Текст книги "Глаз тигра. Не буди дьявола"

Но шансы на побег казались призрачными. Хотя патрульный катер находился в полумиле от нас, его трехфунтовка держала «Танцующую» на прочном поводке. К тому же на борту у нас оставался Дейли с четырьмя делегатами от банды головорезов Дады.

Я закурил первую за день чируту, и сигара оказала на меня самое чудотворное действие. Почти сразу я увидел игольное ушко света в конце длинного и сумрачного тоннеля. Подумал на эту тему чуть дольше, легонько попыхивая дымом черного табака, и пришел к выводу, что попробовать стоит. Но для начала надо переговорить с Чабби.

– Дейли, – бросил я через плечо. – Ведите сюда Чабби, пусть встанет у штурвала. Мне надо вниз.

– Зачем? – с подозрением осведомился он. – Что вы собираетесь там делать?

– Скажем так: то, что обычно делаю каждое утро, и никто другой не способен сделать это вместо меня. Если заставите объяснять, я покраснею.

– Вам бы, Флетчер, на сцене паясничать. Ваши хохмы меня доконают.

– Хм, а это мысль.

Он велел матросу привести из каюты Чабби и занял мое место у штурвала.

– Никуда не уходите. Позже мне надо будет с вами поговорить, – тихо сказал я уголком рта и спустился в кокпит. Когда вошел в каюту, Анджело слегка просветлел и даже одарил меня вполне приличной версией старой доброй прожекторной улыбки, но трое охранников – им, по всей видимости, было скучно – нацелили на меня автоматы с таким энтузиазмом, что я в спешке вскинул руки: «Спокойно, парни, спокойно» – и бочком прошел мимо них по трапу. Двое, однако, следовали за мной до гальюна с таким видом, словно собираются войти в него и составить мне компанию.

– Джентльмены, – возразил я, – если продолжите направлять на меня эти ваши штуковины в следующие несколько критических мгновений, то, наверное, станете изобретателями революционного средства от запора. – Они непонимающе косились на меня, а я, крепко закрывая дверь, добавил: – Вы же не хотите, чтобы вам дали за это Нобелевскую премию?

Когда я снова открыл дверь, они стояли в тех же позах, словно ни разу не шевельнулись. Заговорщицким жестом я поманил их за собой. На лицах матросов вспыхнул интерес, и я проводил обоих в капитанскую каюту, где под широкой двуспальной койкой имелся тайник, на создание которого я потратил не один десяток часов. Размером с гроб, но с вентиляцией. Достаточно большой, чтобы в нем мог вытянуться человек. Когда во время ночных заплывов я перевозил людей, тайник служил укрытием на случай обыска, а в другое время я складывал в него ценные, запрещенные или опасные грузы. В настоящий же момент здесь хранились пять сотен автоматных патронов, деревянный ящик ручных гранат и две коробки шотландского виски «Чивас Ригал».

С восхищенными возгласами оба матроса закинули автоматы на плечи и выволокли из тайника коробки с «Чивасом». Обо мне позабыли, поэтому я ускользнул из каюты и вернулся на мостик, где встал рядом с Чабби, но не спешил перенимать у него штурвал.

– Долго вы, – проворчал Дейли.

– Люблю растянуть удовольствие, – объяснил я, а он, потеряв ко мне интерес, отошел к заднему релингу и стал смотреть на идущий в кильватере патрульный катер.

– Чабби, – шепнул я, – Артиллерийский пролом. Ты как-то говорил, что между островом и рифом есть проход.

– Во время прилива, на вельботе, для умелого человека с крепкими нервами, – согласился он. – Я ходил там, когда был безмозглым ребенком.

– Через три часа прилив. Сумею провести там «Танцующую»? – спросил я.

– Господи! – молвил Чабби, изменившись в лице, повернулся и с недоверием уставился на меня.

– Сумею? – шепотом настаивал я.

Он громко цыкнул зубом, посмотрел на небо и потер щетинистый подбородок. Пришел к какому-то выводу и сплюнул за борт.

– Ты, Гарри, сумеешь. Но только ты. Из всех, кого я знаю.

– Говори маршрут, Чабби, и побыстрее.

– Давно это было, но… – И он в общих чертах описал полоску воды между рифом и островом. – Там три излучины: налево, направо и опять налево, а потом узкая горловина, мозговик по обе стороны… «Танцующая» протиснется, но оставит на нем немного краски. Потом будет громадная заводь – промоина за главным рифом. Хватит места, чтобы развернуться и подождать правильной воды, а потом выйти через пролом в открытое море.

