Текст книги "Мария Каллас. Дневники. Письма"

Боже, как тут холодно, а радиатор выключен. Я замерзаю!

Что касается Луизы, мы больше не живем вместе, и это весьма печально, мы с ней очень дружны, но бедняжке не повезло. Им тут просто не нравится ее голос. Особенно после того, как Серафин, послушав ее, сказал, что она ему не понравилась, – с тех пор ее тут все игнорируют. Такое впечатление, что темные голоса нигде не нужны. Мне надо бы и свой высветлить. Слава Богу, я сохраняю равновесие, но это дается нелегко. В общем, придется мне схитрить. Возвращаясь к Луизе, лично я не думаю, что Лидуино вообще намерен дать ей хоть какие-то спектакли. Между нами, они все тут любят раздавать обещания, говорят «вы мне так нравитесь», а потом, отвернувшись, заявляют обратное у тебя за спиной. Им не хватает духу сказать напрямую, что они о тебе думают. Я вне себя от ярости. Мне бы так хотелось ей помочь – но, во-первых, я сама (увы) еще не вполне завоевала позиции, и, даже если у меня уже есть какое-никакое имя, оно не обладает пока нужным весом и, соответственно, властью. Кроме того, черт возьми, ее голос просто их не интересует. И, понятное дело, она не приложила никаких усилий, чтобы ее оценили по достоинству, чтобы стать востребованной и т. д. (ты знаешь характер Луизы, ей все не так). Только умоляю тебя, Эдди, не говори ей, что я написала тебе обо всем этом, а то, будь уверен, я вообще больше слова тебе не скажу, я серьезно. Хорошо бы они оставили ее в покое. И, конечно же, она не собирается искать кого-нибудь влиятельного и облеченного властью, ты понимаешь, что я имею в виду, впрочем, думаю, это как повезет, потому что я уж точно Баттисту не искала. Более того, я дважды пыталась избежать знакомства с ним, но Луиза и Никола практически силой затащили меня на тот ужин, да и вообще, у меня тогда после сидения в поезде распухли ноги, и приличного наряда не было, поверь, я являла собой жалкое зрелище!!

Как поживает твое семейство? Пожалуйста, передавай им привет. Скажи Гаю, что ему просто не повезло. Он был не в моем вкусе – ха! (Я шучу, конечно). Поцелуй его от меня, и Боба тоже. Как он? Крепко-крепко поцелуй от меня свою маму. Черт побери, Эдди, смягчи свое каменное сердце и время от времени навещай свою собаку, ты же знаешь, как она тебя любит.

Ладно, заканчиваю это длиннющее письмо, звонко целуя тебя в обе щеки – и ммммм… может быть, в твои красивые соблазнительные губы – только я боюсь изменить Баттисте, это было бы весьма опасно, так что последний поцелуй беру назад, и целую не в губы, а в лоб. Чао, Эдди, и прошу тебя, считай меня своим самым-самым лучшим другом

Мария.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

30 октября 1947 г.

Любовь моя,

Сегодня, получив твое письмо, я так была счастлива. Вместе с этим письмом я отправляю тебе еще одно, я написала его вчера или, вернее, сегодня утром и не успела еще отправить. В нем я сообщаю тебе все свои новости.

Я сейчас чувствую себя очень усталой. Мы работали больше двух с половиной часов. Серафин объяснял мне каждое слово, одно за другим. Дорогой, если мне удастся сыграть это так, как учит он, получится наверняка прекрасно. Просто у меня очень много работы, в этой опере массу всего надо выучить, потому что мне хочется не только исполнять ее, но и заучивать одновременно наизусть.

Да, дорогой мой Баттиста, я постараюсь достичь этой цели прежде всего, чтобы ты был счастлив. И потом у меня теперь есть не только ты, но еще и Серафин. И его я тоже должна осчастливить. А кто осчастливит меня? Я делаю все, что могу, чтобы все были счастливы, но остаюсь наедине со своей славой и никому не нужными чувствами.

Ладно, оставим философию, а то становится слишком горько и печально. Я вижу, что ты как раз влюблен в Каллас актрису, а про душу мою забываешь. Вот, например, ты написал прекрасное письмо, и оно очень мне дорого, но мне хотелось бы найти в нем немножко Баттисты и Марии вместо Менегини и Каллас. Посмотрим, обнаружу ли я своего Баттисту в твоих следующих письмах.

