Текст книги "Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены"

Тумас Шёберг
Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены

Моей любимой дочери Фредрике

Thomas Sjöberg

Ingmar Bergman

– en berättelse

om kärlek,

sex och svek

Хронология

1918 Рождение Ингмара Бергмана.

1940 Помолвка с Марианной фон Шанц. Начало связи с Карин Ланнбю. Расторжение помолвки с фон Шанц.

1942 Конец романа с Карин Ланнбю. Знакомство с Эльсой Фишер.

1943 Женитьба на Эльсе Фишер. Рождение дочери Лены.

1944 Встреча с Эллен Стрёмхольм (урожд. Лундстрём).

1945 Рождение дочери Эвы.

1946 Рождение сына Яна.

1947 Развод с Эльсой Фишер-Бергман. Женитьба на Эллен Лундстрём.

1948 Рождение близнецов Матса и Анны.

1949 Начало связи с замужней Гюн Грут (урожд. Хагберг), отъезд с нею в Париж.

1951 Рождение сына Лилль-Ингмара.

1952 Развод с Эллен Бергман. Женитьба на Гюн Грут. Начало связи с Харриет Андерссон.

1955 Начало связи с Биби Андерссон.

1957 Начало связи с замужней Ингрид фон Розен (урожд. Карлебу). Знакомство с Кэби Ларетай.

1959 Развод с Гюн Бергман и женитьба на Кэби Ларетай. Рождение дочери Марии, которую он втайне имеет от Ингрид фон Розен.

1962 Рождение сына Даниеля.

1965 Начало связи с Лив Ульман.

1966 Рождение дочери Линн.

1969 Развод с Кэби Ларетай.

1971 Женитьба на Ингрид фон Розен.

1995 Смерть Ингрид Бергман.

2007 Смерть Ингмара Бергмана.

Предисловие. Дело И. Б

Как и многим другим, Бергман с его религиозными рефлексиями и меланхоличными фильмами долго представлялся мне непостижимым. Стареющий чудак с желудочными проблемами, в неизменном берете, потертой кожаной куртке и кроссовках. Добровольная изоляция на Форё. И покорность окружающих. Страх перед его властью. Нескрываемое восхищение избранного круга.

В 1993 году я написал о нем большую статью для журнала “Нёйесгайд”. Анонс на обложке: “Дело И. Б.” Заголовок внутри журнала: “Великая неприязнь – или просто шведская зависть?” Дальше вступление, резюме моей тогдашней задачи:

В большинстве кругов Ингмар Бергман слывет великим, и не просто великим – величайшим. В культуре он – божество, перед которым не только склоняют голову, но испытывают религиозное благоговение. Другие же категорически заявляют, что он эффективнейший тормоз нашей культурной жизни. Национальный монумент, который надо бы включить в планы сноса. После нескольких недель работы над этой статьей мы совершенно твердо знаем, по крайней мере, одно: свое мнение об Ингмаре Бергмане есть у всех, но лишь немногим хватает духу его высказать.

Вот я и решил найти побольше людей, которые рискнут открыто высказать свое мнение о старикане (тем летом ему исполнилось семьдесят пять). В качестве отправной точки для моей статьи вполне подошла книга, вернее, полемическая работа Бу Видерберга “Панорама шведского кино”. Опубликованная еще в 1962-м, она являла собой сведение счетов со шведской кинематографией и ее “прискорбной трусостью и инертностью”. Видербергу было тогда тридцать два года и, пожалуй, прочной опорой он еще не обзавелся. Конечно, снял с оператором Яном Труэллем короткометражку “Мальчик и дракон”, однако слава пришла к нему позднее, когда он один за другим выпустил культовые фильмы: “Детская коляска” (1963), “Вороний квартал” (1963), “Эльвира Мадиган” (1967), “Одален-31” (1969).

