Текст книги "Ганнибал"

12

Если на дороге, ведущей в ад, есть боковые съезды, они, вероятно, очень похожи на въезд для машин «Скорой помощи» в здание клинической больницы «Мизерикордия» штата Мэриленд. Здесь, посреди замирающих завываний сирен и вздохов умирающих, грохота перемазанных кровью каталок, криков и стонов, поднимаются столбы пара из канализационных колодцев, подкрашенные красным светом от огромной неоновой надписи «Скорая помощь», напоминающей Моисеев столп огненный ночью, превращающийся в столп облачный днем[45]45
  Моисеев столп огненный – образ из Ветхого Завета: «Господь же шел перед ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью» (Исход, 13; 21).


[Закрыть].

Барни появился из этого пара, на ходу втискивая свои мощные плечи в куртку, наклонив вперед коротко стриженную голову и широкими шагами меряя разбитый тротуар, направляясь на восток, в сторону начинающегося утра.

Он на двадцать пять минут задержался на работе – перед этим полиция привезла пьяного «кота» с огнестрельным ранением; «кот» любил драться с женщинами, поэтому старшая сестра попросила Барни остаться и помочь. К Барни всегда обращались за помощью, когда в отделение поступал буйный пациент.

Клэрис Старлинг следила за Барни из-под глубоко надвинутого капюшона куртки. Она дала ему возможность отойти на полквартала по противоположной стороне улицы, прежде чем забросить на плечо свою хозяйственную сумку и последовать за ним. Когда он миновал и стоянку автомобилей, и автобусную остановку, она испытала некоторое облегчение. За Барни легче было следить, если идти пешком. Она не знала, где он живет, а ей нужно было это узнать до того, как он ее заметит.

Район позади больницы был тихий, здесь жили в основном «синие воротнички» смешанного расового состава. Район, где машину надо запирать на множество замков, но необязательно забирать домой на ночь аккумулятор, где дети вполне могут играть на улице.

Через три квартала Барни переждал, пока проедет автобус, и свернул на север, на улицу, застроенную узкими домами с мраморными ступеньками и аккуратными садиками перед фасадом. Несколько пустых витрин стояли совершенно целыми, стекла намазаны мылом. Магазины уже начинали открываться, а на улице появлялись люди. Грузовики, припаркованные на ночь по обеим сторонам улицы, на полминуты закрыли Старлинг обзор, и она чуть не наткнулась на Барни, не сразу поняв, что он остановился. Она оказалась прямо напротив него, на противоположной стороне улицы, когда его заметила. Может быть, он ее тоже заметил.

Он стоял, засунув руки в карманы, наклонив голову вперед, и смотрел из-под нахмуренных бровей на что-то шевелящееся посреди улицы. Там лежала мертвая голубка, ее крыло шевелил ветерок от проезжавших мимо машин. А голубь-самец ходил кругами возле тела мертвой подруги, кося на нее глазом, и его головка подергивалась в такт шагам его розовых лапок. Круг за кругом, что-то тихо приборматывая по-голубиному. Мимо проехали несколько машин и автобус, но голубь лишь в последний момент ускользал от наезда, перепархивая в сторону.

Может быть, Барни поглядел на нее, Старлинг не была в этом уверена. Ей нужно было идти дальше, иначе он ее заметит. Когда же она оглянулась через плечо, Барни уже присел посреди дороги, подняв руку, чтобы остановить уличное движение.

Она завернула за угол, чтобы он ее не видел, стянула с себя куртку с капюшоном, достала из хозяйственной сумки свитер, бейсбольную кепочку и спортивную сумку и быстро переоделась, засунув куртку и хозяйственную сумку в пластиковую спортивную сумку и заправив волосы под кепку. И, влившись в поток возвращающихся с работы уборщиц, вышла обратно на улицу, где оставила Барни.

Он держал в ладонях мертвую голубку. Ее дружок взлетел на провода над их головами и продолжал наблюдать оттуда. Барни положил мертвую голубку в траву на газоне и пригладил ее перья. Поднял свое широкое лицо к птице на проводах и что-то сказал. Когда он встал и пошел дальше, голубь-самец слетел вниз на газон и вновь стал ходить кругами вокруг мертвого тела, пробираясь сквозь траву. Барни не оглядывался. Когда он взобрался на ступеньки крыльца жилого дома, ярдах в ста дальше по улице, и полез за ключами, Старлинг пробежала полквартала, чтобы перехватить его прежде, чем он откроет дверь.

