Текст книги "Желание"

Глава 3. Сохраняйте спокойствие и крылго

– Послушай, ты, случайно, не знаешь, что у нас сегодня на ужин? – спрашиваю я Мэйси, когда мы идем в кафетерий, шагая по коридору, освещенному светом канделябров в форме драконов. Мы обе зверски проголодались, потратив последние три часа на изучение темы уз сопряжения – хотя нам так и не удалось найти ни одного упоминания ни о существах, чьи узы оказались разорваны при их жизни, ни о заклинании, способном это сотворить. – Я забыла посмотреть меню.

– Что бы это ни было, это наверняка какая-нибудь гадость. – Мэйси гадливо кривится и вздыхает. – Ведь сейчас та самая среда.

– Та самая среда? – Наверное, мне следовало бы знать, что она имеет в виду, ведь я как-никак завтракаю, обедаю и ужинаю в здешнем кафетерии уже много недель подряд, но дело в том, что я постоянно погружена в раздумья. Неплохо уже, если я хотя бы не забываю надеть школьную форму, что уж говорить о меню… Если не считать четвергов, когда подают вафли. Эти дивные вафли я не забуду никогда.

Мэйси косится на меня, когда мы начинаем спускаться по лестнице.

– В общем, так – я предлагаю тебе взять замороженный йогурт и, возможно, булочку, если ты любишь риск.

– Замороженный йогурт? Ты это серьезно? Неужели все так плохо? Ведь ведьмы, работающие на школьной кухне, готовят так, что пальчики оближешь. – Что могло вызвать у моей кузины такое отвращение? Глаз тритона? Лапка жабы?

– Да, ведьмы готовят что надо, – соглашается она. – Но одну среду в месяц ужин готовят не они, потому что им надо уйти пораньше ради крылго. И сегодня как раз такой день.

– Крылго? Что это? – спрашиваю я, не зная, что и думать. Мое воображение рисует мне ведьм с огромными черными крыльями, летающих над крышей нашего замка. Но разве я могла такое пропустить?

Мэйси явно шокирована моим невежеством.

– Это что-то вроде бинго для ведьм и ведьмаков. Я жду не дождусь, когда стану достаточно взрослой, чтобы тоже играть в эту игру.

– Достаточно взрослой? – Я начинаю ломать голову, пытаясь представить себе, в какую версию бинго могут играть наши кухонные ведьмы, если она годится только для взрослых.

– Да! – Мэйси сияет. – Это похоже на бинго, но всякий раз, когда выкрикивают один из номеров в твоей карточке, нужно выпить одно из тех зелий, которые они подают в этот вечер. Одни зелья могут заставить тебя исполнить танец маленьких утят, другие могут вывернуть твою одежду наизнанку… А в прошлом месяце они сварили напиток, который заставлял людей ходить по комнате, рыча, как тираннозавры.

Она смеется.

– Так что если в конце концов ты заполняешь всю свою карточку и выигрываешь, то ты это заслужила. Наши кухонные ведьмы буквально помешаны на этой игре, хотя победительницей всегда выходит Марджори, ведь она у нас звезда. А потом начинается еще одно представление, потому что Серафина и Фелисити принимаются обвинять ее в том, что она заколдовала шары…

– Заколдовала шары? Интересно, чьи? – спрашивает возникший за нашими спинами Флинт. Как и всегда, на его красивом лице играет широкая улыбка, янтарные глаза лукаво блестят. – Я спрашиваю только потому, что это наверняка против правил.

– Хотя бы ты не начинай, – говорит Мэйси, ухмыляясь и качая головой. – Я говорила о крылго и о том, как наши кухонные ведьмы лезут из кожи вон…

– Крылго? – Он останавливается как вкопанный на нижней ступеньке лестницы, и беззаботная улыбка на его лице сменяется гримасой ужаса. – Скажите мне, что это не сегодня.

Мэйси вздыхает.

– Если бы.

