Текст книги "Чужие решения. Послать или прогнуться"

Один афинянин по имени Мегакл был изгнан, потому что людям не нравилась его властная мать и то, что он тратил слишком много денег на лошадей. Но известных людей тоже изгоняли, например Аристотеля и героического Перикла.

Моя любимая история о голосовании остраконами относится к государственному деятелю Аристиду, которого историк Геродот называл «самым благородным и справедливым человеком в Афинах». Рассказывают, что во время одного голосования какой-то неграмотный человек попросил Аристида, которого не узнал, об услуге. Представляю, что их разговор проходил как-то так.

– Не могли бы вы написать на моем остраконе имя Аристида?

Политик нахмурился.

– Думаю, да, но что вас в нем не устраивает? Вы знаете его лично?

– Ну, нет, я его совсем не знаю, но все в Афинах называют его Аристид Справедливый, а меня это раздражает.

Тогда Аристид нацарапал на остраконе собственное имя, и мужчина бросил черепок в горшок[109]109
  “And Stay Out: In Ancient Athens, Ostracism Did the Job of Impeachment,” The Economist, January 4, 2020, https://www.economist.com/books-and-arts/2020/01/02/in-ancient-athens-ostracism-did-the-job-of-impeachment; James P. Sickinger, “New Ostraka from the Athenian Agora,” Hesperia: The Journal of the American School of Classical Studies at Athens 86, no. 3 (2017): 443–508. Прошу прощения у «Экономист» за то, что позаимствовал название их блестящей статьи для этого раздела.


[Закрыть].

Конечно, маловероятно, что нас с вами когда-либо изгонят из страны на десять лет, но мы все равно постоянно боимся быть отвергнутыми. Целая область нашего мозга (передняя поясная кора, занятая в проявлениях как физических, так и социальных страданий) постоянно высматривает даже малейший намек на негативное мнение. Интересно, что сделанные в режиме реального времени снимки фМРТ показали, как одни и те же нейронные механизмы отвечают и на социальное неприятие, и на физическую боль[110]110
  Naomi I. Eisenberger, Matthew D. Lieberman, and Kipling D. Williams, “Does Rejection Hurt? An fMRI Study of Social Exclusion,” Science 302 (2003): 290–292.


[Закрыть]. В различных исследованиях у подвергшихся остракизму людей наблюдалось повышение артериального давления и уровня гормона стресса – кортизола[111]111
  Geoff MacDonald and Mark R. Leary, “Why Does Social Exclusion Hurt? The Relationship Between Social and Physical Pain,” Psychological Bulletin 131, no. 2 (2005): 202–223.


[Закрыть]. Независимо от ощущения социальной или физической травмы, наш мозг включает одну и ту же сигнализацию[112]112
  Naomi I. Eisenberger, Matthew D. Lieberman, and Kipling D. Williams, “Does Rejection Hurt? An fMRI Study of Social Exclusion,” Science 302 (2003): 290–292.


[Закрыть]. Действительно, боль от общественного неприятия сравнивают с хронической болью в спине и даже с родами[113]113
  Mark R. Leary et al., “Teasing, Rejection, and Violence: Case Studies of the School Shootings,” Aggressive Behavior 29 (2003): 202–214.


[Закрыть]. Очевидно, разбитое сердце болит не меньше сломанной ноги.

Чтобы испытать эту социальную боль, нам надо совсем немного. Действительно, психологические исследования по остракизму свидетельствуют, что даже слабое пренебрежение может причинить страдания. Что еще хуже, похоже, что мы испытываем их на регулярной – иногда ежедневной – основе. В одном исследовании сорок участников каждый день вели дневник, отражающий акты остракизма, с которыми они столкнулись в своем окружении. Некоторые из более семисот описанных актов были непримечательными (например, не поздоровался незнакомец в автобусе или поезде или друг недостаточно быстро ответил на отправленное электронное письмо), другие же были более серьезными (например, бойкот от партнера). Столкнувшись с остракизмом, особенно от друзей или родственников, участники сообщали о снижении уровня принадлежности, контроля и самооценки. Они также ощущали меньше смысла в своем существовании[114]114
  John B. Nezlek, Eric D. Wesselmann, and Kipling D. Williams, “Ostracism in Everyday Life,” Group Dynamics: Theory, Research, and Practice 16, no. 2 (2012): 91–104.


[Закрыть].

Наши внутренние датчики так настроены на неприятие, что нам больно, даже когда оно удаленно и явно искусственно. Киберостракизм, или ощущение игнора или исключения в сети, может быть вызван легче, чем при личном контакте; и тем не менее он порождает похожий физический и эмоциональный ответ. Проблема в том, что в мире лайков, моментального вознаграждения и тысяч виртуальных «друзей» легко ощутить игнорирование. Например, нечто настолько незначительное, как ожидание реакции на изменение статуса, может вызвать ощущение остракизма. Люди, страдающие от киберостракизма, теряют драгоценное чувство принадлежности, а также самооценку[115]115
  Frank M. Schneider et al., “Social Media Ostracism: The Effects of Being Excluded Online,” Computers in Human Behavior 73 (2017): 385–393.


