Текст книги "Близкие контакты пушистого вида"

– Ничем не могу вам помочь, – бесцеремонно прервала она мой вопрос о том, не согласится ли владелец бунгало сдать дом жильцам с кошками. – Только без домашних животных.

– Жаль, – ответил я. – А ничего похожего в округе не сдается?

– Нет, ничего не сдается, – отрезала она.

И на этой прискорбной ноте дама решительно дала мне понять, что больше не может уделить мне ни минуты, и устремила взгляд на монитор компьютера, где ее ждали куда более важные дела. Судя по картинкам на экране, которые мне удалось зацепить краем глаза, дама советовалась с турагентом о возможной поездке на Корсику.

Вернувшись домой, я позвонил в то же самое агентство. По телефону я отрекомендовался писателем и респектабельным голосом владельца нового пальто объяснил, что держу кошек и желал бы взглянуть на бунгало, которое сдается в аренду. Не знаю, с кем именно я разговаривал, очень может быть, с той же самой дамой, что и утром. Так или иначе, мне сообщили, что хозяин дома будет очень рад арендаторам с домашними животными, и пригласили осмотреть жилье на следующий же день.

– Все агенты по недвижимости – мерзавцы, – заявил отец, услышав мой рассказ. – Хотя тут я их понимаю. Твое потертое пальтишко никого не впечатляет. Прими совет: пойди в парк и оставь там свою одежу на обочине. Кто-нибудь да подберет.

Конечно, одноэтажный дом на окраине был далек от идеала, но к идеалу я больше не стремился. Садик на задворках напоминал неряшливую стоянку для машин у плохенькой химчистки, пол в туалетах словно перенесся из универмага 1980-х годов, а муниципальный налог был непомерно высоким. Вероятнее всего, местные власти взимали такую мзду за великолепный вид из кухонного окна – за деревьями красовались верхушки крыш роскошных особняков. Однако домик был теплым, чистым, неподалеку от моих любимых пабов и района, где жили друзья и знакомые, располагался в тихом тупичке, а совсем рядом обнаружился небольшой заброшенный парк, где могли бы гулять и охотиться кошки. Бунгало я стал рассматривать как жилье для Медведя на пенсии. Будет нашему патриарху укромный уголок, убежище от суеты, одноэтажная квартирка, где мы с Джеммой станем о нем заботиться.

Следует заметить, что пушистая троица, проживающая бок о бок с Медведем, на пенсию пока не собиралась. Ральф и Шипли обленились, но все же по очереди приносили добычу – полузадушенных или слегка обгрызенных полевых мышей, – не пропуская ни дня. Мне выпадало встречать Медведя на кухне, страдающего над трупом жертвы, словно он оттягивал горестную обязанность сообщить родственникам о безвременной кончине почившего. Сам Медведь, насколько мне известно, за всю свою долгую жизнь никого не убил. За двенадцать лет жизни с Ральфом и Шипли я привык смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на очередном трупе, и относился к уборке растерзанных тел грызунов без предубеждения. Однако, пакуя вещи для переезда, я понимал, что предоставляю котам возможности прятать добычу более изощренно. В коробке от настольной игры я наткнулся на полуразложившееся мышиное тельце, а в чехлах для мебели нашел мумифицированную голову землеройки. Представляю, сколько сюрпризов поджидает меня при распаковке на новом месте!

Роско тоже была занята, впрочем, как всегда. Это была маленькая кошечка с вечно круглыми от удивления глазами, копия мультяшных котят. На кончике ее черного хвоста красовалась белая отметина. Однажды я красил перила лестницы в белый цвет и случайно задел кисточкой хвост Шипли. Так у меня некоторое время бегали по дому кот и кошка с одинаковыми белыми кончиками хвостов.