– Знаете что? По-моему, мне не так уж хочется есть. – Флинт начинает отступать. – Думаю, я…

– Ну нет. Так легко тебе не отделаться. – Мэйси берет его под руку и тянет вперед. – Если мы все должны страдать, то изволь и ты.

Флинт недовольно ворчит, но Мэйси тащит его в кафетерий, несмотря на то, что она с ним полностью согласна.

Они оба продолжают ныть, пока я наконец не говорю:

– Да ладно, не может же это и вправду быть так плохо. Я знавала такие школьные кафетерии, где замороженный йогурт было не сыскать днем с огнем даже в лучшие дни – и ничего, жива.

– Еще как может, – отвечает Мэйси.

– Да-а, это такая дрянь, – сообщает мне Флинт.

– Но почему? Кто готовит ужин, когда ведьмы играют в крылго?

Они оба смотрят на меня с ужасом в глазах и хором отвечают:

– Вампиры.

Глава 4. Эта чертова кровавая среда

– Вампиры? – Мне становится немного неуютно, когда я думаю о том, чем питаются Джексон и Хадсон.

– Они родимые, – с гадливой гримасой говорит Флинт. – Я никогда не пойму, почему Фостер поручает приготовление ужина именно вампирам, когда ведьмы отчаливают для своих игр.

– А кому еще? – спрашивает Мекай, подойдя к нам со спины. – Драконам? На поджаренных маршмеллоу долго не протянешь.

– Маршмеллоу – это хотя бы еда, – ответствует Флинт, картинным жестом открывая одну из дверей кафетерия и пропуская меня вперед.

– Кровяной пудинг – это тоже еда, – огрызается Мекай. – По крайней мере, мне так говорили.

– Кровяной пудинг? – Я начинаю нервничать. Я понятия не имею, что это такое, но звучит жутковато.

Флинт бросает на Мекая самодовольный взгляд.

– А что бы ты сейчас сказала о маршмеллоу, поджаренных на драконьем огне, Грейс?

– Я бы сказала, что это неплохой ужин, если добавить к ним пачку вишневых Pop-Tarts. – Я оглядываюсь по сторонам, надеясь увидеть столик с закусками, оставшимися после завтрака и обеда. Но его нигде нет – впрочем, на ужине его и не бывает.

– Честное слово, будет не так уж плохо, – уверяет нас Мекай, подталкивая нашу троицу к очереди.

– Как же получилось, что, проучившись в Кэтмире столько времени, я ничего не слышала о вечерах игры в крылго? – спрашиваю я, пока одна часть моего сознания пытается вспомнить все известные мне блюда, в состав которых входит кровь – и их, если честно, набирается немного. Тем временем другая часть моего сознания заставляет меня искать глазами Джексона… или Хадсона.

Не знаю, что я испытываю – беспокойство или облегчение, – когда мне не удается найти ни того ни другого.

– Это потому, что прежде ты никогда не ходила в кафетерий столько недель подряд, – объясняет Мэйси. – И, по-моему, когда такая среда была в прошлый раз, Джексон угощал тебя такос в библиотеке.

У меня не укладывается в голове, что это происходило всего месяц назад. С тех пор столько всего изменилось, что у меня такое чувство, будто это было несколько месяцев назад. А может, даже не месяцев, а лет.

– Хотелось бы мне сейчас полакомиться такос в библиотеке, – ворчит Флинт и, взяв два подноса, протягивает их Мэйси и мне.

Мэйси берет поднос и вздыхает.

– И мне тоже.

– Не слушай их, – говорит мне Мекай. – Это не так уж и плохо.

– Сам ты не ешь нормальную еду, так что права голоса у тебя нет, – отзывается Флинт.

Мекай только смеется в ответ.

– В этом ты прав. Я схожу, возьму себе попить, а потом подыщу нам стол. – Он подмигивает Мэйси и направляется к большим оранжевым холодильникам, стоящим в глубине зала.

