Текст книги "Закон бутерброда"

Вопрос в том, каким образом эта мерзкая скотина Кристоф Гонне – при мысли о том, что он все видел, ее передернуло, – в общем, как оно у него оказалось. Что это за сайт и как туда попала ее жопа.

Логичные практические вопросы, позволяющие не сразу осознать ту абсолютную катастрофу, какой был этот ролик в открытом доступе.

Она снова открыла комп и написала Кристофу ответ; спросила, могут ли они поговорить в каком-нибудь приватном чате. У нее не было ни малейшего желания с ним объясняться в чате Gmail. Google она считала всеведущим магом, шпионившим за каждым ее сообщением. Несколько движений – и они соорудили себе место для беседы.

*Кристоф подключился к каналу #miseaupoint

< Кристоф > Работает?

< Марианна > Да

< Кристоф > Ок…

< Марианна > Может, объяснишь, что это за хня?

< Кристоф > Ну… это чат IRC, который

< Марианна > Кретин! Я про ролик. Может, объяснишь, какого хрена ты мне шлешь подобное видео?!!

< Кристоф > Э, по-моему, мы друг друга не поняли. Я тут ни при чем. Случайно попалось. Вообще-то скорее я хотел тебе задать пару вопросов…

< Марианна > А, ну да. Конечно. Случайно попалось, и ты меня случайно узнал.

< Кристоф > Именно так.

< Марианна > Ты меня совсем за дуру держишь? А мне вот кажется, что ты взломал мой комп, добыл видео и выложил его в интернет. БОЛЬНОЙ НА ВСЮ ГОЛОВУ.

< Кристоф > Чего?! Да ты спятила! Ничего подобного! Зачем мне это делать? Мы даже не знакомы.

< Марианна > Я веду блог, уж кто-кто, а я знаю, у скольких БОЛЬНЫХ НА ВСЮ ГОЛОВУ, вроде тебя, фиксация на девушках. Я звоню в полицию, ты попал.

< Кристоф > Ох… Остынь

< Марианна > Ок. Ты убираешь видео с сайта и стираешь его вообще. Даю 15 минут. Если через 15 мин. оно еще будет на сайте, звоню в полицию.

< Кристоф > Но я не могу его убрать, не я его вешал.

< Марианна > 14 мин. 45 сек.

< Кристоф > НИЧЕГО не могу поделать.

< Марианна > тиктактиктактиктак

< Кристоф > хочешь, могу послать мейл админам сайта, чтобы тебе помочь.

< Кристоф > ау? Ты тут?

< Марианна > “ваш собеседник в данный момент беседует с полицией”

< Кристоф > Ок, если это я, зачем мне писать тебе на мыло?

< Марианна > это главный принцип харрасмента. Жертва должна знать, что ее домогаются.

< Кристоф > но зачем под своим именем? Я мог назваться кем угодно.

< Марианна > чтобы внушить мне доверие.

< Кристоф > тебя в детстве от паранойи не лечили, нет? Можешь звонить в полицию, если тебе так нравится. Но помочь я тебе почти ничем не могу. В крайнем случае могу запросить у админов IP-адрес, с которого выложено видео, и попробовать его вычислить.

< Марианна > хочу, чтобы эта мерзость исчезла прямо сейчас.

< Кристоф > знаю. Понимаю. Но не вижу, что можно сделать. Погоди… наверно, знаю одного чела, который мог бы помочь. Или хотя бы срочно что-то подсказать. Он довольно хорошо шарит в компах. Спросить его?

< Марианна > = послать ему ссылку и пусть он смотрит ролик. НЕТ.

< Кристоф > других способов нет.

Пауза на несколько минут: Марианна перечитывает разговор. Стоит ли доверять этому парню, свалившемуся невесть откуда? Vox она знала и в самом деле не вполне понимала, с чего бы его главный редактор вдруг решил ей нагадить. Она схватила одеяло и накинула на плечи. Ее видео висит в сети, в голове не укладывается.

< Марианна > мне плакать хочется. И тошнит. Ты даже не представляешь, как на меня подействовало.

< Кристоф > это наверно ужасно

< Марианна > твой дружбан, он кто?

