Текст книги "Забытые дела Шерлока Холмса"

Наш гость задышал свободнее, но беспокойный взгляд выдал все его возмущение.

– И каким образом он обставляет свои аферы, мистер Холмс?

Мой друг отошел от окна, сел в кресло напротив и усмехнулся:

– Его методы не назовешь изящными, однако они действуют безотказно. Мистера Россетти постигло несчастье. Его супруга – красавица Элизабет Сиддал – скончалась от передозировки лауданума. Художник так обезумел от горя, что положил рядом с ней в гроб блокнот со стихами, сохранившимися в единственном экземпляре. Через несколько лет Хауэлл убедил Россетти, что это был нелепый, эгоистичный поступок, нанесший литературе невосполнимую утрату. Тот ночью вскрыл могилу жены на Хайгейтском кладбище и извлек рукопись из гроба. Он действовал на законных основаниях, министр внутренних дел лично подписал разрешение на эксгумацию. Но несчастный мистер Россетти содрогался при одном воспоминании об этом. Спустя некоторое время он узнал от Хауэлла…

– О чем он узнал? – Сэр Артур наклонился вперед, с трудом сдерживая ярость. – Может быть, о том, что Хауэлл наклеил самые трогательные его письма в свой альбом? А потом оказался в затруднительном положении и заложил в ломбарде все свое имущество, включая этот альбом. И что теперь Хауэлл не в состоянии выкупить его. Наверное, он посоветовал художнику самому сходить в ломбард, пока письма не продали с аукциона. И когда тот послушался, владелец ломбарда запросил за это огромные деньги.

– Все так и было, до мельчайших подробностей, – спокойно подтвердил Холмс. – Хауэлл вступил в сговор с хозяином ломбарда. В письмах мистера Россетти не было ничего предосудительного, но он скорее согласился бы умереть, чем увидеть, как свидетельства его любви будут проданы с аукциона совершенно посторонним людям. Если не ошибаюсь, он заплатил шестьсот фунтов.

Сэр Артур побледнел, хотя думал он вовсе не о мистере Россетти, а о принце Георге.

– Неужели нельзя ничего сделать, чтобы этот преступник попал на скамью подсудимых?

Холмс сложил вместе руки и посмотрел на свои тонкие пальцы:

– Не стоит его недооценивать, сэр Артур. Он дьявольски хитер и не нарушает законов. Если вы отправили кому-то послание, то адресат становится его собственником. Разумеется, письмо нельзя опубликовать без согласия автора. Но Хауэллу это и не требуется. Опасность заключается в том, что письма может приобрести кто-то посторонний. Если бы Хауэлл попытался вымогать деньги, он тут же сел бы в тюрьму на четырнадцать лет. Однако у него всегда есть отговорка: мол, посоветовал человеку пойти в ломбард и выкупить альбом исключительно из дружеских побуждений, дабы тот избежал неприятностей.

– И ничего нельзя сделать? – в отчаянии спросил сэр Артур.

– Нет, – жестко ответил Холмс. – Как и в том случае, когда адмирал Суинбёрн и его супруга поддались на подобную уловку. Их сын попал в богемную среду и частенько посещал одно заведение на Сиркус-роуд, где предавался страстям, которые уместно рассматривать скорее с точки зрения психиатрии, нежели с позиции морали. Возможно, сэр Артур, вам попадались на глаза последние труды барона фон Крафт-Эбинга? Или трактаты по психопатологии Чезаре Ломброзо и Деметриуса Замбако?

Сэр Артур Бигг покачал головой. На его лице было ясно написано, что он весьма смутно представляет себе эту тему. Тайные ритуалы племени зулусов, с которыми недавно сражался молодой офицер, наверняка значили для него больше, чем работы великих психиатров, ставшие настольными книгами моего друга.

– Впрочем, не важно, – снисходительно заметил Холмс. – Достаточно сказать, что Суинбёрны заплатили внушительную сумму за альбом с письмами, в которых их легкомысленный сын рассказывал Хауэллу о своих похождениях на Сиркус-роуд. А негодяй снова уверял, что только отчаянное положение вынудило его заложить этот альбом и у него нет средств, чтобы выкупить письма, пока их не продали с аукциона.