Очередь к фуршетным столам оказывается короче, чем обычно, и движется довольно быстро, так что через пару минут мы уже стоим перед ними. Обычно они ломятся от блюд, но сегодня выбор скуден. И ничего из того, что нам предлагают, не вызывает у меня энтузиазма.

Тут нет даже салатов, на их месте стоит громадный котел с супом, в котором плавают овощи, а также какие-то загадочные темно-коричневые кубики.

– Что это за штуки? – шепчу я Мэйси, когда мы проходим мимо нескольких взрослых вампиров – включая Мэриз, которая улыбается мне и приветливо машет рукой.

Я машу в ответ, но продолжаю продвигаться к столам.

– Это коагулированная кровь, – шепчет Мэйси.

Мы проходим мимо кровяной колбасы – ее я узнаю сразу, поскольку видела немало британских кулинарных шоу. И справедливости ради надо признать, что есть масса людей, которые любят ее. Но что до меня самой… не знаю. От всей этой истории с вампирской стряпней мне как-то не по себе. Откуда нам знать, что они используют только кровь животных, ведь некоторые из здешних учителей-вампиров придерживаются старых взглядов?

От этой мысли меня начинает подташнивать. Но тут я вижу гору оладий и испытываю несказанное облегчение, хотя, по идее, оладьи полагается есть на завтрак, а не на ужин. Однако моя радость длится недолго – подойдя поближе, я вижу, что это не простые оладьи: у них странный красновато-фиолетовый цвет.

– Только не говорите мне, что они добавили кровь и в оладьи, – выдавливаю из себя я.

– Еще как добавили, – отвечает Мэйси.

– Это такой шведский рецепт, – добавляет Флинт. – Называется Blodplättar. И надо сказать, вкус у них довольно неплохой. – Он кладет несколько оладий на свою тарелку.

Вампиры внимательно наблюдают за очередью к столам, и я беру одну оладью. Они наверняка старались, готовя этот ужин, и мне совсем не хочется их обижать. К тому же там дальше есть замороженные йогурты…

Полив оладью сиропом и наполнив миску смесью ванильного и шоколадного йогуртов и всеми сладкими подливками и посыпками, которые мне удается в нее уместить, я иду вслед за Флинтом и Мэйси через забитый народом зал, пробираясь к столу, который Мекай выбрал для нас. К нему уже присоединились Иден и Гвен, и я не могу удержаться от ухмылки, увидев надпись на новом фиолетовом худи Иден: «Копите сокровища».

Она видит мою улыбку и подмигивает, затем протягивает руку и утаскивает вишенку с замороженного йогурта Мэйси.

Моя кузина смеется.

– Я знала, что ты ее утащишь. – Она берет ложкой вторую вишню. – Поэтому я взяла еще одну.

Иден с быстротой молнии выхватывает у нее и вторую ягоду.

– Пора бы тебе уже понять, что нельзя доверять дракону хранение твоих сокровищ.

– Эй, перестань! – Мэйси дуется, а мы, остальные, смеемся. Я перекладываю ложкой пару вишен из моей собственной миски на ее йогурт – у меня их много, штук шесть. Если пребывание в Кэтмире меня чему-то и научило, так это тому, что нужно быть готовой ко всему.

– Ты самая лучшая из кузин. – Мэйси расплывается в улыбке, и до меня доходит, что это первая по-настоящему лучезарная улыбка, которую я вижу на ее лице после того, как погиб Зевьер. Я вздыхаю с облегчением – хотя до того, чтобы она ощутила себя по-настоящему счастливой, еще далеко, есть хотя бы какая-то позитивная динамика.

Вокруг меня течет беседа, говорят о научных проектах, о выпускных экзаменах, перемывают кости одноклассникам, с которыми я не знакома, а я тем временем поглощаю свой замороженный йогурт. Я пытаюсь следить за ходом разговора, но это нелегко, потому что я не перестаю искать глазами Джексона и Хадсона. Я понимаю, что это нелепо – ведь еще полчаса назад в моей комнате я утверждала, что мне некогда беспокоиться о них, а теперь я не могу перестать оглядывать зал в поисках одного из них, а может быть, и их обоих.

