Текст книги "Белая перчатка"
Автор книги: Томас Майн Рид
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава IX
Стой, ни с места!
Джеррет Хис, ныне обширное пастбище, представляло собою в то время, о котором мы пишем, пустынную местность, расположенную на возвышенной части Чилтернских холмов. Начинаясь от вершины Красного Холма, это плато, замкнутое с двух сторон живописными долинами Челфонт и Фулмир, простирается на много миль к западу.
В те времена только в этих соседних долинах и можно было заметить редкие селения. В Челфонте находилась усадьба Челфонт Хаус с одноименной деревней; по другую сторону плоскогорья, укрывшись под сенью вековых деревьев, лежала усадьба Фулмир. А еще на две мили дальше, к западу, там, где плато прерывается рядом волнообразных холмов, стоял великолепный замок Бэлстрод, родовое владение сэра Мармадьюка Уэда.
Равнина, раскинувшаяся между этими тремя владениями, не носила почти никаких признаков жилья. Самое название – Джеррет Хис – указывало, что представляла собой эта безлюдная местность. Это была пустынная равнина, по которой никогда не проходил плуг, густо заросшая вереском и дроком. Кое-где изредка попадались низкорослые рощицы, перелески, где среди остролиста и можжевельника одиноко торчали белые и черные березы; но по обеим сторонам плато склоны долин были покрыты густым буковым лесом.
Через эту пустынную равнину проходила большая королевская дорога, соединяющая Лондон с Оксфордом; далее она шла мимо Бэлстрод Парка до города Биконсфилда.
Поперек Джеррет Хис шли еще две дороги: одна из них вела от усадьбы Фулмир к селению Челфонт, другая соединяла Челфонт с селениями Сток и Виндзор. Но это были не столько дороги, сколько тропки для вьючных лошадей, петляющие среди деревьев и зарослей дрока. Проселок от Стока до Челфонта считался наиболее оживленным; на склоне плато, обращенном к Челфонту, стояла харчевня «Вьючная лошадь», казалось бы знаменующая собой движение и торговлю, но ни то, ни другое не отличалось бойкостью, а о харчевне ходила худая слава.
Но как бы там ни было, это был единственный признак жилья в Джеррет Хис, если не считать старой, развалившейся хижины у края проезжей дороги в Лондон, как раз в том месте, где она поворачивает к западу от Красного Холма и выходит на плато.
В этой хижине уже давно никто не жил. Крыша у нее давно обвалилась; это было не жилье, а развалина. Небольшой пустырь перед ней, через который теперь проходила дорога, когда-то, возможно, был садом, но теперь весь порос дроком и кустарником и только тем и отличался от окружающей густой чащи, что кусты здесь еще не успели сойтись сплошной стеной.
Странно, как могло кому-то прийти в голову построить дом в таком месте! Больше чем на милю кругом не было никакого жилья, ближайшее в сторону Челфонта была та самая подозрительная харчевня «Вьючная лошадь». Быть может, именно эта уединенность и прельстила чудака хозяина построить себе жилище в таком месте.
Но, так или иначе, это было жалкое жилище. Даже если бы белый дымок поднимался из его глиняной трубы, все равно оно казалось бы угрюмым. Но сейчас, когда оно превратилось в развалины, когда крыша его обрушилась, а стены заросли сорняком и на месте сада ощетинился колючий кустарник, оно представляло собой унылое зрелище страшного запустения и заброшенности. В таком месте, пожалуй, и в самом деле могли ограбить, да и не только ограбить, а и убить.
Между тем, как мы уже рассказали, оба путника, приятно беседуя, выехали к тому месту, где стояла полуразрушенная хижина. Месяц светил по-прежнему ярко, и за густыми зарослями, через которые проходила дорога, уже виднелись в просвете вдали, на расстоянии мили с лишним, вершины великолепных деревьев – дубов, вязов, каштанов, – выступающих на отлогих холмах Бэлстрод Парка. Путники уже могли различить в серебристом сиянии луны контуры величественного замка норманской архитектуры темно-красного и белого цвета.
Еще десять минут – и Уолтер Уэд будет дома.
