Текст книги "Хранители Завета"

Цифровым фотоаппаратом я делаю серию снимков, чтобы увековечить обнаруженный нами колодец.

Из машины мы приносим рабочие рукавицы и начинаем разбирать камни. Мы трудимся очень осторожно, но все равно я трепещу оттого, что мы можем повредить древний памятник.

Бьорн Белтэ – вандал от культуры!

Если следовать канонам, мы должны были бы ходатайствовать о разрешении, и, возможно, нам позволили бы вскрыть колодец. Через год или два. Ни закон о сохранении памятников культуры, ни блюстители его на местах не особенно настроены спешить с разрешениями, когда речь идет об охотниках за кладами. Мои коллеги осудят меня, и будут правы.

В середине работы я останавливаюсь и говорю Эйвину:

– Когда все закончится, я возьму на себя ответственность за содеянное. Тебя тут не было. Ты мне не помогал. Ты ничего об этом не знал.

Эйвин опускает глаза. Конечно же, он хочет разделить со мной честь и славу открытия. Но он знает, что рискует карьерой.

А мне на карьеру наплевать.

К счастью, не очень холодно и не очень сыро. Немногочисленные туристы быстро пробегают по парку с руинами, и нам никто не мешает весь день. К моменту, когда наступила темнота, мы уже подняли и переместили несколько тонн поросших мхом камней и дошли до твердой поверхности из спрессованных мелких камешков.

Мы возвращаемся сюда еще до рассвета. У нас на головах шахтерские фонари, которые мы выключаем, как только первая полоса света появляется среди верхушек деревьев на востоке.

При помощи лома, кувалды и молотков мы освобождаем один камень за другим. Потребовалось пройти три слоя камней, прежде чем мы доходим до сгнивших деревянных столбов, которые явно служили опалубкой.

К середине дня мы наконец разбираем достаточно широкий проход.

Чтобы избежать несчастного случая – нас может завалить камнями на дне колодца, – Эйвин остается ждать меня наверху, а я обматываюсь канатом и спускаюсь вниз. Шахтерский фонарь на голове освещает круглую каменную стенку колодца, покрытую зеленой плесенью. Камни большие, хорошо обработанные. Если считать, что это всего лишь запасной колодец, то монахи и строители монастыря проделали поразительную работу.

При глубине в пять-шесть метров диаметр колодца около метра. Резиновые сапоги тонут в слое ила. Я кричу Эйвину, что благополучно добрался до цели. Затем начинаю осматривать мокрые позеленевшие и покрытые мхом стены.

Ничего.

Конечно, я не ожидал увидеть тут же, на дне колодца, могильный склеп. Но надеялся увидеть хоть что-нибудь.

Рукавицей начинаю счищать мох со стены колодца. Спустя некоторое время обнаруживаю, что один из камней светлее других. Мрамор? Стеатит?

Я свечу на него своим фонарем. На камне много царапин и каких-то меток. Я наклоняюсь к нему.

Сначала трудно разглядеть, что собой представляют эти метки. Я продолжаю очищать поверхность камня. Вот теперь я вижу.

Наверху на камне выбиты или вырезаны три знака.

Анх, тюр и крест.

Эйвин спускает мне пластиковую бутылку воды. Дрожащими руками я мою камень. Но других знаков не видно. Я фотографирую три знака и прошу Эйвина поднять меня наверх.

В квартиру на цокольном этаже мы возвращаемся возбужденные. И долго обсуждаем, что будем делать. Нет сомнений, что колодец скрывает вход в погребальную камеру. Сообщить начальству? Заявить в Управление по охране памятников?

Отвечать надо, само собой разумеется, только «да».

Но только не сейчас.

Мы знаем, что потеряем всякую возможность контролировать события, если привлечем других. Раскопки будут продолжаться всю зиму, всю весну. У меня нет времени ждать.

Вечером мы ставим долгоиграющую виниловую пластинку с «Supertramp»[33]33
  «Supertramp» – британская рок-группа, работающая в жанре прогрессивного рока и поп-рока.


[Закрыть] и обсуждаем вероятную связь между викингами и Египтом.

