Текст книги "Хранители Завета"

Том Эгеланн
Хранители Завета

Египетский анх

Руна Т – тюр

Христианский крест

Пентаграмма

И умер там Моисей, раб Господень, в земле Моавитской,

по слову Господа. И погребен в долине в земле Моавитской,

против Веф-фегора, и никто не знает места погребения его даже до сего дня.

Пятая книга Моисеева

Склеп мой открыт, и солнечные лучи падают в темноту.

Взгляд Хоруса делает меня святым, а Осирис,

который благословенно живет после смерти, обнимает меня.

Египетская Книга мертвых

Торе Пёс вошел туда, где было тело короля Олафа, и стал хлопотать над ним, уложил и распрямил его и прикрыл тканью.

И когда вытер кровь с его лица, то увидел,

что лицо короля прекрасно, щеки румяны, как будто тот спал,

а лицо даже яснее, чем при жизни.

Снорри Стурлусон

Пролог

Один только шаг между мною и смертью.

Первая книга Царств

Потому и премудрость Божия сказала:

пошлю к ним пророков и Апостолов;

И из них одних убьют, а других изгонят.

Евангелие от Луки

Египет
1360 год до Рождества Христова

Медленно поднес он чашу с ядом к своим губам.

Ниже дворца сквозь марево с трудом просматривались мерцающие волны Нила. На ясном небе полыхало солнце, словно котел с кипящей медью. Вдали, над пустыней, дрожащая дымка пыли образовала серо-коричневый купол.

Струйками по шее и спине сбегал пот, песок прилип к коже и образовал на ней корку.

Хотя яд смешали с медом и вином, напиток от этого не потерял своего вяжуще-горьковатого вкуса. Ему предложили самому сделать выбор, как умереть. И теперь они окружили его – визири, жрецы, чиновники и генералы – и ждали, когда он опустошит чашу. Не было только фараона и царицы. Но они и не собирались приходить.

Белый голубь промелькнул мимо окна и быстро полетел к солнцу. Проводив голубя взглядом, он поднес чашу к губам и осушил ее.

Древнеисландский пергамент
1050 год
(В 1240 году включен в состав «Кодекса Снорри»)

Берегись, читающий эти тайные руны. Муки Дуата[1]1
  Дуат — в мифологии Древнего Египта загробный мир.


[Закрыть], Хеля[2]2
  Хель — в скандинавской мифологии царство мертвых в подземном мире.


[Закрыть] и Ада ждут того, кто без позволения раскроет загадки этих знаков.

* * *

Избранником являешься ты, охраняющий тайну ценой своей чести и жизни. Твои божественные покровители Осирис[3]3
  Осирис — в мифологии Древнего Египта бог возрождения, царь загробного мира.


[Закрыть], Один[4]4
  О́дин — верховный бог в германо-скандинавской мифологии.


[Закрыть] и Христос наблюдают за каждым твоим шагом. Слава тебе, Амон[5]5
  Амон (Амон-Ра) – в мифологии Древнего Египта бог солнца, царь богов и покровитель власти фараонов.


[Закрыть]!

Норвегия
1070 год

Старый викинг закашлялся и посмотрел в оконце своей холодной монастырской кельи на склоне горы. Со стороны океана надвигался туман, но он его не замечал. У воды среди камней и выброшенных на берег водорослей чайки устроили крик, окружив гниющие останки туши тюленя.

Он откашлялся, обхватил негнущимися от подагры пальцами перо и написал:

О́дин, дай мне силы.

Руки мои дрожат. Скрюченные пальцы больше похожи на когти орла. Ногти заострились и обломались. Из груди моей вместо дыхания вырываются свист и хрипы. Глаза, которые когда-то могли разглядеть сарыча в поднебесье или корабль на самом краю горизонта с верхушки мачты, теперь застил вечный туман. Только наклонив лицо к пергаменту, так что отчетливо слышен скрип пера по хорошо выделанной коже и ощущается запах дубильной кислоты, смешанный с моим собственным дыханием, я, хоть и с трудом, различаю слабый след чернил. Но это неизбежно, когда медленно приближаешься к позорной смерти.