Юный паж уже предвкушал эту сладостную минуту. Вот он уже совсем рядом, родной дом, после такой долгой разлуки, родной дом, что сулит встречу с близкими и, может быть, еще нечто большее…
Всадник, которому надо было ехать дальше, уже собирался было поздравить своего спутника с предстоящей ему радостной встречей, когда вдруг какой-то подозрительный шорох справа от дороги заставил их прекратить разговор. И в ту же минуту в тишине раздался грубый окрик:
– Стой, ни с места! Отдавай кошелек!
Оба путешественника уже выехали на открытое место против разрушенной хижины, но они не успели даже сообразить, откуда раздался голос, как прямо перед ними внезапно появился человек и преградил им дорогу.
Его угрожающий вид, длинная пика, которой он размахивал над головами лошадей, не оставляли ни малейших сомнений в том, что это грабитель.
Прежде чем они успели что-либо ответить, он еще раз громко повторил свое требование, с тем же угрожающим видом размахивая пикой.
– Стой, ни с места? Отдавай кошелек? – переспросил всадник, медленно повторяя эту избитую формулу. – Вы этого требуете, почтеннейший, так ли мы вас поняли?
– Да, требую! – зарычал нападающий. – Да поторапливайтесь, коли дорожите своей шкурой!
– Так вот, – продолжал всадник, сохраняя полнейшее хладнокровие, – вы не можете сказать, что мы недостаточно быстро повиновались вашему первому требованию. Вы видите, что мы оба стоим и не двигаемся. Что касается второго, тут надо подумать. Прежде чем вручить вам свои кошельки, мы должны узнать, почему, с какой целью и, главное, кому мы должны передать свое имущество. Надеюсь, вы не откажетесь сообщить нам свое имя, а также причину, побудившую вас предъявить нам столь скромное требование?
– К черту болтовню! – заорал тот, злобно замахиваясь пикой. – На большой дороге не спрашивают ни имен, ни причин! Кошелек или жизнь! Да не пытайтесь улизнуть! Поглядите, сколько нас вон там – целая дюжина! И не пробуйте сопротивляться! Вы окружены!
И с этими словами разбойник махнул своим страшным оружием в сторону густой чащи.
Глаза обоих путников невольно устремились в ту сторону, куда указывала пика.
Да, действительно, они были окружены. Шесть или семь человек, необыкновенно свирепого вида, вооруженные таким же оружием, как и их атаман, стояли вокруг открытой поляны на равных друг от друга расстояниях, наполовину скрытые деревьями и кустарником. Они стояли совершенно неподвижно. Даже пики в их руках словно застыли в воздухе. Никто из них не издавал ни звука, не порывался вперед, а ведь, казалось бы, им следовало это сделать хотя бы для того, чтобы подкрепить требование своего атамана.
– Смирно, товарищи! Ни шагу! Нечего торопиться! – командовал тот. – Мы имеем дело с порядочными людьми. Не надо причинять им вреда – они не будут сопротивляться.
– А вот и будут! – насмешливо крикнул всадник, выхватывая решительным жестом пистолет из кобуры. – Я намерен сопротивляться не на жизнь, а на смерть! И этот храбрый юноша тоже.
Уолтер поспешно извлек из ножен свою гибкую рапиру – единственное оружие, которое у него было.
– Как! Сдаться шайке трусливых грабителей? – продолжал всадник, взводя курок. – Нет! Скорей уж…
– Да падет ваша кровь на вашу голову! – вскричал разбойник, ринувшись вперед и яростно выбрасывая пику так, что ее стальной конец едва не вонзился в шею лошади.
И, наверно, тут же ему и пришел бы конец, если бы яркий свет месяца не озарил внезапно эту страшную, свирепую физиономию, искаженную злобой, обросшую густой черной щетиной, с черной всклокоченной бородой, с налившимися кровью глазами, сверкающими неистовой яростью из-под черной копны волос, падающих космами на лоб.
Всадник уже поднял взведенный пистолет. Стоило только нажать курок – грянул бы выстрел, и разбойник тут же свалился бы бездыханный под ноги его коня.
Но внезапно рука всадника опустилась, и из уст его вырвалось изумленное восклицание.
– Грегори Гарт! – вскричал он. – Ты – разбойник!.. Грабитель! Ты дошел до того, чтобы убивать…
– Хозяин! – сдавленным голосом прохрипел бродяга, чуть не выронив из рук пику. – Как! Это вы? О, простите, простите меня, сэр Генри! Я не знал, что это вы!
