Текст книги "Муздрамтеатр"

Тимур Кибиров
Муздрамтеатр

© Тимур Кибиров, 2014

© «Время», 2014

* * *

От автора

История мировой литературы знает немало примеров трагедий, комедий, драм и других текстов, формально приписанных к ведомству Мельпомены и Талии, но на самом деле предназначенных исключительно для чтения и нисколько не претендующих на воплощение на настоящей сцене.

Но опера для чтения (не говоря уже о балете) – явление доселе невиданное и неслыханное, мною во всяком случае.

Встает закономерный вопрос – с чего вдруг возник столь экстравагантный замысел, и зачем, собственно говоря, я все это сочинил и предаю тиснению?

Можно было бы ограничиться хрестоматийным «затем, что ветру и орлу и сердцу девы нет закона», мол, что хочу, то и ворочу, не любо не слушай, а врать не мешай! И тут же сослаться на Набокова, который утверждает, что единственная цель истинного писателя – «отделаться» от задуманной книги.

Дать ответ менее надменный, но более искренний и вразумительный очень трудно, но я попытаюсь.

А для этого позволю себе еще раз обратиться к автору «Дара», который в этом великом романе презрительно поминает «лирику конца прошлого века, жадно ждущую переложения на музыку, как избавления от бледной немочи слов…»

Я тоже лирик конца прошлого века, но, в отличие от моих покойных коллег, не жду и не надеюсь на подобное благотворное переложение, а пытаюсь внушить себе и читателю, что оно в этой книге уже свершилось, вернее, обращаюсь к благожелательному читателю с просьбой – попытаться вообразить чарующую музыку, и волшебную пластику и ослепительную сценографию, которые способны придать неизмеримую глубину, неисчерпаемую многозначность и бессмертную красоту моим бесхитростным текстам.

С уважением,

Тимур Кибиров

Действие первое
Терсит, или Апология трусости
Опера-буффа

Действие происходит в лагере греков под Троей. Должен предупредить, что мои герои совсем не похожи на одноименных персонажей Гомера, или, например, Жуковского, посетовавшего в «Торжестве победителей», что «Нет великого Патрокла, жив презрительный Терсит». Впрочем, как мне кажется, история оперных либретто дает право на подобные вольности, вспомним хотя бы, как покуражились над Пушкиным братья Чайковские. А циничное надругательство над памятью богов и героев троянской войны освящено именем Жака Оффенбаха, не говоря уже о великой ирои-комической традиции.

Что же касается музыки, то автору грезились мелодии красивые и внятные – не раньше Монтеверди, не позднее Шостаковича.

Итак, звучит увертюра. За сценой идет сражение, что и выражается всей мощью оркестра. Высокая патетика и героика завораживают слушателей, хотя наиболее чуткие слегка морщатся от закамуфлированной, но все-таки прорывающейся то и дело бравурной пошлости.

Агамемнон стоит на колеснице в картинной позе, от него по обе стороны два Аякса. Верховный Главнокомандующий древних греков любуется батальными сценами, похлопывая ножнами по ляжке и притопывая ногой в такт воинственной музыки.

Агамемнон

 
Вперед, сыны Эллады!
Победа уже близка!
Без промаха, без пощады
Заклятого бей врага!
 
 
Без страха и укоризны,
Без следствия и суда!
Вперед, сыны Отчизны!
В бой роковой айда!
 
 
Покой нам только снится!
Покой для баб и козлов!
Летит, летит колесница!
Хрустят черепа врагов!
 
 
Тормоза придумали трусы!
С дороги, коль хочешь жить!
Нерушимы наши союзы!
Непогрешимы вожди!
 
 
И вечный бой! и зачистка!
Ни шагу назад! Вперед!
А кто хочет жить без риска,
Шампанское тот не пьет!
 
 
И вечный бой! и в опасности
Отечество наше всегда!
Но органы госбезопасности
Всегда на страже труда!
 
 
Если враг не сдается,
Мочи его, братаны!
Опусти его или покоцай
По законам священной войны!
 
 
Грудью вперед бравой!
Ни пяди не отдавать!
Родимую сверхдержаву
Пора с колен подымать!
 
 
Мы ломим, троянцы гнутся!
Раздайся, победы гром!
Потери и контрибуции
Подсчитаны будут потом!
 
 
Пойте, фанфары, звонко!
Сияй на солнце, броня!
Греция – чемпионка!
За Родину! За меня!
 

Характер музыки внезапно резко меняется. Агамемнон не верит своим глазам. Смотрит в бинокль.

 
Какого хрена?! Что там, блин, за кипеш?!
Куда?! Стоять! Стоять, скоты!!! Назад!!!
Измена!!! Всех сгною!!! Под трибунал!!! В дисбат!!!
Ведь намекал же на заградотряд
Улисс-пиарщик, велемудрый, типа!
 