Любовь моя, сегодня, у меня очень сильно болит нога. Я даже чуть не расплакалась, настолько мне было плохо. Когда я выходила из автобуса, ступенька оказалась такая высокая, что мне стало дико больно. Боже, сколько мне еще с этим мучиться! И потом, у меня такие сильные головные боли, что иногда я становлюсь сама не своя. Не знаю, что и сказать, но мне очень плохо, когда я далеко от тебя. Баттиста, ты не представляешь, как я скучаю по тебе. Мне не терпится увидеть тебя, почувствовать тебя рядом с собой.

Я сейчас в голосе, если тебе это интересно, и скажу тебе, что чем больше я пою «Тристана», тем лучше становлюсь. И потом, это очень страстная роль, и мне она по душе. Я сделаю все возможное, чтобы быть такой, какой ты хочешь меня видеть, обещаю тебе. Прошу только, не забывай меня. Думай немножко обо мне. Люби немножко. Любимый, мне так тут одиноко.

А ты чем занят? Как ты? Пожалуйста, ешь как следует, я не хочу, чтобы ты похудел к моменту нашей встречи, и будь осторожен!! Ты ездил в Милан? Какие новости? Напиши мне, что происходит. У меня нет ничего, кроме твоих писем.

Дорогой, любовь моя, в эту самую минуту, пока я пишу тебе, пришла от тебя телеграмма. Как же ты радуешь меня. А ведь я тебе ничего не сказала. Но мне так хотелось получить из Падуи телеграмму от тебя, как обычно. Я так тронута, дорогой, что мне не стыдно признаться: я плачу. Только ты знаешь, как сильна моя любовь к тебе. Так что только ты можешь меня понять.

Спасибо, спасибо и еще раз спасибо. Я уже не чувствую усталости, все прошло. Я счастлива.

Знаешь, сегодня Серафин рассмешил меня, объясняя сцену, где Изольда желает Тристану смерти, потому что думает, что он разлюбил ее. Серафин сказал: «Предупреди Баттисту, пусть будет начеку. Такие женщины, как ты и Изольда, весьма опасны. Сама посуди, если в один прекрасный день он тебя разлюбит, ты вполне способна будешь напоить его зельем Изольды. Для Баттисты это кончится печально».

Дорогой, должна тебя оставить. По-моему, я и так тут много понаписала.

А поскольку я пишу плохо, воображаю, как тебе скучно.

Думай обо мне, как я думаю о тебе. И будь здоров. Я живу надеждой увидеть тебя в ближайшее время.

Я всегда есть, была и буду твоей единственной Марией.

PS: если ты получаешь письма для меня, пожалуйста, пересылай их мне. Я оставила маме твой адрес, так что, возможно, они придут прямо тебе. И окажи мне еще одну услугу: отдай Родольфо записку, приложенную к этому письму, чтобы он смог забрать мое несчастное пальто, которое я отдала в чистку. Тут оно как раз по погоде. И если можешь, отправь его мне или привези. Спасибо, дорогой.

Второе письмо, написанное в тот же день

30 октября 1947 г.

Dearest Battista!

Прежде всего хотелось бы узнать, как у тебя дела и все ли в порядке. Затем я хочу сказать, что очень по тебе скучаю – даже слишком.

Вчера вечером я впервые ужинала в одиночестве. Передать не могу, как мне было плохо. Я бы вообще не пошла есть, если бы это не было мне так необходимо. Имей в виду, с тех пор, как я от тебя уехала, я питаюсь исключительно листьями зеленого салата и яйцами. У меня просто нет аппетита. Что же будет со мной дальше, если уже через несколько дней после того, как мы расстались, я в таком состоянии?

Ты ведь очень занят, да? Что ты делаешь? Держи меня в курсе новостей. Прошу тебя, любимый.

