Текст книги "Бег по взлетной полосе"

Глава 7

Осторожно прикрываю за собой дверь, освобождаюсь от кедов и толстовки, напрягаю слух – в квартире полумрак, из гостиной доносится мурлыканье Игоря и бренчание гитары его кумира с коллекционной пластинки.

Замечаю белые лаковые туфли у порога и с облегчением вздыхаю: мама уже вернулась.

Повезло. Вот бы еще незамеченной проскочить в свою комнату…

Робкой тенью крадусь через прихожую, бесшумно ступаю по ковру, но под потолком резко и во всю мощь вспыхивают голубоватые лампы.

– Яна, ты видела, который час? – Я вздрагиваю, натыкаюсь на укоризненный взгляд мамы, и язык прилипает к нёбу.

Игорь возникает в проеме позади нее и скрещивает на груди руки:

– Вообще-то, уже одиннадцать, подруга. Постарайся, чтобы твои оправдания прозвучали складно… И молись, чтобы мать простила тебя.

От его голоса просыпается изжога.

Хочется огрызнуться, выплеснуть все, что накипело, разораться, послать его подальше. Мы не друзья! И мама никогда не наказывала меня за проступки!

Забывшись, упрямо смотрю в его самодовольное, лоснящееся после бритья лицо и серые глаза – совсем не такие, как у Кита.

Они пустые, неподвижные, неживые… Точно у змеи.

И мама, стоящая возле нового мужа, кажется странно чужой, холодной и заторможенной, будто загипнотизированной. Потому что ее всегда яркие черные глаза теперь тоже пусты.

– Я знаю. Задержалась. А телефон сел, – спохватившись, начинаю умолять. – Извините меня, извините, хорошо?

– Где ты таскалась? Забыла, что Игорь просил не добавлять нам проблем и возвращаться пораньше? – кричит мама, и я отступаю назад.

Моя мама всегда безоговорочно доверяла мне, возможно, даже больше, чем следовало. Она не была «матерью года», но если я что-то и утаивала от нее, то из благих побуждений – ведь реальность не состоит лишь из счастливых моментов и поводов для гордости. Однако сейчас в ее тоне сквозит недоверие. Разочарование, усталость, раздражение… Мама не на моей стороне.

По коже пробегают мурашки, а горло сжимает спазм: я не смогу ничего доказать.

Потому что… У меня больше нет голоса.

Да и что я скажу ей? Что весь день промоталась с Китом – кошмарным сном всех матерей девочек-подростков? Что мы орали неприличные слова на весь парк, кормили уток и молча глазели друг на друга, и я из-за этого забыла обо всем на свете?

В выжидающем взгляде Игоря кипит злорадство.

Отворачиваюсь, вешаю толстовку на золоченый крючок, роюсь в карманах – как могу тяну время, сочиняя приемлемый ответ.

– Ну? – требует мама, и Игорь воркует:

– Аня, брось. Яночка сейчас в том возрасте, когда такие вот явления неизбежны. Мы должны быть готовы к новым исчезновениям и загулам и уметь принимать меры. Она может и что-то похлеще выкинуть: наркотики, алкоголь, залет от какого-нибудь безголового парня…

От его словесного поноса в висках зарождается ноющая боль. Я никогда не врала маме, но сейчас непроизвольно сжимаю кулаки и шиплю:

– Я гуляла с Зоей! Мы катались на аттракционах, заходили в кафе, болтали. Давно не виделись, поэтому и потеряли счет времени. Какие еще исчезновения? Какие загулы?!! Какой, вашу мать, залет???

По щекам текут потоки слез. Браво. Я сама себя удивляю.

Мама, стряхнув оцепенение, бросается ко мне, душит в объятиях и всхлипывает:

– Ох, Яна, не делай так больше. Я очень переживала!

– Телефон разрядился… Я не заметила… – бубню в ее плечо и с вызовом смотрю на Игоря.

Он бледнеет от ярости.

Недели идут своим чередом. По утрам перед работой Игорь давится черным кофе, гладит под обеденным столом мамины колени, и мама сияет, заливаясь нежным румянцем. А я своим никому не нужным присутствием дополняю идиллическую картину полной и счастливой семьи. В такие минуты мне кажется, что я старше, грустнее и мудрее этой наивной дурочки, и еда не лезет в глотку.