– Хотя нет документов, не исключено, что викинги поднимались вверх по Нилу, – говорит Эйвин. – Викинги имели огромный опыт передвижения по рекам. Тысячи викингов путешествовали на запад, но еще больше – на восток. Они плавали под парусами, гребли и волокли волоком свои корабли по России, преодолевая по нескольку тысяч километров, вплоть до Черного и Каспийского морей.

– Но были ли они в Египте?

– Викинги совершали набеги по всему Средиземноморью, в том числе бывали в Северной Африке. Так почему же они стали бы делать исключение для Египта?

У него есть доказательства. Сигурд Объехавший Мир получил свое прозвище, потому что участвовал в Крестовых походах и дошел до Миклагарда (так викинги называли Константинополь) и Иерусалима. А еще есть история о Харальде Суровом, сводном брате Олафа Святого. Ему было пятнадцать лет, когда он принял участие в битве при Стиклестаде, остался жив и бежал на юг, в Византию. Здесь он стал военачальником в гвардии византийского императора, был в любовной связи с женой императора и участвовал во многих сражениях, в частности в Северной Африке. По словам Снорри, он участвовал в захвате восьмидесяти африканских городов. Снорри пишет, что Харальд был в Африке много лет и завоевал много имущества, золота и драгоценностей. Его суда были доверху набиты золотом и драгоценностями, когда они возвращались домой.

– Уже в IX веке викинги доплывали до таких отдаленных мест, как Средиземное море и Африка, – говорит Эйвин. – Об этих походах рассказывают саги и арабские хроники.

– Но там ничего не говорится о Египте!

– Какой же ты зануда! Викинги были воинами, которые никого не боялись! Почему они должны были бояться плыть по Нилу? В 844 году экспедиция из военных судов с несколькими тысячами человек дошла до Северной Испании, поплыла вдоль берегов Португалии и напала на Лиссабон, испанский Кадис и ряд городов вдоль берегов рек в Южной Испании. Они доплыли по реке Гвадалквивир вплоть до Севильи. Это был опасный и смелый маневр! Они грабили город целую неделю. Убивали и насиловали, жгли и грабили, разрушили большую городскую стену и сожгли мечети. Мусульманскому эмиру Абд аль-Рахману пришлось послать свои лучшие войска из Кордовы, чтобы мавры могли восстановить контроль. Викинги бежали на юг и напали на Северо-Африканский халифат, а потом поплыли домой с награбленным добром. Спустя пятнадцать лет туда вернулся флот еще больших размеров. Набег продолжался три года, и во главе, судя по описаниям, стояли вожди викингов – Хостейн и Бьорн Железный Бок. Тысячи викингов более чем на шестидесяти больших кораблях разграбили все в долине Роны, в Галисии, Португалии, Андалузии и Северной Африке. Они поплыли на север вдоль восточного берега Испании, побывали на Майорке и по реке Эбро поднялись до Памплоны в Стране Басков. Взгляни на карту! Река Эбро извивается вот здесь, в сотне километров от восточного берега Испании, вплоть до Памплоны. Там они похитили короля Гарсия Иньигуеса. Когда они плыли домой, у них было 70 000 золотых монет. Потом они поплыли на северо-восток вдоль берегов Испании и Франции к Провансу и затем в Италию, где напали на Пизу. Потом они ограбили город Луна, причем они думали, что это Рим. Добыча была огромная. Вожди викингов были очень довольны. Эти богатства послужили стимулом для потомков повторить подвиг. По прошествии ста лет они тоже отправились в поход. Флот из сотни больших кораблей с восьмью тысячами человек на борту разграбил Галисию и Леон на территории христианской Северной Испании, бушевал в Сантьяго-де-Компостела и Катоире. Ну так как, Бьорн, ты все еще думаешь, что такие воины испугались бы плавания по Нилу?

Перед тем как лечь, я звоню Трайну в Исландию. Он говорит, что пытался связаться со мной.

Три неустановленных лица вошли в главный зал Института Аурни Магнуссона и набросились на четырех студентов-археологов, которые работали там для камуфляжа. Все четверо были избиты и прикованы к радиаторам отопления. Негодяи унесли с собой копию «Круга земного», сделанную в XVIII веке.

По-видимому, они думали, что это «Свитки Тингведлира».