С трудом вымолвив эти слова, он бросил наземь оружие и, низко опустив голову, стоял пристыженный, не смея поднять глаза на всадника, из-за которого дело приняло такой неожиданный оборот.
– Ох, мастер Генри! – снова воскликнул он. – Вы простите меня, не правда ли? Хоть и зверь я стал, а, клянусь, не пережил бы, если бы, не дай бог, хоть волосок задел на вашей голове! А все это моя проклятая доля, она-то и довела меня до этого!
На минуту воцарилась глубокая тишина. Даже все бандиты из разбойничьей шайки, казалось, почувствовали необычайность положения: ни один из них не пошевелился и не открыл рта.
Пристыженный атаман первый нарушил это неловкое молчание.
– Ах, мастер Генри! – вскричал он отчаянным голосом, не помня себя от горя. – Убейте меня, если хотите! Застрелите тут же! После того, что случилось, мне только и остается, что умереть. Вот вам моя грудь! Всадите в нее пулю и положите конец несчастной жизни Грегори Гарта!
И с этими словами он рванул свой истрепанный камзол и обнажил широкую мускулистую грудь, сплошь заросшую густой черной шерстью.
Приблизившись вплотную к коню, он подставил всаднику свою грудь, словно искушая смерть, которую он так настойчиво призывал. Его слова, выражение его лица и весь его вид – все доказывало его полную искренность.
– Ну, ну, полно, Гарт! – успокаивающе сказал всадник, пряча пистолет обратно в кобуру. – Ты хороший человек – по крайней мере, был когда-то, – не такой, чтобы тебя следовало вот так пристрелить.
– Да, когда-то был, мастер Генри! Может, оно и правда. Но теперь я только этого и заслуживаю.
– Не обвиняй себя, Грегори. Тебе, так же как и мне, выпала тяжелая жизнь. Я это знаю и поэтому не буду попрекать тебя тем, что случилось. Слава богу, что не вышло похуже! Будем надеяться, что это послужит к твоему исправлению.
– Я исправлюсь, мастер Генри, обещаю вам! Непременно исправлюсь!
– Рад слышать это и не сомневаюсь, что ты сдержишь свое слово. А теперь прикажи своим верным сообщникам – кстати, ты их хорошо вымуштровал! – отступить и пропустить нас. Завтра утром по этой дороге проедет большая компания, и я ничуть не возражаю, чтобы ты и твои товарищи поупражнялись на них в своем необычном ремесле. А сейчас прикажи этим молодцам отойти подальше. Я не хочу подпускать их близко, а то как бы мне, на грех, не попался среди них еще какой-нибудь старый знакомый, так же вот, как ты, сбившийся с пути.
Разбойник слушал все это молча, и по его свирепому лицу пробегало какое-то странное выражение; внезапно оно расплылось в добродушную, плутоватую улыбку.
– Ах, мастер Генри, приказать-то я могу, чтобы угодить вашей милости, да только они меня не послушают. Но вам нечего их бояться. Можете подойти хоть вплотную, – они вас не тронут. Хотите, колите их шпагой, любого насквозь проткните, – и не пикнет!
– Вот как? Признаться, на редкость терпеливые малые! Но довольно! Что ты хочешь сказать этим, Грегори?
– Да то, что там никого нет, мастер Генри, – пустота, ровно никого. Ведь это все просто чучела – старые платья да шляпы, и все они хорошо послужили своим хозяевам, пока не попали в руки Грегори Гарта; ну, а теперь они служат ему и неплохо несут свою службу, только она совсем другого рода, как вы сами изволите видеть.
– Так, значит, это просто пугала? У меня промелькнуло такое подозрение.
– Пугала, мастер Генри, и ничего больше. Совершенно безвредные, как и я был когда-то; но после того, как у вас отобрали старое поместье и замок и вы уехали в чужие края, после того…
– Я не хочу слышать твою историю, Гарт, – перебил его прежний хозяин, – по крайней мере, после того… Что было, то прошло! Не будем поминать прошлого, если только ты обещаешь мне на будущее бросить свое теперешнее занятие. Рано или поздно, а оно приведет тебя на виселицу.