«Папочка» возвращается домой раньше мамы – чавкает ужином и, развалившись на кожаном диване в гостиной, смотрит фильмы на огромном плоском экране или подпевает своим нудным кумирам. Иногда я слышу, как он орет в трубку на подчиненных, пыхтит на беговой дорожке, а потом два часа принимает душ. Он не достает меня, но я все равно ожидаю подвоха и стараюсь без крайней необходимости не попадаться ему на глаза.

Страх облепляет кожу, как мокрая тряпка, едва мы оказываемся в квартире одни.

По пятницам Игорь приносит метелки цветов и оставляет их на видных местах, купаясь в восторгах вернувшейся за полночь жены.

А я чувствую себя лишней деталью, брошенным щенком, досадным недоразумением, обузой.

Целыми днями брожу по городу: дремлю на ранних сеансах в кино, в одиночестве ем фастфуд в торговых центрах, закатав джинсы, измеряю глубину фонтанов на площади, раскинув руки, лежу на газоне в сквере и смотрю в небо.

Возвращаюсь к десяти, шмыгаю в обустроенный для меня угол, скрываюсь под одеялом, и мама, заглянув с поздними пожеланиями сладких снов, не предпринимает попыток завести разговор.

А ночами из соседней спальни раздаются скрипы и стоны.

Я зверски устала: затыкаю наушниками уши, врубаю музыку, ту, что мама называет дикой, и подолгу пялюсь в темный потолок с отсветами фар редких машин.

И мечтаю очутиться в родной тесной комнате старого дома, где когда-то можно было петь, не жалея связок, громко смеяться и до утра придумывать невероятное прекрасное будущее – безбрежные синие небеса, в которые, набрав разбег, я обязательно взлечу, когда стану взрослой. В той уютной теплой комнате я вечно ждала папу – он приезжал и привозил с собой атмосферу праздника, сюрпризы и истории о чудесах, возможных в реальности. Там же спустя годы я горевала о нем, перебирая подарки, оставшиеся на память на пыльных полированных полках.

Слезы царапают горло, жгут кислотой.

Я скучаю.

Ничего нельзя вернуть, и это чертовски печально.

Я хочу поболтать с прошлогодней версией Зои, а еще – просто помолчать рядом с Китом. И снова обнаружить себя живой…

Потому что он почти месяц не покидает моей головы, устроив в ней гребаный бардак. Сердце выпрыгивает, а мозг клинит от любой залетной мысли о нем.

Я досконально изучила все старые видео на его канале – на них он беззаботно рассуждает о жизни и передает приветы с заброшек, верхушек высоковольтных опор, крыш вагонов и других опасных мест, куда придурка заносила судьба, но ничего унизительного или мерзкого не вытворяет. Подписчики любят его и охотно оставляют комментарии.

…Вообще-то, я сотни раз пересмотрела эти ролики в надежде избавиться от морока, но легче мне так и не стало. Виной всему его улыбка, способная отправлять в нокдаун даже через монитор.

По сей день, проезжая мимо парка, я порываюсь выскочить из автобуса и, пробежав по брусчатке, найти парня в ярком жилете, превращающего сахар в облака ваты, а плохое настроение – в восторг, заглянуть в его глаза и пропасть… Но не решаюсь.

Скорее всего, Кит уже давно забыл обо мне. Подумаешь, серая мышь из параллельного класса размазывала при нем сопли. Подумаешь, он ее пожалел…

Но сегодня, в разгар моего июньского анабиоза, произошло грандиозное событие.

Объявилась Зоя.

«Ян, привет! Надо увидеться! Срочно», – замелькали одновременные сообщения во всех профилях, и я, мгновенно забыв про обиды и гордость, с радостью согласилась прийти на встречу.

Глава 8

Собираю в хвостик непослушное каре, набрасываю поверх майки олимпийку и, смерив взглядом ни на что не вдохновляющее отражение в зеркальной дверце шкафа, покидаю свою ненавистную нору.

Как ни странно, субботним утром мама осталась дома – на кухне постукивает о разделочную доску нож, шумит вода, по квартире разливается умопомрачительный запах жареного мяса, свежей зелени и ванильной выпечки.

А вот Игоря поблизости не наблюдается – свалил на «тимбилдинг», лишая коллег законного выходного ради игры в его любимый пейнтбол. Его не будет до вечера, но я все равно спешу поскорее отсюда смыться.

