Текст книги "Желание"

Глава 33. Нетфликс и напряжение

– Конечно. – Все равно теперь я вряд ли смогу заснуть. К тому же, возможно, Хадсон тоже не хочет быть сейчас один.

– Какие будут предложения? – спрашивает он, вскинув брови с таким видом, будто ожидал чего-то большего, чем односложный утвердительный ответ.

Я пожимаю плечами.

– Я собиралась посмотреть «Баффи».

– «Баффи»? – Он явно понятия не имеет, о чем идет речь.

– Истребительницу вампиров. – Я потрясена. Я знаю, это старый сериал, но ведь сам он намного, намного старше. Как Хадсон мог не слышать о нем?

– Какая прелесть, – говорит он, закатывая глаза. – Ты не против, если я наложу на этот вариант вето и выберу что-то другое?

Я великодушно соглашаюсь и показываю на экран.

– Валяй.

Он бегло просматривает стриминговые сервисы и останавливается на Disney Plus – чего я никак от него не ожидала.

– Дай угадаю, – поддразниваю его я. – «Корпорация монстров»?

Он искоса смотрит на меня.

– Вообще-то мне больше нравится «Красавица и чудовище».

Я пытаюсь придумать, что сказать – что-нибудь несерьезное, дерзкое, – но Хадсон опережает меня, нажав на кнопку «Воспроизведение». Однако вместо диснеевской сказки на экране появляются титры «Звездных войн».

– «Империя наносит ответный удар»? – с удивлением спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Этот фильм не зря считается классикой. – Он кивком показывает на поднос, к которому я еще не притронулась. – Поешь. Это тебе необходимо.

Словно в ответ на его слова, у меня опять урчит в животе. И я делаю, как он предлагает, и откусываю кусок горячего сэндвича с сыром. Затем спрашиваю:

– А что именно ты смотрел на Ю-Тубе? Кулинарное шоу Гордона Рэмзи?

– Мы, британцы, должны держаться вместе. – Он настороженно смотрит на меня. – А что? Сэндвич невкусный?

– Напротив, он великолепен. – Я откусываю еще один кусок и едва не стону от восторга. – Возможно, это самая вкусная вещь, которую я ела с тех пор, как… – Я осекаюсь, вдруг осознав, что собиралась сказать. – С тех пор, как погибла моя мать.

Видимо, Хадсон это понимает и потому оставляет эту тему. И, прислонившись к стене, кивком указывает на экран.

– Это одна из моих любимых частей.

– Из-за снега? – спрашиваю я, потому что очень, очень давно не видела этот фильм.

Он холодно смотрит на меня.

– Да, потому что в моей жизни это такое редкое явление, что я испытываю потребность наслаждаться им, наблюдая его на экране.

– Надо же. – Я гримасничаю. – Кто помочился в твой стаканчик с кровью?

Какое-то время он пристально глядит на меня, затем говорит:

– Я понятия не имею, что это может значить. И я уверен, что не хочу этого знать.

– Это просто такое смешное выражение. Знаешь, когда кто-то злится на людей без причины, ему говорят: «Кто помочился в твои кукурузные хлопья?» Но ты не ешь кукурузных хлопьев, так что… – Я вздыхаю. – Я только порчу все, не так ли?

– Ну, может быть, чуть-чуть. – Он качает головой. – Люди такие странные.

– Извини, но то же самое можно сказать и о вампирах.

Он делает вид, будто оскорблен в лучших чувствах.

– Вампиры совершенно нормальны, чего и вам желаем.

– Ага, как же. Как будто мы только что не побывали у вампирши, которая сливала в ведра кровь людей. А теперь ты собираешься доставать меня из-за того, что я неудачно выразилась?

– Да, сливание крови – это жуть. – Он содрогается. – Сам я предпочитаю пить из… – Он застывает, как будто он только что осознал, что он говорит и кому. И изображает очень, очень, очень большой интерес к тому, что происходит на экране.

Ну нет, я не позволю ему так легко отделаться, тем более что вампиров чертовски трудно заставить говорить о том, чем они питаются… во всяком случае, это всегда было трудно для меня.

– Значит, тебе нравится пить кровь… непосредственно?