Музыка все тревожнее.

 
О небо! Драпают, оружье побросав,
Дисциплинарный позабыв Устав,
Национал-предатели! О боги!
Все ближе медноблещущая рать
Ахеян! Чем их, гадов, удержать?!
Ужель настало время делать ноги?!
 

Бегущее войско видно уже невооруженным глазом.

Аяксы проявляют некоторую нервозность.

 
Ведь на их же плечах ворвутся троянцы,
Геополитики и иностранцы!..
 
 
Нет, менжуются что-то Приама сыны…
Ну слава те яйца! Мы, кажись, спасены!
 

(Продолжает с нехорошей улыбочкой.)

 
А теперь пора порешать вопросы
С вами, обсосы, наймиты пиндосов!
 

Появляются бегущие с передовой воины. Впереди всех «быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла» мчится Терсит. Наш заглавный герой, как и у Гомера, очень нехорош собой и действительно труслив. Когда он пытается прошмыгнуть мимо колесницы, Агамемнон наклоняется, хватает его за шиворот, поднимает в воздух, трясет. В это время два Аякса и другие штабные офицеры и прапорщики останавливают и щитами оттесняют воинов на край сцены.

Агамемнон

(со зловещей ласковостью)

 
Ну чо, сынок? Далеко ли собрался?
 

Терсит

(пытаясь вырваться)

 
О Главком! Я сражался всегда, везде,
Но сегодня…
 

Агамемнон

 
Ишь ты какой – сражался.
Ну а щит и меч-то посеял где?
 

(Корчит брезгливую рожу.)

 
Фу да ты никак, салабон, обдристался!
Герой-геморрой!
 

Офицеры и рядовые хохочут.

Терсит

(в отчаяньи)

 
Он врет! Он врет!!!
 

Хохот пуще прежнего.

Агамемнон

 
По ходу, боец, ты уже оклемался?
Ну, харэ веселиться! Засранца в расход!
 

(Швыряет Терсита одному из Аяксов.

Некоторые по инерции продолжают хихикать.)

 
А из вас, солдатушки, к высшей мере
Каждый пятый приговорен!
 

Войско в ужасе.

 
Да шучу я, шучу! Мы ж, ребятки, не звери!
Только каждый десятый. Закон есть закон!
 

Терсит

(визжит)

 
Не-ет! Не-ет! Не-е-ет! Не хочу!!! Пустите!!!
Ну не надо, пожалуйста!.. О смилуйся, царь!!!
Смилуйся, сволочь!.. Ну а вы что стоите,
Как бараны?!
 

Агамемнон

 
Кончай эту наглую тварь!
 

Смертельный страх придает Терситу силы, он вырывается, оставив в руках Аякса большую часть своей одежды. Подбегает к толпе солдат.

Терсит

 
Братцы, да что ж это?! Как же так можно?!
Ни за что ни про что убивать меня?!
Да и вас ведь – десятых и пятых тоже
Ждет не дождется та же фигня!
 

Воины переглядываются, кивают.

 
После слова «Казнить» знак всегда восклицательный,
А после «Нельзя помиловать» – два!
Вот весь Кодекс юстиции нашей карательной,
Вот все, что вмещает его голова!
 
 
Вас же режут как скот и гонят как стадо
Непонятно зачем и незнамо куда!
Ну чего вы ждете еще, ребята?
Ваша кровь с этих гадов, как с гуся вода!
 

Воины приходят в смятение.

 
Все утирается ясный сокол!
Господа, разбейте хоть пару стекол…
 

Агамемнон

 
Да заткни ему пасть!
 

Терсит

 
О царь богоравный!
Ужели ты кровью еще не сыт?!
А вот я сыт по горло войной достославной!
Да пошел бы ты нах, велелепный Атрид!
 

Хор воинов

 
Ни хрена себе! – Ну дает Терситка! —
Смерть не тетка! – А черт не брат!
Может правда нах? – Попытка не пытка! —
Не боись, товарищ солдат! —
 
 
Да чего нам терять? – Живем однова!
Повоевали и будя! Хва! —
Девять лет мы дохнем у этих стен,
А на фронте троянском без перемен!
 

Агамемнон

 
Ну, блин, всё! Мочи мужиков оборзевших!
За Родину-маму! За папу Зевса!
Вперед!!!
 

Начинается заваруха. Солдаты напирают, штабные разбегаются. Аяксы прячутся за колесницей.

 
Э, вы чо?.. Да вы чо, пацаны?!
Вот тебе и герои троянской войны!
 

Терсит

 
Ага! Будешь знать! У, царская рожа!
Ребята! Война войне! Миру мир!
Греки, go home! И троянцы тоже!
Farewell to arms! ДМБ, командир!
 

