Книга: Последняя история Мигела Торреша да Силва - Томас Фогель

Действительно, здесь было о Боге, о математике, о лжи и лабиринтах. Здесь даже мелькала любовь, которая, как по мне, ну вообще вроде бы с отдельной книги была.

Некоторые участки романа читать было интересно. Как ни странно, это были урывки, в которых вспоминалась математика. Давно забытые теоремы, гипотезы, математические термины и исторические аспекты этой великой науки… Все это было интересно вспомнить, освежить в памяти и даже узнать что-то новое.

Но вот на этом все интересное для меня и закончилось. Я недели две мучила эту книгу, читая всего по несколько страниц в день и то через силу. Мне не хотелось к ней возвращаться. Да и мысль о том, что она еще не прочитана, меня угнетала.

Но, как говориться, все плохое когда-нибудь заканчивается. Вот и эта книга для меня закончилась. Ура!))

И все же, главной героиней повести является не Португалия, а гармония и все способы её выражения. Автор попытался в форме притчи найти некое единое начало, заложенное в основу всего прекрасного. Издревле, еще со времен античности, человечество искало законы гармонии, пытаясь описать и выразить искусство с помощью какого-то универсума. Такой системой логично представлялась математика.

Окружающий нас физический мир прекрасно описывается при помощи цифр, всю физику, химию, астрономию, биологию, с самых древних времен, как только эти науки стали зарождаться, можно было выражать через числа и формулы.

И только искусство не подчинялось математическому методу. Но по мере развития искусств цифра стала вторгаться и в них, музыка подчинилась математике с изобретением нотной записи, живопись с освоением перспективы, поэзия с организацией стихосложения. Но неуловимым оставался главный принцип прекрасного, который по идее тоже должен был иметь свою математическую формулу.

Эту задачу и пытаются решить главные герои повести - студент Коимбры Мануэл и его преподаватель Рибейро. Они ищут пути поверки гармонии математикой, они рассуждают о ряде чисел Фибоначчи, о золотом сечении - соотношении большей части целого к меньшей, как целого к большей части.

А поверяют свои выводы они на рассказах деда Мануэла - винодела Мигеля Торреша да Силвы, самого великого рассказчика своего времени, слава о рассказах которого гремит не только по всей Португалии, но и по странам Южной Европы и Северной Африки. Рассказы старого Мигеля имеют математическую гармонию и завершенность, иногда он дополняет их и корректирует, но такая правка делает их только гармоничнее и достовернее.

Книга Фоглея чем-то напоминает саму математику, она спокойна, рассудительна и нетороплива. Всё расставлено по своим местам, и даже дни пребывания Мануэла в Коимбре описываются строго в ряде Фибоначчи. Надо признать, что эта неспешность и неторопливость отдает в какой-то степени скукой, и, если бы автор не знал меры и сам не пользовался принципом золотого сечения, а растянул бы книгу на пару-тройку сотен страниц, скорее всего, он превратил бы её в редкое занудство. Ну, и, конечно же, читая Фогеля я не мог не вспомнить нашего Пушкина и его "Моцарта и Сальери", в котором последний произносит:

Я сделался ремесленник: перстам Придал послушную, сухую беглость И верность уху. Звуки умертвив, Музыку я разъял, как труп. Поверил Я алгеброй гармонию. Тогда Уже дерзнул, в науке искушенный, Предаться неге творческой мечты.

Я всегда с некоторым скепсисом отношусь к современным книгам, в которых действие происходит двести и более лет назад. Фантазии и представления автора, как мне кажется, обычно расходятся с ментальностью и духовным бытием тогдашних людей, а реконструкции искусственны. Конечно, я понимаю, что точно восстановить то, о чем думали, что чувствовали, что становилось предметом страха или любования в иные времена, невозможно в принципе и без достраивания не обойтись, но тем более мне хочется, чтобы это походило на некую правду или созидало правдоподобную реальность. И Т. Фогелю это, наверное, удалось. Мне захотелось верить в возможность этих историй, этих разговоров, этих размышлений, хотя нарративное здесь явно преобладало над историческим и философским.

