Текст книги "Тайны закрытого города Североуральск-19"

– Нет, – пискнула Соня, полностью поглощённая рассказом.

Лена придвинулась поближе.

– Четыре. Детских. Трупа. У каждого из них с левой стороны лица не было… Лица. Кожа и мясо были счищены с черепов дочиста при помощи щётки с металлической щетиной. В его квартире позже обнаружили ещё три тела. Но к тому моменту, как дверь Чистюли выломала милиция, его самого уже и след простыл. Говорят, он до сих пор жив и скрывается в этом самом городке, и кто знает, кого он выберет своей следующей жертвой. Может быть, это будет…

Лена пододвинулась совсем близко и вдруг крикнула прямо в ухо:

– Ты!

От неожиданности Соня взвизгнула и вскочила с лавки под раскаты задорного смеха подруги.

– Сонь, ну ты чего, это ж просто страшилка, которую в детстве одноклассники пересказывали друг другу. Ну Со-о-онь. Извини, если обидела, я не хотела. Всё? Мир? Отлично. Ну как, что-нибудь вспоминается?

– Нет, ничего. Извини.

– Да будет тебе извиняться, сколько можно! Извиняются только если в чём-то сами винов…

– Погоди, – Соня вскочила и сощурила глаза, уставившись на закрывающиеся двери опустевшей школы.

– Что такое? Чистюлю увидела? – Лена ткнула подругу локтем под рёбра.

– Нет, показалось, что дядь Женя туда зашёл. Интересно, что ему там понадобилось?

– А, знакомого увидала, ясно. Он тебя видел, нет? Хорошо… Ладно, давай найдём чего-нибудь перекусить, а то я голодна как тот самый щенок мопса, что ждёт тебя в конце нашей истории.

На перекус решили взять по мороженому в местной столовой. Продавщица – дебелая, потная тётка под пятьдесят, улыбаясь, выдала два рожка и пожелала хорошего дня. Её бесчисленные складки, обтянутые фартуком, перекатывались при ходьбе, когда она, топая, как слон по крыше, ковыляла в сторону кухни.

– А я, знаешь, что слышала? – прошептала вдруг Соня, когда подруги вернулись на улицу.

– Ну-ка, удиви меня.

– Что на самом деле она давит молоко для мороженого из своих…

Соня огляделась, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Но улица была пустынна – дети уже разбежались по домам учить уроки да смотреть мультики, а смены взрослых ещё не закончились.

– …из своих титек! А потом просто замораживает, и получается мороженое.

– Знаешь, – протянула Лена. – Думаю, это тоже просто ещё одна сказка. В конце концов, это просто не должно так работать, мороженое всё-таки производят несколько иначе. Чушь какая, придумают же!

С этими словами она вытряхнула из своего рожка ледяной, сладкий комок в ближайшую урну и продолжила грызть пустую вафлю.

Некоторое время они просто шли куда глаза глядят, наслаждаясь прогулкой. Тучи рассеялись, солнце вновь объявило войну любым остаткам холодов, и высаженные всюду деревья давали приятную, не слишком прохладную тень.

– Слушай, – задумчиво сказала Лена. – А ты, вообще, как, любишь все эти байки, городские легенды и прочий стафф?

– Прочий что? – не поняла Соня.

– Да неважно.

– Если честно, просто обожаю! Во дворе мальчишки постоянно друг другу что-то рассказывают, и я частенько тоже слушаю. Я много чего знаю!

Лена остановилась и, покопавшись в карманах, достала маленькое устройство с несколькими кнопками, напоминавшее отчасти старый кассетный плеер.

– Диктофон, – пояснила она.

Её тонкие пальцы засновали по устройству, приводя его в готовность. Вскоре в углу блестящей крышки загорелась маленькая красная лампочка, а цифры на чёрно-белом дисплее стали отсчитывать время.

– Отлично, пишем, – Лена казалась очень сосредоточенной. – Ты знаешь, на самом деле я приехала сюда не только для того, чтобы увидеться с тобой. Хотя и, безусловно, для этого тоже. Но на самом деле я журналист и хочу написать серию статей о тайнах и загадках этого места. Всё же закрытый город, много слухов, все дела. Почва благодатная. Только я-то уехала отсюда ещё даже школу не закончив, и, разумеется, давно позабыла все эти байки. А вот ты можешь оказаться прямо-таки кладезем информации. Не думаю, что за десять лет городской фольклор кардинально изменился, дети есть дети. Ну что, поможешь мне?