Интересно, что за обстоятельства вынудили Зою написать первой? Возможно, она больше не держит зла и хочет помириться? Меня потряхивает от волнения.

Завязываю шнурки, роюсь в кармане, подсчитываю очутившуюся в ладони мелочь – должно хватить на проезд и кофе. Великодушный «папочка» ежедневно выделяет мне деньги на «карманные расходы», но я стараюсь не тратить их: брезгливо прячу между страницами любимой книжки и обязательно верну при случае.

Воображение рисует милую трогательную картинку: Зоя, уткнувшись покрасневшим носом в мое плечо, всхлипывает и жалуется, что Марк не ответил ей взаимностью. Клянется, что никакой парень не стоит нашей дружбы и больше никогда не встанет у нас на пути. Что она тосковала по мне…

Я улыбаюсь.

Мы обязательно разберемся во всем – поплачем, подеремся, посмеемся, а завтра, вместо того чтобы блуждать по исхоженным вдоль и поперек центральным улицам, я буду пить чай в привычном беспорядке ее комнаты и расхваливать наряды, которые еще не успела оценить.

– Яна, подожди! – Мама стеной вырастает передо мной, разрушает иллюзии и повелевает: – На пару слов.

– Ну что еще? – бубню разочарованно и со смертельной скукой смотрю в ее лицо.

– Останься дома. Игорь скоро вернется. Поужинаем вместе, пообщаемся. – Темные глаза лучатся энтузиазмом, но он не заразителен. – Хватит пропадать черт знает где! Понимаю – лето, разгар каникул, но удели хотя бы пару часов своей семье!

– Не могу, Зоя ждет… – отнекиваюсь и шагаю к выходу.

Тут нет и никогда не было моей семьи. А меня точно стошнит мамиными кулинарными шедеврами, если голубки в очередной раз присосутся друг к другу прямо за столом.

– Ян, почему ты так себя ведешь? – Мама хватает меня за рукав олимпийки. – Да, Игорь – не твой отец. И слава богу! В отличие от того, он любит, уважает и ценит меня. Я по-настоящему счастлива, а ты поступаешь как неразумный ребенок. Убери свои колючки! Ты даже не пытаешься поработать над собой… Почему? Ну скажи! Ты ведь не была такой!

В ее пламенной речи проскальзывают интонации Игоря, и я взрываюсь:

– Да потому что твой муженек – полный придурок с хреновым чувством юмора! Пусти!

Я выворачиваюсь, распахиваю дверь и вываливаюсь в подъезд.

У торгового центра собралась разношерстная толпа, на уличной сцене мужчина в смокинге что-то вещает в микрофон, вокруг музыкального фонтана носятся дети и их разъяренные родители, блики на воде слепят глаза, из колонок басами грохочет задорная песня. У меня раскалывается голова.

Зою замечаю издалека – светлые локоны струятся по спине, яркие пластиковые серьги и браслеты горят на солнце, а новое голубое платье, перетянутое на талии широким ремнем, смотрится просто обалденно.

Когда-то эта красивая целеустремленная девочка выбрала в друзья именно меня. За что? За мой голос?..

У меня больше нет голоса…

Усилием воли подавляю досаду, останавливаюсь поодаль и выжидаю, будто что-то в облике лучшей подруги вот-вот даст подсказку, зачем я так срочно понадобилась ей.

Зоя поглядывает на часы, одергивает подол, нервно поправляет прическу. Собираюсь с духом и выступаю вперед:

– Привет!

– Привет. – Ее скучающее лицо кажется кукольным из-за чересчур темных бровей и толстого слоя тоналки. – Как жизнь?

Неопределенно киваю:

– Нормально…

Я пытаюсь отыскать в мимике Зои заинтересованность, раскаяние или радость, но их нет.

– Отлично! – Растянув губы в милой гримасе, она как-то слишком быстро отворачивается.

Не сговариваясь, мы шагаем к плетеным столикам летнего кафе и занимаем места под пляжным зонтиком.

Бурного воссоединения не случилось. Она не станет извиняться и вряд ли считает себя виноватой. Очень глупо с моей стороны было рассчитывать на подобный исход.

Зоя рассеянно пялится в меню, ковыряет ногтем заусенец, тяжко вздыхает.

– Как Марик? – прерываю затянувшуюся паузу, и ее щеки густо краснеют.