[Закрыть]. Наша технологическая склонность к объединению определенно превзошла нашу биологическую реакцию на социальную разобщенность.

Независимо от масштаба получаемого неприятия, как только оно включается, наша настроенная на остракизм сигнализация, похоже, имеет только одну настройку: на полную мощность[116]116
  Наш страх исключения – это инстинкт выживания, корни которого тянутся к нашим общим предкам. Древние люди, изгнанные из социальных групп, имели меньше доступа к пище и меньшее число возможных партнеров для спаривания; в результате некоторые умирали. См. Karen Gonsalkorale and Kipling D. Williams, “The KKK Won’t Let Me Play: Ostracism Even by a Despised Outgroup Hurts,” European Journal of Social Psychology 37 (2006): 1176–1186; Naomi I. Eisenberger, Matthew D. Lieberman, and Kipling D. Williams, “Does Rejection Hurt? An fMRI Study of Social Exclusion,” Science 302 (2003): 290–292.


[Закрыть]. Даже мельком продемонстрированное социальное неприятие может вызвать опасный для жизни стресс[117]117
  Kipling D. Williams, “Ostracism,” Annual Review of Psychology 58 (2007): 425–452.


[Закрыть]. Например, в одном часто повторяемом эксперименте участника помещают в комнату с двумя другими людьми, которые сначала принимают его в игру с мячом. Затем они вдруг начинают исключать его из своей игры без видимых причин. Тысячи людей во всех уголках мира участвовали в онлайн-версии этого теста, известного как «Кибермяч». Обе версии демонстрируют одну и ту же картину: всего две или три минуты общественного остракизма вызывают «сильные негативные чувства», особенно тоску и злость[118]118
  Kipling D. Williams, “Ostracism: Consequences and Coping,” Current Directions in Psychological Science 20, no. 2 (2011): 71–75.


[Закрыть]. Таким образом, помещенные вместе с незнакомыми людьми в произвольные условия или даже играя в версию игры, в которой мяч бросает компьютер, участники все равно чувствуют себя изгоями и расстраиваются[119]119
  Karen Gonsalkorale and Kipling D. Williams, “The KKK Won’t Let Me Play: Ostracism Even by a Despised Outgroup Hurts,” European Journal of Social Psychology 37 (2006): 1176–1186.


[Закрыть].

Даже просто наблюдение за тем, что кто-то другой подвергается остракизму, может нас расстроить, как будто это нас изгоняют. Эта инстинктивная эмпатия обнадеживает до такой степени, что говорит о какой-то более глубокой, существенной составляющей того, что значит быть человеком. Но тот факт, что наши собственные ощущения социальной боли аналогичны ощущениям настоящей цели, также показывает потенциальную слабость в нашем нервном отклике на остракизм[120]120
  Eric D. Wesselmann, Danielle Bagg, and Kipling D. Williams, “‘I Feel Your Pain’: The Effects of Observing Ostracism on the Ostracism Detection System,” Journal of Experimental Social Psychology 45 (2009): 1308–1311.


[Закрыть]. Подобно слишком чувствительной мышеловке, он кажется неспособным к регулированию, слишком восприимчивый себе на беду.

На самом деле, наша непроизвольная реакция на общественный остракизм настолько мощная, что, когда нам грозит изгнание из своей общности, важные в иных обстоятельствах границы между своими и чужими исчезают. Переполненные страхом, неуверенностью в себе и эмоциональной болью, мы забываем, друзья или враги те, кто нас изгоняет, и перестаем видеть реальное положение дел. Например, во время одного эксперимента в 2006 г. австралийских участников попросили поиграть в «Кибермяч» с людьми, которые якобы были членами Ку-клукс-клана. Представьте себя на их месте и можете предположить, что остракизм со стороны мегарасистов не должен расстраивать. Но даже в этом случае отвергнутым людям было обидно[121]121
  Karen Gonsalkorale and Kipling D. Williams, “The KKK Won’t Let Me Play: Ostracism Even by a Despised Outgroup Hurts,” European Journal of Social Psychology 37 (2006): 1176–1186.


[Закрыть].

Вдобавок к психологическим затратам существует еще одна причина боязни остракизма. Группы воспользуются им без сожаления, чтобы навязать свою волю и добиться своих целей.

ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ С ДЖОННИ?

Родившийся и выросший в трущобах города на Среднем Западе в 1930-х несовершеннолетний преступник Джонни Рокко описывал себя как «нынче здесь, а завтра там». Предпоследний из одиннадцати детей, Джонни постоянно подвергался побоям и игнору. Отец его был агрессивным алкоголиком и игроком, который не мог удержаться на постоянной работе. Мать постоянно болела и потому была недоступна. Когда Джонни было пять лет, он стал свидетелем смерти отца после пьяной потасовки с другом. В то же время его братья ввязывались в кровавые кулачные бои. Еды всегда не хватало. За жилье почти не платили.