– Спасибо, Чабби, – шепнул я. – Теперь ступай вниз. Я показал охранникам, где у нас запасы виски. К тому времени как рвану к пролому, они перепьются до беспамятства. Как топну трижды по палубе, это сигнал, чтобы вы с Анджело забрали у них стволы и всех скрутили.

Солнце поднялось уже довольно высоко, и впереди, в каких-то нескольких милях, виднелся строенный силуэт Дедов, когда из каюты донесся первый взрыв пьяного смеха и треск ломающейся мебели. Дейли не обратил на эти звуки никакого внимания, и мы продолжили идти по тихим прибрежным водам к обратной стороне Артиллерийского рифа. Я уже видел его черный излом, похожий на зубы древней акулы, за ним – белые всплески высокого океанского прибоя, а дальше – открытое море.

На подходе к рифу я чуть-чуть приоткрыл заслонки, и пульсация моторов «Танцующей» изменилась, но не настолько, чтобы встревожить Дейли. Он стоял, прислонившись к релингу, усталый и небритый, и, наверное, тосковал по пропущенному завтраку. Я уже отчетливо слышал грохот прибоя о коралловую полосу. Судя по звуковому сопровождению, попойка в каюте набирала обороты. Наконец Дейли тоже обратил внимание на шум, беспрестанно доносившийся из-под палубы, нахмурился и послал охранника посмотреть, в чем дело. Тот, тоже заскучавший, расторопно исчез внизу, но так и не вернулся.

Я глянул за корму. Скорость наша слегка возросла, и разрыв между «Танцующей» и патрульным катером потихоньку увеличивался. Мы неуклонно приближались к рифу.

Теперь я с волнением смотрел вперед, пытаясь засечь ориентиры, о которых рассказал мне Чабби. Нежно коснулся заслонок, приоткрыл их еще на одно деление, и патрульный катер остался чуть дальше за кормой.

Вдруг в тысяче ярдов от нас я узрел вход в лагуну за Артиллерийским рифом, отмеченный двумя выцветшими от непогоды коралловыми шпилями, и прочел цветовую разницу между ее мутноватыми водами и кристальной океанской волной.

Снизу донесся очередной буйный взрыв пронзительного хохота. Один из людей Дады, пьяно пошатываясь, выбрался в кокпит и доковылял до релинга, где его тут же обильно вытошнило в кильватер, ноги отказались держать его, и матрос повалился на палубу, где и остался.

Испустив гневный возглас, Дейли бросился вниз, и я, пользуясь случаем, приоткрыл заслонки еще на пару делений и взглянул вперед, собираясь с духом перед финальным рывком. Надо бы увеличить разрыв между «Танцующей» и ее конвоиром: в схватке с расчетом трехфунтовки пригодится каждый дюйм.

Я планировал поравняться с лагуной, а потом дать полный ход, предпочитая риск напороться на подводные коралловые клыки проверке меткости артиллеристов патрульного катера. Прежде чем выйти в открытое море, нам предстояло одолеть полмили узкого извилистого пути в обрамлении смертоносных берегов. Почти все время «Танцующая» будет отчасти скрыта коралловыми разрастаниями, а излучины лагуны добавят трудностей расчету трехфунтовки. Еще я надеялся, что входящие в пролом волны обеспечат нам ощутимую вертикальную качку и «Танцующая» запрыгает вверх-вниз самым хаотичным образом, наподобие уточки в стрелковом тире.

В одном я был уверен: капитан-лейтенант Сулейман Дада – мореход, известный своим бесстрашием, – не рискнет преследовать нас в этой лагуне, и орудийный наводчик вынужден будет состязаться с быстро растущим расстоянием до цели.

Игнорируя алкогольное буйство в каюте, я не сводил глаз со входа в лагуну, который стремительно приближался, и отчаянно надеялся, что присущее капитану и команде патрульного катера искусство судовождения окажется достоверным мерилом их меткости.

Вдруг розовый от гнева Питер Дейли взмыл на мостик, подскочил ко мне, шелковистые усы его сделали попытку ощетиниться, а губы задрожали, и он наконец выговорил:

– Ты их опоил, Флетчер, сволочь ты коварная!

– Я?! – негодующе вскричал я. – Ни в жизнь бы так не поступил!