Он смотрит на меня, как будто думает о том, что стоит, а чего не стоит мне говорить, затем пожимает плечами.

– Тебе же нравится есть горячую пищу, не так ли?

– А, ну да. Конечно. – До меня не доходит, что я глажу чувствительную кожу своего горла, пока я не замечаю, что Хадсон смотрит на мои пальцы взглядом, который не имеет никакого отношения к еде и в котором читается нечто такое, о чем мы оба не говорим. Совсем.

Этот взгляд заставляет меня заерзать, и на секунду у меня мелькает мысль: интересно, каково это – почувствовать его клыки на моей коже? Я смущаюсь, избегаю смотреть на него и стараюсь выкинуть эти мысли из головы.

Следующие несколько минут мы молча смотрим фильм, но теперь в воздухе разлито напряжение, наводящее меня на разные мысли – включая мысль о том, что мы с Хадсоном сопряжены.

Но также о том, что прежде я была сопряжена с Джексоном.

От одной этой мысли я смущенно ежусь.

– В чем дело? – спрашивает Хадсон.

Поскольку я не готова сказать ему, что только что долго представляла себе его клыки на моем горле, я говорю о второй вещи, которую никак не могу выбросить из головы, как бы ни старалась.

– Я не могу поверить, что мои родители заключили сделку с Кровопускательницей. Что они могли ей сказать? «Конечно, о чем речь, сопрягите мою нерожденную дочь с вампиром. Если я получу то, чего хочу, то я «за». Что в этом такого». – Я пожимаю плечами. – Это должно было их остановить. И они даже не потрудились рассказать мне обо всем. Они просто…

Я замолкаю, потому что закончить эту фразу можно, только сказав, что они погибли до того, как сообщили мне… то есть если они вообще собирались это делать.

– Ты злишься? – тихо спрашивает Хадсон.

– Не знаю. Я… – Я вздыхаю, затем зарываюсь пальцами в свои все еще влажные кудри. – Я просто устала. Очень устала. Какой смысл злиться на них? Они мертвы, и мои нынешние чувства не могут изменить этот факт, так что… – Я делаю долгий выдох. – Я просто очень хочу знать, о чем они думали. Почему они считали, что можно вот так лишить меня права выбора?

– В этом-то и дело, не так ли? Они не лишали тебя права выбора. – Он берет ноутбук и ставит фильм на паузу, после чего опять поворачивается ко мне. – Во всяком случае, я уверен, что они смотрели на это иначе.

– Они выбрали мне пару…

– Да, но это бы не сработало, если бы ты не была готова это воспринять. Они бы могли использовать всю магию, которая есть в мире, но если бы ты не захотела Джексона, из этого бы ничего не вышло. Ты выбрала его, поэтому он и стал твоей парой. Они были частью нашего мира. Они знали, как это работает. В худшем случае – или в лучшем случае, это зависит от точки зрения – ты должна была познакомиться с Джексоном, влюбиться в него, выбрать его и только затем узнать, что он твоя пара. Если бы ты не выбрала его, ни ты, ни он ничего бы не узнали. Вероятно, они считали, что это беспроигрышная ситуация, что в ней выигрывают все.

Я обдумываю его слова, пока не прихожу к выводу, что он может быть прав. А если он неправ, то я притворюсь перед самим собой, что он прав, потому что мне нельзя злиться на моих родителей, ведь сейчас на меня столько всего навалилось, столько событий, столько чувств. Но, проигрывая его слова в своей голове, я невольно осознаю еще одну вещь.

– Это случилось и с нами? – непроизвольно вырывается у меня. – Ты выбрал меня?

Едва я произношу эти слова, как мне становится так неловко, что я хочу заползти под кровать. Я смотрю на замерший экран, затаив дыхание и ожидая его реакции.

Что еще хуже, Хадсон отвечает не сразу. Но он не смотрит на ноутбук. Он смотрит на меня – и я чувствую на себе его тяжелый взгляд, хотя не смею даже взглянуть на него.

Молчание становится все более и более неловким, но он по-прежнему не отвечает. И продолжает за мной наблюдать. Это ужасно, я больше не могу это терпеть и, повернувшись, готовлюсь сказать ему, чтобы он забыл мои слова.

