Текст книги "Сад Иеронима Босха"

Комментарий Марко Пьяццола, кардинала Всемирной Святой Церкви Джереми Л. Смита, 24 ноября 2… года.

Автор и в самом деле был неплохо знаком с реалиями того времени и с ближайшим окружением Джереми Л. Смита. Не все имена, упоминающиеся в главе, широко известны, информация о некоторых из указанных лиц является секретной. Это неизбежно приводит к выводу, что автор находился в ближайшем окружении Мессии и базировал свои домыслы на реальном материале, что придаёт тексту видимую достоверность.

Исцеления Джастина Джира, девушки по имени Мария, Дженнет Бигль, Массимо Манца и прочих имели место: они описаны совершенно точно, как будто автор присутствовал при каждом из них. Официальные протоколы Всемирной Церкви Джереми Л. Смита подтверждают вышеупомянутые факты. Тем не менее, крайне недостоверно представлена мотивация Мессии при проведении исцелений. Я не могу поверить, что каждое исцеление – всего лишь механический акт, навязанный Джереми Л. Смиту кардиналом Лючио Спирокки (в дальнейшем – Св. Лючио) и Папой Бенедиктом XX (в дальнейшем – Св. Бенедикт). Образ первого показан чудовищно: если бы Св. Лючио и в самом деле мог вести себя таким образом как по отношению к Мессии, так и по отношению к другим окружающим, он никогда не смог бы добиться столь высокой должности. В частности, мне трудно понять фрагмент, в котором Св. Лючио якобы впервые поверил в Бога. Неужели в те далёкие времена высшие представители церковной иерархии могли быть неверующими? Неужели они могли каждый день врать людям? Ответ однозначен: нет. Данный пассаж может быть только ложью.

Цитаты из кинофильмов и литературных произведений, рассеянные по тексту, являются указанием на то, что автор не обладает достаточным запасом жизненного опыта для того, чтобы базировать на нём текст. Он вынужден обращаться к третьесортному материалу для придания убедительности собственным словам – и в этом плане достаточно близок к народу, в какой-то мере ближе, чем Всемирная Церковь. В этом заключается опасность подобной ереси: человек из толпы скорее поверит простым и понятным ссылкам на известные ему материалы, нежели высокой доктрине Церкви. В очередной раз повторяю: документ должен быть уничтожен.

3
Яви нам чудо

«Давно не было новых чудес, – говорит старик Покко. – Даже больше: их не было вообще никогда. Мне вот всё кажется, что наш Мессия работает по какой-то стандартной схеме. Исцелил – отдохнул. Исцелил – отдохнул. А вот может он вернуть мне молодость?»

Бар пустует. Никого, кроме самого Покко и бармена. Бармену тоже тысяча лет. Его зовут Марко. Его дряблые руки с удивительной сноровкой моют в сотый раз бокалы и переливают искрящиеся жидкости из одной ёмкости в другую.

«Может, это вообще всё неправда, – продолжает старик. – Может, никакого Смита не существует. Они нам показывают по телевизору эти сеансы да выгоняют на балкон крошечную фигурку. А кто это – чёрт его разберёт…»

«Слышал бы тебя Манти. Ты бы до своих восьмидесяти не дожил. Он бы тебя задушил прямо здесь».

«Да-а… – протягивает Покко. – Ну, он-то бывал на площади. Даже дважды. До сих пор чувствует себя одухотворённым. Это мы-то с тобой старые прагматики…»

Марко молча моет бокал.

В это время перед дверью бара останавливается чёрный «Мерседес-Бенц». Дверь открывается, появляется молодой человек простецкого вида. У него взъерошенные тёмные волосы и пустые голубоватые глаза. Он заходит в бар. За ним – ещё двое. По виду – охранники.

Это Джереми Л. Смит. Это его путешествие инкогнито. Желание хотя бы на час перестать быть Мессией и стать человеком.

«Виски», – говорит он.

Пока Марко наливает, Покко внимательно всматривается в лицо посетителя. Он уже понимает, кто перед ним. Он видел это лицо на телеэкранах. Там оно выглядит несколько иначе. Они гримируют его, прежде чем выпускать в народ. Потому что толпа разорвёт его на части, словно зюскиндовского Парфюмера. Покко смотрит на Джереми внимательно, практически глаза в глаза. Джереми обращает внимание на старика. Он поворачивает голову, и в этот момент Покко задаёт свой вопрос.