– Они пьяны как сапожники, все до единого! – крикнул он, развернулся и глянул за корму. Патрульный катер был уже в миле от нас, и разрыв увеличивался.

– Ты что-то задумал! – визгливо заявил Дейли и полез в карман шелкового пиджака в тот самый момент, когда мы поравнялись со входом в лагуну.

Я распахнул обе заслонки, и «Танцующая» с ревом бросилась вперед.

Все еще шаря в кармане, Дейли потерял равновесие и попятился, не переставая что-то кричать.

Я до упора крутанул штурвал вправо, и «Танцующая» закружилась, словно балерина. Дейли зашвыряло по палубе. Он крепко врезался в боковой релинг, когда «Танцующая» круто накренилась на повороте, и в тот же момент извлек из кармана серебристо-никелированный самозарядный пистолетик – «двадцать пятый», из тех, что принято носить в дамских сумочках.

Я на мгновение выпустил штурвал из рук, пригнулся, схватил Дейли за лодыжки, дернул вверх со словами: «Оставь нас, товарищ». Он перевалился через ограждение, пролетел двенадцать футов и, стукнувшись о релинг нижней палубы, с неопрятным всплеском упал за борт.

Я метнулся к штурвалу, чтобы обуздать «Танцующую», пока она вконец не распустилась, и одновременно с тем трижды топнул по палубе.

Направляя катер в лагуну, я услышал в каюте протестующие возгласы и поморщился от автоматной очереди, напомнившей мне треск рвущейся ткани, – «тр-р-р-р». Пули изуродовали палубу у меня за спиной, пробив в ней неровные дырки, окаймленные белыми деревянными заусеницами. Что ж, очередь хотя бы пришлась в потолок каюты, а посему вряд ли зацепила Анджело или Чабби.

Перед самым входом в коралловые врата я бросил еще один взгляд за корму. Патрульный катер по-прежнему тащился в миле от нас, а голова Дейли болталась во вспененном белом кильватере. Интересно, подумал я, кто доберется до него раньше: пограничники или акулы.

Но у меня не оставалось времени на праздные размышления: «Танцующая» безрассудно бросилась в лагуну, и сложность поставленной перед нею задачи повергла меня в ужас.

Перегнувшись через релинг, я мог бы коснуться разросшихся коралловых выходов – что справа, что слева, – а впереди видел зловещие очертания рифовых клыков, таившихся в неглубокой беспокойной воде. За долгий пробег по извилистой лагуне волны растратили почти всю свою свирепость, но чем дальше мы зайдем, тем воинственнее они станут набрасываться на «Танцующую», и ее отклик на штурвал будет все менее и менее предсказуемым.

Впереди показалась первая излучина. Я повернул штурвал, и «Танцующая» ловко вильнула задом, едва избежав столкновения с грозной коралловой стеной.

Когда я выровнял катер и направил его вперед, на мостик влетел Чабби. Он улыбался до ушей. В таком настроении Чабби бывал лишь по двум причинам, и одна из них – добрая потасовка. Я заметил ссадину на костяшках его правой руки.

– Внизу все тихо, Гарри. Анджело за ними присмотрит. – Он огляделся. – А где полисмен?

– Купается. – Я сосредоточил внимание на лагуне. – Что с патрульным катером? Чем они заняты?

Чабби поискал его глазами:

– Все тем же. Пока вроде не потонули… хотя… – голос его изменился, – ага, началось. Пушку заряжают.

Пока «Танцующая» шла по прямому участку лагуны, я рискнул бросить взгляд за спину и увидел, как дуло трехфунтовки изрыгнуло похожий на перышко длинный штрих белого кордитового дыма. Мгновением позже я услышал свист пролетевшего высоко над головой снаряда, а сразу за ним – выдохшийся отзвук выстрела.

– Готовься, Гарри, сейчас лево руля.

Когда мы вписались в следующую излучину, второй снаряд лег в полусотне ярдов от нас, подняв над мозговиком клуб сизого дыма и осыпав «Танцующую» градом осколков.

На выходе из поворота в кильватере разорвался третий снаряд. За кормой вырос изящный водяной столб – белый и высокий, гораздо выше мостика, – и порыв ветра осыпал нас брызгами.

Мы уже проделали половину пути, и навстречу нам неслись, гневаясь на оковы коралловых стен, злые шестифутовые волны.