Холмс замолчал, а сэру Артуру стоило большого труда совладать со своим беспокойством. Наконец он поднял голову и произнес:

– История повторяется, только на сей раз все еще хуже.

– Потому что в ней замешан принц Георг?

Наш гость опять покачал головой и опустил глаза.

– Нет, потому что принц Георг когда-нибудь станет королем.

– Разве трон займет не герцог Кларенс? – не выдержав, вмешался я.

– Да, конечно, – тихо согласился Бигг, – если он доживет до этого дня. Я должен открыть вам еще одну тайну, джентльмены. Герцог Кларенс тяжело болен. Я многое отдал бы за то, чтобы ошибиться в прогнозах, но сомневаюсь, что он переживет своего отца. Таким образом, шантаж принца Георга – это преступление против нашего будущего короля.

Дальнейшие события подтвердили правоту сэра Артура: в скором времени герцог Кларенс скончался, и в тот момент его бабушка еще оставалась королевой Британии. Я не стал уточнять, какой именно болезнью страдал наследник престола, поскольку зачастую даже такие выдающиеся умы, как лорд Рэндольф Черчилль, умирали от сифилиса, заразившись им по юношескому легкомыслию.

– Боюсь, что вам придется рассказать нам все подробнее, сэр Артур, – учтиво заметил Холмс.

Помощник королевского секретаря кивнул:

– Непременно, мистер Холмс. Прежде всего, Хауэлл заявляет, что у него на руках письма и документы, подтверждающие факт бракосочетания принца Георга и дочери сэра Майкла Калм-Сеймура, адмирала Средиземноморской эскадры.

К моему удивлению, Холмс откинул голову назад и рассмеялся так беззаботно, как уже давно себе не позволял.

– Неужели? Я всегда считал, что неплохо знаком с конституцией Британской империи, сэр Артур. Согласно закону о королевских браках, принятому в тысяча семьсот семьдесят втором году, такой союз должны признать недействительным. Принц Георг не имеет права жениться без согласия монарха, пока ему не исполнилось двадцати пяти лет. Но и позже он должен будет за год до свадьбы уведомить о своем намерении Тайный совет, а затем получить одобрение парламента. Принц Георг едва вышел из возраста, требующего королевского согласия на его женитьбу.

Сэр Артур недовольно поморщился.

– Если бы дело было только в этом, мистер Холмс, я бы не стал приезжать на Бейкер-стрит и беспокоить вас. Разумеется, принц Георг отрицает тайное венчание с Лаурой или Мэри Калм-Сеймур на острове Мальта. Но если люди узнают об этой истории и поверят ей пусть даже наполовину, как он сможет потом жениться снова? Если он действительно сочетался браком с мисс Калм-Сеймур и она родила ему детей, признает ли его остальной мир настоящим королем? Никто и не вспомнит старый закон, общественное мнение он уже не изменит. Если это событие будут считать фактом, Георга нельзя будет короновать. Тут не может быть сомнений. И тогда содрогнутся сами устои монархии. Неужели вы не понимаете этого?

Холмс едва заметно моргнул, и вся его веселость мгновенно пропала.

– Прошу прощения, сэр Артур, но я не разделяю ваших опасений насчет монархических устоев. Хауэлл говорит, что хранит у себя документы, подтверждающие заключение тайного брака между принцем Георгом и дочерью сэра Майкла Калм-Сеймура. Я не стану спрашивать, есть ли у него достаточные основания для подобных заявлений. Независимо от того, правда это или нет, разве не разумнее было бы лишить Хауэлла самой возможности шантажировать принца? Страна простит молодому человеку романтическое увлечение и брак по любви. В крайнем случае позвольте ему отречься от престола. Пусть ни герцог Кларенс, ни принц Георг не взойдут на престол. У них есть три сестры, и любая из них может стать королевой.

– Если бы все было настолько просто, мистер Холмс, я бы не беседовал сейчас с вами. – Сэр Артур принялся внимательно изучать ковер под ногами. – Помимо навета о заключении тайного брака, Хауэлл и его клиент угрожают нам другими разоблачениями. И они клеветой уже не являются. Простите, мне тяжело говорить об этом. Не найдется ли у вас воды?