< Кристоф > он не дружбан. Мы знакомы по интернету, он для меня пишет на технические темы. Программист, по-моему. Ни разу с ним не встречался, но у него талант, точно. Если хочешь, посмотрю, в сети ли он, и позову в наш чат. Сама решишь, доверять ему или нет.

< Марианна > не знаю

< Кристоф > слушай, если ничего не делать, его и другие посмотрят…

< Марианна > знаю. Представляю, как они все сидят дома, смотрят на меня и… буээ…

“Заколебали, блин, как же они меня заколебали… хоть об стену убейся, как заколебали… и как подумаешь, что однажды умрешь, тоска берет, а мне уже девятнадцать, и я трачу время на всю эту херню. Лучше прямо сейчас удавиться поливальным шлангом”.

– Поль, если тебе с нами скучно, так и скажи…

Поль посмотрел на мать. Она мешала в глиняной миске салат из макарон. Они сидели за столом в саду, под зонтиком, который отец полчаса наклонял под таким углом, чтобы идеально защитить их от последних бледных лучей солнца, притом что час назад все они пошли и надели по второму пуловеру.

– Угу… ну да, вот именно…

– Поль!

– Ок… Проехали. Я веселюсь, как укурок, я переживаю один из самых ярких моментов в жизни. Нет, я правда сроду так не веселился, как сейчас, с вашими беседами об арабо-израильском конфликте под макароны.

– Поль! Ты грубишь.

– Нет, мама. У меня депрессия. Совсем другое дело.

При слове “депрессия” отец поднял голову от тарелки, словно услышал зов. Он был психиатром и считал определенный набор лексики как бы синонимом собственного имени. В его голове “Эй, Ален Гедж, привет!” легко заменялось на “у него/нее склонность к депрессии”, “у него/нее абулия”, “он/она не справляется с эдиповым комплексом”. Полю казалось, что все это действует как кодовые слова, активирующие убийц, разве что у отца они активировали “архиважный” тон.

– Депрессия – не вполне точный термин, но у тебя действительно присутствует склонность изолироваться от мира, от принципа реальности, создавать себе виртуальный, всецело фантазматический мир.

Мать кивнула и добавила, накладывая ему в тарелку салат:

– Отец хочет сказать, что ты целыми днями ничем не занят. К тому же ты из-за этого такой бледный и тощий, что просто страшно. Чем дальше, тем больше похож на тень.

Поль попытался отодвинуть тарелку, но мать положила ему еще салата.

– Нет, я занят.

– Нет, – отрезала мать, направляя в салатницу струйку оливкового масла. – Сидеть перед компьютером не значит заниматься. Посмотри на свою позу. Ты пассивно сидишь у экрана.

– По-моему, ты путаешь компьютер с телевизором. Информатика – это совсем не то.

Отец Поля, склонившись над тарелкой, насмешливо помахал вилкой.

– А по-моему, сын, главное – чтобы ты понял, от чего пытаешься убежать.

Поль молча посмотрел на него, потом криво усмехнулся:

– Ты правда хочешь, чтобы я сказал?

Деревянная лопатка, которую держала мать, внезапно опустилась ему на руку. Он вскрикнул – от неожиданности и от боли одновременно.

– Поль! Второй раз! Прекрати грубить!

– Блин, мама, ты совсем больная! Крыша съехала! А потом удивляешься, что я хочу от вас сбежать?! Да мне от вас блевать хочется, я вас не переношу, меня все у вас бесит!

Мать снова занесла лопатку, но отец жестом остановил ее и благодушно улыбнулся:

– Прекрасно, Поль. Тебе надо взглянуть в лицо собственному гневу. Дорогая, ты не передашь мне розового?

– Конечно. Не знаю, правда, хорошо ли охладилось, такое впечатление, что холодильник неважно работает. Надо бы вызвать мастера.

Поль оторопело смотрел на них. Он с силой сжал нож; ему стоило огромного усилия не встать, не обойти стол и не зарезать их обоих по очереди. Главное, не промазать, а то с отца станется прохрипеть, булькая хлынувшей из горла кровью: “Прекрасно, Поль, чтобы двигаться вперед, надо убить отца”. Блин, ну зачем он опять согласился ехать с ними на каникулы? В какой момент мозг убедил его в том, что лучше на месяц заточить себя в их ла-рошельской халупе, чем весь август сидеть одному в Париже? Полю девятнадцать, из них добрых десять лет его от них тошнит, так зачем? В сотый раз за эту первую неделю каникул он перебирал в голове причины, заставившие его терпеть эти крестные муки.

