Текст книги "Идеология русской государственности. Континент Россия"

Государство Ивана III преодолело кризис Смутного времени, учредив через избрание новую правящую династию. Борьба Ивана IV со всеми попытками феодальной знати преобразовать государство его деда в форму аристократической олигархии (демократии) имела для нашей истории определяющее значение, поскольку после Смуты русский народ в составе всех сословий обратился к уже классической для России собственной форме государства, созданной Иваном III. Это сделал Земский собор 1613 года, в котором принимали участие не только родовая аристократия и дворяне, но и делегаты от купечества, черносошных крестьян, ремесленного посада и казачества. Среди множества претендентов выбор пал на Михаила Романова. Важен сам факт призвания и признания нового царя, который сам по себе восстанавливал власть, государство и персону государя как необходимое условие существования российского народа.

Царствование Алексея Михайловича Тишайшего (1645–1676) – одновременно и вершина развития долгого государства Ивана III, и время поисков новых форм государственности. С одной стороны, в Соборном уложении 1649 года оформляется и правовым образом закрепляется чёткая социальная сословная структура общества. С другой стороны, ростки вестернизации, которую мы привыкли связывать с правлением Петра Великого, уже присутствуют при Алексее Михайловиче. Это и полки иноземного строя (рейтарский и гусарский), и первый русский военный корабль «Орёл», и европейские газеты, которые начали регулярно поступать в Москву, и церковная реформа, которая обернётся для церкви неразрешимой проблемой, а для народа исторической трагедией раскола. Раскол стал одной из предпосылок крестьянской революции, одной из форм отчуждения народа и от РПЦ, и от государства. Однако раскол способствовал окончательному освобождению государства от теократических претензий церкви.

Соборное уложение, разработанное двухпалатным Земским собором за несколько месяцев, было подписано всеми без исключения членами собора. Плач нашей интеллигенции на протяжении веков об отсутствии в нашей истории конституции не оправдан. Соборное уложение Алексея Михайловича вполне можно считать таковой – за исключением того, что уложение не регулировало «права и обязанности царя», а именно этого (часто – только этого) желали «умники» разного рода.

Главный смысл этого правового акта состоял в оформлении социальной структуры российского общества и в достаточно чётком определении прав и обязанностей всех его сословий: дворянства, духовенства, посадских (горожан) и крестьян. Царь же держал себя сам в ответе перед Богом, русской моралью и традицией. Он и был совестью государства, его милосердием и мудростью, а когда нужно – его волей и суровостью.

Русское самодержавие было решением античной дилеммы тирании и закона, а не её воспроизводством, правильной взаимосвязью и пропорцией этих начал власти (авторитетов). То, чего не мог обеспечить и разрешить закон (а он не может многое – это ясно понимали древние), делал царь. Кризис. Уникальная ситуация. Поле боя. Во всех этих случаях роль закона минимальна, а иногда и контрпродуктивна. Ничто не мешало полученный опыт решений ad hoc использовать после для развития правовой системы. Так и поступали.

Смутное время и польская интервенция, последующие столкновения и войны на западном направлении (и не только на нём) требовали развития и укрепления именно самодержавной власти и практики единоначалия. Оборонительная война становится осознанным нами основным внешним фактором, формирующим нашу государственность. Соборное уложение закрепляет жёсткие наказания (вплоть до смертной казни) за умаление власти государя и нанесение ей вреда (за лихое дело). С 1654 года изменяется и царская титулатура: «Божьей милостью Великий Государь, царь и Великий князь всея Великие и Малые и Белые Руси самодержец». Уроки Смуты усвоены, поскольку после смерти Алексея Михайловича царевне Софье не удастся захватить власть и реализовать мятеж. Государем станет Пётр I.

Программа освоения континентальной территории и создания страны-ойкумены, запущенная Иваном III, реализуется и во второй половине XVII века. В январе 1654 года состоялась общевойсковая рада в городе Переяславле, на которой были одобрены условия вхождения Малороссии в состав России, а гетман Богдан Хмельницкий и его войсковая старшина, а также представители 166 городов обязались присягой быть «вечными подданными Его царскому величеству всероссийскому и наследникам его». Русско-польские войны, увенчавшиеся Андрусовским перемирием, а затем в 1686 году «Вечным миром» с Польшей, закрепили в составе России всю левобережную Малороссию вместе с Киевом, а также Смоленские, Черниговские, Стародубские и Северские земли. Люди, живущие на этих землях, чьи предки добровольно попросились в государство российское и добровольно признали власть российского государства, и сейчас имеют право быть частью большого русского многонационального народа.