В мире, где на всю семью Джонни уже навесили ярлык шулеров, воров и хулиганов, карты были против него с самого рождения. По мере взросления он обнаружил, как трудно ему адаптироваться. «Я никогда не принадлежал никакому месту. У меня никогда не было никого, кому бы я сильно нравился и кто нравился бы мне, и я мог ему доверять», – отмечал он. Его семья слонялась по трущобам, и за первые семь лет обучения Джонни посещал семь разных школ. Один из его учителей писал: «Он самый трудный мальчик, с которым мне приходилось иметь дело. Не вписывается в класс». Одноклассники Джонни активно не пускали его в свой круг, не приглашали на дни рождения и отказывались дарить валентинки.

Когда Джонни было двенадцать, он при помощи социального педагога попал в лечебно-воспитательное учреждение и частную католическую школу. Он наконец научился читать и в ускоренном темпе освоил программу нескольких классов. Он старался вести себя хорошо, но все равно метался от стараний к выходкам. После того, как Джонни разделся в комнате полной герлскаутов, испортил общий зал и подбил группу детей забросать дом кирпичами и камнями, его отправили обратно в обычную школу. Но не все потеряли веру в него. Сестра-настоятельница старой школы просила соцпедагога «не отрекаться от этого мальчика», потому что «он старается гораздо больше, чем мы видим. Часто кажется, что он просто не может удержаться от того, что делает».

К сожалению, как и его братья до него, скоро Джонни попал в полицию. Когда в районе что-нибудь случалось, полицейские считали, что он в этом замешан. Однажды летней ночью Джонни с друзьями залезли в чужой дом и украли драгоценности стоимостью 50 долларов. Джонни признался, что они сразу же продали драгоценности вдове, миссис Хэтфилд, чей сын был главарем местной банды.

На суде его соцпедагог выступил в его защиту. Даже местный полицейский дал показания, что за несколько последних месяцев его поведение улучшилось. Однако в конце концов судье пришлось ответить на вопрос: «Что нам делать с Джонни?»[122]122
  Jean Evans, “Case Reports: Johnny Rocco,” Journal of Abnormal & Social Psychology 43 (1948): 357–383.


[Закрыть].

____________________

В конце 1940-х Стэнли Шехтер, аспирант кафедры социальной психологии в Мичиганском университете, просил группы испытуемых прочесть историю Джонни и высказать свое мнение о том, как следовало с ним поступить. Целью Шехтера было выяснить, как люди справляются с разногласиями в социальной среде. Он просил подопытных выбрать один из четырех типов общественных клубов и организовать сорокапятиминутную встречу для каждого клуба из восьми‒десяти человек. Однако Шехтер не говорил студентам, что в каждом клубе тайно присутствовали три его помощника, которые за деньги выполняли определенную роль[123]123
  National Academy of Sciences, Stanley Schachter, Biographical Memoirs 78 (Washington, DC: National Academies of Science Press, 2000), 224; Stanley Schachter, “Deviation, Rejection, and Communication,” Journal of Abnormal & Social Psychology 46, no. 2 (1951): 190–207.


[Закрыть].

Затем он давал указание группам обсудить историю Джонни. Следует ли отправить Джонни в школу для несовершеннолетних правонарушителей или в приемную семью под наблюдением государства? Или применить к нему какую-то другую форму наказания? Участники могли отвечать на эти вопросы по шкале от одного (вся любовь Джонни, никакого наказания) до семи (сплошные наказания для Джонни).

В итоге каждый из участников клуба делился своей цифрой с остальными. Трое проплаченных члена говорили последними и каждый занимал заранее оговоренную позицию: «девиант» выбирал и отстаивал мнение прямо противоположное тому, что выбирало большинство в клубе, «режим» придерживался самого популярного мнения, а «ползунок» начинал с крайности, но потом позволял себе склониться к мнению большинства.

Большинство членов клуба симпатизировали истории Джонни и выбирали позиции в диапазоне от двух до четырех. Девиант (я назову его Том) всегда выбирал семь (суровое наказание), и реакция была поразительной. В каждом случае начало обсуждения сосредотачивалось на Томе, когда прочие члены клуба пытались убедить его передумать. Но через некоторое время люди начинали сдаваться. Они переставали разговаривать с Томом и, когда впоследствии их просили оценить своих коллег, оценивали его как наименее приятного человека в клубе. Также они называли его наименее компетентным членом клуба, не способным справиться с наиболее важными заданиями.

Шехтер выяснил: чем упорнее человек идет против группы, тем меньшему количеству людей он нравится[124]124
  Stanley Schachter, “Deviation, Rejection, and Communication,” Journal of Abnormal & Social Psychology 46, no. 2 (1951): 190–207.


