Текст книги "Дом с семью головами"

Глава 6

1

Джеффри Томпсон считал в оранжерее. Ему нравились цветные стёкла в этой комнате. Стоял сильный бодрящий запах листьев.

На десяти мужчина сделал паузу, поглядел по сторонам. Ничего не загорелось. Он адресовал себе издевательскую ухмылку и продолжил счёт.

В это время на кухне Патрик ел шоколадные крекеры. Шапка с отворотом оставалась на голове. Барбара чистила картошку для завтрашнего ленча. Разговор не клеился.

Вошла Сара. Барбара взъелась на неё:

– Дура ты, Сара! Кто просил тебя вспоминать о Ванессе?

– Я ведь случайно!

– Иногда хоть мозги включай!

– А что случилось? – жуя, спросил Патрик.

– Мы играли в ассоциации…

– А, мяч. Тупые психи.

– Патрик! – рявкнула Барбара.

– Да ладно те, ма!

Сара постаралась оправдаться:

– Новенький случайно бросил мне. Думаю, он кидал Урсуле – я за ней стояла. Он сказал «тело», а я машинально вспомнила Ванессу… Даже не вспомнила ещё, а с языка уже слетело.

Девушка села за стол и взяла печенье. Вздохнув, сказала:

– И перед глазами сразу сцена возникла, как мы её из воды вытаскивали.

– Пфф… – замахал руками Патрик. – Не напоминай. Такое уродство нескоро забудешь.

С минуту слышались только чавканье, хруст и плеск картофелин в раковине.

– Больше никаких упоминаний об этой девушке, – Барбара с грохотом поставила таз с картошкой на стол. – Особенно – при докторе.

2

Патрик отряхнулся, надел куртку и, взяв керосиновую лампу, вышел через заднюю дверь.

Сара приготовила чай, остатки печенья высыпала в пиалу и, сервировав поднос, отправилась в кабинет доктора Джейкобса. Ей хотелось извиниться.

Барбара принялась за уборку кухни.

Через четверть часа к ней заглянул Джеффри Томпсон.

– Здесь никого нет, – сказала она, разогнувшись.

Томпсон неуверенно кивнул.

Женщина выжала тряпку и добавила:

– Плохо ищете. На первом этаже полно чуланов.

Поблагодарив, Томпсон закрыл за собой дверь. Он уже проверил чуланы и никого там не нашёл.

В коридоре, где он продолжил поиски, послышались звуки, похожие на сдерживаемые стоны. Томпсон прислушался, пытаясь угадать направление. За углом, где была дверь в кабинет доктора, звуки стали яснее. Сбоку от двери стояла большая кадка с фикусом. Опытный глаз Томпсона с ходу уловил вибрацию – листья растения слегка вздрагивали, как от подземных толчков. Джеффри Томпсон подошёл и осторожно раздвинул стволы фикуса.

– Вы меня нашли, – подавляя смех, прошептал Бульденеж.

3

– Это вы издавали звуки?

Они направлялись в оранжерею.

– Я чуть не скончался со смеху! Уже еле сдерживался.

– От чего?

– Вы бы лицо своё перепуганное видели! Представляю, какой ужас вы испытаете во время игры в салки!

В одном из проёмов мужчины заметили Барбару – она стояла в парадном холле с ведром и шваброй в руках и смотрела в сторону с выражением оцепенения на лице. Томпсон притормозил.

– Что с ней?

Бульденеж сдвинул брови.

– А чёрт её знает. Будто привидение увидала.

Томпсон заметил, как задрожали у старика руки.

– Вы в порядке, дорогая?

Барбара дёрнулась, испугавшись голоса Бульденежа.

– Я вас не заметила, – она бросила странный взгляд на Томпсона.

Отчего-то Джеффри Томпсон вспомнил слова Бульденежа о том, что Холлисы, вероятно, больны на голову.

Барбара поспешила скрыться за одной из дверей в конце коридора, где располагались спальни персонала.

Остальные двое вышли в холл и посмотрели в ту сторону, куда, оцепенев, пялилась Барбара.

– И чего она испугалась? – спросил Томпсон.

У стены стоял комод с вазой – из неё торчали искусственные цветы. Над комодом висела картина – портрет мужчины в белом халате.

