось, что глушитель к «Беретте» не требуется: выстрел звучал хоть и громко, но был мало похож на ружейный выстрел. Скорее громкий щелчок, чем оглушительный грохот более тяжелого оружия. Да и длинный винтовочный 22-й представляет угрозу для жизни, если знать, куда его всадить.

Малк вырулил налево, на И-стрит, проверяя другие выезды с парковки и задние двери ресторана.

Когда он наконец припарковался и вошел внутрь, Боззарис был уже там: дожидался на виниловом диванчике возле зала для некурящих в западном углу. Поднявшись, он указал подбородком:

– А, Стив! Столик ждет.

Любое имя на «С» означало: «Не успел проверить и убедиться, что нет слежки».

Отлично, подумал Малк, проходя за младшим напарником к столику всего в нескольких шагах от стола, где сидела девочка не старше двенадцати лет и темноволосый мужчина, примерно его ровесник, лет тридцати пяти. Добыча на месте, мысленно отметил он, не позволяя себе глазеть прямо на Фрэнка и Дафну Маррити. Он заметил, что Фрэнк заказал лазанью, а девочка ест пасту с сосисками и болгарским перцем.

Малк с Боззарисом сели на углу квадратного стола, стул к стулу, постаравшись отгородить обоих Маррити от остальных посетителей. Малк мысленно вспоминал, как его учили кода-то опрокидываться вместе со стулом и стрелять под столом.

Усевшись, он вытащил из кармана гигиеническую помаду и принялся нервно откручивать колпачок; потом, спохватившись, что пользоваться помадой в ресторане, пожалуй, неприлично, резко вернул его на место. И внимательно присмотрелся к тюбику.

– Зараза, – рассеянно обратился он к Боззарису. – Это и не помада вовсе, это… средство от насморка. На этикетке красный нос. А я ею губы мазал.

– Ой-ой-ой! – ужаснулся Боззарис. – Знаешь, эти штуки испытывают на фабрике такие типы, которым другой работы и не найти.

– Заткнись, – огрызнулся Малк и сунул флакончик обратно в карман.

– Эту штуку пихал к себе в нос какой-нибудь здоровенный старый дебил. – Боззарис посмотрел на часы, потом на дверь, словно они ждали кого-то еще, и только потом обвел взглядом столики и кабинки. – Бейли ведь сказал – в час?

– Так записал автоответчик, – подтвердил Малк, оглядываясь вокруг. Под тем предлогом, что с нетерпением ждешь воображаемого третьего, можно было рассматривать окружающих. Он запоминал всех посетителей: мужчину и женщину в кабинке к югу от Маррити, трех женщин постарше в северном конце зала и трех парней в футболках, по виду студентов, у внутренней стены под полкой, уставленной коробками из-под макарон и банками из-под итальянского печенья. Как минимум одна из этих компаний, сказал он себе, наверняка тайные агенты неизвестной третьей силы, и сейчас они гадают, кто такие мы с Боззарисом. Хорошо хоть разговор у нас непринужденный, про это средство от насморка и прочую чушь.

– Что будешь заказывать? – спросил Малк.

– Не знаю. Пиво, бутерброд.

Малк, обращавший внимание на такие вещи, заметил, что Боззарис пытается скрыть свой израильский акцент, произнося «р» в передней части рта и сглаживая ударения. Для него интонации американского английского звучали чуждо по сравнению израильским выговором.

– Я, наверное, тоже, – сказал Малк.

– Я для начала в гальюн, – предупредил, вставая, Боззарис. – Если девушка подойдет, возьми мне «Будвайзер».

Малк кивнул, а когда Боззарис отошел, достал из кармана шариковую ручку и стал чертить каракули на бумажной салфетке-подстилке – расфокусированный взгляд позволял краем глаза следить за окружающими. Он и сам не заметил, как нарисовал собаку в шляпе-котелке и усатую улитку в пенсне.

