Текст книги "Реальная угроза"

– Он прав, сэр. В ту ночь дунуло изрядно – разве капитан не рассказал вам? Единственная причина, по которой эти недоноски остались на борту, заключалась в том, что из-за плохой погоды нам пришлось отказаться от посадки вертолёта. Тем вечером, помнится, у нас не было и работавших на палубе матросов, правда?

– Ни в коем случае, – согласился Райли. – Когда наступила темнота, мы принайтовили все на палубе и задраили люки. Понимаете, сэр, мы можем находиться на палубе и работать даже во время урагана, если в этом есть надобность, но если её нет, незачем рисковать людьми на открытых палубах во время шторма. Это опасно. Можно оказаться за бортом.

– Насколько серьёзным был тот шторм? – спросил Мюррей.

– Кое-кто из юнцов провёл ночь с головами в унитазах. Да и кок решил приготовить котлеты на ужин. – Ореза засмеялся. – Именно благодаря этому мы и узнали, верно, Боб?

– Да, только благодаря этому. – согласился Райли.

– Значит, никакого трибунала в ту ночь не было?

– Что? – На лице Райли появилось подлинное недоумение и тут же исчезло. – А-а, вы имеете в виду подвергнуть их справедливому суду и затем повесить, как в этой старой рекламе пива?

– Не обоих, только одного, – подсказал ему Мюррей.

– А почему не обоих? Они ведь мерзкие убийцы, верно? Видите ли, сэр, я был на борту той яхты в составе досмотровой группы. Я видел, что они натворили. А вы? Там была настоящая бойня. Вам, наверно, приходится видеть такое каждый день. А вот я увидел впервые и скажу откровенно, сэр, это потрясло меня. Если вы примете решение повесить их, вызовите меня, и на следующий день они уже не смогут жаловаться. Ну хорошо, мне не следовало бросать этого кретина на леер я потерял самообладание, и напрасно, – я сожалею об этом. Но эти два молодых засранца вырезали целую семью и к тому же изнасиловали женщин. У меня тоже есть семья, сэр. Есть дочери. У Португальца тоже. Если вы хотите, чтобы мы проливали слезы из-за этих мудаков, вам надо бы обратиться к кому-то другому, сэр. Посадите их на электрический стул, и я с радостью включу рубильник.

– Значит, вы не вешали их? – спросил Мюррей.

– Нет, сэр, и очень сожалею, что это не пришло мне в голову, – заявил Райли. В конце концов, это пришло в голову Орезе.

Мюррей взглянул на Брайта, лицо которого казалось краснее обычного. Да, все прошло даже более гладко, чем он ожидал. Ну что ж, ему говорили, что капитан фрегата – умный парень. Действительно, командование кораблями не поручают идиотам – по крайней мере, не должны поручать.

– Хорошо, джентльмены, мы получили ответы на все вопросы. Спасибо за оказанную помощь.

Через несколько секунд Уэгенер вёл их к трапу. Там все трое на мгновение остановились. Мюррей сделал так Брайту идти к машине и повернулся к капитану.

– На ту палубу действительно совершают посадку вертолёты?

– Очень часто. Жаль, что у нас нет собственного.

– Нельзя ли посмотреть на неё? Я ещё никогда не был на борту фрегата.

– Следуйте за мной. – Меньше чем через минуту Мюррей стоял в центре посадочной площадки, прямо в том месте, где пересекались жёлтые полосы, нанесённые па чёрное пластиковое покрытие, не допускающее соскальзывания.

Уэгенер объяснял, как действуют прожекторы при посадке вертолёта, но Мюррей, глядя на мачту, провёл воображаемую линию от реи до палубы. Да, решил он, это несложно осуществить.

– Капитан, ради вас самого я надеюсь, что вы никогда больше не повторите такой сумасшедший поступок.

Уэгенер повернулся и изумлённо взглянул на Мюррея.

– Что вы хотите этим сказать?

– Мы оба понимаем, что я хочу сказать.

