Текст книги "Стеклянная республика"

Глава 13

Личный лифт сенатора Кейс обслуживал только ее кабинет и сад на крыше, так что Каре пришлось спуститься до самого низа, чтобы отправиться куда-нибудь еще. Когда она ступила на холодный гранит просторного вестибюля, рядом с Бруно и Максом стояла третья облаченная в черное гора мышц с точеным подбородком.

– Графиня, – мужчина почтительно склонил голову. – Меня зовут Эдвард. Отныне я буду вашим телохранителем.

Кара оглядела его. Он походил на утес с головой на вершине. На одной стороне совершенно симметричного подбородка красовалось два небольших шрама, справа от серебристого шва, рассекающего лицо. Девушка надула щеки:

– Окей, – пожала плечами она. – Почему нет?

На самом деле, Кара была признательна за Эдварда. Прежде всего, он обладал солдатской привычкой смотреть прямо перед собой, говоря с кем-либо, кого считал выше званием, а значит, никогда не пялился на Карино лицо, что оказалось облегчением: от того, что все остальные таращились, хотелось спрятаться в шкаф.

Кроме того, следуя за своим новым телохранителем, Каре удавалось скрывать тот факт, что она понятия не имела, куда шла.

В стерильной подвальной комнатенке доктор в круглых очках в проволочной оправе вручил ей чистую медицинскую справку и, к ее неловкому замешательству, леденец. Потом Эдвард отвез ее на шестьдесят второй этаж. Посмотрев налево и направо по коридору, Кара увидела только две двери полированного темного дерева, по одной на каждом конце. Если здесь находились квартиры, то не маленькие.

– Боюсь, дворец перевел вашу фрейлину к герцогине Дептфорт, мэм, – сказал Эдвард, направляясь к правой двери и открывая ее. – Вы же знаете, какова ее светлость: меняет их как перчатки. Мы как можно скорее подберем вам замену, но получить допуск безопасности для новых сотрудников – дело не быстрое. А пока дайте мне знать, если потребуется помощь.

– Спасибо, – пробормотала Кара. По коже пробежал неприятный холодок. В его голосе проскользнуло нечто собственническое или ей просто показалось? Перед глазами промелькнуло лицо Солта. – Уверена, я справлюсь.

– Графиня? Еще кое-что, – Эдвард протянул ей что-то на мясистой ладони. Черный кожаный брелок с торчащей из него серебряной кнопкой с пятипенсовик размером. – Замена «тревожной кнопки». Думаю, вам не надо напоминать, как она работает?

– Встревожилась – нажала, – рискнула Кара.

Он одобрительно кивнул.

– А потом отойдите подальше и позвольте мне стереть причину тревоги с лица вашей жизни.

– С помощью леденящего кровь насилия? – Кара окинула крепкого мужчину взглядом.

– Графиня, умоляю, – упрекнул он. – С помощью совершенно соразмерного леденящего кровь насилия. – Он коротко улыбнулся как человек, осознающий собственную смертоносность. – Отдыхайте, графиня. Если понадоблюсь, я внизу.

– Ого, Парва, – пробормотала Кара, когда Эдвард закрыл за собой дверь. – Ну и навела же ты здесь шороху, а?

Гостиная оказалась большой, словно сцена в вест-эндском театре. Через огромное окно во всю дальнюю стену открывалась панорама Лондона-за-Стеклом.

Гребень за гребнем фронтоны и крыши вздымались, словно буруны шиферного океана. Зловещей формы высотки дотягивались до сюрреалистических высот, а рано заходящее зимнее солнце окрасило облака оранжевым. Прекрасная импрессионистская мечта о городе, воплощенная не в красках, но в кирпиче и камне, бетоне и стекле.

Каре потребовалось немало времени, чтобы отвести взгляд. Моргнув и вздрогнув, она продолжила обследовать квартиру.

Весь ее далстонский дом уместился бы, пожалуй, в половине одной комнаты. Темные половицы устилали толстые белые ковры, на которых стояло несколько удобных на вид диванов, но гостиная все равно казалось мертвой – не спасал даже зияющий проем камина.

