Текст книги "Эмма в ночи"

Вернувшись, сотрудники ФБР полностью сосредоточились на моем последнем, успешном побеге. Расспрашивали в мельчайших подробностях, потому что в них, по словам агента Страусса, незаметно для меня может скрываться что-то важное. Я так не думала, потому как перед этим очень долго обо всем размышляла.

– Просто расскажите нам все с начала и до конца, – сказал он.

Что я и сделала.

– Шкипер Рик ждал меня не на пристани, а у западного берега острова – очень скалистого и ощетинившегося не то что камнями, а огромными, серыми, зазубренными глыбами, едва скрывавшимися под водой. Во время прилива их увидеть нельзя. Подступающие к берегу волны набрасываются прямо на кромку леса. Но вот во время отлива по камням можно пройти довольно далеко. Билл любил отправляться туда ловить рыбу. Надевал высокие резиновые сапоги и не брал с собой ничего, кроме удочки, ящичка с рыболовными принадлежностями и упаковки пива. Шесть банок с голубыми надписями на них. Эти сведения обладают практической ценностью?..

Как-то раз, незадолго до того, как Эмма родила, я пошла за ним. Тогда мне еще казалось, что Билл с Люси хорошие, что они любят нас.

Чтобы догнать его, я стала прыгать с камня на камень. Мне в голову пришла глупая мысль, что он научит меня рыбачить и… я даже не знаю как сказать… заменит мне отца, что ли… отца, которого в жизни мне так не хватало. Помню, как отчаянно мне этого хотелось – такое чувство возникает, когда ты готова сделать что угодно, чтобы тебя полюбили. Я переживала его, когда мы в школе делали поздравительные открытки к Дню матери[5]5
  Отмечается в США во второе воскресенье мая.


[Закрыть]. Свою я всегда подписывала так: «Мамочке номер один!» или «Лучшей мамочке на свете!» Думала, что это принесет мне счастье… и испытывала точно такое же ощущение. Помнишь, мам?

– Конечно помню, маленькая моя, – сказала миссис Мартин, – я всегда очень любила твои открытки.

– Но камни оказались очень скользкими. Их покрывала тонкая, совершенно невидимая пленка слизи. Вернувшись в тот день домой, Билл рассказал, что они обрастают диатомеями, то есть кремневыми водорослями. Рассказал после того, как перестал на меня орать, потому как я, пытаясь его догнать, поскользнулась на большом камне и упала в воду. И хотя стоял отлив, дно там резко уходит вниз и достигает большой глубины – именно благодаря этому там хорошая рыбалка, ведь рыба очень любит прятаться в омутах среди торчащих камней. В одну из таких ям я и упала. Быстро пошла ко дну. Меня сносило очень сильное течение. Я понятия не имела, что делать. Зайти в воду, чтобы искупаться, на острове негде, поэтому раньше я здесь не плавала и о течении ничего не знала. Нахлынувшая волна швырнула меня на камни, потом еще и еще, стараясь утопить. Было очень холодно, потому что стояла совсем ранняя весна, а вода там толком не прогревается даже летом.

Биллу пришлось прыгнуть и вытащить меня из воды. Думаю, без него я бы утонула. Ухватиться за скользкий камень у меня не получалось, поэтому меня попросту швыряло, будто тряпичную куклу. В душе поселился ужас. Вдруг я почувствовала, что меня схватили за руку. На противоположном конце камня стоял Билл. Одной рукой он держал чахлое деревце, с трудом пробившееся среди камней, второй меня. Держал, пока волна не отхлынула, пытаясь меня утащить, а потом, когда нахлынула вновь, собираясь вновь бросить на камни, воспользовался ее мощью, с силой дернул меня и вытащил рядом с собой на глыбу. Я распласталась на ней, из глаз текли слезы, рот жадно хватал воздух. Билл сел рядом, посмотрел на меня, неодобрительно покачал головой, но потом обнял и прижал к себе, чтобы я согрелась.