– Неужели вы верите рассказу этих двух...

– Да, верю. Присяжные вряд ли поверят – по крайней мере, так мне кажется, однако никогда нельзя заранее сказать, к какому заключению придут присяжные заседатели. Но вы сделали это. Я знаю, что вы не можете признаться...

– Почему вы так думаете...

– Капитан, я прослужил в бюро двадцать шесть лет. Мне приходилось слышать самые безумные истории – некоторые были выдуманными, некоторые оказались правдой. Постепенно появляется чувство, которое позволяет сразу определить, что было в действительности, а что – нет. Мне кажется, что можно протянуть верёвку через вон тот блок и затем на палубу без особого труда, а если умело оценить волнение на море, раскачивание тела не будет иметь особого значения. И при этом уж никак не пострадает радиолокационная антенна, о которой так беспокоился Райли. Как я уже сказал, только не делайте такого ещё раз. Считайте, что вам повезло, – обвинение обладает достаточными доказательствами, так что можно выиграть дело без использования полученного вами признания. Только остановитесь вовремя. Я уверен, что вы прислушаетесь к моему совету. Ведь вы уже поняли, что в этом деле все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд, верно?

– Мне показалось странным, что владелец яхты, убитый этими подонками, был...

– Совершенно точно. Вы открыли огромную банку с червями и ухитрились не запачкать руки. Вам повезло. Главное, перестаньте испытывать судьбу, – ещё раз повторил Мюррей.

– Спасибо, сэр.

Ещё через минуту Мюррей сидел в автомобиле. Брайт все ещё испытывал негодование.

– Когда-то, едва закончив академию ФБР, совсем зелёным агентом меня направили в Миссисипи, – произнёс Мюррей. – В штате исчезли три борца за гражданские права, и я оказался самым младшим сотрудником группы, которая провела расследование. В общем-то, моё участие заключалось главным образом в том, что я держал плащ инспектора Фитцджеральда. Вам доводилось слышать о Большом Джо?

– Мой отец с ним работал, – ответил Брайт.

– Тогда ты знаешь, что Джо был своеобразной личностью, настоящим полицейским старого закала. Так вот, нам стало известно, что местные куклуксклановцы поговаривали о том, что собираются убить несколько агентов ФБР, – ты наверняка слышал об этом, они причиняли немало беспокойства их семьям и тому подобное. Джо рассердился. Я отвёз его на встречу с... забыл имя этого остолопа, он был Великим Драконом местной ячейки ККК, и именно он угрожал больше других. Когда мы приехали, он сидел на лужайке перед своим домом в тени деревьев. Рядом лежало заряженное ружьё, и он уже был наполовину готов от выпитого самогона. Джо направился к нему. Кретин протянул было руку за ружьём, но Джо только посмотрел на него, и рука отдёрнулась. Фитцджеральд обладал таким взглядом – он лично отправил на тот свет троих, и по его лицу было видно, что он этого не скрывает. Я начал немного беспокоиться, положил ладонь на рукоятку револьвера, но Джо своим взглядом привёл куклуксклановца в полное замешательство и сказал, что, если не прекратятся разговоры об убийстве агентов ФБР и анонимные звонки, беспокоящие жён и детей, он, Большой Джо, вернётся и прикончит его прямо на лужайке перед домом. Джо не повышал голоса, не кричал, Просто говорил таким тоном, словно заказывал завтрак. Великий Дракон поверил ему. Я – тоже. Как бы то ни было, после этого все разговоры прекратились. Этот поступок Джо нарушал все законы, – продолжал Мюррей. – Иногда приходится их обходить. Мне случалось делать это – как сейчас. И тебе тоже.

– Но я никогда...