Я принес нашему гостю стакан с водой.

– Принц Георг надолго уходил в море, – продолжил Бигг. – А когда возвращался в Портсмут, посещал одну молодую женщину. Жил с ней и познал ее – в библейском смысле этого слова. Клиент Хауэлла знает имя и адрес дамы, у него есть письма принца и точные даты их встреч.

– Вот как? – задумчиво протянул Холмс. – Но ведь Хауэлл просто коллекционер чужих писем, а вовсе не шпион.

Сэр Артур не ответил на его замечание.

– Мисс Калм-Сеймур – достойная молодая леди из хорошей семьи, и это совершенно не связано с тем, выходила она замуж за принца или нет. Про женщину из Портсмута такого не скажешь, и клиент Хауэлла знает некоторые нескромные подробности ее жизни.

– Я все сильнее хочу поговорить с этим человеком, – пробормотал Холмс.

– Но самое худшее впереди: принц Георг и герцог Кларенс замешаны в еще одном скандале. Они вместе посещали некую девицу в Сент-Джонс-Вуд и сменяли друг друга в ее постели. Прошу прощения, однако выразиться изящнее я не в состоянии.

– Один момент, сэр Артур! – Холмс поднял руку, но намного менее резко, чем повысил голос. – Это заявление кажется мне настолько откровенной canard[32]32
  Утка, сфабрикованная сенсация (фр.).


[Закрыть], что я вынужден отступить от своего правила и спросить напрямик: правда ли это? Вы уверены?

– Сам принц Георг рассказывал мне об этом, – печально ответил молодой придворный. – Он называл эту девицу тралом или каким-то похожим морским термином.

– И Хауэллу все это известно? Про то, что братья спали с одной женщиной.

– Да, мистер Холмс, он все знает. И если история о тайном браке действительно утка, как вы изволили выразиться, то две другие – чистая правда. Если разразится скандал и эти обвинения будут подтверждены, что́ помешает людям поверить и в женитьбу принца, причем безо всяких доказательств?

Я сидел в своем кресле в уютной гостиной на Бейкер-стрит и слушал, как двое мужчин спокойно обсуждают ужасные вещи. Мне все время казалось: сейчас кто-нибудь войдет в комнату и скажет, что это ошибка или розыгрыш. Наследник престола (который действительно станет королем двадцать лет спустя) признался, что покупал за деньги любовь женщины – в том самом Портсмуте, где жила мисс Калм-Сеймур, – и делил с собственным братом девицу из Сент-Джонс-Вуд, а это чуть ли не кровосмешение. За годы знакомства с Шерлоком Холмсом я был свидетелем множества жутких и отвратительных преступлений, но ни одно из них не могло сравниться с тем, что я только что услышал.

А еще хуже было то, что эти низменные страсти открыли дорогу другому злодеянию – шантажу.

– Есть и другой эпизод, – печальным голосом добавил сэр Артур, – касающийся только герцога Кларенса.

– Расскажите, сэр Артур, – учтиво попросил мой друг.

– Хорошо, мистер Холмс. – Бигг глотнул воды и с трудом заставил себя продолжить: – Вы помните недавний процесс о порочных и противоестественных утехах в доме на Кливленд-стрит?[33]33
  В 1889 году разгорелся скандал вокруг гомосексуального борделя для аристократов в фешенебельном районе Лондона. Мужеложество в викторианской Англии было уголовно наказуемо.


[Закрыть] Дело затронуло лорда Артура Сомерсета, смотрителя королевских конюшен, а также лорда Юстона, хотя последний оказался лишь невольным и невинным свидетелем.

– В газетах что-то сообщали об этом, – неопределенно ответил Холмс.

– Но в них не писали о том, что герцог Кларенс тоже там находился. Правда, при первом же намеке на непристойности он покинул этот дом, как и лорд Юстон. Тот потом заявил, что готов драться с любым, кто заговорит с ним об этом происшествии.

– Выходит, Хауэлл знает и об этом?