Браге, дай мне силы запечатлеть мои воспоминания на выбеленном пергаменте. Больше сорока лет прошло с того дня, когда моему повелителю и королю – человеку, которого называют теперь Óláfr hinn helgi, Олаф Святой, – нанесли удар мечом в битве при Стиклестаде[6]6
  В этой битве в 1030 г. погиб Олаф Святой, бывший королем Норвегии в 1015–1028 гг.


[Закрыть]. Я был его оруженосцем и другом. Он так и стоит у меня перед глазами, бесстрашный и твердый в вере, а Кальв наносит ему смертельный удар. Он нашел своего Бога, мой король.

Чтобы не перечить моему господину, я принял крещение во имя Иисуса Христа. Однако втайне, как и встарь, поклонялся богам, доставшимся мне от предков. Я так и не осмелился признаться Олафу, что изменял вере. Оставаясь наедине с собой, я молился О́дину и Тору, Бальдру и Браги, Фрею и богине Фрейе[7]7
  О́дин – верховный бог в германо-скандинавской мифологии, отец и предводитель асов, высших богов. Тор – один из асов, бог грома и бури, защищающий богов и людей от великанов и чудовищ. Бальдр – один из асов, бог весны и света. Браги – сын Одина, бог поэзии и древнейший скальд (поэт) на Скандинавском полуострове. Фрей (Фрейр) – бог плодородия, богатства, мира и лета. Фрейя – богиня любви и войны, предводительница валькирий.


[Закрыть]. Мои боги помогали мне всю мою жизнь. А что сделал Иисус Христос для моего короля? Где был Бог, которого они называли Всемогущим, когда Олаф сражался за Него при Стиклестаде? Мои же боги сохранили мне жизнь и позволили дожить до возраста, когда тщедушное бренное тело почти рассыпается на куски, внутренности сгнили, а мясо отваливается от костей. Никогда Валгалла[8]8
  Валгалла – в германо-скандинавской мифологии небесный чертог в Асгарде для павших в бою, рай для доблестных воинов.


[Закрыть] не распахивала предо мной своих врат. Почему мне не было позволено умереть в битве? С того самого дня, как мы с Олафом, тогда еще два молокососа, отправились в свой первый поход викингов, я не раз смотрел смерти в глаза в чужих краях. Но валькирии никогда не останавливали на мне свой выбор. Я еще чувствую жажду крови и помню ярость, которая вскипала во мне каждый раз при приближении к чужому берегу, ужас в глазах противника, вздымающиеся груди и обнаженные бедра женщин, над которыми мы надругались. Мы бились храбро – так, как нас учили отцы и деды. Сколько человек мы убили? Больше, чем пальцев на руках у тысячи человек. Я и сейчас вижу перед собой взгляд тех воинов, которых я разрубал во имя короля Олафа. Мы брали в плен мужчин и женщин, которых потом продавали как невольников и наложниц. Поджигали дома и, уходя, оставляли деревни в руинах. Таков был обычай.

Незадолго до смерти Олаф почувствовал угрызения совести. Он молил своего Бога о прощении. Его Бог не уважал приносящие славу битвы. Если приверженцы этого Бога складывали молитвенно свои руки и шептали волшебные слова, то Он прощал им грехи, которые их мучили. Но только если они поклонялись Ему. Какое лицемерие! Я никогда не мог понять этого Бога и Его Божественного Сына. Поэтому я по-прежнему приносил жертвы О́дину и Тору. И еще Браге, богу поэзии и искусства скальдов[9]9
  Скальды — норвежские и исландские поэты IX–XIII вв.


[Закрыть]. Меня называли скальд Бард. Ни одно из моих скальдических стихотворений не записано. Мои лучшие стихи живут в устах других людей.

В вырубленном в скале монастыре, где я живу уже почти двадцать лет, ко мне относятся как к святому. Раз уж я был близок и к королю, и к египтянину Асиму, то здесь думают, что часть их святости перешла на меня. Теперь оба покоятся в тайной гробнице Асима вместе с сокровищами и древними свитками, которые мог прочитать только Асим.