– Перестань трястись от негодования, Марк. Я сказал «обходить», а не «нарушать». Существующие правила не в состоянии предвидеть всех ситуаций, которые могут возникнуть. Именно поэтому мы надеемся, что агенты будут полагаться на здравый смысл. Только так может функционировать общество. В данном случае эти парни из береговой охраны сумели добыть ценную информацию, и мы сможем воспользоваться ею лишь в том случае, если сделаем вид, что не заметили, как она получена. Они не причинили особого вреда, потому что задержанные подвергнутся суду по обвинению в убийстве и все предъявленные улики будут физическими – вещественными доказательствами. Их или приговорят к электрическому стулу, или они признаются в убийствах и окажут содействие следствию, снова предоставив в наше распоряжение всю ту информацию, которую уже получил капитан Уэгенер, перепугав их до смерти. Как бы то ни было, именно такое решение принято в Вашингтоне. Предавать гласности все то, что мы обсуждали на борту фрегата, значит поставить очень многих в неловкое положение По твоему мнению, местные присяжные...

– Нет, – тут же признал Брайт. – Не нужно быть слишком ловким адвокатом, чтобы разнести все это на части, и даже если он не сделает этого...

– Совершенно точно. Будем только дуть в собственные паруса. Мы живём в несовершенном мире, но я не думаю, что Уэгенер когда-нибудь снова совершит подобную ошибку.

– О'кей. – Брайту такой исход был не по душе, но это не имело значения.

– Теперь нам нужно как можно точнее выяснить, почему этого беднягу и его семью убил наёмный убийца – sicario – со своим копьеносцем. Знаешь, когда я преследовал мафиози в Нью-Йорке, никто не трогал семей. Не допускалось даже убивать в присутствии семьи – разве что требовалось что-то особенно подчеркнуть.

– Да, у торговцев наркотиками другие правила, – напомнил Брайт.

– Верно. А мне казалось, что террористы – жестокий народ.

* * *

Его нынешняя работа была куда легче, чем работа с «мачетерос», подумал Кортес. Вот он сидит за столом в углу прекрасного дорогого ресторана, держа в руках карту вин на десяти страницах, – Кортес считал себя экспертом по винам. И это вместо нищей лачуги в баррио[4]4
  Баррио – квартал (исп.).


[Закрыть], полном крыс, где ему приходилось есть бобы и произносить революционные речи, обращённые к народу, чьё представление о марксизме сводится к ограблениям банков и героическим заявлениям, которые без конца крутят местные радиостанции, перемежая их роком и рекламой. Америка, решил Кортес, это единственная страна в мире, где бедняки едут на демонстрации на своих автомобилях и где самые большие очереди, в которых им приходится выстаивать, – это очереди перед кассами в супермаркетах.

Он выбрал малоизвестное вино из долины Луары. Метрдотель одобрительно щёлкнул шариковой ручкой, забирая карту вин.

Кортес вырос там, где бедняки – в эту категорию попадали почти все клянчат подачки на хлеб и обувь. В Америке в бедных районах живут те, кому еженедельно нужны сотни долларов наличными для покупки наркотиков. Такое бывшему полковнику казалось более чем странным. В Америке наркотики попадали в богатые пригороды из трущоб, неся с собой процветание для тех, кто имел то, что искали другие.

В общем то же самое происходило, конечно, и в международном масштабе.

Янки, столь скупые при распределении официальной помощи своим менее процветающим соседям, теперь затопили их деньгами, пользуясь принципом «от человека к человеку». Прямо смешно! Кортес не знал, и его не интересовало, сколько американское правительство выделяло своим друзьям, но он не сомневался, что рядовые граждане – так измученные своей богатой жизнью, что нуждались в химическом возбуждении, – давали намного больше, причём без всяких ограничений, связанных с «правами человека». Он провёл столько лет в должности профессионального разведчика, пытаясь найти способ унизить Америку, подорвать её престиж, уменьшить влияние. Однако теперь Феликс понял, что вёл свою работу не правильно. Он старался использовать марксизм для борьбы против капитализма, несмотря на то, что имел все доказательства его бессмысленности. Но он смог применить капитализм против самого капитализма и осуществить свою первоначальную миссию, одновременно наслаждаясь всеми преимуществами той системы, против которой боролся. И вот что самое странное: его бывшие хозяева считали его предателем именно потому, что он нашёл, наконец, способ, приводящий к желанным результатам...