– Барни! Привет!

Он неторопливо повернулся и посмотрел на нее сверху вниз. Старлинг уже забыла, что у него такие необычно широко расставленные глаза. По этим глазам она поняла, что он узнал ее, и ощутила нечто вроде щелчка, какой обычно слышится при включении какого-нибудь электронного устройства.

Она сняла бейсболку, освобождая волосы.

– Я Клэрис Старлинг. Помните меня? Я…

– Из ФБР, – без выражения произнес Барни.

Старлинг сложила ладони и кивнула:

– Ну да, я из ФБР. Барни, мне с вами нужно поговорить. Ничего официального, я просто хочу вас кое о чем спросить.

Барни спустился с крыльца. Когда он оказался на тротуаре перед Старлинг, ей все равно пришлось смотреть на него снизу вверх. Ее не пугали его огромные размеры, как они могли бы испугать мужчину.

– Вы готовы официально подтвердить, офицер Старлинг, что вы не зачитали мне мои права? – Голос у него был высоким и грубым, как голос Тарзана в исполнении Джонни Вайсмюллера[46]46
  Джонни Вайсмюллер – американский спортсмен, первый исполнитель роли Тарзана в кино.


[Закрыть].

– Подтверждаю. Я не зачитывала вам ваши права. И признаю это.

– А слабо сказать все это в вашу сумку?

Старлинг открыла сумку и, обращаясь внутрь, произнесла громким голосом, словно там сидел тролль:

– Я не зачитывала Барни его права, он не ознакомлен со своими правами.

– Тут есть одно вполне приличное кафе, дальше по улице, – сказал Барни. – А сколько у вас шапок в сумке? – спросил он, когда они тронулись.

– Три, – ответила она.

Мимо них проехал микроавтобус с инвалидными знаками, и Старлинг почувствовала, что его пассажиры смотрят на нее. Ну, инвалиды часто страдают сексуальной озабоченностью, на что, впрочем, имеют полное право. Молодые ребята, сидевшие в машине, встретившейся им на следующем перекрестке, тоже посмотрели на нее, но вслух ничего не сказали – явно из-за присутствия Барни. Любой предмет, высунувшийся из окна, тут же привлек бы к себе внимание Старлинг – она все время помнила о возможной мести «крипсов», – однако с такими вот похотливыми взглядами приходилось мириться.

Когда они с Барни вошли в кафе, микроавтобус сдал задом в переулок, развернулся и уехал в ту сторону, откуда приехал.

Им пришлось ждать, пока в переполненном заведении освободится отдельный кабинетик. Официант орал что-то на хинди повару, который с виноватым выражением на лице жарил мясо, переворачивая его длинными щипцами.

– Давайте что-нибудь съедим, – сказала она, когда они сели. – Дядя Сэм платит. Как у вас дела, Барни?

– С работой все в порядке.

– Кем работаете?

– Санитаром. У меня диплом практикующего санитара.

– А я думала, что вы уже медбратом стали. Или даже фельдшерскую школу закончили.

Барни пожал плечами и потянулся за молочником. Потом поднял глаза на Старлинг:

– Они вас теперь выгонят – из-за смерти Эвельды?

– Поживем – увидим. Вы ее знали?

– Я ее однажды видел, когда к нам привезли ее мужа, Джона. Он уже был мертв, истек кровью еще до того, как его положили в машину «Скорой помощи». У него все выливалось наружу, когда его привезли, переливание крови ничего уже не давало. А она не хотела смириться, не хотела, чтоб он умирал, даже драться с сестрами пыталась. Ну и мне пришлось… вы ж понимаете… Очень красивая женщина. И сильная. Ее не стали арестовывать после…

– Ага, ее освободили прямо на месте.

– Так я и думал.

– Барни, после того как вы передали доктора Лектера ребятам из Теннесси…

– Они были с ним невежливы.

– После того…

– И теперь они все мертвы.

– Да. Его охранники сумели продержаться в живых три дня. А вы протянули целых восемь лет, охраняя доктора Лектера.

– Шесть лет. Он уже сидел, когда я поступил туда на работу.

– Как вам это удавалось, Барни? Пусть вас не удивляет мой вопрос – как вы сумели протянуть так долго? Это ведь была не одна только вежливость?