Но когда наши взгляды встречаются, он чуть заметно улыбается и говорит:

– Как я могу не хотеть быть сопряженным с моим лучшим другом? Я знал, что ты невероятна, с самого первого дня нашего знакомства.

Боже. Облегчение, охватившее меня, столь огромно, что еще немного – и у меня начнет кружиться голова. Что в каком-то смысле нелепо, совершенно нелепо. Но мне все равно, потому что я не чувствую себя униженной. А также потому что…

Хадсон выбрал меня на том поле. Он выбрал меня на той поляне. И это важно.

Возможно, он не любит меня, возможно, он никогда не полюбит меня – возможно, я никогда не полюблю его. Но я бы погрешила против истины, если бы стала отрицать, что между нами есть нечто. Я чувствовала это много раз – начиная с того странного момента, когда он все еще был заперт в моей голове и мне вдруг показалось, что я ощущаю его клыки на моей шее, и кончая той минутой, когда он потянулся за моим компьютером. Он подарил мне цветы. Он помог мне научиться пользоваться моей магической силой. Он защищал меня перед Кровопускательницей.

Он никогда не терял веры в меня.

Не говоря уже об очевидном – он очень хорош собой.

Да, тут определенно есть нечто. И этот парень, этот великолепный парень никогда не был любим, и никто никогда его не выбирал.

Разве мой долг перед ним – перед нами обоими – не состоит в том, чтобы хотя бы попытаться сделать так, чтобы между нами все наладилось? Может быть, так оно и будет, а может, нет. Но он важен для меня. Он очень важен для меня, и, возможно, мне нужно понять, что к чему, до того, как я начну заниматься чем-то еще.

Возможно, Джексон был прав, и мне просто нужно верить, что магия знает, что делает.

Я прочищаю горло, сглатываю, убираю за ухо упавшую прядь и тереблю одеяло. Мне нельзя становиться уязвимой и попадать в такие ситуации, в которых меня могло бы разорвать на куски.

Поэтому вместо того, чтобы просто высказать то, что не выходит у меня из головы, я начинаю немного медленнее, немного осторожнее.

– А что, если… – Я делаю выдох и с трудом выдавливаю слова из своего сдавленного горла: – Что, если мы не станем заниматься поисками этой самой Короны?

Брови Хадсона идут вверх.

– Тебе не хочется получить Корону?

– Я хочу освободить Неубиваемого Зверя. Я обещала ему, что мы сделаем это, и мы должны выполнить это обещание. Но… возможно, после того как это будет сделано, Корона будет нам уже не нужна?

Секунду мне кажется, что Хадсон перестал дышать. Его зрачки так расширились, что его глаза кажутся почти черными, от радужек остались только тоненькие голубые ободки. Но затем он прочищает горло и спрашивает:

– Ты хочешь именно этого?

– Думаю, да. – Я сглатываю. – А ты сам?

Он чуть заметно улыбается, и я впервые замечаю крошечную ямочку на его левой щеке. Благодаря ей он кажется более уязвимым, менее закрытым, и я погрешила бы против истины, скажи я, что у меня не затрепетало сердце при мысли, что я вижу то, чего не может увидеть никто другой.

И это еще до того, как он говорит:

– О да.

Затем подается вперед, и теперь уже определенно не за ноутбуком. Он смотрит мне в глаза, его губы чуть приоткрыты, и он медленно, медленно, медленно…

Мое сердце так стучит в груди, что я уверена – он может слышать его. Когда Джексон поцеловал меня в первый раз, я так этого желала. Но теперь, когда я представляю себе, как губы Хадсона прикоснутся к моим, мне кажется, что это, быть может, будет почти что слишком.

– Э-э-э, я могу задать вопрос?

Хадсон замирает всего в нескольких дюймах от моих губ, ласково глядя в мои глаза.

– Все что угодно.

Я сглатываю. В его ответе звучит такое доверие, что мне хочется податься вперед и поцеловать его самой. Но какая-то часть меня знает – с ним это будет чем-то куда большим, чем поцелуй. Куда большим, чем физический контакт. И, вероятно, большим, чем то, к чему готовы он и я. Поэтому я делаю глубокий вдох – и ударяю по тормозам.