А теперь мои новости, которые тебе наверняка не терпится узнать. Итак, вчера у меня состоялся первый урок с Серафином, и все прошло очень хорошо. Его жена потом вышла ко мне и наговорила кучу комплиментов. Она сказала, что я чудо как хороша, и вокально, и внешне, и что я идеальная Изольда. Затем она спросила, как мне удалось так быстро выучить роль, притом что у нее и многих других ушло на нее два года. У меня и правда много работы. Серафин считает, что это не займет больше трех недель. Надеюсь, меньше, но поглядим.

Теперь расскажу тебе о поездке. Конечно, о комфорте нечего и говорить, ты сам видел. К утру у меня опухли и покраснели глаза. И я подумала: «Хорошо, что ты меня не видишь.» Выглядела я ужасно! Шел дождь. Небо было такое серое, что я задыхалась, пока искала гостиницу, потому что в той, которую мне посоветовал Серафин, уже не было мест. В итоге пришлось обойти семь или восемь гостиниц, прежде чем я обнаружила эту. У меня довольно милая комнатка, немного сырая (надеюсь, не простужусь!) и, к сожалению, без ванной комнаты. Я плачу 900 плюс сборы и т. д. Все вместе почти 1100 лир[60]60
  Приблизительно 35 евро (по курсу 2019 г.)


[Закрыть]. Я еще поищу пансионы, но они дорогие и у них нет ни горячей воды, ни ванной комнаты, да и кормят там еле-еле. Другие, более современные пансионы, обходятся в 3000-4000 в день.

Я не зову тебя приехать, потому что, как ты знаешь, я ненавижу заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Но я была бы так счастлива, любимый, если бы ты смог сбежать. Не бросай меня тут одну. Мне так одиноко, ты же знаешь, очень одиноко. Теперь я оставлю тебя, пожалуйста, пиши мне. И когда у тебя будет немного времени, прошу, подумай немного обо мне!!

Чао, любимый, будь здоров и, пожалуйста, ешь хорошо. Я не хотела бы, чтобы ты еще больше похудел. Всегда твоя Мария.

PS: не волнуйся, я спою Изольду. Это точно! PPS: когда ты приедешь, если приедешь, Серафин тоже хотел бы с тобой повидаться.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

Суббота, 1 ноября 1947 г.

Dearest Battista mio,

только что получила твое письмо от четверга и была очень-очень этому рада. Мое счастье и цель в жизни – получать письма от тебя и поздравления от маэстро.

Я столько думаю о тебе, о том, что ты делаешь, думаешь ли обо мне, и еще о многом другом. Ты знаешь все мои чувства и понимаешь их, так что много писать необязательно. И потом я так плохо пишу!

Очень рада была узнать, что Никола хорошо обо мне отзывается. Я тоже отношусь к нему с симпатией. И потом он твой брат, единственный, которого я знаю. Я напишу ему сегодня.

А теперь о моих новостях. Вчера Каттоццо позвонил Серафину, и маэстро столько ему про меня сказал хорошего, что я чуть не расплакалась. Он сказал, что я с ним уже несколько дней, что мы много занимаемся, и я буду прекрасна. Ты доволен, любовь моя?

Потом его жена пришла поприветствовать меня и наговорила мне массу комплиментов о естественной легкости моего пения и т. д. И еще она подарила мне свой парик Изольды, причёсанный, из настоящих волос. Очень мило с ее стороны, тебе не кажется? Конечно, ты в курсе, что все настроены против маэстро, потому что он взял на роль иностранку (меня) и т. д. То есть все настроены против меня. В Америке тоже вышла статья против меня, Такера (тенора) и Серафина. Терпение.

Дорогой, твоя жизнь мало чем отличается от моей. Я работаю. В 4 часа дня иду к Серафину, ухожу в 6:30 – 7 вечера, ужинаю, затем возвращаюсь в отель и в 9:30 – 10 засыпаю. Утром встаю в 8 часов и занимаюсь. Вот так, тебе нравится? Я много думаю о тебе, и утром время пролетает незаметно, потому что я получаю с почтой твое письмо.

Больше мне нечего тебе написать. Не знаю, как долго я еще здесь пробуду, не думаю, что больше двух недель, но, дорогой, по прошествии двух недель я еще не до конца выучу роль. Я пойму, чего он [Серафин] хочет, и смогу свободно чувствовать себя с партитурой, но мне предстоит еще выучить все наизусть. А это огромная работа. Но для нее мне понадобится только пианино, и больше ничего. Я довольна гостиницей, тут чисто, полотенца меняют каждый день и т. д., но очень не хватает ванной комнаты, и я страдаю от этого. Я бы переехала, но это обойдется дороже, и ты будешь меня ругать.