Не знаю, зачем я рассказываю всю эту историю. Здесь важно знать только одно – Билл никогда не подозревал, что я попытаюсь бежать с западной стороны по этим камням. В результате она стала идеальным местом, чтобы сесть в катер Рика. Мы сделали это во время прилива. Он бросил мне спасательный жилет с привязанной к нему веревкой, я надела его и бросилась в воду, хотя даже сейчас с дрожью вспоминаю, как в тот момент чуть не умерла. Просто закрыла глаза и стала ждать, когда он втащит меня в свою посудину. Рик схватил меня за жилет, поднял и опустил на палубу. Я дрожала как осиновый лист. Он припас для меня сухую одежду, шапку и одеяло. И повел катер в ту сторону, где его нельзя было увидеть из дома, а потом высадил меня на берегу, не в гавани, где располагалась пристань, а на каком-то другом участке побережья. Там с грузовиком уже ждал его друг. Я забралась внутрь. Вот, собственно, и все. Остальное я уже рассказывала вам утром.

От этой истории папа заплакал, услышав ту ее часть, где мне хотелось, чтобы Билл заменил мне отца, а мама занервничала, потому что никак не могла понять, почему я не знаю, где находится остров. Сказала, что надо подождать результатов медицинского обследования, перед тем как заставлять меня рассказывать что-то еще. Сделала это с таким видом, будто меня вообще там не было, но потом погладила по голове, поцеловала в лоб и произнесла: «Все будет хорошо, маленькая моя».

В тот день родители яростно спорили, у кого из них мне остаться. Выиграла мама. Несмотря на волнение и стресс, вызванные возвращением домой, ирония происходящего от меня все же не ускользнула. Первую ночь я провела в спальне для гостей. Те, в которых раньше жили мы с Эммой, ее стараниями превратились в кабинет и комнату отдыха. Миссис Мартин сказала, что ей было больно каждый день видеть наши вещи, поэтому сначала она сложила их на чердаке, а потом и вовсе отдала в благотворительную организацию. Шагая по коридору, теперь украшенному произведениями современного искусства, я вспомнила, каким было мое второе внезапное пробуждение в этом доме.

Это случилось в третью пятницу апреля, когда к нам на выходные из пансионата приехал Хантер. Он привез друга по имени Джо, которому, как и Хантеру, предстояло учиться еще больше года. Эмма совсем недавно перешла в старшие классы. Ей только-только исполнилось пятнадцать лет.

Те пятницы, что нам полагалось проводить у миссис Мартин, мы с Эммой чаще всего старались бывать у друзей, даже если для этого приходилось напрашиваться к ним в гости. Порой сестра позволяла мне сесть на ее кровать и смотреть, как она выщипывает брови и накладывает макияж, перед тем как уйти. А иногда рассказывала мне кое-что о своей жизни, потому что у нее больше не было никого, кто, услышав такого рода откровения, не стал бы сплетничать, осуждать или пытаться расстроить ее планы. Но в эту пятницу мы остались дома, потому как Эмма захотела, чтобы Джо стал ее бойфрендом.

Я пригласила к нам Наташу Фрайар – она возьмет на себя Хантера, который хорошо о ней отзывался и называл классной. А пока она будет развлекать его, я займусь Джо.

Мама с мистером Мартином уже уехали в гольф-клуб ужинать с друзьями. Предварительно велев нам быть паиньками и из дома не уходить. Эмма склонилась к зеркалу, нанося тушь для ресниц и бровей. Я сидела на краешке ванной, размышляя над ее планом, думая, какая она красивая, когда надевает облегающую одежду и красит губы ярко-красной помадой. Вероятно, мое молчание затянулось, или просто я смотрела на нее настолько долго, что она испугалась, как бы мои глаза не прожгли в ее коже дыру.

Эмма оторвалась от своего занятия, повернулась и взглянула на меня. Сжимая в одной руке щеточку для нанесения туши, она протянула вторую ко мне и помахала пальцем. Не вздумай мне мешать, Касс. Я тебя предупредила! Можешь с нами немного выпить, но не более того. Если из-за тебя у меня или у Хантера что-то не сложится, один из нас тебя убьет!

Хантер с друзьями приехал на такси в 9.12 вечера. Нат сидела у нас с 7.14 и успела уже захмелеть, приложившись к абрикосовому бренди мистера Мартина. Эмма слишком нервничала, чтобы опьянеть, хотя и приготовила нам по коктейлю. Я поднялась наверх в свою комнату.