И все-таки Видерберг дерзнул ополчиться на своего всемирно известного коллегу, двенадцатью годами его старше, который, в частности, удостоился двух “Оскаров” и попал на обложку американского иллюстрированного журнала “Тайм”. Ведь именно по милости Бергмана окружающий мир смотрел на нас, шведов, как на сборище мрачных типов: “Он поощряет худшие мифы о нас, подчеркивает ложные представления, с которыми заграница рада не расставаться”. Видерберг надеялся, что Бергману надоест играть перед миром роль этакой сувенирной “даларнской лошадки”. По его вине молодые кинематографисты вообще не имели шансов, потому что международная известность обеспечила ему непререкаемо доминирующее положение. Бергман делал вертикальные фильмы (человек против Бога/дьявола), а не горизонтальные, то бишь более важные (человек против человека).

Швеция – одна из наименее религиозных стран мира, и все-таки И. Б. упорно снимает фильмы о людях, чья главная проблема – существует ли Бог или нет, вопрос, который в силу своей мнимой важности заслоняет все остальные вопросы, – писал Видерберг. – Но мне кажется, подобная приватная ностальгия, получи она возможность создать школу, крайне опасна для развития шведской кинематографии.

Я отправился на бергмановскую территорию, чтобы найти ответ на вопрос, по-прежнему ли Бергман, как тридцать лет назад утверждал Видерберг, был тормозом, барьером на пути молодого поколения кинематографистов и драматургов. Да, безусловно, многие, кого я интервьюировал, считали, что все обстоит именно так. А кое-кто высказывал суждения, встречающиеся, пожалуй, не на каждом шагу.

Сюзанна Остен, режиссер и руководитель театра “Молодая Клара”, сомневалась, может ли она сказать о Бергмане что-то важное. Но, судя по моим записям, так или иначе сказала вот что:

Я живу своей жизнью, без Бергмана, но подчас такой возможности нет. Говорить о нем рискованно, и я наверняка единственная, кому недостает ума промолчать. Вот когда он умрет, все захотят высказаться о нем. Сейчас-то опасаются. Никогда не слыхала ни о ком столько гадостей, сколько об Ингмаре Бергмане. У него огромная потребность держать все под контролем. Именно теперь Бергману возводят монумент, однако как театральный деятель он уже не слишком интересен, да и фильмы не снимает.

Затем Остен умолкла. Решила день-другой подумать, продолжать ли ей вообще разговор со мной о Бергмане. В следующий раз она захотела побольше узнать о проблематике и направленности моей статьи. К замыслу Остен отнеслась с симпатией, но тем не менее ответила отказом. Ей требовалось больше времени, а как раз его у нее тогда не было. Она пожелала мне удачи. Минуло два десятка лет, прежде чем мы встретились снова.

Режиссер Оке Сандгрен, снявший нашумевшие фильмы “Чудо в Вальбю” и “Выстрел из рогатки”, принадлежал в ту пору к новому поколению кинематографистов. Ингмара Бергмана он воспринимал спокойно:

В Швеции невозможно снимать кино, не выработав отношения к Ингмару Бергману. Памятуя о его огромной творческой продукции и множестве хороших фильмов, нельзя не спросить себя: как он этого достиг? Ведь тут все равно что создавать в Швеции новую марку автомобиля – ее непременно станут сравнивать с “вольво”. И коль скоро ступаешь на территорию Бергмана, надо быть готовым к сравнению. Становишься либо его учеником, как Челль Греде, либо его антагонистом, как Бу Видерберг. Фильмы Ингмара Бергмана строятся на скандинавской повествовательной традиции, суровости и меланхолии. Потому-то его позиция так сильна. Его интересует происходящее в нашей душевной жизни, и многим кинематографистам, наверно, очень непросто сделать выбор: следовать ли украдкой англосаксонской традиции или продолжать родную? А там стоит Бергман.

Оке Сандгрен тринадцать лет прожил в Дании и видел, что Бергман неизменно остается оракулом.

Приезжая в Швецию, я замечаю, как велика у нас потребность рассказывать истории про Бергмана. В них сквозит смесь страха и восторга. А речь там либо о том, что он злодей и самодур, либо о его отношении к собственным физическим отправлениям. Эти истории живучи и существуют сами по себе, поскольку те, кто на самом деле с ним работал, говорят иначе.