– Это доктор Джейкобс?

– Да. Прекрасная работа Ольги, – сказал Бульденеж. – Её первый портрет, хоть и срисованный с фотографии.

– Чем могла так удивить миссис Холлис эта картина?

Бульденеж улыбнулся:

– Да мало ли чем?

В оранжерее всё ещё стояла полная ванна. Бульденеж опустился рядом с ней в плетёное кресло и облегчённо выдохнул.

– Похоже, на первом этаже, кроме вас, никого, – сказал Томпсон.

– В процедурных смотрели? Это почти весь второй этаж.

Томпсон покачал головой.

– В них не запрещено прятаться. Все опасные лекарства доктор держит под замком. Уверен, наши малыши попрятались в тех краях.

4

Через окно второго этажа Томпсон увидел Барбару, она расчищала большой лопатой крыльцо от выпавшего снега. В этом массивном пальто и со спины, ещё раз отметил Томпсон, она походила на дородного мужика.

Из комнаты напротив был виден небольшой сарай, освещённый керосиновой лампой. Под козырьком сарая Патрик рубил дрова.

Томпсона отвлёк шум прямо над головой. Кто-то двигал мебель. Поднявшись на третий этаж, он прислонил ухо к двери у лестницы, затем приоткрыл её.

– Что надо? – окатил мужчину грубый голос.

В комнате горели свечи. Ольга стояла с толстой кистью в руках и двигала ногой мольберт.

– Ну? Чего вам?

– Простите. Кажется, я вас нашёл.

– И что?

Джеффри Томпсон неловко потоптался.

– А у вас найдётся ещё для меня? – её тон не был похож на просительный.

– Конечно.

Томпсон живо вошёл, достал сигаретную пачку.

– Вы посланы свыше.

Мужчина не понял.

– С сигаретами тут беда. Я ворую у Майкла.

– Вот вы о чём, – он аккуратно чиркнул спичкой.

Его осторожность рассмешила Ольгу.

– Не взлетим, скипидар далеко.

– У вас нет пепельницы.

– Разве? – она подняла створку окна, в комнату задул ледяной ветер.

– Замёрзнете ведь.

Ольга ухмыльнулась.

– Вы как заботливая нянька. Бог мой, где ж вы были, когда я была девчонкой?

От холода Томпсон сжал плечи.

– Должно быть, был в ту пору мальчишкой, – сказал он. – Значит, вы больше не играете?

– У меня вдохновение.

Томпсон взглянул на холст перед ними. На сером фоне чёрные круги воронкой уходили в центр.

– О чём эта картина?

– О вас.

Джеффри Томпсон взглянул ещё раз.

– Как в зеркало смотрите, да?

Она оскалилась при виде его ступора и добавила:

– Разумеется, я только начала.

– Понятно.

– Вот только никак не разберу, какой оттенок чёрного у вас.

Мужчина двинулся к выходу. Ольга не глядя стряхнула пепел, ветер разнёс его по комнате.

У двери Томпсон обернулся.

– Скажите, почему на «жаворонка» вы сказали «кровь»?

Ольга помолчала, затягиваясь.

– По утрам у нас берут кровь.

И ковырнула кистью в чёрной краске.

– Ах, вот оно что. Для анализа…

Женщина, чей халат закрывал лишь плечи, снисходительно произнесла:

– Какой к чёрту анализ! Вы их видели? Они же её пьют!

Томпсон в ужасе уставился на неё.

Ольга рассмеялась.

5

Патрик рубил дрова. Керосиновая лампа, что висела на гвозде под козырьком, давала тусклый колеблющийся свет. Облака наглухо заволокли диск луны. Патрик больше ориентировался на привычку. Он чётко знал, где края, а где середина чурбака.

Работа отдаляла всякие мысли, но вскоре он вспомнил, как Ольга при всех показала ему грудь. В этот момент он промахнулся и ударил топором о колоду.

– Проклятье!

Патрик вернул поленце на место и разрубил его с двойной силой, злясь на Ольгу – та поставила его в идиотское положение перед доктором и всеми остальными.