Матовая стальная лестница вела в мезонин, оказавшийся Парвиной спальней. Спальня и гостиная были укомплектованы до отказа заполненными барами. Видимо, Парва не нуждалась в липовых документах, чтобы утолить вновь обретенную жажду. Что еще лучше, в углу нашелся аккуратно задвинутый письменный стол с клавиатурой и плоским экраном компьютера.

Бросив «тревожную кнопку» на один из диванов, Кара села за стол, нажала кнопку включения питания, и, когда экран посветлел, почувствовала, как перехватило горло: с монитора на нее смотрела Парва.

Видео стояло на паузе. Судя по ракурсу, его записали на веб-камеру, установленную на рамке монитора, в который Кара сейчас смотрела. Шевельнув «мышкой», девушка нажала «Воспроизвести».

– Милорды, леди и джентльмены, – сказала видео-Парва. Треск из динамиков делал ее голос призрачным. Она выглядела сосредоточенной, словно репетировала речь. – Добро пожаловать на Розыгрыш двухсот четвертой Стеклянной Лотереи. Я Парва Хан, графиня Далстон, и я счастлива… – она запнулась, нахмурившись. – Блин, удостоена, а не счастлива… Держу пари, все равно звучит отстойно. – Парва на видео вздохнула. – Окей, начнем сначала. – Ее лицо застыло – видео закончилось.

– Графиня Далстон? Серьезно? – пробормотала Кара. – Вот подстава.

Свернув окно плеера, она полазила по папкам на рабочем столе, но там не оказалось никаких сохраненных файлов.

Девушка сидела, барабаня пальцами по столу, и наблюдала за бледным отражением в полированной поверхности. И тут в голове всплыли слова сенатора Кейс: «Ты бы и сама нашла ее в интернете за четыре секунды».

Знакомых иконок не нашлось, так что Кара потыкала наугад, пока не обнаружила нечто похожее на веб-браузер.

…двести четвертая Зеркальная Лотерея…

…ты лицо Стеклянной Лотереи…

…тирании Зеркальной Лотереи придет конец…

Кара опустила взгляд на клавиатуру. Буквы на клавишах, разумеется, оказались перевернуты. Поджав губы, она застучала по клавишам и, когда в браузере появилось набранное справа налево gl.yrettolssalggnikool, нажала «Ввод».

На экране появилось Парвино лицо. Не было никаких заголовков с названием лотереи или причудливых баннеров. Очевидно, улыбающаяся зеркальная сестра Кары, покрытая шрамами, была единственным брендом, в котором нуждалось событие. Сверху располагались три ссылки, набранные изящным отзеркаленным каллиграфическим шрифтом.

яиротсИ

аливарП

яиномереЦ

Девушке потребовалось некоторое время, чтобы разобрать зеркальный шрифт, потом она кликнула по ссылке «История» и забубнила под нос:

– «Основанная сто четыре года назад сенатором Говардом Брэмблом, Стеклянная Лотерея стала одним из самых желанных мероприятий Лондона-за-Стеклом: более чем вековая благотворительная традиция, сделавшая Симулярхию столь любимой частью городского наследия. Читайте вступительную речь сенатора Брэмбла здесь».

Кара кликнула на ссылку. Под изображением обладателя усов, которыми гордился бы даже йети, в сюртуке и с париком на голове, обнаружилась куча отзеркаленного текста. Сперва Кара никак не могла сосредоточиться, но чтение на удивление быстро начало казаться естественным.

«Сограждане, сегодня я обращаюсь к вам, отягченный уверенностью, которую, я знаю, многие из вас разделяют. Я говорю, чтобы выразить это чувство, но хочу сделать больше, чем просто дать ему голос; я хочу придать ему форму и плоть. Хочу дать ему лицо.

Вот о какой уверенности я говорю: те, кому в нашем городе повезло меньше, не должны оставаться без надежды в силу обстоятельств их отражения или отражения их отцов, произошедшего задолго до них. Зеркальнорожденные или естественнорожденные – никто из нас не выбирал, как прийти в этот мир, но мы заключили этот странный чудесный город в наши сердца и руки и сделали из него то, что выбрали. Теперь мы должны сделать то же самое с самими собой.

От имени Серебряного Сената Лондона-за-Стеклом и со всей полнотой власти Симулярхии, я торжественно учреждаю общегородскую лотерею.