Барни посмотрел на свое отражение в столовой ложке, сперва на выпуклой стороне, потом на вогнутой. Некоторое время он раздумывал.

– У доктора Лектера были прекрасные манеры, не чопорные, а свободные и элегантные. Я тогда учился заочно, и он мне помогал, делился своими знаниями. Это вовсе не значит, что он не убил бы меня в любой момент, если бы ему представилась такая возможность, – одно качество характера вовсе не исключает наличие любого другого качества. Они могут соседствовать рядом друг с другом, и хорошие, и ужасные. У Сократа про это лучше сказано. В отделении особо строгого режима об этом нельзя забывать никогда, ни на секунду. Если все время помнишь об этом, ничего с тобой не случится. Доктор Лектер, может быть, потом и пожалел, что познакомил меня с Сократом. – Для Барни, не искалеченного последствиями обязательного школьного образования, Сократ стал настоящим открытием, как открываешь для себя нового человека при личном знакомстве. – Безопасность – сама по себе, а беседы – сами по себе, совершенно отдельно, – продолжал он. – Личные отношения не касаются соображений безопасности, а мне ведь приходилось и задерживать его почтовые поступления, и надевать на него путы.

– Вы много разговаривали с доктором Лектером?

– Иногда по нескольку месяцев мы и словом с ним не обмолвились, а иной раз разговаривали всю ночь напролет, когда вопли остальных умолкнут. Я хоть и учился заочно, но мало что знал, а он открыл мне целый новый мир, в самом буквальном смысле – Светоний[47]47
  Гай Транквилл Светоний (ок. 70-140) – римский писатель и историк, автор «Жизнеописания двенадцати цезарей».


[Закрыть], Гиббон[48]48
  Эдуард Гиббон (1737–1794) – английский историк, автор знаменитой «Истории упадка и разрушения Римской империи».


[Закрыть] и все такое. – Барни взял свою чашку. На тыльной стороне его левой руки виднелась свежая царапина, замазанная оранжевым бетадином.

– Вам никогда не приходило в голову, когда он убежал, что он может заявиться к вам?

Барни отрицательно покачал огромной головой:

– Он однажды сказал мне, что, когда у него есть такая «возможность», он предпочитает охотиться на свободе. «Настичь и рвать дичь на диком просторе», как он сам это назвал. – Барни рассмеялся. Редкое зрелище. У него были мелкие зубы ребенка, и его веселье выглядело чуть-чуть безумным, как у малыша, когда тот плюется кашей в лицо сюсюкающему дяденьке.

Старлинг подумала: не слишком ли долго он просидел под землей в обществе невменяемых?

– А вы сами, вас никогда… не бросало в дрожь после того, как он сбежал? Вам-то самой не приходило в голову, что он может заявиться к вам? – спросил Барни.

– Нет.

– Почему?

– Он сказал, что не будет за мной охотиться.

Ответ, как ни странно, им обоим показался вполне удовлетворительным.

Принесли яичницу. И Барни, и Старлинг были голодны, поэтому в течение нескольких минут оба сосредоточенно ели.

– Барни, когда доктора Лектера перевели в Мемфис, я просила вас передать мне его рисунки из камеры, и вы мне их принесли. А куда делись остальные его вещи – книги, записи? В больнице не осталось даже его медицинской карты.

– Там была такая неразбериха. – Барни сделал паузу, постукивая по ладони солонкой. – Жуткая неразбериха, во всей больнице. Меня уволили, многих тогда уволили, а барахло куда-то рассовали. Трудно сказать…

– Извините, что-что? – переспросила Старлинг. – Я ничего не слышу – здесь такой шум… Я вчера обнаружила, что аннотированный и подписанный доктором Лектером экземпляр «Кулинарного словаря» Александра Дюма появился пару лет назад на частном аукционе в Нью-Йорке. И был продан в частную коллекцию за шестнадцать тысяч долларов. Свидетельство о собственности владельца было подписано «Кэри Флокс». Вы знаете Кэри Флокса, Барни? Надеюсь, что знаете, потому что ваши анкеты для поступления на работу в больницу, где вы сейчас работаете, заполнены его почерком, но подписаны «Барни». И он же заполнял вашу налоговую декларацию. Извините, я не расслышала, что вы перед этим сказали. Хотите, начнем сначала. Сколько вы получили за книгу, Барни?