Двадцать пять лет миновало с той поры, когда мы были молодыми, до дня, когда жизнь покинула Олафа Святого под палящим июньским солнцем в битве под Стиклестадом, и все эти годы я был его верным спутником. Сейчас я стар. Сижу здесь и записываю на самом лучшем пергаменте, какой только можно получить в этом монастыре, острым пером и лучшими чернилами тайну, оставшуюся от той жизни, которую я провел вместе с моим королем. Перед смертью я должен рассказать историю о походе воинов в царство солнца, к храму чужих богов.

Старик еще раз выглянул за оконце. Туман полностью окутал монастырь. Чайки затихли. Затем снова посмотрел на написанное. Руны заполняли белый пергамент симметричными рядами. Он с трудом поднялся и побрел к оконцу, опустил руки на подоконник и погрузился в воспоминания. Терпкий соленый воздух моря и ветра всегда наводил его на мысли о годах юности, когда он стоял на носу корабля викингов «Морской орел» рядом с королем Олафом. Волосы трепетали на ветру, а взгляд был направлен в сторону неведомых стран.

Руническая надпись
церковь Урнес

Священный культ Амона-Ра

достойные ХРАНИТЕЛИ знают великую тайну этих рун

Ватикан
1128 год

Лицо кардинала Бенедиктуса Секундуса казалось мертвенно-бледным в мелькании света от коптящего жирового светильника. Положив перед собой на стол пачку листов пергамента, он стал сверлить архивариуса взглядом:

– Почему об этом тексте мне стало известно только сегодня?

– Ваше Преосвященство, этот коптский документ был среди бесчисленного количества прочих, которые Ватикан конфисковал более ста лет назад. С тех пор они лежали нетронутыми в архиве. Пока префект Сканнабекки не приказал произвести разборку и составить их опись. Этот документ лишь один из многих, которые нам недавно перевели. Мы даже не подозревали… – Архивариус замолк, с испугом перевел взгляд с кардинала на стоявшего в темном углу Клеменса де Фиески, рыцаря из ближайшего окружения папы, и закончил: – …о характере этого текста.

– Кто записал текст на коптском?

– Один египтянин, Ваше Преосвященство…

– Нетрудно догадаться.

– …некий жрец…

– Хм!

– …по имени Асим.

– И где же оригинал?

– Насколько нам известно, папирус находится в… э-э-э… Норвегии.

Взгляд кардинала затуманился.

– Noruega, – повторил архивариус. – Это снежная страна. Далеко на севере.

– Noruega. – Кардинал взял себя в руки, чтобы скрыть свой гнев. – Каким образом собрание священных текстов могло оказаться там, у этих… варваров?

– Это нам неизвестно, – прошептал архивариус.

– Мне, видимо, нет нужды говорить, насколько важно для Ватикана вернуть оригинал?

– Поэтому-то я и пригласил вас сюда, Ваше Преосвященство.

Кардинал повернулся к Клеменсу де Фиески:

– Я хочу, чтобы ты отправился туда и нашел оригинал! В этой самой стране… Noruega.

Клеменс де Фиески вышел из тени и слегка поклонился.

– Ваше Преосвященство, – вмешался архивариус и, перелистав листы пергамента, нашел нужный, – информация египтянина дает лишь очень приблизительное…

– Найди его! – прервал его кардинал, продолжая смотреть на де Фиески. – И привези сюда.

– Ваше Преосвященство! – отозвался де Фиески и еще раз поклонился.

Пламя светильника затрепетало от взмаха его плаща. Они услышали затихавшие шаги и затем звук закрывшейся двери.

– Де Фиески должен найти оригинал! – воскликнул кардинал, обращаясь больше к себе, нежели к архивариусу. – Если манускрипт попадет в чужие руки…

– Этого не должно случиться.

– Ни слова! Ни одному человеку! – Кардинал обвел взглядом зал с многочисленными полками, на которых громоздились свернутые в трубки пергаменты, манускрипты, документы, письма и карты, и затем сложил в молитве руки. – Господи, помоги нам найти этот папирус, – прошептал он и оставил архивариуса трястись от страха под светом чадящего жирового светильника.