Я уснула, но потом вдруг проснулась, понятия не имея, сколько прошло времени. Вышла из комнаты. Сморить меня опять сну мешало беспокойство – надо было посмотреть, вернулись ли мама с мистером Мартином, улеглись ли спать остальные и если да, то где, а заодно выяснить, удался ли Эмме ее план. Когда ты выпьешь, поспишь, а потом протрешь глаза, не понимая, что происходит за дверью в твоем собственном доме, тебя охватывает странное ощущение. Так что я вышла совсем не для того, чтобы помешать Эмме с Джо или Хантеру с Нат, а лишь сориентироваться в обстановке и опять лечь спать.

С порога комнаты был виден весь холл, вплоть до маминой с мистером Мартином спальни. Дверь в нее была заперта, полоски света внизу я не заметила. Комната Хантера была открыта, в ней было темно. Вероятно, он был в гостиной внизу, вполне возможно, что с Нат. Но вот дверь гостевой комнаты, расположенной по другую сторону холла, была закрыта и в щель внизу пробивался свет. Я могла бы сказать, что подумала, будто его кто-то забыл выключить, и решила проверить. Я могла бы сказать, что беспокоилась за Нат, подумав, что она там уснула, не удосужившись дотянуться до выключателя. Я могла бы сказать, что испытывала примерно такие же опасения в отношении Джо или парня с девушкой, приехавших вместе с Хантером. Но все это было бы ложью. Правда же заключалась в следующем: я знала, что в той комнате Эмма, и хотя открывать дверь мне было ни к чему, не устояла перед соблазном это сделать.

Никогда не забуду, что предстало моему взору той ночью. Да, Эмма занималась сексом с Джо. Она лежала на кровати, он нависал над ней, устроившись у нее между ног и уткнувшись лицом в шею. До этого я никогда еще не видела, как занимаются любовью, и это меня глубоко потрясло. Потом, с годами, образ померк. Но вот что осталось и запечатлелось в памяти навек, так это лицо сестры, когда она повернулась и посмотрела на меня. Оно приняло то же самое выражение, которое я пыталась описать отцу, миссис Мартин и агентам, рассказывая, как она смотрела на меня в окно через дворик, будто уверенная, что совершает лучший в жизни поступок, находится на своем месте и делает то, что нужно. В ту ночь, закрыв дверь, поднявшись к себе и сев на кровать, ожидая, когда в душе уляжется волнение, я по-прежнему полагала, что Эмма уверена в себе и своих действиях. Помню, в голову пришла мысль, что она всегда оказывается права: сказала, что Джо станет ее бойфрендом, – так оно и случилось.

Но на следующие выходные Хантер приехал один, без Джо. Эмма старательно скрывала свое огорчение. Она вышла из дома покурить, а заодно и ускользнуть от мамы и мистера Мартина. Мы устроились рядом с крытым бассейном. Хантер сказал Эмме, что она вела себя как дура, названивая Джо и забрасывая его электронными письмами, потому как тот никогда на них не отвечал, а ее использовал, лишь чтобы позабавиться в выходные. Эмма обозвала его придурком. В ответ Хантер сказал, что она сучка. Сестра заявила, что по словам Нат он даже целоваться не умеет, на что Хантер ответил, что Нат страхолюдина. Подобный обмен любезностями продолжался до конца сигареты, после чего Хантер заявил, что у Джо есть девушка. Эмма тут же успокоилась. Лицо ее скривилось, но она все же удержалась и не заплакала. Хантер с улыбкой раздавил туфлей окурок. Он выглядел довольным, будто выиграл сражение. Эмма побежала домой, а когда мы с Хантером пошли обратно, я увидела, что его довольная улыбка поблекла. В нашем доме началась война, закончившаяся лишь в ночь нашего исчезновения. Хантер не хотел добить Эмму окончательно, потому как это означало бы полное прекращение боевых действий. А ему всегда хотелось, чтобы все, связанное с моей сестрой, длилось как можно дольше.

Но в том бою Эмма действительно потерпела поражение. Понимающий взгляд на ее лице в тот вечер, когда на нее взгромоздился Джо, отнюдь не свидетельствовал о ее правоте. Как выяснилась, она допустила огромную ошибку, решив сделать его своим бойфрендом. Момент, когда я увидела сестру побежденной, хотя сама считала ее победителем, стал для меня вторым внезапным пробуждением. Это озарение мне совсем не понравилось. Ну нисколечки.

