Текст книги "Поразительное на каждом шагу. Алые сердца. По тонкому льду"

С этими словами он вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Моя душа рвалась на части от горя. Его ли это рук дело? Его реакция на мои слова – лишь спектакль для отвода глаз или же он действительно разгневан и разочарован? Сейчас он уже не тот четырнадцатый принц, что преследовал императорский обоз до самых степей, сейчас он любимчик императора Канси. Полное поражение восьмого принца оказалось бы весьма выгодным для него. С самого начала круг подозреваемых был не особенно широк, и из него быстро выбился бы кто-то один. А если принять во внимание то, какой любовью императора четырнадцатый принц пользуется и поныне, становится очевидно, что это мог быть только он. Таким образом, он сможет использовать бывшее влияние восьмого принца для своих целей. Нельзя исключать возможность того, что, столкнувшись с искушением заполучить трон, четырнадцатый принц отбросит братские узы.

Впрочем, все уже случилось так, как случилось. Какой смысл и дальше пытаться разбираться в этом деле? Все причастные покончили с собой, так что найти вещественные доказательства или других свидетелей будет невозможно. Впрочем, я не сдамся. Я хочу взглянуть поближе и понять, насколько жестоким может быть этот дворец!

Хотя, скорее всего, это совершил четвертый принц. После того как тринадцатый был заключен под стражу, четвертый и восьмой принцы были уже не просто соперниками в борьбе за императорский трон – они стали врагами, полными злобы и ненависти друг к другу. Подобный поступок четвертого принца можно было бы объяснить претворением в жизнь принципа «око за око, зуб за зуб». Впрочем, неважно, дело в просто подвернувшейся возможности или же в конечной выгоде, – четырнадцатый принц вызывает наибольшие подозрения. Четырнадцатый принц, ты же с малолетства был так близок с восьмым принцем! Как ты можешь быть таким жестоким?

Глава 8
Мой дом там, где спокойно на сердце

Новый, пятьдесят четвертый год эры Канси[34]34
  1716 год.


[Закрыть] я встретила, полная печальных дум и сомнений в том, как мне следует жить дальше. На новогоднее пиршество восьмой принц с моей сестрой не пришли, явилась только восьмая госпожа, разряженная в пух и прах, и вместо больного мужа пожелала счастья императору и всем супругам. Ее безупречные манеры и естественная улыбка помогли сгладить неловкость, да и Его Величество был с ней весьма приветлив. Ее взгляд, холодный и острый, словно нож, заставлял потухнуть чужие, полные то злорадства, то сочувствия. Никто не осмеливался опрометчиво приносить ей ничего не стоящие соболезнования, и она продолжала смотреть на всех свысока, впрочем, с благородством и изяществом, привитыми ей с раннего детства.

С глазами на мокром месте я восхищенно глядела на эту женщину, что в одиночку сражалась за восьмого принца. Она была худосочной, истощенной, бледной настолько, что даже толстый слой румян не мог этого скрыть. Официальное платье, раньше бывшее ей впору, теперь выглядело слишком большим для ее исхудалой фигуры. Несмотря на это, она была очень сильной. Восьмая госпожа могла остаться в поместье и избежать всего этого, позволив другим злословить за ее спиной, но она пришла сюда с улыбкой, от лица восьмого принца поприветствовала присутствующих и пожелала всем счастья, настолько безупречно выполнив ритуал вежливости, что никто бы не смог придраться, и превратила все насмешки в шутку.

На двадцать девятый день первого месяца император Канси объявил свою высочайшую волю, сообщив о прекращении денежных выплат и поставок продовольствия восьмому принцу. Сам по себе этот факт был пустяковым и ни на что не влиял: восьмого принца рано возвели в ранг бэйлэ и выплачивали высокое жалованье, а кроме того, в те годы, когда император Канси относился к нему благосклоннно, принц в награду был назначен нюручжаньгинем и также получал соответствующее жалованье. Денег у него всегда имелось в достатке, так что подобный указ никак бы не затронул его повседневные расходы. Важным здесь было то сообщение, что несла в себе высочайшая воля для всех придворных чинов. То, что по прошествии более чем двух месяцев, будучи абсолютно спокойным, Его Величество издал подобный указ, ясно давало всем понять, что император не собирается прощать восьмого принца, и это, без сомнения, также служило недвусмысленным предупреждением для тех сановников, кто оставался верен восьмому принцу и лелеял определенные надежды.