В годовщину этого дня один человек из городских плебеев должен подняться до Зеркальной знати. Один счастливый несчастливец – один удачливый малоотраженный мужчина или женщина – усовершенствует свои эстетические параметры за счет государства.

С этого дня им будет предоставлен документ и титул, согласно вновь обретенной красоте, и эта красота должна принадлежать им, чтобы передаться их естественнорожденным детям и детям их детей, на все времена, пока зеркала не растрескаются и выкованные облаками башни не рассыплются в пыль.

Это Лондон-за-Стеклом, где мы всегда обладали свободой выбора. Теперь же нам предстоит испытать удачу. Я призываю вас хорошенько постараться.

Доброй ночи, друзья.

Да благословит вас Маго и да дарует вам красоту».

Дочитав, Кара кликнула назад – посмотреть, что откроет ссылка «Церемония», когда по комнате прокатилась мощная ударная волна.

Кара вскочила, воображая, что башня рушится под действием сильного взрыва, горит и крошится.

Четвертое нападение за два месяца. Никто не выжил.

В ее памяти возникли холодные голубые глаза Безликого.

Тирании Зеркальной Лотереи придет конец.

Прогремел еще один взрыв; Карины зубы клацнули.

Хрустальное пресс-папье слетело со стола и запестрело крошечными звездочками трещинок. Дрожь стихла, и девушка взволнованно проверила пол: он по-прежнему оставался незыблемым.

Во время третьего раската Кара, наконец-то, определила источник звука: не взрывчатка, а оглушительно близкий гром.

– Погодосмен! – донесся сквозь стекло крик с улицы.

Его подхватило множество других голосов:

– Погодосмен!

– Погодосмен!

– Погодосмен!

Кара подошла к окну. На этой высоте нависшие над городом облака, куда более плотные, чем она когда-либо видела по свою сторону Зеркала, казались невероятно близкими и выглядели неровными, мозаичными, словно сильно увеличенная цифровая фотография. Глядя на них, она поняла, что краснота – не отражение солнечного света, а цвет самих капель.

Небо рассек шрам молнии. С последним диким ревом жуткие облака разверзлись, и за стеклом замельтешили набухшие капли странных цветов: красного, черного и серебристо-серого. «Вода здесь, должно быть, ужасно грязная», – подумала Кара.

Какой-то тусклый красноватый осколок впечатался в окно и отскочил. Кара уставилась на оставшийся грязный след, а потом поняла, что с неба лилась вовсе не вода…

Крошечные кусочки кирпича, дикого камня, бетона, сверкающие осколки стекла с грохотом падали с неба, словно метеориты, неустанно барабаня в окно. Кара дернулась, но на стекле не оставалось даже царапин. Удивившись, она вышла из своего укрытия и прижалась лицом к окну, вглядываясь между каменными каплями дождя. Мелкие кусочки строительного мусора льнули к крышам, наслаиваясь, словно пыль веков. Фронтоны покрылись плотными дюнами футов в десять высотой.

Постепенно буря ослабла. Ставшие тоньше капли поплыли по ветру кирпичными снежинками. Воздух очистился, оставляя покрытые щебнем крыши, словно на фотографиях времен Битвы за Англию.

– Закончился! – раздался голос из какого-то укрытия.

– Закончился! – выкрикнул другой голос.

– Закончился.

По линии горизонта на верхних этажах открылись окна. Захлопали, распахиваясь, скрытые под шифером люки и, пружиня, стали сдвигать горы мусора, лежащие на них, вниз на мостовые.

На крышах закопошились фигурки. Они походили на полярников, с кирками и в шипованных сапогах прокладывающих путь сквозь каменные наслоения. Большинство носили броню: некоторые из облегающего тело темного кевлара и стекловолокна, другие – дешевого вида «сборную солянку» из потертой кожи и погнутого металла, а также шлемы, состряпанные «на коленке» из кастрюль. Немногие ходили босиком, в майках и шортах, очевидно, полагаясь только на крепость рук. Лиц никто не закрывал. Там были жилистые старики и женщины, дети с пылью в волосах. Некоторые хмурились и ругались в экраны портативных компьютеров или постукивали циферблаты барометров, которые носили на шее, словно массивные медальоны. Только очень немногие обвязались веревкам. Над приглушенным бормотанием раздавались крики:

– Бригаду полевкоголовых ко мне!

