Текст книги "Вера в большом городе. Диалоги о жизни, в которой есть место Богу"

За что любить гватемальцев

Кто-то скажет, что гватемальцы «сами виноваты», что оказались в такой ситуации…

Огромное количество людей утверждают, что не стоит лечить «черных» или «туземцев», чтобы не плодить нищету. Я для себя решила, что буду помогать всем, вне зависимости от того, какой они веры, какого пола, сексуальной ориентации, политических взглядов. Перед тобой пациент. Делай свое дело, и все.

Да, но ведь и сам больной может мешать тебе делать свое дело. Скажем, не следовать советам по профилактике, а потом прийти с какими-то жуткими и запущенными проблемами. Или, скажем, избегать вакцинации. Ты злишься на такие вещи?

Да, такое бывает. Но я скажу вот что: кто приходит в благотворительность с идеей вылечить всех хороших, достойных и красивых, со стопроцентной вероятностью разочаруется. Потому что пациенты будут у тебя красть, лгать, обижать тебя, издеваться. Это происходит постоянно! Не дождешься, чтобы все падали тебе в ноги. При этом многие волонтеры (почти все) едут с идеей, что сейчас спасут весь мир. Им кажется, что их встретят радостные улыбки детей, благодарные старики! На самом деле ты не разочаруешься, только если ставишь целью самосовершенствование, то есть просто пытаешься стать чуть лучшей версией самого себя.

С 2015 года ты бьешься за свое дело, живешь экстремальной жизнью. Ты не устала? Никогда не хотелось махнуть на все рукой и сбежать?

Хотелось, конечно. Я понимаю, что все люди заменимы, без меня то, что создано, не рухнет. Но всем будет тяжело. Прежде всего жителям гватемальских деревень. Но и мне тоже: и организация, и пациенты, они нам как дети. Ведь родившей ребенка матери тоже бывает непросто: она уже не может, когда ей вздумается, сходить на маникюр или педикюр, ей приходится на время оставить работу, отменить развлечения, скажем, какие-нибудь походы на танцы.

С ребенком у тебя биологическая связь, привязанность, любовь, общая генетика. А тут не просто чужие люди, но представители другой культуры, другой религии.

Это не мешает нам любить их.

За что любить гватемальцев?

Просто так! Любовь не всегда можно объяснить. Но у нас бывают и приятные моменты. Как раньше говорилось, «хорошего врача народ прокормит». Иногда местные жители приносят нам авокадо, сыр, еще какую-то еду. Но это один случай на пятьсот или тысячу пациентов, которых ты посмотрел. При этом часто происходит и то, о чем мы говорили ранее: больные не выполняют предписаний врача, не приходят вовремя, а потом поступают к нам в критическом состоянии из-за собственной неорганизованности и ошибок. Что остается? Сделать вдох и выдох и продолжать любить бескорыстно и порой безответно.

Как ты поддерживаешь в себе эту неугасающую любовь? Ты любишь людей или ты нравишься себе как врач, излечивающий болезни? А может, тебе по душе сама экстремальная ситуация, в которую тебя забросили Господь и твоя судьба?

Тут все нелинейно. В разные промежутки времени по-разному: то чувствуешь себя героем; то учишься чему-то новому; иногда находишь себе друга на проекте. У нас с ребятами-волонтерами быстро завязывается крепкая дружба. Они остаются в Гватемале надолго не потому, что им очень нравится каждый день вычесывать вшей или лечить чесотку. Их удерживает желание работать в команде с интересными людьми, делать важное дело, менять мир – хотя это, наверное, слишком громко сказано. Но чувство, что ты можешь что-то изменить, пусть и на своем небольшом участке, вдохновляет. Мотивы и цели у всех разные, и со временем они могут меняться. Было бы неправильно утверждать, что все волонтеры – бескорыстные герои-спасатели или все приехали только ради саморазвития.

Чему не учат в мединституте

Ты как-то написала, что у тебя есть «личное детское кладбище». Как ты справляешься с этим душевным бременем? Если я правильно понимаю, это дети, которые умерли не от каких-то неизлечимых заболеваний, а именно оттого, что не хватило ресурсов, чтобы им помочь.

С этим можно справиться только одним способом – помогать тем, кому ты можешь помочь здесь и сейчас. Любой врач так к этому подходит. Ясное дело, если хочешь спасти весь мир, нужно не маленькие клиники открывать, как делаем мы, а создавать глобальные программы, изобретать вакцины и так далее. Я очень уважаю тех, кто этим занят, они делают большое, важное дело. Но мы трудимся «в поле», не решаем глобальные задачи, а работаем индивидуально с каждым конкретным случаем. Одного ребенка за день спасли – уже хорошо.