– Не можем ли мы… не можем ли мы действовать не спеша?

Он моргает.

– Не спеша?

– Да, я… – Я делаю выдох. – Я не понимаю, что я такое. – Более того, я не понимаю, что это такое, а знаю только, что это очень, очень страшно.

Он улыбается и гладит пальцем мою щеку. Затем шепчет:

– Конечно, Грейс.

Но, когда он начинает отодвигаться, я осознаю, что моя просьба была ошибкой. Потому что хуже, чем поцелуй, к которому я не готова, может быть только одно – его отсутствие. И я просто тянусь к нему, сжимаю в кулаках его рубашку и притягиваю его к себе снова.

Хадсон рычит, мягкость в его глазах уступает место хищному блеску, одна его рука погружается в мои кудри, другая обвивает мою спину и прижимает меня к его твердой груди. Мои руки зарываются в его шелковистые волосы, и мне кажется, что я умру, если он не…

Внезапно раздается стук в дверь – громкий, настойчивый, – и мы отрываемся друг от друга так быстро, что Хадсону приходится опять схватить меня, чтобы не дать мне упасть с кровати на пол.

Глава 34. А ты думала, что у тебя психологические проблемы из-за отношений с отцом

Хадсон вопросительно смотрит на меня, но я только пожимаю плечами, и он встает, чтобы открыть дверь. Но не успевает он сделать один шаг, как дверь распахивается, и я понимаю, что по ту сторону стоит Джексон… вместе со всем Орденом.

И вид у них отнюдь не радостный.

– Джексон, что случилось? – спрашиваю я, соскочив с кровати.

Но прежде, чем я успеваю приблизиться к нему, он поворачивается к своему брату.

– У нас проблема, – говорит он ему.

Хадсон смотрит на него настороженно, и я его не виню. Теплота, которую я обычно вижу в его глазах, исчезла, на ее место пришла холодность, к которой я не привыкла. И которая заставляет меня искать глазами свитер.

Это совсем не приятное чувство – особенно когда я даю им разрешение войти и моя маленькая спальня оказывается занята семью вампирами. И не абы какими. Семью очень крупными, очень недовольными вампирами, которые все до единого выглядят так, будто они готовы чуть что пустить кровь.

– Что стряслось? – спрашивает Хадсон, хотя вид у него такой, будто он готовится к удару – то ли к удару от вести, которую принес Джексон, то ли к столкновению с его кулаком.

– Мы только что вернулись, побывав при Дворе вампиров.

– И что? – Хадсон говорит это, растягивая слоги.

Все взоры обращаются к Джексону, но он больше ничего не говорит. А просто подходит к окну и смотрит в ночь.

Я недоуменно гляжу на Мекая, который, похоже, хочет что-то сказать Джексону, но в последнюю минуту меняет свое решение. Вместо этого он переводит взгляд на Хадсона и говорит:

– Сайрус созвал тайное собрание Круга и издал приказ о твоем немедленном аресте, предположительно за преступления, совершенные в отношении тех учеников, которых ты убедил убить друг друга. И, хотя он не может арестовать тебя в Кэтмире, стоит тебе покинуть кампус, как ты станешь законной добычей для Стражи.

– Стражи? – повторяю я, и меня охватывает ужас. Мы провели за пределами кампуса целый день. Если бы нас нашли, Хадсона бы арестовали? Вернее, попытались бы – поскольку я не могу себе представить, чтобы он подчинился. – Кто они, эта Стража?

– Никто, – отвечает Хадсон, небрежно махнув рукой.

– Нет, они не никто. – Голос Джексона холоднее, чем пещера Кровопускательницы. – Это что-то вроде сверхъестественной полиции, руководимой Кругом, которая появилась после исчезновения горгулий, чтобы вершить правосудие, они ловят тех, кто заподозрен в преступлениях, и сажают их в тюрьму.

Это звучит совершенно ужасно. Но…

– Погоди. Почему прямо в тюрьму? Разве не должно быть суда или чего-то в этом духе? – спрашиваю я.

Семеро вампиров многозначительно переглядываются, явно оставив меня за бортом. Я собираюсь кинуть ему предъяву, но тут Хадсон отвечает:

– Этериум – это не обычная тюрьма.