– Трайн, Рейкьявик перестал быть надежным местом.

– Я тоже так считаю.

– Рано или поздно они определят, куда ты запрятал свитки.

Он тяжело дышит.

– Мне надо позвонить, – говорю я.

– Кому?

– Я знаю человека, который нам поможет.

На следующее утро мы возвращаемся к колодцу с новым снаряжением: большим количеством толстых канатов, дрелью и тремя батарейками к ней, зубилами, ломами, карманными фонарями и рабочими комбинезонами.

Мы закрепляем два каната на большом дереве и спускаемся вдвоем. Каменная кладка кажется прочной как скала. Но при помощи дрели и зубил мы отделяем белый камень с тремя символами. За ним обнаруживается еще одна каменная кладка. Теперь, когда мы освободили один камень, нам легче выбивать камни под ним. Вскоре перед нами отверстие во внешней стене размером в один квадратный метр. Теперь можно приступить к работе на внутренней стене. Проходит больше часа, уже использованы два сверла и три батарейки, и наконец последний камень поддается. При помощи ломов мы сталкиваем его внутрь в какое-то пространство за шахтой колодца.

Отверстие проделано.

Поток терпкого сырого воздуха устремляется к нам из отверстия и шипит, словно появляется джинн из кувшина после тысячелетнего заточения.

– Теперь есть хоть какая-то вентиляция, – говорит Эйвин.

Я освещаю камеру. Пустое пространство с каменными стенами.

– Что-нибудь видишь? – спрашивает Эйвин.

– Ничего.

– Ну так приступим!

Нет нигде людей более напористых, чем в Бергене.

Я вползаю первым. Эйвин идет следом.

То, что я воспринимал как камеру, оказывается концом овального сводчатого туннеля, обложенного камнями, как и сам колодец. Диаметр туннеля примерно два метра, так что оба идем выпрямившись. Шаг за шагом мы продвигаемся вперед по воде и грязи. Воздух влажный. Лучи фонариков дрожат в темноте. Стены покрыты зеленой плесенью, по которой проползает иногда паук, когда на него падает дрожащий луч света.

Через пять минут мы попадаем во внутреннюю камеру, здесь расстояние до потолка и стен на два-три метра больше. От обрамленной камнями площадки налево вверх уходит гранитная лестница, но сам туннель идет дальше вперед.

– Это явно подъем к колодцу или тайному выходу, – говорит Эйвин.

Мы решаем пройти по туннелю до конца, прежде чем поднимемся по лестнице.

Туннель кончается мощной каменной стеной.

– Мы сейчас, вероятно, под монастырем Люсе, – говорит Эйвин. – Может быть, этот ход был секретным путем на случай бегства?

Все наше снаряжение осталось в колодце, поэтому мы даже не пытаемся вскрыть стену и идем к лестнице.

Это место примерно в середине туннеля. В таком случае оно находится в точке, где пересекаются линии внутренней пентаграммы, в то время как колодец в пересечении внешней.

Мы поднимаемся по лестнице. Наверху стена. Опять. Какую-то странную роль играют эти стены в моей жизни.

Лестница привела нас на узкую площадку, в помещение, которое кончается солидной конструкцией из больших, хорошо обтесанных камней, соединенных с поразительной точностью. Пять штук в ширину, десять в высоту.

В свете наших головных фонарей мы видим один ряд египетских иероглифов и два ряда рун. А над ними анх, тюр и крест.

Мы бежим к колодцу, берем ломы и возвращаемся на площадку.

Чтобы не повредить красивый орнамент, украшения и текст, мы начинаем работу внизу справа. Сначала работаем зубилом. Камень пористый. Когда зубило проходит насквозь в пустое пространство, мы молотком выбиваем первый камень. Удалив два камня по высоте и два по ширине, получаем отверстие, через которое можно пробраться внутрь.

Потеряв дар речи, в благоговении я стою и смотрю.

Гробница имеет пять стен и свод, опирающийся на пять каменных колонн. В центре стоит возвышение высотой в полтора метра.

На возвышении покоится каменный саркофаг.

Гробница! Я едва в состоянии понять это сам. Мы нашли гробницу!