Глаза Сони распахнулись, а рот непроизвольно растянулся в довольной улыбке. Такая возможность! Порассказывать истории человеку, который ещё и спасибо за это скажет!

– Конечно же, с радостью!

– Вот и здоровски, я знала, что на тебя можно положиться, ты всегда любила всё жуткое.

И Соня принялась рассказывать. Она говорила о странных людях в белых саванах, что живут на крышах и следят за прохожими. О секретных лабораториях, где сращивают людей и пришельцев. О жутких звуках, доносящихся ночами из леса. О том, как Мишка Оладьев недавно пошёл на речку, а его заметили с кпп и расстреляли насмерть (он сам рассказал!). О гигантских паукокрысах в канализации и подземном народе, что похищает и съедает людей. О том, что, если включить радио на нужной частоте в правильное время, то можно услышать классическую «Аве Марию», а затем мольбы о помощи на пяти разных языках, включая латынь. О плотоядных мерзких червях, сожравших изнутри парочку бомжей и младшего брата одной девчонки, которая теперь остаток жизни проведёт в психушке. И о многом, многом другом. Соня говорила и говорила, не замечая, как подруга уводит её всё дальше и дальше от дома.

Она опомнилась лишь когда жилой массив остался позади, а впереди замаячили далёкие очертания завода. Монумент человеческому труду и прогрессу мигом выбил из колеи, азарт и желание что-либо рассказывать улетучились, сменились смутной тревогой.

– Леночка, давай, пожалуйста, повернём назад, мы уже очень далеко от дома, мама будет очень сильно волноваться.

– Не ссы, подруга, – отмахнулась Лена. – Ща кое-куда дойдём и будет гвоздь программы. А потом глянем щенка и по домам. Лады?

– Я не…

– Значит, лады. Иди за мной.

Лена нырнула в кусты у обочины дороги, вприпрыжку помчала по еле заметной тропинке, и Соне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

– Лен… Подож… ди… Не ус… певаю…

– Нормально, уже почти пришли!

И действительно, вскоре Лена сбавила скорость и, продравшись сквозь очередные кусты, затихла.

– Лен! Лена, ты гд… Вау… Ничего себе!

Перед глазами раскинулось волшебство. Это был самый настоящий вход в самый взаправдашний бункер. Толстенная сейфовая дверь была приоткрыта, немного, самую малость, ровнёхонько достаточную для того, чтобы протиснуться внутрь. Клубящийся сумрак дразнил, приглашал исследовать свои внутренности, обещая приключения и сокровища.

– Круто же, согласись?

Лена подошла к Соне и протянула ей потёртый ручной фонарь. Сама экипировалась налобным.

– Ну что, подруга, как на счёт поисследовать это загадочное подземелье? Клянусь, о нём никто не знает, кроме нас с тобой.

От восторга у Сони перехватило дух. Целый неисследованный брошенный бункер! Это же надо, какая удача! Она отдышалась, сделала максимально серьёзный вид и торжественно произнесла:

– Клянусь, что никому об этом не расскажу.

Лена хихикнула.

– Хорошо, хорошо, я в тебе не сомневаюсь. Ну, пойдём.

И они шагнули внутрь.

Бункер встретил девушек морозом и запахом сырой штукатурки. Где-то в глубине хлюпала вода. Дневной свет, просачивавшийся в щель приоткрытой двери, истончился и умер уже через десяток шагов, дальше пришлось идти, по фонарям.

Они прошли несколько развилок, спускались и поднимались по крошащимся бетонным лестницам, и всюду были двери – запертые, до сих пор хранящие свои старые тайны, приоткрытые, так и приглашающие заглянуть хоть одним глазком, снятые с петель, распахнувшие голодные чёрные рты в ожидании гостей или добычи. Лена вела уверенно, нигде не задерживаясь, и Соня подумала, что подруга, должно быть, уже не раз бывала здесь. Но почему тогда она решилась показать это место кому-то другому только сейчас?