Режиссер Кристина Улофссон сожалела, что директора кинокомпаний до слепоты таращились на Бергмана и не видели иных альтернатив. Одновременно она подчеркивала, какое влияние он оказал на культурную жизнь Швеции, каких больших актеров открыл и выдвинул. И если на съемках “Осенней сонаты” ему хотелось иметь персональный туалет, если он высказывал определенные пожелания насчет того, что подавать на обед именно ему, а на репетициях “Вакханок” требовал пространства и изолированных площадок, так что директор Оперы и тот поневоле ходил на цыпочках и даже зеленые аварийные указатели запасного выхода обязательно выключали, чтобы не мешать, – so what?[1]1
  Ну и что? (англ.)


[Закрыть] Возможно, для многих подобные требования не вязались с принципом “Не высовывайся!”, но ведь, по сути, Бергман требовал лишь полного, безусловного уважения к своей работе и своему мастерству.

Раз уж народ постоянно перед тобой расшаркивается, ты в конце концов принимаешь это как должное. Благодаря своему творчеству Ингмар Бергман вошел в число великих кинематографистов мирового уровня и всегда будет значимой фигурой для других деятелей кино и для публики. Только вот сажать его на трон я не стану, – сказала Улофссон.

Киновед Пер Люсандер полагал совершенно естественным, что такая страна, как Швеция, слишком мала, чтобы вместить столь крупного художника, как Ингмар Бергман. Однако серьезной проблемы он здесь не видел.

Для меня он был старшим коллегой, помогал мне. И Эве Бергман [руководительница театра “Бакка” в Гётеборге. – Авт.] ничего даром не доставалось. Даниель Бергман сделал, по-моему, хороший фильм [“Баловни судьбы”. – Авт.] и возможностями распорядился с умом. И в том, что Матс Бергман получает большие роли в Драматическом театре, а Ян Бергман превосходно поставил “Густава III”, я никаких проблем не вижу. Дети Бергмана не претендуют в шведском театре на более важные роли, чем заслуживают. Они умеют уважать профессионализм. И никто из них не пытался идти легким путем.

Когда я спросил Люсандера, попал бы Бергман к нему без очереди, если бы принес сценарий, он ответил:

По-вашему, я дурак? Как руководитель радиотеатра я однажды получил от него сценарий. Чертовски хороший, и он обрадовался, когда я так и сказал. В общем, я был бы дураком, если б не отложил другие тексты и не занялся тем, что прислал он. В противном случае совершил бы служебную ошибку.

Режиссера и драматурга Хильду Хелльвиг в то время, в начале 90-х, называли “новым Ингмаром Бергманом”. Но и она кое-что знала о его взгляде на женщин. В его мире существовало два типа женщин: те, что с бородой, и те, с кем можно не считаться. “То есть мужики в юбке и пышногрудые красотки”, – уточнила Хелльвиг.

Встретился я и с давним бергмановским оператором Гуннаром Фишером. Он стоял за камерой на съемках целого ряда фильмов Бергмана: “Лето с Моникой”, “Улыбки летней ночи”, “Седьмая печать” и “Земляничная поляна”, затем его сменил Свен Нюквист. Причиной разрыва сотрудничества стала напряженная атмосфера на съемках последнего совместного фильма – “Око дьявола”. Бергман был недоволен сценарием, и они угодили в заколдованный круг. “Ингмару нравилось унижать меня, а я от этого еще больше терял уверенность”. Разрыв с Бергманом принес облегчение. Работа требовала постоянного самопожертвования, времени на личную жизнь почти не оставалось. “Не понимаю, как Свен Нюквист выдерживает”, – сказал Фишер.

Поэтому он очень удивился, когда тридцать три года спустя Ингрид Эдстрём, тогдашний исполнительный директор Института кино, позвонила ему и пригласила на церемонию вручения “Золотого овна”. Она коротко сообщила, что это имеет касательство к Бергману, и добавила: “Я вызову вас на сцену и предоставлю десять секунд на благодарственную речь”.