На восточном направлении разворачивалось освоение Сибири и Дальнего Востока. Именно в это время состоялись знаменитые походы Семёна Дежнева и Ерофея Хабарова. Начался процесс установления границ России и Китая. Всего за 100 лет от походов Ермака (1584) до войны с Китаем (1689) Российское государство Ивана III, закрепившись на территориях планетарного масштаба, в Сибири и на Дальнем Востоке, сформировалось как великая срединная империя. Освоение этих территорий не было полностью мирным, но русские люди принесли на эти земли принципы мирной общинной жизни, веротерпимости и равного отношения друг к другу независимо от этнического происхождения. И уж точно ни один народ не был истреблён или превращён в рабов. Русские принесли на эти пространства Русский мир.

Базовая идеологическая концепция того времени «Москва – Третий Рим» обеспечивала ясность миссии Российского государства, однако порождала многочисленные вопросы. Является ли русское православие подлинным или всё-таки греческая версия не только имеет право на существование, но и ближе к византийскому образцу? Считать ли русское православие изолированной от внешнего мира структурой или же открытой для других православных народов и их традиций? Если Москва претендует быть центром всего православного мира (есть в этом что-то от «мировой революции» марксистов-интернационалистов и «социалистического лагеря» послевоенного СССР), то значит ли это, что следует принять греческий обряд и греческие редакции священных текстов? Чтобы не было препятствий для расширения Русского мира и Российского государства как в территориальном смысле, так и в смысле влияния. Как должны развиваться отношения церкви и государства в рамках «Третьего Рима»?

Эти вопросы стали предметом обсуждения кружка «ревнителей древнего благочестия», в котором вокруг Алексея Михайловича и его духовника Стефана Вонифатьева собрались и те, кто станет авторами и руководителями церковной реформы, и те, кто окажет ей отчаянное сопротивление, уйдёт в раскол и станет старообрядцем. Окольничий Фёдор Ртищев, архимандрит (позднее патриарх) Никон, протопопы Неронов, Аввакум, Даниил, Логгин. Тут на почве богословской дискуссии выросла политическая проблема.

Царь был основным «двигателем» церковной реформы, и уже 1649 году на Церковном соборе предложения кружка были рассмотрены. Но отвергнуты. Не помогла и поддержка государя. Дискуссии в кружке становились все более жёсткими и привели сначала к расколу самого кружка. Протопопы Даниил и Аввакум выступали ревнителями «древнерусской старины» и опирались на решения Стоглавого собора 1551 года, призывали проводить исправления обрядов и книг на его сугубо русской основе, а Никон, Ртищев и сам государь отстаивали приоритет греческой версии.

Политическая перспектива воссоединения с Малороссией (относившейся в тот момент в церковных делах к Киевской митрополии Константинопольского патриархата) дополнительно мотивировала грекофильское крыло к решительным действиям. В Москву приезжают приглашённые учёные богословы из Киево-Могилянской академии для работы над текстами и обрядами, а ставший к тому времени митрополитом Новгородским Никон явочным порядком начинает внедрять изменения в грекофильском стиле без одобрения Церковного собора РПЦ.

Летом 1652 года Никон становится патриархом, и реформа начинает двигаться полным ходом не только в направлении изменения обрядов и книг, но и в плане организации «симфонии властей» какбы по византийскому образцу. Никон всё более и более претендует на власть земную, а не только духовную. В исключительном центре его внимания находится сохранение за церковью её земель и имуществ, неделимая юрисдикция и власть церкви в их пределах, право и практика наставлять и поправлять государя. На этом фоне дискуссионный вопрос об обрядах и текстах богослужебных книг решается походя, как второстепенный. Никон с плеча рубит богословский гордиев узел церковной реформы, начавшейся с подготовки церковных текстов к печати. В 1653 году патриарх издал документ «Память» (и разослал его всем приходам и монастырям), который изменял богослужебный чин и церковные обряды: двоеперстие заменялось трёхперстием, земные поклоны – поясными, многогласие – единогласием. Собственное – богослужебное – дело церкви было принесено в жертву её теократическим амбициям, стремлению к светской власти.