Тихо шёл снег. С этой стороны задувало меньше, чем с других. Да и колка дров не оставляла морозу шансов. Патрик взмок. Он выпрямился, отдышался. В этот момент раздался звук, будто с высоты в снег упал какой-то предмет. Донеслось вроде бы из-за дома – его отсюда было плохо видно, здание обозначал лишь неяркий свет из нескольких окон.

Выждав минуту, Патрик снова взял топор, но не успел замахнуться на очередное полено – где-то у дома заскрипел снег. Кто-то шёл, очень медленно, осторожно. И было неясно, откуда и в какую сторону.

Патрик сделал несколько шагов вперёд.

– Эй! Кто здесь?

Скрип оборвался.

– Ма?

Ответа не было. Всё смолкло – шаги, эхо.

Патрик прищурился.

– Это не волк, – старался он успокоить себя. – Сюда он не сунется.

Ещё несколько глубоких вздохов он прислушивался.

Никого.

Тишина.

6

Бульденеж покачивал головой над «Латинским квадратом» (он обнаружил забытую с утра газету), когда в оранжерею вошла Урсула. Старик поглядел на неё поверх пенсне. На Урсуле была красная ткань, накинутая, словно кимоно. Собранная причёска отдалённо напоминала симаду. На лице – белила, губы густо обмазаны красным.

– Это что-то новенькое, – пробормотал Бульденеж.

Урсула поприветствовала его кивком и кроткой улыбкой.

– Здравствуйте, дорогая, – мягко сказал он.

Новоявленная гейша что-то сказала на языке, который Бульденеж принял за японский.

– Значит, мистер Томпсон нашёл вас вслед за мной?

В ответ прозвучала ещё одна тарабарщина на восточный манер.

Старик кивнул.

– Конечно, конечно, милая. Вы меня не понимаете. Вы – из другой далёкой страны.

Урсула поклонилась. Затем грациозно, словно и впрямь владела навыками гейши, села на пол у ног Бульденежа.

– Кажется, я догадался. Вы прятались в кабинете забора крови. Там вы сняли эту штору, взяли цинковые белила…

«Бедняжка, – сказал про себя Бульденеж, – если бы ты только могла меня слышать».

Он стал гладить её по голове, словно кошку. Урсула сидела покорно, не шевелясь. В её волосах блестел гребень.

– Скажите, между нами, а вы белая гейша или опрокидывающаяся?

Женщина что-то ответила.

Не слышит.

– А хотите анекдот? Прячусь я, значит, за кадкой с фикусом. И слышу – клац! Ключик в замке повернулся. А замок тот не простой – кабинет доктора стережёт. Знаете, кто туда вошёл пятью минутами ранее?

По комнате покатился сиплый шёпот:

– Туда вошла наша Сара!

Пожилой мужчина с хрипотцой рассмеялся.

Урсула долго не реагировала. Только когда старик успокоился и вздохнул, продолжая наглаживать её причёску, она открыла рот и запела. Очень тихую заунывную мелодию.

– Бедняжка…

Старик устало покачал головой и вернулся к газете. Вскоре, когда мотив вырисовался во что-то знакомое, он начал кивать.

– Так вот вы кто, милая…

7

Томпсон обнаружил Адама Карлсена. Он прятался во мраке на лестничном пролёте, ведущем к чердаку, сидя под деревянной укосиной.

– Это здесь держали Урсулу? – спросил Томпсон.

– Да.

– Интересно, что там.

Карлсен освободил проход к чердачной двери, сказав:

– Полагаю, там кровать.

Томпсон покрутил ручку.

– Закрыто.

– Ничего удивительного.

Они спустились на первый этаж и прошли в оранжерею.

Бульденеж живо их поприветствовал.

– Вот и вы! А где же наша русская птичка? Куда-то забралась, куда-то далеко на этот раз?

– Ольга у себя, – сказал Джеффри Томпсон. – Она рисует.

– А! Вдохновение!

Томпсон с интересом поглядел на Урсулу.

– Скажите, а вы китайская гейша или японская?

Урсула ответила, её никто не понял.

Рука Бульденежа взмыла в протестующем жесте.

– В Китае нет гейш, голубчик, в Китае коммунизм, – сказал он. – Ну что ж вы, дорогой мой, в самом деле, не узнали? Ведь это сама мадам Баттерфляй!

Мадам кто?