– Невообразимо! – шепчу я в волнении Эйвину.

Мы с Эйвином стоим, прижавшись к стене у самого входа. Лучи света от наших фонарей прыгают взад и вперед в темноте гробницы.

Она имеет форму пентагона – пятиугольника, который повторяет то, что получается при пересечении линий пентаграммы. Колонны размещены в пяти точках пересечения линий, идущих от углов.

Леденящий холод. Сюда проникает сырой болотный запах из туннеля. Стены, потолок и крыша удивительно сухи. Два-три камня упали на пол, но во всем остальном помещение выглядит в точности таким, каким его, очевидно, покинули восемьсот-девятьсот лет тому назад.

Медленно переступая, мы подходим к саркофагу в центре. Руническими знаками, высеченными на каменной крышке, написано:

HIR: HUILIR: SIRA: RUTOLFR

«Здесь покоится преподобный Рудольф», – перевожу я мысленно.

Ниже на крышке написано:

RUTOLFR: BISKUP:

– Епископ Рудольф, – шепчу я, словно все еще хочу показать уважение к тишине и покою, которые сам же давно нарушил. – Один из епископов, которые сопровождали Олафа во время его возвращения из Англии в Норвегию перед христианизацией страны.

– Так это не Олаф Святой?

– Нет.

Открытие и великолепное зрелище слишком сильно действуют на меня, чтобы я мог почувствовать разочарование. Хотя мне хотелось бы, чтобы мы увидели на возвышении раку Олафа, а не каменный саркофаг.

Мы с Эйвином беремся каждый за свой край гроба и осторожно отодвигаем в сторону.

На скелете красная мантия епископа со сгнившим горностаевым воротником. Кости пальцев обхватили епископский жезл. Череп в продолговатой и острой епископской шапочке лежит боком внутри митры.

Епископ Рудольф…

Неожиданно для меня самого на глаза наворачиваются слезы.

– Бьорн? – Эйвин дергает меня за рукав.

Светом фонаря на голове он указывает мне на что-то слева от нас. Сначала я вижу только отблески света. Потом обнаруживаю четыре керамических кувшина.

– О боже! – говорит Эйвин.

Каждый кувшин наполнен драгоценностями и египетскими статуэтками из золота и алебастра. Кошки, амулеты, жуки-скарабеи, бог-шакал Анубис, сказочные животные, кобры… Лучи фонарей блестят на темно-красных драгоценных камнях. Эйвин хватает фигурку бога Хоруса с птичьей головой.

– Оставь ее, – говорю я. – Мы должны сохранить как можно больше вещей нетронутыми, чтобы наши коллеги смогли изучить их.

– И это говоришь ты? – смеется он.

Пыль на стенах скрывает надписи, сделанные рунами и египетскими иероглифами. Надгробная надпись украшена орнаментом из скандинавских и древних египетских значков. Мы долго ходим по темному залу и рассматриваем надписи на стенах. Под пылью видны значки и рисунки.

Внизу на возвышении обнаруживается мраморная пластина, покрытая сотнями значков.

Руническая надпись.

С помощью ножа я вырываю камень из объятий пьедестала и счищаю пыль. Осторожно кладу на пол. По краям камня – драгоценные камни.

Сверху три символа.

– Анх, тюр и крест, – бормочет Эйвин.

Своим фонарем я освещаю знаки и перевожу с древненорвежского языка:

Благословен будет Олаф Святой наш добрый король.

Наконец-то текст, который можно прочитать.

– Вот уж это я возьму с собой!

По лучу света, который падает мне прямо в лицо, я понимаю, что Эйвин смотрит на меня.

– Мы обязаны доложить обо всем, что нашли, – говорит он наконец.

– Ясное дело. Но незачем говорить о камне с рунической надписью.

– Рано или поздно его пропажу обнаружат.

– Конечно, я его верну. Когда все выясню. А может быть, они подумают, что здесь когда-то побывали грабители.

– Так оно и есть.

Интерлюдия
История барда (I)

Они топтали эти священные места своими нечистыми ногами, выкопали алтарь и разграбили все сокровища в святом храме. Некоторых жителей они убили, других, заковав в цепи, увели с собой.