Хор воинов

(в конец распоясавшись)

 
Дембель! Дембель! Ура!
Возвращаться пора!
По морям, по волнам
По домам! По домам!
 
 
Дембель, о дембель! О сладостный дембель!
Дембель великий нам воссиял!
Мы остаемся в живых и здоровых!
Можно оправиться и закурить!
 

Агамемнон

 
Да они взбесились!.. Ну где ж этот чертов
Комиссар хитромудрый? Давай-ка за ним!
Может, он уболтает еще эту кодлу,
Ублажит креативным подходом своим!
 
 
Приходи, Одиссей поскорей!
Сагитируй предательский полк!
Ты с три короба им, Одиссей,
Объясни про измену и долг!
 
 
Про Отчизну, и память, и стыд.
Ну давай, заливай, Лаэртид!
 

Одиссей

(вбегая)

 
Здорово, орлы!
 

(притворяется пораженным)

 
Но что я вижу?
Вы ли это, Арея сыны?
Не верю!
 

Терсит

 
Ну началось!
 

Одиссей

 
Эй, потише!
Я не к вам обращаюсь!.. По законам войны
Бунт карается смертью!
 

(Эффектная пауза.)

 
Но вы прощены!!!
Агамемнон
Чо ты гонишь?
 

Одиссей

 
Да, прощены! Но с одним условьем —
Искупить своей кровью проступок свой!
 

Терсит

 
Ну вот, и этому хочется крови!
Что ж ты, пресс-секретарь, кровожадный такой?
 

Одиссей

 
Не хотите своей – искупите вражьей!
Пусть не дрогнет карающий меч в руке!
И будет к награде представлен каждый!
 

Терсит

 
Да засунь ты награду свою!..
 

Одиссей

 
О’кей!
Господа, не надо рубить с плеча!
Не будем решать ничего сгоряча!
Давайте спокойно и объективно
С толерантностью и уваженьем взаимным
Попытаемся разобраться во всем
И достичь компромисса. Товарищ Главком
Уполномочил меня возглавить
Согласительную комиссию и все исправить!
Рассмотрим конфликтную ситуацию.
Вы хотите покончить с войною, братцы?
 
 
Так и мы ведь мечтаем о том же самом!
Ведь осталось, соколики, совсем чуть-чуть!
Только взять Илион да свергнуть Приама!
И с попутным ветром в обратный путь!
Ведь даже Кассандра вынуждена признать,
Что Трое пред нами не устоять!
 

Терсит

 
Бла-бла-бла! А теперь о колонне пятой
Спой, давненько не слышали мы!
 

Одиссей

 
А ирония тут неуместна… Солдаты!
Защитим отчий край от троянской чумы!
Остановим злодейства орды бесноватой!
Солнцем правды развеем царствие тьмы!
 
 
Вы что же, хотите, чтоб враг надменный
Надругался, ворвавшись под мирный кров,
Над сединой матерей священной,
Над красой ваших жен и несчастных вдов?
Над невинностью дев?!
 

Терсит

 
Да кто к нам ворвется?
Если кто и рвется, так это мы!
А женам и мамам недолго придется
Ждать! Мы вернемся еще до зимы!
 

Одиссей

(переключаясь на фольклорные напевы)

 
Стойте, бравы ребятушки!
Стойте смирно завсегда!
Чтобы верные подружки
Не сгорели со стыда!
 
 
И восславят вас навеки
Песни задушевные!
Али мы уже не греки?
Али мы не древние?
 

(Переключаясь на историософию.)

 
Мы ж несем народам освобожденье!
Историческая миссия наша в этом!
 

Делает знак Аяксам. Те удаляются за кулисы и выводят Хрисеиду и Брисеиду в окровавленных кандалах, что не мешает им выглядеть чрезвычайно сексапильно.

 
Вот представительницы коренного населенья
Обращаются к эллинам с братским приветом!
 

Хрисеида и Брисеида

(поют как по писанному, но немного фальшиво)

 
О если б вы знали!
О как мы страдали
Под игом кровавым Приама царя!
Рыдали, стенали,
Богов умоляли, —
Но все было тщетно! О все было зря!
 
 
Нас темные силы гнели…
 

Одиссей

(поправляет)

 
Угнетали!
 

Хрисеида и Брисеида

 
Гнели-угнетали во мраке темниц!
О если б вы знали,
Как нас унижали!
 

Хрисеида

(с неожиданной искренностью)

 
И все на халяву – то навзничь, то ниц!
 

Хрисеида и Брисеида

 
Спецслужбы пытали,
Рапсоды растляли!
О если б вы знали, что вынесли мы!
Но – слава героям! —
Вы их покарали
И вырвали нас из троянской тюрьмы!
 

Делают книксен. Аплодисменты.

Одиссей

 
Утешьтесь, страдалицы! Час отмщенья уже недалек!
 