Они остановились посреди небольшого помещения с выкрашенными белым стенами и полом. По углам догнивали остовы каких-то станков, а у выхода возвышалось что-то большое, накрытое истлевшей от времени тканью. Соня не заметила, как обогнала притормозившую Лену, и вздрогнула от неожиданности, когда та погасила свой фонарь.

– Лен? Не пугай меня, пожалуйста, не надо, я такое не люблю.

– Настал мой черёд рассказывать городские легенды, – сухой, полный едва сдерживаемой ярости голос, казалось, доносился одновременно отовсюду.

– Может, сначала выйдем на свет? Лен, мне тут и так не по себе, ну правда.

– Дело было лет десять назад… В той самой школе, где училась и ты, так же училась одна девочка. Она была помладше тебя на три года. Была эта девочка доброй, хорошей, всегда старалась помочь всем попавшим в беду, а особенно та девочка любила щеночков. Так же в той школе училась другая девочка, злая девочка, она была на три года старше доброй девочки. И было у неё два взрослых друга, таких же злых, как она. Почему все они были злыми? Да кто же их разберёт. Может, дело в каких-то психических отклонениях. Может, в банальной безнаказанности: ведь папа злой девочки был заместителем председателя городской администрации.

– Мой папа был заместителем председателя, пока не умер два года назад, —прошептала Соня. – Пожалуйста, Лена, перестань.

– Однажды эти трое злых ребят задумали очень злую пакость. Они позвали добрую девочку прогуляться. Но добрая девочка знала слухи о том, что эти ребята злые, и отказалась идти с ними. И тогда они обхитрили добрую девочку: сказали, что у них есть очень миленький щеночек мопса.

– Ла-ла-ла-ла, я не слушаю! – воскликнула Соня, демонстративно зажав уши.

– А ну не сметь! – рявкнула вдруг Лена, зло, хрипло. Она тяжело дышала, словно возбуждённый запахом дичи охотничий пёс. – Не смей. Меня. Перебивать. Сука. Ты поняла?

Соня кивнула, зажмурившись. Под рёбрами заворочался липкий, холодный слизень страха.

– На чём я остановилась? Ах, да. Добрая девочка не смогла устоять и согласилась пойти с ними. Шли они долго, и наконец вышли к заброшенному бункеру. Они уговорили добрую девочку зайти внутрь, а когда она зашла, схватили её и начали творить разные непотребства. Рассказать, какие именно?

– Нет! – крикнула Соня. Она не понимала, что происходит, её всю трясло, на глаза наворачивались слёзы.

– Они долго избивали её, таскали за волосы. Парни насиловали. Злая девочка резала, жгла зажигалкой. Они проткнули ей живот, срезали сосок осколком стекла. Разорвали влагалище и матку валявшимся рядом куском арматуры. И наконец…

– Замолчи, замолчи, замолчи! – крикнула Соня. Она старалась не вслушиваться, но тихий бесцветный голос Лены, минуя слух, просачивался прямиком в разум, вызывая слабость в коленях и тошноту.

– Наконец они выкололи ей глаз. И тут же милосердно прижгли рану, сунув горящую зажигалку прямо в глазницу. Однако, когда все отвлеклись, добрая девочка умудрилась из последних засадить злой девочке по голове тем самым куском арматуры. Злая девочка упала, из рта и головы у неё полилась кровь. Другие двое испугались и тут же побежали за помощью. К счастью, папа злой девочки был хорошим человеком, более того, оказалось, что он совсем ничего не знал о похождениях своей дочери. В общем, вместо того, чтобы добрую девочку добить или сгноить в тюрьме, он всего лишь отобрал её у родителей и отправил в детдом на другой конец страны. В надежде никогда больше её не увидеть. Вот и вся история. А теперь заткнись и иди вперёд так, чтобы я тебя видела.

Преодолев ещё один зал, они попали в длинный, простиравшийся, вероятно, на долгие километры вперёд, коридор. Возможно, коридор вёл к заводу. Возможно, в бескрайнюю чёрную пустоту.

– Лена, отпусти меня, пожалуйста. Ну что тебе от меня нужно? Мне страшно и холодно, – захныкала Соня. – Давай уже пойдём обратно? Мама точно уже волнуется. Я никому ничего не расскажу, честное слово!