– Ну, а что же мне теперь делать? – жалобно-укоряющим тоном спросил разбойник.
– Что делать? Да все, что угодно, кроме того, что ты делаешь теперь. Найди себе честную работу.
– Уж сколько я старался и искал! Ах, сэр Генри, вы ведь давно не были в наших краях, не знаете, какое теперь гиблое время! И что только у нас делается! Жить честно – это значит помереть с голоду. Честность у нас теперь не в ходу, в Англии!
– Будет время, – сказал всадник задумчиво, откидываясь в седле, – когда ее будут ценить, и это время не за горами… Грегори Гарт! – продолжал он, обращаясь к разбойнику серьезным и строгим тоном. – У тебя смелое сердце и сильная рука, я это знаю. И я не сомневаюсь, что, несмотря на то что ты сейчас ведешь преступную жизнь, ты сам стоишь за справедливость и чувства у тебя правильные, ибо ты тоже пострадал за них. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Понимаю, сэр Генри, понимаю! – горячо отозвался разбойник. – Правильно вы говорите! Хоть я и зверь и разбойник, а у меня все-таки есть чувство в груди. Из-за этого я и дошел до такой жизни!
– Послушай меня, – сказал всадник, нагнувшись с седла и понижая голос. – Недалеко время – и, может быть, гораздо ближе, чем думают иные, – когда твердое сердце и сильная рука, такие, как у тебя, Грегори, понадобятся на другое дело, много более полезное, чем твое теперешнее ремесло.
– Вы правда так думаете, сэр Генри?
– Да, правда. Послушайся моего совета. Распусти своих верных помощников – их стойкость пригодится на что-нибудь другое. Постарайся сбыть их одежонку и живи себе тихо и спокойно, жди, когда раздастся священный клич «Во имя Бога и народа!»
– Да благословит вас бог, сэр Генри! – вскричал разбойник, бросаясь к нему и в избытке чувств горячо тряся руку своего бывшего хозяина. – Я слышал, что вы поселились в старом доме, там в лесу, но уж никак не ожидал, что встречу вас на этой дороге. Позвольте мне прийти к вам! Обещаю вам, что вы никогда больше не увидите меня разбойником. С этой ночи Грегори Гарт распрощается с большой дорогой!
– Вот это хорошее решение! – сказал всадник, дружески пожимая руку разбойника. – Я рад за тебя, держись его… Спокойной ночи, Грегори! – крикнул он, отъезжая. – Приходи ко мне, когда вздумаешь… Доброй ночи, джентльмены! – промолвил он, с насмешливой учтивостью приподняв свою шляпу с перьями, и помахал ею на прощанье чучелам. – Доброй ночи, почтеннейшие! – смеясь, повторил он, проезжая мимо них. – Не трудитесь отвечать на мое приветствие! Ха-ха-ха!
Юный паж, следуя за ним, тоже шутливо раскланялся, и так оба, смеясь, поскакали дальше, оставив разбойника с шайкой его безгласных сообщников.
Глава X
Приглашение
Это необыкновенное происшествие не могло не произвести впечатления на юного пажа и не насмешить его так, что он долго не мог остановиться. Он долго хохотал не переставая и так громко, что хохот его разносился по всей равнине.
– Я почти уверен… – сказал он, задыхаясь от смеха, – совершенно уверен, что это тот самый человек, который остановил карету знатной дамы. Мне этот случай описывала сестра. А вы слышали о нем?
– Слышал, – смеясь, отвечал всадник. – Можно не сомневаться, что Грегори Гарт и разбойник, о котором вы говорите, одно и то же лицо.
– Ха-ха-ха! Подумать только, шесть провожатых… да, кажется, шесть человек верхом охраняли карету! И все шестеро разбежались от одного человека!