Алькуин. О нападении викингов на монастырь Линдисфарне

Чужаки приплыли на рассвете, когда дыхание Амона-Ра окрасило небо розовым цветом. […]

Я смотрел на чужеземные корабли, плывшие по реке, – длинные стройные корабли, с огромными парусами и головами хищных драконов на носу.

Асим, жрец египетского культа Амона-Ра

По ночам на своем жестком ложе в монастырской келье он часто вспоминал годы своей викингской юности, проведенные в походах вместе с королем Олафом. В полудреме он пытался получше закутаться в одеяло из грубого домотканого сукна, и воспоминания превращались в образы, запахи и звуки, заполнявшие холодный мрак кельи. Иногда, когда сон не приходил, он с трудом подходил к оконцу и прислушивался к дыханию океана и шуму прибоя, бившегося о шхеры. Вот так, дрожа от холода, почти ничего не видя, он стоял на сквозняке и думал о безвозвратно ушедших днях. Зрение было таким слабым, что ему даже не нужно было закрывать глаза, чтобы увидеть флот кораблей викингов, которые…

Отрывки из истории Барда[34]34
  Оригинал этого текста находится в библиотеке дворца Мьерколес, номер по каталогу 1432-KJ-sjs-31. – Прим. авт.


[Закрыть]

…плыли по пенящимся верхушкам волн в сопровождении облака брызг. Вместе с королем Олафом я стоял на носу корабля «Морской орел» и издавал громкие крики навстречу ветру. Я стирал рукавом соленые капли с лица. Король со смехом повторял за мной крики. Водяные капли вокруг нас серебром сверкали под солнечными лучами. Корабль мелкими толчками, с шумом от удара волн о дубовый борт продвигался вперед. Огромный парус боевого корабля извивался под ударами свежего северо-западного ветра.

Королевский корабль «Морской орел» был прекрасен, на носу и на корме были вырезаны головы драконов. Мы называли его «дракаром», то есть кораблем с драконом. Ловкие руки норвежских мастеров вырезали злых драконов, жутких змеев и ужасных морских чудовищ для передней и задней части корабля. Мачта была высокой и стройной. Полосатый парус ловил ветер и гнал нас по водной поверхности вперед. За кораблями, словно драконы, привязанные веревочкой, стаями летали чайки и крачки и приятные на вкус морские птицы. Мы с Олафом отвернулись от ветра и посмотрели назад, на палубу. Люди на корабле большей частью дремали под горячими лучами солнца. Кое-кто играл в кости или в карты, кто-то рассказывал истории о своих подвигах в кровавых битвах. Судя по жестикуляции, парень по имени Горм рассказывал о стройной женщине, с которой он переспал. Гигант по имени Торд стоял у поручней и мочился в море. Наверху на мачте два парня ссорились из-за завязанного узла. Один из мореходов отмечал положение корабля на пергаментной карте. Потом он отметил точку на солнечном компасе с указателем в форме полумесяца. Олаф свистнул, сунув пальцы в рот, и показал кормчему, что надо немного повернуть на восток. Потом он кивнул Ране, дядьке, которого ему навязала мать, когда много лет тому назад мы впервые отправлялись в поход викингов. Олаф сунул руку в мою пышную шевелюру, подергал волосы и сказал:

– Я вижу, что тебе понравилось плавать в открытом море, Бард.

Я плюнул через поручни и ответил:

– А кому же не понравится, мой король?

Мы были ровесниками, Олаф и я. Мы называли его королем, хотя у него не было государства. В жилах короля-воина текла настоящая кровь викинга. Олаф Харальдссон принадлежал к королевскому роду. Харальд Прекрасноволосый был его прапрадедом, а отцом был Харальд Гренске, маленький князек из Вестфолла, обожатель женщин, которого заживо сожгла шведка Сигрид Сторроде, когда ей надоели его назойливые приставания. А в это время жена Харальда Гренске, Аста, вынашивала в чреве сына Олафа. Ее новый муж Сигурд Сюр был полной противоположностью Харальда: Харальд – викинг всегда и во всем, буйный любитель схваток, а Сигурд – миролюбивый, степенный и экономный земледелец, который предпочитал заниматься землей, скотом и ненавидел кровопролития. В юном Олафе больше было от отца. Мальчишкой он с презрением смотрел на отчима-земледельца и за спиной матери издевался над ним.