– Помните, сына её звали Боль, и она планировала переименовать его в Веселье, когда муж вернётся…

Томпсон мысленно пролистал страницы памяти, раздел странных слов. Среди вагитуса, теллермины и вермахта мадам Баттерфляй нигде не промелькнула.

Старик давал подсказки:

– Брак с инородцем, обращение в христианство… Нет?

Нет. Джеффри Томпсон пристыженно пожал плечами и отвернулся к окну.

Он ничего не знал об искусстве, кроме того, что искусство было не для всех. Зато мог разобрать и собрать винтовку «ли-энфилд» за три с половиной минуты в ледяном поле в безлунную ночь.

За его спиной полилось пение – печальное, тихое. Пела сиротка, просившая кроху со стола богача.

Томпсон неловко глянул через плечо.

Адам Карлсен сидел в кресле и слушал.

Обычно его беспокоило, когда отсутствовала логика, когда что-то лежало не на своём месте, когда домашняя еда готовилась не дома, а опера пелась слабым, тоненьким голосом. При этом оперу он не любил.

Ноздри старика раздулись, глаза закрылись.

– Клянусь, – шептал он, пока звучала песня, – я слышу, как звенит роса в саду предателя в память о чистой душе.

Томпсон улыбнулся и спросил:

– О чём она хоть поёт?

Бульденеж в умилении покачивал макушкой.

– О том, что муж её обманул, уехал в свою далёкую страну и женился на другой.

– А, понятно.

Томпсон вернулся к разглядыванию ночи.

Свет из комнаты падал на снег цветной мозаикой. В пёстром ковре красок мужчина поначалу не заметил тела. Лишь простояв пару минут, он неожиданно понял – в сугробе лежал человек.

Джеффри судорожно вытер сухой рот.

…звенит роса в саду предателя…

– Карлсен, – произнёс Томпсон негромко. – Взгляните.

Молодой человек встал рядом.

– Вы что-нибудь видите?

Карлсен вглядывался, его отвлекал ноющий голос за их спинами.

Через мгновение, разжав напряжённые губы, он прошептал очень недовольно:

– Это должно было случиться.

Глава 7

1

– Что вы там разглядываете?

Мужчины обернулись.

– Что там? – вопрошал Бульденеж.

– Там человек, – сообщил Карлсен.

– Человек?

Лицо Бульденежа перекосилось. Стало серовато-зелёным. Руки затряслись.

– Вы в порядке? – войдя, спросила Сара.

Горло старика вздрогнуло – он силился сглотнуть.

Она постучала его по спине. При виде Урсулы девушка просияла.

– А вы добрая гейша или злая? Я слышала, что в их мире цветов они делают себе сэппуку и прочие ужасы…

Бульденеж наконец смог сказать:

– Кто он? Что он там делает?

– Лежит в снегу, – сухо констатировал Карлсен.

Песня за его спиной оборвалась.

Позвоночника Томпсона коснулся холод. Норвежское равнодушие его потрясло.

Остальные тупо молчали.

– То есть как это лежит? – встрепенулась Сара. – Ну-ка, отойдите.

Карлсен и Томпсон расступились, Сара прильнула к окну.

– Но… это же халат Ольги…

– Похоже, она выпала из окна, – предположил Адам.

Бульденеж резко встал и произнёс:

– Она жива? Она шевелится?

– Трудно сказать, – Карлсен покачал головой. – Там к тому же метёт.

Сара выбежала из оранжереи и едва не сбила с ног Барбару, идущую по коридору со стопой стираных полотенец. Сообщив ей о лежавшей в снегу Ольге, Сара постучалась в дверь кабинета доктора.

Через минуту Майкл Джейкобс, Сара и Барбара уже стояли над телом. Пациенты наблюдали из комнаты.

Урсула, подобрав своё «кимоно», медленно прошла к мужчинам. При взгляде на картину за окном её лицо не выразило ничего.

Доктор перевернул тело, попытался нащупать пульс.

Ольга была мертва. Из разбитого виска текла кровь.

– Она ударилась о ставню, – монотонно произнесла Барбара. – Это ж надо было умудриться, чтоб так неудачно.