– Терпи, – отрезала Лена грубым, будто бы не своим голосом.

Они прошли через распахнутую гермодверь. В свете фонаря сверкнули петли, удивительно чистые, будто новые или недавно смазанные.

– Ну, вот мы и пришли.

– Куда?

– Сейчас узнаешь.

Она вдруг сильно толкнула Соню, та ударилась затылком о стену, взвизгнула от боли, прошившей голову насквозь, и сползла на пол. Фонарь отлетел и ударился обо что-то в темноте. Звякнуло стекло.

– За что? – прохрипела она.

Ничего не ответив, Лена направила свой фонарь себе в лицо и сняла очки.

– Так это ты мне снилась в кошмарах… – поражённо выдохнула Соня.

На месте правого глаза девушки розовела пустая глазница, веки и бровь были испещрены рубцами ожогов.

– Я? Снилась в кошмарах тебе? – выкрикнула Лена. – Да я пять лет в психушке провела! Я до сих пор состою на учёте и сплю с включённым светом! У меня никогда не было друзей и подруг, и уж тем более парня! О физических последствиях даже начинать не стану. И всё из-за тебя и двух твоих уродов-дружков. Что, скучно вам было, да? Мрази! Зато им теперь очень весело, обоим. Один удобряет почву в лесу под Тюменью, причём в семи разных участках одновременно. А второй накормил бомжей и бродячих собак. Правда, еды у него не было. Пришлось, как Иисус – плотью да кровью своей.

Лена посветила куда-то на стену, щёлкнул выключатель.

Зажглась единственная чудом уцелевшая лампочка, грязно-оранжевый кружок света осветил зеленоватую от плесени плитку, артерии труб под потолком, выцветшие надписи на стенах. И Соня окончательно всё поняла.

– Нет, Лена, не надо, пожалуйста! Это была не я, а даже если и я, то я ничегошеньки не помню! Это была другая я! Прошу тебя!

В ответ тяжёлый армейский ботинок врезался под рёбра, дыхание перехватило, и Соня растянулась на холодном полу.

– Знаешь, я ведь так хотела тебя убить, – тихо сказала Лена. – У меня с собой нож, где-то здесь валяется тот самый обрезок арматуры, что спас меня двенадцать лет назад. Я могла бы избить тебя им до полусмерти, а затем вонзить нож прямиком в ту мягкую впадинку на твоей голове… Но, знаешь, ты права. Ты действительно стала другим человеком. Ты правда не помнишь, как хихикала, пока Марк кромсал меня ножом. Но, видишь ли, это не отменяет того, что ты сделала. Я слишком долго жила ненавистью, чтобы простить.

С этими словами она исчезла во тьме подземелья.

– Лена! – позвала Соня. В животе поднялась горячая волна паники, слёзы градом покатились по дрожащим щекам. Она кое-как встала, цепляясь за липкую, грязную стену, поковыляла вроде бы в сторону выхода, спотыкаясь, почти ничего не видя даже в кружке света чудом выжившего фонаря.

Скрипнули недавно смазанные петли. Гулко стукнула вставшая на место гермодверь. Хрустнул, закрываясь, засов. Послышались удаляющиеся шаги. Затем наступила тишина.

– Нет! – Соня замолотила в дверь, обдирая кожу на ладонях. – Лена, пожалуйста! Умоляю, не бросай меня! Лена!..

Тьма. Сырой холод, от которого, кажется, на костях нарастает плесень. В неровном, тусклом свете единственной лампочки только кафель, ржавчина, грязь. Истеричный, словно биение сердца, стук срывающихся с переплетения старых труб капель воды. Трубы эти рождаются где-то за пределами бытия, переползают бурыми змеями небольшой освещённый участок длинного, бесконечно длинного коридора, и теряются в плотном, густом киселе мрака. Драгоценными камнями сверкают лезвия сколотых краёв старой плитки. Мечется дрожащий луч фонаря.

Здесь нет людей. Лишь кошмары и городские легенды.

Остальное неважно

Улана Зорина

1

Две дёрганые тени, сплёвывая и матерясь, двигались к угловатой заброшке, избегая освещённых участков. Удручённо согнувшись под тяжестью ноши, они нервно озирались по сторонам. Кто же мог подумать, что малахольный окочурится так быстро? С виду казался выносливым, а с пузыря так поплыл. Зачем им такой гемор на свои задницы? Скинуть его по-тихому, и дело с концом.