У него не было ни гроша.

И эти гниды держали его за бабловые яйца – если, конечно, у бабла есть яйца. Потому что эти уроды не давали ему денег снять квартиру (хотя средств у них было выше крыши), и он жил с ними. И потому, что они, отправляясь в августе, как всегда, в свой гребаный дом в Ла-Рошели, сказали Полю: “Дорогой, поступай как знаешь, ты не обязан с нами ехать. Можешь остаться дома. Но нам хочется немного помочь тебе стать самостоятельным. Поэтому, если ты остаешься, оплати сам счета за электричество, газ и телевидение”. Ну не мегаизвращенцы, а?

Мать положила ему еще изрядную ложку макарон поверх едва початой горы предыдущих, и Поль взглянул на нее так, словно она решила плясать голой посреди улицы. Они ненормальные, другого объяснения он не видел. Отец протянул ему “Монд”.

– Тебе нужно проявлять побольше интереса, знаешь ли, – сказал он, не уточняя, что имеется в виду – бумажная пресса или состояние мира.

– Вот-вот, Поль, папа прав. В Ливане уже месяц война, а тебе, можно сказать, все равно!

– Можно сказать, да, – подтвердил Поль.

– Я понимаю, в молодости не хочется слушать про войну, даже если она уже почти на пороге. Но ты должен прочесть открытое письмо Бернара-Анри Леви к правительствам, очень яркий текст. И потом, в настоящем есть не только негатив. Вот, например, – и отец потыкал пальцем в статью, оставив на ней жирное пятно, – министр экономики заявляет, что в этом году будет создано двести тысяч новых рабочих мест. Потрясающе, правда?

Поль промолчал. Он прекрасно знал, к чему клонит отец, заводя эту вполне невинную на вид беседу об экономической конъюнктуре.

Мать тут же подхватила:

– Может, по такому случаю начать искать работу?

Ну вот, подумал Поль и начал есть.

Отец забрал газету и стал читать вслух:

– “Все показатели положительные, уточнил министр, заявив в пятницу, что экономический рост во втором квартале составил от 1,1 до 1,2 %, что значительно выше ожидаемых 0,7 %. Рост позволит увеличить занятость, что, в свою очередь, поддержит потребление; экспорт достиг рекордных значений, предприятия могут и далее расширять свою деятельность”.

– Красота! – воскликнул Поль. – Горю желанием сию минуту бежать в бюро по трудоустройству. Ах ты, черт, нет! – добавил он, хлопнув себя по лбу. – Не могу, вы явно забыли, так я напомню, просто так, к слову, я вообще-то студент.

– Да, – хмуро согласился отец. – Но ведь… Ты изучаешь кино в Жюссьё, курс не то чтобы самый… – Он поискал было прилагательное, точнее всего описывающее то, чем он считал это безделье – фильмы смотреть, но не нашел и умолк.

– Ок, – отрезал Поль. – Не беспокойтесь, в начале учебного года я рассчитываю найти работу и продолжить учебу. Больше не буду вам стоить ни сантима.

– Да? – недоверчиво переспросила мать. Она гоняла вилкой по тарелке четыре несчастных салатных листика, которые положила себе. Поль в очередной раз подумал, что проблемы с едой как раз у нее.

– Поль, так вопрос не стоит, – резко заметил отец. – Нам плевать, сколько мы на тебя тратим. Но меня волнуют твои трудности, ты не можешь найти равновесие, отыскать собственный путь в жизни. Такое впечатление, что твое поколение погрязло в апатии, в отказе от принципа реальности.

– И потом, если ты хочешь когда-нибудь получать достойную пенсию, надо зарабатывать стаж, – подытожила мать.

– Спасибо за заботу, шикарно. Но когда я буду в твоем возрасте, пенсии вообще отменят. А пока позволь спросить: тебя волнует моя пенсия или то, что я не хочу работать, чтобы оплачивать вашу? – Он говорил и легонько постукивал вилкой о край стакана, зная, что эти повторяющиеся звуки бесят мать.