Но я ничего не могу с собой поделать. Мне не под силу включать и выключать свои чувства. Я люблю Джексона. Я дружу с Хадсоном. Я беспокоюсь о них обоих, и мне необходимо знать, что с ними все в порядке, особенно учитывая тот факт, что у меня не было возможности поговорить ни с тем ни с другим обо всем, что происходит.

Когда от замороженного йогурта в моей миске остается половина, в зале вдруг воцаряется тишина, и я чувствую, как по затылку бегают мурашки. Я поднимаю глаза, замечаю, что все вокруг смотрят на что-то за моей спиной, и понимаю – даже еще не обернувшись, – кого я увижу там.

Глава 5. Тупик

Мэйси, которая уже повернулась, чтобы выяснить, почему все вдруг умолкли, тыкает меня локтем в бок и, почти не разжимая губ, шепчет:

– Джексон.

Я киваю, чтобы показать ей, что я ее услышала, но не шевелюсь. Дыхание замирает, и я чувствую, как по моей спине бегают мурашки – стало быть, он подходит ко мне все ближе… и все его внимание сосредоточено на мне одной.

Мэйси тихо присвистывает, и это говорит мне все, что мне надо знать о его настроении. В последние недели она ведет себя с Джексоном довольно непринужденно – дружеские чувства способствуют раскованности, – но это не значит, что она забыла, насколько он опасен. Настороженность читается сейчас на лицах всех, кто сидит вокруг, она чувствуется в их позах – каждый замер, словно ожидая, что Джексон вот-вот нанесет удар… и каждый надеется, что этот удар обрушится не на его шею.

Даже Флинт позабыл и про свои оладьи, и про свой разговор с Иден о выпускном экзамене по физике полетов и смотрит сейчас мимо меня. Взгляд его одновременно и насторожен и дерзок, и именно беспокойство за Флинта – за то, что он может учинить, – заставляет меня повернуться, пока все вокруг не полетело в тартарары.

Я нисколько не удивляюсь, увидев Джексона за моей спиной. Но удивляюсь тому, как близко он стоит. Несколько недель назад стоило ему оказаться в такой близости от меня – на расстоянии нескольких дюймов, – как во всем моем теле начиналась свистопляска. А теперь есть только это ощущение мурашек, бегающих по спине, и я бы не сказала, что это приятное чувство.

Вчера после ужина он пригласил меня в свою башню, чтобы позаниматься вместе, но я не смогла пойти, поскольку о том же самом меня попросил и Хадсон. Я испытываю досаду и бессильную злость, думая о произошедшей после этого заварушке – похоже, ни один из братьев Вега не дорос до понимания того, что можно прекрасно заниматься и втроем.

Дело кончилось тем, что я пошла заниматься в свою комнату одна. И так ничего и не выучила, поскольку меня распирало от злости на них обоих.

Сегодня я отправила Джексону два сообщения, а он даже не соизволил ответить. Я знаю, ему не по вкусу моя дружба с Хадсоном – но он должен понимать, что это только дружба, и больше ничего. По-видимому, я не могу выбирать, с кем меня свяжут узы сопряжения, но я много раз показывала Джексону, что люблю только его.

И поэтому меня так злит его сегодняшний игнор.

Похоже, его отношение ко мне и сейчас не изменилось, во всяком случае, в эту минуту его темные глаза холодны, как ночь.

Как вершина Динейли в январе.

Он молчит, я тоже, и это длится целую вечность. Тишина повисает между нами и вокруг нас, пока из-за спины Джексона наконец не выходит Лука и не спрашивает:

– Вы не против, если мы сядем с вами?