– Нет, – заговорил в шести футах от него Маррити, – похороны, наверное, будут здесь. Думаю, Беннет с Мойрой устроят, чтобы тело самолетом отправили из Шаста. Надо было мне утром им позвонить.

Малк отметил, что Маррити явно не видит причин таиться. Как он и говорил вчера Боззарису, Фрэнк явно не в курсе истории своей бабки.

Краем зрения он увидел, как девочка кивнула.

Вернулся Боззарис.

– Ты бы тоже сходил, – очень тихо посоветовал он. – Обрати внимание на старичка за крайним столиком у восточной стены.

Малк кивнул, догадавшись, что речь идет о старикане, побывавшем у Маррити пять часов назад. Что, черт возьми, все это значит?

– Придет Бейли или не придет, – сказал он в полный голос, – нам-то что? – и отодвинул стул.

– Даф? – встревоженно позвал Маррити, и Малк оглянулся.

Девочка схватилась рукой за горло, лицо ее побледнело.

– Даф, ты говорить можешь?

Она покачала головой, в глазах появился испуг, и Маррити выскользнул из-за стола, вскочил и поднял дочь на ноги. Развернув ее за плечи, он наклонился и сцепил кулаки у нее на животе.

– Расслабься, Даф, – сказал он. – Прием Геймлиха!

Он толкнул кулаки назад и вверх, вгоняя нижний ей в желудок прямо под ребра. Девочка вцепилась руками в бедра, но застрявший кусок, очевидно, остался на месте.

– Держись, – хрипло проговорил Маррити. – Еще разок, посильнее.

Он снова вдавил кулак ей в живот, и опять безрезультатно.

Малк напрягся, у него чесались руки, хотя он понимал, что не справился бы лучше, чем отец девочки.

– Кто-нибудь, позвоните 911 крикнул Маррити и еще раз с силой вдавил кулак в живот Дафны. Рубашка у него взмокла от пота.

Седой мужчина в зеленой куртке «Мемберз онли» прохромал из другого конца зала и остановился у столика Малка. В глазах у него застыл ужас. Это в самом деле был тот самый старик, который сидел за рулем зеленого «рамблера» и утром разговаривал с Маррити.

Малк снова перевел взгляд на девочку и отца и впился руками в столешницу. Он поймал себя на том, что бормочет молитву.

Двое в кабинке позади Маррити поднялись, но эти просто смотрели на мужчину и девочку, а три пожилых женщины отложили вилки и моргали, явно растерянные. Профессионализм Малка взял верх над завораживающим ужасом, и агент сообразил, что этот привселюдный инцидент наверняка перечеркнул любые планы похищения.

Дафна открыла рот, Малк заметил, как напрягся у нее живот – она тщетно пыталась вытолкнуть застрявший кусок.

Один студент уже достал сотовый, а кассирша, тревожно поглядывая в их сторону, говорила за стойкой по телефону.

– И еще раз, Даф, – проговорил или, скорее, всхлипнул Маррити. После нового мощного толчка вверх у девочки подогнулись колени, и Маррити осел на линолеумный пол вместе с ней.

Он в отчаянии огляделся, явно заметил старика в зеленой куртке, открыл рот, словно хотел что-то сказать, но лишь закрыл глаза и предпринял еще одну попытку. Малк слышал, как у девочки щелкнули зубы, когда голова ее запрокинулась от толчка.

Через четыре минуты начинает страдать мозг, вспомнил он. Успеет ли скорая?

Весь ресторан уже столпился в проходе, глядя в их сторону. Не теряй времени даром, подумал он. Пользуйся случаем, пока все отвлеклись.

Фрэнк думал только о том, как унизительна для Дафны эта публичная сцена. Мысли, что дочь умрет, он даже не допускал.

Расцепив сведенные руки, он чуть наклонился и запрокинул девочке голову; она была уже без сознания, лицо побелело, губы и полуприкрытые веки наливались синевой. И, естественно, она не дышала.