– Марик? Отлично. Стоило погулять только вдвоем, и стало понятно, что между нами давно уже нечто большее. Не обижайся, Ян, но вы никогда не нашли бы общий язык. Кстати, он тебе привет передавал.

Я застываю, во рту пересыхает.

За долгие годы безответной влюбленности выработался рефлекс – от звука его имени превращаться в никчемную дурочку, лузера, пустое место. Но теперь сердце сжимается от растерянности и боли.

– И ему… Привет! – Откашливаюсь и сосредотачиваюсь на оранжевых пятнах цветов в клумбах. – Рада за вас.

– Ян, я, собственно, хотела тебя кое о чем попросить… – мнется Зоя и еле слышно пищит: – Эм… В общем… У Марика днюха завтра. Он пригласил друзей из своей гимназии, но внезапно издалека нагрянула тетка. Маман потащила ее на дачу, и теперь нам негде праздновать… Народ не поймет, если все обломается. И тут я вспомнила: у тебя же хата пустует.

От разочарования немеют губы. Ей плевать на меня. Она сейчас неуловимо похожа на мою мать – зациклена на объекте обожания, и я ей не нужна.

Зоя умоляюще поднимает брови, хлопает глазами, в них блестят слезы.

Сглатываю горечь, широко улыбаюсь и хриплю:

– Да без проблем. Завтра подвезу ключи. Куда?

Тонкие холодные пальцы дотрагиваются до моей руки, Зоя удовлетворенно откидывается на плетеную спинку и сияет:

– Вау. Спасибо, Ян! Будем ждать здесь, в это же время. Закупимся, и вперед! Да, совсем забыла: ты тоже приглашена.

Глава 9

Всю ночь не могу уснуть: думаю о предстоящей вечеринке, и зуб на зуб не попадает от волнения. Но я гоню дурные предчувствия прочь и стараюсь мыслить позитивно.

Да, Зоя может быть капризной и жестокой, но она все же смогла убедить Марика пригласить на праздник и меня – серую мышь, которую он никак не хотел замечать. Значит, все будет хорошо. Зоя первой сделала маленький шаг к примирению!

Ключи от квартиры, где прошло мое детство, надежно спрятаны в глубинах рюкзака, но я все равно несколько раз проверяю, на месте ли они.

Все в порядке. Завтра я наконец на несколько часов вернусь домой.

Накрываю голову подушкой, но тяжелые воспоминания о двух странно тихих годах, пролетевших как один кошмарный день, рассыпаются стекляшками в калейдоскопе.

Восторженные аплодисменты, улыбки, гордость на папином лице и сияющие глаза под козырьком синей фуражки. Мама, поправляющая оборочки на моих платьях и вплетающая ленты в белокурые косы. Искренний смех, звенящий в пустоте.

Не стало папы, и мир утонул в безмолвии. Притихшую грязную землю засыпал майский снег, когда мы прощались с ним навсегда. Молчала мама, молчали папины многочисленные друзья и коллеги, прилетевшие издалека. И я молчала.

Кажется, я до сих пор молчу. Или же просто никто не хочет меня слышать.

Я долго не могла поверить, что папа больше не придет. Что меня больше некому поддерживать и защищать. Что яркий, теплый и очень нужный мне человек угас, глупо и нелепо исчез, не оставив следа в бессмысленной вечности.

Платья были навсегда заперты в шкафу, а волосы – безжалостно отстрижены. В конце четверти я завалила отчетный концерт в музыкалке и перестала ее посещать.

Пока Зоя хорошела и обзаводилась связями во дворе и школе, я бродила по улицам в джинсах и худи и сычевала в комнате, медленно, но верно превращаясь в изгоя.

В начале девятого класса ребята даже пытались меня гнобить, но отчего-то быстро отказались от этой идеи.

В октябре того же года я обнаружила под нашей обшарпанной входной дверью белую розу на тонкой ножке – несмотря на то, что родители не были вместе, папа часто покупал их для мамы, а мама от греха подальше оставляла букеты в вазе на моем подоконнике.

Вместе с учебниками и ворохом тетрадей из рюкзака однажды выпала открытка с нарисованным самолетом – папа коллекционировал их и дарил мне, но именно такой у меня еще не было.

Поздними вечерами, возвращаясь от Зои темными подворотнями, я ясно слышала за спиной шаги, но не боялась: изо дня в день во мне крепла больная уверенность, что все эти милые мелочи – приветы от папы. С обратной стороны солнца.