– Как и многие, мистер Холмс, но только он один пытается нажиться на этих сведениях. Махинация с тайным браком может не принести ему выгоды. Однако все, что шантажист говорит о женщине из Портсмута и о девке из Сент-Джонс-Вуд, а также о герцоге Кларенсе, который, пусть с невинными целями, посещал дом на Кливленд-стрит, – чистая правда.

Холмс пожал плечами:

– Тогда вам придется выкупить у негодяя все его бумаги, какую бы цену он ни запросил.

Сэр Артур Бигг покачал головой:

– Это не так-то легко сделать, мистер Холмс. Он не собирается продавать документы. По его словам, бумаги находятся в банковском хранилище. И останутся там, пока его клиенту будут платить деньги. Но если с Хауэллом произойдет какая-то неприятность, все письма и документы немедленно опубликуют. Мошенник говорит, что это своеобразная страховка от несчастного случая. Даже если не брать во внимание историю с дочерью Калм-Сеймура, представьте, какой скандал может разразиться из-за остальных бумаг.

– Значит, вам придется согласиться на его условия и раскошеливаться всякий раз, как только он пожелает, по одной причине – чтобы бумаги оставались на своем месте?

– Да, если вы не найдете способ перехитрить его, мистер Холмс.

– Не сомневаюсь, что так и будет. Но послушайтесь моего совета, сэр Артур, выбросьте этого Хауэлла из головы хотя бы на время.

– Игнорировать его?

– Верно, игнорировать, если вам больше нравится такая формулировка. Я хочу, чтобы вы осознали: наш противник вовсе не Чарльз Огастес Хауэлл. Разумеется, он причастен к этому делу, но его роль невелика. За его спиной стоит человек с куда более острым и изворотливым умом. Если я не ошибся в своих выводах, клиент Хауэлла способен раздавить его – да и нас с вами – одним мизинцем. И он до сих пор не потребовал денег просто потому, что его интересует нечто другое: безграничная власть над людьми. Он угрожает вам, но не спешит пускать оружие в ход, желая не просто встать наравне с вами, а быть выше простых смертных, выше закона, возможно, выше самой королевы. Хауэлл на такое не способен. А от его заказчика веет могильным холодом. И мне кажется, я знаю его имя.

– Так, значит, это не Хауэлл?

Холмс пожал плечами:

– Возможно, я недостаточно точно выразился. Шантажировать наших поэтов и художников – эта работа как раз для такого ловкого манипулятора, как Хауэлл. В его преступлениях больше слабости, чем силы. Но проделать то же самое с людьми, обладающими властью, может лишь тот, у кого железная воля и бесстрашное сердце. Чего о Хауэлле никак не скажешь.

– Значит, вы не собираетесь вести с ним переговоры?

Мой друг вздохнул:

– Если вам так угодно, сэр Артур, я свяжусь с ним. Надо же с чего-то начинать. Однако это будет совсем не та встреча, на какую рассчитывает Хауэлл.

III

Да уж, неприятное поручение выпало на нашу долю. У нас не оставалось другого выбора, кроме как отправиться на поиски того, кого сэр Артур Бигг считал главным нашим противником. Это оказалось не так просто. Мистер Хауэлл не без оснований опасался ловушки и наотрез отказался прийти в какой-либо частный лондонский дом. В конце концов встреча была назначена в многолюдном месте.

На одной из скамеек, что вытянулись в ряд вдоль аллеи Гайд-парка, спускающейся к озеру Серпентайн, сидели двое. Если бы не различия во внешности, их можно было бы принять за старых друзей. Но мелкие черты округлого лица Хауэлла настолько резко контрастировали с острым профилем Холмса, что сразу становилось ясно: между этими людьми нет ничего общего. За блестящей на солнце водной гладью по Роттен-Роу, поднимая облачка пыли, проезжали всадники. Легкий ветерок шуршал в кронах деревьев, на открытой эстраде оркестр Колдстримского гвардейского полка приветствовал наступление погожего, яркого дня увертюрой из «Женитьбы Фигаро».

Как мы заранее условились с Холмсом, я присел на скамью в отдалении и делал вид, будто читаю «Морнинг пост», надеясь, что Хауэлл меня не узнает. Большую часть разговора мне не удалось расслышать. Лишь изредка, когда утихал ветер и замолкала музыка, до меня долетали отдельные фразы.