Переждав, пока патруль пройдёт мимо, косматые мужики подхватили неподвижный мешок и торопливо нырнули в глубокую чёрную бездну подвала. Местным алкашам было невдомёк, зачем вооруженная охрана вертится у недостроенной высотки. Как, впрочем, и остальным жителям отчуждённого от мира, закрытого городка.

Натужно вздыхая, кряхтя и потея, они тащили мешок вглубь узкого туннеля, то и дело натыкаясь на обломки кирпичей, бетонное крошево рухнувших перекрытий и прочего строительного мусора. Охнув, один из носильщиков неловко подвернул ногу и, не удержавшись, растянулся на грязном полу. Второй же, не успев вовремя остановиться, с ходу налетел на упавший мешок и, выставив перед собой раскрытые ладони, нырнул в груду мусора, зарываясь по самые локти в колких обломках.

Первый забыл о маскировке и шумно чертыхнулся, ругая по матушке тех, кто устроил здесь такой кавардак. Он надрывно закашлялся и, чиркнув зажигалкой, осветил перед собой небольшой пятачок. Поднятая пыльная взвесь лениво кружилась, забиваясь во все раззявленные отверстия и покрывая неловких гостей серым порошком. Зажигалка раскалилась и обожгла пальцы. Болезненно зашипев, мужик замахал рукой. Спикировав на пол, виновница торжества неизбежно затерялась где-то в пучине острых осколков и налёта комковатой трухи.

– Ты чё там, Михалыч, живой? – прокаркал второй, судорожно отплёвываясь.

– Да чё со мной будет, пойди, посвети. Жигу просрал, сука, – и ожидаемо разразился трёхэтажным витиеватым.

Фыркая и матерясь, второй обошёл мешок и достал свою зажигалку, крепко сжав её в пальцах. Знали бы, куда пойдут, фонарики бы прихватили, а теперь надо беречь то, что осталось. Белые пыльные руки его мелко дрожали, и огонёк весело плясал, отбрасывая на стены причудливые изломанные тени.

– Слышь, Петро, ты бы лопатой светильник прикрыл, а то ненароком охрану накличешь, – буркнул ему Михалыч, запустив пальцы в кучу хлама перед собой. Туда, куда, по его мнению, и угодила зажигалка.

Гора мусора, о которую он споткнулся, возвышалась в тупике коридора и, казалось, была навалена тут неслучайно. Поднеся зажигалку к самой стене, Петро хмуро насупил брови.

– Михалыч, тупик тут. Куда же теперь? Давай его тут бросим, и дело с концом.

– Ты чего, Петро, испугался? Поворот должен быть, знамо, прошли мимо. Ща, жигу возьму, и найдём.

– Ага, найдём, – как-то неуверенно повторил второй.

– О, что-то там есть, – потянул назад руку Михалыч, и пол под ними внезапно дрогнул. Оба испуганно отпрянули, тараща друг на друга лупатые зенки.

– Эт чё было-то? – прохрипел Петро.

– А я почём знаю? – схватился за куцую бородёнку Михалыч, разукрашивая седой волос серыми струпьями.

– Вроде как пол дрогнул… – прошептал косматый Петро, дуя на обожжённые пальцы. Зажигалка потухла, но осталась в мозолистых пальцах. Щелчок, и вновь огонёк заплясал, отгоняя прочь непроглядную тьму.

– Ага, – хитро прищурился Михалыч, не прекращая терзать бородёнку, видимо, черпая из неё свою смелость. Согнулся над кучей и принялся спешно раскидывать мусор.

Петро молча следил за действиями кореша и с сомнением кусал губы. Дешёвая зажигалка неумолимо нагревалась, грозя вот-вот вновь обдать хозяина жаром. Внезапный радостный возглас Михалыча отвлёк Петро от созерцания пляшущего огонька, и тот потянулся к товарищу.

– Погреб, что ли? – с сомнением протянул он, когда взгляд упёрся в железный круглый люк с колесом, как на подводных лодках.

– Какой тебе погреб? – усмехнулся Михалыч. – Ты что, не въезжаешь? Теперь-то понятно, зачем тут охрана.