Я долго стояла под сливовым деревом и с душой, исполненной тоски, размышляла об императорском высочайшем указе. Отломив одну из веточек, я решила, что поставлю ее в своей комнате в надежде, что она привнесет ярких красок в мои хмурые, сумрачные дни.

Когда я, сжимая веточку сливы в руке, толкнула створку ворот, ко мне тут же метнулся встревоженный Ван Си:

– Я чуть было не скончался от беспокойства. Его Величество желает тебя видеть, поспеши.

Едва договорив, он ринулся вперед, и я, смеясь, сказала:

– Хотя бы подожди, пока я поставлю в вазу эту веточку сливы.

– Я и так прождал полдня, – ответил Ван Си, топнув ногой. – Брось ее и пойдем.

Усмехнувшись, я не стала с ним спорить. Лишь шустро сунув веточку в вазу, наконец отправилась за евнухом.

– В чем дело? – спросила я.

– Не знаю, – пожал плечами Ван Си. – Наставник велел позвать тебя, и я позвал. Сейчас он примется бранить меня, поэтому замолви за меня словечко.

– Понимаю, – засмеялась я, – это все моя вина, не нужно было идти рвать сливу.

Войдя во внутренние покои, я поприветствовала императора Канси. Похоже, Его Величество пребывал в прекрасном расположении духа, раз с затаенной улыбкой позволил мне выпрямиться. Да и Ли Дэцюань смотрел на меня, едва заметно улыбаясь.

– Жоси, сколько лет ты уже прислуживаешь нам? – спросил Его Величество.

Мое сердце сжалось, и я ответила, заставляя себя говорить спокойно:

– Ваша покорная служанка вошла во дворец в сорок четвертом году, так что минуло уже почти десять лет.

– Десять лет пролетели как один миг, – вздохнул император. – Ты была совсем маленькой, когда стала служить здесь. На наших глазах ты хорошела день ото дня, превращаясь в красивую, грациозную женщину. Даже наши дочери не проводили с нами столько времени, сколько ты.

Я промолчала, ответив лишь слегка замороженной улыбкой.

– Мы всесторонне обдумали вопрос твоего замужества, – продолжал император Канси. – Оно задумывалось для твоего же блага еще давно, но некоторые обстоятельства вынуждали повременить.

Поспешно бросившись на колени, я коснулась пола лбом и взмолилась:

– Ваше Величество, ваша покорная служанка с радостью посвятит всю свою оставшуюся жизнь служению вам!

– Что за вздор ты говоришь? – шутливо побранил меня Его Величество. – Разве есть смысл оставаться незамужней? Нам тоже тяжело расставаться с тобой, но мы понимаем, что придется. Хотя мы несколько задержались с вынесением своего решения, мы выбрали для тебя самого лучшего жениха. Вы с четырнадцатым принцем Иньчжэнем одного возраста и с давних пор очень дружны, так что он ни за что не станет обижать тебя.

Каждое слово императора словно острым шилом кололо мое сердце, причиняя резкую боль. Четырнадцатый принц? По правде говоря, может статься, что это действительно наилучший вариант. В конце концов, мы знаем друг друга с детства и каждый понимает характер другого. Даже если мы часто ссорились, он всегда заботился обо мне. Если история не подвергнется изменениям, то его жизненный финал будет достаточно неплохим. Если я буду с ним, то смогу исполнить свою мечту и вырваться из Запретного города, спрятаться в маленьком домике и больше не принимать участия ни в каких событиях. Даже если именно он подставил восьмого принца, мне не следует ненавидеть его, ведь какой из принцев в этой борьбе за престол остался девственно чист? У себя в голове я продолжала раз за разом перечислять все плюсы замужества с четырнадцатым принцем.

– Жоси, почему ты так долго молчишь? – с улыбкой упрекнул меня Ли Дэцюань.

Мои руки тряслись, и все тело сотрясала дрожь. Собрав воедино оставшиеся силы, я отвесила земной поклон и произнесла:

– Благодарю Ваше Величество за милость. Ваша… Ваша покорная служанка… по… по…

В моем мозгу промелькнули лица восьмого и четвертого принцев, причудливо перемешавшись между собой. Простое слово «повинуется» застряло у меня в горле, и я никак не могла заставить себя произнести его.