Если бы на месте старика был кто-то верующий и любящий Джереми как самое себя, всё было бы иначе. Он бы промолчал, не решился бы. Спросил бы что-нибудь нейтральное вроде «как дела», а после всю жизнь рассказывал потомкам, как он беседовал с Мессией. Но Покко – человек без комплексов. Возраст выжал из него всё стеснение, все комплексы и проблемы.

Когда Покко открывает рот, чтобы задать вопрос, в баре появляется седой человек в элегантном сером костюме. Это кардинал Спирокки. Он слушает всё, что говорят в толпе о Джереми Л. Смите. У него тысячи ушей в разных уголках мира. На основании этого он делает выводы и строит планы. Надо отметить, что он входит вовремя.

«А ты можешь сделать меня молодым?» – спрашивает Покко, глядя Смиту прямо в глаза.

Это искушение Христа. Сможешь ли ты спрыгнуть с крыши храма и не разбиться? Сможешь ли ты прожить в безводной пустыне месяц? Сможешь ли ты укротить льва?

Джереми внимательно смотрит на старика. Бокал с виски застыл в его руке. Он не знает ответа на вопрос. Охранники ждут от Спирокки указаний.

Джереми отпивает глоток и ставит бокал на стойку. Марко боится повисшего в воздухе молчания.

«А чё, могу», – говорит Джереми.

В этот момент Иисус на глазах у безумствующей толпы бросается с крыши храма и доказывает, что он – Сын Божий.

«Так сделай».

Это ведь так просто, дружок. Положи руку на лоб старика. И сделай его молодым. Это может любой джинн в любой восточной сказке. Любой волшебник.

Спирокки неожиданно понимает, что нужно вызывать серую гвардию. Джереми Л. Смит, который не сумел совершить чуда, – это гораздо страшнее, чем Джереми Л. Смит, предающийся разврату со шлюхами. Но Смит уже тянет руку к старику и дотрагивается до его дряблой щеки.

Это жест, который меняет мир. Обезьяна умеет нажатием красной кнопки правильно выбирать дверцу: за одной – еда, за другой – удар током. В её инстинктах закрепляется: красная – еда, зелёная – боль. Обезьяна делает это автоматически, не думая, легко. Если поменять цвета кнопок на синий и белый, ей придётся учиться заново. Это дрессировка. Но когда обезьяна складывает палку и камень, чтобы получить топор, это уже не дрессировка. Это признак зарождающегося разума.

Джереми Л. Смит складывает палку с камнем. Всё зависит от того, что у него получится.

Покко смотрит скептически. Его слезящиеся старческие глаза прищурены.

Чудо, которое становится нормой, перестаёт быть чудом. Если современный человек попадает в десятый век и демонстрирует зажигалку, на него смотрят как на волшебника. Если он налаживает производство примитивных зажигалок в том же десятом веке, из волшебника он превращается в обыкновенного человека, который придумал зажигалки.

Джереми Л. Смит закрывает глаза.

Неожиданно кардинал Спирокки понимает одну вещь. Джереми Л. Смит никогда не верил в Бога. Не был ни его частью, ни его посланцем. Но теперь, если Джереми Л. Смит сделает то, что пытается сделать, он поверит в Бога. И это будет началом другого Джереми. Которым будет очень сложно управлять.

Поэтому кардинал Спирокки достаёт из кобуры маленький чёрный пистолет с глушителем и выпускает старику Покко пулю в голову. А затем – бармену Марко.

Джереми Л. Смит смотрит на кардинала. Его лицо выражает удивление. Серая гвардия впервые работает прямо при нём, не стесняясь.

«Чё?..» – произносит он, и вопрос повисает в воздухе.

«Всё в порядке, – отвечает Спирокки. – Так нужно».

И тогда Джереми Л. Смит наклоняется к телу старика и снова кладёт руку ему на лоб. В этот момент кардинал Спирокки понимает, что непоправимо ошибся.