Я знаю многих врачей, отличных специалистов, которые совсем не религиозны и даже довольно циничны. Мне кажется, они отрицают веру, потому что она может сделать их более уязвимыми.

Думаю, многие сильные люди достаточно уязвимы. Уязвимость не равна слабости. Допустим, когда ты в личной жизни открываешься человеку, то снимаешь панцирь. Ты абсолютно незащищен, но только так можешь стать настоящим. То же самое в общении с больными. Когда ставишь барьер, люди это замечают. Говоришь пациенту: «Я все понял, сейчас тебя послушаю, сдашь вот такие анализы, все, иди!» При этом имеется в виду: «вас тут много, на всех души не хватит». Я считаю, что это преступление.

Моя пока еще небольшая практика показывает: иногда пациентам вообще не нужно никакого лекарства. С ними надо поговорить, выслушать. К нам приходят женщины, которые жалуются: голова болит, спина болит. Конечно, у них все будет болеть! У них по десять детей, и они за всеми стирают – вручную, в холодной воде, с утра до вечера. Кормят всю семью. Муж пришел, взял ее, не спросив, и она опять беременна. Для них единственная отдушина – прийти в клинику и полчаса посидеть на приеме, чтобы просто услышать доброе слово. Когда я разговариваю с этими людьми по душам, очень многие начинают плакать (уж не знаю, ставить ли себе это в заслугу или нет). Потому что никто их никогда в жизни не пытался выслушать. А это важно. Врач – все-таки не аптекарь, который выдает микстуру, берет деньги, и все. Здесь требуется немного больше участия.

Я не устаю говорить нашим ребятам, а также студентам, если удается с ними пообщаться, что обязанности медика куда шире, чем программа медицинского института. Это тяжелая профессия не только потому, что ты должен много знать, но ты должен себя отдавать. Однако если ты к этому не готов, то всегда есть выбор – займись чем-то другим.

Мы нашли друг друга в глуши

Каким был твой путь к вере?

Бабушка была православной, она меня крестила, когда мне было года два-три. Родители состояли в партии, в церковь не ходили, Библии дома не было. Нас не воспитывали в христианстве. Но все международные организации, с которыми я работала после учебы, так или иначе были связаны с разными религиями. К примеру, на Гаити я жила в католическом монастыре. А деревня в Гватемале, в которой мы устроили клинику, основана мормонами. Контакт с гватемальскими православными у меня наладился случайно. В том самом православном монастыре в Гватемала-сити, о котором я говорила ранее, каким-то образом узнали про нашу деятельность и позвали нас в гости. Настоятельница, матушка (мадре) Инес – очень интересная женщина. Она пригласила меня на службу, и я честно ответила: «Конечно, я приду, хотя я и не особо верующий человек».

Приезжаю, вхожу на территорию, и ворота за мной закрываются – ты внутри и уже никуда не сбежишь. Среди прихожан храма я заметила человека, не похожего на индейца. Мы разговорились. Оказалось, что он – американец, один из сотрудников православной американской организации. Поразительно, но такие бывают! Я рассказала о том, чем мы занимаемся. Он сообщил, что скоро к ним приедет еще один парень, Эндрю, который собирается заниматься социальной работой. А мы как раз искали учителя в нашу начальную школу. Я и говорю: присылайте его к нам, мы его будем кормить, а он у нас будет детишек учить английскому. И мы договорились. Так в моей жизни появился Эндрю, мой любимый человек. И он – православный американец!

Потрясающе! Ты одновременно обрела и веру, и парня. Можно сказать, что он тебя воцерковляет?

Я поначалу не знала, что он настолько религиозен, да и вообще не понимала, верующий он или нет. В клинике мы не говорим о политике, религии, меньшинствах и не затрагиваем другие противоречивые темы. Они могут вызывать конфликты, поэтому мы стараемся держаться в стороне от всего этого. Эндрю приходил, учил детишек, обедал, уходил. Хороший парень. Попросишь что-нибудь – всегда сделает. Когда машина сломалась, починил. Унитаз потек, попросила Эндрю – все наладил. Мне он очень понравился именно как человек, а как мужчина – намного позже.