– Так это чё, сейф? – выкатил глаза Петро, перекладывая зажигалку в другую руку.

– В башке у тебя сейф, – раздражённо гаркнул Михалыч, обеими руками ухватившись за колесо.

– Почему в башке? – обиделся Петро и зашипел, отпуская клавишу зажигалки. Огонёк мгновенно погас, и воцарившаяся вокруг темнота гулко сдавила уши.

Михалыч усердно толкал колесо, но оно, как назло, так и не сдвинулось с места.

– Петро, подсоби, – пропыхтел он, сдирая ладони об острую ржавчину. Что-то больно кольнуло в самое темечко. Давно позабытое, страшное, то, что когда-то давно он предпочёл позабыть. Михалыч, озадаченно почесал макушку, но щедро приправленная алкоголем память так и не дрогнула. Кустистые брови дёрнулись к переносице, заставляя затуманенный мозг слабо пошевелить извилинами, но тут в дело вступил Петро.

Бормоча себе под нос нелестные эпитеты в адрес собутыльника, бугай грубо отодвинул товарища и, всунув ему в липкую ладонь зажигалку, ухватился за колесо. Природа наградила Петро недюжинной силищей, а алкоголь придал смелости, и дело шатко-валко двинулось с места.

Вместе с потом из Петро вышел весь алкоголь, но всё-таки он сдюжил. Осилил, повернул проклятое колесо и, напрягая все мышцы, распахнул тяжеленный люк. Тут же оба отпрянули, пряча лица в ладонях. Жуткая вонь разложения, плесени и чего-то химического ударила в нос, заставляя желудки несчастных сжаться в конвульсиях.

– Бля!

– Твою мать! – заорали они, отворачиваясь от раскрытого чрева в зловонную утробу голодного хищника.

– Я туда не полезу! – просипел, утирая слёзы, Петро.

– Да ну нах! Я чё, смертник? – вторил ему Михалыч. – Тащи Сяву, – быстро смекнул он, хлопая по широкой спине Петро.

Тот встрепенулся и кинулся за мешком. Вскоре оба стояли над люком, прикрывая ладонями рты, и смотрели туда, куда только что скинули труп своего горемычного собутыльника. Ни один, ни другой не были виноваты в смерти товарища, но закрытый военный городок существовал по своим строгим понятиям. Пока суд да дело, они могли и не дожить до конца разбирательств, а то и послужить отечеству в качестве добровольцев для каких-нибудь испытаний. С военными шутки плохи, а Североуральск-19 полностью подчинён военным.

Закрыв за собой люк и закидав его сверху трухлявым хламом, они со спокойной душой заторопились поскорее покинуть это страшное место. Внезапно Петро замер, и Михалыч, не ожидавший такого подвоха, больно впечатался тому в спину.

– Ты чего, окаянный? – зашипел он.

– Колесо, – спохватился бугай, – я забыл закрутить колесо.

С минуту подумав, Михалыч издал сдавленный смешок и глумливо шепнул:

– Так что, тепереча Сява вернётся назад?

Михалыч представил, как побледнел от страха Петро и, не выдержав, закряхтел:

– Петроооо, я пришёл за тобой, отдавай мне свои мозгии!

Резко схватив бугая за плечо, Михалыч рванул его на себя. Тот, жалобно пискнув, врезался в стену и шуганулся вперёд. Зажигалка погасла, и в кромешной пугающей тьме Михалыч зябко поёжился.

– Да ладно, Петро, я ж пошутил, – пытаясь нащупать шершавую стену, Михалыч опасливо двинул за ним.

Благополучно покинув злосчастную заброшку, оба были на сто процентов уверены, что навсегда распрощались с покойным товарищем. Как же они ошибались…

2

Небольшая компания состояла из шумных подростков с пузатыми рюкзаками за плечами. Они возбуждённо спорили между собой, стараясь перекричать друг друга и импульсивно размахивали руками.

Накануне один из них раздобыл таинственный артефакт – изломанную страницу несуществующей газеты. На пожелтевшем от времени листке говорилось о страшной трагедии, произошедшей в городе, ставшем самой душещипательной легендой Свердловской области. Который якобы существовал до сих пор где-то в самой гуще Уральской тайги. Городе, одно лишь упоминание о котором вызывало в глазах оппонента искреннее недоумение. Городе, который не указан ни на одной существующей карте.