– Слет лопатокрылых!

– Цепляешься за веревку, Эспель? Когда ты успела стать такой размазней?

Свист и смех эхом отскакивали от крыш. Приоткрыв окно, Кара начала выделять больше слов из фонового шума. Она услышала, как делают ставки:

– Три ресницы на то, что мы отстроимся выше!

– Чё за фигня?! – проорал грубый голос с крыши над нею. – Ставь что поприличнее, если уж приспичило, или не трать мое время зря.

– Тогда бровь!

– Не жирно? – визгливый хриплый смех. – Принято!

Сняв с плеч лопаты, кувалды и совки, рабочие принялись за дело, небольшими лавинами спихивая на тротуар дождевой мусор. Мальчик, едва ли достигший подросткового возраста, запел высоким голосом. Песню подхватил еще один голос, потом еще, и еще, пока весь город не загудел грубоватым, но слаженным хором:

 
Держи кирпич, расчисти брак –
Вот, жизнь в чем верхолаза!
Займись дождем – что за бардак?
Вот, жизнь в чем верхолазки!
На крыше нам поможет прыть,
Дождю нас, лазов, не побить!
 

Хриплые восклицания разбавили последнюю строчку, и горожане затянули снова, проворно, словно белки, снуя по изломам крыш. Самые дородные расчищали завалы. Легкие и быстрые взбирались на морены перед тем, как они обвалятся, хватая какие-то особые фрагменты и передавая их приятелям с зубилами, отчищавшим их. Другие стояли наготове с быстро схватывающимся раствором, добавляя фрагменты к имеющимся постройкам. Кара начинала понимать, почему здешние здания такие высокие и странные.

Башни росли удивительно быстро.

Пока верхолазы работали, небо померкло. Очередная густая облачная полоса заслонила солнце, и кирпичные снежные хлопья становились плотнее и темнее. Кара не сразу поняла, что на этот раз падают не кирпичи, а ужасно острые осколки черепицы, хлещущие каменным градом.

– Шифер! – в смятении заорал верхолаз, когда сланцевый ливень застучал по башням. Верхолазы затанцевали между смертоносными осадками. Осколки чиркали по окнам. На незащищенной коже открылись порезы, внезапные и отвратительно красные. По крышам побежала кровь. Гибкая женщина прыгнула с головы горгульи на балконные перила, но едва ее пальцы коснулись металла, кусок шифера распорол ей щеку. Она вздрогнула. Живот Кары скрутило спазмом при виде того, как одну чудовищную секунду женщина взмахивала руками, тщетно пытаясь удержать равновесие. Потом, выкрикнув одинокое «Н…», она полетела между домами.

– Спокойно! – взревел голос над Кариной головой. – Покажем им, что значит быть Дворцовой Бригадой!

Кара смотрела испуганно и недоверчиво. Они по-прежнему работали. Трудились, не останавливаясь, прерываясь только для того, чтобы вытереть кровь и пот со лба, прежде чем вновь вскинуть молоты. Башни росли, теперь медленнее, но все еще поднимались. Теперь без подбадриваний. На дымоходе прямо через реку изможденный мужчина пригибался под шиферным градом, его дешевый оловянный шлем изорвало в клочья, из ран струилась кровь. Шифер западал сильнее, кровь потекла обильнее, но он даже не шевельнулся.

«Идите внутрь, – гневно подумала Кара. – Спрячьтесь, вы, идиоты!»

Что-то привлекло ее внимание: рекламный плакат Лотереи на той стороне реки с Парвиным сияющим лицом. Мысль поразила ее: «Парва Хан, ты же – графиня. Возможно, тебя они послушаются».

Она крикнет им, прикажет остановиться. Девушка нащупала шпингалет, чтобы распахнуть окно пошире, но по армированному стеклу застучали подобные ножам осколки. Фантомная боль от металлических колючек вновь обожгла кожу, и она вздрогнула.

– Стойте! – крикнула девушка, сглатывая густой страх. – Идите внутрь!

Но никто ее не слышал.