До того, как мы начали встречаться, я никогда не думала, что именно вера делает его таким. А потом поняла, что Энрю – христианин, и это по большей части и определяет его поведение. Для себя я долго решала, хорошо или плохо, если я буду не просто врачом, а православным врачом. На самом деле тут есть свои трудности. Но в конечном итоге благодаря примеру Эндрю я решила, что это всем пойдет на пользу. Из твоего блога я поняла, что вы строите отношения целомудренно – никакого секса до брака.

Изначально это было его решение. Меня оно немного шокировало… Он такой красивый! Мне он кажется эталоном мужской красоты: прорисованные мускулы, накачанный пресс, благородные черты лица. Мне представлялось, что женщины должны на нем «висеть гроздьями»! Но оказалось, он совсем другой. Теперь я считаю, что воздержание было правильным выбором – и для меня, и для него, и для наших отношений в целом. Пока что он – самое лучшее, что случилось со мной в жизни. Я ни о чем не жалею.

Некоторые пары не хотят хранить целомудрие до брака, потому что боятся потом выяснить, что они несовместимы. Ты не опасаешься, что твой партнер тебе не подойдет, вам не будет хорошо вместе?

Вот этого я нисколько не боюсь. (Смеется.) Я почему-то уверена – все будет хорошо. Слишком много всего совпало: мы нашли друг друга в глуши, в далекой стране. Что-то свело нас вместе только для того, чтобы впоследствии у нас возникли какие-то интимные проблемы? Я не верю в это! Думаю, что сексуальная жизнь – это нечто большее, чем принято сегодня считать. Ведь мы не животные. Качество физических отношений зависит в большей степени от того, насколько люди совместимы на психологическом и духовном уровне.

Твой избранник не только целомудренный человек, но еще бо́льший аскет, чем ты. Ты владеешь десятью килограммами имущества, а у него, похоже, вполовину меньше. Как ты себе представляешь семейную жизнь двух таких людей, как вы?

Пока не знаю. Наша жизнь осложняется многочисленными разъездами. Но она очень интересная! У нас схожая жизненная философия, и характер работы схожий. Мне кажется, все будет хорошо. Что касается детей… Мы собираемся усыновлять, так что мне, как минимум, не придется ходить беременной в странах, где распространены вирус Зика[6]6
  Вирус Зика – инфекционное заболевание, распространенное в Африке и Азии; его переносчиком является определенный вид комаров.


[Закрыть] и малярия.

Ты не хочешь рожать сама?

Не то чтобы не хочу. Я очень бы хотела родить ребенка. Но мы так много видим бездомных, брошенных детей или тех, у кого есть семья, но они все равно лишены заботы. Так что я бы сказала, что для меня усыновление скорее моральный долг. Наверное, мы попробуем сначала взять приемных, а потом родить своих детей.

Получается, что даже на свою личную жизнь вы смотрите через призму социального служения. Ты не боишься, что не останется никакого уголка, который принадлежал бы лично тебе?

Мне такой уголок не нужен, я к этому не стремлюсь. На мой взгляд, само таинство брака не в том, чтобы сделать свою жизнь легче, комфортнее или отделиться, закрыться, создав какую-то ячейку, где обитаешь только ты и он…

Как же без этого? Я представляю себе брак как сакральное пространство, в котором есть только я, мой муж и Господь. Совершенно необходимо, чтобы у нас с мужем была возможность побыть вдвоем, пусть и редко. Иначе отношения развалятся, нас поглотит быт, заботы о детях, работа, в том числе и социальная.

Не знаю. Мне кажется, в отношениях очень важно взаимное развитие. Сейчас я нахожусь в новом для себя периоде: мы с Эндрю часто разговариваем о Боге, ставим для себя личные цели именно в духовной сфере.

У вас есть общие для вашей пары цели?

Конечно. Моя цель – помогать любимому человеку развиваться. Его цель – делать мою жизнь немножко легче. Иногда я прошу его: можешь крышу подлатать? И для меня, и для клиники. Или волонтеров встретить. Не важно, для кого он это делает – для меня или для других, – но мне от этого становится лучше, светлее. Мог бы полежать на диване, а делает что-то полезное.

Я так понимаю, что твой Андрей – человек очень интенсивной духовной жизни, высоконравственный. А тебе не бывает рядом с ним не по себе от того, что ты более земная? От того, что он слишком высоко и до него трудно дотянуться?