Здесь мне очень хочется рассказать, что Спирокки вышел из бара и пустил себе пулю в лоб. Но так не бывает. Подобное можно увидеть только в кино. Негодяй, чувствуя свой провал, благородно и мужественно (или, как вариант, мелочно и трусливо) освобождает мир от своего присутствия. Нет, такого не бывает в реальности. Спирокки медленно прячет пистолет в кобуру. Джереми Л. Смит стоит на коленях возле мертвеца.

«Именем Господа», – говорит кардинал.

Джереми поднимает на него глаза и повторяет: «Именем Господа».

И тогда Покко поднимается с земли. На его лбу разглаживаются морщины, мешки под глазами тают, зубы становятся ровными и белыми, а глаза – серыми. Перед нами молодой мужчина лет тридцати, невысокий, приятной наружности, с прямым тонким носом и волевым подбородком.

Но в глазах у этого мужчины нет мужества и силы. В его глазах – выражение собачьей преданности. Так пёс, наказанный и избитый плетью, рвёт глотку врагу, спасая жизнь своего мучителя. Так раб в Риме, униженный и загнанный хозяином, сражается против северных варваров плечом к плечу со своим угнетателем, потому что это – Рим. Так ацтек, приготовленный для принесения в жертву кровавому Уицилопочтли, прикрывает собой убийцу-жреца от копья индейца из другого племени. Это такая преданность, которую невозможно купить за деньги или приобрести со временем. Это преданность, впитавшаяся в кровь, ставшая частью разума.

Покко падает на колени и утыкается лицом в джинсы Джереми Л. Смита. Смит смотрит на Спирокки. В его глазах – торжество.

* * *

Машина едет по улицам Рима. Спирокки молчит. Джереми Л. Смит – тоже.

В бар заходят два человека в сером. Это именно то, что нужно было сделать с самого начала. Старик Марко – живой – сидит у стойки, опираясь на руку. Он смотрит в пол. На полу, прислонившись к стойке спиной, сидит молодой Покко.

Каждый серый солдат делает по выстрелу.

Джереми Л. Смит не знает об этом. Двадцать минут назад он понял, что может не только исцелять. Он неожиданно осознал собственное всевластие. Возможность сделать абсолютно любую вещь. Всё, что угодно. И теперь он не знает, есть ли граница. Впрочем, он не задумывается об этом. Он просто смотрит на свои руки и удивляется им.

Машина стоит в пробке. Пробки в Риме – дело обыкновенное. Половина города – пешеходная зона. Вторая половина – старинные узенькие улочки.

Воды Красного моря разошлись перед Моисеем, думает кардинал. Он очень боится, что об этом вспомнил и Джереми Л. Смит. На самом деле ничего перед Моисеем не расходилось. Моисей знал брод. Он сорок лет водил свой народ по пустыне, чтобы выбрать единственное место, где нет месторождений нефти.

В то время как машина Джереми Л. Смита стоит в пробке, Уна Ралти даёт очередное интервью бульварной газете. Джереми Л. Смит быстро забывает тех, кто становится святым благодаря ему. Уна Ралти сидит в редакции на широком мягком диване. В её руке – сигарета с мундштуком, в другой – бокал вина. Она одета дорого, но неброско. Она давно уже не работает на панели – с той самой минуты, как её изображение впервые появилось в таблоиде.

Она рассказывает, какую праведную жизнь теперь ведёт. Она много жертвует на приюты, борется против уличной проституции, из которой её вытащил Джереми Л. Смит. Они фотографируют её. Особенно хорошо крупным планом выходят её серые глаза. Они и в самом деле красивые. Продукция под маркой «Уна Ралти. Почувствуй спасение» продаётся на ура. Духи, туалетная вода, дезодоранты, мыло, шампунь, кондиционер. Ей предложили это после третьего появления на экране. Идеальная рекламная кампания, раз имя самого Смита уже застолбил Ватикан. «Святая грешница» – это колготки, трусы и бюстгальтеры. «Уна» – это линия эпиляторов «Bosch». Уна по-прежнему пользуется успехом у журналистов.

Пока Уна говорит о своём знакомстве с Мессией, «Мерседес» Джереми останавливается у газетного киоска. «Майбах» слишком заметен для путешествий по Риму инкогнито – вот причина, по которой сегодня Джереми на «Мерседесе». Джереми замечает обложку модного журнала и узнаёт лицо. Это Уна Ралти.