И тут до меня доходит, что здесь весь Орден. Я привыкла сидеть в кафетерии в обществе Джексона и Мекая – это происходит несколько раз в неделю, но чтобы к нам присоединялись все друзья – такое случается нечасто. Но теперь они передо мной – Лука, Байрон, Рафаэль, Лайам, они все выстроились за Джексоном, словно готовясь к атаке.

– Само собой. – Я показываю на свободные стулья вокруг нашего стола, но Лука спрашивает не меня. Его взгляд устремлен на Флинта, который отвечает ему таким же пристальным взглядом, причем на его коричневых щеках играет чуть заметный румянец.

Ничего себе, такого я не ожидала.

Я смотрю на Иден и вижу, что она наблюдает за всем этим так же внимательно, как и я сама, и улыбается. Может быть, я ошиблась, когда на игровой арене перед турниром Лударес решила, что Флинт влюблен в Джексона? Может быть, он имел в виду Луку? Или Лука – это тот самый другой парень, о котором он говорил? После того нашего разговора Флинт больше не заговаривал о своих сердечных делах, а самой мне казалось неправильным расспрашивать его.

Но кого бы он ни имел в виду в тот день, сейчас очевидно, что Лука нравится ему. А Луке нравится он.

Флинт кивает, и Лука садится рядом с ним. Прежде чем я успеваю подумать о том, где сядет Джексон, Мэйси придвигает свой стул ближе к Иден, так что рядом со мной образуется пустое пространство. Джексон благодарно кивает ей и сразу же, отодвинув стул от соседнего стола, садится рядом со мной.

Мое сердце подпрыгивает, когда его бедро касается моего, он чуть заметно улыбается и, скосив глаза, бросает на меня пристальный взгляд. Затем очень медленно и очень нарочито делает это опять.

На сей раз мое дыхание пресекается, потому что это Джексон. Мой Джексон. И хотя после того, как я выиграла Лударес, наши отношения так и не стали прежними, хотя я так растеряна, что почти не могу думать, я все так же хочу его. Все так же люблю его.

– Как прошел твой день? – тихо спрашивает он.

Я качаю головой, когда осознаю всю недостаточность моих оценок и то, что перед мной маячит перспектива остаться на второй год.

– Так плохо, что я не хочу об этом говорить.

Я не говорю ему, что из-за того, что он не ответил на мои сообщения, мой день стал еще хуже. Впрочем, по его глазам я вижу, что он и так это знает. И что вся эта каша нравится ему не больше, чем мне.

– А как… – Мой голос срывается, и я, прочистив горло, начинаю опять: – А как насчет тебя? Как прошел твой день?

Он скорчивает гримасу и с такой силой зарывается пальцами в свои шелковистые черные волосы, что становится виден шрам, змеящийся по его левой щеке. Эту рану нанесла ему королева вампиров Далила – его мать – за то, что он убил ее первенца. Который теперь восстал из мертвых. И стал моей парой, хотя я все так же люблю моего прежнего суженого, мою прежнюю пару, чьи узы сопряжения со мной, по идее, ничто и никогда не могло разорвать.

От этой мысли у меня начинает болеть голова.

Куда до всего этого сюжетам мыльных опер. Мне было бы не под силу выдумать такое, как бы я ни старалась.

– Все так же, – отвечает он наконец.

– Так я и думала.

Больше он ничего не говорит, и я тоже. Вокруг звучит оживленная болтовня, но я не могу придумать ничего, чтобы прервать его каменное молчание. Мне странно чувствовать себя с Джексоном так неловко, ведь прежде мы с ним могли часами разговаривать на любые темы.

Мне тошно от этого, особенно когда я вижу, как непринужденно ведут себя остальные. Иден и Мекай, смеясь, болтают, Мэйси и Рафаэль тоже. Байрон и Лайам целиком поглощены беседой, а Флинт и Лука… Флинт и Лука определенно флиртуют, в то время как мы с Джексоном едва можем смотреть друг на друга.