Орудийный расчет патрульного катера действовал с опасным непостоянством. Следующий снаряд разорвался в пяти сотнях ярдов за кормой, а пятый пролетел между мною и Чабби, и нас хлестнуло воздушной волной, а меня еще и развернуло возмущенным потоком воздуха.

– Сейчас будет горловина! – встревоженно крикнул Чабби, и я содрогнулся, увидев, насколько сузилась лагуна и как высоки ограждающие ее коралловые подпоры. Они доходили до самого мостика.

Невозможно было представить, что «Танцующая» протиснется в столь узкое отверстие.

– Ну, погнали, Чабби, скрести пальцы! – Я на полном ходу направил катер в бутылочное горлышко.

Чабби обеими руками вцепился в релинг, и я подумал, что нержавеющая сталь вот-вот прогнется под его хваткой.

Мы прошли уже полгорловины, когда со скрежетом врезались в риф. «Танцующая» накренилась и запнулась.

В этот момент у борта лег еще один снаряд, осыпав мостик кусочками коралла и гулкими стальными осколками, но я, не обратив внимания на взрыв, пытался вывести катер из бутылочного горлышка.

Отвернул от стены и услышал резкий скрежет по правому борту. На секунду мы накрепко застряли, а потом накатила очередная зеленая волна, приподняла нас, вырвала из коралловой пасти, и мы вышли из горловины: «Танцующая» снова помчалась вперед.

– Сбегай вниз, Чабби! – крикнул я. – Проверь, жив ли корпус!

Чабби посекло осколком, и с подбородка капала кровь, но он мигом соскользнул в кокпит.

«Танцующая» вышла на прямой и относительно безопасный отрезок пути, и у меня появилась возможность оглянуться на патрульный катер. Он почти скрылся за коралловой глыбой, но пушка по-прежнему стреляла – торопливо и куда придется. Похоже, катер лег в дрейф у входа в лагуну – наверное, чтобы подобрать Дейли, – и я понимал, что Дада уже не пустится в погоню: чтобы обойти Дедов с другой стороны, ему потребуется часа четыре.

Впереди показался последний поворот, и «Танцующая» вновь коснулась рифа, и мне показалось, что коралл царапнул не корпус катера, а мое сердце. Затем мы наконец вырвались в глубокую заводь с береговой стороны главного рифа: круглую, словно стадион, диаметром ярдов триста, огражденную коралловыми стенами и открытую исступленным волнам Индийского океана лишь со стороны Артиллерийского пролома.

У плеча возник Чабби:

– Цела-целехонька, Гарри. Ни единой пробоины.

Я мысленно зааплодировал моей красавице.

Теперь мы впервые оказались как на ладони у артиллерийского расчета, находившегося в полумиле от нас по ту сторону рифа, – и я, развернувшись в заводи, ненароком подставил «Танцующую» бортом к линии огня. Словно почуяв последний шанс, трехфунтовка принялась осыпать нас снарядами.

Они падали в воду, вздымая высоченные фонтаны – слишком близко, не оставляя мне времени на размышления. Я снова развернул «Танцующую», направил ее на узкий пролом и позволил ей мчать прямиком к пробоине в Артиллерийском рифе.

Доверился ей; но когда мы прошли точку невозврата, живот у меня скрутило от ужаса: стоило лишь взглянуть за пролом, в открытое море, и мне показалось, что впереди дыбится целый океан, готовый обрушиться на хрупкое суденышко, словно неукротимый монстр.

– Чабби, – глухо позвал я, – ты только глянь.

– Гарри… – прошептал он, – сейчас самое время помолиться.

Но «Танцующая» отважно шла навстречу обезумевшему голиафу океанских вод.

Он надвигался, шел в атаку, набычив чудовищные плечи, зеркальной зеленой стеной вздымался все выше и выше, издавая звук, похожий на шелест и треск пожара в сухой траве.

Поверху прошел еще один снаряд, но я едва заметил его, потому что «Танцующая», гордо задрав нос, принялась взбираться на громадную водяную гору.

Высокий бледно-зеленый гребень волны уже начал загибаться вперед, но «Танцующая» шла вверх плавно, будто на лифте.

Палуба круто накренилась, и мы, беспомощные, вцепились в релинг.

– Сейчас опрокинемся! – крикнул Чабби, когда катер встал на корму. – Брюхом кверху, брат!

– Иди сквозь волну! – воззвал я к «Танцующей». – Лети на ту сторону!