Реформы Никона не были приняты большинством клира и русского народа, а также значительной частью дворянства и аристократии. Никон насаждал их силой (он уже всё решил), тем углубляя и усугубляя раскол. Через решения Церковных соборов самые жёсткие противники реформы были отлучены от церкви или сосланы на покаяние. Проблемы это не решило – значительная часть русского народа стала старообрядцами, которые в результате не признавали ни официальную РПЦ, ни Российское государство. Никон же использовал церковную реформу для укрепления патриаршей власти, распространяя её как можно дальше на светскую жизнь. Он считал себя соправителем Алексея Михайловича и дошёл до того, что даже самовольно титуловался государем.

Этого и Тишайший царь терпеть не стал. Конфликт между царём и патриархом завершился отречением последнего с последующим утверждением отречения на Церковном соборе 1660 года. Так закончилась последняя попытка русской патриархии претендовать на земную власть. Раскол сформировал политическое недоверие государства к церкви. Именно на неё легла основная ответственность за раскол. Но государство в расколе решительно и безоговорочно поддержало церковь. Тем самым установив над ней контроль. Пётр I решит эту проблему окончательно, уже административно подчинив управление церковными делами государству, предоставив патриаршеству следующие почти 200 лет оставаться неопределённой возможностью[16]16
  По смерти патриарха Адриана (1700) Пётр согласился с предложением тогдашнего главного государственного финансиста Алексея Курбатова «о избрании же патриарха, мню, достоит до времени обождати». Царь обождал сначала до принятия Духовного регламента, вверившего церковные дела государственному управлению, а там решил ждать и дальше…


[Закрыть]. Оно будет окончательно возобновлено только советской властью, чтобы уже не иметь ничего общего с РПЦ (как и с любой конфессиональной организацией).

РПЦ утратила идеологическую роль в государственном строительстве. В дальнейшем РПЦ будет только «затыкать дыры» в тех вопросах, где государство окажется идеологически несостоятельным (например, в государственной утопии опоры самодержавия на помещиков).

Церковный собор 1666–1667 годов утвердил окончательно все реформы Никона и предал лидеров старообрядчества анафеме как еретиков. Хотя догматы ими не были затронуты. Речь шла не более чем об обряде. Скорее, сама церковь впала в ересь обрядоверия. Раскол церкви (а значит, и русского народа) стал необратимым. Пётр Великий, модернизируя государство, вынужден будет считаться с этим. Обсудим это ниже.

Проблемы, вызванные расколом, определяющим образом повлияют на нашу историю, станут частью механики революций 1917 года. Тем не менее одна из политических целей реформы будет достигнута уже в 1686 году, сразу после заключения «Вечного мира» с Польшей. Константинопольский патриарх Дионисий согласился на переход Киевской митрополии в подчинение к Московскому патриархату[17]17
  Правда, уже в наши дни тот же Константинопольский патриархат в лице Варфоломея посчитал, что решение 1686 года «почему-то» (так США велели) является недействительным, и умножил раскол православия созданием так называемой ПЦУ. На этом дело явно не кончится.


[Закрыть]. Другие же политические цели, мотивировавшие реформы Никона, так никогда и не были достигнуты.

Принятие современных Никону (а вовсе не древних, изначальных) греческих обрядов и текстов Русской православной церковью не привело к единству православных церквей и ощутимому укреплению их близости. А вот нам создало множество проблем, которые мы распутываем до сих пор. Только устойчивость и надёжность созданного Российского государства, а также фактический народный характер власти самого государя позволили нам в XVII веке избежать всеохватывающей религиозной гражданской войны.

Долгое государство Ивана III за более чем 200 лет своего существования достигло на континенте успехов ничуть не меньших, чем экспансия Испании или Англии за морями (и потому стратегически гораздо более значимых), но вместе с тем вышло к стратегическому пределу своих возможностей. Дальнейшее развитие упиралось в необходимость освоения морского пространства и геополитики, применения новых технологий, использующих естественные науки и инженерию, не только в военном деле, но и в экономике. А значит – требовалось развитие стратегии. В идеологии Ивана III государство не могло решить такую задачу. Потребовалось создать новую версию российской государственности – всемирно признанную империю Петра Великого.