Прием Геймлиха не сработал и не сработает – до Фрэнка наконец дошло, что очень скоро он будет без толку толкать в живот обмякший труп.

– Черт побери, Дафна, – прошептал он, – почему же ты не прожевала?

Он поднял взгляд на отца. Старик с состраданием кивал.

Маррити поднял с колен обмякшее тело Дафны и положил дочь лицом вверх на черно-красный линолеум.

– Острый нож, – потребовал он, протянув вверх правую руку. – Скорее!

Старший из двоих мужчин, занимавших ближайший столик, щелчком открыл складной нож из нержавеющей стали и сунул рукоятку Маррити в руку.

Его отец шагнул вперед.

– Нет, Фрэнк! – выкрикнул он. – Ты ее убьешь! Кто-нибудь, остановите его!

Мужчина, который дал Маррити нож, встав с места, обхватил старика одной рукой, а один из студентов поймал его за плечо.

– Ничего другого не остается, – сказал парень.

– Держите его, – велел мужчина, давший нож, и растолкав толпу, направился к выходу.

Одна из пожилых женщин у северной стены выкрикивала что-то по-немецки, спутницы успокаивали ее шепотом; краем глаза Маррити видел, что его отец рвется из рук студентов, удерживавших его. Но его внимание было приковано к Дафне.

Запрокинув дочери голову, он ощупал горло. Мышцы гортани слабо сокращались под его пальцами, а под ними прощупывались кольца горловых хрящей.

Младший из двоих за ближайшим столиком присел рядом на корточки и держал в поле зрения Маррити какой-то предмет – прозрачную ручку «Бик» без колпачка и чернильного стержня. Маррити кивнул. Пот капал с его лица на блузку Дафны.

Сердце колотилось так, что его трясло.

Взяв нож за лезвие, как карандаш, оставив торчать между пальцами всего три четверти дюйма стали, Маррити воткнул кончик в горло Дафны ниже щитовидного хряща, надавил на кожу, и, решившись, проткнул.

Кровь брызнула, как только он выдернул нож, и Маррити, выхватив ручку из протянутой руки, протолкнул ее в надрез. Воздух со свистом вышел через прозрачную пластмассовую трубочку, торчавшую в горле Дафны как дротик. Маррити удерживал ее на месте двумя дрожащими пальцами.

– Господи боже, остановите же его! – взвыл его отец.

– Угомонись, дружище, – посоветовал кто-то, – у него получилось.

Теперь воздух всасывался в трубочку. Спустя пару мгновений Дафна шевельнула ногами, руки ее разжались.

Мужчина, сидевший на корточках рядом с Фрэнком, нервно хохотнул.

– Ты ее спас, – сказал он.

Веки Дафны вздрогнули и открылись.

– Не шевелись, Даф, – предупредил Маррити, чувствуя, как улыбка растягивает ему губы. – Все хорошо, просто полежи спокойно.

Он поудобнее устроился рядом с ней на полу.

Девочка смогла слабо кивнуть в ответ. Руки ее потянулись к горлу, но Фрэнк придержал их свободной рукой.

– Не двигайся, малышка. Лежи смирно. Доверься мне.

Дафна снова кивнула, даже выдавила робкую, неуверенную улыбку и расслабилась. Ее лицо розовело у него на глазах – так солнечный свет оттесняет тень.

Маррити оглянулся на сидящего рядом мужчину, на вид ему было до тридати, ежик темных волос, легкая небритость. Под серым полотняным спортивным пиджаком не было галстука.

– С-спасибо, – проговорил Маррити. Руки у него дрожали, в ушах звенело. Он осторожно привалился спиной к ножке стола.

– Рад помочь, – отозвался молодой человек. – Ручку оставь себе.

Маррити кивнул и одной рукой вытер о рубашку лезвие ножа. Мужчина осторожно вынул нож из дрожащих рук Фрэнка.

– Верните своему другу, – попросил Маррити.