– Жоси! – крикнул император Канси.

Своим криком он надавил на меня, и я, не успев подумать, брякнула:

– Ваша покорная служанка не повинуется!

Стоило этим словам сорваться с языка, как все мое тело внезапно расслабилось, дрожь исчезла и руки перестали трястись. Я так много все это обдумывала, изобретала тысячи путей, но, когда дошло до дела, послушалась своего сердца.

Сделав глубокий вдох, я отвесила императору земной поклон и смело повторила:

– Ваша покорная служанка не повинуется.

Вот и все, ничего сложного! Я совсем не ощущала того страха и ужаса, что нафантазировала себе, и лишь невозмутимо ожидала, как же решится моя судьба.

Его Величество долго молчал, разглядывая меня. Согнувшийся в поклоне Ли Дэцюань стоял рядом опустив голову.

– Ты не подчинилась императорскому указу, – наконец холодно проговорил Канси.

– Ваше Величество потратили столько усилий ради своей служанки, а она не оправдала их и охотно понесет наказание, – сказала я, касаясь лбом пола.

– Ты не боишься, что мы накажем весь твой род? – поинтересовался император.

Вновь поклонившись, я громко ответила:

– Испокон веков мудрые правители отличались тем, что заслуженно награждали и справедливо наказывали. Мой отец верой и правдой служит в северо-западных землях, трудится не покладая рук и ни разу не совершил ни одного промаха. Мудрый государь не станет лишать себя столь достойного государственного мужа из-за ничтожной женщины. Вы, Ваше Величество, так же мудры, как правители прошлого, и не поступите подобным образом.

Император Канси повернулся к Ли Дэцюаню и ледяным тоном сказал ему:

– Придворная дама Малтай Жоси долго пользовалась нашей благосклонностью, слишком много возомнила о себе, и ее поведение омерзительно. Всыпать ей двадцать ударов палками, а затем отправить в прачечные – пускай стирает одежду придворных евнухов!

– Слушаюсь, – едва слышно отозвался Ли Дэцюань.

Я трижды поклонилась Его Величеству.

Выведя меня наружу, Ли Дэцюань велел Ван Си:

– Приготовь скамью для наказаний.

Ван Си взглянул на страшное лицо Ли Дэцюаня и без лишних слов умчался выполнять приказ.

– Жоси, – со вздохом обратился ко мне Ли Дэцюань, – ты действительно не оправдала потраченных на тебя усилий Его Величества.

Я молчала, опустив голову.

Вскоре принесли скамью, и рядом с ней замер человек с палкой в руке. Взглянув по сторонам, Ван Си с недоумением спросил:

– Кого нужно наказать?

– Завяжите Жоси рот и всыпьте ей двадцать ударов, – жестко приказал Ли Дэцюань.

Изумленный до крайности, Ван Си, приоткрыв рот, перевел на меня взгляд. Я слабо улыбнулась ему, сама подошла к скамье, легла на нее и закрыла глаза. Стоящие по бокам слуги завязали мне рот.

После первых ударов я глухо охала: как же больно! Вначале я еще могла держать в голове количество ударов, но они все сыпались и сыпались. Тело постепенно начало конвульсивно вздрагивать, и от боли, такой сильной, что темнело в глазах, я больше не могла издать ни звука.

– Отнесите девушку в ее комнату, – распорядился Ли Дэцюань.

Ван Си тут же позвал слуг, чтобы те унесли скамью, и пошел провожать меня. По пути он без остановки повторял:

– Сестрица, потерпи еще немного.

Услышав шум, Юйтань вышла на улицу встречать нас. На мгновение замерев на месте, она прикрыла рот рукой и с ужасом вскрикнула:

– Почему ты вся в крови?

– Чего стоишь? Быстрее приготовь воду и все необходимое, чтобы перевязать раны! – сердито прикрикнул на нее Ван Си, и Юйтань тут же умчалась.