– Дорогой сэр, – вкрадчиво начал Хауэлл. – Вам не кажется, что все это довольно забавно?

Холмс смотрел на залитые солнечным светом верхушки деревьев, и его тон был холоднее, чем снега Гималаев.

– Прошу прощения, сэр, но я не уполномочен обсуждать с вами курьезность ситуации.

– Тем не менее так оно и есть, – лениво заметил Хауэлл. – Столько беспокойства из-за бракосочетания двух достойных людей – пусть даже тайного и не вполне законного, но все-таки освященного церковью. И почти ни слова о блуде братьев с одной девкой.

– Вы крайне меня обяжете, – раздраженно перебил его Холмс, – если перейдете к делу.

– Нет, мистер Холмс, – хриплым, почти шипящим голосом возразил Хауэлл, – необходимо, чтобы те, кто вас прислал, поняли одну простую вещь. Я вовсе не противник монархии и желаю ее величеству только добра – но не собираюсь раболепствовать перед ней. Покупать женщину за деньги – это разврат, и не важно, где творится такое безобразие – на Рэтклиффской дороге или в Сент-Джонс-Вуд – и кто в нем замешан – уличный мусорщик или принц крови.

Ответа Холмса я не расслышал. Они побеседовали еще немного, и я решил, что мой друг пытается договориться о немедленном выкупе всех украденных документов, чтобы покончить с этим делом раз и навсегда. Во всяком случае, через несколько мгновений Хауэлл громко сказал:

– Они лежат в банковском хранилище, сэр, и пока этого достаточно. Бумаги послужат своеобразной страховкой на тот случай, если вы или ваши наниматели захотят что-то предпринять против меня. Там все подробно описано, с указанием места и времени. Даже при уничтожении документов сведения сохранятся. Я дал необходимые распоряжения, и если со мной случится несчастье, содержание писем и дневника через неделю станет известно широкой публике.

Детектив что-то невнятно пробурчал. Зато я уловил ответ Хауэлла:

– Предлагаю разбить платеж на четыре части, мистер Холмс, – каждый четвертый день вы будете переводить четвертую часть суммы на банковский счет, который я вам укажу. Затем они поступят в распоряжение моего клиента.

Холмс опять что-то неразборчиво произнес.

– Заказчик предоставляет мне полную свободу действий, – любезно отозвался Хауэлл. – Если желаете, я могу показать вам опись бумаг, хранящихся в банке. Думаю, это облегчит нам путь к взаимопониманию. Более того, если вы подождете сорок пять минут, я мог бы продемонстрировать вам одно из писем, написанных рукой принца Георга. Вы ознакомитесь с этим документом – или с обоими сразу, – и все ваши сомнения рассеются.

Сорок пять минут. Это означало, что место хранения украденных бумаг располагается в пределах двух миль от озера Серпентайн. Конечно, этой подсказки недостаточно, чтобы найти пропажу, но границы поиска существенно сужаются.

– Хорошо, я подожду сорок пять минут, но ни мгновением больше, – ледяным тоном согласился Холмс.

– Не нужно быть таким нетерпеливым, мистер Холмс, – тихо рассмеялся Хауэлл. – Может быть, я выразился недостаточно ясно, но учтите: если наши переговоры окончатся ничем, у меня достаточно других предложений. Лично мне такой исход не по душе, только вот правительства двух стран и множество других солидных организаций проявляют живой интерес к виндзорским бумагам, как я их называю. И тогда неких известных нам особ уличат в супружеской измене, разврате, содомии и тому подобных грехах – причем на основании их собственных слов.

Вместо слов сыщика до меня донеслось только глухое рычание, а его собеседник снова усмехнулся:

– Наши интересы совпадают, мистер Холмс. Я ваш союзник, как бы странно это ни звучало. И у вас есть веские причины, чтобы желать мне здоровья и процветания. Если вдруг со мной случится беда, вам не представится второй шанс получить виндзорские бумаги. Вы не услышите о них до тех пор, пока некие развращенные особы, написавшие эти письма, не будут публично опозорены.