(Снимает с них оковы.)

Хрисеида

 
Агамемчик, ну мы пошли уже, что ли? Ок?
 

Агамемнон

 
Да иди уж, коза, иди…
 

Хрисеида

 
Чмоки-чмоки!
 

Одиссей

(потрясая снятыми кандалами)

 
Желающие могут осмотреть вещдоки!
 

Терсит подходит и действительно осматривает оковы, не обращая внимания на витийствующего Одиссея.

 
Что – любо вам это, ахейцы?
 

Аяксы

 
Не любо! Не любо!
 

Одиссей

 
Отдадим ли на поругание братский народ?
 

Аяксы

 
Нет! Никогда!
 

Терсит

 
Да что же так грубо
Так халтурно ты врешь? Глядите-ка вот
 
 
Гефеста фирменный знак! Наручники наши,
Родные, отечественные!
 

Воины хохочут, орут, свистят.

Одиссей

(растерявшись)

 
Ну и что с того?
Минуточку, граждане! Тише! Все это не важно!
 

Терсит

 
И впрямь не важно. Важно другое —
Когда вы оставите нас в покое?
С мессианской заткнетесь своей хренотой!
И когда наконец вы поймете, что
 

(Впадая в пафос и становясь немного похож на своего оппонента.)

 
Человек имеет право, неотъемлемое право!
Право священное жить-поживать,
Добра наживать и забить на державу!
И не быть убиту и не убивать
Никого – ни ближнего, ни инородца!
И ни с кем не бодаться! Ни за что не бороться!
 

Войско шумно выражает одобрение.

Одиссей

(выходя на авансцену и обращаясь к залу)

 
Вы что же думаете, я не знаю
Того, о чем сей дурачок вопит?
 
 
Что я не понимаю, что во всем,
Чем он смутил умы беспутной черни,
Зерно рациональное вполне
Имеется?
Но чтоб взрастить его,
Друзья мои, поверьте, нам потребны
Не потрясения основ народной жизни,
Не нигилизм и космополитизм,
А мудрость, и терпение, и опыт!
 
 
С плеча вопросов не решить таких!
Да если вы хотите знать, быть может,
Я сам в душе завзятый пацифист
И либеральных ценностей поборник!
Но ведь нельзя же так, нахрапом! Ну ей-богу!
 
 
Вы посмотрите на народец этот!
Вон полюбуйтесь на электорат!
Скоты скотами! О какой свободе,
Каких правах тут можно говорить?!
Наш царь дебил, конечно же. Кто спорит?
Но есть ли, спрашиваю я, ему
Альтернатива? Буйство диких толп,
Утрата суверинитета, мрак и хаос —
Вот неизбежный результат мечтаний
Беспочвенных!.. К вопросу о войне
И мире перейдем. Война есть зло.
Но наименьшее, поверьте мне! Враги
Нужны народу, чтобы грызть друг друга
Не бросились сограждане!.. Тем паче,
Что стратегические интересы
Никто пока не отменял… Короче,
Мне жаль Терсита, но во имя высших
Соображений следует его
На время изолировать… Он сам
Потом спасибо скажет… И в конце
Концов – кто за язык его тянул?..
Политик, тоже мне!.. Пеняй же на себя,
Придурок!..
 

(Поворачиваясь к толпе.)

 
Что ж,
Я не хотел об этом говорить,
Ведь следствие не кончено… Но дальше
Я не могу молчать. Ведь промедленье
Подобно смерти, граждане!
 

(Аяксам.)

 
Введите
Подследственного!
 

Вводят Арестованного.

 
Этот арестант —
Задержанный с поличным диверсант,
Признавшийся в попытке покушенья —
По счастью неудачной – на царя!
А также в подготовке преступленья
Столь тяжкого, что честно говоря
Ни я, ни офицеры контрразведки
Не знаем прецедентов. Этот гад
В солдатские котлы цикуты яд
Влить должен был!!!
 

Вопль ужаса и возмущения.

 
Но он марионеткой
Всего лишь был. А кто же кукловод?
Заказчик массовых убийств? О кто же тот,
Кто наш народ так люто ненавидит?
Замыслил кто безбожный геноцид?
Кто изверг этот? Кто же эта гнида?
 

Хор воинов

 
Кто? Говори, коль знаешь!
 

Одиссей

 
Се Терсит!
 

Зловещая тишина.

 
Улики уничтожены умело!
Но очной ставкой мы закроем дело!
 

(Арестованному.)

 
Не он ли…
 

Арестованный

 
Он!
 

Одиссей

 
Да погоди! Не он ли
Тебе вручил с цикутою фиал?
 

Арестованный

 
Он, гражданин начальник!
 

Одиссей

 
Не ему ль ты передал
Шифровку Гектора?
 