Ну конечно. Когда в этом мире было что-то нормальным? Ведь это так прозаично. Я поворачиваюсь к Джексону и сразу перехожу к сути дела.

– А что особенного в этой тюрьме?

Но очевидно, что ему так же, как и Хадсону, не хочется мне отвечать, несмотря на холодность, которую он продолжает излучать.

– Мекай? – Я сверлю его взглядом, ясно означающим, что ему лучше начать говорить.

И хотя еще несколько месяцев назад он, быть может, посмеялся бы над таким взглядом, сейчас он спешит включиться.

– Эта тюрьма проклята, Грейс. Там есть девять уровней… ада… их задача – доказать невиновность или добиться исправления. Говорят, что эта тюрьма знает твои грехи и отпустит тебя на волю, когда ты полностью раскаешься.

– А как эта тюрьма признает узника… раскаявшимся? – Я с трудом выдавливаю эти слова из своего сжавшегося горла.

– Она пытает тебя. Всеми мыслимыми способами в соответствии с твоими грехами. Око за око, и все такое. Большинство узников сходят с ума, если остаются там слишком долго. Считается, что такая участь хуже смерти. Туда отправляют только самых отпетых преступников.

Пытки. Сумасшествие. Фантастика. Я делаю долгий выдох, когда на меня обрушивается ужасная правда.

– И такую участь уготовил Хадсону его собственный отец? – Удивительное в этом вопросе только одно – мое удивление по поводу того, что мне вообще пришлось его задать. – Но если этот ордер на арест был выдан Кругом, то почему в голосовании не участвовала я? Как это могло сойти Сайрусу с рук?

– Это потому, что он король вампиров, – говорит Лука. – Он неприкосновенен.

– Ну а я королева горгулий, на тот случай, если кто-то об этом забыл! – говорю я, после чего в комнате повисает гробовая тишина.

Они все смотрят на меня с разными оттенками удивления или уважения, но мне наплевать, что они думают обо мне. Ведь на кону стоит жизнь Хадсона – и его душевное здоровье.

Я качаю головой и перевожу взгляд на Хадсона, пытаясь понять, что он думает, что чувствует, но его лицо бесстрастно.

– Наверняка как король и королева Двора горгулий мы имеем право голоса, разве нет?

– Ты еще не королева, – тихо-тихо говорит Джексон.

Я изумленно уставляюсь на него.

– Что…

– Строго говоря, до коронации ты не королева. А значит, Хадсон как твоя пара тоже еще не король горгулий. Так что он законная добыча. – На его челюсти ходят желваки. – Вы оба законная добыча.

– Я? Я же ничего не делала Сайрусу. – Ну если не считать того, что я утерла ему нос.

– Вот поэтому-то ордер на арест и выдан не на тебя, – говорит Мекай. – Но Сайрус не наивен, и ему известно, что обычно тем, кто сопряжен, бывает слишком тяжело находиться в разлуке. А раз так, то… он рассчитывает, что ты решишь остаться с Хадсоном и вместе с ним отправиться в тюрьму за преступления, которые он совершил.

Я опять перевожу взгляд на Хадсона, и не надо быть телепатом, чтобы понять, о чем он думает – он ни за что не допустит, чтобы за его преступления расплачивалась я.

– Стало быть, если нас посадят в тюрьму до коронации, то королевы и короля горгулий не будет, – заключаю я. – И расстановка сил в Круге останется неизменной.

– Вот именно, – соглашается Хадсон.

Меня пронзает страх – отчасти потому, что мне не хочется, чтобы Хадсон или я оказались в тюрьме или погибли, а отчасти потому, что я все яснее понимаю, что мы не властны ни над чем. Никто из нас не контролирует вообще ничего. Вся власть находится в руках Сайруса.

– Значит, мы должны что-то придумать, – говорит Мекай. – Ты будешь оставаться в безопасности еще несколько недель, до окончания школы, но после этого сезон охоты на тебя будет открыт. Должен же быть какой-то способ остановить это до того.

– Как же не быть, – откликается Хадсон, насмешливо скривив губы. – Я сделаю то, что мне следовало сделать еще на том поле, и прикончу Сайруса.