Как выяснилось, в тот год Ингмар Бергман решил наградить своего давнего оператора престижной бергмановской премией. Таким способом режиссер после стольких лет принес извинения, но сам не появился, не вручил лично знак запоздалого примирения, сидел дома, в квартире на Карлаплан.

Я побеседовал также с финном Ральфом Форсстрёмом, в ту пору приглашенным сценографом Стокгольмского городского театра. “В маленькой стране возле личности вроде Ингмара Бергмана с легкостью создается этакий придворный круг, – сказал он. – Его значимость преувеличивают, вот в чем проблема. Думаю, Бергман даже не всегда это осознает. Тут как с президентом Кекконеном, народная мифология в конце концов превратила его в “диктатора”. Шведская марка – Ингмар Бергман. Для вас он более ходовой товар, чем королевская семья. Потому вы им и козыряете”.

Наконец, я взял интервью у Биргитты Кристофферссон, которая в те годы занимала пост начальника информационного бюро и главного маркетолога Драматического театра. Она остановилась на важности культа звезд в США, почти не уступающем по значимости самой кинематографии:

Когда приезжает Лена Улин, заказывают лимузины. Она добилась star quality [2]2
  Статус звезды (англ.).


[Закрыть], и от нее ждут соответствующего поведения. Так что если Ингмар Бергман тяжел характером и доставляет трудности, пусть его, ради бога! О’кей, ему требуются ассистент режиссера и особое место, где после репетиций можно устроить “разбор полетов”. Он хочет, чтобы все было на высшем уровне, чтобы к технике не придраться. Но здесь же нет ничего плохого, верно? Что он, собственно, делает? Ставит в Драматическом пьесу за пьесой, каждый день ровно в десять приходит в театр и жутко нервничает перед каждой премьерой.

Пожалуй, все обстояло так, как говорил Оке Сандгрен: “Не будь у нас Ингмара Бергмана, нам бы его очень и очень недоставало”.

Итак, после публикации статьи минуло двадцать лет. Мне кажется, она вполне правильно отражает тогдашние представления об Ингмаре Бергмане. На этом фоне я и хотел бы теперь обрисовать и обсудить Ингмара Бергмана, но в первую очередь не как режиссера и драматурга. О режиссере и драматурге уже писали несчетные исследователи и журналисты; в Швеции, пожалуй, стоит назвать прежде всего Йорна Доннера, Марианну Хёк, Маарет Коскинен, Хенрика Шёгрена, Биргитту Стеене, Вильгота Шёмана и Микаеля Тимма.

Поэтому я решил обратиться к Ингмару Бергману как частному лицу – сыну, любовнику, мужу, отцу. Мне всегда казалось интереснее попробовать разобраться в человеке из плоти и крови, а не копаться в отпечатках его личности, в случае Бергмана – в его фильмах и театральных постановках. Если понимаешь, что за человек стоит за произведением, зачастую легче понять и само произведение как таковое.

И вот, когда я стал читать дневники Карин Бергман, словно бы настежь распахнулись двери пасторского дома, открыв передо мной картины, повергшие меня в удивление. В том, что сам Бергман писал о своих детских и отроческих годах и об обстановке в семье, которая формировала его, неизменно присутствовал вымысел: зритель/ читатель не всегда знал, что основано на фактических событиях, а что представляет собой подправленную версию Бергмана. Вдобавок многие сведения, содержащиеся в записках матери, режиссер отфильтровал. Он держал в своих руках инициативу постановки проблем и преимущество трактовки. Когда же я увидел, что писала сама пасторша, передо мной как наяву предстал Бергман – ребенок, подросток, взрослый, – увиденный глазами другого человека, а не его собственными.

Читать дневники Карин Бергман – задача нелегкая. Это тетради маленького формата, исписанные старомодным, мелким, порой почти неразборчивым почерком.

Чернила во многих местах выцвели. Большим подспорьем здесь стали три разных издания дневников, подготовленные Биргит Линтон-Мальмфорс. Я мог читать наперекрест, сравнивая оригинал с ее подборками, и обнаружил важные дополнительные сведения. Семейный архив содержит также уникальное собрание писем, открыток и речей, переписанные экземпляры которых вручали всем членам пасторской семьи.