[Закрыть]. Также он открыл нечто определенно настораживающее о том, как мы подходим к различиям и добиваемся солидарности в социальной среде. Наиболее сплоченные группы быстрее отвергали и подвергали остракизму девианта: 75 % этих групп обрубали всякое общение с Томом через тридцать пять минут[125]125
  T. M. Mills, “A Sleeper Variable in Small Groups Research: The Experimenter,” Pacific Sociological Review 5 (1962): 21–28.


[Закрыть]. Шехтер сделал вывод: чем более сплоченная группа, тем более вероятно она отвергнет тех, чье мнение отличается от популярного взгляда на вещи[126]126
  Eric D. Wesselmann et al., “Revisiting Schachter’s Research on Rejection, Deviance and Communication (1951),” Social Psychology 45, no. 3 (2014): 164–169.


[Закрыть].

Другими словами, группы используют остракизм как инструмент послушания и минимизации отклонений. Неудивительно, большинство людей предпочитает избегать разногласий с членами своей группы. Но подобные столкновения случаются; на самом деле, если вы действительно думаете своей головой, они неизбежны. Итак, что, если вы в частном порядке возразите тому, что продвигает ваша группа?

ДИЛЕММА СЬЮЗЕН

Не так давно мне позвонила подруга, Сьюзен, чтобы поговорить о проблеме, с которой она столкнулась на работе. Недавно она вернулась после декретного отпуска на должность старшего научного сотрудника в крупную консалтинговую фирму, важными клиентами которой являются большие корпорации в сфере технологии, финансов и энергетики.

Когда Сьюзен устроилась туда сразу после магистратуры, она сказала мне, что нашла «работу мечты». Консалтинговая фирма была хорошо известна, а зарплата и соцпакет превосходны. Сьюзен любила работу и своих коллег. Она чувствовала, что нашла имеющее смысл призвание в компании, которая поможет ей стать успешной. Она верила в миссию компании – сделать мир лучше, включая заявленный ответственный подход к возобновляемым источникам энергии.

Работа быстро стала неотъемлемой частью ее идентичности. В первые два года в компании Сьюзен проявила себя образцовым работником. Когда она уходила в декретный отпуск с первым ребенком, ей не терпелось доказать, что она сможет вернуться к работе с таким же энтузиазмом, как до рождения ребенка.

Но когда Сьюзен вернулась на работу, она расстроилась, узнав, что руководство внезапно перевело ее из технологического отдела к новому клиенту в энергетическом секторе под руководством босса, которого она никогда не встречала.

Ее первым большим заданием стал оптимистический информационный буклет о практике применения и процессе фрекинга[127]127
  Метод интенсификации работы нефтяных и газовых скважин и увеличения приемистости нагнетательных скважин путем создания трещины в целевом пласте. (Здесь и далее – прим. пер.)


[Закрыть]. Когда она позвонила мне, чтобы рассказать об этом, она была практически вне себя. «Сначала они переводят мне в новый отдел, не посоветовавшись со мной, а потом поручают ужасную работу с очень плохой компанией. Я хочу сказать, это должно быть о плюсах долбаного фрекинга!»

Я знал, что Сюзен часто делала пожертвования природозащитным организациям вроде 350.org и Совета по защите природных ресурсов, так что я не удивился ее реакции. Она, наверное, последний человек, которого я выбрал бы петь дифирамбы добыче углеводородов.

– Так ты поговорила об этом со своим начальником? – спросил я.

– Конечно, – сказала она, – но, наверное, не стоило.

– Почему?

– Ну, я сказала ему, что сотрудничество с этим клиентом плохо скажется на репутации фирмы. Эта компания нарушила все виды экологического законодательства, но ушла от ответственности. Тем временем они отравляют грунтовые воды в Пенсильвании и Миссури и загрязняют воздух выбросами. А это противоречит тому, за что мы выступаем, – той части об экологической ответственности, задекларированной в миссии. Пойти на поводу у них будет выглядеть для нас как виновность в соучастии.

– Что он ответил на этот довод?

– Он практически рассмеялся мне в лицо. Сказал, что контракт с ними уже подписан, так что непрофессионально с моей стороны даже ставить его под сомнение. И он сказал, что ждет готовые материалы в срок.

– Ладно, – сказал я. – Как насчет перевода в другой отдел?

– Я бы попросилась, но это займет время, а пока мне придется сделать этот проклятый документ. Я хочу сказать, Тодд, я буду продвигать технологию, в которую не верю. Как мне жить с собой? Мне будут сниться кошмары каждую ночь. А ребенок и без того не дает мне спать!

Некоторое время мы оба молчали.

– Так… – медленно сказал я, – ты думаешь о…

– Об увольнении? Конечно. Но я не могу, по крайней мере сейчас. Потребуется время, чтобы найти другую работу, а нам нужны деньги.