Покажите Джереми портреты Марко Бенти или Массимо Альда. Он не вспомнит их. Вы тоже не помните, кто они такие, когда читаете эти строки. Вы пытаетесь найти их имена на предыдущих страницах. Они там есть. Но искать их нет смысла: я напомню вам. Это люди, которые подвозили Джереми до Рима.

Но Уну Ралти он помнит. Это первая тёлка, которая дала ему в Европе. Он узнаёт это лицо в оспинах и серые глаза. Из второго «Мерседеса», где едет кардинал, никто не выходит.

«Купи последний People, давай», – говорит Джереми шофёру.

Джереми листает журнал. Он читает интервью с Уной Ралти. Он ничего не понимает. Она говорит цитатами из Библии. Она говорит о спасении, о мраке Преисподней – о чём угодно, но не о том, что он хочет прочитать. Она рассказывает, как он бросил ей спасательный круг, как вытянул её из тьмы и грязи, но ни слова конкретно. Джереми помнит, как она делала ему минет. Он помнит, как они трахались. Он помнит, что она рассказывала ему о Риме, а у него была одна мысль: как бы снова ей засадить. Он не бросал ей спасательных кругов и верёвок. Он оставил ей только деньги и свою сперму. Больше он ничего ей не дал. А она говорит, что из его глаз лучился божественный свет, что она чувствовала исходящую от него космическую энергию.

«Останови, давай», – говорит Смит. Машина тормозит.

Он поднимает телефонную трубку и набирает номер второго «Мерседеса». Через минуту кардинал Спирокки сидит рядом с Джереми.

«Найди мне её, а?» – говорит Смит.

Кардинал Спирокки смотрит на портрет Уны Ралти. Всё, что она говорит, одобрено кардиналом. Каждое слово выверено специальной службой. Для неё пишут тексты точно так же, как для Джереми. Уну нужно приготовить для Смита – она приготовлена. Смит сам почувствовал момент, когда нужно свести их вместе. Кардинал понимает, что всё сделал правильно.

«Завтра», – говорит он.

«Сегодня», – отвечает Смит.

Потеря власти – это именно то, чего так боится Спирокки. Уна послужит новым рычагом для управления Смитом. Потому что старые рычаги притёрлись и стали слишком часто давать сбои.

«Ну что же. Пусть будет сегодня», – кивает он и выходит из машины.

Он набирает номер, ещё не дойдя до собственного «Мерседеса».

«Уна», – говорит он.

«Да, кардинал».

«Смит хочет тебя видеть. Он говорит: сегодня. Ты появишься завтра».

Уна ждала этого. Она была предупреждена. Она кивает журналисту из таблоида и говорит, что ей срочно нужно идти, потому что время не ждёт.

* * *

Джереми Л. Смит не смотрит новости. Он любит мультфильмы.

Хотя на первых порах он их смотрел. Не просто смотрел, а глотал. BBC, CNN, Euronews – всё подряд. Он глотал новости, жадно вцеплялся в них глазами, дотрагивался до экрана руками и не мог поверить, что лицо, которое показывают по всем телеканалам, – это его лицо. Он часами пересматривал программы о себе, свои интервью различным каналам, изучал свои гримасы, свои ужимки. Дело в том, что раньше Джереми Л. Смит видел себя только на фотографиях, сделанных в полицейском участке. Они все видели себя только на таких фотографиях, все ублюдочные дружки Джереми Л. Смита, вся его американская армия. Джереми Л. Смит никогда не видел себя со стороны в окружении людей, не видел своей мимики на видео – в действии. Зеркало не считается. Перед зеркалом Джереми строил рожи, брился и расчёсывался пятернёй. А потом он появился на экранах. Его внезапно стало очень много, гораздо больше, чем любого другого человека на земле. И Джереми стал впитывать себя, глотать себя, питаться собой.

