Текст книги "Период распада. Апофеоз войны"

Глава 4. Причастие

Два года после Судного дня

В мутном сумеречном небе летел ворон – против ветра, еле справляясь с ним. Взмывая вверх, словно хороший пловец, замирая на мгновение и вновь ныряя под гребень воздушной волны, уходя от потока, он безудержно продвигался вперед. Каша невесело улыбнулся. Птица напомнила ему самого себя. Точно так же и он мчался к цели, наперекор смерти, наперекор судьбе. А можно ли по-другому? Другого-то и нет пути. Сдавшиеся и плывущие по течению – уже давно мертвецы.

А еще эта птица напомнила ему того вожака стаи, который спас ему жизнь. Если бы не тот ворон, самоотверженно бросившийся сквозь стекло его темницы к ключу, отпирающему замок, где бы теперь был старик? Скорее всего, давно бы покоился в земле – охотники, схватившие его, на такие мелочи, как жизнь простого, ничем не примечательного человека, не разменивались. Продержали бы немного, провели свои жуткие эксперименты – и в расход.

Старик тяжело вздохнул. Сбежать из логова врага у него получилось. Да только друзья до сих пор там. Глеб и Вика, эти совсем еще юные жители нового рухнувшего мира, остались в лапах зверя.

«Поэтому я все еще жив, – сам себе напомнил Аркадий. – Чтобы спасти ребят. Доберусь до Мертвого города, найду Андрея и постараюсь уговорить помочь мне. А если не получится… если не получится, то возьму у него хотя бы оружие, благо этого добра у того в достатке, найду машину и вернусь в их логово. Чего бы мне это ни стоило».

Каша тяжело вздохнул, повернул лицо навстречу стылому ветру. Думать о том, какие реально у него есть шансы одному одолеть целую ватагу профессионалов, не хотелось.

Возле дороги возвышался тополь, рогато топорща ветки, раскачиваясь на ветру сурово и неохотно. Возле дерева стоял Марио, курил и одновременно справлял нужду. Чем-то он был похож на этот тополь – такой же могучий и одинокий. Остальные его спутники, кроме Нерона, отправившегося за дровами, остались в машине, сонные и злые, жмущиеся к печке. Пес тоже остался в тепле.

Они остановились возле небольшого пролеска – набрать дров, размять затекшие мышцы, справить нужду. Хрустя суставами, Нерон вышел первым, с присвистом вдохнул полной грудью морозный воздух и тяжело, словно проснувшийся раньше времени от спячки медведь, пошел в глубь леса – собирать ветки. Следом спрыгнул Марио. Насвистывая задорную мелодию, парень направился к тополю.

Третьим, кто рискнул покинуть теплый салон «уазика», был Каша. В туалет он не хотел, да и мышцы не так уж сильно и устали. Но сидеть в грязно-сером, пахнущем бензином полумраке не хотелось. Насиделся. В тот раз, когда их схватили охотники, натянули мешки на головы и везли, казалось, целую вечность, в свою бетонную цитадель зла, нахлебался он этого мрака до самого конца своей жизни. Хотелось увидеть свет. Белый, чистый.

Старик огляделся. Все было в снегу. И даже тени от деревьев были съедены его белизной. Покой. Покой наполнял собой пространство до самого горизонта, укрывал, словно саваном, возвышенности, пригорки, равнины, низменности, редкие деревца, кусты. Назойливый гул, оставшийся после утомительного грохота движка машины, постепенно таял, оставляя вокруг абсолютную тишину.

Но даже здесь, в этом царстве упокоения, Каша выцепил взглядом то, что будто неприятным холодным осколком стекла резануло сердце. Еще не заметенный окончательно, возле низко стелющихся по земле колючек, лежал на правом боку покойник. И не понятно было, как он тут вообще оказался, в этой безжизненной пустыне.

По нервам стегануло подсознательное ощущение смертельной опасности. Каша шмыгнул носом, сделал два неуверенных шага к покойнику. А вдруг зомби?

– Жмур, – словно прочитав его мысли, пробасил Нерон, выныривая из леса. В руках он держал большую охапку веток.

– А если…

– Не, этот точно не встанет, – уверенно заявил здоровяк, высыпая дрова возле машины. – Промерз до костей.