– И проведешь остаток своих дней в тюрьме за убийство? – спрашиваю я, уперев руки в бока. – Ты не можешь этого сделать.

Он не отвечает, и тут мой страх перерастает в невыразимый ужас. Потому что его взгляд говорит мне все. Так или иначе Хадсон положит конец угрозам своего отца… угрозам мне… или погибнет, пытаясь это сделать.

От одной мысли о том, что я могу его потерять, у меня начинают дрожать руки, а сердце бьется слишком быстро. Должен быть другой путь. Должен быть. Не можем же мы просто…

И тут меня осеняет.

– А как насчет Короны? – шепчу я.

Глава 35. Великанофобия

– Короны? – На лице Мекая отражается недоумение. – Ты не получишь ее, пока не состоится коронация, которая произойдет после окончания школы.

– Я говорю не о той короне, которую я получу, став королевой горгулий. А о той, о которой нам сегодня рассказала Кровопускательница. Она пропала, но ее можно… – Я замолкаю, когда Рафаэль начинает смеяться.

– Ты думаешь, что ты сможешь найти ту самую Корону? – спрашивает он, когда наконец заканчивает смеяться. – Самые могущественные существа, жившие и живущие на земле, искали ее веками, а ты решила, что можешь просто взять и заставить ее появиться? – Он опять смеется, качая головой. – Может, когда-то это и было правдой, но в наше время это просто старая вампирская сказка.

– Это не сказка, – решительно говорит Хадсон. – Корона существует.

– Потому что так тебе сказала Кровопускательница? – бросает ему вызов Рафаэль.

– Потому что последние два века я слушал, как Сайрус говорит о ней. Он одержим ею. Мой отец совмещает в себе многое, но он человек не легковерный. Если бы она не существовала – если бы он не увидел ее собственными глазами, – он бы не стремился отыскать ее.

– И ты думаешь, что можешь ее найти, – вступает в разговор Лайам. – Как ты сказал, король вампиров искал ее несколько веков, а ты мнишь, будто ты сможешь просто взять и добраться до нее?

– Этого я не говорила. – Мне немного обидно от того, что они смеются надо мной. – Я знаю, что это будет нелегко, но все это нелегко, а Кровопускательница сказала нам, в каком направлении вести поиск…

– Она сказала вам, где находится Корона? – спрашивает Джексон, и теперь голос его не просто холоден, он холоднее льда, а лицо абсолютно бесстрастно. – Интересно, зачем ей было это делать?

Я невольно бросаю взгляд на Хадсона, и он чуть заметно качает головой. Я понимаю, что он имеет в виду – мне тоже не хочется перетряхивать наше грязное белье на глазах у всего Ордена, – но, когда я снова поворачиваюсь к Джексону, мне становится ясно, что он заметил, как мы переглянулись. И это отнюдь не радует его.

Должно быть, ему тоже не хочется подчеркивать наши разногласия при всех, потому что он ничего нам не говорит. Вместо этого он забивает на свой первый вопрос и переходит ко второму.

– И что же она вам сказала? Где находится Корона?

– Этого она не знает, – отвечаю я через секунду. – Но она сообщила нам, кто, по ее мнению, знает. Неубиваемый Зверь.

– Неубиваемый Зверь? – с недоверием переспрашивает Мекай. Затем секунду обдумывает это, после чего качает головой. – А тебе не кажется, что это звучит немного сомнительно? Она же сама отправила вас туда несколько недель назад, чтобы вы убили его. Почему она не упомянула о Короне до того, как вы отправились туда?

– Тогда ей не было нужды об этом упоминать… – начинаю объяснять я.

– А теперь такая нужда у нее появилась? – В его голосе слышится скептицизм, и я его не виню. В том смысле, что да, когда мы разговаривали с ней в тот раз, никто из нас понятия не имел, что в конце концов я окажусь сопряжена с Хадсоном и захочу разорвать эти узы. И все же в чем-то он прав. Я это понимаю – особенно когда думаю о том, что и Хадсон отнесся к ее словам с недоверием.

Трудно доверять той, которая выдает информацию по принципу когда-я-захочу-вам-сказать.