Роско всегда куда-то торопится, словно опаздывает на важное мероприятие. Она даже к обеду является с таким видом, будто едва выкроила для нас минутку-другую, и ждет от нас благодарности за доброту. О Роско в связи с переездом я волновался меньше всего. Мы с Джеммой нашли эту кошечку чуть больше года назад, когда она была совсем крошкой. С тех пор Роско почти не увеличилась в размерах, этакий вечный котенок, зато обрела на редкость независимый нрав. Она никогда не мяукала собственного имени, никогда не ругалась и не смотрела на хозяев, как на пустое место. Другие коты постоянно требовали внимания, а Роско держалась независимо и отстраненно. До появления черной кошечки Шипли частенько обижал Медведя, прерывая медитации старика воплями и ударами тяжелых лап, но малышка Роско сумела дать Шипли достойный отпор: она так врезала ему по уху, что коту оставалось только пялиться на нее с видом разгулявшегося футбольного фаната, которого вырубила худенькая девочка.

Роско никого не боялась. Ее не тревожили даже поползновения дикого кота Майка. Честно говоря, не понимаю, кого и чем мог испугать Майк. Этот бездомный кот вечно бродил с подавленным видом. У него была жесткая, покрытая коростой шерсть, а морда такая плоская, словно он, по меткому выражению моего друга Уилла, «проглотил тарелку». Иначе говоря, Майк был воплощением бездомного животного в Британии времен Дэвида Кэмерона.

И все же переезд пошел бы Роско на пользу. Наш дом стоял у автомагистрали, отгороженный высоким забором. За много лет и забор, и стена дома с той стороны заросли плющом, по которому не могла взобраться ни одна кошка, даже если бы ей очень захотелось броситься под колеса машин.

Кроме того, Медведь, Шипли и Ральф уже давно выяснили, что все самое интересное находится по другую сторону дома, вдали от машин и дорог. Однако, когда я готовил дом к продаже, плющ пришлось срезать, чтобы покрасить забор и окно ванной комнаты, и в ограде обнаружились дыры, пробраться сквозь которые для малышки Роско не представляло ни малейшего труда. И конечно же, я вскоре обнаружил Роско в компании Майка по ту сторону забора. Они сидели поодаль друг от друга в опасной близости от дороги. Два представителя семейства кошачьих, разные, как небо и земля. Деловая кошка и кот-разгильдяй, уставившиеся друг на друга загадочными кошачьими глазами. Я затянул дыры в заборе металлической сеткой, но Роско новое препятствие не остановило. Если черная кошка с белой каплей на хвосте ставила себе цель, то обязательно ее добивалась. Уж такая она была упорная.

Откуда вообще взялся Майк? Была у меня одна теория, связанная с плющом. Майк был последним из целой цепочки бродячих рыжих котов, посетивших нас в последние годы. Порой эти визиты обходились нам недешево, нанося то финансовый, то эмоциональный ущерб. Никто из соседей не знал, откуда берутся рыжие коты. Они словно бы являлись из густых зарослей плюща, чем-то напоминая охотников из сериала «Баффи – истребительница вампиров». По сюжету, в каждом округе мог действовать только один охотник, но после его гибели тут же появлялся новый. Иногда рыжие коты приходили парами – видимо, система давала сбой.

Первого из рыжих беспризорников мы назвали Грэмом. Кругломордый, со следами жестоких драк на шкуре, Грэм пришел к нам летом 2011 года. С тех пор он время от времени навещал наш дом, воруя печенье и оставляя большие лужи на кухонном столе или на моей коллекции пластинок, в которой ему больше всего нравились названия альбомов на буквы Т и Н. Мы долго старались «подружиться» с Грэмом, то есть как-то задержать его во время очередного визита, закрыв кошачью дверь. Мы собирались оставить его у нас или отправить к моим родителям и даже отвезли к ветеринару, где рыжего бродягу кастрировали, взяли анализы и сделали прививки от кошачьих болезней. А потом Грэм сбежал, оставив нас горевать и утешаться воспоминаниями о благотворительном лечении. По крайней мере, стерилизовав этого кота, мы сделали одолжение миру бездомных кошек. Грэм несколько раз возвращался, но только чтобы мстительно оставить лужи на записях Билла Уизерса, а весной исчез навсегда.