Аркадию стало не по себе. Он еще раз глянул на тело и только сейчас обратил внимание, как над мертвецом змеится искажениями воздух, сочась неживым светом. Аномалия. Старик мысленно прикинул: «Сколько отсюда до Зоны? Прилично будет. А аномалии уже и сюда проникли. Если болезнь окончательно не уничтожит все человечество, то за нее это сделает Зона, выпустив на волю всех своих питомцев, словно в отместку за все, что люди творили с ней безнаказанно столько лет».

Подошел Марио. Плавя руками горсть снега и обмывая образовавшейся водой руки, спросил:

– А кстати, кто-нибудь знает, почему они выходят из Зоны? Ведь раньше, еще до Судного дня, только там и были замечены?

– Ясно почему, – хмыкнул Нерон, вновь направляясь к лесу. – Ноосфера нарушена, вот и лезут.

– Что? Какая еще ноосфера? – не понял Ник.

– Это такая оболочка планеты и околопланетного пространства, которая несет на себе печать разумной деятельности человека, след его разумности, – с умным видом пояснил Вовка, смерив собеседников таким взглядом, будто те были несмышлеными малышами. – Людей нет, ноосфера истощена, превращается потихоньку в некросферу. Вот они и лезут сюда.

– Ноосфера, некросфера, – высунул голову из машины Изолента. – Опять свои бредни вещаешь?

– Не бредни это!

– Бредни! «След разумности»! Ишь, какие слова знает! Вон, погляди на след разумности, в снегу лежит.

– Да ну тебя, алкаш!

– Сам дурак!

Изолента вылез из машины, поежился, попрыгал. Заметил дрова, схватил пару веток потолще и вновь спрятался в «уазике».

Летевший против ветра ворон хрипло каркнул.

«Тревога, поднятая птицей, живущей рядом с человеком, рождает тревогу и в душе человека», – подумал Каша, глядя на ворона. Птица была явно больна: часть оперения вылиняла, а черные бусинки глаз уже начали наливаться молочной белизной.

«Не жилец», – понял старик.

– Бреднями он мои слова называет! – обиделся Нерон. – Вон старик сейчас такого наговорил, что-то никто за бредни не принял. А мои слова – и сразу бредни.

– Я правду сказал, – не сдержался Каша.

– Ага, как же, – хмыкнул смуглый здоровяк и, не дожидаясь ответа, вновь ушел в лес.

– Не держи на него зла, – посоветовал Марио, подойдя ближе к старику.

– Вы мне не верите?

– Почему? Я – верю. Это просто Нерон у нас такой подозрительный. Он к любым историям со скептицизмом относится. Так что не бери в голову.

– Послушай, Ник. – Каша не знал, как начать этот непростой разговор, о котором думал последние пару часов. – Мне бы… вот если бы…

– Мы не сможем тебе помочь, – тихо сказал Марио, сразу поняв, что хочет сказать старик.

– Но там ведь в заложниках люди!

– Даже если и так… Ты же сам сказал, что эти – как ты их называл? охотники? – ищут лекарство от болезни. Ведь это даже хорошо. Нам, конечно, оно не нужно, нас эта беда прошла стороной, но ведь остальным надо помочь.

– А ты бы добровольно пошел к ним в лабораторию? Для опытов? – внезапно едко спросил старик, в упор глядя на Марио. – Согласился бы помочь остальным? Ведь ты же не болеешь. У тебя иммунитет. И у твоих друзей.

Марио посмотрел на Кашу. Старик, как ни старался, не смог прочитать в его глазах никаких эмоций. Аркадий даже повторил свой вопрос:

– Пошел бы добровольно под нож?

Но и тогда взгляд парня остался безжизненным.

– Нет, – наконец ответил Ник. – Не пошел бы.

– Тогда чего говоришь и решаешь за всех? – старик разозлился.

Ему хотелось упрекнуть парня в том, что он стоит здесь перед ним и не хочет помочь, словно бы иммунитет Марио и его друзей был чем-то плохим. Каша и сам сразу понял, что все претензии к Нику были какими-то детскими, и еще больше разозлился – от беспомощности.

– Я ни за кого не решаю, – спокойно ответил Марио. – Только за себя. А если пытаешься других подговорить штурмовать неведомую базу неведомых охотников – вперед, я не против. Но парни не согласятся. Это уж поверь моему опыту.