Вероника Ролстон, внучка Карин Бергман, оказывала мне неограниченную поддержку в кропотливой работе с архивом. Если б не ее великодушная точка зрения, что архивные материалы должны быть доступны в принципе любому интересующемуся человеку, написать эту книгу было бы невозможно, ведь именно к такому выводу подводит, в частности, нижеследующее.

Официальный бергмановский архив занимает диаметрально противоположную позицию. Он находится в управлении Фонда Ингмара Бергмана, учрежденного Шведским институтом кино в сотрудничестве с Королевским драматическим театром, Шведским телевидением и кинокомпанией “Свенск фильминдустри” и ставящего перед собой задачу беречь, хранить и предоставлять информацию о собранных там художественных произведениях Бергмана. Однако доступен этот архив не каждому, хотя частично финансируется из общественных средств. Тот, кто хочет в него заглянуть, должен ходатайствовать об особом разрешении, которое, согласно дарственному документу самого Бергмана, могут получить только “исследователи, а также видные журналисты и писатели”.

Рискуя вызвать упреки, вынужден признаться, что меня Фонд к упомянутым категориям не относит. Ответы, полученные от исполнительного директора Яна Хольмберга, никак иначе истолковать невозможно. После тщетных попыток получить разрешение ознакомиться с некоторыми письмами, а также с соглашением начала 50-х годов между Бергманом и “Свенск фильминдустри” по поводу ссуды я обратился к нему с прямым вопросом: “Этот архив мне полностью недоступен, независимо от интересующих меня документов?” Ответ был таков: “Совершенно верно. Решение отклонить ваш запрос о доступе к Архиву Ингмара Бергмана принято нижеподписавшимся и утверждено правлением Фонда. И оно остается в силе”.

Однако Фонд не вполне логичен в своих мотивировках. Например, решение отказать мне в доступе к переписке Бергмана и его второй жены Эллен мотивировалось тем, что это не имеет прямого касательства к его творчеству, а вдобавок может нанести ущерб третьему лицу (давно умершей жене). Я возразил, что все относящееся к личной жизни Бергмана имеет значение в его профессиональной деятельности, поскольку в своих фильмах и театральных пьесах он опирался на личный опыт, в особенности затрагивающий и брак с Эллен Бергман. Хольмберг, конечно, не мог не согласиться со мной, однако сказал, что это никоим образом не повлияло на его решение. Поэтому в рассказе о браке Бергмана с Эллен мне пришлось отчасти опираться на те письма супругов, к которым имел доступ Микаель Тимм и которые он цитирует в своей книге “Страсть и демоны”.

Попытка пробраться “в верхи” не удалась, и тогда я погрузился в семейный архив, фактически предоставленный в мое распоряжение. Это подлинный клад. Помимо дневников матери Бергмана там хранятся письма Ингмара Бергмана к родителям, присланные летом 1936 года из нацистской Германии, письма, которые он заканчивал приветствием “Хайль Гитлер”. Есть там и написанная от руки речь Эрика Бергмана, обращенная к новобрачным Ингмару Бергману и Эльсе Фишер, где он выразил свою тщетную надежду, что она будет сыну помощницей. Есть и переписка родителей с младшим сыном, рисующая несколько иную картину детства и отрочества Ингмара Бергмана, которые он зачастую изображал весьма устрашающе. Благодаря доступу к семейному архиву я мог прочитать письма, которые Эллен Бергман много лет писала своей свекрови, как до, так и после развода. Они позволяют разобраться в постепенном распаде брака и в закулисных механизмах этого процесса, понять, как она справлялась, оставшись одна с четырьмя детьми Бергмана на руках.

В Королевской библиотеке я, в частности, нашел письма Бергмана к близкому другу, Херберту Гревениусу, и невероятно забавную переписку с Вильгельмом Мубергом.