Обхватив рукой потертый штевень, я посмотрел сначала на запад, на мерцающую полоску горизонта, потом на дымку, которая скрывала берег на востоке. Я прислонился плечом к внутренней стороне изгиба и смотрел на чужую страну, которую называли Аль-Андалуз[35]35
  Аль-Андалуз — мусульманская часть Иберийского полуострова (Испания и Португалия). – Прим. авт.


[Закрыть], ею управляли мусульмане. Насколько сильное сопротивление мы встретим? «Пусть они только появятся», – подумал я и дерзко рассмеялся. Я не боялся никого. С того самого момента, как мы отплыли из Норвегии, побывали в Дании и отправились далеко на восток, грабительский поход нашего флота викингов пользовался милостью богов. Нас никто не мог победить. В Швеции, на берегах и на островах Балтийского моря мы грабили и сражались длительное время. Потом мы снова направили наши паруса в сторону Дании, там мы присоединились к флоту датского вождя Торкеля Хойе, брата ярла Сигвальда, который готовился к большому походу. Два наших вождя, Олаф и Торкель, поплыли вместе вдоль берегов Ютландии и разбили там большой флот. Победы на Балтике, в Дании и потом в Нидерландах внушили нам чувство уверенности в себе. Вместе с Торкелем Хойе и его людьми мы поплыли по Каналу[36]36
  Пролив Ла-Манш. – Прим. авт.


[Закрыть].

В Англии мы присоединились к большому войску датчан и осенью разбили лагерь около Лондона. Король Этельред перепугался. Он заплатил Олафу и Торкелю сорок восемь тысяч фунтов, чтобы избежать разграбления страны. Мы погрузили на наши корабли более чем одиннадцать миллионов серебряных монет! Настоящее богатство! За одну только такую монету можно было купить корову или раба. Затем Олаф и Торкель расстались. Торкель переметнулся и стал вассалом у короля Этельреда, а Олаф поплыл во Францию. В Нормандии правил герцог Ричард II, по прозвищу Добрый. Западная часть Нормандии была фактически норвежской. После десяти лет оккупации норвежский рыцарь Рольф Пешеход стал герцогом, за это викинги должны были защищать Нормандию от всех врагов и грабителей. Рольф Пешеход, которого французы звали Ролло, был сыном Рагнвальда, ярла Мёре, который остриг волосы у Харальда Прекрасноволосого, когда вся Норвегия была объединена в одно государство. Рольф Пешеход был прадедом герцога Ричарда, а сам Ричард дедом того человека, которого теперь называют Вильгельм Завоеватель, – это он завоевал корону Англии четыре зимы назад. Олаф вежливо отказался от приглашения Ричарда провести время в Руане, но пообещал вернуться к нему после похода. И мы отправились в южные страны. В Бретани мы соединились с войском ирландских викингов. Потом мы двинулись на юг, вдоль берегов Франции в сторону Галисии, по пути вступая в сражения. Мы захватывали богатства и рабов. В Тви получили четыре килограмма золота за обещание не грабить город. Мне стыдно признаться, но только обещания мы не сдержали. Наша страсть к золоту вела нас все дальше на юг. Без всякой жалости мы нападали на города, где рассчитывали найти добычу. Сейчас у нас мощный флот. Олаф отбыл из Норвегии с пятью боевыми кораблями. А затем мы собрали почти четыреста разных судов: больших кораблей, средних маневренных боевых кораблей, транспортных судов и юрких лодочек, на которых передавались сообщения с корабля на корабль. «Морской орел» имел экипаж свыше ста человек: гребцы, мореходы, разведчики, корабельных и парусных дел мастера и воины. В общей сложности армия Олафа состояла из двадцати тысяч бесстрашных викингов.