– Поль, прекрати!

Он пожал плечами и встал из-за стола.

– Пойду поучусь немножко, – беспечно бросил он, направляясь к дому.

Оказавшись внутри, вдали от их взглядов, он закатил глаза к потолку, раскинул руки и испустил хриплое “а-а-а-а”, за которым последовало “заколебали, сдохнуть можно на хрен”. В гостиной, освещенной слабым закатным солнцем, было тихо. Прихотливо расставленная нормандская мебель напоминала ему о детстве. Несколько секунд он чувствовал себя в гармонии с окружающим миром. Потом услышал, как родители смеются, наверняка над ним, и снова забормотал “нет, это невозможно, что за говнюки, не могут люди быть такими говнюками”; пошел и заперся в своей комнате. Дабы четко обозначить, что это неприкосновенная территория, его личное логово, Поль вывернул чемодан прямо на пол, устроив ковер из своих шмоток. На полке над письменным столом еще стояло несколько “лего” ограниченной серии, он методично выстраивал их в ряд и пересчитывал. В этой комнате, в этом доме он торчал в детстве. Его единственным окном в реальный мир был компьютер, который он в данную минуту включал. Ему хотелось поболтать с ХО, одной из suicide girls[5]5
  Молодые женщины с татуировкой, позирующие обнаженными на сайте suicidegirls.com.


[Закрыть], которая ему очень нравилась, но ее не было в сети. Он прошелся по всем форумам, где был зарегистрирован, – никого. Не вечер, а какое-то хреново проклятие.

К счастью, оставалось его ежедневное маленькое развлечение.

Поль был любителем “лулзов”, темной стороны “лола”. Слово lol в интернете означало форму милого мягкого юмора. Видео котенка, который неуклюже гоняется за собственной тенью, – это “лол”. В варианте lulz на пути этого котенка была бы незаметно натянута леска.

Но Поль занимался хитрым “лулзом”. Ему нравилось нападать, приноравливаясь к жертве – как охотник выбирает ружье в зависимости от дичи. Последний месяц он держал на мушке Алена Минка[6]6
  Ален Минк (р. 1949) – французский экономист и публицист.


[Закрыть], про которого не знал ничего, кроме того, что морда у него просит кирпича, а его папаша полагает, что у него “блестящий интеллект”. Атаковать Алена Минка фразами типа “вали к ебеням” было бессмысленно – отклика никакого, к тому же его коммент цензурируют. Поэтому он разработал куда более изящную стратегию: заваливал мыслителя преувеличенными славословиями, в которых сквозил жесточайший стеб. Последние два месяца Поль, под разными именами, немедленно комментировал каждый пост или статью Алена Минка или об Алене Минке. То он был голландцем по имени Норберт и писал:

Ален Минк – целая лаборатория идей в одном лице. Мы в Нидерландах в связи с ним часто вспоминаем нашего знаменитого Спинозу. Порой даже думаешь, не читал ли Спиноза Минка.

В другой раз он писал от лица бретонской студентки:

Я пишу диплом об интеллектуальных новациях Алена Минка и разыскиваю запись передачи на канале 7/7 от 30/03/1989 г., в которой он принимал участие. Кто мне поможет? Суазик.

Или итальянца с неоднозначной ориентацией:

Ален Минк приводит меня в трепет. Он такой юморной, образованный, классный, просто улет. Боже, сколь прекрасна Франция, у которой есть Ален Минк! Джулио.

Результат превзошел все его ожидания: сам Ален Минк отвечал на его послания и утверждал, что “счастлив найти наконец понимание и поддержку”.

Но в тот вечер мишенью Поля стала другая жертва. Он отправился на сайт “Монд”, вошел под одним из своих бесчисленных ников и кликнул на “Открытое письмо мировым правительствам за прекращение войны” Бернара-Анри Леви. И написал под ним, в поле для комментария:

Леви – идеальный синтез Золя, Сартра и Альтюссера. Он блистает в философии, театре, кино и геополитике. Было бы справедливо, если бы ему наконец вручили Нобелевскую премию по литературе (или мира). Надеюсь, все читатели “Монд” проголосуют за это!

Отправляя комментарий, он хихикал себе под нос.

