Текст книги "Идеология русской государственности. Континент Россия"

А. С. Пушкин:

«Мая 18. Стрельцы вручили царевне Софии правление, потом возвели в соцарствие Петру брата его Иоанна. 25 мая царевна правительница короновала обоих братьев. София уже через два года приняла титло самодержицы-царевны (иногда и царицы), называя себя во всех делах после обоих царей».

«София возвела любимца своего князя Голицына на степень великого канцлера. Он заключил с Карлом XI (1683) мир на тех же условиях, на коих был он заключен 20 лет прежде. Россия была в миру со всеми державами, кроме Китая, с которым были неважные ссоры за город Албазин при реке Амуре».

А вот и переворот. Всё в государстве было хорошо. Бывают такие моменты в истории. Софья употребила именно этот ресурс внешнего спокойствия для борьбы за личную власть, для этого ослабив государство. Такое будет случаться в нашей империи и в будущем. Именно эта борьба непосредственно выковала из Петра царя – он оказался готов к ней. Ослабленное государство в свою очередь стало пригодным материалом для реформы. Показали себя во всей красе стрельцы и бояре. С них Пётр и начнёт переборку устаревшего механизма государства.

А. С. Пушкин:

«Стрельцы получили денежные награждения, право иметь выборных, имеющих свободный въезд к великим государям, позволение воздвигнуть памятник на Красной площади, похвальные грамоты за государственными печатьми, переименование из стрельцев в надворную пехоту. Выборные несли сии грамоты на головах до своих съезжих изб, и полки встретили их с колокольным звоном, с барабанным боем и с восхищением. Сухарев полк один не принял участия в бунте.

Царевна поручила Стрелецкий приказ боярам князьям Хованским, Ивану Андреевичу и сыну его Феодору, любящим стрельцев и тайным раскольникам Аввакумовской и Никитской ереси. Вскоре после того (?) стрельцы под предводительством растриги попа Никиты производят новый мятеж, вторгаются в соборную церковь во время служения, изгоняют патриарха и духовенство, которое скрывается в Грановитую палату. Старый Хованской представляет патриарху и царям требования мятежников о словопрении с Никитой. Стрельцы входят с налоем и свечами и с каменьями за пазухой, подают царям челобитную. Начинается словопрение. Патриарх и холмогорский архиепископ Афанасий (бывший некогда раскольником) вступают в феологической спор. Настает шум, летят каменья (сказка о Петре, будто бы усмирившем смятение). Бояре при помощи стрельцев-нераскольников изгоняют наконец бешеных феологов. Никита и главные мятежники схвачены и казнены 6 июня. Царица Наталья Кирилловна, по свидетельству венециянского историка, удалилась с обоими царями в Троицкий монастырь. После того Пётр удалился в село Преображенское и там умножает число потешных (вероятно без разбору: отселе товарищество его с людьми низского происхождения). Старый Хованский угождал всячески стрельцам. Он роздал им имение побитых бояр. Принимал от них жалобы и доносы на мнимые взятки и удержание поможных денег. Хованские взыскивали, не приемля оправданий и не слушая ответчиков».

Вот как вооружённые силы оказываются развращены участием в смещении избранного царя, пусть и не полном. Такая армия нам не нужна. С ней не повоюешь – она больна политическими болезнями Древнего Рима, беременна Гражданской войной. Ясно различимо в этом эпизоде и политическое функционирование раскола. Описанный период вдохновил Модеста Мусоргского на сочинение оперы «Хованщина».

А. С. Пушкин:

«Петру I, бывшему по 12 году, дана была полная свобода. Он подружился с иностранцами. Женевец Лефорт (23 (?) годами старше его) научил его гол.<ландскому> (?) языку. Он одел роту потешную по-немецки. Пётр был в ней барабанщиком и за отличие произведён в сержанты. Так начался важный переворот, в последствии им совершённый: истребление дворянства и введение чинов».