Ведь он же говорил: единственное, что оправдывает существование человечества на земле, – любовь, а она не может раствориться просто так…

А потом у мамы появился Игорь.

После переезда я была в нашем прежнем жилище лишь раз, но наполовину опустевшие комнаты вызвали ступор – казалось, что я попала в зазеркалье, в параллельный странный мир, искаженный и пыльный. Больше не существовало счастливого прошлого и самого главного места, к которому оно было привязано.

Я опрометью сбежала оттуда и несколько недель не возвращалась.

А вдруг предстоящая тусовка вдохнет в умершие комнаты жизнь?

Вдруг Зоя оценит мою помощь, а я найду в ее компании новых друзей?

Покрепче обнимаю одеяло, зажмуриваюсь, и в полудреме перед глазами встает бледное красивое лицо с надменным взглядом из-под длинных ресниц, доводившим меня до обморока.

Марик. Виновник торжества.

Я всхлипываю.

Едва ли он будет в восторге от тесной хрущобы с допотопным диваном и дивным видом на переполненные мусорные контейнеры.

Ведь Марк живет в хорошем районе, почти в таком же, как я сейчас, но, в отличие от меня, он не является там приживалкой.

Скорее всего, в его присутствии мой язык снова одеревенеет и распухнет, а одежда, сколько ни вертись у зеркала, все равно окажется испачканной, помятой или рваной и не будет смотреться так же круто, как на Зое…

Тяжко вздыхаю и отворачиваюсь к стене.

Дурацкая затея.

Позвать в свою нищету Марика и его друзей – все равно что пригласить рок-звезду в сельский клуб.

Неясная тревога, засевшая в мозгах, поднимает меня с постели за час до будильника.

Снова нащупываю прохладный металл ключей там, где он должен быть, провожу пальцами по экрану телефона, набиваю заказ в приложении службы такси и выбираюсь из кровати. Натягиваю джинсы, вчерашнюю футболку и олимпийку и, захватив рюкзак, на цыпочках выхожу в прихожую.

В гостиной тикают часы, тишина отравленным туманом пропитала закоулки сумрачной квартиры. Мама и Игорь еще спят. Крадусь к двери, обуваюсь, затаив дыхание, щелкаю замком и быстро спускаюсь по гулким ступеням.

Рассвет окрасил город розовым и золотым, небо светлеет, редкие птицы срываются с проводов и с воплями разрезают пространство лезвиями крыльев.

Хмурый таксист под грохот русского рэпа довозит меня до Индустриального района – вечно грязной серой местности с запахом болота и горящих помоек. Отсчитав сдачу, он уезжает, и я остаюсь одна.

Сажусь на древнюю лавочку у родного подъезда, оглядываю кирпичную стену и ряды балконов, за которыми досматривают сны мои бывшие соседи.

На первом этаже буйно цветут герани – вредная бабка, стучавшая по батареям во время моих вокализов, все еще в добром здравии. Змея. Жаль, никто уже давно не тревожит ее покой.

Опускаю голову, любуюсь полудохлыми кедами, собираюсь с духом, поднимаюсь и иду к подъезду.

– Блин, Янка, ну и где ты? – возмущенный крик Зои осой звенит в ухе. – Мы тут все уже собрались!

Едва не уронив телефон, вскакиваю с дивана и наступаю на мерзкую мокрую тряпку, забытую на полу.

Носок тут же становится влажным, а я окончательно просыпаюсь.

И понимаю, что непростительно опаздываю.

Проклятье.

Даже если бежать на пределе скорости, с учетом передвижения на общественном транспорте, мне понадобится полчаса, чтобы добраться до места встречи.

– Зоя, я сейчас. Выхожу! – Бубню в трубку, приглаживаю волосы и забрасываю в рот мятную жвачку.

– Ты еще дома? – орет Зоя, вынуждая меня оправдываться.

– Я не дома… Я… В Индустриальном.

– Чего???

– С пяти утра скакала со шваброй, отмыла всю грязь, устала, ну и… Отрубилась. Зато теперь здесь нормально, не стыдно позвать гостей. Марик должен оценить. – Зоя на пару секунд умолкает и наконец выдает то, что я так хотела услышать:

– Здорово, Ян. Спасибо! В общем, мы тебя ждем.

Выливаю в унитаз мутную воду, прячу ведра под ванну, придирчиво оглядываю углы и остаюсь довольна собой.