– Почему Кровопускательница вообще что-то делает? – огрызается на него Хадсон и на сей раз уже показывает свои клыки. – Вряд ли кто-то станет спорить, что Кровопускательница ведет собственную игру, знаем ли мы, что это за игра или нет. К тому же в тот раз Корона никак не могла нам помочь, и ее нельзя было использовать для тех чар, которые сотворила Грейс, чтобы освободить меня из своей головы. И думаю, мы все согласимся с тем, что у нас никогда не было ни единого шанса действительно убить этого зверя, так что, скорее всего, она считала, что ничем не рискует. – Он пожимает плечами.

– Но ты считаешь, что сейчас эта Корона может нам чем-то помочь? В самом деле? – В тоне Луки звучит такой же скептицизм, как и в тоне Мекая.

– Не знаю. – Я признаю свое поражение и всплескиваю руками. – Это была плохая идея. Я запаниковала, подумав о том, что Хадсона могут арестовать, и…

– Не делай этого, – рычит Хадсон и впервые после появления в моей комнате Джексона и Ордена выходит вперед и заслоняет меня собой. – Тебе не нужно оправдываться перед ними, – продолжает он, испепеляя взглядом вампиров, находящихся здесь.

Я придвигаюсь к нему на тот случай, если мне надо будет встать между двумя агрессивными вампирами, но в это время Джексон тоже делает шаг вперед. А Лайам тут же отступает назад.

– Почему Неубиваемый Зверь? – спрашивает он, снова глядя то на Хадсона, то на меня. – Почему она считает, что ему известно, где находится Корона? И, если даже когда-то это и впрямь было так, знает ли она, в каком состоянии он находится сейчас? Я знаю, Грейс, что ты можешь слышать его голос в своей голове, но неужели ты в самом деле думаешь, что он способен провести с тобой полноценный разговор, не говоря уже о том, чтобы сообщить тебе, где спрятана Корона?

Это дельный вопрос, я и сама немало об этом думала с тех пор, как Кровопускательница сказала нам, что сначала мы должны найти Кузнеца.

– Когда мы разобьем его цепи, ему станет лучше, – говорю я Джексону. – Она сказала, что это они сделали его таким. Он не должен был носить их так долго.

– Мы уже пытались разбить цепи, – напоминает мне Джексон. – И у нас ничего не вышло.

– Поэтому мы и должны найти Кузнеца. Это он выковал цепи.

– А где он сейчас? – спрашивает Джексон, подняв брови.

– Его поиски надо начать с великанов, – отвечает Хадсон.

– С великанов? – изумленно спрашиваю я. За последние несколько недель я выяснила, что Хадсон никогда ничего не делает и не говорит без причины, но я понятия не имею, по какой причине он мог заговорить о великанах.

Кровопускательница ни разу не упоминала великанов – как до сих пор и он сам, – так что мне неизвестно, откуда он это взял. Хотя должна признать, что мысль о том, чтобы побывать там, где они живут, одновременно бодрит меня и внушает мне некоторый страх. Кстати, идет ли речь о гигантских бобовых стеблях? И если да, то как великаны прячутся от пролетающих мимо них самолетов и спутников НАСА?

– Они славятся своим кузнечным мастерством, – спокойно объясняет Лука. – И это довольно неплохая идея – начать поиски с них. – В его голосе звучит удивление.

Я ожидаю, что Хадсон будет раздражен, но он только закатывает глаза и язвит:

– Предложение что надо.

– А есть какое-то конкретное место, где можно найти этих великанов, искусных в кузнечном мастерстве? – спрашиваю я, глядя то на одного вампира, то на другого. Но, похоже, никто не собирается отвечать на мой вопрос, и я фыркаю:

– Или мне надо просто поискать гигантский бобовый стебель?

Лука прыскает, но Хадсон явно не понимает, о чем речь.

– Я не знаю, выращивают ли великаны там бобы, но…

– Я говорю не об обычных бобах. – Я гримасничаю. – А о «Джеке и бобовом стебле». Ну ты понимаешь. Волшебные бобы.

Он все так же ничего не понимает – по нему это видно.