Вот кто заменил Петру отца. И старших братьев. И опять спасибо мудрой матери. Так Пётр стал мужчиной. Очень важно и другое – вот это «истребление дворянства» и «введение чинов». Не властвовать должно было дворянство (боярщина), а служить. Как и было назначено Иваном III и Иваном IV. А для этого быть дворянству перемолотым государственным аппаратом, слитым с ним и растворённым в нём. На этом всякая мечта о боярской федерации и соответствующей феодальной демократии временно умерла. До современного Пушкину декабрьского мятежа 1825 года. Но это же (служба и сращивание с госаппаратом) сделало дворянство единой политической силой, которая, осознав себя, начнёт последовательно освобождаться от службы, навяжет государям утопию помещичьей опоры самодержавия.

А. С. Пушкин:

«Бояре с неудовольствием смотрели на потехи Петра и предвидели нововведения. По их наущению сама царица и патриарх увещевали молодого царя оставить упражнения, неприличные сану его. Пётр отвечал с досадою, что во всей Европе царские дети так воспитаны, что и так много времени тратит он в пустых забавах, в которых ему однакож никто не мешает, и что оставить свои занятия он не намерен. Бояре хотели внушить ему любовь к другим забавам и пригласили его на охоту. Пётр сам ли от себя или по совету своих любимцев, но вздумал пошутить над ними: он притворно согласился: назначил охоту, но приехав объявил, что с холопями тешиться не намерен, а хочет, чтоб господа одни участвовали в царском увеселении. Псари отъехали, отдав псов в распоряжение господ, которые не умели с ними справиться. Произошло расстройство. Собаки пугали лошадей: лошади несли, седоки падали, собаки тянули снуры, надетые на руки неопытных охотников. Пётр был чрезвычайно доволен – и на другой день, когда на приглашение его ехать на соколиную охоту господа отказались, он сказал им: «знайте, что царю подобает быть воином, а охота есть занятие холопское».

Не дураки были бояре. Осознавали, что их ждёт. Фёдора они так и свели в могилу. Но не только это понимал уже Пётр. К своим 12 годам он полностью освоил государственное мышление и себя мыслил исключительно государем. Как это возможно? Конечно, нужен гений, историческое чудо, дарованное русским. Но у чуда всегда есть человеческое исполнение. Надо думать, мать готовила своего сына к великой роли осознанно и умело – как Богородица своего. И Пётр опирался на мать в переломный момент, на суде. Она первая ему присягнула. Роль её ещё предстоит понять и достойно представить в русской истории.

А. С. Пушкин:

«Пётр занимался строением крепостей и учениями. Иоанн, слабый здравием и духом, ни в какие дела не входил. Вельможи, страшась ответственности в последствии времени, уклонились от правления – и царевна София правила государством самовластно и без противуречия».

Как потратила Софья драгоценное время своего регентства? Почему не нашла пути, который сблизил бы её с Петром? Зачем было ей быть ему врагом? Временщики не ставят стратегических вопросов. Её преследовала как возмездие слабость государства, ею же созданная. Попросту она оказалась аморальна для роли государыни.

А. С. Пушкин:

«Супруга царя Иоанна сделалась беременна: сие побудило царицу Наталью Кирилловну и приближённых бояр склонить и Петра к избранию себе супруги. Пётр 27 янв.<аря> (по друг.<ой летописи> 17) 1689 г. женился на Евдокии Феодоровне Лопухиной, и в следующем 1690 году родился несчастный Алексей.

Брак сей совершился противу воли правительницы. Пётр уже чувствовал свои силы и начинал освобождаться от опеки».

Опять очевидно стратегическое участие матери в судьбе Петра. Никогда Пётр не пенял матери за этот вынужденный брак, хотя жену первую и сослал впоследствии в монастырь. Пётр мать любил, уважал до самой её кончины и жить предпочитал с нею – в Потешном дворце отца. Не случайно дворец назван Потешным, потешных же в трёхлетнем возрасте завёл младшему сыну отец, Алексей Михайлович Тишайший. Это его слово, его идея. Как знал, что с самых малых лет придётся сыну самому – играя – учиться на царя. Без отца.