Арестованный

 
Ему! Ему!
 

Терсит

 
Да полно
Врать!
 

Одиссей

 
Цыц, подозреваемый!.. Скажи,
А был ли в той шифровке номер счета
В троянском банке?
 

Арестованный

 
Был!
 

Одиссей

 
И платежи
Осуществлялись регулярно?
 

Арестованный

 
Да!
 

Одиссей

 
Ну что тут
Еще добавить? Резидент изобличен!
И нам, друзья, уже не страшен он!
 

Арестованный

 
Начальник ну а как же?..
 

Одиссей

 
Уведите
Подследственного!
 

Арестованного уволакивают за кулисы.

 
Рядовой Терсит!
Сопротивленье бесполезно!
 

Терсит

 
Да иди ты!
Ребята! Что же вы? Ну врет ведь, паразит!
Подстава ж явная!
 

Воины мрачно молчат, отворачиваются.

Постепенно вокруг Терсита образуется пустота.

Одиссей

 
Аяксы! Взять под стражу
Агента иностранного!
 

Терсита снова хомутают.

 
Ну вот
И все дела. Отбой… Ну чо, народ,
Безмолвствуешь? Ну-ну. А что ж тут скажешь?
 

Терсит

(пользуясь оперными условностями, уже перед самыми кулисами останавливается вместе с конвоем и поет)

 
Ну вот и конец. Мне осталось
Финальную арию спеть.
Надежды на милость и жалость
В такой ситуации нет.
 
 
Предателю Родины милой
Собаке собачая смерть!
Войскам и работникам тыла
Покажут наглядный пример!
 
 
А может, она начинается
С меня, а не с этих блатных?
А ими как раз и кончается
В мученьях в болезнях дурных!
 
 
В падучей, в припадках истерики,
В бреду и пороках сердец!
(Спасибо, что нет еще телика,
А то был бы полный крантец!)
 
 
И я, с поля боя бежавший,
Спасающий шкуру свою,
De jure Отчизну предавший,
De facto Отчизну люблю!
 
 
Но странной какой-то любовью…
 

(Припоминает и потом воодушевленно цитирует Лермонтова.)

 
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
 
 
Но я люблю – за что, не знаю сам…
За что, не знаю сам…
 

(Внезапно выхватывает меч из ножен у одного из потерявших бдительность Аяксов, в два прыжка оказывается у колесницы, вскакивает на нее, хватает очумевшего от всего происходящего Агамемнона и приставляет клинок к его горлу. Все, включая автора, изумлены.)

 
Стоять, бояться!
Поздняк метаться!
 
 
Без глупостей, не то пахану не жить!
И вам без атамана придется тужить!
 
 
Клянусь, я прирежу этого кабана!
 

(Трясет Агамемнона.)

 
Вели, чтоб стояла смирно твоя шпана!
 

Агамемнон

 
Смирно!
 

Большинство вытягивается по стойке смирно.

Терсит

 
Красавцы… А теперь послушайте, мужики.
И, пожалуйста, ну хоть на время включите мозги!
 
 
Ну ладно, допустим, что не врет на сей раз Одиссей.
Предположим, что я и впрямь
вот такой вот шпион и злодей!
 
 
Хорошо. Положим, все именно так. Но я одного не пойму —
Почему из-за этого вы возвращаетесь в строй? Почему
 
 
Вы готовы вновь верой-правдой в окопах гнить,
Вшей кормить, грызть сухой паек,
и ахейскую кровушку лить?
 
 
Я уж молчу про троянскую!.. Да с какого же перепуга
Вы по новой запродали души врунам и бандюгам?
 

В толпе брожение.

 
Ну придите в себя! Ну идите домой!
Ну подумайте, черти, своей головой!
 

Воины снова начинают галдеть. Всеобщая сумятица.

Только Аяксы продолжают стоять по стойке смирно.

Терсит

(бросив Агамемнона, орет)

 
Ставь ветрила скорей!
Подымай якоря!
 
 
Копья в землю! Харе!
По домам, дембеля!
 

Солдаты ликуют, как ни в чем не бывало.

Одиссей

(взобравшись на колесницу)

 
Да не слушайте этого демагога!
Пока не поздно – кончайте бузить!
Ну вернитесь же в строй! Ну побойтесь же Бога!
Ну хоть что-то святое должно же быть?!
 
 
Да какие-такие права человеков?!
Чтобы каждая баба и всякий лох
Качали права?! Да бог с вами, греки!!
Да вы что, позабыли, что с нами Бог?!
 

Ужасный раскат духовых и ударных. Из-под сцены вздымается Deus ex machina. Он огромен. (Те, кто запамятовали, что это за божество, пусть посмотрят в Википедии.)

Воины в ужасе отступают. Некоторые падают на колени.