Покопался я и в архиве Государственной службы безопасности. Там хранится обширная документация о шпионской деятельности Карин Ланнбю в Стокгольме в годы Второй мировой войны. В начале 40-х она была любовницей Бергмана и, пока продолжался роман, снабжала своего работодателя деликатной информацией о пасторском семействе. Весьма полезной для меня оказалась и книга Андерса Тунберга “Карин Ланнбю. Мата Хари Ингмара Бергмана”.

В этой книге я рассказываю об отношениях Бергмана с десятью женщинами, разными по темпераменту, воспитанию, внешнему облику и имевшими для него неодинаковое значение. По всей вероятности, их насчитывалось больше, но в первую очередь именно эти оставили след в его жизни и творчестве. С пятью из них он состоял в браке и имел девятерых детей (насколько известно), и от этих, мягко говоря, активных связей накопилась обширная документация в архивах различных судебных инстанций. Юридически Бергман был замешан в ряде бракоразводных процессов, и не только собственных. В трех случаях его вызывали как свидетеля, чтобы он под присягой подтвердил, что состоял в интимных отношениях с женами обманутых мужей.

В Стокгольмском городском архиве я ознакомился с подробной документацией, относящейся к годам его учебы в Пальмгреновской школе; вместе с собственными его рассказами в письмах к родителям и бабушке эти бумаги дают отчасти новую картину его школьных лет. А вот в Военном архиве ни мне, ни тамошним сотрудникам не удалось обнаружить его учетную карту. И, говоря о службе Бергмана в армии, я опирался на его письма к родителям.

Важнейшим источником сведений о поездке Бергмана в Германию летом 1936 года были его собственные письма. Неоценимую помощь оказала мне также мюнхенская журналистка Катарина Фурин, которой посчастливилось разыскать родных и знакомых Зигфрида и Клары Хайд, ведь именно у них Бергман гостил в деревне Хайна. Я бесконечно благодарен ей за информацию.

Наконец, ученик Бергмана, Вильгот Шёман, со скрупулезнейшей точностью документировал свои взаимоотношения с Бергманом, а равно интересовался и другими аспектами его жизни. Собранный Шёманом материал раскрывает интересные, подчас новые аспекты духовного мира великого режиссера, также показывая его как друга и наставника, то есть со стороны, о которой мало кто писал.

В своей книге я прослеживаю жизнь Бергмана от колыбели до последнего брака, на протяжении более полувека, а затем покидаю его. С Ингрид Бергман он прожил в браке двадцать четыре года – невероятно долго по его меркам – и пережил ее. Они все еще были женаты, когда в 1995-м она умерла. Раньше в жизни Бергмана такого не бывало, он всегда бросал женщин. Но графиня стала для него родной гаванью, можно бы добавить: наконец-то, ведь путь туда был долог, труден и сопряжен с бурными страстями, любовью, сексом и обманом.

В начале лета 2011 года газета “Дагенс нюхетер” опубликовала сообщение, что Ингмар Бергман, вполне возможно, не был биологическим сыном Карин Бергман. Основывалась эта информация на книге его племянницы Вероники Ролстон “Любимое дитя и подменыш”. Сенсационное заявление вызвало во всем мире огромный интерес. Мальчик, которого Карин Бергман родила 14 июля 1918 года, якобы не выжил. Благодаря Эрику Бергману его подменили другим новорожденным, пастор знал мать младенца и убедил ее отдать ребенка. И тому как будто бы имелись веские доказательства. Судебно-медицинская экспертиза сравнила ДНК с почтовых марок, которые определенно лизал Ингмар Бергман, и ДНК Вероники Ролстон и пришла к выводу, что пробы демонстрируют большие генетические различия. Если бы Бергман и Ролстон состояли в родстве друг с другом, профиль ДНК показал бы большее сходство.

Но вскоре журнал “Ню текник” выяснил, что один из лаборантов Судебно-медицинской экспертизы загрязнил исследуемые образцы (почтовые марки), таким образом вывод, будто Ингмар Бергман не биологический сын Карин, был опровергнут. Мировая сенсация растаяла как дым. Поэтому в моем рассказе об Ингмаре Бергмане официально признанное происхождение режиссера никоим образом не ставится под сомнение.

Тумас Шёберг

Пампас-Марина, сентябрь 2013 г.