– Но вы забываете сообщников! Ха-ха-ха! Ведь надо думать, что Грегори в том случае тоже не преминул расставить свои шесть пугал. И, право, они оказались надежнее, чем те верховые, которые сопровождали леди. Ха-ха! Клянусь честью, не будь это столь безнравственно, такая изобретательность делает честь моему старому ловчему! А все-таки я никак не ожидал, что мой бывший лесник не придумает для себя ничего лучшего, чем пойти в разбойники! Бедняга! Кто знает, что ему пришлось пережить! Какие испытания и соблазны выпали на его долю! Чего только не приходится терпеть английскому народу во имя – и с ведома – английского короля! Да самый кроткий христианин от всего этого может превратиться в преступника! А Грегори Гарт никогда не отличался кротостью. Уж верно что-нибудь довело его до исступления, что он пошел на такую отчаянную жизнь. Все это я скоро узнаю.
– Одно обстоятельство, во всяком случае, говорит в его пользу, – заметил юный паж, который, по-видимому, проникся явной симпатией к разбойнику. – Он не позволил себе причинить никакого вреда леди, хотя и остался с нею с глазу на глаз. Правда, он отобрал у нее все драгоценности, но, вообще говоря, держал себя вежливо. Я даже слышал продолжение этой истории, когда проезжал через Эксбридж. Ха-ха! Такое же забавное, как и весь этот необыкновенный случай. Оказывается, прежде чем уйти, он поймал одного из сбежавших провожатых, заставил его сесть на козлы, сунул в руки негодяю вожжи и кнут и велел ему продолжать путь!
– Да, все так и было, как вы говорите, мастер Уэд. Я сам слышал этот рассказ, хотя мне, конечно, и в голову не приходило, что этот шутник-разбойник – мой старый слуга, Грегори Гарт. А на него это похоже. Старый плут всегда отличался галантностью. Меня радует, что он не совсем утратил ее.
– И потом, он был прямо вне себя от отчаяния после того, как…
– После того как чуть не отправил на тот свет человека, или, лучше сказать, чуть сам не отправился на тот свет. Счастье, что луна выглянула в эту минуту и осветила его бородатое лицо. А если бы не это, лежал бы он сейчас посреди дороги, бездыханный и безгласный, как его сообщники-пугала. Клянусь, мне было бы очень горько оказаться его палачом! Я рад, что все так хорошо обернулось, а еще больше рад, что он дал мне слово если не совсем исправиться, то по крайней мере как-то изменить свой образ жизни. У него есть свои достоинства – во всяком случае, были, – если только эта скверная жизнь не вытравила из него все. Ну, я, наверно, скоро увижусь с ним и тогда попробую подвергнуть его испытанию. Посмотрим, осталось ли в нем что-то от былой честности, можно ли надеяться, что он переродится… Это, кажется, въезд в парк вашего отца?
И он кивнул головой, показывая на увитую плющом каменную ограду с чугунными воротами, едва выделявшимися своими тесными перекладинами в густой тени высоких каштанов, которые стояли стройными рядами по обе стороны аллеи, ведущей от ворот к дому.
Наследнику Бэлстрода можно было не напоминать об этом. Три года отсутствия не стерли в его душе ни одной мелочи из памятной картины, столь милой и дорогой его сердцу. Он хорошо помнил дорогу к родительскому дому, и, не успел его спутник договорить, он уже остановился у ворот.
– Мой путь лежит дальше по этой дороге, – продолжал всадник. – Мне жаль, мастер Уэд, что я лишаюсь вашего приятного общества, но ничего не поделаешь, придется расстаться.
– Нет, сэр! – горячо сказал Уолтер. – Надеюсь, что нет! Не прежде, чем вы дадите мне возможность поблагодарить вас за оказанную услугу. Если бы не вы, то это дорожное приключение и все мое сегодняшнее путешествие могло бы окончиться совсем по-другому. Меня непременно ограбили бы, а может быть, и убили, и я лежал бы, пронзенный пикой вашего бывшего слуги. Благодаря вам я доехал до своего дома целый и невредимый. Поэтому я надеюсь, что вы не откажете сделать мне честь и назовете мне свое имя, имя человека, оказавшего мне столь неоценимую услугу.
– У меня мало прав на вашу благодарность, – возразил всадник. – По правде сказать, вовсе никаких прав, мастер Уэд. Нас с вами свел просто случай, вот мы и оказались спутниками.
– Ваша скромность, сэр, – отвечал юный паж, – восхищает меня не менее вашего мужества, коего я не раз был свидетелем. Но вы не можете помешать мне чувствовать благодарность и запретить мне выразить ее; если вы откажете мне в чести назвать ваше имя, я все же смогу рассказать своим друзьям, как сильно я обязан неведомому сэру Генри.