И она, словно услышав меня, нырнула заостренным носом в изгиб волны за мгновение до того, как та всей массой обрушилась бы на нас и расплющила катер в лепешку.

Палубу обуял ревущий зеленый кошмар, накрыл толстым шестифутовым одеялом от носа до кормы, и «Танцующая» содрогнулась, как содрогаются от смертельного удара, но мы вдруг вырвались на обратную сторону волны, и под нами разверзлась зияющая бездна. Устремившись в эту лощину, «Танцующая» вошла в свободное падение, от которого мои внутренности подтянулись к макушке.

С тошнотворным грохотом она ударилась о воду и ошеломленно замерла, а нас с Чабби швырнуло на палубу. Но когда я снова выпрямился, катер, стряхнув с себя многотонные воды, метнулся навстречу следующей волне.

Та была меньше, и «Танцующая» легко взмыла на гребень.

– Так ее, радость моя! – вскричал я, и она, набрав скорость, одолела третью волну, как чистокровный верховой скакун одолевает преграду на стипль-чезе.

Где-то неподалеку разорвал небеса еще один снаряд, но мы уже вышли из пролома и мчались к бескрайнему океанскому горизонту, и других выстрелов я уже не слышал.

Охранника, который отключился в кокпите из-за чрезмерного увлечения шотландским виски, должно быть, смыло за борт, так как мы его больше не видели. Остальных троих мы высадили на островке в тридцати милях к северу от Сент-Мэри, где, по моим сведениям, имелся колодец с солоноватой водой и куда время от времени заглядывали рыбаки с континента.

К тому времени они протрезвели и все как один мучились тяжелейшим похмельем. Помахав на прощанье трем жалким фигуркам на пляже, мы в сумерках отправились на юг и вползли в Гранд-Харбор уже затемно. Я пришвартовался подальше от Адмиралтейской пристани – мне не хотелось оставлять «Танцующую» на самом виду, где ее разверстые раны вмиг сделаются главной темой островных пересудов.

Чабби и Анджело отправились на берег в ялике, но я слишком устал для такого путешествия, а посему пренебрег ужином и завалился на двуспальную койку в капитанской каюте и спал как убитый, пока в девять утра меня не разбудила Джудит: Анджело прислал ее на катер с судком рыбных котлет и беконом.

– Чабби и Анджело пошли к миссис Эдди покупать материалы для ремонта вашей лодки, – сообщила она. – Скоро будут.

Я по-волчьи жадно проглотил завтрак, после чего отправился мыться и бриться. Когда вернулся, Джудит по-прежнему сидела на краешке койки. Очевидно, у нее имелся ко мне разговор.

Она пресекла мои неуклюжие попытки сделать перевязку, велела мне сесть и сама занялась моими ранами, а между делом взволнованно осведомилась:

– Мистер Гарри, вы ведь не допустите, чтобы моего Анджело убили или бросили в тюрьму? Если такое будет продолжаться, я запрещу ему выходить с вами в море.

– Отличная мысль, Джудит, – усмехнулся я. – Пусть лучше едет работать на Равано, а ты три года посидишь в одиночестве.

– Какой вы недобрый, мистер Гарри!

– Жизнь – недобрая штука, – смягчился я. – Мы с Анджело барахтаемся, как можем. Я вынужден рисковать – просто для того, чтобы «Танцующая» оставалась на плаву. И Анджело тоже. Он как-то сказал, что скопил деньжат, чтобы купить тебе милый домик рядом с церковью. Не работай он у меня, был бы сейчас гол как сокол.

Джудит молча закончила с перевязкой, а когда повернулась к выходу, я взял ее за руку и притянул к себе. Она смотрела в сторону, поэтому пришлось взять ее за подбородок и поднять ее лицо к своему. Она была милое дитя: гладкая шелковистая кожа и огромные, с поволокой глаза.

– Не забивай себе голову, Джудит. Анджело мне как младший брат. Я его в обиду не дам.

Какое-то время она изучала мое лицо, а потом спросила:

– Вы это серьезно?

– Серьезнее некуда.

– Я вам верю, – наконец заявила она, улыбнулась, и белоснежные зубы ее сверкнули, контрастируя с золотисто-янтарной кожей. – И доверяю.

Женщины с завидным постоянством говорят мне такие слова. Ну и где, спрашивается, хваленая женская интуиция?

– Назовешь в мою честь одного из ваших ребятишек, поняла?