Передачи про своих «соратников» он не смотрел. Когда он видел интервью с очередным человеком, который однажды столкнулся с ним и теперь нёс чушь о длани Божьей, он переключал. Он попросту не помнил этих людей. Они были случайными шавками на его пути. Обстоятельствами. Поэтому он не видел ни одного интервью с Уной Ралти. Газет и журналов он тоже не читал. Точнее, читал – по указанию кардинала. Кардинал считал нужным ещё подготовить его перед новым витком, перед появлением Уны. Когда он счёл Джереми готовым, он позволил ему увидеть Уну.

Джереми помнит об Уне Ралти, когда идёт по коридору в свои апартаменты. Он помнит об Уне Ралти, когда две девушки невероятной красоты снимают с него одежду и умащают его тело благовониями. Он помнит об Уне Ралти, когда они целуют его и облизывают, и когда он проводит шершавой ладонью по их бархатным ягодицам, и когда окунается в водопады их волос.

Точнее, он помнит не саму Уну. Реальная Уна для него никогда не существовала. Он помнит женщину с серыми глазами, которая сделала ему самый классный минет в его жизни. И это – точка опоры.

Помните ли вы всех людей, с которыми так или иначе сталкивались в своей жизни? Конечно, нет. Но их лица кажутся вам смутно знакомыми. Вот этого человека вы никак не можете узнать, пока он не напомнит, что стоял на входе в одном учреждении и всё время отпускал похабные шуточки. Тогда вы вспоминаете его мерзкую харю. А вот другой – вы тоже не можете понять, где его видели. Но он подсказывает, что дал вам прикурить в варшавском аэропорту. И вы вспоминаете: да, он был очень обходителен и случайно унёс вашу ручку, которую одолжил, чтобы заполнить декларацию.

Так же и с Уной Ралти. Он не помнит её имени и не помнит даже, как она выглядит, потому что они трахались в темноте. Он не помнит её голоса, хотя они много разговаривали. Он помнит, как она держала во рту его член и смотрела на него своими серыми глазами. Именно этот взгляд запомнил Джереми Л. Смит. Именно его он увидел на обложке журнала.

Но у Спирокки есть к Джереми Л. Смиту ещё одно дело. Гораздо более важное, чем Уна Ралти и все римские шлюхи вместе взятые.

Он стучится в дверь. Джереми уже готов. Он одет, он сидит на диване, справа от него – Мария, слева – Бьянка, а перед ним – телевизор. Показывают какую-то чушь про животных. Джереми неинтересно, но он чувствует усталость. Ему безразлично, что смотреть.

Потому что оживить старика с пулей во лбу, а затем превратить его в молодого человека, а затем оживить ещё одного старика – это сложнее, чем исцелить сотню джонов мерриков.

Он дотягивается до кнопки, разрешающей вход в апартаменты.

«Как вы себя чувствуете?» – Спирокки склоняет голову.

«Нормально. Чего тебе?»

Его так и не научили обращаться согласно рангу. Он умеет прочитать заготовленную речь, но со «своими» остаётся запанибрата.

«У нас есть дело, которое не касается девушек».

Мария и Бьянка тут же встают и покидают помещение.

«Ну чё?»

Спирокки умеет разговаривать с Джереми. Он давно знает, что намёки бессмысленны, а деликатность бесполезна. Что нужно брать быка за рога, вываливать всю информацию сразу. Говорить не «сделайте, пожалуйста», а «надо сделать».

«Омоложение больше повторять нельзя».

«Почему?»

«Потому что стариков множество. Тысячи. Миллионы. Миллиарды. Их больше, чем больных, во много раз. И они взбунтуются. На вас наседают миллионы больных. К вам рвутся не только те, кто болен серьёзно, смертельно, кому не поможет никто, кроме вас. К вам рвутся люди с насморком и растяжениями – с мелочью. Вы знаете это. Вы хотите, чтобы к вам ломились старики и старухи, желающие стать молодыми?»

Джереми Л. Смит думает. Это сложный процесс. Шестерни в его голове поворачиваются медленно, со скрипом. Но они поворачиваются в верном направлении. Пугающе верном.

«А ты хотел бы стать молодым, а, кардинал?»

Спирокки не ждёт такого вопроса. Он может ждать чего угодно, но только не такого вопроса.