Вспыхнувший в холле свет изгнал из головы образ Эммы на той кровати с Джо. Из своей комнаты пришла мама. Увидев, что я все еще бодрствую, а не спокойно сплю в постели, она, похоже, испугалась.

– С тобой все в порядке, маленькая моя?

Она подошла ко мне, я не сопротивлялась. Потом обняла меня, я не сопротивлялась. От нее исходил аромат духов «Шанель № 5» и средств для ухода за кожей лица, и я должна признать, что от их запаха по моему телу прокатилась волна тепла. Точно такая же, как утром, но только сильнее. Любовь к матерям остается с нами навсегда, и я была удивлена узнать это в тот самый момент, когда вспоминала об Эмме и нанесенном ей поражении.

– Маленькая моя, боюсь, в твоей головке спутались все воспоминания о той ночи, когда вы уехали. Давай договоримся – пока тебя не обследуют, больше никаких историй об Эмме и вашем пребывании на острове, хорошо? Мне кажется, ты могла что-то вообразить или нафантазировать, и стоит тебе сказать им что-то не то, как ситуация, и без того непростая, станет еще хуже. Понимаешь? В тот вечер, Касс, ты была в своей комнате. Потом вы с сестрой поссорились. И когда Эмма уехала, ты не забралась на заднее сиденье ее машины, а осталась у себя. Ты что, забыла?

Миссис Мартин оказалась сильнее, чем я думала, – теперь она ополчилась против меня и моей истории. На меня нахлынуло отчаяние, потому как это означало, что Эмму так и не найдут. Агенты и без того уже сто раз меня спрашивали, почему она не бежала со мной. Но даже сейчас, снедаемая отчаянием и яростью, я оставалась такой же ее жертвой, как и в детстве, ребенком, испытавшим на себе все прелести ее вымогательства, платившим за материнскую любовь любую назначенную цену, позволившим Эмме вызвать огонь на себя и тем самым меня прикрыть. Я думала, что за эти три года отгородилась от миссис Мартин прочными стенами, но даже если и возвела их, то только из песка, потому что они рухнули от первого же прикосновения ее рук.

– Твой рассказ, Касс, не может быть правдой. И я ужасно боюсь, что ты повредилась умом.

Как же мне хотелось ненавидеть ее за эти слова. Но я не могла. Потому что по-прежнему испытывала потребность ее любить.

Поэтому когда она напоследок произнесла «я люблю тебя» и теснее прижала меня к себе, я не стала противиться моему третьему внезапному пробуждению.

Восемь
Доктор Уинтер

Уйти из дома и вновь расстаться с Касс было трудно. Эбби никак не могла избавиться от страха, что девушка исчезнет опять.

Этот страх носил иррациональный характер. Полиция штата согласилась выделить патрульную машину, вменив ей в обязанность дежурить день и ночь у подъездной дороги к дому до тех пор, пока Праттов не найдут. В доме всегда будут находиться Джуди и мистер Мартин, а Оуэну Таннеру, чтобы доехать сюда, понадобится каких-то десять минут. Но самое главное, у Касс не было никаких причин, чтобы бежать, зато наличествовали все, чтобы остаться. Она отчаянно хотела отыскать сестру.

Когда-то, в тех редких случаях, когда оптимистичные мысли пробивали себе дорогу в сознании Эбби, она представляла себе момент, когда будут найдены сестры Таннер. Но действительность оказалась совсем другой.

Они разговаривали с Касс еще три часа, до тех пор, пока Джуди, наконец, не сказала, что время уже позднее, и не попросила их уйти.

– Она больна. Я же вижу! – Джуди говорила о Касс с таким видом, будто та не стояла в шаге от нее. – Если бы Эмма забеременела, я была бы в курсе. И помогла бы. Она это прекрасно знала. Вам известно, как мы были близки. А вы все разговоры ведете. Да в них моя дочь на себя не похожа!

Она настояла на том, что Касс нуждается в отдыхе, разбив в пух и прах все аргументы Эбби и Лео. Доктор Уинтер согласилась на следующий день провести психологические тесты, и Джуди пообещала с самого утра прислать к ней Касс с кем-нибудь из экспертов.

И на том все. На фоне рутинной процедуры распределения задач и обеспечения поиска волнение улеглось. Агенты Бюро в Нью-Хейвене, Мэне и на Аляске приступили к работе. Лео направился в город, чтобы немного поспать. Эбби поехала к себе.