Каша и сам знал, что никто не согласится, – хватило того непродолжительного общения, чтобы понять, что среди новых знакомых помощников не найдется. Их все устраивало в этой новой жизни. Согласились подбросить до Мертвого города – и на том спасибо.

– Ладно, – вздохнул старик. Злость быстро отступила, оставив в душе неловкость, пустоту, горечь. – Ты уж прости меня, что нагрубил. Сам понимаешь…

– Нормально все, старик, не извиняйся. Если хочешь – поехали с нами?

– Нет, – отрезал Каша. – Друзей не брошу.

– Как знаешь. Тебе решать.

– Полезайте в машину, – крикнул Нерон, выходя из леса с новой порцией дров. – Скоро двинем в путь. Да ветки прихватите, что у машины оставил. А то все за вас делай – и печку топи, и дрова носи, и машину рули, и перекус организуй. Кстати, о еде. Слышь, Автомат, – обратился он к Леве, – пожрать бы.

– Сухарей не дам! – высунул тот нос из машины. – Не положено.

– Эх, зря мы тебя завхозом сделали, – вздохнул здоровяк и повернулся к Марио. – Слышь, Ник, может, переизберем завхоза? Этот голодом держит всех, иуда! Помрем ведь!

– Без еды можно месяц жить, – заметил Лева.

– Какой еще месяц? Нет, ты слышал, Марио, что он там гутарит?!

– Все правильно, Автомат, говоришь! – кивнул рыжему товарищу Ник. Сказал Нерону: – У нашего завхоза все по нормам. Если бы не он, давно бы запасы проели свои и сидели бы голодные. А так – какой-никакой, а обед всегда есть.

– Да какой это обед? – вздохнул Нерон, потупив взор. – Четверть пайки – разве с этого наешься? А мне витамин нужен! Мне углевод необходим!

– Ну все, хватит ныть! – не вытерпел Автомат. – Курятину будешь?

– Да какая это к черту… ладно, буду, – вздохнул здоровяк, поглядывая на деревья, словно что-то там высматривая. – Жрать захочешь – и не такое будешь лопать!

Автомат вышел из машины, размял затекшую шею.

– Панталонник немецкий! – выругался Нерон, погрозив кулаком.

– У меня польские корни.

– Да мне все равно. Давай курятину! Слышишь – в животе уже все будоражится?

– Ник? – повернулся Лева к командиру.

– Стреляй, – дал добро тот.

Парнишка достал из машины автомат, отошел в сторону, к деревьям.

Каша недоуменно глянул на нового знакомого, спросил у Марио:

– Куда это он?

– За курятиной! – оскалился Нерон. – Сейчас поедим!

– Но там… нет ведь куриц никаких. Только…

На дереве сидела ворона, черная, с пепельно-серой головой, и с хозяйственной серьезностью смотрела на людей.

«Они что, действительно…» – подумал Каша и оборвал сам себя, будто пришедшая догадка была чем-то кощунственно-запретным, о чем даже думать грешно.

Лева не спеша поднял оружие, приложил приклад к плечу. Ворона пугливо вспорхнула. Стрелок поймал летящую птицу в прицел, дал небольшое упреждение, мягко нажал на спусковой крючок. Грохнуло. Ворона словно споткнулась и, кувыркаясь, свалилась в снег.

– Вот тебе и курятина! – довольно проголосил Нерон, подбегая к мертвой птице.

Поборов отвращение, Каша пошел следом.

Ворона лежала на снегу, еще горячая, и от нее исходил завиток пара.

– Вот и похлебка будет сегодня на обед! – обрадовался Нерон, поднимая за крыло птицу.

– Тащи ее в котел! – крикнул Изолента, высунувшись из окна машины. – Сейчас ее ощиплем – и в суп!

– Но ведь… – начал Каша и не смог продолжить – тугой комок тошноты поднялся с желудка к горлу. – Она ведь… больная?

– Нормальная, – уверенно заявил Нерон, осматривая теплое тельце, просвечивающее сквозь перья синюшно-белесой, пупырчатой кожицей. Спросил угрюмо у Левы: – Луковку хоть выделишь? Чтоб хоть навар вкусный был.

– Нет, – категорично ответил тот.

– А укропу сушеного? Укропа же у нас много, – продолжать выпрашивать Нерон, вертя перед собой мертвой птицей, словно исполняя ритуальный танец.

– Нет!