Уход Грэма, без сомнения, подстегнуло появление Алана – нового, более крупного и нахального рыжего кота. Алан был неробкого десятка, не стеснялся заводить новые знакомства, а Грэма частенько поколачивал. В конце концов для Алана все кончилось благополучно: чисто вымытый и всегда накормленный, он жил теперь у Деборы с Дэвидом, наших соседей, составляя компанию их стареющей кошке по кличке Печенька. Эта рыжая негодница последние десять лет холодно отвергала все романтические предложения со стороны Медведя. До меня часто долетали возгласы Деборы: «Алан! Ну как же так!», – словно соседка возмущенно отчитывала нерадивого страхового агента. Как правило, такие восклицания вырывались у Деборы, когда она обнаруживала в своих туфлях лужу.

Некоторое время рыжие коты-бродяги в нашем дворе не появлялись, но потом пришел Бэзил Болотный – так мы с Джеммой окрестили это кисломордое и жесткошерстное создание. Бедолага околачивался у нашего дома недели две, и мы честно пытались завоевать его доверие. Купив в ближайшем продуктовом магазине порцию ветчины из индейки («Мой брат любит точно такую же», – заметила Джемма, удивленная моим экстравагантным выбором), мы бросили рыжему несколько ломтиков. В ответ он зарычал, как разгневанный барсук, и гордо удалился. Бэзила Болотного почти сразу сменил Майк, похожий на уличного забияку, который пристает ко всем прохожим, – но оказавшийся при этом очень и очень милым. Я решил найти Майку хороших хозяев, и нам с Джеммой почти удалось подружиться с этим беспризорником, но примерно месяц назад он бесследно исчез.

Думаю, что в уходе Майка есть и моя вина. В последний раз я видел рыжего бродягу во время прощальной вечеринки, которую мы устроили в нашем Перевернутом доме. Пэт Семидесятник, Дэн, Эми и я по очереди распевали в гостиной рок-хиты, а Майк стоял за окном, устремив на нас отчаянный взгляд, полный надежды. Меня тогда пронзило острое чувство вины. Вот он я, сытый и довольный, в теплой светлой гостиной собственного дома, с друзьями, вокруг разбросаны пустые пивные банки, пластинки и карточки игры «Счастливый случай», а за окном мерзнет одинокий бродяга. Я вышел поздороваться с Майком, но Пэт, Дэн и Эми позвали меня обратно. Пришла моя очередь исполнять «Далекий путь домой» знаменитой в 1970-х годах группы «Foreigner». И мы все вместе спели, точнее, немузыкально проорали этот хит до самого конца. Когда я смог, наконец, выбраться из дома, Майк уже исчез в чернильной тьме ночи. Бездомный кот искал любви, а я был слишком занят, чтобы ответить на его призыв. С тех пор прошло почти два месяца, скорее всего, Майк уже не вернется. Это был первый кот, который решил держаться от меня подальше, прослушав в моем исполнении рок-хиты ушедшего столетия.

Целых два дня я пилил, рубил и выдергивал из земли толстые корни плюща, захватившего забор и стену дома. Чтобы не сойти с ума от борьбы с упорным растением, я слушал подкасты журнала «Нью-Йоркер» и разные песни любимых групп. На второй день айпод выдал мне песню «Плющ, мой плющ» известной в 1960-х американской группы «The Left Banke». Раньше я и не догадывался, откуда взялось название «Плющ, мой плющ», а теперь меня осенило: плющ – это бесконечное гадство. Срежешь верхние гибкие лозы, а под ними еще столько же веток и листьев, и даже больше. «Куда там бомбам и автоматам, – думал я, продираясь сквозь жилистые перекрученные ветви и корни. – Хотите спрятаться от наступающей армии противника, – за стеной плюща вас никогда не найдут». Усталый и исцарапанный, я сдерживался, чтобы не размахивать топором направо и налево, опасаясь попасть по кошачьей лежке, которая непременно должна была прятаться в зарослях. Между прочим, обнаружил старую тележку для гольфа и несколько бутылок из-под пива, которые местные развеселые гуляки перебросили через забор жарким летом 2006 года.