Ван Си велел евнухам уложить меня на постель, после чего взмахом руки отослал их и спросил, нагнувшись над кроватью:

– Что случилось? Когда я отправился звать тебя, сестрица, наставник выглядел таким довольным. Вряд ли ожидалось что-то дурное!

Слегка задыхаясь, я отмахнулась:

– Не спрашивай, многие знания – многие печали. В будущем хорошенько слушайся Ли-анда, будь во всем осторожен и поменьше говори. Ты очень умен, но не в меру болтлив. В тебе нет той же осмотрительности, что у твоего наставника.

Вошла Юйтань, неся воду и снадобья. Ван Си передвинул ширму, загораживая кровать, и скрылся за ней. Юйтань принялась потихоньку разрезать на мне одежду ножницами, приговаривая:

– Потерпи, сестрица: из-за крови одежда приклеилась к ранам, и, когда я буду ее снимать, может быть больно.

Кивнув, я вцепилась зубами в подушку, и Юйтань быстрым движением сорвала кусочек ткани. Я сильнее стиснула челюсти и немного полежала так, чувствуя, что лоб покрылся холодным потом.

– Сестрица, чтожепроизошло? – спросила Юйтань, накладывая мазь.

Я не произнесла ни слова в ответ, и тогда девушка спросила снова, уже обращаясь к Ван Си:

– Господин Ван, да что же такое случилось, в конце концов?

– Я тоже спрашивал у барышни, – ответил евнух, притопнув ногой. – Тогда во внутренних покоях были лишь она и мой наставник, так что сейчас я тоже ничего не понимаю.

– Ван Си, возвращайся, – сказала я. – Тебе незачем здесь оставаться, ты все равно больше ничем не можешь помочь.

Евнух сделал по комнате несколько кругов, после чего беспомощно произнес:

– В таком случае я пойду. Юйтань, хорошенько заботься о ней. Если что-нибудь понадобится, немедленно дай мне знать.

Юйтань ответила ему кивком.

Аккуратно застелив для меня постель, девушка присела рядом на корточки и снова спросила:

– Да в чем же дело?

– Причина затрагивает честь Его Величества, и я думаю, что он не хотел бы, чтобы об этом кто-то узнал. Могу лишь сказать, что Его Величество весьма милостив: если говорить честно, то за совершенное мной злодеяние было бы справедливо велеть мне покончить с собой. Так что, знай ты всю правду, это могло бы навредить тебе.

Девушка, задумавшись, молчала.

– В будущем хорошенько заботься о себе, – продолжала я. – Конечно, ты и так всегда была осторожна, поэтому насчет тебя я спокойна.

– Его Величество позволил тебе покинуть дворец? – изумленно спросила Юйтань.

– Его Величество отправил меня в прачечные, – ответила я с легкой улыбкой.

Она внезапно одним прыжком вскочила на ноги, закричав:

– Как? Разве так можно? Ты, сестрица, благородного происхождения, хрупка и изнежена, тебе не приходилось даже заниматься шитьем. Так разве ты сможешь вынести подобные страдания? Мне досадно даже думать об этом!

Я вздохнула:

– Я не боюсь, так чего боишься ты?

Глядя на меня, Юйтань медленно опустилась обратно на корточки и положила голову на постель рядом с моей подушкой так, что наши лица оказались совсем рядом. Я утешающе улыбнулась Юйтань, но из ее глаз все равно ручьем полились слезы.

После того как мои раны полностью излечатся, я должна буду переехать в дом рядом с прачечной. Так как я не могла свободно передвигаться, мне оставалось лишь попросить Юйтань в свободное от службы время помочь мне собрать вещи.

Толкнув дверь, Юйтань вошла, неся в руке большую ветку цветущего абрикоса, и комната сразу наполнилась радостным весенним духом. Доставая вазу для ветки, девушка невзначай поинтересовалась:

– Четвертый господин приходил?

Сердце больно кольнуло, но я заставила себя улыбнуться и ответила:

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

Обернувшись, Юйтань показала мне язык и со смехом объяснила:

– По пути сюда мне издалека показалось, что у дома стоял четвертый господин, но, когда я завернула за угол и подошла ближе, там уже никого не было. Я подумала, он приходил увидеться с тобой, сестрица.