А. С. Пушкин:

«Пётр с обеими царицами, с царевной Наталией Алексеевной, с некоторыми боярами, с Гордоном, Лефортом и немногими потешными убежал в Троицкий монастырь. Гордон говорит: без штанов. Перед восходом солнца прискакал Щегловитый с убийцами, но, узнав об отсутствии царя, сказал, что будто приезжал он для смены стражи и поспешил обо всём уведомить царевну. Она не смутилась и не согласилась последовать совету князя Голицына, предлагавшего ей бежать в Польшу.

Скоро все приближённые к государю особы приехали к нему в Троицкий монастырь. Оттуда послал он в Москву указ к своим боярам и иностранцам быть немедленно к нему с их полками».

Боялся? А то! Ещё как. Кто сказал, что великие не боятся? Боятся. Но делают. Но лучше бы Софья боялась больше.

А. С. Пушкин:

«7 сентября, от имени обоих царей состоялся указ, чтоб ни в каких делах имени бывшей правительницы не упоминать.

Пётр выехал из монастыря и отправился в Москву. В с.<еле> Алексеевском встретили его все чины московские при бесчисленном множестве народа. Стрельцы от самого села до Москвы лежали по дороге на плахах, в коих воткнуты были топоры, и громко умоляли о помиловании. Пётр въехал в Москву 10 сентября и прямо прибыл к собору. От заставы до самого собора стояло войско в ружье. Пётр за спасение своё отслужил благодарственное моление. Перед ц.<арским> домом встретил его Иоанн. Оба брата обнялись и старший в доказательство своей невинности уступил меньшому всё правление, и до самой кончины своей (1696 г.) вёл жизнь мирную и уединённую.

Отселе царствование Петра единовластное и самодержавное».

То есть все три брата были до конца верны друг другу. Что говорит о достигнутом ином качестве русской властной традиции по сравнению с княжескими порядками прошлого, с междоусобицей и всеобщим нестроением под монголами. Русское государство присутствовало в братских отношениях, касающихся власти. Софья не поняла и не учла этого.

А. С. Пушкин:

«1695

Бояр.<ин> кн. Алексей Сем.<енович> Шеин с 31,000 осадил Азов. В сем отряде находился и государь. В первом действии взяты были две каланчи, коих пушки очищали Дон, через который пролегала тройная цепь. Одну из сих каланчей взяли новые салдаты приступом, вступив в воду по плечи. Другая, в коей было гарнизону 6,000 отборного войска, брошена была неприятелями. В ней найдено 21 пушка. Однакож осада была неудачна. 1) Пётр не имел ещё флота, коим мог бы препятствовать привоз воинских и съестных припасов (Воронежские корабли не были готовы). 2) В войске не было искусных инженеров, а начальствовавший артиллерией гв.<ардии> капитан голландец Яков Янсен, ночью заколотя пушки, бежал в Азов».

Петру 23 года. По советским понятиям – выпускник вуза, молодой специалист.

Первый блин комом. И не только этот – будут поражения под Нарвой и на реке Прут. К каждому противнику приноравливался Пётр, учился его побеждать. Этот принцип был положен – как метод работы – и в устройство нового государства.

А. С. Пушкин:

«19 июля русское войско заняло Азов – в нём найдено 96 пушек. Вслед за Азовом сдалась кр.<епость> Лютик – (в оной было до 40 пуш.<ек>).

Пётр, во всё время принимавший деятельнейшее участие в сражениях и в работах, повелел исправить укрепления и с австр.<ийскими> инженерами приступил к устроению гавани.

Пётр положил соединить Волгу и Дон и велел начать уж работы, положив таким образом начало соединению Чёрного моря с Каспийским и Балтийским».

Год прошёл – задача решена. Взят Азов. Вот и морская концепция России. Без морей не будет ни развития современного, ни империи, которая обязана иметь морские границы на всех сторонах света. Сегодня империя дополнятся Арктикой в целом – с северных вод исторически начинались морские пути России. Сегодня актуальным становится, помимо понятий акватории (поверхности моря) и территории, ещё и понятие морской территории – морского дна в нашем владении и под нашим контролем. Там – нефть и газ, стратегические коммуникации, а в будущем и поселения, базы.