Медведь вышел на балкон понаблюдать за уничтожением зарослей. Он вглядывался в меня пристальнее обычного, словно хотел сказать: «Знаю я, к чему ты ведешь. Все знаю». Ремонт дома и обустройство палисадников несли моим пушистым друзьям сплошные огорчения: я разрушил и сжег старый полусгнивший сарайчик, на крыше которого коты устроили летний туалет (мне очень помог Дэвид, и особенно его тяжеленный деревянный молот). Еще я заделал дыру в котельной, куда так любил заглядывать Ральф, и даже отель «Котифорния» пал жертвой бессердечных упаковщиков, когда пришло время собирать вещи. Уютное убежище Медведя заняли старые ракетки для настольного тенниса, папка с налоговой декларацией 2007 года и цветочные горшки.

Самое неприятное я оставил напоследок – предстояло расчистить чердак и низкий темный подпол, где скопились кучи бесполезного мусора с редкими вкраплениями действительно ценных памятных вещиц. Интересно, зачем я сохранил половину сломанного пылесоса? Думал, что в один прекрасный день проснусь инженером и начну собирать роботов из старых деталей? Не понимаю, как может человек, не особенно склонный к собиранию материальных ценностей, к тому же бездетный, набрать такую кучу бесполезной всячины за каких-то четыре десятка лет? Моя самостоятельная жизнь четко распадалась на два периода: в первом – довольно коротком – я набирал себе разных разностей, чтобы рассказать о себе миру, а во втором – куда более длинном – убедившись в тщетности этих надежд, я изо всех сил избавлялся от лишних вещей. Я так часто посещал ближайший благотворительный магазинчик, что даже стал ездить в другие, более отдаленные, просто для разнообразия. Когда я наконец вытащил все из подпола, стукнувшись напоследок головой о шишковатый низкий потолок, и вздохнул с невыразимым облегчением, Ральф воспользовался моей рассеянностью и исполнил свою давнюю мечту. Он молнией проскользнул в подпол и забрался в самый дальний и темный угол, откуда испустил громогласный вопль: «Рааааууааальфф!», – напомнив мне героев фильма «Планета обезьян». Из подпола неслось проклятие бессердечному человеку, который, приоткрыв новое великолепное укрытие, собирался безжалостно его отобрать.

Через полчаса, выманив Ральфа наружу, я прошелся по саду в сопровождении всех кошек. Шипли, Ральф и Роско всегда возникали рядом, стоило нам с Джеммой выйти из дома. Шипли ощущал мое присутствие в саду даже из самого укромного уголка дома и тут же оказывался у меня за спиной, царапая мне брюки и выкрикивая ругательства. Сегодня нас почтил своим присутствием и Медведь, оставив балкон и привычное место на карнизе, откуда хорошо просматривался коврик кошки Печеньки в соседнем доме. Ральф нежился под теплыми лучами солнца, Шипли унесся к подножию холма и взобрался там по инерции на старую яблоню, а Роско последовала было за ним, но потом заметила кусты черники и с необыкновенно деловым видом убежала их осматривать.

Медведь шел последним, в некотором отдалении от других котов, но с достойной для пенсионера скоростью. На дерево он не полез, лишь оставил лужу у корней старой яблони. Неподалеку я когда-то похоронил Дженета, большого пушистого кота, который умер несколько лет назад от сердечного приступа. Дженет, значительно уступавший Медведю в интеллектуальном развитии, частенько изводил нашего патриарха и к тому же здорово повлиял на характер Шипли. Закончив поливать дерево, Медведь обернулся и пристально взглянул мне в глаза, слегка расширив зрачки. Была ли это последняя месть Медведя заклятому врагу? Мне оставалось только гадать.