Мне было ужасно жаль Сьюзен. Какой у нее выбор? Мы, по сути, перебрали все варианты.

Большинство из нас могут понять проблему Сьюзен. Все мы в какой-то момент ощущали себя загнанными в угол. В итоге она пересилила личные этические взгляды ради работы, подготовила материал, подписала его своим именем и оставалась в компании, пока не нашла новую работу в компании, чьи ценности больше совпадали с ее.

Неважно, как вы дошли до жизни такой, через прагматизм или основательной расплатой со своей идентичностью. Когда ваши личные ценности противоречат ценностям вашего племени, у вас есть три варианта на выбор. Вы можете бросить вызов группе и рискнуть быть исключенным из нее. Вы можете решить покинуть группу, что, по сути, будет самоостракизмом. Или вы можете воспользоваться третьим вариантом: просто сдаться желаниям группы, даже если лично не согласны.

Хотя это не идеально и часто заставляет чувствовать себя гнилым, этот третий вариант – экономист Тимур Куран называет это «фальсификация предпочтений» – в моменте может выглядеть оправданным и даже практичным выбором[128]128
  Для глубоко понимания фальсификации предпочтений прочитайте превосходную книгу Тимура Курана Private Truths, Public Lies: The Social Consequences of Preference Falsification (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1997).


[Закрыть]. Проблема в том, что этот путь влечет непредвиденные последствия гораздо более длительные и глубокие, чем большинство из нас понимает или даже представляет. Стоит только с готовностью ввести в заблуждение других людей о ваших истинных убеждениях ради сопричастности, вы можете с легкостью закончить подпитыванием коллективных иллюзий, навязывая то, чего на самом деле не хотите.

ИГРАЙ РОЛЬ, ПОКА ОНА НЕ СТАНЕТ ТОБОЙ

Когда наши убеждения расходятся с нашим поведением, мы чувствуем себя выбитыми из равновесия. Социальный психолог Леон Фестингер назвал это ощущение «когнитивный диссонанс». Это неприятное ощущение мотивирует нас привести установки обратно в соответствие. Мы можем либо изменить, либо оправдать свое поведение и обычно делаем последнее.

Например, одно из исследований Фестингера рассматривало, что происходит, когда человеку платят за то, чтобы он солгал. После участия в долгом и скучном эксперименте студентов колледжа попросили рассказывать следующему участнику, как было весело и увлекательно. Некоторым заплатили за ложь 1 доллар, а другим 20. После всех попросили поделиться своим личным мнением об эксперименте. Контрольная группа и участники, получившие 20 долларов, сказали, что он был скучным. Однако те, кому заплатили 1 доллар, смотрели на эксперимент более позитивно.

Фестингер объяснял это тем, что участники, которым заплатили 20 долларов, могли с легкостью признать, что согласились соврать за деньги. Но те, кто говорил ту же самую ложь всего за 1 доллар, имели мало обоснований тому, почему солгали. Наступивший когнитивный диссонанс подтолкнул их изменить свое личное мнение с целью обеспечить недостающие обоснования: почему же еще они могли сказать, что было весело, если не в силу личной убежденности? Так что, даже несмотря на то что они знали, что на самом деле эксперимент был скучным, они откалибровали свою реальность, чтобы она отражала ложь, которую они сказали[129]129
  Leon Festinger, “Cognitive Dissonance,” Scientific American 207, no. 4 (1962): 93–106.


[Закрыть].

Это первый риск, возникающий, когда мы лжем о своих личных убеждениях: если не быть осторожными, можно поверить в собственную ложь. Но все еще хуже. Одна из причин, почему так тяжело врать, состоит в том, что, когда мы не говорим правду, нас грызет ощущение, что другие люди это знают, хотя на самом деле это не так[130]130
  Thomas Gilovich, Kenneth Savitsky, and Victoria Husted Medvec, “The Illusion of Transparency: Biased Assessments of Others’ Ability to Read One’s Emotional States,” Journal of Personality and Social Psychology 75, no. 2 (1998): 332–346.


[Закрыть]. Томас Гилович, психолог из Корнеллского университета, первым исследовавший этот эффект, называет его «иллюзия прозрачности»[131]131
  Там же.


[Закрыть]. Эта иллюзия заставляет нас чувствовать себя ужасными лжецами, даже когда это не так.

Кто не притворялся, что ему нравится подарок, чтобы не расстраивать дарителя? Это элементарная вежливость – отвечать добром на добро. Но когда эта самая философия приводит нас к тому, что мы говорим более серьезную ложь, мы непременно переживаем, что нас раскроют. Таким образом мы компенсируем, веря в то, что другие могут читать наши мысли лучше, чем на самом деле. Особенно, когда дело касается сильных внутренних эмоций, таких как тревожность, стыд или отвращение, мы предполагаем, что другие видят нас насквозь.