Рим – большой красивый город, во всяком случае, та небольшая его часть, которую я видела, мне нравится, просто, когда тебя нет рядом, все некрасиво.

Сегодня, мой дорогой, раздался телефонный звонок. Я стояла голая в ванной и слышала, как рядом разговаривала женщина, как она плакала в трубку и т. д. Я, как дурочка, стояла голая, мерзла и слушала конец ее разговора, из которого стало понятно, что ее молодой человек собирается ее бросить. В итоге я сама, чуть не расплакавшись, проторчала там больше получаса. Закончив разговор, она тут же, расхохотавшись, позвонила какой-то своей подруге. Я чуть в обморок не упала. Только вообрази, она все время притворялась, а он, бедняга, ей поверил до такой степени, что убедил себя ее не бросать. Вот будет несчастье, если тебе попадется подобная женщина. От такого нагромождения лжи я чувствовала себя глупее, чем когда-либо в жизни. Пресвятая Дева!!

Другая новость заключается в том, что Серафин, когда я решила передохнуть, подошел поближе и попытался погладить меня по ноге, несчастный! Слава богу, я была у него дома, и он не решился на большее! Ну надо же! Итак, мой любимый, я прощаюсь, крепко-крепко тебя целую и всегда люблю, может быть, даже больше обычного, потому что ты далеко. Когда же я тебя увижу? Твоя Мария.

PS: теперь у меня в комнате стоит телефон, только зачем он мне? Пошли мне деньги вовремя, пожалуйста.

Второе письмо, написанное в тот же день

Суббота, 1 ноября 1947 г.

Любовь моя,

не могу не написать тебе несколько слов, так, по крайней мере, у меня создастся впечатление, что я разговариваю с тобой и что ты ближе ко мне.

Едва вернувшись, я безумно захотела тебя увидеть. И вот видишь, ты рядом, мне так необходимо поговорить с тобой, услышать твой голос, я звоню тебе, я иду к тебе. Но я здесь одна, тебя нет. Как бы мне хотелось, чтобы ты в эту минуту был со мной. Потому что внезапно во мне возникло желание близости, захотелось услышать, как ты говоришь (ведь ты так хорошо говоришь). И чтобы ты посмотрел на меня своим особенным взглядом. И назвал меня моим любимым именем, понимаешь?

Оставляю тебя, любовь моя. Извини что побеспокоила, но я так тебя люблю, так тебя целую, твоя Мария навсегда.

PS: пиши мне часто-часто. Я уже написала и отправила письмо Николе, как ты меня и просил.

PPS: Передай от меня привет сеньоре Дзанни, Гаэтано, Эрнесто, Бепи и т. д.

Третье письмо, написанное в тот же день

Любимый мой, пишу тебе сегодня уже третье письмо. Думаешь, я сошла с ума?

Но для этого письма есть еще одна причина. Ведь через несколько дней я окажусь подле тебя! Маэстро говорит, что пока что нет смысла уставать еще больше. Он объяснит мне все, что считает нужным, и потом, через несколько дней, он думает, дня через три-четыре, я вернусь к тебе, а 4 или 5 декабря он сам приедет по делам в Венецию и вызовет меня работать к себе, и еще несколько дней будет в моем распоряжении. Потом я смогу вернуться в Верону и уеду оттуда уже только к началу репетиций. Так я не устану. И он прав. Потому что, как я тебе уже писала, за три-четыре дня я смогу хорошо подготовить роль, но еще мне, конечно, придется выучить ее наизусть. Но для этой работы мне будет достаточно пианино! Так что я довольна!

Так как, дорогой, мне быть с поездкой? Может, тебе удастся ее организовать оттуда? Лучше бы так. Как это сделать тут, понятия не имею. Напиши, что мне делать, любовь моя. Надеюсь, ты не очень огорчаешься, что так скоро меня увидишь!.. Я вот обрадовалась этому, так обрадовалась, что, когда он сказал мне об этом, чуть не расцеловала его.