Североуральск-19 с ранних лет тревожил воображение Андрея. Объяснялось это ещё и тем, что его родители вроде как работали в мифическом городке то ли на сталеплавильном, то ли на нефтеперерабатывающем заводе. Детская память, увы, не сохранила подобных подробностей. В один из дней они просто не вернулись домой, оставив в душе пятилетнего Андрея необъяснимую пустоту. Бабуля, на попечении которой был вынужден взрослеть кудрявый малыш, возможно, когда-то и помнила печальные подробности внезапного исчезновения, но время безжалостно слизало их из старческой памяти.

И вот старый школьный товарищ Эдик, поступая на журналистику, решил написать про родной край, и какой-то его дальний знакомый подсунул парнишке измятый пожелтевший газетный листок. Как у него оказалось сие невозможное чудо, он говорить отказался, так же, как и пожелал не светить своё имя. Эдик долго пытал мужичонку, но тот лишь косился на подростка бегающими глазками и усердно мотал головой. В итоге ощетинился и затребовал назад своё хрупкое сокровище, мол, последняя память, разглашать нельзя, посадить запросто могут. Сконфуженный молодой человек тут же пошёл назад пятками и слёзно упросил дёрганного оппонента одолжить реликвию буквально на часик. И вот теперь перед горящим взглядом Андрея Эдик гордо разглаживал бережно хранимый газетный листок:

«Ужасная трагедия в Североуральске-19 унесла множество жизней. Редакция газеты «Таёжный искрень» скорбит вместе с родственниками погибших.

Вчера, примерно в 22.15, на газо-нефтеперерабатывающем заводе произошло внезапное возгорание, приведшее к взрыву огромной силы. Предположительно, всему виной человеческий фактор. Взрыв унёс жизни работников целой смены, буквально испепелив тела и изувечив до неузнаваемости.

Расследование ещё ведётся. Мы будем держать вас в курсе событий по мере поступления новостей с полей».

Как и предполагал Эдик, Андрей тут же загорелся идеей отыскать таинственное место, тем более что в его детских воспоминаниях то и дело всплывало запоминающееся название города, тесно связанное с исчезновением родителей. И только сейчас, по прошествии двенадцати лет, трепетно сжимая в пальцах пожелтевший газетный листок, он мысленно сопоставил трагические даты. Предательски защипало глаза, когда Андрей с горечью в сердце наконец-то осознал, что на самом деле уничтожило его семью. И теперь, вместо того чтобы отбросить сомнительную идею, он с ещё большим азартом захотел отыскать это место.

Приятели расположились возле дома Андрея. Рассевшись на обшарпанной лавочке под кроной пушистого дерева, они увлеклись беседой и не сразу заметили, что их подслушивают. Худенькая одноклассница в растянутой чёрной толстовке и рваных джинсах, навострив увешанные побрякушками уши, жадно внимала каждому слову ребят. Тихонько подкравшись к тем со спины, Люська поначалу хотела их просто напугать, пока не услышала, о чём идёт речь.

Неформалка как в душе, так и снаружи, она мгновенно просчитала ходы и решила затихориться, чтобы обмозговать свои коварные планы, но так некстати хрустнувшая под ногой ветка свела на нет все её помыслы, и две пары сердитых глаз вопросительно уставились на Люську.

– Чего вылупились? Или берёте меня с собой, или я сдам вас!

Она небрежно дернула худеньким плечиком и, уже не скрываясь, плюхнулась рядом.

– А ну я как сейчас!.. – грозно сжал кулаки Эдик, но Андрей его удержал.

– Да пусть идёт. Жрать готовить умеешь? – повернулся он к Люське и увяз в озорных зелёных глазах с россыпью золотых искр.

Худенькая длинноногая Люська всегда ему нравилась, а сейчас уж тем более. Повзрослевшая, где надо округлившаяся, но так и не растерявшая своей напористой дерзости.

– А чего там уметь, – фыркнула та, – сорвал мухомор и в кипяток…

– Да она издевается! – снова дёрнулся Эдик. И вновь был осажен крепкой рукой.