В одном исследовании участникам велели сохранять нейтральное выражение лица, когда они пили красную жидкость из пятнадцати маленьких чашечек. В десяти чашках был напиток с приятным вкусом, а в пяти случайных была жидкость с резко неприятным вкусом. Весь эксперимент записывался, и каждого участника спрашивали, сколько зрителей фильма из десяти смогут впоследствии определить, какие напитки на самом деле были противными. Участники оценивали, что примерно половина наблюдателей смогут правильно определить противные напитки. На самом деле, только около трети зрителей смогли разгадать отвращение[132]132
  Там же.


[Закрыть].

Эта же тенденция преувеличивать нашу собственную прозрачность выскакивает повсюду. Мы переоцениваем, насколько хорошо другие люди определяют ложь, считывают сочувствие или распознают личные предпочтения[133]133
  Thomas Gilovich and Kenneth Savitsky, “The Spotlight Effect and the Illusion of Transparency: Egocentric Assessments of How We Are Seen by Others,” Current Directions in Psychological Science 8, no. 6 (1999): 165–168.


[Закрыть]. И если вы думаете, что другие люди догадаются, что вы врете, это создает новый набор выборов.

Скажем, вы выбрали солгать, чтобы соответствовать тому, что считаете убеждениями своей группы, а затем кто-то требует от вас объяснений в присутствии всех. Вы можете отречься от собственной лжи (но вы уже в центре событий, и стыдно выглядеть лицемером). Или вы можете настаивать на своей лжи, чтобы остаться в вашей группе; только это значит сохранение иллюзии, что вы искренний сторонник, несмотря на то что думаете на самом деле. И чем больше вам кажется, что нужно убедить остальных в своей верности и сбить их со следа, тем больше вы будете обострять свое положение в группе, например, став убежденным блюстителем взглядов группы (хотя лично вы против них).

Такие усилия отвлечь внимание от чьей-то лжи слишком распространены. Рассмотрим дело Теда Хаггарда, привлекательного евангельского христианина, который решил стать проповедником, получив призыв Бога в колледже. Церковь «Новая Жизнь», которую он основал в Колорадо-Спрингс, штат Колорадо, в середине 1980-х быстро разрослась из горстки людей в подвале до 11 тыс. членов в 2005 г., когда ее назвали наиболее мощной мегацерковью Америки[134]134
  Jeff Sharlet, “Inside America’s Most Powerful Megachurch,” Harper’s Magazine, May 2005, https://harpers.org/archive/2005/05/inside-americas-most-powerful-megachurch.


[Закрыть]. Во время своего расцвета в начале 2000-х ежегодный бюджет «Новой Жизни» составлял 12 млн. долларов, а Хаггард поднялся до президента Национальной ассоциации евангелистов (НАЕ), организации объединяющей 45 тыс. церквей по всей Америке[135]135
  Bill Gallo, “A New Life Big as Church,” Rocky Mountain News, August 11, 2007, https://web.archive.org/web/20090520195128/http:/www.rockymountainnews.com/drmn/local/article/0,1299,DRMN_15_5668662,00.html; “Amid Allegations, Haggard Steps Aside,” Rocky Mountain News, November 2, 2006, https://web.archive.org/web/20061107224943/http://www.rockymountainnews.com/drmn/local/article/0,1299,DRMN_15_5112770,00.html.


[Закрыть].

Как большинство евангелистических проповедников, Хаггард выступал против однополых браков. Но он не просто осуждал их: он дошел до того, что пытался закрепить запрет на них в конституции штата Колорадо. «Ни к чему спорить, как нам относиться к гомосексуальному поведению, – заявлял он. – Это написано в Библии»[136]136
  «Лагерь Иисуса», реж. Хайди Юинг, Рэйчел Грэйди (New York: A&E IndieFilms; Brooklyn, NY: Loki Films, 2006).


[Закрыть]. К сожалению для Хаггарда и его последователей, все рухнуло в 2006 г. В конце года Майк Джонс, оказывавший услуги эскорта и персонального тренера, разоблачил Хаггарда. «Меня бесит, что человек читает проповеди против однополых браков, а сам тайком занимается однополым сексом, – рассказал Джонс газете “Роки-Маунтин Ньюс”[137]137
  “Evangelical Leader Admits Buying Meth, Denies Gay Sex Claims,” CBC News, November 3, 2006, https://www.cbc.ca/news/world/evangelical-leader-admits-buying-meth-denies-gay-sex-claims-1.620653.


[Закрыть]. – Я должен был раскрыть лицемерие. Он имеет власть над миллионами последователей, и он проповедует против однополых браков. Но за спиной у всех он занимается тем, против чего проповедует»[138]138
  Dan Harris, “Haggard Admits Buying Meth,” ABC News, November 12, 2008, https://abcnews.go.com/GMA/story?id=2626067&page=1.