Она вошла в дом точно так же, как входила каждый вечер, и бросила ключи в небольшую керамическую вазу в виде бегемота, восседавшую на столике рядом с диваном. Племянница вылепила ее в детском саду и прислала в прошлом году на Рождество, аккуратно завернув в пузырчатую пластиковую пленку. Вскоре к Эбби подбежал пес, дрожа всем телом в предвкушении кормежки и внимания. Она склонилась к нему и почесала за ухом.

Дом, собака, напоминания о семье – все это было здесь, ожидая, когда она вернется после дивного, сказочного дня. Но им, казалось, было все равно – возвращение Касс Таннер, ставшее для нее чуть ли не судьбоносным событием, не оказало на них никакого влияния.

Возможно потому, что пока еще оставалось слишком много вопросов. Как ни тяжело Эбби было это признать, Джуди Мартин не имела к делу никакого отношения. Эмма была не из тех девушек, которые позволяют собой командовать, особенно в таких важных, сугубо личных вопросах. Оуэн поддержал бы любое ее решение, в то время как Джуди даже превзошла бы его в великодушии только чтобы доказать, что она как родитель лучше. Скорее всего, каждый из них боролся бы за то, чтобы Эмма родила ребенка, а не избавилась от него.

А она, может, того и боялась, что дома начнется новая нескончаемая война.

Лео повел наступление по всем фронтам, чтобы получить хоть какие-то сведения, с помощью которых можно было бы отыскать этот остров среди нескольких тысяч других вдоль побережья штата Мэн. В разговорах о Праттах, шкипере, упаковке продуктов, которые он привозил, о рыболовецких судах, прогулочных катерах и мотоботах не упоминалось ни названий, ни портов приписки, ни яхт-клубов. По словам Касс, она пыталась выяснить, где их держат. Расспрашивала, копалась в мусоре. Но Пратты вели себя очень осторожно. Все, что она могла сказать о судах, это надписи, виденные ею на больших парусах. «Худ», «Дойл» и «Хоуби Кэт»[6]6
  Hood, Doyle, Hobie Cat – производители парусов и другой судовой оснастки.


[Закрыть]. Эбби видела ее лицо, когда она повторяла вновь и вновь: «Я пыталась! Каждую минуту, с раннего утра и до позднего вечера! Пыталась!» Касс говорила, что остров казался ей просто громадным, что его все знали и видели, только никогда не подходили на расстояние, достаточное, чтобы увидеть и услышать ее. Свою тюрьму Касс считала уникальной и пребывала в полной уверенности, что найти ее не составит никакого труда. Она знала город, в котором ее ждал грузовик. Сосчитала количество минут до Портленда. У Эбби сложилось ощущение, что девушка не врет.

Кроме того, Касс настойчиво заявила, что ее первый год на острове, равно как и неудавшаяся попытка побега, очень важны, поэтому агенты внимательно ее выслушали. По словам девушки, благодаря ей она поняла, как трудно оттуда будет выбраться. И что шкипер в конечном итоге поможет ей найти дорогу домой, хотя для этого понадобится время. А еще план. Но не успела она поведать все до конца, как Джуди их выпроводила, поэтому когда Эбби вернулась к себе, у нее было больше вопросов, нежели ответов.

Она пошла на кухню и покормила собаку. Потом открыла холодильник, вытащила немного оставшихся макарон и сунула их в микроволновку. Доктор Уинтер чувствовала себя не лучшим образом, но надеялась, что это от голода. Потому что весь день не могла себя заставить немного поесть.

Она устроилась за небольшим столиком в углу, поставив перед собой тарелку и стакан воды. Потом вытащила телефон. Там было три смс-ки от Мег, на которые она между делом ответила в течение дня. Эбби избавилась от мыслей о сестре и включила запись, сделанную во время разговора с Касс.

Начала с того места, на котором девушка остановилась утром.