Тем, кто случайно проходил мимо, Холмс и Хауэлл наверняка казались достойными джентльменами, обсуждающими условия совершенно невинной коммерческой сделки. А я в это время думал о таинственном и могущественном человеке, стоящем за всеми сомнительными предприятиями мистера Хауэлла. Сэр Артур Бигг, судя по всему, не верил в его существование. Я же полагал, что мелкий шантажист, вымогавший деньги у господ Россетти и Суинбёрна, не справился бы с таким делом без поддержки более сильного и решительного компаньона.

Чуть позже мой друг повторил мне слова Хауэлла:

– Сорока пяти минут будет достаточно, мистер Холмс. Прошу вас не делать попыток проследить за мной или передать сообщение кому-то из своих друзей. За вами будут наблюдать и тут же сообщат мне, если во время моего отсутствия вы хоть ненадолго отлучитесь. В таком случае мы с вами больше никогда не увидимся, и вашим нанимателям прекрасно известно, каковы будут последствия.

Даже без этого предупреждения Холмсу было бы довольно трудно пуститься вдогонку за Хауэллом, когда тот пошел прочь. По длинным прямым аллеям, пусть даже обсаженным по сторонам деревьями, невозможно передвигаться незаметно. Эту задачу сразу решили поручить мне. Я не отправился прямо за Хауэллом, а свернул на Роттен-Роу, а затем в сторону Гайд-парк-корнер, где наши пути снова должны были пересечься. В плане противника нашлось одно уязвимое место: наблюдатель не мог одновременно следить за Холмсом и за мной. По крайней мере, я на это рассчитывал.

Я далеко отошел от места встречи, чтобы уж наверняка выпасть из вражеского поля зрения. Затем изрядно прибавил шагу. Если за мной кто-то охотится, то ему придется поторопиться, иначе он потеряет меня из виду. Оглянувшись несколько раз, я не заметил никаких признаков слежки. Вскоре я вышел из парка возле Эпсли-хауса и Пикадилли. Хауэлл шагал впереди меня по другой стороне оживленной улицы в сторону Грин-парка. Это меня вполне устраивало. На перекрестке он внезапно свернул, и я стал быстро лавировать между кебами и двухпенсовыми омнибусами, чтобы не упустить его. Дорога вывела меня на еще более многолюдную Сент-Джеймс-стрит. Вдали сверкали в золотистых солнечных лучах часы на фасаде дворца.

К этому моменту я уже укрепился во мнении, что Хауэлл направляется в один из тех старинных банков, конторы которых расположены вдоль Пэлл-Мэлл. Так и оказалось. Повертев головой по сторонам и, по всей вероятности, не увидев ничего подозрительного, он почти побежал к «Драммондс-банку».

Можно ли было рассчитывать на подобную удачу! Мысленно я уже представлял: вокруг банка стоит полицейское оцепление, облаченный в мундир Лестрейд предъявляет Генри Драммонду ордер на обыск, находит документы и относит их в Виндзор сэру Артуру Биггу. А потом принц Георг, а может, сам принц Уэльский в знак признательности приглашает нас с Холмсом на чай.

Я прошел немного дальше по широкой улице и остановился под старинным арочным проходом Сент-Джеймсского дворца. Не прошло и пяти минут, как Хауэлл вышел из банка с саквояжем в руке. На сей раз я позволил ему уйти далеко вперед, поскольку знал его маршрут.

Чтобы не привлекать к себе внимание врага, я встал поодаль, будто бы любуясь всадниками на Роттен-Роу. Сам же украдкой косился в сторону скамейки, на которой расположился Холмс. Хауэлл сел рядом, открыл саквояж и протянул моему другу бумагу, чтобы тот удостоверился в ее подлинности. Случайно или намеренно Холмс выронил листок. Легкий ветер подхватил его и медленно опустил на лужайку в нескольких ярдах от скамейки. Хауэлл рванулся к нему, словно борзая за дичью. Поднял с травы, вернулся на место и положил обратно в саквояж. Вскоре после этого собеседники распрощались. Я смотрел на аллею с наездниками, повернувшись спиной к месту событий. Холмс прошел мимо меня, не замедляя шага и словно бы вообще не замечая. Но через мгновение раздался его бодрый голос:

– Следуйте за ним, Ватсон! Узнайте, куда он пойдет.