Оглядывая сад, я вспоминал, как счастливо здесь жилось моим питомцам. Вот дерево Дженета – они с Шипли так любили на него карабкаться! У пруда сохранились мостки, на которых мы с Медведем когда-то спасли запутавшуюся в сетке черепаху. Из мутных вод нашего пруда Дженет обожал вылавливать обертки от конфет и хрустящие пакетики от чипсов. Чуть выше на холме покачивалась на ветру высокая трава, где Ральф однажды в приливе храбрости охотился на забредшего к нам каким-то чудом небольшого оленя. Чуть поодаль, справа, на участке Деборы и Дэвида стоял загончик для кур, которые страшно боялись Шипли. Пробегая мимо курятника, кот неистово вопил что-то вроде «Черт, черт, черт, черт, черт, черт!» Слева за углом раньше были заросли плюща, откуда к нам приходили рыжие беспризорники. Там до сих пор виднелась подстилка, которую я вынес когда-то для Грэма и Майка и так и не нашел в себе сил убрать. Низкорослый вечнозеленый кустик, под которым Ральф однажды целый день просидел неподвижно рядом с ежом. Прогалина в заборе, куда после дуэлей с Ральфом отступал Алан. Окно, сквозь которое Медведь страстно разглядывал Печеньку. Здесь все напоминало о счастливой жизни с моим пушистым семейством. Наверное, не стоило слишком уж надеяться, что в доме и потом будут жить кошки, пусть другие, не мои. Вот вывезу через пару дней вещи, распрощаюсь со старым домом и вряд ли когда-нибудь снова войду в эту дверь.

И все же, когда первые покупатели упомянули, что не намерены заводить кошек или собак, у меня в груди похолодело. Нам здесь жилось хорошо, хоть и не всегда беззаботно, и я хотел, чтобы в доме по-прежнему царили радость и веселье, которое дарят четвероногие питомцы. Невозможно представить Алана и Печеньку в одиночестве, без кошек или, быть может, других, менее пушистых друзей за забором. А как же Дебора и Дэвид? Им придется нелегко с соседями, которые не любят животных. А вдруг вернется рыжий бродяга Майк? Что будет с ним? Когда нашлись новые покупатели, я был очень рад узнать, что они любят кошек, и сразу рассказал им о Майке. Даже не ради самого Майка, а просто из вежливости. Когда продаешь дом, следует сообщить новым хозяевам о хороших ресторанах по соседству, о тихих парках, где лучше всего гулять по вечерам, о ближайшей больнице и, конечно же, о рыжих бродячих котах.

Я с грустью вспоминал о Майке и даже о Грэме, с которыми мы больше никогда не встретимся. Пришло время распрощаться с моими бродягами. Я и так задержался в этом доме чуть ли не на целый год дольше, чем следовало, и все из-за котов. Закончив пространное послание новым хозяевам и упаковав последние коробки, я отправился спать в предпоследний раз под этой крышей. Медведь шел за мной по пятам. Укрывшись одеялом, я вспомнил, что вставать через пять часов, а будильник я завести забыл. Шевелиться было лень, к тому же в доме столько котов, что кто-нибудь меня обязательно разбудит, проорав собственное имя или выкрикнув очередное непристойное ругательство, когда придет время переезжать в новый дом.

Я так устал за последние недели и даже месяцы, споря с нотариусами, укладывая вещи, распределяя все старое и ненужное между благотворительными магазинами и свалкой, что не смог как следует выспаться. Ничего удивительного, что, выруливая со стоянки на фургоне для перевозки мебели, я врезался в стоявший рядом автомобиль. Все это, конечно, из-за моей усталости, хотя есть тут и вина служащих компании, где я взял напрокат фургон. Говорил же я им, что никогда не водил грузовиков, но они подсунули мне на подпись какие-то бумаги и вложили в руку ключи. Всю дорогу до дома я проклинал свою заторможенность и нерешительность. Надо было настоять, чтобы работники сами вывели фургон со стоянки, а не полагаться на счастливый случай. Фургон отделался едва заметной царапиной, чего не скажешь об «Опеле», которому изрядно досталось. Я не знал, во сколько мне обойдется ремонт помятой машины, но предполагал и, как оказалось впоследствии, не ошибся – эта авария стоила мне каждого пенни, сэкономленного на перевозке мебели. В следующий раз отдам маме собственноручно записанное нравоучение на тему «А я тебе говорила!», чтобы не выслушивать ее возмущенные тирады.