«Я хотела бежать уже на следующий день после приезда. В первую ночь спала только три часа двадцать минут. Когда засыпала, сон длился недолго, примерно час, потом я в панике вскакивала, а через некоторое время опять закрывала глаза. До моего слуха донеслось тарахтение смэков для ловли омаров, хотя тогда еще не знала, что это за корабли. Порой они выходили в море сразу после восхода солнца и воспринимались как далекий гул. Я встала и выглянула в окно. Увидела Эмму и расплакалась. Она выбежала, примчалась ко мне и села на кровать. «Поехали домой!» – сказала я. Вот тогда сестра и рассказала мне, что беременна и не может вернуться домой, по крайней мере сейчас. Потом добавила, что Билл о нас позаботится и что мы здесь будем жить хорошо. Я на нее рассердилась, стала кричать, она в ответ тоже на меня наорала, сказав, что никому не позволит помешать ей родить ребенка. Я уже говорила, что в тот момент мне пришлось выбирать между Эммой и домом. Я выбрала сестру».

В этот момент в разговор вмешалась Джуди: «Но ведь это три года, Касс? Ты решила остаться там на целых три года? Расскажи нам, почему ты не могла оттуда уехать. Ты ведь до сих пор этого не объяснила».

Касс продолжала:

«Вам будет трудно это понять. Я думаю, мы остались по двум причинам. Хотя дни там порой тянулись медленно, годы летели незаметно. Жить у самого океана, в окружении воды – в этом есть что-то такое, что меняет восприятие времени. На таком острове можно часами смотреть на воду, чувствуя на лице морской бриз. Это при том, что вода и ветер доставляют немало хлопот и надо прилагать значительные усилия, чтобы не дать им разрушить дом, особенно в отсутствие надежного электроснабжения.

Во-вторых, там были и хорошие моменты, которые я попытаюсь вам сейчас объяснить.

Эмма все чаще со мной разговаривала. Мы стали друзьями, и мне не хотелось, чтобы это закончилось. Никогда. Порой мне страшно хотелось домой. Но я тут же вспоминала о хорошем – как мы сблизились с Эммой, как добры были к нам Билл и Люси. Так что там были и неплохие моменты, а время летело быстро… но потом, когда Эмма родила девочку, все хорошее закончилось.

Когда у нее начались схватки, мне не разрешили быть рядом. Первым делом она пошла к ним, прямо среди ночи, потому что доверяла им и считала близкими. Я проснулась лишь в тот момент, когда Эмма закричала. До слуха также донеслась громкая перебранка между Биллом и Люси, они будто испугались и злились друг на друга, что не могут ничего сделать, чтобы облегчить страдания моей сестры. Я подумала, что она умрет. Правда. Как же она кричала – из ее груди то и дело вырывались стоны боли. Ее будто подвергли пытке. А среди криков боли то и дело прорывались стенания, вызванные отчаянием, поскольку она знала, что впереди ее ждет новая мука. А я ничем не могла ей помочь! Мне хотелось к ней подойти, но Билл с багровым, будто от ожога, лицом вытолкал меня из комнаты. Эмма тоже на меня заорала. Велела мне убираться, потому что от моего присутствия ей только хуже. Роды продолжались всю ночь, пока наконец все не стихло. Я плакала в подушку – настолько ужасным казалось происходящее. Меня лишили возможности ей помочь. Она и сама не захотела, чтобы я была рядом. И никто даже не знал, чем все закончится.

Потом я услышала детский плач. Билл и Люси стали хохотать и плакать, будто на них снизошло счастье. Я вышла в коридор, чтобы узнать, как дела, но от Эммы ничего не было слышно. Так продолжалось всю ночь и утро. Пока не наступил день.

Тогда они отвели Эмму в ее комнату. Она попыталась уснуть, но ее груди набухли и сделались просто огромными. Сестра спросила, надо ли ей кормить девочку грудью, но ей велели ни о чем не беспокоиться. Люси добавила, что для ребенка это не очень хорошо, а сама Эмма в этом ничего не понимала.

Я встала за дверью, чтобы при необходимости принести все что понадобится. «Касс, – прошептала она, – они так болят!» Я каждые несколько часов приносила ей пакеты со льдом, она прикладывала их к грудям, и через несколько дней молоко у нее пропало.

С самого первого крика ребенок день и ночь был с Люси. Когда Эмма пыталась взять его на руки, та говорила, что позаботится обо всем сама. Велела сестре отдыхать и учиться, потому что у нее впереди вся жизнь. «А мы с Биллом на что?!» – повторяла она.

«Касс, – шептала Эмма, – ты ее сегодня видела? Она подросла?»