Майкл Джейкобс посмотрел вверх, морщась от сыпавшегося снега. Окно в комнате Ольги было открыто. В процедурной этажом ниже покачивалась приоткрытая ставня.

Из-за угла крикнули:

– Кто здесь?

Вынырнул Патрик с лампой в руке.

– Патрик, нужна твоя помощь, – сказал доктор.

– Это вы тут ходили?..

Он увидел лицо в крови и шарахнулся, его щёки затряслись.

– Она чего… мёртвая?

– Соберись, – велел доктор.

– Да, сэр, сейчас, – Патрик отвернулся и только тогда смог проглотить ком в горле.

Майкл Джейкобс накрыл тело своим плащом.

– Нужно отнести её в дом.

2

– Разнесите отвар, Барбара.

Барбара с расстановкой ответила:

– На сегодня норма выполнена.

Джейкобс возразил:

– Не время для капризов. Вы же знаете, что такое запоздалая реакция и какие могут быть последствия. Отвар номер шесть.

Барбара изменилась в лице. Взгляд её стал угрюмым, жёстким.

– Сейчас сделаю, – произнесла она.

Вчетвером они вышли из спальни Ольги.

– Нам как, сообщить в полицию? – в нерешительности обратился к доктору Патрик.

Майкл Джейкобс задумчиво поглядел на него.

– Уже ночь, – сказал он. – Заявим утром.

3

Адам Карлсен заметил:

– Ночь молода.

Томпсон – он курил в стороне – с удивлением на него посмотрел.

– Почему вы это сказали?

– Кто знает, – пожал плечами Карлсен.

В оранжерею вошёл доктор Джейкобс в сопровождении Сары.

– Дамы и господа! Произошёл несчастный случай. Одна из наших пациенток выпала из окна своей спальни. К сожалению, она мертва.

– О… – застонал Бульденеж, хватаясь за сердце. – Какое несчастье…

Томпсон помог ему сесть в кресло.

Доктор опустился на колено и посветил старику в глаза карманным фонариком.

Бульденежа охватила паника. Он пытался отдышаться, сглотнуть, роняя слова:

– Упала… бедняжка… из окна… прямо как моя… моя Ванесса…

Как раз в этот момент в проёме возникла могучая фигура Барбары. Она держала поднос с четырьмя наполненными стаканами.

– Как вы смеете!

Майкл Джейкобс обернулся к ней.

– Барбара, всё в порядке.

– Мистер Джейкобс, я…

– Всё в порядке, – тихо повторил доктор. – Раздайте отвар, а затем проследите, чтобы наши гости разошлись по своим комнатам.

4

Патрик сложил дрова в сарай. Захватив часть, он вернулся в дом, когда часы пробили одиннадцать.

Из оранжереи доносились голоса.

Патрик оставил дрова у входа в гостиную и постучал в кабинет доктора.

– Войдите, – подал голос Майкл Джейкобс.

Он сидел в кресле. Очки лежали у него на коленях, он устало потирал глаза.

– Сэр. Я хочу рассказать, как было. Короче, я слышал, как она падала.

Доктор очнулся от дум и тяжело вздохнул.

– Я, значит, колю дрова и вдруг слышу, как что-то в снег ударилось. Мне вначале показалось, что это кто-то спрыгнул. Ну, понятное дело, думаю, такого быть не может. Кто прыгать станет? А потом кто-то ходить стал.

– Кто же это был? – нахмурившись, произнёс доктор.

– Не знаю… Я дальше двух ярдов ничего не видел. Темно…

– Куда, по-твоему, шёл человек?

– Тоже не знаю. Я его окликнул, и тут шаги прекратились. Я думал, это мама, но она вроде снег расчищала с другой стороны, у парадного входа. Я ещё подождал немного, а потом вернулся к дровам.

– И больше ничего не слышал?

– Больше не слышал. Я подумал, вдруг вы захотите знать.

– Хорошо, Патрик. Можешь отправляться спать.

– Знаете, сэр, я подумал вот что: а вдруг это волк?

Наступила пауза.

Они помолчали, затем доктор с сомнением произнёс:

– Тебе могло показаться, не так ли? Ведь это могли быть не шаги, а, например, стук топора, отражавшийся от дома.