– У, жмот! Соли давай! И даже не думай ныкать. За соль я тебя…

– Вот тебе соль. Устроил тут забастовку!

Нерон взял мешочек и, что-то бубня себе под нос, пошел за машину – ощипывать птицу.

Ворону сварили в котелке на печке. Мясной влажный запах, наполнивший собой салон машины, неприятно лип к телу, пропитывал собой каждую пору кожи. Каша терпел до последнего, но, когда ему протянули железную миску с бурой жижей, из которой торчала воронья лапка, не выдержал и вышел на улицу. Нерон пожал плечами и довольно заметил:

– Мне больше достанется.

И перелил порцию старика в свою миску.

Каша с плохо скрываемым отвращением смотрел на обедающих. Парни ели молча, чавкая и покряхтывая от обжигающей губы похлебки, друг на друга не смотря, словно пребывая в тягучем скорбном молчании, какое бывает на поминках. А ведь не так и далеко от истины это было. Похороны мира прошли, теперь – поминальный обед.

Нерон достал из своей тарелки кусок серой вороньей плоти, сосредоточенно отделил мясо от косточки, внимательно осмотрел и то, и другое. Потом обсосал кость, с хрустом обгладывая белые хрящи, вновь принялся за похлебку. Быстро ополовинив тарелку, выудил оттуда мясо, закинул в рот и принялся жевать, иногда вздыхая и поглядывая в потолок.

Старику вдруг почудилось, что его новые знакомые не просто утоляют голод, а совершают сложный ритуал, извращенное причастие, словно стремясь приобщиться к чему-то. Вспомнился рассказ Вики о том, что вороны считаются проводниками в иной мир. Наверное, мертвая птица, съеденная почти без остатка, отдала им свои регалии, наделив этих парней возможностью существовать в обоих мирах – этом и потустороннем. Ведь как еще объяснить тот факт, что у них не было даже признака болезни и они, не боясь заразы, смело ели подстреленную дичь?

Стало не по себе. Старик по-другому взглянул на своих спутников, и теперь они ему казались не такими безобидными. Не сел ли он в лодку к Харонам, которые так быстро согласились довезти его до другого берега?

Когда трапеза была закончена, Аркадий вернулся в машину и, устроившись удобнее между Сальвадором и Левой, задремал.

Вскоре вновь двинули в путь. Белое безмолвие равнины порой перемежалось со странными пейзажами, все чаще попадающимися в дороге. Какая-то неведомая сила изменила рельеф, словно земную твердь размягчили, смяли причудливыми складками, да так и бросили, не придав нужной формы, как испорченную заготовку.

Каша глядел на местность и пытался вспомнить – всегда ли так тут было? Или это еще одна проделка Зоны, чьи границы теперь изрядно поистерлись? Теперь это уже, наверное, и не Зона вовсе, в том смысле, что не изолированная территория. Словно кислота, до поры сдерживаемая стенками сосуда, упала на пол и, не имея больше хранилища, начала расползаться во все стороны сразу, выжигая и отравляя все вокруг.

Наверное, справедливо было бы теперь сказать, что вся Земля превратилась ныне в Зону. Не зная, как опровергнуть это утверждение, Каша тяжело вздохнул и закрыл глаза.

* * *

– Собирайся, профессор! – ехидно процедил Тринадцатый, громко постучав по стеклу окошка палаты.

Большаков, погруженный в свои мысли, вздрогнул, обернулся. Проторчав возле компьютера и 3D-принтера безвылазно почти сутки, он мгновение назад задремал и был разбужен этим звонким дребезжащим стуком.

– Куда? Куда собираться? – спросил ученый, быстро вытирая пятерней лицо и сгоняя дремоту.

– На кудыкину гору! – рассмеялся Тринадцатый. – Видеосвязь будет сейчас. Руководство просит немедленного отчета. Так что будешь рассказывать, что ты тут наоткрывал.

– Руководство? – Профессор недоуменно глянул на вожака охотников, но лишних вопросов задавать не стал. – Надо подготовиться, еще ведь ничего…

– Некогда готовиться, так, на словах расскажешь. Без всяких графиков. Как мне тогда. Только без заумностей.

– Дык нечего рассказывать, – воскликнул Большаков. – Я же вам уже говорил…

– Послушай, старик! – понизив голос, холодным тоном проговорил охотник. – Ты должен им что-то выдать, и желательно такое, чему они обрадуются. Иначе – сам знаешь, что будет. На корм собакам у меня пойдешь.