Кара снова потянулась к щеколде, но тут по округе разнесся пронзительный свист и голос скомандовал:

– Хватит! Внутрь.

Небо разверзлось по шву молнии. Шиферная гроза грянула с удвоенной свирепостью. Верхолазы собрали инструменты и, съежившись под тем, что осталось от доспехов, вернулись к люкам.

Кара содрогнулась, облегченно выдохнув.

Что-то черное впечаталось в окно, и она, взвизгнув, отскочила.

Это оказалась девушка, упакованная в дешевые доспехи из олова и кожи. Она висела вниз головой, раскинув руки, левая нога запуталась в пуповине веревки. Лицо покрывали кровь и мокрые волосы. Девушка не шевелилась.

Она не шевелилась. Шифер падал. Она не шевелилась. Несколько ужасающе долгих мгновений Кара смотрела, как осколки коварного дождя вспарывают кожу девушки. Потом качнулась к щеколде и, рывком распахнув окно, пустила бурю внутрь. Шипы горячей боли впились в щеки, ладони, лоб, но она, не обращая на них внимания, одной рукой потянулась к девушке, кое-как прикрывая глаза другой. В кожу врезались крошечные шиферные иголки. Девушка оказалась легкой и хрупкой, словно птичка. Кара спрятала лицо несчастной под искромсанной кожаной курткой, заслоняя от непогоды. Ее захлестнула горячая дымка крови, пота и пыли, когда она, обняв девушку, приняла ее вес на себя, возясь с веревкой.

Веревка не поддавалась – слишком сильно запуталась. На поясе девушки болтался широкий нож. Кара схватила его и принялась остервенело пилить нейлон, пока тот не затрещал.

Веревка разъехалась, и вес девушки нарушил Карино равновесие. Качнувшись назад, она едва успела протянуть руку и захлопнуть окно, прежде чем перевернулась и ударилась головой о деревянный пол.

С минуту она лежала, просто дыша, тепло и запах девушки накрыли ее, словно одеяло. Затем почувствовала пульс щекой, придавленной шеей верхолазки.

– Ты в порядке? – взвизгнула Кара громче, чем хотела. Она выкарабкалась из-под девушки и склонилась над нею. – Ты… чтоб тебя, вообще жива?

Запеленатая в кожу куча завалилась набок. На измазанном кровью лице затрепетали веки, и незнакомка судорожно вдохнула. Глаза открылись, медленно сфокусировавшись на Каре, и расширились от ужаса, метнувшись к ножу, который та все еще сжимала в руке.

Кара подскочила, словно держала в руках живую змею, и бросила нож на стол. Глаза девушки снова закатились.

– О, расколотый гранатой Маго, – пробормотала верхолазка. – Не долго же я продержалась.

Глава 14

– Совсем неглубокие, – сообщила доктор, глядя через очки в проволочной оправе.

Девушка – верхолазка – лежала на одном из белых диванов, волосы покоились на куртке Эдварда, пропитавшейся кровью. Кровь, песок и грязь стерли губкой, а лоб и щеки обработали дезинфицирующим средством – с резким запахом и, вероятно, щиплющим.

Открывшееся лицо оказалось совершенно симметричным, разделенным серебряным швом, бегущим от волос до подбородка. Девушка отличалась поразительной красотой, что не мешало ей «украшать» себя: у осветленных, включая брови, волос проступали темные корни, в том числе на бровях. На каждой скуле красовалась татуировка в виде маленькой молнии. По всему левому уху тянулся ряд шипов, а в левую ноздрю было вдето колечко. Правые ухо и ноздрю тоже украшали маленькие дырочки, словно девушка регулярно перевешивала пирсинг с одной стороны на другую.

Страннее всего оказались порезы. Осколки шифера открыли на лице множество мелких ранок, в точности повторяющих друг друга по обе стороны от серебряного шва. Если доктор и нашла в этом что-либо странное, то виду не подала, лишь щурилась на лампу, продевая нитку в иголку.

Кара не могла понять, что, но что-то притягивало ее взгляд к лицу девушки. Может быть, эти порезы и понимание, что, не предприми она ничего, они бы не оставили на лице живого места. Кара почти не думала об этом тогда, но теперь…

«Я спасла твою жизнь». Медленно подбирая слова в голове, она шарахалась от них, от огромной ответственности, которую они предполагали. Одно решение – несколько кратких секунд. Ее пугало, что значимая связь могла появиться так быстро.