Дважды прокатившись до нового дома (шестьдесят миль туда и обратно), загрузив и разгрузив фургон самостоятельно, я был несказанно рад видеть Пэта Семидесятника.

– Ты как тут, живой? – приветствовал меня Пэт, протягивая через порог упаковку пива.

Присутствие этого великана шести с половиной футов в кожаных ковбойских сапогах внушало уверенность в счастливом исходе переезда. Пэт носил светлые кудри до плеч, шейный платок и вельветовые брюки-клеш, которые трепыхались на осеннем ветру. Некоторые из моих друзей время от времени отдавали дань моде 1970-х, но только Пэт никогда не выходил из этого образа. Полагаю, что и ко сну он отправляется в расклешенных брюках и бархатном пиджаке. О Пэте, поклоннике рок-музыки и одежды 1970-х, ходили легенды. Даже в булочной, укладывая пироги с мясом и яблоками, кассир однажды изучающе оглядел его и уточнил:

– Вы и есть Пэт Семидесятник?

На что Пэт честно ответил:

– Я и есть.

План был такой: Пэт поможет мне перевезти мебель и коробки из старого дома в новый, а потом мы с Джеммой все распакуем. Пэт вызвался поработать грузчиком исключительно по доброте душевной, ожидая в оплату лишь еду (готовые блюда индийской кухни из ближайшего ресторанчика) и несколько пластинок ирландской фолк-группы «Planxty», популярной в 1970-х годах, которые я купил специально для него в Норидже. Хотя был у приятеля еще один тайный мотив прийти мне на помощь. Пэт никогда не держал кошек, но испытывал нежные чувства к Ральфу, в котором признавал родственную душу. Хотя Пэт ни за что не увез бы Ральфа тайком, мы оба знали: случись что со мной и Ральф отправится к Пэту в Дадли. Там они станут жить, как и было предначертано им судьбой: по утрам подбривать бакенбарды под музыку из альбома группы «T. Rex», а по вечерам посещать бильярдные, заказывая все новые рок-мелодии в музыкальных автоматах под восхищенными взглядами затянутых в кожаные костюмы поклонниц.

Котов мы решили перевезти в последнюю очередь, и заранее было понятно, что Ральф поедет в новый дом в машине Пэта, а не со мной.

– Медведя ты сам забирай, – сказал мне Пэт. – Я люблю этого парня, как родного, но он меня бесит – пялится, будто что-то замышляет.

Предчувствие Пэта не обмануло. На следующее утро я обнаружил его у дивана в гостиной над огромным пятном рвоты.

– Ты, это… вот что, слушай, – сказал Пэт. – Это не я тут навалил, понятно?

На подоконнике, повернувшись к нам спиной, сидел Медведь и вылизывал лапку. Как-то ненатурально он сидел, наверное, проверь мы его лапы, оказалось бы, что вылизывать их незачем.

– Ничего, бывает, – ответил я Пэту. – Наверное, еще один последний протест от кошачьих.

– И когда только успел… – не унимался Пэт. – Я всего на минутку зашел в ванную побриться и…

– Да, он еще может двигаться быстро, когда захочет.

В последние дни Медведь вел себя безукоризненно: не исчезал, не мяукал тонким отчаянным голоском, как раньше, когда нам случалось менять жилье. Старый кот пристально следил за происходящим, ничем не выражая своего недовольства. Однажды Медведь даже забрался вслед за мной на чердак, чтобы проверить, как там дела. Оказывается, и по лестницам он еще вполне мог карабкаться собственными силами. Когда пришло время усаживать Медведя в кошачью переноску, мой пушистый друг был мягким и послушным, совсем не таким упрямым и напряженным, как в прошлый раз. Похоже, и впрямь пришло время переезжать.