Уехать мне посоветовала его жена, потому что, хорошо зная его, боится, что я переутомлюсь. Ведь мы работаем по 2,5–3 часа каждый день, с этой оперой шутки плохи.

Мне больше нечего тебе написать: только то, что мне не терпится тебя увидеть. Жду от тебя новостей. Скажи, как мне быть с возвращением. Думай обо мне, любовь моя, будь здоров и люби свою Марию.

PS: у меня так сильно болит нога, что я не знаю, что и делать.

Бывает, что я даже плачу от ужасной боли.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

Воскресенье, 2 ноября 1947 г.

5:00 вечера.

Милый Баттиста,

любовь моя, я счастлива! Пока я исступленно занималась, (хотя неподалеку отсюда каждые четверть часа звонит колокол, можешь представить, как это мешает), от тебя пришла телеграмма.

Баттиста, какой ты милый, как нежно ты думаешь обо мне. Я очень это ценю. Я тронута до слез. Я чувствовала себя совсем покинутой сегодня, потому что не получила почты от тебя…

Урок сегодня был утром, мы закончили в 12:30, поэтому всю вторую половину дня я провела одна и занималась в одиночестве. Печаль моя казалась сегодня бесконечной! Такой прекрасный день, теплый, солнечный, правда прекрасный, а мой Баттиста так далеко! Но я надеюсь, что к концу недели я наконец окажусь там, где хочу быть, рядом с тобой!

Если я вложу в свою Изольду все чувства, которые испытываю к тебе, получится замечательно! А уж я постараюсь!

Дорогой, извини за бумагу, на которой я пишу, но другой у меня нет, а магазины закрыты.

Прощаюсь с тобой, думай обо мне, будь здоров. Подумай обо мне еще, поешь хорошо и потом снова подумай обо мне

Твоя Мария.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

Понедельник, 3 ноября 1947 г.

Мой дорогой Баттиста,

Спасибо, что переслал мне письмо. Оно от моей сестры. Потом я получила твое письмо, написанное 1 ноября. Немного грустное письмо, может, потому что это День всех святых, и еще потому, возможно, что тогда ты ничего от меня еще не получил. Но, дорогой, я сразу тебе написала в тот день, так что виновата не я, а почта, которую я ненавижу, потому что она вечно нас подводит. Как ты, мой дорогой? Ты мало пишешь, а мне бы так хотелось большего. Я тебе много пишу, думаю, ты не можешь упрекнуть меня в обратном. Я никогда так много, как тебе сейчас, не писала, и я делаю это с радостью, потому что мне начинает казаться, что ты ближе ко мне, что я с тобой разговариваю…

Я рада, что тебе нравится твой кабинет. Мне бы тоже хотелось оказаться в такой спокойной, благоприятной для работы атмосфере. Представляю, как твоя церберша радуется моему отсутствию. Уж передай ей от меня большой привет и попроси слишком сильно не радоваться, потому что она скоро меня увидит!

Маэстро все время спрашивает, как ты и когда вы увидитесь. Но, знаешь, если я вернусь в конце недели, то тебе нет смысла сюда приезжать, тебе не кажется? И еще я подумала, что хорошо бы мне в четверг улететь самолетом и встретиться с тобой в Падуе, тогда мы сможем вернуться вместе. Что скажешь? Но, как ты понимаешь, денег у меня недостаточно, надо, чтобы ты отправил мне их прямо сейчас.

Любимый мой, мне больше нечего тебе написать. Разве что прошу тебя быть здоровым и думать обо мне, как я думаю о тебе. Я люблю тебя и всегда остаюсь только твоей Марией.

PS: Изольда передает тебе привет, у нее все хорошо, но работы полно – с моей стороны. Вот видишь, не такая уж я глупая! Сегодня замечательный день, солнце, голубое небо, жарко, вот было бы счастье, если бы и в Вероне была такая погода. Но мы не можем желать всего на свете. Мне жарко, когда я с тобой… не думай, не в том смысле!.. а может и в том!! Надеюсь, ты своего жара не растратил полностью. И что мне достанется немножко, когда я вернусь!!!