– Придется их сшить, но шрамов остаться не должно, – сказала доктор. Игла небрежно зависла над левым глазом девушки. – Или вы хотите, чтобы они остались?

Вопрос не шокировал Кару, как шокировал бы еще накануне: воспоминание об очереди, змеящейся к двери скальпельной, не изгладилось из памяти. Девушку скорее потрясло то, что вопрос адресовали не блондинке на диване, а ей.

– С чего мне?.. – Кара на мгновение запнулась, а потом заметила, как доктор с Эдвардом, маячившим в паре футов в стороне, чтобы не загораживать свет, смотрели на нее. – С чего мне этого хотеть? – закончила она предельно спокойным тоном.

– Ну, для зеркалократки вполне естественно требовать от своих подчиненных следовать определенным стандартам во внешности, миледи, – пояснила доктор. – Конечно, как правило, эти стандарты находятся в компетенции портняжной иглы, нежели хирургической, но, я думала, с вашим даром, – она указала на испещренные шрамами Карины щеки, – смотрелось бы в самый раз. Я могла бы сделать все в лучшем виде, – заверила она радостно, обдумывая идею. И, выхватив из сумки скальпель, полоснула воздух в доле дюйма от лица девушки, делая гипотетический разрез. От этого зрелища Карин желудок сжался.

– Уверена, девушка не против, – с запозданием добавила доктор. – Как-никак, сейчас это последний писк моды.

Кара не знала, почему доктор не заметила, как широко распахнулись глаза ее пациентки, но у нее сложилось впечатление, что на самом деле девушка чуточку против.

– Просто сделайте ее такой, какой была, – велела Кара нарочито спокойным голосом. Раненая верхолазка немного расслабилась. – Кроме того, – продолжила она, – она не из моих подчиненных.

Врач разочарованно вздохнула, приподняв тонкую, словно проволочную, серую бровь.

Эдвард смущенно кашлянул.

– Мэм, это, конечно, ваше право, – проговорил он, – но я сомневаюсь, что Кровельщик примет ее обратно в свою осадкотекторскую бригаду. Ведь из-за нее Ваше Сиятельство получили все эти порезы. – Он посмотрел на верхолазку, но та не ответила на его взгляд.

Карины порезы промыли и обработали в первую очередь, хотя их всего-навсего требовалось заклеить. Крошечные белые матерчатые квадратики усеивали ее щеки и подбородок: она выглядела так, словно в нетрезвом виде пыталась делать макияж острым камнем.

Указав на застарелые выступы рубцовой ткани, Кара заметила:

– Бывало и хуже.

– Как скажете, миледи, – хмыкнул Эдвард.

Он ворвался в номер, словно ужаленный бичом бык, когда Кара закричала, и чуть не вышвырнул блондинку обратно в окно, прежде чем девушка успела объяснить, что незнакомка пострадавшая, а не нападавшая. И все равно телохранитель настоял на том, чтобы проверить, не спрятано ли в доспехах из кожи и олова оружие, прежде чем согласился позвонить в подвал и вызвать дежурного врача. Даже сейчас, когда тощая девушка, хрупкая, словно больной детеныш, осталась в хлопковой майке и шортах, он недоверчиво косился на нее. Может, думал, что она взрывоопасна?

«Четыре нападения за два месяца, – подумала Кара. – Такое кого угодно превратит в параноика».

– Попасть под шиферную грозу без шлема, – с отвращением пробормотал Эдвард. – Допустить, чтобы черепица перерезала веревку. Тоже мне, верхолазка! Матерь Зеркал, да как ты вообще умудрилась попасть в Дворцовую Команду с такими-то способностями?

Даже истекая кровью на диване, девушка напряглась.

– Это никак не связано с моими способностями, – натянуто, едва слышно проговорила она. – Кровельщик поспорил с Осадочником из Бригады Савойцев на бровь и не хотел ее лишиться, поэтому мы продолжали работать, вот и всё.