Конечно, мы не успели закончить все, что хотели. Я так и не построил себе хижину одинокого писателя и не завел козу, чтобы держать ее в садике у пруда. А Медведь, несмотря на все потраченные усилия, так и не растопил ледяное сердце Печеньки. Но мы оба уже не молоды, повидали жизнь и знаем, что идеал недостижим, всегда что-то останется невыполненным.

– Не волнуйся, мы быстро доедем, – сказал я Медведю, устраивая его в фургоне рядом с Роско. Наверное, не стоило тратить слов: и Роско, и Медведь вели себя на удивление спокойно. За нашим фургоном ехали Пэт с Ральфом – Пэт Семидесятник и Кот Семидесятник.

За ними шла машина моих родителей, которые приехали помочь мне с уборкой и загрузили к себе парочку последних коробок, в одной из которых ехал Шипли.

– Твой кот – сквернослов, каких поискать, – заявил мне отец, выбираясь из машины возле нового дома. – Он орал всю дорогу, обозвал меня идиотом… точно тебе говорю. Он всегда такой?

– Да, почти всегда, – ответил я. – Разве ты не замечал? Хотя вы знакомы всего… сколько? Лет двенадцать, наверное.

– Не прикидывайся, чучело остроумное. Ну, бывает, забыл. Посмотрим, что ты скажешь в шестьдесят четыре, если тебя вытащить из постели в пять утра.

Котов я пока устроил в спальне для гостей, принес им еды и воды. Воду налил в тарелку и в любимую лейку Медведя, чтобы создать старику уют. Мурлыки обследовали комнату, проверили все стены в поисках потайных ходов и щелей, но никто из питомцев не доставил мне хлопот, за что я был им неимоверно благодарен. Через несколько дней выпущу четвероногих погулять. Счастье, что обошлось без истерик и панических атак, которые превратили бы и без того сложный переезд в полный кошмар. Решение взять напрокат самый большой фургон, какой мне только дали, себя не оправдало. Несмотря на все усилия сократить количество вещей и талант Пэта к погрузке тяжестей, нам пришлось за три дня съездить туда и обратно семь раз! В итоге я еле успел вернуть фургон в гараж до истечения срока аренды.

Мы трудились дни напролет, но без моих родителей и еще Дрю и Энди, которые внезапно предложили помощь, у нас ничего бы не вышло.

– Твой Пэт отличный парень, – заметила мама. – Но ты вроде говорил, что он настоящий великан. А по-моему, вполне обычного роста.

Мамины слова только подтвердили, что переезд нас измотал: побитые ветром, забрызганные грязью, промокшие под дождем, мы согнулись под тяготами судьбы. Пэт сменил ковбойские сапоги на старые кеды, однако от усталости стал ниже ростом. Выгрузив последнюю коробку, мы стояли, прислонившись к стенке фургона, мерились синяками и царапинами, топча кедами осколки лампочек, и все наши семьдесят девять с половиной лет на двоих здорово давили нам на плечи.

– Я тут подумал, – сказал Пэт, отхлебнув глоток живительного «Перони», – хорошо все-таки, что ты не завел козу…

На другой день, когда помощники разъехались, у меня разболелись все кости. Я слегка прихрамывал – поскользнулся на мокрой от дождя траве, когда тащил тяжеленный горшок с цветком в гостиную. Голову словно набили ватой – верный признак надвигающейся простуды, а время от времени щелкал бедерный сустав, как будто внутри отлетела какая-то заклепка. Человек разумный на моем месте полежал бы денек в постели, набираясь сил. Я, как человек неразумный, оттащил на чердак двадцать пять тяжелых коробок с книгами и старыми журналами, собрал книжные стеллажи, а потом отправился в Норидж и выпил в компании моей хорошей знакомой Луизы и нескольких незнакомцев пять пинт пива натощак. Помню, что поздно ночью меня тащили на руках через весь Норидж двое парней, с которыми я познакомился в баре, а утром в дверь позвонил плотник, вызванный – видимо, когда я еще был в своем уме – установить новую кошачью дверцу с микрочипом. Мастер был очень вежлив и ничего не сказал о моем внешнем виде, хотя, наверное, и удивился, ведь до Хэллоуина оставалось почти две недели.