Я медленно опустила голову на подушку. Ты только что стоял здесь, снаружи? Смотрела в стену и, чувствуя, как душу разъедает тоска, думала о том, что эта тонкая стена – непреодолимое препятствие между нами. Я могла бы коснуться его, пройдя всего десять с чем-то шагов, но легче достать с неба луну, чем это сделать.

Поставив ветку в вазу, Юйтань замерла рядом, спросив:

– Красиво?

Я взглянула в ее глаза, черные как уголь, оглядела ее лицо, светлое и нежное, будто весенний цветок, и с улыбкой сказала:

– Красиво. Правду говорят: люди красивее цветов.

– Я хотела, чтобы сестрица полюбовалась цветами, а она решила подразнить меня, – надула губы Юйтань.

Некоторое время я, продолжая улыбаться, рассматривала цветы абрикоса, после чего попросила:

– Если у тебя нет никаких дел, пожалуйста, помоги мне собрать вещи.

Услышав мою просьбу, девушка тут же повернулась ко мне спиной и застыла без единого движения и звука.

– Ли-анда был добр ко мне, не выгнал в тот же день и позволил остаться здесь на некоторое время, пока не заживут мои раны, – со вздохом сказала я. – Однако рано или поздно мне придется уйти. Когда ко мне придут и скажут переезжать, разве я не буду выглядеть жалко, если только тогда начну бегать и собираться?

Она еще немного постояла, не произнося ни слова, а затем принялась за работу, начав с одежды. То, что было сшито из тканей получше, я велела отложить в сторону, а поношенные вещи убрать обратно в сундук. Когда Юйтань все разобрала, я указала пальцем на отложенную одежду и сказала:

– Я почти не носила эти вещи. Можешь оставить себе или кому-то отдать – на твое усмотрение.

– Не буду, – отказалась Юйтань.

– Там, где я буду жить, эти вещи ни к чему, только испортится, – увещевала я. – А главное, те, кто там трудится, одеваются скромно. Если я стану носить такое, разве остальные не начнут смотреть на меня с ненавистью? Как ты можешь не понимать этого?

Юйтань со слезами на глазах взглянула на меня, а затем, повернувшись спиной, открыла следующий сундук. Безделушки, чайная утварь, книги.

– Всю чайную посуду оставляю тебе, – с улыбкой распоряжалась я. – Из другого можешь выбрать, что тебе нравится. А остальное… Остальное…

Я не могла придумать, как распорядиться этими вещами.

– Остальное я вынесу из дворца и отдам твоей сестре.

Юйтань торопливо поприветствовала четырнадцатого принца, стоящего в дверях, после чего выбежала из комнаты.

Я почувствовала себя очень неловко, увидев его, поэтому лишь после долгого молчания наконец проговорила:

– Большое спасибо.

– Ты просила пощады для восьмого брата? – спросил он с глубокой скорбью в голосе. – Почему не посоветовалась со мной? Не веришь мне – есть еще десятый брат!

Я облегченно выдохнула. Выходит, он совсем ничего не знает.

– Нет. Тебе не стоит так хорошо обо мне думать. Я… Я пользовалась благосклонностью Его Величества, слишком много возомнила о себе, и мое недостойное поведение вызвало гнев Сына Неба.

Четырнадцатый принц покачал головой.

– Жоси, иногда мне правда так и хочется дать тебе по голове, расколоть ее и посмотреть, есть ли там внутри что-нибудь. Скажи мне правду о произошедшем, и я найду способ тебе помочь, подумаю, нет ли возможности заставить царственного отца изменить свое решение.

– Его Величество ясно дал понять, что своим поведением я оскорбила его, – ответила я.

Он долго и пристально смотрел на меня, не говоря ни слова, а затем сказал с лицом, на котором были написаны грусть и одиночество:

– Ты не веришь мне. Не только ты – боюсь, что восьмой и девятый братья тоже сомневаются во мне, хотя и не показывают этого.

– Позови Юйтань, пусть войдет и продолжит сборы, – попросила я. – А позже мне придется затруднить господина просьбой забрать вещи.

Он молчал, и мне пришлось самой крикнуть Юйтань, чтобы шла обратно.

Девушка брала в руки одну за другой вещи и о каждой спрашивала, как с ней следует поступить. Она все спрашивала и спрашивала, так что в конце концов я не выдержала и рассмеялась. Четырнадцатый принц тоже улыбался уголком рта. Юйтань в недоумении взглянула на нас, на свои руки:

– Я сделала что-то не так?