«Бард, – сказал король, – мне сегодня приснился странный сон». Снаружи под яркими лучами солнца крутился под дуновениями ветра золотой песок. Люди, спешившие по узким улочкам, стены которых были выбелены известью, закутывались в белые одежды, чтобы защититься от колючего южного ветра, дувшего из пустыни. Я исподтишка взглянул на моего повелителя. Олаф лежал, повернув голову и плечи к каменной стене, обе ноги на постели. А я сидел на скрипучем деревянном стуле и пил кислое вино из глиняной кружки, покрытой толстым слоем грязи. Солнце сияло через отверстие вверху на стене. Олаф сел на постели. «Может быть, со мной разговаривал бог», – сказал он. «Какой бог?» – спросил я. Сам я втайне поклонялся О́дину и другим богам наших предков. Но во время нашего похода по Европе мы много слышали о других могущественных богах, в особенности много о том, кого называли Белый Христос. Он умел, как говорили, превращать воду в вино, а один хлеб – во много хлебов. Кроме того, он делал больных людей здоровыми и был способен ходить по воде, хотя не совсем понятно зачем. Но я не понимал этого Белого Христа. Он был бог или человек? Как мог его отец, который был богом, зачать в женщине ребенка, не возлежав с ней? Разве ребенок человека, рожденный от бога, не становится полубогом? Учение Белого Христа, как мне казалось, нужно только трусливым слабакам. Рассказывали, что он предлагал своим сторонникам подставить своему врагу другую щеку, вместо того чтобы снести ему голову. Трусливые разговоры для божьего сына. Самого Белого Христа распяли на кресте, он погиб смертью мученика где-то там, в стране иудеев. Допустим. Но ведь если он был богом, он легко мог бы справиться с римскими солдатами. Говорят, что он проснулся от смертельного сна через три дня. В свое время я видел много трупов на полях сражений. Хотел бы я увидеть покойника, который очнулся бы, побыв три дня на этой жаре.

Король по моему взгляду понял, что я забыл про то, что нас здесь двое, засмеялся и сказал: «Мне приснилось, что ко мне подошел человек, такой, на которого сразу обращаешь внимание, потом что у него был горящий взгляд. Он сказал, что мне надо вернуться домой и стать королем Норвегии на вечные времена». Король поднял голову и посмотрел на меня, чтобы увидеть, как я отнесся к таким перспективам. «А кто этот человек?» – спросил я. Мне не хотелось возвращаться домой. Я мечтал о плавании на восток, через пролив Норва[37]37
  Гибралтар. – Прим. авт.


[Закрыть], отделявший Европу от пустынных земель на юге, Великой Пустыни[38]38
  Африка. – Прим. авт.


[Закрыть], потом по большому морю, может быть, даже до земли иудеев, где Христос жил тысячу лет назад. Король улыбнулся мне, как будто угадал то, о чем я думал, и сказал: «Я его не знаю, но я сказал ему правду: „Домой вернусь! И королем Норвегии стану! Но не сейчас!“»

Успокоившись, я поднял кружку с вином. «Бард, – сказал король, – сейчас я тебе доверюсь, я скажу, куда мы направляемся». – «В страну иудеев?» – спросил я. Он покачал головой. «Мы плывем в Огромную страну арапов, – сказал король, – в пустынную страну, которую называют Египет». – «О такой стране, – ответил я королю, – я никогда не слышал ни единого слова». Король ответил, что этой стране тысяча лет. Улицы в ней вымощены золотом и драгоценными камнями, ее берегут забытые боги, ее расчленили иноземные властители и племена, она разделена на две половины огромной рекой под названием Нил. «Зачем нам эта страна?» – спросил я. «Нам нужно взять там некое сокровище», – ответил король, усмехнувшись. «Сокровище?» – повторил я и почувствовал, как радостно забилось сердце. «Сокровище, – сказал король. – Оно спрятано в скалах позади одного храма, в гробнице за другой гробницей, а та за третьей гробницей». Я ничего не понял из сказанного. Король ответил, что самое главное, чтобы он сам понимал. «А откуда ты все это знаешь?» – спросил я. И король стал рассказывать.

Один из его предков, Хакон Добрый, сын Харальда Прекрасноволосого, воспитывался у короля Англии Адальстейна. У короля Адальстейна было много друзей. Из-за его связей с другими королевскими домами и знатными людьми Европы регулярно прибывали в больших количествах реликвии и манускрипты из Римской империи, в частности, был доставлен меч первого римского императора-христианина Константина Великого и копье Карла Великого. Среди присланного были вещи и манускрипты, оставшиеся от Марка Антония, от которого родила ребенка царица Египта Клеопатра после смерти Цезаря. Среди манускриптов был один текст на папирусе и карта. Они могли привести к гробнице, наполненной бесценными сокровищами, священными документами и одной вечной святыней.