Распрощавшись с плотником, я вдруг почувствовал себя лучше. Меня охватило чувство невероятного облегчения: старый дом, в котором я провел столько лет, наконец, продан, новый нам более-менее подходит, скоро приедет Джемма, коты отправятся исследовать окрестности, а пока можно отдохнуть. «Почищу кошачий лоток, – решил я, – и полежу, почитаю». Всем известно, что уран и свинец очень тяжелые металлы, но кто хоть раз выносил содержимое кошачьего лотка, отлично знает, что нет ничего тяжелее на свете, чем использованный наполнитель кошачьих туалетов. Если вы полны сил, а в руках у вас пакет с двойным непромокаемым дном, то все в порядке, однако если вас качает от слабости, а пакет остался только самый дешевый, в котором к тому же недавно перевозили диванные подушки, то дела ваши плохи. Следующие тридцать секунд моей жизни вполне можно было снять на видео и показывать как антирекламный ролик на тему «Чего не следует делать после переезда с котами в новый дом». Добавить еще ярко-красные восклицательные знаки и стрелки, указывающие на каждую из моих ошибок, – и готово! Итак, в то утро я вышел из дома босиком, не закрыв дверь, пакет с наполнителем кошачьего туалета разорвался, содержимое рассыпалось по дорожке у гаража, Шипли быстрее молнии выскользнул из дома, я прыгнул за ним и ободрал руку о мокрый бетон, дверь захлопнулась, и я опустил руку в карман пижамных штанов в тщетных поисках ключа.

Я надеялся познакомиться с соседями при более благоприятных обстоятельствах, но судьба распорядилась иначе. К счастью, Вивиан – моя соседка слева – была дома и открыла дверь, когда я постучался к ней босой, в пижамных штанах и старой рваной майке с Томом Петти и группой «The Hearbreakers», и рассказал безумную историю о сбежавшем коте и захлопнувшейся двери. Вивиан поставила чайник, принесла мне полотенце вытереть босые ноги, дала телефон, чтобы позвонить слесарю, который открыл бы мою дверь, и даже одолжила пару туфель. Добрейшей соседке пора было на работу, и она предложила мне дождаться слесаря без нее. Понимая, что и так попрал все мыслимые законы гостеприимства, я вежливо поблагодарил ее и направился к заброшенному парку, куда, как мне показалось, умчался Шипли.

По правде говоря, я не особенно беспокоился о Шипли. Я знаю этого кота давно, уж он-то отыщет дорогу домой даже в незнакомой местности. Шипли занимал в нашем семействе должность специалиста по связям с общественностью, он непременно вернется в новый главный офис, чтобы ознакомиться с корреспонденцией. Как и следовало ожидать, в ответ на первый же призывный свист я услышал негромкое нервное ругательство и вскоре разглядел Шипли за упавшим пролетом забора. Схватив беглеца в охапку, я отправился к парадному входу нового жилища. Хотел было снять взятую у соседки обувь до прихода слесаря, затем, поразмыслив как следует, решил оставить все, как есть. Было пасмурно, собирался дождь, и после треволнений последних дней мысль показаться незнакомому человеку в пижаме и женских туфлях на босу ногу уже не казалась невыносимой.

Я не успел ввести номер микрочипа Шипли в замок кошачьей двери, поэтому мы присели у гаража дожидаться слесаря вдвоем, спрятавшись за углом от ветра. Шипли уютно устроился в любимой позе у меня на коленях и усердно заурчал. Спустя десять минут на подъездную дорожку вышел полосатый кот – худой, короткошерстный, мускулистый – и стал осторожно обнюхивать рассыпавшийся наполнитель кошачьего туалета. Я окликнул гостя, но он весьма грубо, шокировав даже многоопытного Шипли, посоветовал мне убираться ко всем чертям и направился к палисаднику Вивиан. Вскоре полил дождь, и нам с Шипли оставалось только сидеть и ждать.