Потом прочитал мейл от Кристофа Гонне. Вот, между прочим, что он мог выдать родителям: он работает, пишет тексты для сайта. Но он знал, что они не воспримут это всерьез. Чушь какая, ведь в интернете он неплохо шарил. Он открыл письмо Кристофа, но ничего не понял, какую-то тарабарщину чувак несет: “деликатный вопрос”, “чувствительная”, “доверие”, “встретимся в чате”. Хрен поймешь, но ему настолько нечего делать, что и такому занятию радуешься. Следуя инструкциям Кристофа, он добавился в чат.

*Поль подключился к каналу #miseaupoint

< Поль > привет

Он немножко подождал. Блин, Кристоф, наверно, отошел.

< Марианна > добрый вечер

< Поль > и тебя туда же. Ты вообще кто?

< Марианна > упс… начало неважное… Ты всегда такой агрессивный?

< Поль > да, и отвали

< Марианна > ок, проехали

< Кристоф > ку-ку, прошу прощения, у меня тут сын буянил. Вы уже познакомились?

< Марианна > скажи, что это не он будет меня спасать…

< Кристоф > у него свои заморочки, но я тебе говорю, он очень сильный.

< Поль > э, привет, а ничего, что я тоже тут? И да, я очень сильный. У меня хрен огромный

< Марианна > …

< Кристоф > дай ему шанс.

< Поль > может, объясните, в чем дело?

< Кристоф > у присутствующей здесь Марианны проблема с одним сайтом, и нам нужна твоя помощь.

< Поль > Ок. Что надо? Чтобы я сайт положил?

< Марианна > например. А как это можно сделать?

< Поль > DDoS-атака, отказ от обслуживания. В общем, на сервер нужного сайта шлется тьма запросов, притом не совсем понятных, столько, что в какой-то момент он не справляется. Технические детали опускаю. Ну и это зависит от размеров сайта, но в итоге он на несколько часов становится недоступен. Ты этого хочешь?

< Кристоф > неплохо, а?

< Марианна > да… во всяком случае, на данную минуту. Это срочно. У ролика уже больше 540 просмотров, видел?

< Кристоф > ладно, тогда я ему объясню?

< Марианна > валяй. Только пусть обещает, что не будет смотреть видео.

Спустя полчаса, изучив сайт Youporn.com, который поверг его в такой же транс, как Алису – Страна чудес, Поль вернулся с планом атаки. С Марианной он разговаривал уже совсем другим тоном, по одной довольно банальной причине: в ролике она показалась ему суперкрасоткой. А Поль любил красивых людей. Отец наверняка бы добавил, что по той же причине он не любит самого себя. Он любил их почти идеальной любовью и жалел, что закон эволюции еще не искоренил в роде человеческом всех уродов вроде него.

< Поль > так, для начала я вырублю сайт из сети запросами, DDoS-атакой, как и говорил. Жаль, потому что сайт гениальный. Ну, ничего. Проблему нашу это не решит, но время выиграем. Я уже приступил. Это займет минимум несколько часов

< Кристоф > я пошлю мейл админам и запрошу IP-адрес, с которого выложено видео, можем потом его вычислить, надо найти, кто это сделал. Этот кто-то явно хочет подложить тебе свинью. Еще попытаюсь их убедить удалить ролик с сайта. Вплоть до угрозы судебного преследования.

< Марианна > даже не знаю, что сказать, кроме как спасибо… Спасибо

< Поль > не за что, все норм. Можно спросить одну вещь?

< Марианна > да

< Поль > а что у тебя за татушка на попе?

< Марианна > Надо же, а ведь на пару минут ты мне стал почти симпатичен…

< Поль > знаю, я понял. Но мне не надо, чтобы ты в меня влюблялась, а то будешь потом меня домогаться по интернету, а у меня и без тебя забот хватает

< Марианна > Кристоф, вот чем хорош твой друг, так тем, что ну прямо вообще не грузит…

Они продолжали болтать. Марианна – сидя за столом в своей однушке в недрах XIX округа, Кристоф – растянувшись на диван-кровати в двушке в Бельвиле, Поль – в своей комнате, в доме в Ла-Рошели, пока родители в гостиной играли в свой чертов скрэббл. Болтали, пока Кристоф не положил конец их ночным радениям.