У меня часто бывает ощущение, что он выше меня. Но, думаю, до него можно дотянуться, если интенсивно работать над собой. Вместе с ним я многому учусь, и это хорошо. Если приходишь в отношения с установкой «я такой, какой есть, и ничего менять не хочу и не буду; и ты такая, как есть, так и будем жить» – это тупик. Точнее, такая ситуация приведет к тому, что все либо сидят по разным комнатам, либо ругаются.

Стараюсь никого не судить

Ты рассказывала, что с детства у тебя была потребность оправдать ожидания педагогов, старших товарищей, коллег. А с Богом у тебя похожие отношения? Тебе иногда хочется «поставить себя в угол» за то, что ты не «отличница» христианской жизни?

Я постоянно жалуюсь Эндрю: «Слушай, мне кажется, я недостаточно хорошо себя веду, я должна делать все лучше». Был такой период, когда я постоянно задавалась вопросом: как люди могут называть себя христианами, если они, скажем, что-то украли, взяли что-то без спроса? На что он мне спокойно отвечает: это долгий путь, ты не дойдешь до идеала, никогда не станешь Иисусом Христом, но главное – искренне к этому стремиться, стараться по-настоящему, а не просто что-то изображать.

Для тебя Господь – «профессор», который дал тебе задание, и ты должна достаточно хорошо выполнить его?

Скорее, для меня это основа, ориентир, звезда, которая светит и направляет в пути. Если передо мной встают какие-то дилеммы и я не знаю, что выбрать, то принимаю решение так, как было бы правильно с точки зрения православной веры.

Чувствовала ли ты присутствие Бога в своей жизни до того, как встретила Эндрю, оказалась в храме, начала молиться и читать Евангелие?

Всегда чувствовала!

Мне кажется, в твоей сфере невозможно работать, не ощущая Божьего присутствия, не веря в Его чудеса. Иначе останется только заплакать и убежать куда-нибудь подальше.

То, что со мной все время происходит хорошее, – это чудо. Я всегда верила в закон воздаяния: если делаешь добро, оно к тебе вернется. Это действительно работает, хотя бы в моем случае. Я старалась не делать чего-то критически плохого, и мне всегда везло. Я очень везучий человек.

Не могу не спросить тебя – как врача и как христианку. Очень часто слышишь от неверующих: «Ваш Бог допускает страшные вещи: смерть детей, существование беднейших стран, где человеческая жизнь ничего не стоит. Откуда такая несправедливость?» Ты сталкиваешься с этой несправедливостью ежедневно. Как ты для себя отвечаешь на эти вопросы?

Я не знаю, почему и зачем страшные вещи происходят на земле… Но стараюсь никого не судить. Мы сталкиваемся с разными ужасами: кто-то убивает, кто– то ворует, кто-то бьет детей или женщин. У меня на приеме недавно была восьмилетняя девочка, изнасилованная собственным отцом. И никто про это не говорит, все предпочитают молчать. В этот момент я думаю: люди это или звери, а может, и того хуже? Но даже их я стараюсь не осуждать, потому что никогда не знаешь, что на самом деле творится в чужой семье, в чужой душе. Тем более я не могу взять на себя ответственность, чтобы судить Бога и Его волю.

Что в тебе самой изменилось благодаря вере?

Я перестаю думать, что я такая молодец и всего добилась сама, собственным тяжким трудом. Гордыня отступает, и я прихожу к выводу, что мне не просто везет, а Кто-то меня направляет, помогает мне. Так намного легче и жить, и работать. Не задирать нос, а просто выполнять свою миссию.

Ты человек амбициозный, хочешь изменить мир к лучшему, а потому готова работать даже в ужасных условиях. Это классная амбиция! При этом ты осознала необходимость смирения. Это не мешает тебе гореть своим делом и двигаться дальше?

Думаю, отказ от гордыни делает меня по-человечески лучше. А это самое главное.

Фредерика де Грааф
О досаде на Достоевского, редком умении молчать и об удивлении перед жизнью

«Ты не знакома с Фреки? Обязательно познакомься, она прекрасна!» Так говорят очень многие, кто знают ее. Фреки, Фредерика – строгая и трогательно-простая одновременно, голландка по происхождению, москвичка по месту жительства. Рефлексотерапевт и волонтер Первого Московского хосписа. Ее задача – быть с умирающими здесь людьми, чтобы они не остались в страхе и одиночестве перед смертью. Чтобы ушли спокойно и достойно.