Эдвард фыркнул. Доктор цыкнула на него и, взмахом руки приказав не загораживать свет, склонилась над блондинкой с заправленной в иголку ниткой.

– Декстресса или синистресса? – спросила она.

– Синистресса, – ответила девушка; светло-голубые глаза, не моргая, глядели на кончик иглы.

Врач кивнула, и быстрыми уверенными рывками начала стягивать порезы на левой стороне лица девушки. Зеркальные порезы на правой стороне сами собой закрывались с идеальной синхронностью, как по мановению волшебной палочки.

Почувствовав, как у нее пересохло во рту, Кара старалась не показывать изумления. Закончив, доктор собрала инструменты и сделала Каре реверанс.

– Хотела сказать раньше, мэм, – доктор довольно улыбнулась, – это, правда, большая честь. В жизни вы еще прекраснее. – С этими словами она вышла.

– Эй, ты, – Эдвард кивнул несчастной верхолазке. – Давай-ка разберемся, что Кровельщик собирается с тобой сделать.

«Он поспорил на бровь, – подумала Кара, внутренне содрогнувшись. – И не хотел ее лишаться, поэтому мы продолжали работать».

– Подожди, – проговорила она.

Эдвард застыл, согнувшись, на полпути, чтобы забрать блондинку. Кара испытала странное удовлетворение, остановив здоровяка. Словно воспользовалась суперсилой по доверенности.

– Я хочу поговорить с нашей гостьей, – заявила она. – Наедине.

Эдвард нахмурился при слове «гостья».

– Мэм? Я, правда, не думаю, что…

– Да, ты не думаешь, Эдвард, – огрызнулась она. – По крайней мере, за меня. Я вполне способна справиться с этим сама. – Тон получился властным и суровым. В Кариных устах он прозвучал неуклюже, словно иностранное ругательство, но телохранитель все равно отпрянул.

– Да, мэм, – сказал он, поморщившись, но его отношение к раненой девушке освобождало Кару от всякого чувства вины.

– Я буду снаружи, если понадоблюсь вам, мэм. – Телохранитель бросил еще один свирепый сверлящий взгляд на диван с незваной гостьей и потопал из комнаты.

Кара тяжело вздохнула. Сердце все еще барабанило.

«О, – пробормотала она про себя, – кей».

Она подошла к бару. Этикетки оказались незнакомыми, так что Кара выбрала наугад и, налив глоток чего-то, пахнущего очистителем сантехники, предложила татуированной девушке. Та поколебалась, но выпила.

Кара как раз вовремя вспомнила плеснуть глоток и себе. «Войди в образ», – подумала она. От паров, источаемых жидкостью, слезились глаза.

– Как тебя зовут? – спросила она, держа дистанцию, опершись на бар.

– Эспель, мэм, – тихим хрупким голосом ответила блондинка, уставившись в пятно на ковре в нескольких футах перед нею. В ее неподвижности чувствовалось напряжение. Практически не двигаясь, она так и сквозила беспокойством.

– Все в порядке, – проговорила Кара. – Можешь посмотреть.

Голубые глаза моргнули и метнулись вверх.

Кара подняла стакан и аккуратно наклонила к сомкнутым губам. Плечи сидящей на диване Эспель немного расслабились, и она отхлебнула из своего стакана.

– Это правда? То, что сказал мой телохранитель? – спросила Кара. – Тебя действительно выгонят с работы?

Эспель чуть заметно сжалась.

– Возможно, мэм, – ответила она.

– Почему?

Эспель заколебалась:

– Потому что это было… безответственно с моей стороны – допустить, чтобы из-за меня пролилась кровь такой знаменитости.

В какой-то момент показалось, что она пытается улыбнуться, потом ее хрупкое самообладание вдруг дало трещину. Симметричное лицо сморщилось и сложилось по краям, словно оригами.

– Я попала в Дворцовую Бригаду всего две недели назад. – Она издала один из тех всхлипов, что притворяются смешками, но никого не способны ввести в заблуждение, и присосалась к стакану.

Карино сердце забилось немного быстрее. Пока верхолазка говорила, ее посетила мысль. Девушка внутренне вздрогнула, но это казалось лучшим, что она могла предложить. Кара села рядом с Эспель, заливавшейся симметричными слезами.