Сидящий напротив мужчина – типичный американец, подумал Кортес. Слишком толстый от избытка отличной пищи, не обращает внимания на свой дорогой костюм.

Наверно, не чистит обувь. Кортес вспомнил, что почти всю юность проходил босиком и считал себя счастливым, когда у него появились три собственные рубашки Этот мужчина ездил в дорогом автомобиле, жил в удобной квартире, получал на работе жалованье, достаточное для десяти полковников кубинской секретной полиции, – и этого было для него мало. Вот она, Америка, перед ним – сколько бы человек ни зарабатывал, ему все равно не хватает.

– Итак, что у вас для меня на этот раз?

– Четыре возможных кандидатуры. Вся информация находится в моём кейсе.

– Насколько они хороши? – спросил Кортес.

– Все удовлетворяют вашим требованиям, – ответил мужчина. – Разве я не всегда...

– Да, на вас можно положиться. Именно поэтому мы так много вам платим.

– Приятно, когда тебя ценят, Сэм, – ответил мужчина не без самодовольства.

Феликс – ужинавший с ним мужчина знал его как Сэма – всегда высоко ценил людей, с которыми работал. Он понимал значение того, что они могли сделать. Он был благодарен за предоставляемые ему сведения. Но Кортес презирал их за слабость. И всё-таки разведчик – а он считал себя таковым – не должен быть излишне разборчивым. В Америке было полно людей, похожих на этого. Кортес не задумывался над тем, что и его купили, что он тоже работает за плату. Себя он считал искусным профессионалом, до некоторой степени наёмником, но ведь такова традиция, освящённая временем, ведь правда? К тому же он занимался именно тем, чем всегда заставляли его заниматься бывшие хозяева, и намного успешнее, чем в рядах кубинской секретной полиции, да и платит за эту работу кто-то другой. В конечном итоге сами американцы платят ему жалованье.

Ужин прошёл спокойно. Как он и ожидал, вино оказалось превосходным, а вот мясо было пережарено, и овощи не показались вкусными. Вашингтон как город ресторанов, подумал Кортес, явно переоценивают. При выходе он просто взял кейс своего партнёра и направился к автомобилю. К отелю он ехал не спеша и через двадцать минут остановился у входа. Затем несколько часов он изучал документы.

На этого человека можно положиться, решил Кортес, и он заслуживает похвалы.

Каждый из четырех кандидатов выглядел весьма многообещающе.

Завтра следует приняться за вербовку.

Глава 7
Известное и неизвестное

Как и обещал Джулио, на то. чтобы привыкнуть к высоте, потребовалась неделя. Чавез снял с плеч лямки рюкзака. Это ещё была не полная нагрузка, всего двадцать пять фунтов, но программа подготовки предусматривала постепенность.

Это вполне устраивало сержанта, который всё ещё тяжело дышал после восьмимильной пробежки. У него побаливали плечи, как обычно, гудели ноги, но вокруг уже не было слышно, чтобы кого-то рвало, и больше никто не отставал.

Раздавались лишь обычное ворчание и ругательства.

– Знаешь, на этот раз совсем неплохо. – Джулио даже не задыхался. – Однако моё мнение не изменилось – лучше всего тренироваться в постели с женщиной.

– Да, в этом ты прав, – кивнул Чавез и засмеялся. – В работу включаются именно те группы мышц, которые обычно бездействуют, как говорят специалисты по пребыванию в невесомости.