А. С. Пушкин:

«Отсылая молодых дворян за границу, Пётр, кроме пользы государственной, имел и другую цель. Он хотел удержать залоги в верности отцев во время своего собственного отсутствия. Ибо сам государь намерен был оставить надолго Россию, дабы в чужих краях учиться всему, чего не доставало ещё государству, погружённому в глубокое невежество.

Скоро намерение государя сделалось известно его подданным и произвело общий ужас и негодование. Духовенство видело в сообщении с еретиками грех, воспрещаемый св.<ященным> писанием. Народ жадно слушал сии толкования и злобился на иноземцев, почитая их развратниками молодого царя. Отцы сыновей, отправляемых в чужие края, страшились и печалились. Науки и художества казались дворянам недостойным упражнением. Вскоре обнаружился заговор, коего Пётр едва не сделался жертвою».

Церковь же два столетия будет идти к тому богословскому, культурному, философскому уровню, когда потенциально сможет стать союзницей просвещения. Но не успеет – катастрофа февраля 1917-го поставит её перед лицом потрясений и испытаний и потребует нового мученичества.

А. С. Пушкин:

«Пётр поручил правление государства боярам кн. Ромодановскому и Тихону Никитичу Стрешневу, придав к ним в помощники бояр Льва Кир.<илловича> Нарышкина, князя Галицына (?) и к.<нязя> Прозоровского.

Князю Ромодановскому дан титул кесаря и величества, и Пётр относился к нему, как подданный к государю. Преобр.<аженский> и Семн.<овский> полк с несколькими другими (?) отданы под начальство боярина Шеина и Гордона. Учредив таким образом правление, Пётр отправился путешествовать».

Такое возможно только в развитой системе государственного обустройства власти и при появлении государственного аппарата нового типа. Ни один тиран или диктатор не может себе позволить ничего подобного. Тем более что государство находилось уже в процессе реформирования. Народ царя, может, и ругал. Но слушался. Царь есть царь. Ему видней.

А. С. Пушкин:

«Пётр выходил часто из коляски, обращая своё внимание на земледелие, срисовывал незнакомые орудия, расспрашивал и записывал.

…государь спешил в Голландию. Он отправил наперед известительную грамоту к Штатам, а сам, оставя посольство, <с> 7 из своих дворян отправился по почте в Амстердам и прибыл туда 14 дней прежде посольства.

Приехав нарядился он со своею свитою в матроз<с>кое платье и отправился в Сардам на ботике; не доезжая увидел он в лодке рыбака, некогда бывшего кор.<абельным> плотником в Воронеже; Пётр назвал его по имени, и объявил, что намерен остановиться в его доме. Пётр вышел на берег с верёвкою в руках и не обратил на себя внимания. На другой день оделся он в рабочее платье, в красную байковую куртку и холстинные шаровары и смешался с прочими работниками. Рыбак, по приказанию Петра, никому не объявил о его настоящем имени, Пётр знал уже по голландски, так что никто не замечал, или не хотел делать вид, будто бы его замечает. Пётр упражнялся с утра до ночи в строении корабельном. Он купил буер, и сделал на нём мачту (что было его изобретением), разъезжал из Амст.<ердама> в Сард.<ам> и обратно, правя сам рулём, между тем как дворяне его исправляли должность матрозскую. Иногда ходил закупать припасы на обед, и в отсутствии хозяйки сам готовил кушание. Он сделал себе кровать из своих рук и записался в цех плотников под именем Петра Михайлова. Корабельные мастера звали его Piter Bas,[4] и сие название, напоминавшее ему деятельную, весёлую и странную его молодость, сохранил он во всю жизнь.

Пётр жил в Сард.<аме> полтора месяца; после переехал он в Амст.<ердам> и, наняв близ Адмиралтейства домик, жил в нём под именем корабельного мастера. Тут заложил он собственными руками 60-ти пушечный корабль и ежедневно ходил на работу с топором за поясом. “Мы, последуя слову божию (писал он к патриарху от 10 сентября), бывшему к праотцу Адаму, трудимся; что чиним не от нужды, но доброго ради приобретения морского пути, дабы искусяся совершенно, могли возвратиться и противу врагов имени Иисуса Христа победителями, благодатию его, быть”».