Перед Спирокки встают картины его молодости. Впрочем, она никогда не была молодостью в полном смысле этого слова. Практически с самого начала он избрал только один путь – путь Церкви. У Спирокки были женщины, и не одна. Он знает, что такое алкоголь, знает, что такое азарт и даже что такое кокаин. Но вопрос не в этом. На Спирокки всегда лежали какие-то ограничения – так или иначе. А теперь он стар. Теперь ему не нужны женщины. И ему не нужны деньги, потому что их – неограниченное количество.

Молодой кардинал Спирокки. Вечная власть. Серая гвардия. Мечта.

«Нет, – говорит кардинал. – Я прожил жизнь так, как должно».

Джереми опускает голову.

«Я ж всё могу», – говорит он тихо.

И это самое страшное. Он действительно может всё. Теперь он это осознаёт. Джереми Л. Смит протягивает руку к стакану с виски.

«Что это?» – спрашивает он.

«Виски».

«Попробуй».

Кардинал Спирокки пробует. Это «Джек Дэниэлс», отличный солодовый виски. Марочный.

Джереми берёт в руку стакан и встряхивает его – чуть-чуть, чтобы ни капли не пролилось на пол.

«Теперь, давай».

Это вино. Красное столовое вино.

Христос превратил воду в вино, чтобы помочь. Чтобы спасти от провала свадьбу своего друга, своего ученика. Чтобы принести радость.

Джереми Л. Смит превращает виски в вино. Только для того, чтоб показать кардиналу собственное всесилие. Это и есть последнее искушение. Это и есть прыжок с крыши здания. Диалог со львом в пустыне.

«Они верят в вас. Они будут требовать от вас новых чудес. Они не успокоятся. Вы не Христос, Джереми, потому что Христос нёс новое. И его разорвали на части. Распяли на кресте. Вы несёте то же, что и он. И если у него – просили, то у вас – требуют. И в случае невыполнения угрожают расправой».

Джереми Л. Смит находится в патовой ситуации. Он не умеет играть в шахматы и не знает слова «пат». Но это положение трудно назвать иначе. Его король жив, но парализован. Любой ход сейчас приведёт к поражению. Остаётся продолжать то, что делалось раньше. Рутинно, конвейерно исцелять. Ездить по церковкам и городкам. Посещать хосписы и больницы. Строить из себя Мессию.

Однако у Джереми есть назначение. Просто ни он, ни кто-либо из окружающих не знают, в чём оно состоит.

Именно поэтому кардинал Спирокки решает вывести на доску новую фигуру. Шахматный джокер. Дополнительного ферзя. Уну Ралти, святую Марию Магдалину.

* * *

Уна появляется в резиденции утром, около десяти часов. На ней серая кофточка и длинное серое платье. Оспины на её лице тщательно замазаны белилами и покрыты пудрой. На голове – серая шляпка с вуалью. Она не похожа на шлюху. Впрочем, она уже несколько лет не шлюха, а телезвезда, поэтому может себе позволить выглядеть как угодно.

Её пропускают через все инстанции. Охранники смотрят на неё с благоговением. Они готовы целовать её туфли, потому что она – Уна Ралти, святая грешница. Они видели её по телевизору, но никогда – рядом с Джереми Л. Смитом. Впрочем, у них не хватает мозгов, чтобы сопоставить эти факты.

Её встречает кардинал Спирокки, в овальном кабинете, в позолоте и росписях. Уна осматривается. Она в святая святых Ватикана, буквально в нескольких шагах от Джереми Л. Смита, от его роскошных апартаментов. Спирокки сидит перед ней за столом. Она закидывает ногу на ногу, обнажая розовую ляжку.

«Уна, вы знаете, что вы должны делать. И чего не должны. Мы не можем тронуть Джереми, но вы – пешка. Поэтому каждое ваше действие будет внимательно изучаться. И диктоваться, если это потребуется».

«Чего же хочет наш Джереми?»

Ещё год или два назад кардинал Спирокки точно знал, чего хочет Джереми. Он мог предсказать каждый его шаг. Но теперь – нет. Теперь Джереми может себе позволить поступать вопреки воле кардинала. Поэтому кардинал отвечает очень тихо, так, чтобы даже стены не слышали:

«Я не знаю».

Уна усмехается покровительственно.

«Зато я, кажется, знаю».

Она встаёт.