– Сэру Генри! Ах, да! Этим титулом наградил меня Гарт. У старика лесничего всегда была страсть к титулам. Так звали моего отца, а чудак Грегори, не искушенный в геральдике, думает, что титул – наследственный. Но это не так. Я не удостоился чести быть посвященным в рыцари шпагой его королевского величества. Да и вряд ли когда-нибудь удостоюсь ее! Ха-ха!
Эта последняя фраза и смех, сопровождавший ее, звучали каким-то горьким вызовом; казалось, тот, у кого вырвались эти слова, не очень-то ценил высокую монаршую милость.
Юный паж, которому так и не удалось узнать имя своего защитника, молчал. Ему казалось, что, поскольку он сам назвал свое имя, он мог бы рассчитывать на большее доверие со стороны своего спутника. Всадник словно угадал его мысли.
– Простите меня, – сказал он прочувствованным голосом. – Простите меня, мастер Уэд, за мою кажущуюся невежливость. Вы сделали мне честь, поинтересовавшись моим именем, и, так как сами вы были откровенны со мной, я не считаю себя вправе, да и не желаю скрывать его от вас. Мое имя – просто Генри Голтспер, а не сэр Генри, как, вы слышали, недавно меня называли. А затем, мастер Уэд, если вам приходилось слышать что-нибудь о некоем заброшенном убежище, именуемом Каменной Балкой, расположенном в глубине леса примерно в трех милях отсюда, и если вы способны разыскать дорогу туда, я могу обещать вам радушный прием, кусок дичи и кубок канарского вина, чтобы запить его, и, пожалуй, ничего больше. Утром я почти всегда дома. Если вам придется проезжать мимо, милости просим!
– Но сначала вы должны прийти к нам, – сказал Уолтер. – Я с удовольствием пригласил бы вас сейчас, если бы не было так поздно. Боюсь, что у нас уже все спят. Но приезжайте непременно и поскорей! И разрешите мне познакомить вас с отцом. Я уверен, что он захочет поблагодарить вас за оказанную мне услугу, так же как и моя сестра Марион.
Сердце Генри Голтспера радостно встрепенулось, когда он услышал эти слова. Марион захочет поблагодарить его! Вспомнит о нем, пусть даже это воспоминание будет вызвано только благодарностью!
О, любовь! Какое счастье любить и быть любимым! Какое невыразимое блаженство предвкушать тебя сладостной мечтой!
Будь юный паж несколько наблюдательнее, он подметил бы сейчас на лице Генри Голтспера какое-то странное выражение, которое тот явно старался скрыть.
Брат возлюбленной – это не тот человек, кому влюбленный спешит открыть тайну своего сердца. Неизвестно, как он отнесется к вашему признанию, даже если вы не менее состоятельны и знакомство совершилось по всем правилам, а намерения ваши вполне честны. Но если, по несчастному стечению обстоятельств, нарушено хоть одно из этих непременных условий, брат оказывается для вас самым страшным и непримиримым противником.
Может быть, эта мысль вызвала у Генри Голтспера невольное смятение чувств, которое он постарался скрыть от брата Марион Уэд? Не потому ли он был так смущен, когда благодарил его за приглашение? И не потому ли на его открытом лице промелькнуло какое-то странное выражение несвойственной ему робости?
Юный паж, ничего не замечая, продолжал настойчиво уговаривать его:
– Так вы обещаете приехать?
– Благодарю вас! Приеду как-нибудь, с удовольствием!
– Нет, мистер Голтспер, «как-нибудь» – это очень неопределенно. Правда, мое приглашение тоже неопределенно. Тогда вот что: приезжайте завтра. Отец устраивает праздник под открытым небом у нас в парке. Завтра день моего рождения, и, наверно, празднество будет по всем правилам, на широкую ногу. Обещайте, что вы будете нашим гостем!
– Обещаю от всего сердца, мастер Уэд! Буду чрезвычайно счастлив.
Пожелав друг другу на прощание доброй ночи, путешественники расстались: Уолтер скрылся за воротами парка, а всадник поехал дальше по дороге, которая бежала вдоль ограды.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?