Патрик, нерешительно поджав губы, ответил:

– Не знаю. Вы сейчас говорите, и кажется, что мог быть и отзвук. Хотя снег будто бы хрустел. Не знаю, сэр.

– Ложись спать, Патрик. Утром у нас много дел.

5

Снег усиливался. Выл ветер.

Трое мужчин в оранжерее продолжали молчать с той минуты, как Урсулу забрали спать.

Бульденеж отхлёбывал отвар из стакана и помаленьку приходил в себя. Карлсен выплеснул свою порцию в горшок с филодендроном. Томпсон последовал его примеру.

Внезапно пожилой мужчина вздрогнул, схватился за горло и зашёлся кашлем. Варево попало не в то горло. Томпсон постучал ему по спине.

Наконец вдохнув, старик хрипло заявил:

– Сатана, а не женщина!

Двое других, нахмурившись, переглянулись.

Джеффри Томпсон спросил:

– Вы кого имели в виду?

– Барбару, кого ж ещё? Она так бережёт доктора. Но как будто мне легче, чем ему!

– О чём вы? – осторожно спросил Томпсон.

Бульденеж медленно, словно выталкивая из сдавленного горла слова, произнёс:

– Ванесса. Моя племянница. Я вам рассказывал.

– Ах, да. Которая…

Старик кивнул:

– Утонула.

– Полтора года назад, кажется.

– Полтора года…

– Как это случилось?

– Упала с моста в реку. Не умела плавать. И какая трагедия – за день до собственной свадьбы!

Карлсен резко сдвинул брови.

– Она была помолвлена? – Томпсон присел на край ванны.

– С доктором Джейкобсом. Но мы так и не породнились…

Старик облизал сухие губы.

– Доктор любил её до беспамятства. Никого так не любил, как мою Ванессу. Говорят, Ольга любила его. Но она для него не значила много. Во всяком случае, не больше чем лабораторная мышь. Да к тому же потом доктор быстро увлёкся Сарой.

– Правда?

– Он взял её к себе в помощницы, когда Холлисы переехали в Соммердин. Их отношения длились довольно долго, хотя не перерастали в нечто большее, а оборвались и вовсе в одночасье.

– Что же случилось?

– В Соммердин приехали мы с Ванессой. Я со своей пулей сразу к доктору обратился, Ванесса меня сопровождала. Это была любовь с порога, с первого взгляда. Я видел, как между ними сразу произошла химическая реакция. Через полгода должна была быть свадьба…

Джеффри Томпсон поглаживал щетину.

– Печальная история.

– Доктор впал в депрессию, но вскоре вернулся к практике. Благодаря Урсуле. У неё тогда обнаружились первые признаки расстройства. А раз уж надо было переезжать – деревня стремительно пустела, – доктор вместо городского шума выбрал тишину.

– Сколько ей было, вашей племяннице?

– Всего восемнадцать. Вот-вот должна была расцвести…

Старик уронил лицо в дрожащие ладони.

Выждав с пониманием какое-то время, Томпсон негромко спросил:

– Значит, Ольга была пациенткой. А Сара?..

– Всё верно – банальным развлечением, – закивал Бульденеж, вытирая слёзы. – Но я вот что скажу: Сара-то не в обиде. Она, знаете, больше труженик, чем семейный человек. Доктор был добр к ней и ко всей её семье. Обеспечил их работой. Работа в наших краях на вес золота…

Его прервал кашель, долетевший из коридора, раздались шаги.

Всё, что могло издавать звуки, смолкло. Казалось, даже ветер.

В немую комнату вошла Барбара и собрала стаканы.

– Время отправляться спать, – сообщила она.

6

Адам Карлсен лежал в постели.

Ночник у изголовья был выключен. Комната полнилась мраком.

В тишине внизу пробили часы.

Полночь.

Карлсен переваривал в мыслях события прошлого вечера. Он не гадал, что именно так встревожило его. Он знал и оттого не находил себе места.

Ему хотелось поделиться, но он ещё не решил с кем.

Запах живичного скипидара путал его мысли ещё сильнее. Или это был запах масляной краски? Он почувствовал его в оранжерее, совсем ненадолго…

Помаленьку стала накатывать дремота. Дом уже погрузился в сон единым безмолвным существом.

Часы внизу пробили половину первого.