Одиссей

 
Трепещите, неверные! Видите, Он
С нами!!! Покайтесь!!! Он разозлен!!!
 

Воины трепещут!

Терсит

 
Послушайте, братцы!
 

Одиссей

 
Да ты святотатец?!
А ну молчать,
Пока зубы торчат!
 

Бьет Терсита, тот падает. Пытается подняться, но Аяксы пинками возвращают его в лежачее положение.

Одиссей

 
С нами Deus из машины!
Мы едины! Мы едины!
Словно деды и отцы,
Богоносцы-удальцы!
 
 
Шире шаг и выше знамя!
Взвейтесь, соколы, орлами!
Марш вперед, святой народ!
Drang nach Троя! С нами Gott!
 

(Скандирует, воины подхватывают.)

 
Гре-ци-я!
Гре —
ци —
я!
 

Одиссей

 
Бог же с нами! Черт же с ними!
С остальными! С не такими!
 
 
Смерть безбожным! Марш вперед,
Богоизбранный народ!
 

Хор воинов

 
На бой кровавый,
Святой и правый
Марш, марш вперед,
Древнегреческий народ!
 
 
Одиссей
Возникай, содружество
Ворона с бойцом!
Укрепляйся, мужество,
Сталью и свинцом!
 

Агамемнон

(вполне оправившись)

 
Нет Бога кроме Бога ex machinа!
Нет строя круче священной монархии!
Нам сам Бог даровал строевой Устав!
Стройся в шеренги, личный состав!
 

Строятся. Бряцают оружием. Уходят. За сценой, судя по музыке, снова разгорается битва.

Терсит

(приподымаясь)

 
Боже! Ты, что же, действительно с ними?
 

Deus ex machina

 
А куда ж вы денетесь? С вами, дружок!
И с тобою, дурилка, и с остальными.
 

Терсит

 
Да какой же ты после этого Бог?!
 

Deus ex machina

 
Какой-какой! Да обыкновенный!
Всемогущий, как видишь, и Владыка всего.
Врать не буду – я не Создатель вселенной
Но зато полноправный Князь мира сего!
 
 
Так что не рыпайся, человечек,
И не умничай – это тебе ни к чему.
Поклонись Воеводе аггелов вечных,
Будет проще и лучше тебе самому!
 

Терсит

 
Так, значит?
 

Deus ex machina

 
Так и никак иначе!
Покорись, о смертный, мне и судьбе!
 

Терсит

(вытирая кровавые сопли)

 
Ну если так, о Боже мой, значит…
Никакой ты не Боже!!!
 

(Грозит своей жалкой ручонкой.)

 
Ужо тебе!
 

Действие второе
Победа над Фебом[1]1
  Читатель просвещенный и прогрессивный (интеллектуалец, как сказали бы сербы), конечно же, поймет сам, а читателю нормальному я охотно объясню, что название этого действа отсылает к прославленной, но мало кому известной опере «Победа над солнцем», в создании которой принимали участие культовые герои русского авангарда – Алексей Крученых,
  Казимир Малевич и Михаил Матюшин.


[Закрыть]
Одноактный балет

Действующие лица

Феб Аполлон, не такой женственный, как Бельведерский, более классический, может, даже архаический.

На голове златой лавровый венец, в руках тяжелая лира. Практически голый, но это не кажется непристойным из-за его беломраморности и бесстрастности.

9 Муз, такие же скульптурные и величавые, как и их предводитель, но целомудренно облаченные в тоги.

3 Грации, в белых пачках, как лебеди Чайковского, очень игривые и жизнерадостные.

Барышня, воплощение юности, свежести, невинности, радости и т. д. и т. п. Смесь боттичеллиевой Примаверы и дейнековских физкультурниц.

Хулиган, в черной артистической блузе и длиннейшем красном шарфе, развевающемся на ветру, как знамя большевика на картине Кустодиева. Почитает себя Демоном и Прометеем, а на самом деле просто необыкновенно одаренный, но дурно воспитанный и крайне запущенный подросток.

9 Матросов, поначалу бравые и подтянутые, потом распоясавшиеся, как анархисты из «Оптимистической трагедии», а к концу уже окончательные бандюганы и менты.

3 Чиновника, то ли из Министерства культуры, то ли из МВД. А может, вообще из Святейшего Правительствующего Синода. Противные.

Недотыкомка, бес не такой уж и мелкий, скорее из тех, что мучили И. Карамазова и А. Леверкюна.

Публика, герои Чехова, Зощенко, может даже Пригова. В общем люди как люди – отчасти трогательные, отчасти смешные, но иногда по-настоящему кошмарные.

На сцене справа – полукруг амфитеатра, слева – подмостки, оформленные по строгим правилам ионического ордера. И ряды сидений, и подиум развернуты на 45 градусов к зрительному залу. Так что все происходящее в обеих частях сцены прекрасно видно.