< Кристоф > так, друзья дорогие, время позднее, может, спать пойдем, у меня завтра детеныш в восемь утра проснется.

< Марианна > тогда спокойной ночи.

< Поль > до завтра!

*Кристоф отключился от канала #miseaupoint

*Марианна отключилась от канала #miseaupoint

*Поль отключился от канала #miseaupoint

Глава вторая

#2

На следующее утро Марианна проснулась с мыслью, а существует ли она вообще. Вопрос этот вертелся у нее в голове, пока она глядела на потолок своей убогой однушки и на солнце, пробивавшееся пунктиром сквозь удручающе грязные пластиковые жалюзи. Лежа голышом под одеялом, она ощущала в желудке какой-то давящий ком. Маленькие такие тиски, которые время от времени сжимались – как в раз в те минуты, когда она вспоминала, что видео, наверно, все еще висит в сети.

В обычное время она с утра всегда чувствовала подъем. Вскакивала с постели, чтобы привести себя в порядок перед тем, как идти на факультет или в лицей, где она работала воспитательницей, или чтобы вскипятить чайник, или пописать, или схватиться за компьютер. Короче, что-то всегда толкало ее к жизни, отрывало от сонного бездействия. В это утро она впервые за долгое время не шевельнула ни рукой, ни ногой, лежала как пришибленная. Живот у нее регулярно поднимался и опускался, глаза моргали, но остальное тело застыло в неподвижности, замурованное в бетонной плите одеяла. Зачем вставать, когда тебя никто нигде не ждет? Когда тебя больше нет? По лицу вбок поползла слеза, а она в приступе тошнотного мазохизма все повторяла себе, что никто ее не ждет. Готье ее ненавидит. Вообще не желает с ней соприкасаться, и, конечно, за дело. Пустила псу под хвост историю их любви, весело оттопталась на всем, что было между ними красивого, искреннего, честного. Теперь она лишена даже последней роскоши – пожалеть себя, потому что в нынешнем ее положении не виноват никто, кроме нее самой, одиночки в жалкой однушке, с так и не дописанным дипломом – потому что пора уже наконец взглянуть в лицо реальности и признать, что за оставшиеся две недели она его не напишет, а значит, придется остаться на второй год – полустуденткой, полуслужащей, без копейки денег и без малейшего представления о будущем, в которое она мучительно вползала. “Мы не хотим мира, в котором мы застрахованы от голодной смерти в обмен на риск умереть от тоски”[7]7
  Рауль Ванейгем. Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни). Перевод Э. Саттарова.


[Закрыть]. Рауль Ванейгем. Дружок Дебора. Она бы обеими руками подписалась под его замечательной программой, но он не сказал ничего конкретного о том, что за жизнь ее ждет, даже если ей удастся выбраться из грязного болота, куда она в последние месяцы погружалась.

Мать вашу… тяжко-то как, подумала она, и живот ее сжался, а к горлу подступили рыдания. Она свернулась калачиком, накрывшись одеялом с головой, и боль победила. Она расплакалась – со сдавленными горловыми звуками, как плачут взрослые, когда тело выходит из-под контроля. Слезы накатывали регулярно, как прибой. Ее захлестывала волна рыданий, била о берег с такой силой, что перехватывало дыхание, потом отступала, а за ней поднималась новая волна и била в свой черед, и она опять тонула.

Марианне казалось, что она в самом буквальном смысле изливается досуха. Она не плакала, когда он тыкал ее носом в ее ложь, когда требовал рассказать все, когда часами оскорблял, когда выкинул ее вещи на лестницу. Хныкать – удел жертв. Она держала удар, как настоящий преступник. А потом надо было делать кучу всего, искать новое жилье, ночевать у друзей, гулять, пить, трахаться. Неделями она успешно торговалась со своей болью.

Но в то воскресное утро, в середине августа 2006 года, ей ничего больше не оставалось, как взглянуть в лицо боли, которая, притаившись в тишине, ждала своего часа.

Приступ бессилия продолжался долго. Больше часа она оплакивала все, что потеряла, и все, что не сумела обрести.