Первый пример трудового элемента в самостоятельной государственной морали, до того чётко не выделенной на фоне морали церковной. Этот же трудовой элемент автоматически оказывается и элементом морали народной. В личном плане – воспроизведение подвига равноапостольного князя Владимира, только в профессии, а не вере, тем самым – воспроизводство и укрепление образца, личной традиции русских государей.

А. С. Пушкин:

«1699

Пётр занялся внутренними преобразованиями. Примером своим (и указами?) уменьшил он число холопей. Он являлся на улице с одним или тремя деньщиками, скачущими за ним. Бояре принуждены были распустить своих дворовых. Сии разжиревшие тунеядцы разбрелись, впали в бедность и распутство. Пётр, обещая им ненаказанность, призвал их в службу. Собралось их множество.

Рекрут набрано было до 30.032. Пётр из оных составил 29 полков пехоты и конницы. Полки разделены на 3 дивизии под начальством генералов Автонома Мих.<айловича> Головина, Вейда и кн. Репнина. Офицеры взяты из русских дворян, а отданы на обучение иностранцам. Войско одето было по немецкому образцу. Пехота имела мундиры зелёные с красными обшлагами, камзолами и штанами. А конница – синие, с красными же etc».

Ожирело долгое государство Ивана III. Бояре были, конечно, шокированы. Времена менялись быстрее, чем это можно было осознать. Конец стрельцов был неизбежен. Эта форма войска себя окончательно и очевидно изжила. Отсюда – проектирование и построение новых армии и флота.

А. С. Пушкин:

«Пётр, рассматривая роспись боярам и дворянам и видя многих неслужащих, повелел всех распределить по полкам, а других во флот, послав в Воронеж и Азов для обучения морск.<ой> сл.<ужбе>. Пётр обнародовал, чтоб никто не надеялся на свою породу, а доставал бы чины службою и собственным достоинством.

Шв.<едский> резидент Книпер-Крон в сильной ноте спрашивал о причинах заведения регулярного войска. Ему отвечали, что по уничтожении стрельцев, нужно было завести новую пехоту».

А вот и прямой деятельностный смысл государственной морали. Она легла в основу нового государственного устройства. И шведов напугала. Как показало будущее – не зря. И вот что важно. Иван III разбирался с князьями. Разобрался. С боярами тоже разбирался. Осталось разбираться ещё и Ивану Грозному. И на долю Петра хватило. Построенное на служении долгое государство Ивана III явно ослабило хватку, и элита массово от службы уклонялась.

А. С. Пушкин:

«Болезнь Лефорта тревожила государя. Он почти ежедневно посылал курьеров из Воронежа осведомляться о его состоянии. Наконец получил известие о его кончине. Пётр заплакал и сказал: я потерял лучшего друга, и в то время, как он более был мне нужен. Он в два дня прискакал в Москву и следовал за его гробом. Лефорт умер 1 марта, 43 лет от рожд.<ения>».

Личная трагедия царя – сестра стала врагом, а теперь как будто ещё раз умер отец. Ушли из жизни братья. На этом трагическое в жизни Петра не закончится – придётся казнить сына, наследника, а та единственная, которую любил, изменит ему перед самой его смертью. Но Пётр не подчинил свою работу и жизнь своей личной беде. Этого внутреннего Петра мы пока и не знаем толком. Русское пьянство оправдывалось и куда меньшим. А у Медного Всадника не спросишь, что он чувствует.

А. С. Пушкин:

«Пётр завоеванием Азова открыл себе путь и к Чёрному морю; но он не полагал того довольным для России и для намерения его сблизить свой народ с образованными государствами Европы. Турция лежала между ими. Он нетерпеливо обращал взоры свои на северо-запад и на Балтийское море, коим обладала Швеция. Он думал об Ижорской и Карельской земле, лежащих при Финском заливе, некогда нам принадлежавших, отторгнутых у нас неза<кон>но во время несчастных наших войн и междуцарствия.