Самым большим достоинством лагеря была пища. Для питания в поле им выдавали МГУ-пакеты – «мясо, готовое к употреблению», ничуть не оправдывающее столь пышное название, – зато завтрак и ужин были отлично приготовлены, и можно было даже выбирать из меню. В лагере была огромная кухня. Чавез неизменно заказывал фрукты, стараясь взять блюдо побольше, но всё-таки не переходя границу, за которой на него станут смотреть с удивлением; свежие фрукты он щедро посыпал сахарным песком, чтобы создать в организме запас энергии, и пил крепкий армейский кофе, так как кофеин, содержащийся в нём, всегда давал дополнительный заряд бодрости по утрам. Он с удовольствием навалился на глубокую миску, полную нарезанных грейпфрутов, апельсинов и всяких других плодов, пока его партнёры по столу пожирали яичницу с беконом, залитую жиром.

Очистив миску, Чавез встал в очередь за мясом с овощами. Он слышал, что углеводы тоже создают запас энергии, и теперь, когда он уже почти привык к высоте, жирный завтрак его уже не очень беспокоил.

Всё шло хорошо. Работать здесь приходилось как следует, но все соответствовало уставу, без всяких глупостей. Каждый из сорока был высоким профессионалом, и с ними обращались как с профессионалами. Тратить силы на тщательную заправку постелей не приходилось; сержанты давно к этому привыкли, так что, если, уголок одеяла не был правильно подвернут, взгляда соседа было достаточно, чтобы исправить положение без всякого крика со стороны офицеров.

Они были молодыми мужчинами, серьёзно относящимися к своей работе, и всё-таки среди них царили и веселье, и дух приключений. Никто ещё не знал, ради чего они готовятся. Не обошлось без предположений и догадок, перешёптывания, постепенно переходящего в симфонию храпа по вечерам, после того как достигали соглашения по некоторым самым невероятным точкам зрения.

Хотя Чавез не был образованным человеком, он был неглуп. Он почему-то понимал, что все высказанные предположения не соответствуют истине. Война в Афганистане закончилась; туда их не пошлют. К тому же все до единого говорили здесь по-испански, как на родном языке. Он размышлял над этой проблемой, набив рот нарезанными киви, – ещё неделю назад он даже не подозревал, что существует такое удовольствие. Значительная высота лагеря... их готовили здесь, в горах, совсем не ради забавы. Значит, Куба и Панама не в счёт. Может быть, Никарагуа?

Есть ли там высокие горы? В Мексике и других странах Центральной Америки тоже немало гор. Все до единого здесь были сержантами. Каждому приходилось командовать отделением и пройти подготовку – того или иного рода. Каждый из них принадлежал к лёгкой пехоте. Может быть, их пошлют на какое-нибудь специальное тренировочное задание, готовить других лёгких пехотинцев? Это значило, что операция связана с борьбой против партизан. Разумеется, в каждой стране к югу от Рио-Гранде действовали партизаны или иные подпольные формирования. Их появление было результатом несправедливых действий правительств, экономических проблем, однако для Чавеза все объяснялось намного проще и конкретнее – эти страны катились в пропасть. Он убедился в этом во время пребывания со своим батальоном в Гондурасе и Панаме. Местные города выглядели грязными – даже баррио, где он вырос, казалось по сравнению с ними земным раем. Что касается полиции – он никогда не восхищался полицией Лос-Анджелеса, но полиция в этих странах не шла ни в какое сравнение с нею. Однако к здешним военным он относился с ещё большим презрением. Толпы ленивых громил, они мало отличались от уличных банд, если не считать того обстоятельства, что у всех было одинаковое оружие (банды Лос-Анджелеса предпочитали индивидуальный выбор стволов). Умение владеть оружием было примерно на том же уровне. Да и требуется ли особое умение солдату, чтобы ударить прикладом какого-нибудь беднягу? Что касается офицеров, то такие, которых можно было бы сравнить с лейтенантом Джексоном, ему не встречались: ведь Джексон совершал пробежки наравне со своими солдатами и не боялся ни испачкаться в грязи, ни пропотеть до вони, как и подобает настоящему пехотинцу. Однако больше всего Чавез презирал тамошних сержантов. В Корее ирландец сержант Макдевитт открыл Чавезу глаза: гордость заключается в мастерстве и профессионализме. И если уж говорить по существу, заслуженная гордость – это все, что нужно мужчине. Именно гордость заставляла его бежать вперёд, не допускала, чтобы он отстал, сдался во время этих проклятых пробежек по горным склонам. Нельзя подвести своих товарищей. Нельзя, чтобы они заметили, что ты не то, чем хочешь казаться. Короче говоря, это было все то, чему он научился в армии, и Чавез знал, что то же самое относится ко всем остальным присутствующим в этом зале. Таким образом, их готовили для того, чтобы они сумели готовить других овладеть своей специальностью. Таким образом, это была достаточно обычная армейская операция. По той или иной причине возможно, политической, но Чавез не любил связываться с политикой; к тому же в ней, по его мнению, было мало смысла и её трудно было понять – эта операция являлась секретной. Он был достаточно умён, чтобы сообразить – раз ведутся такие тайные приготовления, значит, операция связана с ЦРУ. Тут он оказался прав, хотя и ошибался в характере операции.