[Закрыть]. После скандала Хаггард был уволен со своего поста старшего пастора собственной церкви и ушел с поста лидера НАЕ[139]139
  Kevin P. Donovan, “Focus on the Family VP Joins Haggard Restoration Team,” Christian Post, November 15, 2006, https://www.christianpost.com/article/20061115/focus-on-the-family-vp-joins-haggard-restoration-team


[Закрыть].

По моему мнению, решение Хаггарда соврать и проводить в жизнь убеждения против геев не просто навредило ему, его семье и его евангелистическим последователям; оно также навредило мужчинам-геям, группе, к которой он втайне принадлежал. Оттого, что он был настолько известным и обладал такой властью, страна в целом заплатила ужасную цену за когнитивный диссонанс одного человека.

Поступиться своей личностной целостностью ради принадлежности по-тихому стирает вашу самооценку и негативно сказывается на здоровье как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе[140]140
  Если более конкретно, то исследование указывает, что ложь может спровоцировать выброс гормонов стресса и увеличить частоту сердечных сокращений и артериальное давление. См. Leanne ten Brinke, Jooa Julia Lee, and Dana R. Carney, “The Physiology of (Dis)honesty: Does It Impact Health?” Current Opinion in Psychology 6 (2015): 177–182.


[Закрыть]. Конечно, если члены вашей группы действительно придерживаются взглядов, которые вам не нравятся, и вы выбираете все равно подчиниться группе, это ваше решение. Но что, если вы неправильно поняли других и лично им тоже не нравятся эти взгляды? Если вы совершите эту ошибку, а потом солжете о том, чего на самом деле хотите или кто вы, ради принадлежности, вы станете соучастником в создании и поддержании иллюзии. И тут все идет по нарастающей, потому что ваше решение обмануть остальных может повлечь значительные коллективные последствия, питать общее неверное понимание, которое может застопорить общественный прогресс.

Интересный пример предлагает история усилий ликвидировать сегрегацию на Юге. Несмотря на законы и судебные решения, направленные на то, чтобы положить конец сегрегации, изменения шли чрезвычайно медленно по одной конкретной, очень характерной причине: белые считали, что другие белые этому противятся. В 1960-х и 1970-х профессор социологии из Уэслианского университета Хьюберт О’Горман обнаружил, что те люди, которые выступали за сегрегацию, больше верили, что окружающие также поддерживают сегрегацию. В то время как те, кто выступал за изменение статуса-кво, чаще думали, что они одиноки, хотя это было не так. «Чем ближе белые подходили к одобрению ценности строгой расовой сегрегации, – подмечал О’Горман, – тем больше склонны они были предполагать, что большинство белых в их краях согласны с ними»[141]141
  Hubert J. O’Gorman, “White and Black Perceptions of Racial Values,” Public Opinion Quarterly 43, no. 1 (1979): 48–59.


[Закрыть]. Ошибаясь в других и скрывая собственные взгляды, люди таким образом вредили собственной целостности и великой цели, которую в глубине души надеялись достичь[142]142
  Hubert O’Gorman, “Pluralistic Ignorance and White Estimates of White Support for Racial Segregation,” Public Opinion Quarterly 39, no. 3 (1975): 313–330.


[Закрыть].

Это ошибочное толкование мнения других по поводу расовой справедливости раз за разом появлялось в одном исследовании за другим. Исследователи выяснили, что белые управляющие универмагами не нанимали афроамериканцев продавцами, потому что ошибочно верили, что этого не одобрят покупатели. В 1969 г. соцопрос показал, что больше 75 % белых жителей Детройта поддерживали совместные праздники с чернокожими и белыми детьми и при этом одновременно считали, что только треть других жителей разделяет их мнение. Эти заблуждения поддерживали существующие формы систематического расизма, такие как жилищные договора, зонирование и ограничения проживания, которые блокировали поколениям афроамериканцев и других национальных меньшинств доступ к качественному здравоохранению, образованию, владению собственным жильем и другим возможностям[143]143
  Hubert O’Gorman and Stephen L. Garry, “Pluralistic Ignorance – a Replication and Extension,” Public Opinion Quarterly 40, no. 4 (1976): 449–458.


[Закрыть]. Они также подкрепляли стереотипы, которые и сегодня продолжают диктовать некоторым, как себя вести, сознательно и бессознательно.

В 1976 г. О’Горман писал, как будто обращаясь напрямую к нашему времени:

Даже члены маленьких и относительно сплоченных групп часто неверно судят о ценностях и взглядах других членов. В более крупных и обезличенных ситуациях эта форма невежества, включая знакомых и незнакомых людей со схожей социальной идентичностью, даже более склонна проявляться, и во время ускоренных общественных перемен имеет тенденцию расширяться. В этих обстоятельствах моральные принципы с относительно маленькой народной поддержкой могут оказать значительное влияние, потому что ошибочно считаются представляющими взгляды большинства[144]144
  Там же.


[Закрыть].