– Ты здесь ни при чем, – улыбнулась я. – Большую часть этих вещей подарил мне не десятый принц, а четырнадцатый. Глядя на них, я вспомнила кое-какие события прошлого.

Принц едва слышно вздохнул. Пряча улыбку, я дала Юйтань знак продолжать.

– Услышав о произошедшем с тобой, десятый брат поднял страшный крик и собрался идти к царственному отцу, чтобы поговорить с ним, – поведал четырнадцатый принц. – Я убеждал его сначала хорошенько разузнать подробности, ведь на этот раз все не совсем обычно: издан высочайший указ и наказание было суровым – вдруг он опростоволосился бы и, наоборот, навредил тебе? Я вел здравые речи, но уговаривать его было бесполезно.

Я промолчала, лишь едва заметно улыбнулась.

– Ты не беспокоишься за него? – спросил принц.

– Ты не смог его отговорить, но наверняка смог кое-кто другой.

– В конце концов вышла десятая невестка и выбранила мужа последними словами, – закончил он. – Она так ругалась, что десятый брат разом замолк и послушно опустился на стул, даже не топая ногами и не размахивая кулаками. Поистине, что угодно может быть побеждено чем-то другим!

Склонившаяся над вещами Юйтань вдруг спросила:

– А это что такое длинное, завернутое в кусок красного шелка?

– Дай сюда, – торопливо велела я.

Девушка передала мне сверток, и я тут же спрятала его под подушку. Просунув туда же руку, я легонько погладила оперение стрелы, чувствуя, как в душе поднимается буря чувств.

– Передай мне шкатулку с украшениями, – сказала я Юйтань. – А потом посмотри, что еще осталось в сундуке.

Когда все вещи были разобраны, я бросила взгляд на шкатулку, стоящую на столе, и проговорила, улыбаясь:

– В прошлый раз я хотела, чтобы ты забрал их, но ты отказался. Сейчас все-таки лучше будет отдать это тринадцатой госпоже.

– Подумай лучше о себе, – урезонил меня четырнадцатый принц. – Сейчас именно ты находишься в самом тяжелом положении, остальным приходится не так плохо, как тебе.

– С книгами пусть Юйтань поступает как хочет, мне это безразлично, – со смешком продолжила я после короткого молчания. – Банкноты и серебро я оставлю себе, и украшения тоже. А эту шкатулку с драгоценностями и вон те мелочи я попрошу четырнадцатого господина передать моей сестре.

– Ты не хочешь написать ей письмо? – спросил он. – Когда я видел ее в поместье восьмого брата, она была с красными и опухшими от слез глазами.

Стоило мне это услышать, как и по моим щекам в то же мгновение заструились слезы.

– Я не знаю, что написать. Просто передай ей мои слова: «Я обязательно позабочусь о себе, так что позаботься о себе и ты».

Четырнадцатый принц кивнул. Достав из-за пазухи коробку с лекарством, он протянул ее Юйтань со словами:

– Внутри лежит записка с подробным разъяснением, как его нужно принимать.

Юйтань поспешно приблизилась и с почтением приняла коробку. Некоторое время четырнадцатый принц молча разглядывал меня, а затем позвал евнуха, чтобы тот взял вещи, и ушел.

Как только я оправилась от ран и начала вставать с постели, пришли из прачечных с повелением собрать вещи и переезжать. Юйтань тут же привела двоих евнухов, чтобы вместе с ними помочь мне нести вещи, но я наказала ей остаться дома: я могла справиться и сама. Та, однако, в полном молчании упорно продолжала идти за мной.

Увидев меня со следующей по пятам Юйтань, управляющий прачечных, евнух по имени Чжан Цяньин, торопливо поднялся, чтобы поздороваться. Когда я церемонно поклонилась ему, он с улыбкой протараторил: «Помилуйте, я не достоин подобной чести!» – но тем не менее приветствие принял.

На лице Юйтань мгновенно появилось недовольное выражение. Кое-как поприветствовав Чжан Цяньина, она спросила:

– Комната готова?