Уже обиды рижск.<ого> губернатора казались Петру достаточным предлогом к началу войны. Молчание шведского двора в ответ на требования удовлетворения подавало к тому же новый повод».

Впоследствии мы увидим по тем сверхскромным с русской стороны условиям мира, которые неоднократно предлагал Пётр шведскому Карлу XII, в том числе перед последней решающей битвой, насколько опасным противником считал последнего Пётр. В конечном счёте Россия получила куда больше. Намного больше. Несопоставимо больше. Карл был авантюристом, военным предпринимателем, а не стратегом. А Пётр работал системно, стратегически, последовательно, государственно.

А. С. Пушкин:

«Повелено с наступающего года вести летоисчисление с рожд.<ества> Хр.<истова>, а уже не с сотв.<орения> мира, а начало году считать с 1-го янв.<аря> 1700 <года>, а не с 1-го сент.<ября>. Для доброго начинания приказано было в Москве все дома украсить зелёными ветвями (елкой) и друг друга поздравлять с новым годом и новым столетием (столетним веком). Никогда новое столетие от старого так и не отличалось».

«Народ однако роптал. Удивлялись, как мог государь переменить солнечное течение, и веруя, что бог сотворил землю в сентябре месяце, остались при первом своём летосчислении. В присутственных местах во всём государстве новое летосчисление было принято».

Когда мы собираемся у ёлки и говорим «С Новым Годом!», то спасибо надо сказать Петру Великому. И вспомнить о нём. Он создал главный светский праздник русского народа, хотя народ поначалу и роптал. Вот она, настоящая ирония судьбы!

А. С. Пушкин:

«Пётр послал в чужие края на каз.<ённый> счёт не только дворян, но и купеческих детей, предписав каждому явиться к нему для принятия нужного наставления. Мещанам указал он учиться в Голл.<андии> каменному мастерству, жжению кирпичей etc. Дворянам приказал в Амст.<ердаме>, Лонд.<оне>. Бресте, Тулоне etc. обучаться астрономии, военной архитектуре etc. Своим послам и резидентам подтвердил он о найме и высылке в Россию учёных иностранцев, обещая им различные выгоды и своё покровительство. Русским начальникам предписал принимать их и содержать. Возвращающихся из чужих краёв молодых людей сам он экзаменовал. Оказавшим успехи раздавал места, определял их в разные должности. Тех же, которые по тупости понятия или от лености ничему не выучились, отдавал он в распоряжение своему шуту Педриеллу (Pedrillo?), который определял их в конюхи, в истопники, не смотря на их породу».

Вот оно, пресловутое «ручное управление». А каким оно может ещё быть, если система только создаётся? Этими самыми руками? По всей вероятности, в периоды модернизации государства управление и может быть только «ручным». Обновлённое государство ещё только строится и строится лично государем.

А. С. Пушкин:

«19-го авг.<уста> Пётр повелел шв.<едскому> резиденту Книпер-Крону через месяц выехать из Москвы, а кн. Хилкову объявить войну с объяснением причин оной и выехать в Россию. Объявив о том же во всех европейских странах через своих резидентов, Пётр однако присовокуплял, что он готов утвердить мир, если 1) шведск.<ий> двор даст ему удовлетворение за обиды, нанесённые посольству и Возницыну, и 2) если изо всех земель и городов, неправедно захваченных Швецией, король уступит ему одну Нарву (за что обещал он и удовлетворение), 3) если король удовлетворит союзников в праведных их требованиях.

Карл вспыхнул. Кн. Хилков был задержан, все служители от него отлучены, серебряная посуда отдана на монетный двор, секретарь посольства и все русские служители арестованы. То же воспоследовало со всеми русскими купцами, с их прикащиками и работниками (несколько сот чел.<овек>). Имения их конфискованы, и сами они, лишённые способов к пропитанию, были употреблены в тяжкие работы. Все почти умерли в темницах и в нищете. В объявлении о войне Карл называл царя вероломным неприятелем etc».