Тут чисто и вполне мило. Не хоромы, но почти все мои знакомые живут так.

Я бегу по потрескавшемуся асфальту, и сердце выпрыгивает из груди. Светит солнце, пахнущий цветами и выхлопами автомобилей воздух ощутимо разогрелся – день и вправду обещает быть замечательным.

Сегодня непременно произойдет что-то хорошее!

Как по заказу, одновременно со мной к остановке прибывает нужный автобус, а на перекрестках для него загорается только зеленый свет.

Поудобнее уместив на плече широкую лямку, выпрыгиваю у торгового центра и пристально вглядываюсь в толпу у фонтана и зонтиков летнего кафе.

Я не знаю друзей Марка, не знаю, во что одета Зоя, и проклятое слабое зрение не помогает делу: ничего похожего на ожидающую меня компанию я не нахожу.

Медленно брожу по площади, озираюсь вокруг, обхожу торговый центр по периметру, заглядываю за углы и кусты в сквере…

Их тут нет.

В кармане вибрирует телефон.

– Да? – отвечаю без всякого выражения, устало опускаясь на скамейку в тени огромной ели, и вытягиваю ноги.

– Слу-у-ушай, Ян, ты уже добралась? Это хорошо! – тараторит Зоя. – Мы решили не терять времени зря. Мы уже в гипермаркете, закупаемся.

– Отлично…

– Жди нас, мы скоро! – докладывает она бодро и отключается, а я не могу вдохнуть от обиды.

Руки слабеют, наворачиваются бессильные слезы.

Так всегда и было: красивая Зоя и невзрачная Яна. Зое позволено все, а Яне – нет…

Яне больше ничего не оставалось, как придумать дружбу и изо всех сил верить, что она на самом деле существует. Ведь папа учил, что настоящая дружба бескорыстна. Настоящий друг, не задавая никаких вопросов, бросит все и пойдет за тобой в огонь.

Да вот только это не про нас.

Сосредотачиваюсь на крутящихся дверях, из которых скоро или не очень должна показаться стая незнакомых мне людей во главе с лживой Зоей. Нужно держаться и держать марку. Нельзя унывать.

– Как дела? – раздается над головой знакомый голос из невозможных, почти позабытых снов о свободе, полете и белых облаках, и меня парализует.

Кит…

Он садится рядом, улыбается и смотрит мне прямо в глаза.

Накатившая волна тепла, покоя и доверия взрывается в душе брызгами радости, я растерянно моргаю.

– Не очень… – констатирует Кит, кивает, будто все обо мне понял, откидывается на спинку скамейки и замолкает.

Теперь моя очередь пялиться: разглядываю его и не верю, что он реален. Кеды, узкие джинсы, зеленая футболка, задумчивые серые глаза, выискивающие что-то в небесах.

Все мои беды отступают и рассеиваются в полуденном городском воздухе.

– Да нет, все хорошо! – На всякий случай вытираю рукавом щеки, и Кит с любопытством смотрит на меня. – Жду ребят. Собираемся отмечать днюху одного знакомого у меня на квартире. А ты что тут делаешь?

– Работаю! – лыбится Кит и указывает на палатку с попкорном, у которой в ожидании продавца собралась небольшая очередь. – Кстати, из парка меня выгнали.

– О, прости! – с сожалением восклицаю я, но он смеется.

– Это не из-за тебя. Расслабься. Кому-то просто не понравилась моя рожа.

Малышня резвится у фонтанов, музыка, подхваченная ветром, эхом разлетается над площадью. Забив на запреты, Кит достает из-за уха сигарету, закуривает и выдыхает вверх белый дым.

Он рядом… И мне больше не больно и не страшно.

Я чувствую, как закипает в венах кровь, как плавится мое тело, как горит кожа. Я бы все отдала, лишь бы чертово время остановилось.

Но у ступеней торгового центра раздается хохот, несколько дорого одетых парней и девчонок, волоча огромные белые пакеты, с Зоей и Мариком в авангарде направляются к скамейкам.

– Вон те жлобы? – Внезапный серьезный взгляд Кита пронзает до мурашек, и я без всякой возможности соврать пищу:

– Ага…

– Ясно. – Он быстро встает, отщелкивает в урну окурок и уходит.

Кит оставляет меня одну, и вся тяжесть несправедливого мира обрушивается на мою голову.