– Около десяти тысяч, – произнес Барни, глядя ей прямо в глаза.

– В расписке указано десять пятьсот, – кивнула Старлинг. – А сколько вам заплатили за то интервью «Тэтлеру», когда доктор Лектер бежал?

– Пятнадцать кусков.

– Неплохо! Прилично заработали. И все, что вы им наплели, это просто ваши выдумки?

– Я знал, что доктор Лектер не стал бы возражать. Наоборот, он был бы разочарован, если б я не навешал им лапшу на уши.

– Он напал на ту медсестру до того, как вы поступили в Балтиморскую спецбольницу?

– Да.

– И у него была сломана рука?

– Насколько я знаю, да.

– Рентгеновский снимок делали?

– Наверняка.

– Мне нужен этот снимок.

– Ну-у-у-у…

– Я выяснила, что все автографы Лектера разделены на две части: одна написана чернилами, до того как он попал в тюрьму, а вторая – крайоновыми карандашами и фломастерами, уже в спецбольнице. Написанные крайоном и фломастером стоят дороже, но, думаю, вы это знаете. Барни, я полагаю, что все эти вещи у вас и что вы намереваетесь продавать их по частям любителям автографов в течение многих лет.

Барни пожал плечами и ничего не ответил.

– Думаю, что вы ждете, когда он снова станет горячей темой. Зачем вам это, Барни?

– Хочу успеть увидеть все картины Вермеера[49]49
  Ян Вермеер (Вермер Делфтский) (1632–1675) – голландский художник.


[Закрыть], какие есть на свете.

– Мне, видимо, нет смысла спрашивать, кто именно познакомил вас с Вермеером?

– Мы по ночам говорили о многих вещах.

– А вы говорили о том, чем он хотел бы заниматься, если бы оказался на свободе?

– Нет. Доктор Лектер не интересовался гипотетическими вопросами. Он не верит ни в силлогизмы, ни в синтез, ни в абсолютные истины.

– А во что он верит?

– В Хаос. Да в него вовсе и не надо верить. Он самоочевиден.

Старлинг на секунду захотелось быть снисходительной к Барни.

– Вы говорите так, словно сами в него верите, – сказала она. – В то же время ваша работа в Балтиморской спецбольнице заключалась как раз в поддержании порядка. Вы были старшим санитаром, ответственным за порядок. И вы, и я, мы оба занимаемся поддержанием порядка. От вас доктор Лектер не сумел убежать.

– Я вам это уже объяснял.

– Потому что вы всегда были начеку. Хотя и в определенном смысле относились друг к другу по-братски.

– Ничего подобного, – возразил Барни. – Он ни к кому не относится как к брату. Мы просто обсуждали вопросы, которыми оба интересовались. По крайней мере, это были вещи, страшно интересные для меня, я тогда впервые о них узнал.

– Доктор Лектер никогда не издевался над вами за то, что вы чего-то не знаете?

– Нет. А над вами?

– Тоже нет. – Она ответила утвердительно, чтобы не задевать чувства Барни, поскольку впервые вдруг осознала, что в насмешках этого чудовища на самом деле скрывались комплименты в ее адрес. – Он мог бы вдоволь поиздеваться надо мной, если б захотел. Так вам известно, где его вещи, Барни?

– А мне будет вознаграждение за то, что я их нашел? Старлинг сложила салфетку и засунула ее под тарелку.

– Вознаграждением будет уже то, что я не стану предъявлять вам обвинение в препятствовании правосудию. Помните, я ведь тогда закрыла глаза, когда вы поставили мне подслушку, в спецбольнице.

– Это был «жучок» покойного доктора Чилтона.

– Покойного? Откуда вам известно, что он покойный?

– Ну, он ведь уже семь лет как оставил нас в покое, – ответил Барни. – Не думаю, что мы его еще увидим. Позвольте узнать, какие именно вещи вас устроят, специальный агент Старлинг?

– Я хочу посмотреть его рентгеновский снимок. Мне нужен его рентгеновский снимок. Если остались книги доктора Лектера, я хочу их видеть.

– Предположим, мы нашли эти вещи. Что с ними будет потом?