Второе письмо, написанное в тот же день

Понедельник 9:00 вечера

Мой дорогой Баттиста,

я уже собираюсь спать, но прежде хотела с тобой поздороваться. Как ты, любовь моя? Думаешь ли обо мне? Как знать. Что нового?

Сегодня я была вознаграждена. Серафин остался мной доволен больше обычного. Он сказал, что все начинает выстраиваться, притом что мы сейчас на втором акте, самом трудном. С ним был некий маэстро Сампаоли, он пришел меня послушать. (Серафин хотел, чтобы он меня услышал, это было очевидно, потому что он сидел в соседней комнате и только потом нас представили). Он был в восторге и предложил мне петь «Турандот» в Бари. Но я не смогу, потому что в то же время я должна петь ее в «Ла Фениче». Тем не менее я очень обрадовалась его предложению.

Дорогой, да поможет мне Бог и сохранит мне здоровье и присутствие духа, потому что «Ла Фениче» – это, конечно, прекрасная возможность, но еще большая ответственность. Ты должен помочь мне быть в форме и в хорошем настроении. Ведь понятно, о чем я? Ты должен сделать меня счастливой, тогда у меня появится желание хорошо петь. Сейчас я в голосе, и это заметно. Высокие ноты совершенно свободны и совсем меня не утомляют. Да и низкие тоже в порядке. Я на самом деле в хорошей вокальной форме, надеюсь, так оно и будет дальше!

Я пока точно не знаю, когда тебя увижу, но надеюсь, что уже в конце недели. Мне так хочется вернуться и увидеть тебя, мне очень тут одиноко. Иногда мне становится так грустно, что я начинаю на все смотреть пессимистически. Только твои письма и телеграммы могут составить мне компанию. Каждое утро я с нетерпением жду, когда придет почтальон и принесет мне твое новое драгоценное письмо!

Знаешь, я послала открытку Калабрезе. Полагаю, он обрадуется. Как ты думаешь? Затем я написала Николе, и еще я много пишу тебе. Видишь, сколько! Ты еще устанешь от такого количества писем и от того, что вынужден будешь читать и отвечать мне, ведь правда? Мой дорогой, прощаюсь с тобой, целую тебя, люблю навсегда твоя

Мария.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

Вторник, 4 ноября 1947 г.

Дорогой Баттиста,

сегодня я с такой радостью ждала от тебя письма, но оно не пришло, не знаю почему. Не хочу даже думать, что ты не написал мне. Я уверена, что написал, но почта нас подводит. Это мне испортило весь день. Я уже не просто в плохом настроении, мне очень даже грустно. Когда приходят вести от тебя, я хотя бы чувствую себя лучше и вполне готова начать длинный монотонный день, посвященный занятиям и ничему другому. Но сегодня я только грущу.

Как ты, любимый, что делаешь? Надеюсь, что в своем новом кабинете ты меня не забыл и не расхотел еще меня видеть. Сегодня даже больше, чем во все предыдущие дни, мне хочется сесть на поезд и вернуться домой. Но в моей жизни всегда по тем или иным причинам присутствуют долг и ответственность. И какой мне толк от такой жизни? Прощаюсь с тобой, целую и с огромным нетерпением жду письма от тебя.

Всегда твоя Мария.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

Суббота, 22 декабря, в 12:30

Любовь моя,

хочу написать тебе несколько слов, чтобы поблагодарить тебя за доброту и деликатность. Прежде всего за телеграмму, которую ты собираешься послать маме. Не могу тебе описать, какое счастье и удовольствие я испытываю от твоего поступка! А также за то, что ты беспокоишься о Луизе. Понимаешь, для меня это значит больше, чем ты думаешь, потому что это свидетельствует о твоей доброте и душевности, а главное, о том, что тебе небезразличны мои близкие. Ты очень-очень порадовал меня! Благодарю и люблю тебя еще больше, если это вообще возможно!

И еще я благодарна тебе за то, что ты почувствовал мое душевное состояние и решил провести Рождество со мной. Любовь моя, ты заслуживаешь всей любви, что я могу дать тебе, но и ее, наверное, будет недостаточно.

Оставляю тебя, милый Баттиста, и повторяю тебе снова и снова: спасибо, спасибо, спасибо!

Вечно твоя Мария.