«Пётр однако всем шв.<едским> подданным позволил выезд из России, удержав одного резидента, который и сам просился остаться на полгода. Но и тот был в последствии отпущен с условием, чтоб освобождён был и Хилков (увидим, что Хилков умер в плену)».

Сволочи шведы. Подонки. С настоящими европейскими ценностями. Но нам, православным, подражать им не к лицу. У нас свой порядок. Божеский. У нас совесть есть. Обращаем внимание также на предложенные нами (!) условия мира.

А. С. Пушкин:

«23 ceнт.<ябpя> Пётр со своею гвардией прибыл под Нарву и повелел делать апроши и батареи…

Нарву бомбардировали. Несколько раз она загоралась. Надеялись на скорую сдачу города. Но у нас оказался недостаток в ядрах и в порохе. По причине дурной дороги подвозы остановились. Открылась измена. Бомбардирской капитан Гуморт, родом швед, бывший в одной роте 1-м капитаном с государем, ушёл к неприятелю. Пётр, огорчённый сим случаем, всех шведск.<их> офицеров отослал внутрь России, наградив их чинами, а сам 18 ноября на скоро отправился в Новгород, дабы торопить подвоз военных снарядов и припасов, в коих оказывалась уже нужда. Главным под Нарвой оставил он герцога ф.<он>-Кроа, а под ним генер.<ала> комиссара к.<нязя> Як.<ова> Фед.<оровича> Долгорукова.

Между ф.<он>-Кроа и Долгоруким произошло несогласие. Осаждённые, будучи хорошо обо всём извещены через изменника Гуморта, послали гонца к Карлу, уверяя его в несомненной победе и умоляя его ускорить своим прибытием.

Карл прибыл 18 (?) ноября с 18,000 (?) отб.<орного> войска и тотчас напал на наших при сильных снеге и ветре, дующем нашим в лице…

Первое нападение шведов было (вероятно по указанию Гуморта) на стрельцев, которых разбив без труда, шведы вломились в упомянутую линию, а за нею и дивизию Трубецкого, и близ неё стоявшие неск.<олько> полков дивизий Вейдовой и Головиной <не стоило труда> расстроить и прогнать.

Шведы, раздвоясь, пошли одни на дивизию Вейда, а другие на дивизию Головина. Первую было смяли, но храбрый Вейд успел её остановить и дал отпор. Победа могла ещё остаться на нашей стороне, но наша конница бежала, бросясь вплавь через Нарову; Вейд был ранен, чел.<овек> до 1,000 потонуло.

Дивизия же Головина не устояла ни 5 минут и бежала к мосту, который обрушился, и множество погибло тут же.

Неприятель, их преследуя, дошёл до двух гв.<ардейских> полков; тут шведы встретили неожиданный отпор: полки дивизии Головина успели присоединиться к гвардии и до самой ночи удерж<ив>али неприятеля, подкреплённого уже и частию войска, победившего дивизию Вейда.

Карл, видя себя посреди нашего войска (гвардии и дивизии Вейда), трубою дал знак своим к отступлению, а нашим к перемирию (показ.<ание> Шафирова). В ту же ночь посланный от Бутурлина предлагал шведам перемирие и на следующий день, и требовал свободного отступления. Следующие условия утверждены были Карлом:

1) Всем русск.<им> генералам, офицерам и войску с 6 полевыми пушками свободно отступить.

2) С обеих сторон обменять пленных и похоронить тела.

3) Всю тяжелую артиллерию и всю остальную полевую оставить шведам, всё же прочее, богаж полевой и офицерский etc. свободно с войском отвести. На сие генералы согласились, ибо войско было в крайнем расстройстве, сообщение между двумя отрядами пресечено, а переправа через реку затруднительна.

Наши генералы хотели слышать подтверждение договора из уст самого короля; Карл на то согласился. Условия повторены были в его присутствии, и в соблюдении договора король дал руку свою к.<нязю> Долгорукому.