Христос – это Бог, который близко

В своих выступлениях и интервью вы часто говорите о встрече как о важнейшем опыте. Меня поразило, как в одной из лекций для медперсонала о том, как надо вести себя с умирающими людьми, вы сказали, что должна обязательно произойти встреча с этим больным. Не могли бы вы чуть подробнее объяснить, что имеется в виду?

Если человек серьезно болеет, а врачи и медсестры лишь делают ему необходимые процедуры и назначения и если на этом всё – встречи не происходит, больной может чувствовать себя оставленным, одиноким. А это имеет серьезные последствия – не только физические, но и душевные, и духовные. Очень важно, чтобы человек знал, что его увидели, что есть хотя бы один человек, с кем можно разделить свое горе, свои страхи.

Но для того, чтобы произошла эта встреча, нам надо работать над собой. Ведь мы часто защищаемся, не хотим глубокой встречи с человеком, потому что это ответственность: раз увидев кого-либо по-настоящему, ты его «несешь» до конца жизни. Это навсегда.

Кроме того, мы обычно слишком заняты собой, чтобы заметить другого. Часто нам хватает поверхностного взгляда: она брюнетка, она блондинка, она глупая, она умная, но речь идет о чем-то более глубоком, чем внешние проявления. Чтобы встреча была возможна, нужно почти исчезнуть, замолчать, чтобы все лишние эмоции, мысли и даже движения тела улеглись, и тогда человек в твоем присутствии сможет стать самим собой. Он почувствует, что ты его принимаешь, каким бы он ни был. Иначе он боится открыться и замыкается.

Но ведь такая встреча часто не происходит даже в браке: люди могут годами жить друг с другом, рожать детей, говорить о любви, но так и не увидеть один другого!

Владыка Антоний Сурожский (здесь и далее Фредерика говорит о митрополите Сурожском Антонии (Блуме) (1914–2003), своем духовном отце. «Владыка» – это обращение к епископу в Православной Церкви. – Ред.) про любовь, включая любовь в браке, говорит следующее: настоящая любовь стремится к тому, чтобы любимый человек мог стать самим собой, чтобы он мог стать тем, кем его замыслил Господь.

И это, по словам владыки Антония, возможно только во Христе и с Ним, так как Сам Христос в Своем Воплощении дал нам пример настоящего Человека и показал наше высокое призвание следовать за Ним.

Какого же духовного уровня должен быть врач, чтобы так относиться к своим пациентам, ведь у него их сотни в год? Где черпать эту волю, силу, эту любовь к человеку?

Я думаю, что это вопрос сердца, вопрос сочувствия. Ты видишь перед собой страдающего человека, а не очередного пациента. И если сердце открыто, если хотя бы какая-то эмпатия есть, тогда есть и возможность встречи. Пусть даже она не будет глубокой, но больной человек почувствует, что ты хочешь ему помочь, и это уже хорошо. Да, по-настоящему глубокая встреча случается редко, но она как раз более вероятна, если сам врач открыт. Когда человек серьезно болеет, тогда его защиты и маски падают, он становится таким, какой он есть, и встреча двух сторон может произойти.

Но ведь если о каждом человеке я буду болеть душой, то что же останется от меня? Недаром говорят, что цинизм медицинских работников – это естественная защитная реакция.

Я могу говорить только про себя, не про других. Мне кажется, без Христа это трудно. Я помню, владыка давал такой пример. Вместо того чтобы брать всех страдающих «на себя», можно их образно «усадить в тачку» и привезти их ко Христу и сказать: «Господи, вот Твои дети, они болеют, мучаются. Помоги, исцели!» Без связи со Христом, наверное, будет так, как вы говорите. Потому что слишком тяжело постоянно сознательно нести не только физическую и душевную боль, но и депрессию людей, их чувство вины. Чтобы не быть втянутым в этот туннель, где темные силы тоже играют свою роль, нам надо осознать, что без Его помощи невозможно поднять и нести этот груз.

Я помню, как однажды спросила: «Владыка, как ты можешь пятнадцать часов в день встречаться с людьми, которые приносят тебе свое горе?» И он ответил: «Ты знаешь, бо́льшую часть тяжести я перекладываю на Христа». Христос – это не Бог отдаленный, но прежде всего Друг. Он был Человеком, как и мы, и с Ним можно разделить ту боль, которая есть: «Исцели, Ты врач, Ты все можешь, помоги!» И тогда не будет проблемы выгорания или механического подхода к людям.

Наше сердце слишком маленькое, чтобы всех вместить, но с Ним это возможно.