Я начинаю отламывать ложкой еще один кусок своего замороженного йогурта, но, прежде чем поднести его ко рту, понимаю, что у меня пропал аппетит. Я кладу его обратно в миску и решаю: к черту. Если все так стремно, что я не могу есть, можно с тем же успехом отправиться в библиотеку.

Должно быть, Джексон чувствует мою нервозность, потому что, как только я собираюсь встать, он накрывает рукой мою ладонь. Это так знакомо, так хорошо, что я автоматически поворачиваю руку так, чтобы сплести мои пальцы с его пальцами, хотя все еще злюсь на него.

Он целует мои пальцы, затем перемещает наши сцепленные руки под стол, и меня пробирает дрожь. В такие моменты, когда мы касаемся друг друга, мне начинает казаться, что, быть может, у нас все-таки есть шанс. Быть может, все не так страшно, как кажется. Быть может, у нас еще есть надежда.

Я уверена, что он сейчас чувствует то же, что и я – это видно по пожатию его руки. И по тому, что он не спешит нарушить это наше непринужденное молчание – можно подумать, что он, как и я, боится испортить этот момент. Так что мы просто сидим, слушая разговоры вокруг нас. И это срабатывает, во всяком случае на какое-то время.

И тут это происходит – и каждый нерв в моем теле напрягается до предела.

Мне нет нужды оборачиваться, чтобы понять, что в кафетерий только что вошел Хадсон – однако рука Джексона крепко сжимает мою, и это подтверждает то, что я уже поняла.

Глава 6. Повесть о двух вегах

Проходит секунда, и все замечают его, причем одновременно. Каждый из наших застывает, будто затаив дыхание, и переводит взгляд с Джексона на меня и обратно. Это делают все, кроме Мэйси, которая машет рукой так, будто пытается в буран привлечь внимание летчика, пилотирующего самолет. А потом она освобождает место для второго брата Вега, придвинув свой стул так близко к Иден, что почти оказывается у нее на коленях.

Хадсон бормочет «спасибо» и, быстро придвинув стул, со стуком ставит свой поднос рядом с Мэйси. На нем красуются три куска чизкейка, а также его обычный высокий стакан с кровью.

Мэйси улыбается еще шире, беря одну из тарелок.

– О-о-о, тебе не стоило так напрягаться.

– Я слышал, что сегодня кухонные ведьмы ушли играть в крылго, вот и подумал, что чизкейк, оставшийся с обеда, тебе не повредит, – говорит ей Хадсон, но его глаза ни на секунду не отрываются от моих, если не считать того момента, когда он замечает, что и Джексон, и я опустили одну руку под стол. И, хотя я и понимаю, что он не видит, что мы касаемся друг друга, у меня возникает такое чувство, будто он застукал меня за чем-то дурным. Похоже, Джексон чувствует мою внезапную неловкость, поскольку он отпускает мою ладонь и кладет обе руки на стол.

Хадсон ничего не говорит ни мне, ни ему. Вместо этого он поворачивается к моей кузине, будто вообще не обратил внимания на то, что мы с Джексоном держались за руки, и спрашивает:

– Кто-нибудь хочет сыграть в шахматы?

В последнее время он и Мэйси играют в шахматы пару раз в неделю. Думаю, в первый раз он попросил ее сыграть с ним, чтобы отвлечь ее от мыслей о Зевьере, а она согласилась, потому что, по ее мнению, было неправильно, что все сторонились его. Но недавно я заметила, что она гуглит шахматные стратегии, когда думает, что я на нее не смотрю, так что она действительно начала получать удовольствие от их дружбы.

– А как же, – отвечает она, жуя чизкейк. – Вот увидишь, скоро я надеру тебе задницу.

– Сначала тебе придется запомнить, как ходить конем, – парирует он.

– Но это же сложно.

– Да-а, намно-о-го сложней, чем шашки, – поддразнивает ее Иден, утаскивая кусок ее чизкейка.

– Я серьезно, – дуется Мэйси. – Ведь каждая фигура ходит по-своему.