Под звуки упоительно красивой и многообещающей увертюры публика заполняет амфитеатр. Чиновники занимают почетные места в первом ряду. Матросы выстраиваются в не менее почетном карауле. Недотыкомка, как всегда, вьется, суетится, никак не найдет себе места. Наконец и он угомонился. Все замирают в благоговейном ожидании, и вот – на подмостки торжественно выходит Аполлон со своей свитой.

Музы заводят хоровод – в точности такой, как когда-то на каменных отрогах Пиэрии. Глядя на их исполненные древнего благородства движения, трудно усомниться в том, что служенье муз не терпит суеты, и прекрасное, конечно же, должно быть величаво.

Эта эстетическая концепция нисколько не отрицается, а скорее дополняется и уточняется веселым и действительно грациозным па-де-труа Граций.

Публика заворожена. Даже Чиновники кажутся искренне увлеченными и слегка помавают головами в такт музыки. Только Хулиган из последних сил выказывает презрение к этому классическому отстою, но слишком понятно, что его критические оценки обусловлены не столько иной художественной концепцией, сколько тем, что его мучительно берут завидки и ему до слез обидно, что Барышня смотрит не на него, а на Феба, да к тому же и Недотыкомка вьется вокруг него и советует лукаво.

Начинается сольная пляска Аполлона. Его хореографическое мастерство столь великолепно, что производит впечатление одновременно и некоего высокого священнодействия, и самой естественной непосредственности и легкости.

Барышня, давно уже зачарованная и отдавшаяся музыке, выпархивает из публики и присоединяется к сакральному танцу.

Вдвоем у них получается еще лучше.

Недотыкомка, которому чистая Красота ненавистна и невыносима почти также, как Истина и Добро, вынужден вмешаться.

Он кружит вокруг вдохновенной пары, отвратительно пародируя телодвижения Барышни и Мусагета (дьявол ведь обязьяна не только Бога, но и всего настоящего и первосортного).

Поначалу танцующие не обращают никакого внимания на злобные выходки беса, но, к несчастью, в скором времени не замечать пагубных изменений становится невозможно.

Подначиваемые и зазываемые Недотыкомкой, в пляс пускаются и все прочие персонажи. За исключением исходящего бессильной злобой Хулигана.

Матросы приглашают на танец Муз. Вроде бы и музыка та же, и все движения выполняются служивыми точь-в-точь как положено, но чего-то в этом хороводе уже недостает, смотреть становится скучно, да и плясать, кажется, тоже.

Грации, к которым присоединились Чиновники, уже не похожи на маленьких лебедей, невесомый и невинный эротизм обернулся тяжкой и взрослой похабностью.

Но самые печальные и необратимые изменения претерпел иератический танец Феба и Барышни. В нем теперь принимает участие вся Публика. Светозарный Кифаред и его партнерша скованы и заслонены толпою робких учениц и неуклюжих учеников.

Да и сами классические божества вдруг оказываются (или кажутся) какими-то бэушными, подержанными, уцененными, совсем не мраморными, а гипсовыми или даже фаянсовыми.

Недотыкомка празднует свою промежуточную победу, но не намерен останавливаться на достигнутом.

Хулиган, оставшийся в гордом, но отчасти унизительном одиночестве, все это время растерян и недвижим. Но пламя бунта, бушующее в его несовершеннолетней душе, уже прорывается зловещими языками и корежит привычную музыкальную гармонию.

Недотыкомка понимает, что настало время переходить к следующему акту хореографической трагедии. Оставив толпу, занятую рутинным исполнением заученных па, дух отрицанья, дух сомненья начинает дразнить и подзуживать Хулигана. Юный мятежник вскоре доведен до полного умоисступления и беззаветности и начинает свой роковой пляс, пока еще в стороне от доминирующих эстетических тенденций, так сказать маргинально, но необыкновенно выразительно и агрессивно.

Среди народных масс кордебалета также не все благополучно.

Публике надоело до чертиков убогое однообразие классицисткого танцпола, а Матросы начинают уже откровенно беситься.

Только бестолковые и самодовольные Чиновники, как обычно, ни черта не чуют, упиваются благочинием, благолепием и благонадежностью исполняемых танцев и готовятся представить к правительственным наградам наиболее ловких и бойких плясунов, а на нерадивых наложить взыскание.

В общем, для революционных преобразований не хватает только настоящих буйных.

Так что нападение Хулигана на толпу, предающуюся художественной самодеятельности, представляется исторически неизбежным и справедливым возмездием всем тем, кто скучали и не жили и мяли белые цветы.

Поначалу, правда, его встречают в штыки и несколько раз сбрасывают с подмостков. Но Недотыкомка услужливо помогает ему подняться и продолжить натиск на омертвелые догматы и каноны.