Книга построена как притча и полна символов и выстроенных автором связей, которые требуют расшифровки: рассказчик и рассказываемое, история и человеческая жизнь, учитель и ученик, вино, поэзия, ряды Фибоначчи, пифагореизм. По какой-то странной ассоциации я ее воспринимала как своеобразный комментарий к гумилевскому «Слову»: «В оный день, когда над миром новым / Бог склонял лицо свое, тогда / Солнце останавливали словом, / Словом разрушали города. <…> А для низкой жизни были числа, / Как домашний, подъяремный скот, / Потому что все оттенки смысла / Умное число передает...». Нельзя сказать, что она очень уж интересна, скорее кажется блестящей недомолвкой, манящим намеком. Нельзя сказать, что книга оказалась для меня во всем однозначна и понятна: математические вставки и рассуждения тревожат гуманитарное сознание, заставляя нащупывать связь, которой, может и вовсе нет. Нельзя сказать, что она очень уж хорошо написана и поражает своей стилистикой. Но есть в ней особое обаяние приближения, касания, завлекающего жеста. Не уверена, что такую книгу можно вообще рекомендовать – она и ее читатель просто должны случайно встретиться и начать звучать в резонанс.

Эта история - почти притча, но она приятна и ненавязчива, а законы мироздания раскрываются в ней естественно и доступно. Здесь обаятельные ироничные герои, яркое солнце и атмосфера пестрого южного лета, напоенная ароматами сочных фруктов, свежих гроз и вкусом молодого вина. Это цепочка историй, простых и не очень, философских и житейских, рассказанных замечательным слогом.

Хочется особо отметить два аспекта.

Проходя мимо шахматной доски, герой бросает взгляд на расположение фигур и думает: "Тут никому не удастся выиграть". Это не случайная фраза. В повествовании отсутствует какой-либо намёк на противоборство, соперничество, конкуренцию, все персонажи заняты своим делом или поиском новых путей. Мир, нарисованный Фогелем, удивительно здоров без намёка на сфантазированную утопичность.

Один из многих сквозной символ романа - вино. Так и хочется сказать, что оно здесь воспринимается как суфийский символ опьянения Божественной радостью бытия. Возможно, для медика это более понятно, но меня смутила смерть дедушки, последовавшая опорожнению стакана вина. Когда выяснились подробности последней истории, мне показалось, что смерть символична - старик набрался так много мудрости, что, поделившись самым ценным плодом своего таланта, он глотнул ещё вдохновения, и его оказалось слишком много для дольнего мира.

Думаю, что простого чтения для этой книги маловато. В ней нужно порыться, и труд, скорее всего, будет вознаграждён.

- Мне кажется, искусству рассказа нельзя научиться, рассказчиком историй нужно родиться.

Это удивительный человек, с редким и замечательным талантом к повествованию. Когда он говорит, слушают все, ведь это великолепно. В его историях хитроумно переплетаются ложь и истина, но ведь:

- То, что правдиво, не обязательно происходило в действительности? - Действительность существует, правда же - впрочем, как и ложь, - должна быть выдумана, это самое чистое творение и вместе с тем знак, а лучше сказать, часть нашей культуры. - Вы одним махом объединили правду и ложь...

В один прекрасный (или не очень?) день он начинает одну из самых увлекательных своих историй. Когда повествование доходит до самого интересного, интригующего места, он делает глоток вина и умирает. Нет, это не спойлер. Об этом и на обложке написано. У него остается внук, который уезжает. Толчком к его отъезду стала именно потеря любимого деда, который заменил ему отца и стал даже чем-то бОльшим. Он учится, влюбляется, живет, вспоминает, записывает. Его жизнь представляется нашему вниманию с точки зрения чисел Фибоначчи, золотого сечения. Это удивительная история, которая прекрасно написана. Интрига держится до финала. Если это можно так назвать.

Было несколько любопытных моментов: и интересные числа, и связь всего сущего с Золотым сечением, и истории с подталкивающим к размышлениям концом, и так далее. Но вряд ли эта книга оставит какой-то след: прочитал, окунулся и забыл.