Постепенно прибой утих. Она высунула голову из-под одеяла. Будильник показывал 10.37. Она с трудом села в кровати. Волосы дикими прядями прилипли к голове и лицу. Она провела по лицу голой согнутой рукой, вытерла глаза. На покрывале кровати от слез образовался широкий темный круг. Придется его теперь менять? Может, эти слезы грязные?

Она встала, ополоснула лицо холодной водой, натянула красные трусы и белый бесформенный топ, налила чайник и стала ждать, когда можно будет заварить чай.

Стены комнаты до половины были залиты солнцем, проникавшим через жалюзи на окне: ей не хватило духу опустить их до конца перед тем, как лечь спать. Она села за стол и открыла ноутбук. На удивление яркое и светлое утро, в доме тепло и приятно. Ей стало лучше. Слабость, но голова ясная. Нужно писать, чтобы привести свой расстроенный ум в порядок. Но прежде ей надо посмотреть на ЭТО. Сайт Youporn по-прежнему доступен. Она спросила себя, с чего вдруг поверила, что этот Поль, которого она в глаза не видела, решит ее проблему. Ничего он, конечно, не сделал. Сплошная подстава. Она еще не знала, как именно, но обязательно нужно добиться, чтобы видео убрали с сайта. Она достаточно хорошо разбиралась в интернете и понимала, что рано или поздно ее имя окажется связано с этим роликом, и тогда ей вовек не отмыться от позора. Она нехотя кликнула на видео – ее видео. Первая, неожиданная и обжигающая боль – снова увидеть тело Готье. Тело, доступ к которому ей отныне закрыт, которым, наверно, пользуются другие. Она заметила шрам – ему поздно удалили аппендицит – и тяжело вздохнула. Ролик длился только четыре минуты, а изначальное видео почти полчаса. И то хорошо, двадцать пять минут близости выиграны. Но через две минуты ролик завис. Она попыталась снова подключиться к сайту. Теперь он был недоступен. Ок, может, Поль и не совсем лажовый.

Что она ощущала при мысли, что другие смотрят это видео? Ей было физически плохо. Она стеснялась, ее словно облили грязью. Но смущало не только это. Через потенциальный чужой взгляд приходилось воспринимать себя как… как женщину. А не просто девушку. Ведь им, дрочилам, интересно пялиться именно на женщину. Но женская идентичность в ее понимании была штукой вовсе не очевидной. Быть женщиной – это что значит? Когда-то это значило вполне конкретные вещи, например, не иметь права голосовать или открывать счет в банке. А теперь? Иметь месячные и сиськи? Похоже, ни одна ее знакомая девушка, какой бы женственной она ни была, не чувствовала себя настоящей, полноценной женщиной. Когда они болтали по душам, казалось, что каждая считает других более женственными, чем она сама. Женщиной не рождаются, женщиной становятся, это да. Но, судя по всему, никто ею так и не становится до конца. Никто не чувствует, что полностью отвечает образу гиперсексуальной, умелой, деликатной, нежной, сильной и хрупкой, грациозной женщины со сдержанными жестами, кошачьей повадкой и врожденным вкусом к модным вещам. Все и всегда чувствовали себя порой неповоротливыми, неловкими, незавершенными и несовершенными, смазанными. То есть живыми людьми. Но Женщина – не живой человек. Она идеал. Пусть грешница, пусть искусительница, она и в своих недостатках и пороках представала чем-то возвышенным.

Так что Женщины не существует. И тем не менее она повсюду: в рекламе, в кино, в журналах, и от века – в литературе.

У Марианны первой поразившей ее встречей с Женщиной стало описание Анны Карениной. “Он извинился и пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее – не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо его, было что-то особенно ласковое и нежное”. Такая Женщина недоступна для просто женщин. Кем бы она ни была – романтической героиней, роковой женщиной, девственницей, куртизанкой, Чудо-женщиной или новым архетипическим идеалом свободной женщины.

Интересно, как обстоит дело у мужчин, задумалась Марианна. Они тоже всегда чувствуют себя не совсем Мужчиной?