Надпись на могиле
монастырь Люсе
1146 год

HIR: HUILIR: SIRA: RUTOLFR

Здесь покоится преподобный Рудольф

Из «Кодекса Снорри»
1240 год

Досточтимый ХРАНИТЕЛЬ

который истолкует загадки рун

Ты сможешь найти рунический камень

в последней могиле у рунической розы

где покоится епископ Рудольф

Исландия
1241 год

В ту ночь, когда его пришли убивать, он долго стоял в своем дворе и смотрел на звезды. Что-то тревожило его. Некое предчувствие. Он поежился от холодного северного ветра. Перед этим он больше часа просидел в теплой воде купальни возле своего дома, потом вытерся, оделся. Над крышей дома он видел луну, колеблющуюся из-за пара, который поднимался от купальни. Он запустил пальцы в седую бороду и ткнул ногой пожелтевшую траву. Он никак не мог понять, отчего на душе у него скребли кошки. Ему еще так много нужно сделать! Годы его не тяготили, совсем нет. Он был здоров и подвижен, как теленок. М-да. По небу пронеслась падающая звезда. «Вот как, – подумал он, – это предзнаменование?» Он вдохнул в легкие холодный воздух и затаил дыхание. Где-то залаяла собака. В конюшне заржала лошадь.

Потом мир опять замер.

– Да-да, – прошептал он, – да-да-да.

Он вошел в дом и стал подниматься по лестнице, седьмая ступенька всегда скрипела. Закрыв за собой дверь спальни, он тяжело опустился на кровать поверх меха, который служанка недавно чистила. Так он и заснул одетый, прислонившись головой к необструганной доске стены.

Ржание лошадей.

Громкие крики.

С треском и грохотом распахиваются ворота.

Кто-то выкрикивает имя. Его имя.

Эти звуки вплелись в его сновидение. Ресницы задрожали. И внезапно он совершенно проснулся. Одним движением поднялся, ухватился за стойку кровати, чтобы не упасть. Снаружи доносились шум и крики. Он посмотрел в оконце и во дворе увидел мужчин в полном вооружении, с факелами в руках. Среди них можно было угадать освещенного мигающим светом факелов Гиссура. Он замер. Гиссур! В минуту слабости он дал позволение своей дочери Ингебьорг выйти замуж за этого негодяя! Пусть так вышло, ну и что? Гиссур… Неужели именно этот червячок грыз его? Он враждовал с Гиссуром. Но чтобы вот так? Хотя если говорить честно, то ничего другого нельзя было и ожидать от мерзавца, который всеми силами пытается выслужиться перед норвежским королем.

Сердце сильно забилось, но он не хотел признаваться, что боится. «Не может же смерть прийти в такую ночь, – подумал он, – в эту мирную звездную ночь».

Он открыл комод и покопался в вещах, нашел секретный механизм тайного отделения. Замочек щелкнул. Рука обхватила трубку. Никогда и ни за что этот пергамент не должен попасть в руки Гиссура и бесчестного норвежского короля. Он сунул трубку себе под рубаху, незаметно пробрался по узкой лестнице, выбежал в переулок за домами и поспешил к священнику Арнбьорну.

Старик сидел на кровати, подтянув одеяло до подбородка, и смотрел на него широко раскрытыми испуганными глазами. Он облегченно вздохнул, когда в полумраке признал хавдинга[10]10
  Хавдинг — в Исландии и Норвегии в эту эпоху предводитель, глава рода.


[Закрыть].

– Кто там?..

– Гиссур и его люди!

– Гиссур?! – Священник перекрестился и сполз с кровати на пол. – Спрячься! Я знаю где! В погребах. Там есть каморка.

– Обещай мне сделать кое-что! – Слова прозвучали необычно. Спокойно. Повелительно. Без признаков страха. Он вынул трубку с пергаментом. – Арнбьорн, слушай меня внимательно!

Арнбьорн сидел с открытым ртом:

– Да?

Он протянул пергамент. Какое-то время оба держались за кожаную трубку.

– Если к утру меня не будет в живых, ты, Арнбьорн, должен будешь выполнить одно мое поручение. Ничего важнее в твоей жизни еще не было.

Священник молча кивнул.