Завтрак закончился в обычное время. Они встали из-за своих столов, отнесли подносы и тарелки на стол, где собирали грязную посуду, и направились к выходу.

Большинство по дороге завернули в туалет, и многие, включая Чавеза, переоделись в чистые, сухие майки. Сержант не был излишне привередлив, но всё-таки предпочитал свежий запах только что выстиранной майки. В лагере была отличная прачечная. Чавез подумал о том, что будет скучать по лагерю, высоте и всему остальному. Каждый день они слышали вдали одинокий вой сирен дизельных поездов, въезжающих в туннель Моффат, который видели во время пробежек, совершаемых дважды в день. По вечерам они замечали двухэтажные вагоны поездов компании «Амтрак», направляющихся на восток, в Денвер. Интересно, подумал Чавез, хорошая ли здесь охота? На кого охотятся? Может быть, на оленей? Они видели оленьи стада – крупных самцов, встречались тут и странные белые фигуры горных козлов, которые мчались вверх по крутым скалистым склонам, испуганные приближением солдат. Вот эти «сволочи» действительно находятся в настоящей спортивной форме, заметил накануне Джулио. Но после недолгого размышления Чавез выбросил эту мысль из головы. Он охотится на двуногих животных, которые отстреливаются, если не проявить необходимую осторожность.

Четыре отделения выстроились на плацу. Капитан Рамирес скомандовал «смирно» и повёл их в сторону выделенного им участка, примерно в полумиле от зданий лагеря, в дальнем конце горной долины. Там их ждал чернокожий мужчина в майке и тёмных шортах, причём оба предмета одежды с трудом сдерживали его рвущиеся на свободу мышцы.

– Доброе утро, парни, – произнёс мужчина. – Меня зовут мистер Джонсон.

Сегодня мы начнём подготовку, по-настоящему направленную на выполнение предстоящей операции. Все вы прошли курс обучения рукопашной схватке. Моя задача заключается в том, чтобы убедиться, насколько хорошо вы подготовлены, и научить вас кое-чему, что было упущено во время предыдущих тренировок Убивать беззвучно совсем нетрудно. Самое сложное заключается в том, чтобы суметь достаточно близко подойти. Всем нам это известно. – Руки Джонсона, пока он говорил, исчезли за спиной – Существует другой способ убивать беззвучно.

Его руки появились из-за спины. Он сжимал в них пистолет с похожим на консервную банку утолщением на дуле Не успел Чавез сказать себе, что это глушитель, как Джонсон поднял пистолет и, держа его обеими руками, трижды выстрелил. Динг сразу понял, что глушитель по-настоящему отличный. Металлическое клацанье затвора было едва слышно – меньше, чем звон разбивающейся в двадцати футах бутылки, тогда как звуки выстрелов не слышались совсем. Поразительно.