Эта неполнота мешала жить и ей, и ее подругам. Дело не только в том, что они всегда были недостаточно худыми, а волосы у них недостаточно блестящими; все гораздо глубже. Речь шла об отношениях со своим телом, то есть о бытии. И потому сама их женская идентичность тяготела над ними как ежедневный, вечно повторяющийся провал. Они были несостоявшимися женщинами. “Томбои”, девушки-парни – это прежде всего женщины-неудачницы. Короче, Марианна вернулась к своей любимой теме, на которой строилась ее университетская работа: задолго до интернета индивид в нашем обществе отключился от реальности и существовал в мире лишь опосредованно, через наперед заданные образы, фантазмы, навязанные ему социальным устройством.

Она подключилась к чату и увидела, что Кристоф в сети.

*Марианна подключилась к каналу #miseaupoint

< Марианна > привет

< Кристоф > Привет, ну как с утра, получше? Поспать удалось?

Она чуть не расплакалась снова. Ей хотелось рассказать ему о своей боли, о своей слабости, но пальцы сами стали выстукивать ироничный ответ.

< Марианна > не считая того, что я промочила слезами все простыни и пришлось их сушить, все норм. А ты как?.. То есть ты и твой сын. У тебя же сын, да?

< Кристоф > Ага, Люк, полтора года, умеет говорить с десяток слов, но явно предпочитает слово “нет”.

Она не знала, что ответить. О детском племени она ничего не знала, как, впрочем, и о самом Кристофе. Она могла отключиться, но чувствовала, что ей нужна его поддержка.

< Кристоф > ладно, в общем, я связался с администраторами сайта. Угрозы их мало волнуют. Зарубежный сайт под французские законы не подпадает. К тому же их серверы в России, так что когда я завел речь о судебном преследовании, меня подняли на смех. Тем не менее они согласились сообщить мне IP человека, который выложил видео. Не знаю, насколько это нам поможет.

< Марианна > но ты теперь, по крайней мере, можешь сказать, откуда этот ролик выложили, нет?

< Кристоф > да.

< Марианна > ну так скажи уже

< Кристоф > из какой-то дыры в Лимузене, называется Бурганёф

< Марианна >…что?

< Кристоф > слушай, мы в интернете. Тут не как в нормальной жизни. Если ты не поняла, перечитай, что я написал, а не переспрашивай… Ты кого-нибудь знаешь в этом Бурганёфе?

< Марианна > Да

< Кристоф > А-а…

< Марианна > там дом родителей моего экса, он туда ездит каждое лето.

< Кристоф > ээ… экс это тот, что на видео?

< Марианна > Именно.

Марианна обхватила голову руками и невидящими глазами уставилась на клавиатуру. Какая же она дура. Вот почему ролик такой короткий. Он отрезал все фрагменты, где видно его собственное лицо. Из чего логично вытекало, что действовал он вовсе не сгоряча. Если он столько времени корячился, сооружая этот монтаж, значит, заранее обдумал атаку – честно говоря, она не знала, какое еще слово тут можно употребить.

За несколько секунд она, перескочив несколько ступеней человеческой эволюции, перешла от стадии слабой растерянной бедняжки к состоянию мстительной богини, попутно избавившись от чувства вины, давившего на нее все эти месяцы. Ок, она гадина, ок, она ему изменила, ок, это нехорошо, но он – он взял и объявил ей войну.

*Поль подключился к каналу #miseaupoint

< Поль > я что-то пропустил?

< Кристоф > на самом деле это Марианнин экс выложил ролик. Но она теперь не отвечает. По-моему, слегка нервничает.

< Поль > ЭЙ МАРИАННА АУ (забавно, пишешь капслоком, и такое впечатление, что она слышит, как я ору)

< Кристоф > (любишь ты дурью маяться) КУ-КУ, ТЫ НАС СЛЫШИШЬ?

< Поль > Я ТЕБЯ ШИКАРНО СЛЫШУ КРИСТОФ ТОЛЬКО СТУЧИ ПОТИШЕ А ТО У МЕНЯ ГОЛОВА РАСКАЛЫВАЕТСЯ

< Марианна > вы в порядке кретины?

< Поль > ты чем своему эксу на хвост наступила, что он тебя так гнобит? По-моему, трахнула его папашку, не иначе

< Марианна > нет, чувака с моей работы, он его и видел-то раз в жизни.

< Поль > пффф, чушь собачья. Экий обидчивый, скажите

< Марианна > я его уничтожу. Не знаю как, но он у меня будет дерьмо хлебать чайной ложкой.