Можете не сомневаться, я и виду не подал, что слышу его. У того, кто наблюдал за нами, не было никакой причины заподозрить, что мы с Холмсом знакомы друг с другом.

Ничего непредвиденного не произошло. Чарльз Огастес Хауэлл шел той же дорогой, что и в первый раз, его грузная фигура с вьющимися волосами на круглой голове маячила далеко впереди. Он поднялся на крыльцо «Драммондс-банка», а я стал ждать, когда мошенник снова появится. Спустя несколько минут он вышел, все еще держа в руке саквояж. Положил он письмо обратно в хранилище или оно осталось у него?

Что особенно примечательно, в тот момент, когда Хауэлл спускался по ступенькам, в дверях банка показался другой человек с точно такой же сумкой. Представьте себе высокого сутулого мужчину, худого и бледного как привидение, чисто выбритого, с высоким выпуклым лбом, отчего его глубоко посаженные глаза казались утопленными в глазницах. Я никогда прежде не встречал его. Но саквояжи были настолько похожи, что я не смог бы с уверенностью сказать, какой из них Хауэлл принес в банк несколько минут назад.

У меня ни на секунду не возникло сомнений, что это не случайное совпадение. Незнакомец повернул направо, в сторону Чаринг-Кросса, а Хауэлл направился налево, к Сент-Джеймсскому дворцу. Проследить за ними обоими было невозможно. Если бы Хауэлл вышел без саквояжа, я непременно выбрал бы долговязого. Но в этот момент у меня в голове вновь прозвучали слова Холмса: «Следуйте за ним, Ватсон! Узнайте, куда он пойдет».

Хауэлл бодро зашагал по кирпичному арочному проходу дворца в сторону Мэлл. Я понимал, что ни в коем случае не должен упускать его из виду, и поэтому не сильно заботился о том, заметил ли он меня. Шантажист двинулся через Мэлл к нежившемуся в солнечных лучах Букингемскому дворцу в дальнем конце улицы. Затем свернул в Сент-Джеймс-парк, к пруду, где плавали утки, – вероятно, собирался выйти к Бёрдкейдж-Уолк. Он заметно спешил, но шел не настолько быстро, чтобы оторваться от меня. Внезапно Хауэлл остановился. Я успел спрятаться за толстым стволом каштана. Мошенник оглянулся, проверяя, не следит ли за ним кто-нибудь. Затем положил сумку в стоявший у аллеи зеленый деревянный ящик, куда садовники обычно собирают опавшие листья.

Интересно, зачем он это сделал. Когда Хауэлл зашагал дальше, я подскочил к ящику и вытащил кожаный саквояж. Его даже не закрыли на замок. Я ожидал увидеть внутри что угодно – бомбу, или пачку денег, или еще какой-нибудь предмет. Но там было пусто. Я мог отправиться за любым из двоих мужчин, одновременно вышедших из «Драммондс-банка» на Пэлл-Мэлл. И теперь убедился, что сделал неправильный выбор.

IV

– Мой дорогой друг, возможно, вам послужит утешением то обстоятельство, что они одурачили нас обоих.

Солнце уже поднялось над трубами Бейкер-стрит, и Холмс поднес пустой саквояж к окну, чтобы лучше его рассмотреть.

– Но кто он такой, этот длинный? – спросил я.

– Полагаю, это и есть клиент. – Холмс нахмурился и опустил на пол сумку, не обнаружив в ней ничего интересного. – Надеюсь, вы простите мне маленькую хитрость, дорогой Ватсон, но когда вы пошли за Хауэллом, я отправился за вами. Я видел, как вы размышляли у «Драммондс-банка», кому из этих двоих с саквояжами сесть на хвост. Вы решили продолжить наблюдение за нашим общим знакомцем, а я проследил за другим. И ту же самую сценку разыграли передо мной на Стрэнде. Высокий человек зашел в «Гриндлейс-банк», а через несколько минут появился в сопровождении другого мужчины с таким же багажом. Я наугад бросился за новым участником игры. Он привел меня на восток, в Чипсайд, к Лондонскому городскому и пригородному банку. Сюжет оставался неизменным, и наши противники не заботились о том, шпионят за ними до сих пор или нет. Из банка снова вышли двое, причем вторым оказался тот самый длинный сутулый господин, которого мне пришлось оставить без внимания на Стрэнде. Я не выпускал его из поля зрения, пока он не скрылся в дверях «Индо-Суэцкого банка» на Кинг-Уильям-стрит. Они могли продолжать игру хоть до самого Судного дня. Один человек заходит в банк – двое выходят обратно. Лестрейду не хватило бы и пятидесяти помощников, чтобы проследить за ними. Они ведут себя так, потому что считают, будто все козыри у них на руках. Опасное заблуждение.