– Не спеши, Эд, – а смешинка в глазах разгоралась, – она ж просто дразнит тебя.

– Хм, больно надо! – выдохнула девчонка и разорвала нить взглядов. – Ты чего, Исупов, завис?

Андрей ухмыльнулся, но скрыл свою радость.

– Так что мы решили? – как ни в чём ни бывало произнёс он, обращаясь сразу ко всем.

***

Тщетно расспрашивали парни знакомых и соседей, но никто так и не смог им ничего рассказать. Само название Североуральск-19 вызывало на лицах людей искреннее недоумение, однако даже те, кто что-либо знал, предпочитали молчать. Лишь один старичок, окинув долгим взглядом темнеющую у горизонта полосу леса, боязливо поморщился и пробормотал что-то похожее на «режимный объект». Затем истово перекрестился, не пожелав продолжать разговор.

В общем, любознательным семнадцатилеткам ничего не оставалось, как снаряжать собственную экспедицию, чтобы попытаться самим отыскать следы интригующего места на просторах бесконечной уральской тайги. Хорошо хоть дедок, пусть и невольно, но указал направление поисков, шарящим взглядом буравя участок леса. Внимательная Люська сразу сообразила, куда следует направиться в первую очередь.

Туда, на обширные склоны Урала, где раскинулась первичная девственная тайга со своими страшными тайнами и секретами, и собрались тучный, вечно потеющий будущий журналист Эдик, подтянутый и спортивный парнишка Андрей, ещё не нашедший свой путь в жизни, и хитрая тоненькая девчонка с короткими, вечно взъерошенными русыми кудрями.

Люська с самого детства вела себя, как мальчишка. Одевалась по-спортивному, коротко стригла волосы, и лишь нежные черты миловидного личика безошибочно выдавали в ней девочку. Задорный взгляд из-под пушистых ресниц не одного парня уже лишил сна, а ей всё нипочём. Казалось, бойкая и шустрая Люська совсем не замечает парней, но если вглядеться попристальней, то можно всё же поймать томные взгляды, адресованные никому иному, как Андрею Исупову.

3

Как и договорились, в субботнее раннее утро Люська с Эдиком уже топтались на углу дома Андрея, зябко кутаясь в лёгкие курточки.

На дворе было 1 августа, пятнадцать градусов тепла. Солнце, едва раскидав зыбкие лучи, ещё не вступило в полную силу, и в городе до сих пор господствовал свежий ветер с холмов. Однако чистое, безоблачное небо и звонкое пение птиц ненавязчиво предрекали если не палящий зной, то приятное, согревающее душу тепло. Пустынные улочки безразлично следили сонными окнами, как три сгорбленные под набитыми рюкзаками фигурки торопливо движутся по тротуару, стремясь поскорее покинуть родной город и углубиться в тайгу, рискуя навсегда затеряться в бескрайней бушующей чаще.

Переругавшись, пока выбирали правильный путь, они наконец-то притихли. И теперь, шумно раздувая ноздри, молча шагали по трассе, насупившись и глядя перед собой тревожными взглядами. Лишь Люська постоянно вертелась, кого-то высматривая позади.

Вскоре и впрямь до чуткого слуха удивлённых ребят донёсся глухой рокот автомобильного мотора. Оба парня, грозно сдвинув брови, вопрошающе воззрились на довольную девчонку.

– Что? – картинно закатила глаза Люська. – Вы же не думали, что в такую даль я попрусь пешком?

– Чего ты удумала? – разозлился Эдик, нервно сжимая и разжимая внушительные кулаки. – Всем разболтала?

– О Господи, Галкин, не поздно ли о зарядке вспомнил? Боюсь, в твоём случае уже не поможет, – с иронией покосилась она на полные руки побагровевшего парня.

Тот подобрался, нахохлился и сдулся.

Сверкая отблесками задорных лучей на лобовом стекле, их догоняла «Нива». Не обращая внимания на недовольное бурчание обоих парней, обрадованная Люська выскочила на дорогу, энергично размахивая руками. «Нива» плавно затормозила, свернула к обочине и замерла, урча, как голодный разбуженный зверь.

– Ну, чего встали? – скомандовала девчонка и по-хозяйски распахнула пассажирскую дверь.