– Давно приготовлена самым надлежащим образом, – улыбнулся евнух и позвал слуг, велев им отвести меня в мою комнату.

– Каков! Быстро же он зазнался! – тихо выругалась Юйтань.

– Раньше он приветствовал меня, теперь я приветствую его. Это не более чем дворцовые правила, – пожала я плечами. – Ты всегда была умна и сообразительна, но не понимаешь таких простых вещей. Если ты не в состоянии вытерпеть даже это, то лучше поскорее возвращайся домой!

Юйтань промолчала, осматриваясь по сторонам с крайне недовольным лицом.

Внимательно оглядев комнату, я улыбнулась и похвалила:

– Весьма опрятная комната, еще и такая светлая!

Юйтань тоже осмотрелась, после чего с крайней холодностью велела слугам внести вещи и поставить на пол. Когда она помогала мне застилать постель, в комнату, весело смеясь, вошли две девушки. Увидев нас, они тут же перестали улыбаться и почтительно поприветствовали Юйтань. Та тут же шагнула к ним и, взяв одну из девушек под руку, с улыбкой сказала:

– Пожалуйста, поднимитесь, сестрицы. Я была нерадива и редко приходила сюда, но ваши лица кажутся мне знакомыми, хотя я и не смогу назвать ваших имен.

Одна из них, высокая худая девушка с щеками, усеянными веснушками, ответила:

– Вашу служанку зовут Чуньтао.

– Имя вашей служанки – Яньпин, – улыбаясь, сказала вторая, девушка невысокого роста с лицом, которое можно было назвать красивым.

Юйтань достала пару лянов серебром и проговорила, продолжая улыбаться:

– В будущем мне придется затруднять вас, сестрицы, многими просьбами. Возьмите это в знак моего доброго отношения.

Немного поломавшись, но широко улыбаясь, девушки взяли деньги.

– Сколько народу здесь живет? – со смешком спросила Юйтань.

– Всего здесь четыре комнаты, – радостно отвечала Яньпин, – в каждой живет по три человека, так что всего получается двенадцать.

Юйтань едва заметно улыбнулась и промолчала.

– Нужна ли барышне какая-либо помощь? – с заискивающей улыбкой поинтересовалась Яньпин.

– Почти все вещи уже разобраны, спасибо, – ответила, улыбаясь, Юйтань и, повернувшись, за руку потянула меня прочь из комнаты.

Яньпин и Чуньтао, склонившись в поклоне, проводили нас.

Как только Юйтань оказалась снаружи, улыбку тут же стерло с ее лица.

– Ладно, – улыбнулась я ей, – ты посмотрела на все, что хотела посмотреть, прибрала все, что только могла, так что теперь возвращайся!

– Сестрица, ты сможешь привыкнуть? – удрученно спросила она. – Я не говорю о твоем доме – даже здесь, когда ты только-только попала во дворец, у тебя уже была комната, хоть и маленькая, но ты жила в ней одна.

– Разве можно сравнивать зал Цяньцингун и прачечные? – удивилась я.

Юйтань сжала губы.

– Я знаю, что не стоит постоянно дергать тебя, сестрица, своим беспокойством, однако ничего не могу с собой поделать.

– Понимаю, – мягко ответила я. – Иди домой. Мне тоже нужно пойти и разузнать о том, как здесь живут.

– В таком случае я ухожу, – тяжело вздохнула она. – Но скоро я снова приду, чтобы проведать тебя, сестрица!

Я кивнула, и Юйтань, развернувшись, двинулась в обратный путь.

Оставшиеся в комнате Чуньтао и Яньпин о чем-то разговаривали друг с другом. Краем уха услышав наши с Юйтань имена, я невольно замедлила шаг, постаралась бесшумно приблизиться к окну и встала под ним.

– Барышня Юйтань весьма щедра, – говорил высокий голосок, судя по всему принадлежащий Чуньтао. – Нам за целый год не удалось бы заработать столько, сколько она дала нам за один раз.

– Она прислуживает лично Его Величеству, – отвечал ей сладкий голосок Яньпин. – Мы с тобой служим во дворце так давно, а сами видели Его Величество лишь пару раз, и то издалека – даже лица не могли разглядеть. Ты думаешь, будто она дала нам много, но любая госпожа или принц, награждая ее, наверняка дают ей еще больше.