После встречи Холмса с Хауэллом минуло несколько дней. Если дело и продвигалось, то я этого не замечал.

– Получается, что мы топчемся на месте, – резюмировал я.

– На первый взгляд так и есть, – с беззаботным видом ответил Холмс. – Однако мы пока не можем выйти из игры. Я должен еще раз встретиться с Хауэллом и попросить, чтобы его клиент назвал свои условия сделки. Хауэлл сообщит мне ответ завтра вечером. Я передам его слова сэру Артуру Биггу, и пусть он дальше сам выкручивается как хочет.

– Значит, нам не справиться с этими негодяями? – Я не верил своим ушам.

Холмс кивнул на пустой саквояж:

– В настоящий момент, вероятно, нет.

Подобное безразличие было настолько не свойственно Холмсу, что я начал опасаться за его здоровье. Но на всякий случай решил испытать своего друга:

– Тогда моя помощь вам больше не нужна? Меня ждут пациенты, к тому же скоро возвращается миссис Ватсон, и я должен привести дом в порядок.

Он согласно кивнул, затем посмотрел на меня.

– Будьте добры, Ватсон, сделайте мне еще одно одолжение, – попросил он. – Я бы предпочел, чтобы кто-то наблюдал за этой комнатой завтра вечером, когда я буду встречаться с Хауэллом. Если это не навредит вашей практике и отношениям с миссис Ватсон, не составите ли компанию Лестрейду?

– Инспектору? Но где именно?

Холмс показал на окно:

– Я арендовал комнату напротив, на первом этаже в доме Кэмдена. Наша квартира оттуда прекрасно просматривается. Если произойдет что-то непредвиденное и мне понадобится помощь, я погашу свет.

Он определенно чувствовал себя не в своей тарелке, теперь я не сомневался в этом. Чтобы великий Шерлок Холмс побоялся остаться один на один с таким трусливым негодяем, как Хауэлл, и попросил меня и людей из Скотленд-Ярда находиться поблизости – нет, это было решительно не в его характере.

– Лестрейд согласен?

– Да, – тихо ответил Холмс. – Он согласен. Но ему известно лишь то, что я веду частное расследование.

– Хорошо, я составлю ему компанию.

– Спасибо, мой дорогой друг, – все тем же негромким голосом произнес он. – Я никогда не сомневался в том, что могу на вас положиться.

V

Около семи вечера, когда на улице уже стемнело, мы с Лестрейдом явились в условленное место и устроились у окна, выходившего на Бейкер-стрит напротив нашей квартиры. Комнаты в доме Кэмдена сдавались внаем, и в каждой стояли лишь два стула и небольшой стол.

Холмс задернул кремовые шторы и зажег огонь. Он сидел в своем кресле, в ярком свете лампы сквозь ткань был отчетливо виден его силуэт. Если бы Хауэлл или его компаньоны решились на крайние меры, Холмс оказался бы прекрасной мишенью для стрельбы из дома напротив или даже с улицы. Затем мой друг встал и исчез из виду. За окном начал моросить мелкий дождь, прохожие кутались в шарфы, поднимали воротники пальто и раскрывали зонтики.

– Скажите, вам не кажется странным поведение Холмса в последнее время? – обратился я к Лестрейду.

С сигарой во рту, в тужурке и шейном платке, наш друг из Скотленд-Ярда в полутьме немного напоминал старого моряка.

– Не стану отрицать, доктор Ватсон. Просить у меня помощи из-за встречи с мелким мошенником – это на него совсем не похоже.