– Ну, сказать по правде, я не знаю. Федеральный прокурор может конфисковать все материалы как вещественные доказательства в расследовании его побега. Тогда они будут плесневеть у него на складе громоздких вещдоков. Если я просмотрю все и не обнаружу ничего полезного в книгах и заявлю об этом официально, вы можете потом сказать, что доктор Лектер вам их подарил. Он in absentia[50]50
  В отсутствии (лат.).


[Закрыть] уже семь лет пребывает, так что вы можете воспользоваться своим гражданским правом. Насколько известно, у него нет родственников. Я бы даже могла рекомендовать, чтобы все материалы, не имеющие для следствия никакого значения, были переданы вам. Вам следует, однако, знать, что мои рекомендации на тотемном столбе нашей иерархии висят не слишком высоко… Рентгенограмму вы, по всей вероятности, обратно не получите, и медицинскую карту тоже, поскольку они принадлежали не ему и он не имел права их дарить.

– А если я скажу, что у меня этих вещей нет?

– Тогда все материалы, связанные с Лектером, будет практически невозможно продать, поскольку мы опубликуем по ним специальный бюллетень и сообщим всем торговцам, что будем конфисковывать все подобные материалы и преследовать за их приобретение и хранение. Кроме того, я добьюсь ордера на обыск и изъятие материалов из вашего жилища.

– Ну да, вы ведь теперь знаете, где мое жилище. Или надо говорить «жилье»?

– Понятия не имею. Могу только сказать, что, если вы сдадите эти материалы, у вас не будет никаких неприятностей из-за того, что вы их забрали себе, принимая во внимание то, что с ними могло бы произойти, если бы вы их оставили там, где они были. Что же касается того, получите ли вы их назад, то тут я ничего обещать не могу. – Старлинг порылась в сумочке, чтобы сделать паузу. – Знаете, Барни, мне кажется, вы не стали заниматься получением более высокого медицинского образования, видимо, потому, что не смогли бы получить соответствующее удостоверение. Может быть, за вами где-нибудь числится «задок»[51]51
  «Задок» (уголовн. жаргон) – аресты и судимости в прошлом.


[Закрыть]. Так, да? Сами ведь знаете, я никогда не проверяла вас на криминальное прошлое, на наличие арестов и судимостей.

– Нет, вы только проверили мою налоговую декларацию и анкету на работе. Я тронут.

– Если за вами есть «задок», то окружной прокурор этого района может на вас накапать и вас сотрут в порошок.

Барни вытер тарелку кусочком тоста.

– Вы вроде как закончили? Давайте немного пройдемся.

– Я тут видела Сэмми, помните, который потом занимал камеру Миггза? Он по-прежнему живет в ней, – сообщила ему Старлинг, когда они вышли на улицу.

– Вот уж проклятое место!

– Это точно.

– Сэмми попал в какую-нибудь программу помощи?

– Нет, просто живет там, во тьме.

– Думаю, вам надо сообщить о нем куда следует. У него ведь жуткий диабет, он в любой момент помереть может. А вы знаете, за что доктор Лектер заставил Миггза проглотить собственный язык?

– Кажется, знаю.

– Он убил его за то, что он вас оскорбил. Вот такая вот замечательная штука. Только не надо переживать – он, наверное, все равно бы его прикончил.

Они прошли мимо дома Барни и вышли к газону, где голубь все еще ходил кругами вокруг мертвого тела своей подружки. Барни вспугнул его, замахав руками.

– Лети себе, – сказал он птице. – Хватит горевать. А то дождешься – кошка тебя слопает.

Голубь, хлопая крыльями, улетел. Они не заметили, куда он сел.

Барни поднял мертвую птицу. Ее гладкое тельце легко скользнуло в его карман.

– Знаете, доктор Лектер однажды говорил со мной о вас. Так, немного. Может, это было в последний раз, когда мы с ним разговаривали. Или в один из последних разов. Это мне птица напомнила о том разговоре. Хотите знать, что он мне сказал?

– Конечно, – ответила Старлинг. Съеденная пища слегка шевельнулась в желудке, но Старлинг не намерена была отступать.

– Мы говорили об унаследованных стереотипах поведения. И он привел в пример генетические особенности размножения голубей. Есть такие голуби – они называются турманы. Они взлетают высоко в небо и начинают кувыркаться, словно падая на спину и переворачиваясь, и так до самой земли. Среди них есть «высокие» и «низкие». Так вот, нельзя скрещивать двух «высоких» турманов, потому что птенец из такого потомства будет кувыркаться до самой земли, пока не упадет и не разобьется. И вот что он сказал: «Офицер Старлинг – это «высокий» турман, Барни. Будем надеяться, что хоть один из ее родителей не был «высоким».