Мягкое погружение в сон внезапно прервалось. Юноша присел. В коридоре под чьей-то тяжестью отозвалась половица. Кто-то стоял за дверью. Потом взялся за дверную ручку и попытался осторожно повернуть её.

Карлсен нашарил очки. Надел их, приготовился включить ночник.

Дверь, поскрипывая, медленно отворилась.

Адам включил свет.

Томпсона его разоблачение не удивило. Он прислонил палец к губам и прикрыл дверь.

Они говорили тихо.

– Что вы здесь делаете?

– Вам тоже не спится?

Помедлив, Карлсен сказал:

– Нет.

– И мне. Не возражаете, я присяду?

Карлсен указал на стул у маленького трюмо.

Джеффри Томпсон – на нём была докторская пижама – медленно опустился и потёр виски пальцами одной руки.

Адам Карлсен выжидательно молчал.

– Что вас тревожит? – затаив дыхание, спросил Томпсон.

– Так, одна мысль, – Карлсен равнодушно пожал плечами.

Томпсон выглядел слегка смущённым. Ему на миг показалось, что он сглупил, войдя в эту комнату.

Собравшись, он спросил:

– Вы и вправду распутывали преступления?

Карлсен кивнул.

– Значит, и вы находите это странным?

– Что именно?

– Убийца – фиалка, – медленно произнёс Томпсон.

Губы Карлсена чуть дрогнули в ухмылке. Он поправил очки и сказал:

– Как раз это мне не кажется странным.

– Вот, значит, как? – удивился Томпсон.

Он ждал разъяснений, но их не последовало.

Томпсон сложил губы, точно собираясь свистнуть, и произнёс:

– Расскажите мне, что вы об этом думаете.

Адам Карлсен вскинул голову. Минуты две он размышлял под прямым взглядом Томпсона.

Наконец сказал:

– Откровение за откровение.

– Годится, – кивнул Джеффри Томпсон.

– Идёмте.

Стараясь не наделать шума, они спустились в гостиную. Карлсен нащупал выключатель. Неярко зажглись бра на стенах.

– Садитесь.

Карлсен указал на кресло у камина. Джеффри Томпсон послушно сел.

– А теперь смотрите прямо и скажите, что вы видите.

Томпсон глядел перед собой около минуты, после чего с неуверенностью доложил:

– Ничего не вижу.

– Что, совсем?

Томпсон вновь напряг зрение.

– Вижу вход в оранжерею, но там темно.

Карлсен поправил очки.

– Проклятье. Сейчас…

Он прошёл в оранжерею и щёлкнул выключателем, на распахнутых дверях и окнах вспыхнули цветные мозаики.

– А теперь?

– Теперь…

Томпсон постарался сфокусировать взгляд чётко перед собой. И обомлел.

– Фиалка… – прошептал он. – У стены…

Адам Карлсен мрачно кивнул.

– В самом деле, – сказал он, – в оранжерее стоит горшок с фиалкой. Но вам ведь не кажется это странным?

– Нет… нисколько, – заторможенно отвечал Томпсон.

– И мне не кажется. И так же ничего удивительного, что среди такой буйной растительности мы, столько времени просидевшие здесь, не обращали внимания на какой-либо конкретный цветок. Ведь нас с вами он заинтересовал только сейчас…

– Погодите, – встрял Томпсон. – Я сижу в кресле, в котором на игре сидела Ольга. Вы меня нарочно в него усадили? Значит, Ольга, поймав мяч, просто посмотрела на горшок с цветком? И назвала то, что было в тот момент на уме?

– Вы очень наблюдательны, – с иронией подметил Карлсен.

Джеффри Томпсон оробело встал.

– Значит, она действительно просто выпала…

7

Голос его прозвучал странно, будто извне.

– Теперь ваша очередь, – негромко сказал Карлсен.

Томпсон, погружённый в свои мысли, не сразу отреагировал.

– В каком смысле?

– Откровение за откровение.

– А… Разумеется. Спрашивайте.

– Отчего вас так заинтересовала Ольга?

Лицо Томпсона вытянулось.

– А с чего вы решили…

Руки Карлсена сплелись на груди.

Томпсон вспомнил, что сказал о нём Бульденеж – Кракен. Зажмёт щупальцами, пока не раздавит.