– Непременно.

Фрэнк поднял глаза на отца, все так же в ужасе уставившегося на Дафну.

– Она дышит, – сказал ему Маррити и кивнул на трубочку, торчавшую из ее горла. – Это… трахеотомия.

– Знаю, – отозвался старик. – Я один раз делал. Получилось плохо, – он часто заморгал. – Я же говорил вам не есть итальянских блюд?

– Да.

Кажется, он даже больше не в себе, чем Дафна, отметил Маррити.

– Зря мы тебя не послушались.

Трое парамедиков в белой униформе пробирались в зал через толпу у входной двери. Один катил сложенные носилки, а двое несли алюминиевые чемоданчики и зеленый кислородный баллон. Оценив ситуацию, они заметно расслабились, но один все же присел рядом с Дафной и, подбадривая ее, посветил узким фонариком ей в правый и левый глаз, а другой тем временем уже достал из чемоданчика систему капельницы. Третий что-то говорил по рации.

Медик, сидевший на полу, бережно открыл Дафне рот и посветил фонариком в горло, потом покачал головой.

– Пусть лучше в больнице вынимают, – он перевел взгляд на Маррити. – Вы в порядке?

– Конечно, – ответил тот, глубоко вдохнул и выдохнул. – Устал только.

– Сколько она была без сознания?

– Не больше минуты, – ответил Маррити.

– Возраст?

– Двенадцать.

– Лекарства принимает, аллергия есть?

– Нет, нет.

– Хорошо. Мы поставим капельницу – просто поддержим ее глюкозой и доставим в госпиталь Святого Бернардина, чтобы там удалили блокировку и наложили швы ей на горло. Скорее всего, оставят в больнице на ночь: наблюдение, антибиотики. Но выглядит она хорошо. Кто делал трахеотомию?

– Я, – сказал Маррити.

– Хорошо получилось.

– Мне тоже так говорили, – пробормотал Маррити-отец.

– Думаю, завтрашний ужин отменяется, – обернулся к нему Фрэнк.

Старый Дерек Маррити стоял на тротуаре под козырьком ресторана и смотрел, как парамедики осторожно помещают носилки с Дафной в задние дверцы своего красно-белого фургона, а Фрэнк Маррити забирается в салон следом. Дверцы тут же захлопнулись и скорая со включенной мигалкой вывернула на солнце, уносясь по Бэйс-лейн на восток.

У старика еще кружилась голова, звенело в ушах. Он так пристально вглядывался в осунувшееся лицо Фрэнка, что перед глазами до сих пор стоял его квадратный подбородок, прищуренные глаза, стиснутые губы.

«Он похож на тебя», – сказала Дафна.

– Что вы ему дали, когда он вскрыл ей горло? – спросила у него за спиной полная пожилая женщина. Обернувшись, старик увидел, что она обращается к молодому человеку, сидевшему ближе всех к столику Маррити. С ним тогда был второй, но тот куда-то подевался, пока Дафна задыхалась.

– Ручку «Бик», – ответил молодой человек, – только чернильный стержень вынул.

– Не слишком стерильно, – заметил Дерек Маррити.

– Об этом в таких случаях беспокоишься в последнюю очередь, – коротко пояснил мужчина. – Он ее отец?

– Да.

Да, думал Дерек Маррити, он – ее отец. А я здесь чужой и скоро исчезну со сцены. Бесполезный, ненужный чужак, вот кем я оказался.

Молодой человек молчал, глядя на него, но Маррити не поддался на этот старый полицейский трюк – изображая заинтересованность, подталкивать собеседника к разговору. Этот парень как нарочно оказался рядом, нервно соображал он. Они с приятелем из какой-нибудь секретной службы, Моссад или АНБ, не важно. Но что бы я сейчас мог им сказать? Совершенно не представляю.

Может быть, они следили за мной. Может, уже пристроили к «Рамблеру» какое-нибудь дурацкое чудо современных технологий.