– Ты должен передать пергамент Тордуру Хитроумному. – Он вперил взгляд в священника. – И еще, ты никогда никому не должен говорить об этом. Никогда ни единого слова!

– А что сказать… Тордуру?

– Он все поймет.

Тордур был еще одним хранителем в Исландии. Если можно было довериться кому-то на этой земле, так Тордуру Хитроумному, сыну брата.

И, только сказав это, он выпустил трубку из рук.

– Охраняй его ценой собственной жизни! Даже если тебе выколют глаза. – (Священник вскрикнул и отпрянул.) – Сохрани пергамент и никому не говори, что он у тебя есть и даже что ты что-то про него знаешь! Обещай мне это, Арнбьорн, именем Господа!

Священник несколько помедлил, задумавшись о том, что ему могут выколоть глаза, и затем ответил:

– Клянусь!

– Я надеюсь на тебя, друг мой. Да пребудет с тобой мир, священник Арнбьорн!

Сказав это, он покинул священника и выбежал в ночь. Мороз полоснул по коже. Раздавались окрики спутников Гиссура, обыскивавших двор, конское ржание и топот, собачий лай и громкие голоса обезумевших обитателей дома, протестовавших против бесчинств дружинников. За сарайчиком был вход в погреба, он открыл дверь. В кромешной тьме он бежал, пригнувшись, по узкому проходу, то и дело дотрагиваясь до выложенных камнем стен. Метров через десять-двенадцать наткнулся на деревянную дверь. «Вот дьявол!» Вытащил ключ, открыл дверь и вошел в каморку. В нос ударил запах прелого зерна и забродившего медового питья. Он спрятался, протиснувшись в щель между бочками с зерном, которые стояли вдоль стены.

«Они не уйдут, пока не найдут меня», – подумал он.

Обнаружив его, они под радостное улюлюканье оттолкнули бочки и вытащили его из укрытия.

При свете факелов он увидел пять человек. Узнал Арни Язву и Симона Крутого. Но Гиссура, этого мерзавца, среди них не было.

Позади, в темном туннеле, он заметил священника Арнбьорна.

– Господин, – прокричал священник со страхом, – они обещали пощадить тебя!

– Вот и хорошо, – сказал он так тихо, что священник вряд ли услышал его.

– Заткнись, старик! – крикнул Симон Крутой Арнбьорну.

– Гиссур обещал сохранить тебе жизнь! – не унимался священник. – Он сказал, что примирение состоится только после вашей с ним встречи…

Вдруг Арнбьорн замолк, догадавшись, что его обманули и что он предал своего хавдинга.

Кто-то из преследователей засмеялся.

– Где пергамент? – крикнул Симон Крутой.

– Куда ты его спрятал? – прорычал Арни Язва.

И они думали, что он расскажет?!

Симон Крутой приблизил к нему лицо:

– Послушай, ты же знаешь, что мы найдем его. Даже если для этого придется разнести здесь все в пух и прах.

Так продолжалось некоторое время. Наконец они потеряли терпение.

– Рубить голову будешь ты! – крикнул Симон Крутой Арни Язве.

Воины смотрели на священника.

– Ну говори же! – завопил Арни Язва.

В этот момент он чувствовал только абсолютное спокойствие. Им овладело сознание того, что жизнь подошла к концу – его богатая драматическими событиями жизнь, за которую ему было не стыдно. Жизнь почти такая же, как те, которые он воспевал в своих сагах.

– Не смей, – твердо сказал он.

– Руби! – повторил Симон Крутой.

Он не испугался. Он только хотел умереть с честью. Он не хотел уходить из жизни с лицом, изуродованным топором и мечом. Удар в сердце был бы гораздо более почетным.

– Не смей, – повторил он властно и посмотрел своим убийцам прямо в глаза.

Первым нанес удар Арни Язва. Он попал в сонную артерию. Кровь брызнула из раны. «Есть еще во мне сила и стойкость», – подумал он со вспышкой гордости. Опустился на землю. Остальные стали наносить удары без разбору. Из туннеля доносились жалобные стоны священника Арнбьорна. «Лишь бы он сдержал слово и передал пергамент Тордуру Хитроумному», – была его последняя мысль.