Я с улыбкой покачала головой.

– Что за оплошность совершила барышня Жоси? – спросила Чуньтао.

– Какая еще барышня? – холодно усмехнулась Яньпин. – Облезлый феникс хуже курицы. Сейчас она ничем не лучше нас, даже наоборот: мы, когда придет время, покинем дворец, а она пусть продолжает стирать белье для евнухов!

Я усмехнулась, склонив голову. Похоже, наше общение не будет таким уж легким и приятным. Судя по ее поведению и тому, что она говорит, у нее есть некоторые знания и опыт, однако ума явно маловато.

– Я слышала, что ее отец – командующий армией, а старшая сестра – вторая супруга господина восьмого бэйлэ, – сказала Чуньтао.

– Всего лишь начальник гарнизона, стоящего в пустынных северо-западных землях, – рассмеялась Яньпин. – Вероятно, там он и может пугать простой народ, но здесь, у ног Сына Неба, в Запретном городе, возьми любого, необязательно даже старше его по положению, – каждый будет хозяином, которому нужно кланяться. А что такого в родстве с Его Величеством? Разве господину восьмому бэйлэ сейчас есть до нее дело? Как говорится, когда дерево падает, обезьяны разбегаются[35]35
  Когда дерево падает, обезьяны разбегаются (кит. 树倒猢狲 散) – китайская поговорка, аналогичная нашему «крысы бегут с тонущего корабля».


[Закрыть]. Скорее всего, именно потому, что большое дерево рухнуло, некому было предоставить ей защиту, вот Его Величество и наказал ее, отправив сюда.

Дальше слушать уже не было никакого интереса. Я тихо отступила на пару шагов назад, нарочно стукнула дверью и, стараясь ступать погромче, вошла в комнату. Чуньтао, увидев меня, тут же поднялась, тогда как Яньпин даже не двинулась с места, продолжая сидеть на кане и сосредоточенно лузгать семечки.

Улыбнувшись Чуньтао, я проговорила:

– Можно ли кое о чем спросить барышню Чуньтао?

– Пусть барышня спрашивает, – улыбнулась девушка мне в ответ.

– Ты можешь звать меня просто Жоси? Те, кто зовет друг друга барышнями, отчуждаются друг от друга.

– Тогда и ты зови меня просто Чуньтао, – засмеялась она, и я кивнула.

Мы сели рядышком на краю кана, и я принялась расспрашивать ее: во сколько подъем, когда отдых, на что следует обращать внимание и так далее. Чуньтао была очень разговорчивой. Стоило мне затронуть какую-либо тему, как она тут же принималась трещать без умолку, рассказывая обо всем без разбора. Я внимательно слушала, улыбаясь уголком рта и не обращая внимания на то, что она уже давно отклонилась от сути разговора. От лишних знаний вреда точно не будет.

Мы проболтали, наверное, полдня, пока Яньпин не прервала нашу беседу, нетерпеливо спросив у Чуньтао:

– Ты пойдешь обедать? Опоздаем – и придется доедать то, что осталось после других.

Смущенная Чуньтао поднялась и обратилась ко мне:

– Позже я еще расскажу тебе обо всем, а сейчас пойдем обедать.

Я кивнула и следом за ними вышла из комнаты.

Ночь прошла без приключений. На рассвете, услышав, как Чуньтао поднялась с постели, я завозилась, готовясь последовать ее примеру. Одеваясь, девушка спросила меня:

– Хорошо спалось?

– Прекрасно, – ответила я.

Все еще лежащая на кане Яньпин язвительно усмехнулась и, отбросив одеяло, тоже встала.

Спустившись с кана и обуваясь, я с улыбкой подумала: она поняла, что я солгала. Я привыкла спать в одиночестве, а этой ночью мы лежали на одном кане втроем, и, разумеется, спала плохо. Впрочем, кажется, ей тоже не удалось выспаться сегодня.

Когда я увидела перед собой полный чан одежды высотой с небольшой холм, мне стало дурно. Вот бы сейчас стиральную машину! Я бы отдала все, что у меня есть, не пожалела бы никаких денег ради одной стиральной машинки. Однако сколько ни думай, сколько ни вздыхай, а делать все равно придется все своими руками.