Понимая, что говорить надо, Томпсон прогулялся до каминных часов и постучал по циферблату.

– Вы меня неправильно поняли, – задумчиво произнёс он. – Вне всяких сомнений.

– Тогда объяснитесь.

Томпсон хмыкнул и сказал, стараясь придать своему голосу расслабленную небрежность:

– Боюсь, всё слишком просто, чтобы удовлетворить ваш изощрённый ум. Утром я уже был никем. Я почти решился сделать шаг. А потом… потом меня втащили в этот дом. Произошло перерождение, что ли… И сегодня я сделал свои первые шаги в жизни. Моё существо стали заполнять новые люди и их истории. Что странного в том, что я нахожу загадочной судьбу женщины, с которой я познакомился меньше суток, а теперь она мертва?

– Но с чего вы решили, что «убийца» и «фиалка» как-то связаны с её гибелью?

Томпсон нерешительно переступил с ноги на ногу, вновь думая, что сказать. Чего этот сопляк от него добивается?

Только сейчас Джеффри заметил, что огни на ёлке выключены.

Наконец он сказал:

– Не пойму, к чему вы клоните. А знаете, кажется, вы вовсе не такой чокнутый, каким вас считает доктор.

– Вероятно, это его заслуга, и я в самом деле иду на поправку.

Джеффри Томпсон тихо рассмеялся.

– Это правда, что вы здесь не по своей воле?

Карлсен кивнул.

– Но на каком основании? Какой диагноз в вашей карточке?

– Условие.

– Не понял?

– Мой приёмный отец поставил условие: если доктор даст заключение, что я психически здоров, то примет меня обратно.

Томпсон широко раскрыл глаза.

– Жестоко, – отметил он. – А если доктор не даст…

– Почему на игре вы сказали «тело»? – будто выстрелил в него Карлсен.

– А почему вы сказали «убийца»? – парировал Томпсон.

– Раз есть тело, значит, должен быть и убийца.

Сказав это, Адам Карлсен победно вскинул подбородок. Этот жест несколько обескуражил Томпсона – ему казалось, он уже вновь стоял крепко, однако его голос едва не дрогнул.

– Вы, кажется, швед? – спросил он, опершись о каминную полку.

– Норвежец.

– Тогда, думаю, вам будет понятно, что британцы произносят в быту «тело» столь же часто, сколь норвежцы говорят «лосось».

Карлсен упрямо заметил:

– Но ни разу, пока я здесь, ни «тело», ни «лосось» за игрой не всплывали.

Это стало последней каплей.

Мрачная уверенность Томпсона подтвердилась: любое его слово будет использовано против него. Он решил не продолжать.

Они помолчали.

Через минуту Карлсен выключит свет в оранжерее.

Игра окончена.

И проиграна.

Чувствуя это, Джеффри Томпсон выдохнул и медленно произнёс:

– Как вы думаете, мистер Карлсен, её столкнули?

– Вы имеете в виду Ольгу? Или Ванессу? Или, может, их обеих?

У Томпсона участился пульс. Сказанное так удивило его, что он, слегка попятившись, едва не снёс жардиньерку, на которой громоздилась пальма в горшке. Он только остановился как вкопанный, ошарашенно уставился на Адама Карлсена. Тот щёлкнул выключателем. Гостиная погрузилась во тьму; на толстых линзах Карлсена остались тусклые блики светильника с лестничного пролёта.

– Вы сказали тогда – «это должно было случиться». Вы ведь почувствовали, как и я, что здесь что-то не так.

Карлсен отмолчался.

Томпсон попробовал ещё:

– Старый джентльмен говорил, что Ольга много чего видит из того, чего не видят другие. Вы же не думаете, что это совпадение?

Снова молчание.

Томпсон сжал губы. Его терзало множество вопросов.

– Я ходил проверить ставню, правда ли Ольга о неё ударилась, но процедурную закрыли… Скажите же наконец что-нибудь!

Карлсен прервал его мучения:

– Иногда единственный способ понять человека – занять его место.

Томпсон нахмурил лоб.

– Чьё конкретно место? – спросил он.

– В этом ещё предстоит разобраться, – ответил Карлсен.