На лице Джонсона появилась озорная улыбка – Да и руки страдают куда меньше, – продолжал он – Как я уже говорил, все вы знакомы с приёмами рукопашной схватки, и мы займёмся ими. Но я далеко не новичок в этой профессии – как и все вы, – и давайте не будем обманывать друг друга. Когда у тебя в руках хорошее оружие, это куда лучше рукопашной. Так что сегодня мы начнём учиться совершенно новому виду схватки – беззвучной вооружённой схватке – Он наклонился и сдёрнул одеяло с автомата. Его ствол тоже заканчивался глушителем. Чавез упрекнул себя за преждевременные выводы. Какой бы ни была предстоящая операция, никакого отношения к обучению лёгких пехотинцев она не имеет.

* * *

Вице-адмирал Джеймс Каттер, ВМФ США, был аристократом. По крайней мере, выглядел как аристократ, подумал Райан, – высокий и худощавый, с благородно седеющими волосами и уверенной улыбкой, не покидающей розовое лицо. А уж вёл себя несомненно аристократически – или считал, что так, поправил себя Джек. Райан придерживался точки зрения, что по-настоящему выдающиеся люди не лезут из кожи вон, чтобы подчеркнуть своё величие То, что Каттер был специальным помощником президента по национальной безопасности, отнюдь не означало, что он принадлежал к высшей знати. Райан был знаком с несколькими людьми, действительно принадлежащими к этому сословию. Каттер принадлежал к одной из тех старых американских семей, что из поколения в поколение выращивали скалы на болотистых полях своих имений в Новой Англии, позже обратились к занятиям торговлей и, как это случилось с Каттером, посылали лишних сыновей на военно-морскую службу Однако Каттер принадлежал к числу моряков, для которых морская служба послужила средством достижения цели. Больше половины времени он провёл в Пентагоне, а это, подумал Райан, не место для настоящего моряка. Действительно, Каттер прослужил необходимое время на командных должностях – сначала на эсминце, затем на крейсере. И всякий раз он хорошо справлялся со своими обязанностями – достаточно хорошо, чтобы его заметили, а это самое главное. Карьера многих весьма талантливых офицеров заканчивалась должностью капитана первого ранга только потому, что они не привлекли внимания какого-нибудь высокопоставленного покровителя Так что же сделал Каттер, чем сумел выделиться из толпы?..

Может быть, преданно начищал до блеска дверную ручку у начальника? – подумал Джек, заканчивая доклад.

Впрочем, теперь это не имело значения. Президент обратил на него внимание, когда Каттер был в составе команды Джеффа Пелта, и после возвращения Пелта в академические круги – он занял должность профессора кафедры международных отношений Виргинского университета – Каттер перешёл на его должность так же аккуратно, как эсминец ошвартовывается у пирса. Каттер сидел за своим столом в образцово сшитом костюме и пил кофе из кружки с выгравированной на ней надписью «Белкнап», что должно было напоминать посетителям, что он когда-то командовал этим крейсером. На случай, если какой-то посетитель не заметит этого – в кабинете советника по национальной безопасности редко бывали «какие-то» посетители, – стена с левой стороны была сплошь покрыта памятными знаками с кораблей, на которых он служил, и таким количеством фотографий с автографами их владельцев, что сделала бы честь конторе агента, представляющего интересы актёров в Голливуде Морские офицеры называют такой феномен стеной под названием «Я люблю себя!», и, хотя у большинства они есть, моряки предпочитают держать их дома.

Райану не нравился Каттер. Ему не слишком нравился и Пелт, но разница между ними заключалась в том, что Пелт был почти так же умён, как и считал сам, тогда как у Каттера между собственным мнением и действительностью был немалый разрыв. Адмирал с тремя звёздами на погонах оказался на посту, где требовался ум, намного превосходящий тот, что был у него, но у адмирала не хватало здравого смысла догадаться об этом. А вот уж совсем плохо было то, что, хотя Райан тоже занимал пост специального помощника, это не был пост специального помощника президента. В результате Райану приходилось докладывать Каттеру, нравилось это ему или нет. А пока его босс находился в госпитале, подобные доклады станут частым явлением.