Гвардия и вся дивизия Головина с военной казной, с оружием, с распущенными знаменами и барабанным боем, перешли через мост; остальные последовали за ними сквозь шведское войско. Тогда шведы на них напали, обезоружили, отняли знамёна – и потом отпустили за реку. Обоз был ограблен, даже некоторые салдаты были ими раздеты. Наши хотели противиться. Произошло смятение. Множество русских было убито и потоплено. Выговоренные пушки и амуниция были захвачены. Все генералы, многие офицеры и гражданские чиновники под различными предлогами удержаны в плену. Их обобрали, заперли в Нарве в холодном доме и, целый день продержав их без пиши, посланы в Ревель, а потом и в Стокгольм, где вели их в триумфе по улицам до тюрем, им определённых».

Вот теперь точно знаем, что сволочи и подонки. Верить им нельзя. Так что учиться Пётр будет у них военному делу, но никак не морали.

А. С. Пушкин:

«Из Нарвы распустил он [Карл] свои манифесты (3 дек.<абря> 1700 <года>), в коих возбуждал он россиян к бунту противу царя, описывая его жестокости etc., обещая всем свою королевскую милость и грозясь в случае ослушания истребить всё огнём и мечем. Но русские остались верны.

Пётр, получив известие о поражении, в то время, как он спешил под Нарву с 12,000 войска с амунициею и с военными снарядами, он не упал духом и сказал только: “Шведы наконец научат и нас, как их побеждать”».

Такое писал в листовках и Гитлер. Удивительно, что рассчитывал на эффект. Как, видимо, и Карл XII. И сегодня пишут. Это чуть ли не главное содержание сегодняшней «информационной войны». А для Петра повторилась азовская история с поражением. Но для того, чтобы превратить поражение в победу, потребовалось несколько больше, чем год.

А. С. Пушкин:

«1702

Наконец, сам Бор.<ис> П.<етрович> Шер.<еметев> в 1702 <г.> янв.<аря> 1 одержал под деревнею Ересфера полную победу над 7000 шв.<едов> под командою Шлипенбаха. 3000 неприят.<еля> легло на месте. Весь обоз и артилл.<ерия> были взяты в плен, взято 14 штаб и обер-оф.<ицеров>, унт.<ер>-оф.<ицеров> и рядовых 356. С нашей стороны убито до 1000.

Царь праздновал сию победу в Москве, и пожаловал Шереметева ф.<ельд> маршалом, а через Меншикова послал ему Андр.<еевскую> ленту.

9 февр.<аля> государь писал к Шереметеву и послал ему решения на 33 пункта».

Стратегия. Её очевидное присутствие у Петра. И отсутствие таковой у Карла XII. Чрезвычайно опасного субъекта. Плоды русской стратегии дадут себя знать – потребуется несколько напряжённых лет. И все эти годы надо быть тактически успешным, не совершить роковых ошибок, не подставиться. Работает Петрова стратегия. И тактика тоже. Наличие стратегии – важнейший фактор, определяющий конечный успех, невозможный без безупречной тактики. Как у Ивана III Великого, как у Ленина и как сегодня у Путина.

А. С. Пушкин:

«1701 года 16-го ноября скончался последний патриарх Адриян. Пётр, отложив до удобнейшего времени избрание нового патриарха, определил митр.<ополита> ряз.<анского> Стефана Яворского к управлению церкви, повелев ничего важного без ведома государя не решать.

Учреждение монастырского приказа (1701) подтверждено, а казна монастырей обращена в пользу отст.<авных> воинов.

Пётр принялся за духовенство: запретил пострижение прежде 50 лет. Монахиням велел заниматься рукоделием и смотреть за ранеными. Устроил при монастырях богадельни etc. etc. Ропот ужасно усилился. Появились подметные письма и пророчества, в коих государя называли анти-христом, а народ призывали к бунту. Пётр запретил монахам иметь в келлиях бумагу и чернила – и настоятели должны были отвечать за тех, коим сие дозволяли. Типографщик Талицкий, обличённый в напечатании подметных писем, был казнён с своими соучастниками (?)».

Решена судьба церкви. Отныне ей заниматься своим делом. Но реализация решения будет растянута во времени. Тактически.