«Вряд ли, – говорит Спирокки. – Женщин у него как раз достаточно».

««Уна» означает «единственная», запомните это, кардинал», – говорит Уна.

И она права, эта римская шлюха, стерва, уродина с длинными ногами. Она права на все сто процентов, и кардинал Спирокки не знает, что с этим делать.

Джереми Л. Смит сидит в кресле, когда входит Спирокки.

«К вам Уна Ралти».

Джереми не сразу понимает, кто такая Уна Ралти, но когда понимает, наклоняется вперёд и делает пригласительный жест. И Уна заходит в комнату. Спирокки пятится и исчезает за дверями.

По всем апартаментам Джереми, во всех коридорах, где он проходит, в каждой комнатушке, в ванной и в сортире стоят камеры. Частной жизни у Джереми нет. Впрочем, её нет ни у кого. Когда вы приезжаете в какой-нибудь дешёвый мотель, вы хотите одиночества. Вы запираетесь в своём номере или бунгало, садитесь на кровать и включаете телек в надежде на порнушку. Вы всегда надеетесь на порнушку – не стоит меня разубеждать. Человек, который вечером смотрит футбол, или ток-шоу, или кинофильм, иногда щёлкает по каналам, особенно во время рекламы. Если где-нибудь идёт программа про животных, он не остановится. Если политические новости – не остановится. Если передача про дорогие автомобили – не остановится. Но если на одном из каналов мускулистый ковбой в широкополой шляпе дерёт грудастую красотку во все отверстия, человек делает паузу.

Вы чётко знаете, что будет дальше. Нет, они не поженятся. Вы даже можете предсказать, в какой позе и как они кончат. Можете повторить эти неестественные вздохи сладострастия. Кстати, их репетируют отдельно. Стоп. Про съёмки порнофильмов я знаю больше вашего и могу рассказать вам, но не теперь. Теперь речь о другом. Об отсутствии частной жизни.

Так вот, в любом дешёвом отеле или мотеле стоят телекамеры. Они снимают вас. Они предназначены для того, чтобы кто-то знал, чем вы занимаетесь. Вы сидите и смотрите порнуху, и надпись на стене «Онанизм останавливает рост» вас не смущает, потому что рядом на высоте трёх метров накарябано «Неправда!». А они следят за вами. Работники отеля. Охранники. Метрдотели, горничные. Они смотрят на чёрно-белые мониторы и думают о том, какой вы идиот. Хотя они ведут себя точно так же, останавливаясь в других отелях.

Если вы – с девушкой, не стоит заниматься сексом в подобных местах. Особенно при свете и не накрываясь. Потому что вас снимает скрытая камера, и это не шоу приколов. Это не «Naked & Funny». Это порнуха с вашим участием. Это задница вашей девушки для тысяч посетителей интернет-сайтов с пометками «XXX» и «WebCam». Это вся ваша любовь для демонстрации. Это смотрят те, на кого, в свою очередь, смотрят. Кого, в свою очередь, записывают и показывают. Замкнутый круг. Добро пожаловать в порноактёры и порноактрисы. Пока что непрофессиональные.

Кстати, они смотрят не только на то, как вы трахаетесь. Они смотрят, как вы едите, как вы справляете нужду, как вы моетесь. И, что важно, куда вы кладёте деньги. Вы уезжаете из отеля, облегчённый на какую-нибудь сотню, – всегда. Они умеют так отсчитать деньги, что вы даже не заметите. Это искусство доения, будьте уверены.

Ваша жизнь – для всех. «Шоу Трумэна» с вами в главной роли.

У Джереми всё гораздо хуже. За ним наблюдают всегда. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. За ним следят внимательно. И, кстати, у наблюдателей цветное изображение. Камеры в разных точках комнаты. Можно прямо сейчас пускать в эфир. Джереми Л. Смит, новая порнозвезда, новый Рокко Сиффреди.

Джереми не знает об этом. Все знают: его девочки, его слуги, его охрана. Он – не знает, и никто никогда не скажет ему об этом. В архиве копятся стопки дисков с записями Джереми.

Когда Уна появляется в комнате, её снимает камера над входом. Мы видим её макушку: шляпку она держит в руках.