Старлинг пришлось проглотить вставший в горле комок.

– А что вы сделаете с этой птицей? – спросила она.

– Ощиплю и съем, – ответил Барни. – Пошли ко мне, я отдам вам рентгеновский снимок и книги.

Возвращаясь с длинным свертком к больнице, где она оставила свою машину, Старлинг услышала одинокий печальный крик птицы, пережившей свою подружку.

13

Благодаря сочувствию одного сумасшедшего и навязчивой идее другого у Старлинг теперь было то, что она всегда хотела заполучить, – кабинет в одном из коридоров многоэтажного подземелья Отдела психологии поведения.

Старлинг вовсе и не рассчитывала сразу попасть в элитный Отдел психологии поведения, когда окончила Академию ФБР, но верила, что сможет заслужить себе место в его штате. Она прекрасно знала, что сперва ей придется провести несколько лет на обычной оперативной работе.

Старлинг хорошо выполняла оперативные задания, но плохо разбиралась в политических интригах внутри своей конторы, и ей понадобилось несколько лет, чтобы понять, что она никогда не попадет в Отдел психологии поведения, несмотря на то что этого хочет сам начальник отдела, Джек Крофорд.

Самая главная причина этого была ей неизвестна до тех пор, пока она, подобно тому как астроном натыкается на «черную дыру», не наткнулась на Пола Крендлера, помощника Генерального инспектора, и не поняла, какое влияние он имеет на тех, кто его окружает. Он так и не простил ей, что она раньше его вышла на серийного убийцу Джейма Гама, да и внимания прессы, которое ей принесло это дело, он простить ей не мог.

Однажды дождливым зимним вечером Крендлер позвонил ей домой. Она подошла к телефону в купальном халате и пушистых тапках, мокрые волосы были завернуты в полотенце. Она всегда будет помнить, какое это было число, потому что как раз окончилась первая неделя операции «Буря в пустыне»[52]52
  «Буря в пустыне» – кодовое название военной операции США и их союзников по НАТО против Ирака (1991), она же «Война в заливе» (Персидском).


[Закрыть].

Старлинг тогда исполняла функции технического агента и только что вернулась из Нью-Йорка, где меняла радиоприемник в лимузине, принадлежавшем миссии Ирака при ООН. Новый приемник был в точности такой же, как и прежний, исключая тот факт, что он транслировал все разговоры, которые велись в лимузине, прямо на висевший над головой спутник Департамента обороны. Выполнение этого задания вымотало ее, и она еще не успела толком прийти в себя.

На какое-то мгновение у нее мелькнула идиотская мысль, что Крендлер звонит, чтобы сказать, как отлично она справилась с заданием.

Она хорошо помнила, как в окно колотил дождь и голос Крендлера в телефонной трубке – он слегка запинался, а по характерному шуму было понятно, что говорит он из бара.

Он спросил, не хочет ли она встретиться. Он сказал, что мог бы через полчаса подъехать за ней. Он был женат.

– Думаю, что нет, мистер Крендлер, – ответила она и нажала на кнопку записи автоответчика, после чего тот издал полагающийся «бип» и телефон отключился.

Теперь, годы спустя, оказавшись наконец в кабинете, куда всегда хотела попасть, Старлинг карандашом написала свою фамилию на обрывке бумаги и приклеила ее скотчем к двери. Но потом сорвала бумажку и выбросила в корзину – все это теперь вовсе не казалось забавным.

В подносе для входящих бумаг лежал один конверт. В нем оказался вопросник из редакции «Книги рекордов Гиннесса», которая намеревалась включить ее в свое издание как застрелившую больше преступников, чем какая-либо другая женщина – сотрудник органов правопорядка за всю историю Соединенных Штатов. Термин «преступники», как пояснял редактор, используется условно, поскольку покойные имели множество судимостей за преступления, а на троих были выданы ордеры на арест. Вопросник полетел в корзину вслед за бумажкой с ее фамилией.

Она уже второй час колотила по клавиатуре компьютера, сдувая с лица пряди волос, когда в дверь постучали и к ней заглянул Крофорд.