Результатом является разрушительное самоисполняющееся пророчество. Вслепую делая в корне ошибочные предположения о мнениях окружающих и переживая о том, что мы в меньшинстве, мы с большей вероятностью сохраняем в веках взгляды, которых мы и другие не придерживаемся. Хуже того, из-за того, что те же самые люди, которые не согласны с положением дел, укрепляют его, становится почти невозможно разрушить иллюзию. Так ловушка идентичности превращает нашу потребность в принадлежности в оружие, заставляя нас становиться соучастниками в причинении вреда другим людям и торможении общественного прогресса.

РАСШИРЕНИЕ ВАШЕГО СОЦИАЛЬНОГО ПОРТФЕЛЯ

Когда Джим Джонс заманил Кристин Миллер и остальных в свою секту, он следил, чтобы его последователи полностью зависели от него. Еще до того, как изолировать их в глубине джунглей, он требовал, чтобы они жертвовали его делу свое имущество, дома, а в некоторых случаях даже опеку над детьми. По прибытии в Джонстаун у членов отобрали паспорта и лекарства, а все общение с внешним миром подвергалось цензуре[145]145
  History.com Editors, “Jonestown,” History, October 18, 2010, https://www.history.com/topics/crime/jonestown.


[Закрыть]. В отсутствие других социальных связей и под постоянным надзором вооруженных охранников Джонса у Миллер и остальных жителей Джонстауна просто не было выбора.

Их история иллюстрирует, как одна группа может получить похожую на секту власть над вами, если вы не будете осторожными. Если вы верите, что ваши группы и ваши товарищи по ним в большинстве своем однородны, тогда ваша социальная идентичность упрощается, становится менее гибкой и менее восприимчивой к социальным различиям. Подчинение своему племени переплетается с собственным я, и таким образом вы поступаете так любой ценой. Вы также становитесь подозрительными к любому, кто кажется выбивающимся из общей массы[146]146
  Sonia Roccas and Marilynn B. Brewer, “Social Identity Complexity,” Personality and Social Psychology Review 6, no. 2 (2002): 88–106; Richard J. Crisp and Miles Hewstone, “Multiple Social Categorization,” Advances in Experimental Social Psychology 39 (2007): 163–254.


[Закрыть].

Застряв в такой ловушке идентичности, мы находим причины устанавливать границы и изгонять тех, кто «не такой, как мы». Мы становимся менее толерантны к разнородным, взаимообогащающимся группам и подхватываем стереотипы. Мы ищем комфорт и уверенность, раскрашивая наши социальные миры в черное и белое[147]147
  Marilynn B. Brewer and Kathleen P. Pierce, “Social Identity Complexity and Outgroup Tolerance,” Personality and Social Psychology Bulletin 31, no. 3 (2005): 428–437.


[Закрыть]. В 2005 г. психолог Мэрилинн Брюэр и ее коллега Кэтлин Пирс предсказали, что «когда индивиду или общественному строю угрожают психологические, экономические или политические лишения», социальная идентичность будет определяться на основании более ограничивающих и менее сложных категорий, что упрощает мир, под воздействием отчаянной потребности снизить неуверенность. Результатом является усиление дискриминации и сопротивление переменам[148]148
  Там же.


[Закрыть].

Так как же нам избежать попадания в эту ловушку? В данном случае ответ прост, и это превентивные меры. Если вы хотите избежать ловушки идентичности, вы должны повышать сложность вашей идентичности. То есть вместо того, чтобы инвестировать все в одну-единственную группу, как требуется от членов секты, вы можете избежать этой ловушки идентичности, если будете принадлежать к разнообразным группам, что также значит, что у вас здоровый, диверсифицированный портфель социальных идентичностей. На самом деле неважно, к каким группам по интересам вы решите присоединиться. Надо просто, чтобы они имели позитивное значение лично для вас. Вы можете вступить в группы спортивных или музыкальных фанатов, в книжный клуб, клуб любителей настольных игр или учебную группу, любительскую группу или хор или что угодно еще, чем вы увлекаетесь и что регулярно дарит вам ощущение счастья. Например, моя жена присоединилась к группе пожилых выгульщиков собак в два раза старше нее и, к своему удивлению, обрела новую группу любящих друзей.

Большой социальный портфель не просто без потерь проведет вас по зыбучим пескам одной группы, чтобы развеять вековое проклятие «мы против них»; он напрямую принесет пользу вам, мне и всему нашему обществу. Исследования показали: если одна из наших социальных идентичностей чувствует себя отвергнутой или неполноценной, вы можете поддержать свою самооценку, потратив больше энергии на другую. В одном эксперименте американкам европейского происхождения, которые первоначально говорили, что в равной мере отождествляют себя со своей национальной принадлежностью и со своим полом, сказали, что американки азиатского происхождения показали лучшие результаты теста, чем они. Евроамериканки в ответ стали придавать большее значение своей национальной идентичности, чем полу.