Эмма плакала долгими часами – ей очень не хватало ребенка. «Мне просто необходимо взять ее на руки! Прошу вас, пожалуйста! Хоть на несколько минут!» – умоляла она. Но у Люси всегда была наготове какая-нибудь отговорка. Малышка то спала, то плохо себя чувствовала, то привыкала к кроватке. Заслышав ее плач, сестра подходила к запертой двери их спальни и орала: «Пожалуйста! Я все слышу! Она не спит! Дайте ее мне!»

В такие минуты Эмма обращалась ко мне: «Касс, ты должна во всем разобраться и выяснить, почему они не дают мне с ней видеться!»

И вот как-то раз я завела с Люси разговор. «Вы так хорошо обращаетесь с малышами! – сказала я. – Где вы этому научились?»

Нам было известно, что детей у них нет: во-первых, они и сами нам об этом говорили, а во-вторых, нигде не было видно признаков их присутствия. Ни рисунков, ни детских вещей. Люси поцеловала девочку в лобик, улыбнулась и ответила: «Бог хотел, чтобы я имела детей, когда сотворял мою душу, но совершил ошибку, когда лепил тело. Этот крест, Кассандра, – не сделать того, для чего меня родили, – я буду нести до конца жизни.

Потом она прижала дочь Эммы к себе и радостно засмеялась. «Ну как ты, ангелочек мой? Ты моя сладкая, ты моя хорошая! Джулия моя!»

Я передала Эмме наш разговор. Рассказала, что Люси, наверное, сошла с ума. Что до этого она относилась к нам как мать, но теперь, когда у нее появился ребенок, будто немного спятила. Эмма широко распахнула глаза.

«Эта тупая сука назвала моего ребенка Джулией? Дала ему имя?» Эмма сказала, что будет ненавидеть его до конца жизни и ни за что на свете не позволит ему сорваться с ее уст.

В тот момент мы были потрясены до глубины души. Я подтвердила то, о чем мы обе подозревали. Люси повредилась умом, и Билл понятия не имел, что с этим делать. Вы знаете, как порой человек будто распадается на две части: первая пытается совершить какое-то безумие, в то время как вторая понимает, что это сумасшествие, но при этом ничего не делает только потому, что не желает расстраивать первую. Вам просто не хочется разорваться пополам. Примерно то же было с Биллом и Люси. Они будто стали одним человеком, состоящим из этих двух частей. И Люси в этом тандеме обладала большей силой.

Это произошло осенью, через год, как мы уехали из дома. К тому моменту нам уже стало понятно – что-то пошло не так. Девочке было шесть месяцев, она подросла, и ухаживать за ней стало легче. Но Билл с Люси по-прежнему не давали Эмме о ней заботиться. Люси относилась к ребенку как к своему собственному. И вдруг у Эммы в голове будто что-то щелкнуло. Она подошла к двери их спальни и забарабанила в нее кулаками. «Немедленно отдайте мне мою дочь!»

Билл пришел в бешенство, взъярился на нее и заорал через дверь: «Иди к себе, юная леди, или тебе придется столкнуться с ужасными последствиями своего поступка!»

«Отдайте мне моего ребенка!» – заорала Эмма и опять принялась дубасить дверь. Я стояла рядом, замерев от страха, потому что ситуация набирала обороты и было очевидно, что ничего хорошего из этого не выйдет. В ее жилах бурлила горячая кровь, но что-либо сделать она не могла. Похоже, что из-за этой самой крови Эмма почувствовала себя сильной и окончательно слетела с катушек. Мы услышали тяжелую поступь, и дверь распахнулась. На пороге встал Билл с лицом, принявшим выражение даже не бешенства, а чего-то бóльшего – казалось, что если происходящее не остановить, он просто сойдет с ума. Думаю, что оставшаяся в комнате Люси велела ему усмирить нас, чтобы Эмма больше не требовала отдать ей малышку, и в сложившейся ситуации он попросту не знал, что делать. Не в состоянии остановить жену, Билл направил весь свой гнев против Эммы и отвесил ей звонкую затрещину. Она потрясенно смотрела на него. Как и я. Он в ответ тоже взглянул на нас, ошеломленный не меньше нашего тем, что сделал.

«Я велел вам уходить! Почему вы меня не послушали?» – произнес он жалобным, плаксивым голосом и на глаза ему даже навернулись слезы. Эмма ничего не ответила. Просто развернулась и ушла в свою комнату. Я последовала за ней. Мы сели на кровать. Она взяла меня за руки и сказала: «Ты должна выбраться отсюда и вернуться с помощью».