– Звонил Брайан из лаборатории, Старлинг. Рентгеновский снимок, что получил Мэйсон, и тот, что вы добыли у Барни, совпадают. Это рука Лектера. Они сейчас переводят оба изображения в цифровой формат, чтобы еще раз сравнить их, но он говорит, что никаких сомнений. Потом введем эту информацию в защищенный файл Лектера в нашей базе данных.

– А как насчет Мэйсона Верже?

– Мы сообщим ему правду, – сказал Крофорд. – Мы-то с вами знаем, Старлинг, что сам он информацией делиться не будет, если только не получит такие данные, с которыми ему самому не справиться. Но если мы попытаемся прямо сейчас перехватить ниточку, что ведет в Бразилию, она просто исчезнет.

– Вы мне велели не заниматься этим, я и не занимаюсь.

– Но чем-то вы тут все же занимались?

– Рентгеновский снимок доставила Мэйсону служба «Ди-эйч-эл»[53]53
  «Ди-эйч-эл» (DНL) – курьерская служба экспресс-доставки.


[Закрыть]. По штрихкоду и наклейке они установили пункт отправки пакета. Это был отель «Ибарра» в Рио-де-Жанейро. – Старлинг подняла руку, не давая ему возможности прервать ее. – Это все я сделала, пользуясь только нью-йоркскими источниками информации. Никаких запросов в Бразилию я не посылала.

И еще одно – Мэйсон ведет все свои телефонные переговоры – а их немало – через букмекерское бюро в Лас-Вегасе, где регистрируют ставки спортивного тотализатора. Можете себе представить, сколько у них входящих звонков.

– Мне не следует спрашивать, как вы об этом узнали?

– Исключительно законными путями, – сообщила Старлинг. – Ну, по большей части законными – следов у него дома не осталось. У меня ведь есть коды, которые надо искать в его телефонных счетах, вот и все. У всех технических агентов есть эти коды. Предположим, мы заявим, что он препятствует ведению расследования. Сколько времени нам понадобится, чтобы выпросить ордер на подслушивание и отслеживание его переговоров – при его-то влиянии? И что вы ему можете сделать, даже если в чем-то его уличите? А он пользуется услугами букмекерского бюро.

– Понятно, – сказал Крофорд. – Комиссия по игорному бизнесу штата Невада может либо поставить его телефон на прослушку, либо просмотреть все регистрационные книги этого бюро, чтобы найти то, что нам нужно, то есть куда именно он звонит.

Она кивнула:

– Самого Мэйсона я оставила в покое, как вы велели.

– Да, я вижу, – ответил Крофорд. – Можете передать Мэйсону, что мы ожидаем содействия со стороны Интерпола и посольства. Скажите ему, что нам надо послать в Бразилию наших людей и начать подготовку запроса об экстрадиции Лектера. Он, видимо, и в Южной Америке совершал преступления, так что нам лучше добиться его выдачи до того, как полиция Рио начнет изучать свои нераскрытые дела, проходящие по категории «каннибализм». Конечно, если он вообще в Южной Америке. Старлинг, вас не тошнит, когда вы беседуете с Мэйсоном?

– Приходится держать себя в руках. Вы меня этому научили, когда мы осматривали тот «топляк» в Западной Виргинии. Господи, что я говорю! Топляк! Это же был человек, ее звали Кимберли Эмберг! Да, конечно, меня тошнит от Мэйсона. В последнее время меня что-то от многого стало тошнить, Джек.

Старлинг была настолько поражена собственными словами, что замолкла. Никогда раньше она не обращалась к начальнику отдела Джеку Крофорду просто по имени, она вовсе и не собиралась называть его «Джек», и это потрясло ее. Некоторое время она изучала его лицо, лицо, по которому, как всегда, трудно было что-либо прочесть.

Он кивнул и улыбнулся, криво и грустно.

– Меня тоже, Старлинг. Хотите пару таблеток пентабисмола[54]54
  Пентабисмол – препарат, применяемый при лечении сифилиса.


[Закрыть] – пожевать перед беседой с Мэйсоном?

Мэйсон Верже не соизволил сам поговорить со Старлинг по телефону. Его секретарь поблагодарил ее за информацию и сказал, что перезвонит позже. Мэйсон ей так и не позвонил. Для Мэйсона, который в списке приоритетных адресов для сообщения о соответствии двух рентгенограмм стоял намного выше Старлинг, эта информация новостью уже не была.