Вот так, в окружении врагов, купаясь в собственной крови, расстался с жизнью Снорри Стурлусон[11]11
  Снорри Стурлусон (1178–1241) – исландский историк, поэт и государственный деятель.


[Закрыть].

Руническая надпись
дворец Мьерколес
1503 год

Торд высек эти руны далеко от родных краев

Через бурные моря и далекие горные страны

через леса и вершины

несли мы святыню

для охраны которой мы были рождены

Ватикан
1503 год

Папа Юлий II изумленно посмотрел на недавно назначенного кардинала Джулиано Кастанью.

– Пожалуйста, повтори, – недоверчиво повторил папа. – Где находится папирусный манускрипт?

– Святой отец, я знаю, что это кажется совершенно невероятным… Но посланец королевы Изабеллы доставил письмо сегодня утром. Как вы видите по печати отправителя, письмо подлинное.

Папа взял свиток с письмом, печать была сломана. Читая, он качал головой. Закончив чтение, протянул письмо кардиналу:

– И речь идет о папирусных оригиналах текстов Священного Писания, которые мы имеем только в переводе на коптский язык?

Кардинал кивнул.

– О тех папирусах, которые твой предшественник Секундус пытался найти почти четыре сотни лет тому назад? – спросил папа.

– Непостижимо.

– Но каким образом тексты оказались там?

– Эта история, – сказал кардинал, – столь же непостижима.

Папа посмотрел на звездный потолок Сикстинской капеллы[12]12
  В 1508 г. папа Юлий II поручит расписать потолок Сикстинской капеллы Микеланджело.


[Закрыть].

– Надо что-то делать с этим потолком, – пробормотал он, затем перевел взгляд на кардинала и вздохнул. – Если об этом станет известно, наступит катастрофа! Для Церкви. Для Ватикана. Для всего мира.

– Я могу предложить смелое решение нашей проблемы.

Часть первая
Манускрипт

…Там они убили трех священников и сожгли три церкви и отплыли домой.

Снорри

Рыцарь-тамплиер – воистину бесстрашный рыцарь, потому что его душа защищена кольчугой веры, так же как его тело защищено доспехами из железа.

Бернар Клерво

Бесспорная истина – все то, что сказано рунами.

«Речи Высокого»[13]13
  «Речи Высокого» — одна из песен древнескандинавского литературного памятника «Старшая Эдда».


[Закрыть]

Убийство священника
Исландия
2007 год

Преподобный Магнус мертв. Он плавает лицом вниз, как будто сделал глубокий вдох и теперь ищет что-то на дне купальни. Не очень длинные волосы, плавающие в воде, образуют вокруг головы венец. Белые как снег руки качаются на волнах.

– Магнус?

Голос мой совсем слабый и испуганный.

Одежда колышется вокруг, словно бурые водоросли в море в момент отлива. На дне поблескивают монеты, которые бросили туда туристы.

Я еще раз выкрикиваю его имя. Откуда-то доносится крик ворона.

Стою не шевелясь. Вероятно, я пытаюсь оттянуть неизбежный момент, когда придется вытащить его из горячей воды источника и взглянуть в его безжизненные глаза.

Едва ли он упал туда случайно. Купальня не очень глубокая. Магнус легко мог бы подняться.

Кто-то убил его. Кто-то утопил преподобного Магнуса.

Упершись коленом в камень, я хватаю его лодыжки и тяну из воды, слегка пахнущей серой. Он тяжелый. Одежда мокрая. Когда я переворачиваю его на бок, изо рта начинает течь вода. Я пробую найти пульс, но он давно исчез. Лицо покрасневшее, отечное. Глаза широко открытые. Пустые.

– О Магнус, – шепчу я, – что они с тобой сделали?

А может быть, не шепчу, а только думаю. Беру своей рукой его руку. И дрожу. По его бороде стекают капли. Одежда прилипла к грузному телу.

Круглая купальня обрамлена рядом неровных камней. Из щелей между камнями торчат упрямые стебли травы. Над пустынной местностью дует ветерок.

Я выпускаю его руку и звоню по телефону 112.