– Бобы вырастают, и получается гигантский бобовый стебель, который дорастает до неба, помнишь? И этот парнишка взбирается по нему и обнаруживает наверху великана, да? – Он продолжает качать головой, явно не имея ни малейшего понятия, о чем я говорю, и я бы погрешила против истины, если бы сказала, что я не ошарашена. Он прочитал кучу книг, но каким-то образом пропустил самые простые детские сказки. Как такое возможно?

– Не важно, – говорю я ему, тряхнув головой.

Кажется, он хочет что-то сказать, но Джексон опережает его.

– Правильно ли я понял? – Он смотрит то на Хадсона, то на меня. – Ты хочешь, чтобы мы начали гоняться за неким великаном, возможно, мифическим, возможно, нет, в городе великанов в надежде найти способ разбить цепи Неубиваемого Зверя, в надежде, что он может знать, как найти эту всемогущую Корону?

Когда он формулирует это таким образом, это кажется немного абсурдным.

– Я не знаю, хочу ли я этого, – говорю я ему через секунду. – Зато знаю, что мне совсем не хочется оказаться в состоянии тотальной войны с твоим отцом…

– Для этого уже слишком поздно, – фыркнув, перебивает меня Хадсон.

– Тогда как насчет того, что я не хочу смотреть, как тебя отправят в тюрьму, потому что твой отец говнюк? И я совершенно точно не хочу оказаться там сама. – Я вскидываю руки и оглядываю комнату. – Если у кого-то есть идея получше, то, пожалуйста, пусть он даст мне знать. Потому что у меня чертова уйма работы, которую мне надо переделать, чтобы закончить школу, и мне совсем не хочется тратить время, гоняясь за великанами, если это бессмысленно.

Я ожидаю, что Джексон, или Хадсон, или Мекай, или Лука скажут мне, что у них есть куча идей получше. Но очень скоро до меня доходит, что, несмотря на все их протесты и насмешки, ни у одного из них нет альтернативы. По крайней мере, такой, которая могла бы предотвратить арест Хадсона и, возможно, мой арест… а может, и что-то похуже.

– Ну хорошо, – говорю я, когда молчание затягивается. – С чего мы начнем?

По моему мнению, чем скорее мы найдем Кузнеца, тем скорее я смогу заставить Сайруса отстать от его сыновей – и от меня – навсегда.

Но мне опять никто не отвечает.

– Неужели вы даже не попытаетесь помочь мне разработать план? – К черту остальных, думаю я, и смотрю то на Хадсона, то на Джексона. Уж они-то помогут мне наверняка.

– Дело не в том, что мы не хотим помочь, – успокаивающим тоном говорит Мекай. – Просто для того, чтобы пойти против Сайруса, нам нужен план получше, чем возможная помощь великана. Что, если мы явимся в Город Великанов и никто нам не поможет, но найдутся желающие донести Сайрусу, что мы делаем?

– Но надо же хотя бы попытаться, не так ли? – Когда никто не соглашается со мной, я не скрываю своего раздражения. – Ну а я попытаюсь. Вы можете делать что хотите… но вам придется заниматься этим в каком-нибудь другом месте, а не в моей комнате.

– Потому что мы с тобой не согласны? – спрашивает Мекай.

– Потому что я устала. Сегодня я летала к Кровопускательнице и обратно, и мне хочется одного – поспать. – Я подхожу к двери и открываю ее. – Спасибо за предупреждение. Я обеими руками за то, чтобы найти способ не дать Сайрусу навсегда погубить жизнь Хадсона и мою. Но… – Я делаю долгий выдох. – Завтра. Сегодня вечером я хочу просто съесть мой остывший сандвич с сыром, выпить газировку и лечь спать.

Секунду никто не двигается. Но затем Джексон кивком показывает на дверь, и члены Ордена выходят по одному.

Джексон тоже идет к двери, но в последнюю секунду поворачивается и устремляет на меня предостерегающий взгляд.

– Если ты будешь возлагать все свои надежды на нахождение Короны, это плохо кончится для нас всех. Нам нужен план получше.

– Я согласна, – отвечаю я. – И как только вы что-то придумаете, вы знаете, где меня искать. А до тех пор спокойной ночи. – Я смотрю на Хадсона и тоже показываю кивком на дверь. – Спокойной ночи вам обоим.