– Я поиграю с тобой, Мэйси, – кричит Мекай, сидящий в конце стола. – Хадсон тут не единственный стратег.

– Да, но я единственный, у кого имеется собственный шахматный столик.

Иден фыркает.

– Вряд ли это повод для хвастовства, Destructo Boy.

– Ты просто завидуешь мне, Lightning Girl[1]1
  Герои комиксов (здесь и далее примечания переводчика).


[Закрыть].

– Ты попал в точку. – Она улыбается. – Мне тоже хочется одним взмахом взрывать все к чертям.

Он поднимает бровь.

– То есть ты этого не умеешь?

Она только смеется в ответ.

– Эй, Хадсон, угости и меня, чувак, – кричит Флинт с другого конца стола.

Хадсон бросает взгляд на Мэйси, она пожимает плечами, и он толкает одну из тарелок с чизкейком в сторону Флинта.

Флинт кивает и благодарит, прежде чем запихнуть в рот огромный кусок. Лука нежно улыбается ему, потом показывает на книгу, которую Хадсон положил на стол рядом со своим подносом.

– Что ты читаешь? – спрашивает он.

Хадсон поднимает книгу.

– «Урок перед смертью».

– А не поздновато ли? – говорит Флинт, и после паузы, когда все испуганно замолкают, следует дружный смех. Причем веселее всех хохочет Хадсон.

Мне хочется сказать ему что-нибудь – я читала эту книгу в одиннадцатом классе и в восторге от нее, – но было бы странно вклиниваться в разговор, который явно не подразумевает моего участия. Хадсон уже поговорил со всеми за нашим столом – кроме Джексона и меня. И я чувствую себя чертовски неловко.

Беседа продолжается, все так же обходя нас двоих стороной. Всякий раз, когда Флинт говорит что-то смешное, взгляд Хадсона встречается с моим, как будто он хочет поделиться со мной этой шуткой… но затем он отводит глаза, словно считая, что теперь мы не должны этого делать. Мне от этого тошно, как и от странной неловкости, которая возникла между нами и продолжает нарастать. Хадсон не делал ничего, чтобы заставить меня чувствовать себя виноватой из-за моей любви к его брату – собственно говоря, дело обстоит как раз наоборот. Но тот факт, что теперь мы с ним сопряжены (и тот факт, что прежде я была сопряжена с Джексоном), висит между нами в воздухе, как бомба, готовая взорваться.

А тут еще Рафаэль и Лайам, сверлящие его глазами, потому что не желают отпустить прошлое, и Флинт, ведущий себя то так, то эдак в зависимости от своего быстро меняющегося настроения, так что, думаю, Хадсон предпочел бы сейчас находиться где угодно, но только не здесь. Но он продолжает возвращаться, каждый день. Он старается, старается каждый день, потому что хочет, чтобы между нами не было неловкости.

В отличие от меня, которая даже не разговаривает с ним, когда рядом находится Джексон.

Внезапно я чувствую, что не могу больше все это терпеть, и говорю, не обращаясь ни к кому конкретно, что мне надо идти заниматься.

Видит бог, в последние дни у меня и впрямь нет времени, чтобы сидеть сложа руки.

Но когда я отодвигаюсь от стола, Джексон тоже отодвигает свой стул.

– Я могу с тобой поговорить? – спрашивает он.

Мне хочется рассмеяться, хочется спросить его, что он может мне сказать, если последние десять минут только и делал, что избегал разговоров.

Но я этого не делаю.

Вместо этого я киваю и, стараясь не встречаться глазами с Хадсоном, изображаю на лице улыбку, которая – и я это понимаю – выглядит фальшиво. А Джексон просто поворачивается и идет к двери.

Я иду за ним – как же иначе? Потому что я пойду с Джексоном куда угодно. И потому что я не могу не прислушаться к теплящейся надежде на то, что он наконец окажется готов подумать вместе со мной о том, как можно все исправить.