Освоение научного и инженерного мышления должно было стать новой основой конкурентоспособности нашей цивилизации и ключевым ресурсом стратегической обороны. И стало. Эта задача будет успешно решена в своё время долгим государством Петра I. Продолжив петровскую модернизацию (уже в сочетании с модернизацией народа), третье постпетровское русское народное государство Ленина-Сталина выиграет самую страшную в мировой истории войну, а четвёртое государство – Владимира Путина – впервые в нашей истории получит стратегическое военное превосходство над Западом. Мы не только освоим естественнонаучный метод мышления, но и практически проведём грандиозный эксперимент в сфере социально-гуманитарной науки по управлению историческим процессом (советский проект, «Красный проект») и тем самым первыми в мире выйдем к границам научной формы организации человеческого знания об обществе.

Созданное Иваном III государство было конкурентоспособно, обеспечивало на исторически значимом отрезке времени свою основную задачу – выживания и развития русского народа и русской цивилизации, но вместе с тем породило и две проблемы, которые не сможет решить и следующая версия русского государства, созданная Петром I.

Раскол и крепостная государственная утопия (не право) запустили процесс отчуждения народа от государства и государственной элиты. Это отчуждение на протяжении 200 последующих лет с большим или меньшим успехом компенсировалось только народностью самого государя (но не государства) и невозможным для Европы уровнем доверия народа государю, народной идеологией самодержавия. Однако компенсация не может длиться бесконечно долго. «Царь добрый, а бояре плохие» – это настоящая культурная доминанта русского национального самосознания, а не просто поговорка. Но перестала действовать и она.

Отчуждение государства от народа станет основной причиной краха второго 200-летнего долгого российского государства – империи Петра Великого. Грандиозную попытку построить народное государство предприняли в ХХ веке большевики. И справились с нею, сойдя с дистанции лишь на последнем этапе, когда не смогли сами передать власть народному государству.

II.2. Долгое государство Петра I Великого

Государство Ивана III было воздвигнуто уже на имперском, по сути русском единстве перед лицом любого врага, на идее контроля огромной территории, в пределе – континента (возможность чего показали монголы), на практике стратегической обороны большого пространства. Оно стояло при своём создании перед вызовом, осознанным ещё св. Владимиром: сделать русскую ойкумену домом русского народа и православной церкви. Масштаб задачи привёл к перенапряжению сил.

Стремительное пространственное расширение, начатое Иваном III, продолженное Иваном IV Грозным, народным царём, привело нас к рубежам непосредственного контакта с враждебной Европой и Османской империей.

Всякое ускоренное развитие чревато кризисом. Не все элементы социальной системы успевают за изменениями целого. Долгое государство Ивана IIIзаплатило за темпы своего роста и внутренней интеграции пресечением первой династии, Смутой, умалением самой власти, внешним вмешательством.

Но существовало-то уже именно государство, а не одна лишь верховная власть великого князя. Именно благодаря созданному государству мы увидели феномен возрождения, воспроизводства русского мира.

Немалую роль в восстановлении русского престола сыграли церковь и лично патриарх Ермоген. Эта роль РПЦ традиционна. Ещё Сергий Радонежский благословлял русское воинство на победу над завоевателями, творя русский дух, русскую государственную идеологию. Роль церкви в долгом государстве Ивана III никак не второстепенная, власть патриарха шла рука об руку с властью монарха.

Церковь, как и государство, в своём развитии оказалась перед лицом вызова нового масштаба. За что было заплачено другим кризисом – расколом. Счастье наше в том, что кризис власти и кризис веры не совпали в одном периоде. Теократические амбиции РПЦ и неотъемлемая от них государственная идеология «Третьего Рима» остались в прошлом.

Сформировалась новая угроза русскому простору. Западноевропейские народы, превратившие научное знание и инженерное дело Нового времени в оружие, собирались покорить нас так же, как когда-то монголы, сделавшие человека на коне хозяином мира. Нам было приготовлено испытание военным превосходством.

Все русские государи внимательно следили за развитием техники, уровнем военного дела у наших противников. При Иване IV Россия была промышленно развитой, оснащённой современным вооружением державой.

Пётр Великий, первым из наших государей, осознал превращение науки Нового времени в движущую силу истории. Резко возрастали темпы изменений, а последствия отставания становились фатальными. Спохватись мы позже – время было бы необратимо упущено.