Этот бунт никак нельзя назвать бессмысленным, но беспощадность его столь велика, что вызывает оторопь у Публики, панический страх и ненависть у Чиновников, и желание присоединиться и вволю поозоровать у все большего числа Матросов.

Тягомотный историко-культурный процесс взрывается пугающими и зачастую действительно страшными новаторскими эксцессами.

Публика в ужасе разбегается кто куда, большинство за кулисы. Чиновники забиваются под сиденья амфитеатра. На подиуме две контрастные группы – совершенно белые (кажется, что от страха) античные изваяния и черная масса матросских бушлатов во главе с осатанелым Хулиганом, алый шарф которого бьется на ветру, как флаг на эйзенштейновском «Потемкине» или красный клин Эль Лисицкого. Хотя последний, конечно, не вьется, а просто режет белых.

Перед решительной атакой повстанцы выстраиваются в каре, так что, если взглянуть сверху, они являют собой пресловутый черный квадрат.

Леденящая душу музыкальная пауза взрывается оглушительным ревом духовых и ударных.

Мятежники и бузотеры бросаются на штурм хрупкой цитадели архаистов.

Трах-тарарах!

Белые разбиты на куски и повержены.

Только Аполлон, хотя и сильно пострадавший от вандализма, остается на ногах, а за ним перепуганная, но пока что сохраняющая верность Барышня.

Начинается роковой поединок божественного Кифареда и вдохновенного Хулигана. В ходе драки они иногда почти сливаются, и у зрителя возникает иллюзия, что гибельные противоречия сняты и наконец-то достигнут долгожданный синтез.

Но не тут-то было.

Недотыкомка вовремя вмешивается, набрасываясь на Аполлона сзади. Бой становится неравным и нечестным. Через несколько секунд Феб повержен, развенчан и положен на обе лопатки.

Недотыкомка водружает златой лавровый венок на всклокоченную голову Хулигана.

Самым удивительным во всем этом мне представляется поведение Барышни. На поверхностный взгляд оно являет собой пример самого возмутительного и корыстного предательства. Оставить в беде поверженного Кумира и переметнуться к Победителю – согласитесь, это совсем не то, чего мы вправе были бы ожидать от олицетворения Красоты и Невинности. Но все, ей-богу, не так просто и постыдно. Не стоит забывать о том, что сердцу не прикажешь. А бедное сердечко Барышни захлестнули и покорили неистовый энтузиазм и безудержная энергия Хулигана.

И вот она уже присоединяется, отбросив всякий стыд, к упоительным дионисийским экстазам. Если она и корыстна, то только в некоем высшем, метафизическом смысле. Не будем судить ее строго, ведь и гораздо более крепкие и мудрые, как свидетельствует история, не находили в себе силы противиться подобным соблазнам, и сожгли все, чему поклонялись, и поклонились всему, что сжигали.

Триумф и апофеоз Хулигана лишает его последних остатков здравого смысла. Руководствуясь лживым, подсказанным Недотыкомкой лозунгом «Страсть к разрушению есть вместе и творческая страсть», он начинает все крушить направо и налево. Разудалые и расхристанные матросы охотно присоединяются к очистительной буре.

А чо? Ломать не строить!

Ионические декорации рушатся под ликующие, но жуткие звуки оркестра, античные персонажи подвергаются дальнейшему глумлению и надругательствам.

В общем —

 
Довольно жить законом,
Данным Адаму и Еве!
Авеля братца заколем!
Левой! Левой! Левой!
 

Однако вдохновитель и организатор этих титанических преобразований потихоньку отстраняется.

Недотыкомка решает, что настала пора обуздать бушующую стихию и перейти к следующему этапу большого пути.

Потому что бунт и бесчинство, конечно, чертовски хороши и целесообразны, но архиважно вовремя их приструнить. Ибо хотя Сатана и готов всегда и всемерно раздувать как мировой, так и любой локальный пожар – на горе силам правопорядка, да и сам как-никак является первым и образцово-показательным революционером, но восстает он, разумеется, не за нашу и вашу свободу, он для себя лишь хочет воли, ну а людишкам и прочей твари потихоньку готовит беспросветное и бесконечное рабство.

Да и братишки-матросики притомились, не все ж биться с лютыми врагами, надо и культурно отдохнуть.

Например, с Барышней. Тем паче она теперь совсем не кисейная и не тургеневская – скорее какая-то свихнувшаяся полу-вакханка, полу-валькирия.

Кавалеры в лихо заломленных бескозырках ухаживают без лишних сантиментов и околичностей, отбросив все и всяческие буржуазные условности. Хулиган оказывается не готов к таким радикальным новациям и, когда Барышню уже волокут за кулисы, обращает свойственную ему святую злобу на своих одичавших соратников.