Мы разработали план. Я сказала, что найду способ бежать. А потом попросила ее почаще со мной ссориться и даже устраивать драки, чтобы все выглядело так, будто я ее терпеть не могу – в этом случае после моего бегства Билл с Люси не испугаются, что я вернусь и приведу помощь. Вот что мы задумали. Я должна буду бежать, а потом вернуться за сестрой и ее дочерью. Эмма согласилась.

С сентября по февраль я вела наблюдение. Во-первых, за судами. Отмечала время дня, когда они безопасно двигались по различным фарватерам. Во-вторых, следила, когда приезжал и уезжал шкипер. А в-третьих, обращала внимание, когда малышка по ночам спит, а когда ее надо кормить.

У причала Билл держал небольшую гребную лодку. В ней всегда лежали весла, и я подумала, что с ее помощью у меня будет возможность уехать. Какая глупость! В ночь побега я ждала до тех пор, пока ребенок не поел и в доме все не улеглись спать. Я пошла к причалу, отвязала лодку от вбитого в камень железного штыря и забралась в нее. Стоял мертвый штиль, меня пробирал собачий холод. Единственным, что я слышала, был лишь плеск воды вокруг да гулкое биение сердца. Меня охватили волнение, страх и уже знакомое ощущение могущества от того, что я взяла собственную судьбу в свои руки и решила бежать от этих обезумевших людей, чтобы спасти сестру и ее ребенка. Расставаться с Эммой и ее девочкой было на удивление болезненно – мне казалось, что я оставляю на острове частичку себя. Чтобы не терзаться, я просто думала о том, как вернусь с помощью, может даже этой же ночью. С кем-нибудь, кто сможет нас спасти.

Я схватила весла и стала грести, направляя лодку вперед. Перед этим мне не раз доводилось наблюдать, как это делал Билл, когда не желал ждать Рика. Преодолев участок моря, где течение относило все обратно к острову, он выходил на простор залива и вскоре скрывался из виду. Но это оказалось намного труднее, чем я думала вначале. Закрепить толком весла в уключинах мне не удавалось, они были такие тяжелые и слабые против мощного течения. Одно из них поток вырвал у меня из рук, а когда оно упало в воду, быстро унес. После этого лодка стала дрейфовать в виду острова на запад, прямо на скалы. Я была не в состоянии ею как-то управлять. Металась из стороны в стороны, пытаясь грести то справа, то слева единственным оставшимся веслом. Суденышко лишь вертелось из стороны в сторону, но так же неслось вперед, увлекаемое течением. На меня нахлынул приступ паники, ощущение было такое, что голова вот-вот взорвется. Я знала, что если меня несет к западной оконечности острова, то встречи со скалами не избежать. Так и произошло – лодка действительно застряла меж двух больших глыб. Я пыталась оттолкнуться от них веслом. Потом выбралась и попыталась вытащить суденышко руками. Ноги скользили. Не знаю, как долго продолжались мои попытки. Вдруг я услышала рокот двигателя и увидела впереди огни катера. А вскоре и Рика, смотревшего на меня своим холодным, как камень, взглядом.

Он ничего не сказал. Лишь привязал к лодке Билла канат и потащил ее за собой на буксире. Я крикнула, чтобы он мне помог, и завопила что было сил: «Они не выпускают нас отсюда! Они не выпускают нас отсюда!» Но он даже не обернулся, увез с собой лодку, а меня оставил у скал.

Эбби нажала на паузу и отметила время этого фрагмента записи. В тот момент Касс заплакала. На вопрос Эбби, какие чувства она испытывала, девушка ответила, что до сих пор помнит охватившее ее отчаяние и ненависть к себе за то, что она оказалась такой незрелой и глупой. На нее также нахлынула ярость, после чего она осознала, насколько мощной бывает эта эмоция и какие безумства под ее воздействием может совершать человек. Слушая эти слова сейчас, по прошествии некоторого времени и в отсутствие Касс, которая своим чудесным возвращением затуманивала мозг, Эбби подумала, что они несколько не вяжутся с ее историей. Касс не сделала ничего такого, чтобы себя ненавидеть. Лишь рискнула жизнью, чтобы бежать и спасти сестру.