– Как дела у Грира? – спросил адмирал. У него был гнусавый акцент уроженца Новой Англии. Но Райан ничего против этого не имел – акцент напоминал Джеку о годах учёбы в Бостонском колледже.

– Врачи ещё не закончили обследование. – В голосе Райана звучало беспокойство. Он знал, что все указывало на рак поджелудочной железы и шансы на выздоровление практически были равны нулю. Он проверил это у Кэти и попытался было устроить своего босса в больницу Джонса Хопкинса, но Грир служил на военно-морском флоте, а потому его отправили в Бетесду. И хотя военно-морской медицинский центр в Бетесде являлся лучшим госпиталем на флоте, ему всё-таки далеко было до больницы Хопкинса.

– Вы собираетесь исполнять его обязанности? – спросил Каттер.

– Извините, адмирал, но это деликатный вопрос, – ответил за своего коллегу Боб Риттер. – В отсутствие адмирала Грира доктор Райан будет иногда представлять его.

– Если вы сумеете справляться с этим так же успешно, как с сегодняшним докладом, мы сработаемся. Жаль Грира Надеюсь, его состояние улучшится. – В голосе Каттера эмоций было не больше, чем если бы он справлялся о номере нужного дома.

У тебя по-настоящему отзывчивое сердце, правда? – подумал Райан, закрывая свой кейс. Не сомневаюсь, команда крейсера «Белкнап» души в тебе не чаяла. Но Каттеру платили не за доброту и отзывчивость. Ему платили за то, что он давал советы президенту США. А Райану требовалось информировать советника, а не испытывать к нему тёплые чувства.

Каттер был совсем не дурак, этого Райан не мог не признать. Он не был экспертом по части разведки и не мог похвастать специальными знаниями Джека, как не обладал и инстинктом Пелта в закулисных политических комбинациях, и в отличие от последнего предпочитал действовать, не консультируясь с Госдепартаментом. И уж вне всяких сомнений, адмирал не имел ни малейшего представления о том, что происходит в Советском Союзе, какие процессы там развиваются. Он сидел в этом кресле с высокой спинкой за письменным столом из тёмного дуба потому, что был известным экспертом в других областях, где, по-видимому, в данный момент сосредоточивались интересы президента. Здесь интуиция подвела Райана. Он вернулся к своей информации, касающейся интриг, которые КГБ вёл в Центральной Европе, вместо того чтобы довести до логического завершения первоначальную мысль. Вторая его ошибка была более существенной.

Каттер знал, что ему далеко до Джеффа Пелта, но считал это поправимым.

– Мне было приятно снова встретиться с вами, доктор Райан. Это был превосходный доклад. Я сообщу об этом президенту. А теперь прошу нас извинить, мы с заместителем директора должны кое-что обсудить.

– Встретимся в Лэнгли, Джек, – сказал Риттер. Райан кивнул и вышел из кабинета. Они подождали, пока за ним закрылись двери, и заместитель директора ЦРУ по оперативной деятельности представил свой доклад по операции «Речной пароход». Доклад занял двадцать минут.

– Каким образом будут координироваться действия? – спросил Риттера адмирал.

– Как обычно. Единственным положительным моментом в провале операции «Пустыня-1» было то, что она доказала надёжность спутниковой связи. Вам уже приходилось знакомиться с портативной аппаратурой связи? – спросил заместитель директора. – Она входит в стандартное снаряжение лёгкой пехоты.

– Нет, я знаком лишь с корабельной аппаратурой. Её никак не назовёшь портативной.

– Так вот, пехотный вариант состоит из двух частей – Х-образной антенны и небольшого проволочного штатива, похожего на пару проволочных вешалок. Сам приёмопередатчик помещается в рюкзаке, вместе с телефонной трубкой он весит пятнадцать фунтов, но имеется и телеграфный ключ на случай, если говорить опасно. Связь осуществляется на одной волне очень высокой частоты и ведётся в кодированном режиме. Надёжность связи исключительно высока.