– Смертью пугаете? – неожиданно дерзко спросил ученный, пристально взирая в черные стекляшки противогаза, который, казалось, Тринадцатый не снимал даже когда спал.

«Интересно, есть ли у него настоящее, человеческое лицо? – подумал Большаков, рассматривая свое отражение в стекле. – Или это и есть его настоящее лицо?»

Вслух произнес:

– Мне уже не страшно.

Тринадцатый немного опешил от такого поворота разговора, но быстро взял себя в руки и сказал:

– А я тебя и не буду убивать, коли смерти не боишься. У меня твоего брата – таких же ученых, как и ты, – все камеры переполненные. Мы их в плен из НИЛа недавно взяли. Вот их и буду убивать – по одному каждый день. И тебя перед ними поставлю, чтобы глаза твои видели. А перед этим скажу им, что смерти ты не боишься, смелый ты наш, герой, мать твою! Ну, что скажешь?

Большаков поник, едва заметно кивнул:

– Хорошо, видеосвязь – так видеосвязь. Куда надо идти?

– В санобработку шуруй для начала! А то клопов натащишь еще, не дай бог, в чистую зону.

– Каких клопов? – не понял ученый.

Но Тринадцатый не стал утруждать себя ответом.

Когда все процедуры были соблюдены, Большаков вышел в коридор, встал напротив охотника. Обреченно произнес:

– Я готов.

– Смотри, не вздумай дурака валять! – пригрозил тот. – Руководители нервные – размениваться не будут. Они хотят услышать про лекарство от «джеда». Вот и поведай им об этом.

– Но лекарства еще нет! – вновь возмутился Большаков.

– Тогда скажи, что очень скоро будет и что сейчас твоя команда на финишной прямой по его разработке.

– Но ведь это…

– Не ложь. А частичная правда. Ведь есть же уже наработки? Сам же говорил про эти свои антигены и HLA-системы. Вот и им про это скажи. Только более понятно, они далеки от науки.

– Хорошо, скажу.

– Вот и отлично! Иди пока переоденься, а я в конференц-зал пойду. Буду там тебя ждать.

Двое солдат проводили Большакова до его комнаты, где он скинул халат и надел на плечи кофту – сильно мерзла спина.

В тесной комнате, в которой, помимо Тринадцатого, сидели еще трое человек – если ученый не ошибался: – начальники Процессоров, Регуляторов и Старшие. Профессор стушевался, кивнул головой, быстро сел на первый попавшийся стул и уставился на пустой экран, размещенный на стене. Пришлось долго ждать, и ученый уже начал вновь клевать носом, как вдруг кто-то трубно высморкался, и сразу же на экране загорелось белое окошко, словно только и ожидая этого странного сигнала.

– Меня слышно? – громогласно раздалось из динамика.

– Да, прекрасно слышно вас, «Купол», – ответил Тринадцатый. – А вот и изображение есть.

На экране появилась картинка – огромный конференц-зал, в котором сидело не менее сорока человек. Большаков, к своему удивлению, разглядел среди них множество знакомых лиц, в основном тех, кого раньше, еще до Судного дня, часто видел в телевизоре. Например, слева, в самом углу, сидел известный певец, надменно взирая на происходящее. Рядом с ним – бывший спортсмен, подавшийся в политику. По правую руку от него – еще один политик. Присутствовали и министры. Большаков присматривался к каждому лицу и не мог поверить в происходящее. Священники, артисты, бизнесмены, журналисты. Все те, кто должны были помогать людям, а вместо этого укрылись где-то в горах. Но, конечно, больше было именно представителей власти.

«Небось и президент здесь же», – злобно подумал ученый, но не нашел его глазами среди присутствующих.

– Петр Алексеевич, мы можем начинать, – произнес Тринадцатый, усаживаясь.

– Хорошо, Везунчик, давай начнем, – улыбнулся сидящий по центру высокий человек с темными волосами. По виду ему было лет сорок, ухоженные руки и дорогая одежда говорили о том, что он занимал далеко не последнее место в этом новом обществе.

Большаков брезгливо сморщился.

– Расскажите нам, чем там занимается наш научный центр? – спросил Петр Алексеевич, поглядывая на монитор компьютера. – Мне доложили, что охотникам все же удалось поймать тех двоих, не восприимчивых к болезни.