– Ты знаешь меня, верно? – начала Кара. – Знаешь, кто я такая.

Эспель слабо улыбнулась нелепости вопроса:

– Конечно, мэм.

Кара продолжила, пока не сдали нервы:

– Ты… доверяешь мне? Прости за глупый вопрос, мы ведь только что познакомились. Тем не менее, надеюсь, после того, как я скажу это, ты будешь мне доверять. – Кара тараторила; она всегда тараторила, когда врала, словно могла восполнить нехватку правды в словах их количеством. «Полегче», – она медленно выдохнула и произнесла: – Так. Я собираюсь сделать признание, а потом предложение. И, надеюсь, ты выслушаешь и то, и другое, потому что иначе… ну, если честно, мне конец.

Эспель не выглядела бы более испуганной, если бы Кара подбрасывала и ловила опасную бритву, напевая тему из сериала о Динозаврике Барни[4]4
  Детский телевизионный развивающий сериал «Барни и его друзья» производства США.


[Закрыть]. Верхолазка осушила свой стакан.

– Ты знаешь, что я пропала несколько дней назад? – спросила Кара.

Эспель кивнула, ее глаза оставались широко распахнутыми.

– Конечно, знаешь. Вероятно, это было во всех новостях. Так вот, Рыцари Стекла вытащили меня из Темзы этим утром… может, это тоже показывали в новостях?

Эспель снова кивнула. Она метнула преданный взгляд на пустой стакан, словно бы говоря: «Во что вы меня втянули?»

– Держу пари, чего по радио не объявляли, – продолжила Кара, – так это того, что я не могу вспомнить, кто я.

Голос Эспель походил на сухое карканье:

– Мэм?

Кара беспомощно развела руками:

– Я не помню, что была похищена. Не помню этого места. Этой комнаты. Не помню, что была графиней. Все, начиная с того дня, когда я, отразившись, прибыла сюда четыре месяца назад, и до этого утра, стерлось. – Карин голос дрожал, когда она лгала, но она надеялась, что это можно принять за глубину чувств. – Большое белое пятно в голове. Я не имею ни малейшего долбаного понятия, почему мое лицо украшает рекламные щиты и половину автобусов в этом городе. Может, меня ударили по голове или что-то типа того, я не знаю. Но мне страшно. Этим утром сенатор Кейс показала мне видео. Эти люди, парни в толстовках, они забрали у мужчины лицо. Сенатор сказала, они хотели сделать то же самое со мной.

Костяшки Эспель слегка побелели, когда она вцепилась в свой бокал.

– Безликие, – проговорила она, резким, словно отбеливатель, голосом.

Кара задумалась, не потеряла ли девушка кого-нибудь во время одного из подобных нападений.

– Все думают, что вы – цель Безликих.

– А я не знаю, почему, – сказала Кара. Ей даже не пришлось изображать страх в голосе.

Эспель просто пялилась на нее.

– Даже сенатор Кейс не знает, сколько я забыла, – продолжила Кара, понизившимся до конспиративного шепота голосом. – Она бы напугалась, если бы узнала. До Ночи Розыгрыша осталась неделя, а ты знаешь, как это важно.

Эспель горячо кивнула. Ее глаза расширились при упоминании сенатора Кейс.

– Кроме того, – не останавливалась Кара. – Я знаю, что Мэгги хочет для меня только лучшего. – Она демонстративно фамильярно назвала сенатора по имени. – Но она будет говорить мне только то, что, по ее мнению, я хочу услышать: что, как она думает, меня не напугает. Но я уже́ напугана, и мне нужен кто-то, кому я смогу доверять, кто-то, кто будет со мной предельно честным. Кто-то, кого я смогу держать близко к себе. И так получилось, – Кара облизала губы и пошла в наступление, – что я ищу фрейлину, а тебе, насколько я поняла, не помешала бы работа.

Глаза Эспель были широкими и голубыми, словно крошечные океаны. Она открыла и закрыла рот. Несколько мучительных секунд девушка вообще ничего не говорила. А потом, по-прежнему безмолвно, вытянула перед собой руку с пустым стаканом.

Кара позволила себе выдохнуть. Улыбнувшись Эспель, она взяла бутылку из бара и наполнила стакан.