Освобождая в государственной идеологии место для приоритета научного знания, Пётр окончательно отодвинул РПЦ от определения целей государства, обеспечив тем самым протестантский элемент культуры, необходимый для капиталистического, то есть научного развития экономики. То, что на Западе было сделано немецкими и голландскими городами, восставшими против власти Римской католической церкви, в России было сделано государем и его государством. Решение было найдено принципиальное и уникальное.

Будучи истинным православным в личной вере, Пётр I с детства и юности впитал протестантские немецкие и голландские концепции через своё ближайшее окружение. В Англии государь увидел модель решения этого вопроса в протестантском духе в ещё более радикальном ключе – когда монарх сам возглавляет свою церковь.

В России Пётр реализует ещё более эффективную модель – делами церкви будет управлять специальный государственный орган — Синод. Государь, его формирующий, будет свободен от какой-либо роли в рамках церковной иерархии. Освобождение государства от любых претензий контроля со стороны церкви открыло дорогу к его глубокой модернизации, к воздействию на него структур научного знания: при жизни Петра в первую очередь естественнонаучного, но при завершении петровского государственного проекта в начале ХХ века – уже и социально-гуманитарного.

РПЦ же смогла сосредоточиться на главном своём деле.

А. В. Карташёв:[18]18
  Здесь и далее: Карташёв А.В. Очерки по истории русской церкви. В 2 т. – М., 1992.


[Закрыть]

«Русская земля, а с ней русская церковь не могут не быть носителями “великой совести”».

То есть само существование РПЦ характеризует русскую землю. С этой совестью пришлось считаться всем русским государствам, включая и советское.

А. В. Карташёв:

«Русская церковь начала свою нравственно воспитательную миссию среди народа с первобытной языческой религией, нисколько не проникнутой началами нравственными. В отличие от религий, сложившихся под воздействием более или менее развитой философской мысли, каковы древнеперсидская, буддизм, конфуцианство, и проникнутых в известной степени моралью любви, самоотречения или, по крайней мере, юридической честности, религии первобытные, к которым принадлежат даже древнейшие религии греков и римлян, стоят ниже наших понятий о нравственном вообще и могут быть названы прямо безнравственными. В них боги являются покровителями сильных и коварных и служителями их страстей. Поэтому как отношения людей к богам, так и людей между собой рисовались в них чисто корыстными, эгоистическими»

Насколько РПЦ преуспела в нравственном воздействии на народ?

А. В. Карташёв:

«Что же касается идеальных образцов монастырских добродетелей, то на них было обращено исключительное внимание русского народа, в них была усмотрена вся полнота христианской святости и едва ли не единственный прямой путь спасения. Помимо того, что христианство принесено к нам было в ярком аскетическом освещении, это произошло и потому, что недавним язычникам, всецело жившим интересами земли и своего тела, резче всего бросился в глаза как раз противоположный дух новой религии; в отрицании плоти они в осязательной и доступной для себя форме почуяли новый, противный прежнему, характер христианской нравственности и, не постигая других сторон евангельского подвига любви, в телесном аскетизме усмотрели всю сущность христианского спасения, чрез него поняли всё христианство».

Однако:

«Невыгодной стороной такого монастырского понимания христианской нравственности явилось то, что мирская христианская жизнь у русских осталась без своего полного нравственного идеала. Не было такого готового идеала и в русском светском обществе, который бы служил дополнением идеалу монастырскому, наподобие западноевропейского рыцарства, с его культом личной чести, уважения достоинства в другом человеке и поклонения женщине. Таким образом, мирской русский христианин очутился в довольно отчаянном положении».

Светскую мораль, которая могла быть только государственной моралью, решительно и стал вводить Пётр Великий. Это мораль служения, без которой более позднее понятие личной дворянской чести просто не имело бы содержания.

Пётр запустил программу освоения научного знания в России. У него были достойные предшественники.

А. В. Карташёв:

«Св. Владимир, когда вводил на Руси христианство, то вместе с переменой веры более всего заботился о превращении своего народа в просвещённую, культурную и блестящую нацию по подобию Византии.

…Ему было нужно, чтобы греки, породнившись с ним, преодолели отвращение к русским, как к варварам, перестали скупиться – уделить нам часть своих культурных благ, возымели усердие учить нас наукам и искусствам, открыли нам, так сказать, “профессиональную тайну” своей образованности».