– Так точно! Поймали, – кивнул Тринадцатый. – Сейчас как раз изучаем…

– Кто этим занимается? – довольно грубо перебил его шеф.

– Наши ученые, – проскрипел Тринадцатый, неумело пряча недовольство. Рявкнул: – Большаков! Встань!

Ученый повиновался, поднялся, словно нашкодивший ученик.

– Расскажи, на какой стадии исследования.

– Сейчас… к-хм… – Семен Павлович растерялся, не зная, что сказать.

– Да вы не переживайте, – добродушно улыбнулся Петр Алексеевич. – Мы же не кусаемся!

За спиной сидящего послышались едкие смешки.

– Скажите как есть. Мы просто хотим знать, на какой стадии сейчас процесс исследований.

Большаков оглянулся. Тринадцатый сверкнул глазами.

– На завершающей стадии, – наконец выдавил из себя ученый.

– Что, правда? – не скрывая радостного удивления, спросил Петр Алексеевич. Сидящий по правую руку от него толстый мужичок, бывший когда-то высоким чином то ли в Министерстве спорта, то ли еще где, захлопал в ладоши. Кто-то за спиной воскликнул: «Наконец-то!».

– Да, – ответил Большаков, и тут же добавил: – Только есть некоторые нюансы. Еще надо изучать. Смотреть. Проводить опыты.

– Проводите, – кивнул головой Петр Алексеевич. – Мы же не запрещаем. Что вам для этого нужно?

– Нужно? – Ученый растерялся. И сразу же, боясь, что незнакомец передумает, поспешно сказал: – Да, нужно. Кое-что действительно нужно.

Тринадцатый вновь сверкнул взглядом, давая понять, чтобы тот замолчал. Но Большаков отвернулся и выпалил:

– Мне нужны помощники. Такие же ученые, как и я. У нас есть такие на базе. Только их в заточении держат. Людской резерв используется не рационально. Нельзя ли их перевести ко мне? Вместе можно было бы гораздо быстрее справиться с поставленными вами задачами.

Было слышно, как хрустят кулаки Тринадцатого. Большаков вжал голову в плечи, понимая, что просто так с рук эта просьба для него не сойдет. Опять все почки отобьют.

– Конечно же можно! – сверкнув белыми, как кафель в морге, зубами, ответил Петр Алексеевич. – Кузьмин, проследите, чтобы требования ученого были выполнены.

– Так точно!

– Скажите… – вновь обратился к профессору шеф.

– Семен Павлович, – подсказал ему кто-то со стороны.

– Да, Семен Павлович, скажите, сколько еще времени вам понадобится, с учетом усиления вашей группы людьми, о которых вы сейчас говорили, чтобы довести вашу работу до конца?

– От полугода до… – начал Большаков, но его тут же перебил Тринадцатый, больно ткнув кулаком в ребро. Ответил за него:

– Полагаю, месяца вполне хватит.

– Вот и хорошо, – потер ладони Петр Алексеевич. – Месяц мы еще сможем подождать. Но потом…

– Все будет в полном порядке! – заикаясь, выпалил Кузьмин.

– Буду ждать от вас информации. До связи!

Монитор потух. А следом за ним и весь белый свет. Большаков даже не успел понять, что произошло – просто ослепленный внезапным ударом в лицо, он повалился на пол. Кто-то из присутствующих одобрительно высказался:

– Правильно. Для профилактики надо иногда наподдать. А то совсем распоясались. Думают, если их в «Купол» взяли, то все теперь дозволено. Забываются, голубчики.

Заскрипели отодвигаемые стулья – все начали расходиться.

– Совсем страх потерял? – прошипел профессору почти в самое лицо Тринадцатый.

– Мне и вправду люди нужны, – прошамкал разбитыми губами Большаков. Все плыло у него перед глазами. В любую секунду он ожидал продолжения избиения. Но удара не последовало. Вместо этого Тринадцатый неожиданно произнес:

– Ладно, будут тебе помощники, если хочешь. Но учти – теперь ты за них в ответе. Если через две недели не будет результатов, ты сам будешь выбирать того из них, кто умрет за твою оплошность.

– Но…

– Разговор окончен!

Тринадцатый оттолкнул Большакова в сторону и, громко стуча сапогами, вышел из кабинета.