Джереми смотрит на её лицо и узнаёт её. Он узнаёт эти глаза, которые смотрели на него тогда, в самом начале, около мусорного бака, а затем в темноте гостиничного номера.

В тот день камера в номере, где трахались Уна и Джереми, была сломана. Иначе у кардинала Спирокки было бы ещё больше проблем.

Джереми рассматривает её и не может понять. Даже под слоем пудры он видит оспины на её лице. Он думает об идеальной коже своих ежедневных шлюх. Она не так молода, как ему казалась. Он делает знак подойти и сам поднимается. Уна подходит грациозно, точно породистая борзая. У неё длинные ноги. Джереми дотрагивается до её щеки, и Уна чувствует, что её кожа меняется. Она кладёт свою руку на руку Джереми. Справа от Уны большое зеркало – она поворачивает голову. Оспин нет. Она выглядит моложе и гораздо красивее. Джереми внимательно вглядывается в её глаза, будто хочет там что-то прочитать. Уна улыбается.

«Зачем ты позвал меня, мой хороший?» – спрашивает она.

Она, вероятно, единственный человек, который не воспринимает его как Мессию.

Это странное явление. Она ведь спекулирует на его имени каждый день, эта Мария Магдалина нового времени. Она играет на его даре, на его славе. Зарабатывает на нём деньги. Хотя, может быть, именно поэтому она не удивляется ему. Исцеление – это что-то второстепенное. На самом деле проблема гораздо сложнее и глубже, но вот суть её пока не поддаётся никаким объяснениям.

Джереми Л. Смит понимает, что не знает ответа. Его девочки отлично спят с ним, они моложе и красивее Уны. Просто ему захотелось иметь рядом человека, которого он знает из той жизни. До поцелуя Папы. У него никого не осталось в США. Уна встретилась ему в Европе.

Тогда Джереми Л. Смит тянется к ней и целует её в губы. Это странное явление. Обычно его секс начинается с того, что он прижимает голову какой-нибудь шлюхи к собственному паху.

* * *

Уна Ралти сидит в кабинете кардинала Спирокки. Тут же присутствуют Карло Баньелли, он же Бенедикт XX, кардиналы Марко Мендоза и Джонатан Уайлдз. Два итальянца, испанец и англичанин. В глубине комнаты за столом сидит Терренс О’Лири. Он не имеет никакого отношения к Церкви. Он одет в дорогой чёрный костюм. В его глазах – сталь. О нём я пока не скажу больше ничего. Нет, стоп-стоп. Ещё два слова: он молод. Кардиналам – за шестьдесят. О’Лири на вид не более сорока.

Говорит Спирокки.

«Уна, вы понимаете, что завтра – очень серьёзный день?»

«Да, кардинал, что тут не понять».

Она всё понимает. Завтра Джереми Л. Смит выходит на площадь для проповеди не один, а с высокой женщиной в белых монашеских одеждах.

«Вы можете уйти, – говорил ей Спирокки ранее. – Но не теперь и не через месяц. Надо, чтобы народ привык к вам не просто как к модной марке одежды, а как к верной спутнице Мессии. Два-три года, не менее. Ваш уход, если таковой потребуется, будет обставлен с большой помпой».

Это вопрос денег, Уна всё понимает. Она неплохо зарабатывает сейчас, но у неё есть как минимум два стимула для того, что она делает. Во-первых, она будет получать в десятки раз больше. Во-вторых, ей всё-таки нравится этот идиот, Джереми Л. Смит, мальчишка из Юты, ставший мужчиной лишь внешне, снаружи.

В её речи нет слов. Они есть только у Джереми. Но слова не нужны. Её встречи и путешествия запланированы на год вперёд. Иногда – вместе с Джереми. Иногда – в одиночку. В одиночестве Уна должна посещать только те места, где Джереми ещё не был. Она – не только Мария Магдалина. Она становится Иоанном Крестителем, предтечей, и её голова на золотом блюде найдёт своё место в череде христианских мучеников. Это не просто красивая фраза. Это фраза, сказанная кардиналом Спирокки в узком кругу.

Зато с этих городков можно стрясти побольше. Можно увеличить ассортимент производимых сувениров. Можно придумать новый фирменный стиль: Уна Ралти и К°.