Но вот с чем столкнулся князь Владимир, первый наш просветитель.

А. В. Карташёв:

«Как только произошло крещение киевлян, Владимир немедленно “послав, нача поимати у нарочитые чади дети и даяти нача на ученье книжное”, т. е. задался целью дать настоящее просвещение детям высшего сословия. Он надеялся, что младшее поколение аристократии, пройдя полный цикл наук, необходимых для образованного человека того времени, будет надёжным проводником просвещения и для всего русского народа. Но расчёты Владимира были довольно ошибочны. Культурность и любовь к просвещению не даются сразу, а нарастают и копятся в нациях веками и тысячелетиями. Добровольной охоты учиться у русских ещё не было. И родители, и дети одинаково смотрели на школу и науку, как на злые мытарства. Набирать в науку приходилось насильно. Матери плакали о своих сыновьях, как об умерших. Нужны были особенно благоприятные условия для того, чтобы столь недружелюбно встреченное вельможной русской аристократией дело школьного просвещения не погибло. К сожалению, усвоенная от греков постановка школьного обучения не рассчитана была на принудительность, необходимую для варваров, и была плодотворной только в культурной стране, где образование рассматривалось, как положительное благо. Именно, в Византии не было подобных нашим государственных школ с определёнными программами. Учительство было свободной профессией. Свободные частные учителя учили у себя по домам (или даже в особых школьных помещениях) свободно приходивших к ним лиц столько времени и стольким наукам, сколько те хотели. Государственной школы с официальными правами, с однообразной обязательной программой не существовало. Между тем, у нас на Руси только такая организация школ и могла бы обеспечить сохранность известного уровня просвещения. A без этого частные греческие учителя, вызванные при Владимире для обучения детей русской аристократии, столкнувшись с враждебным отношением учащихся и родителей к науке, не имели средств и охоты выдержать в своём преподавании нормальную программу общего образования. Не получая нравственного поощрения за свой благородный труд, они естественным образом опустили руки, не преодолели инерции русской некультурности и, сообщив надлежащее образование лишь немногим единичным талантливым лицам, низошли в своей деятельности до обучения простой грамотности. К грамотности, в конце концов, и свелось всё наше русское просвещение за целый ряд веков.

…Грозный, заведя типографию в 1560 г., учредил при ней и школу по латинскому образцу. Но старые переписчики книг “разнесли” новых конкурентов, и типографам и учителям, Ивану Фёдоровову и Петру Мстиславцеву, пришлось бежать в Литву. Вновь подняли вопрос о школе греки при учреждении патриаршества. Писали об этом в Москву Александрийские патриархи.

Продолжали поднимать этот вопрос и с Запада. Сигизмунд III предлагал царю Борису устроить латинские училища в Москве и других городах для польских людей, проживающих на Руси.

Борис и сам думал устроить в Москве для русских, кроме низших и средних школ, даже университет. Борис предлагал боярам пригласить профессоров из Германии, Франции, Испании и Англии. Но бояре в Думе отклонили этот проект. Особенно духовенство.

…Самозванец опять подымал вопрос об университете. После Смуты отрицательная реакция на все западное закрыла вопрос о школе в этой форме. Но оживила его в форме создания школы греческого, православного образца».

Так что рамки просветительских потребностей были уже сформированы ранее и предшествовали петровскому государству. Но просвещение ещё не рассматривалось как вопрос жизни и смерти. И у него были влиятельные противники. Пётр определил позицию этого просвещения на государственном уровне как ключевого условия дальнейшего существования державы. И существенным образом ввёл в его содержание естественные науки и инженерное дело, медицину, о которых ранее речи не было. Русское Просвещение состоялось никак не позже Просвещения европейского.

Но вело оно не к революции, а, напротив, к развитию государства.

Трагедия раскола пресекла полноценную и полнокровную связь русского народа с церковью, которая когда-то создала наш народ. Освободившись от церковного контроля, Пётр смог построить светское государство с современным государственным аппаратом, отвечающим за целостность и развитие континентальной империи. Но развитие долгого государства Петра Великого не создало особых собственных связей государства с народом. Народ, вместе с его идеологией «народного царя», оказался предоставлен сам себе, что и привело в результате к краху в 1917 году. Однако именно долгое государство Петра поставило проблему народности государства как цивилизационную.