Никто тогда при дворе не обратил внимания на эти египетские документы. Но Хакон Добрый был любопытен и с помощью умевших читать и писать монахов, живших при дворе короля Адальстейна, сделал копию и перевел текст на англосаксонский язык. По-прежнему никто не интересовался этим текстом. Один из монахов язвительно обронил: «Сокровищ такого рода полным-полно в „Тысяче и одной ночи“». Хакон Добрый все-таки взял с собой перевод, когда вернулся в Норвегию, чтобы вместе с епископом Глестонберийским ввести христианство в этой стране. Рассказывают, что Хакон говорил на англосаксонском языке как настоящий англичанин, но совершенно забыл родной норвежский язык, который ему теперь пришлось учить с самого начала. По неизвестным причинам Хакон потерял интерес к документам из Древнего Египта. Сделанная монахами копия вошла в состав собрания семейных драгоценностей Хакона. Королю Олафу было всего лишь восемь лет, когда его мать Аста показала ему англосаксонский пергамент с картой огромной реки, которая должна привести к сокровищнице. Я спросил короля: «А сейчас копия и карта при тебе?» Рассмеявшись, Олаф кивнул и сказал: «Я подумал, что пришло время выяснить, правда ли все это. Если кто-то в нашей семье с этим может справиться, так это я!»

В тот же вечер, проходя по одной из многочисленных улочек в районе порта в Карлсро[39]39
  Кадис. – Прим. авт.


[Закрыть], мы столкнулись с человеком, не похожим ни на кого из тех, кого мы видели в других местах света. Иссиня-черная кожа, небольшой рост, искусно уложенная прическа, и одежда, напоминавшая женскую. Арап. Этот человек и его свита отказались уступить дорогу Олафу, который после полуденного отдыха был усталым и разбитым. Охрана Олафа на месте расправилась со многими спутниками арапа, прежде чем они успели попросить о пощаде. Олаф выхватил меч, чтобы зарубить упрямца, но тот упал на колени и стал молить короля на каком-то неизвестном языке сохранить ему жизнь. Кто-то из охраны арапа перевел слова на латинский язык, а один из грамотеев в нашей свите перевел их на норвежский. Олаф помедлил, глаза его загорелись, когда он понял, что этот человек – египтянин. Король сказал: «Этот человек знает пустынную страну, он говорит на местном языке, он может нам помочь». Олаф сохранил арапу жизнь, но велел заковать его.

* * *

На следующий день мы поставили паруса и направили наши корабли к той стране, которую называют Египет. Арап был прикован к главной мачте. Много дней мы плыли на юго-восток. Добрый северный ветер привел нас в края, где на нас нахлынула жара.

* * *

Солнце полыхало. Горячий воздух был насыщен влагой. Большинство из нас сбросило одежду. Солнце обжигало плечи и спины. Все люди на палубе обратили взгляд в сторону земли. Прямо перед нами на островке возле города, который арап назвал Александрией, стоял маяк, такой огромный, что мы не поверили своим глазам. Башня маяка из белого камня – вероятно, это был мрамор – возносилась ввысь. Какой она была высоты? Я даже не пытаюсь угадать. И по сей день воспоминание об этом наполняет меня благоговением. Я попытался сосчитать окна на башне, но при каждом ударе волны о борт сбивался. Внизу на холме башня маяка была окружена низким четырехугольным укреплением. Подножие башни стояло в центре, а само укрепление было шире и длиннее, чем любой дом, какой я только видел в жизни. На самом верху огромной, вознесшейся до небес башни была еще одна, восьмиугольная башенка, а на ней еще одна, круглая и узкая. На самом верху блестело зеркало, которое собирало солнечные лучи. Даже Олаф, которого никогда ничего не удивляло, с изумлением смотрел на гигантское сооружение. «Почти как пирамида», – сказал он себе под нос.