– Первенца, мистер Гарри. – Она сверкнула улыбкой, и черные глаза ее заискрились. – Обещаю.

– Говорят, если упал с коня, надо тут же вернуться в седло. Иначе раскиснешь и потеряешь хватку, мистер Гарри.

Фред Кокер восседал за столом туристического агентства. За спиной у него висел постер с бифитером на фоне Биг-Бена и надписью «Англия – это здорово!». Между нами только что завершилась продолжительная дискуссия насчет инспектора Питера Дейли и его предательского поведения, хотя я подозревал, что Фред Кокер озабочен гораздо меньше моего, поскольку комиссионные он получил авансом, и никто не брал его в плен, и уж тем более не издевался над его катером. Теперь же мы обсуждали дальнейшую судьбу нашего делового предприятия.

– Еще говорят, мистер Кокер, что голозадым не до жиру – быть бы живу, – сказал я.

Сверкнув очками, Кокер удовлетворенно кивнул:

– Эти слова, мистер Гарри, еще мудрее процитированных мною.

– Берусь за что угодно, мистер Кокер, – хоть тело, хоть ящик, хоть чемодан. Но есть один нюанс: цена моей жизни подросла до десяти тысяч долларов, и деньги вперед.

– Даже с такими расценками мы найдем для тебя работу, – пообещал он, и до меня дошло, что все это время меня обдирали как липку.

– И поскорее, – настоятельно попросил я.

– Как можно скорее, – согласился он. – Тебе сопутствует удача. Вряд ли инспектор Дейли в скором времени вернется на Сент-Мэри, так что сэкономишь на взятках.

– Уж эту мелочь он мне точно задолжал, – кивнул я.

В последующие шесть недель я сделал три ночных заплыва, два тела и ящик, все к югу от реки, в португальских водах. Тела путешествовали поодиночке, молчаливые чернокожие люди в джунглевом камуфляже, и я отвез их далеко на юг. В уединенных бухтах эти агенты глубокого внедрения вброд выходили на берег, и я, провожая их взглядом, раздумывал, в чем заключается их нечестивая миссия и сколько смертей и страданий повлекут за собой эти секретные вылазки.

Ящиков по факту оказалось восемнадцать – все длинные, деревянные, с китайскими иероглифами. Мы забрали их в проливе с подводной лодки, а неподалеку от устья реки выгрузили в несколько выдолбленных из дерева челнов, сцепленных попарно для большей устойчивости. Мы ни с кем не заговаривали, и никто ни о чем нас не спрашивал.

Эти плевые дела принесли мне восемнадцать тысяч долларов – достаточно, чтобы мы с командой провели мертвый сезон в том стиле, к которому привыкли. Что важнее, в паузах между ходками меня никто не дергал, раны мои затягивались, а силы возвращались. Поначалу я часами дремал или читал в гамаке под пальмами, а потом, когда почувствовал себя лучше, стал плавать, загорать, ловить рыбу, нырять за моллюсками и лангустами, и мышцы мои наконец пришли в форму, а кожа покрылась прежним загаром.

На теле осталось напоминание о хирургическом искусстве Макнаба – толстый неровный шрам с груди на спину, похожий на разъяренного багрового дракона. Я не мог поднять локоть выше плеча, а однажды в баре «Лорд Нельсон» Чабби избавил меня от пальмы первенства по армрестлингу. Я, однако, надеялся, что плавание и регулярная физическая нагрузка вернут руке былую мощь.

Вместе с силами ко мне вернулись любопытство и страсть к неизведанному. Мне начал сниться брезентовый сверток у берегов острова Большой Чайки. В одном из сновидений я нырнул, развернул его и увидел женскую фигурку – крошечную, размером с фарфоровую дрезденскую куколку, золотую русалку с очаровательной мордашкой сестры Мэй и поистине изумительным бюстом, а хвост ее в точности походил на грациозный полумесяц марлиньего хвоста. Русалочка, застенчиво улыбнувшись, протянула мне руку с блестящим серебряным шиллингом на ладони.

«Марлин, деньги и секс, – подумал я, проснувшись, – старый добрый Гарри без лишних тараканов в голове, лакомый кусок для дедушки Фрейда». И понял, что в самом скором времени отправлюсь к острову Большой Чайки.

На закате сезона я наконец уломал Фреда Кокера устроить мне чисто рыбацкую фрахтовку, и она скисла, как скисает дешевое вино: меня наняли двое обрюзгших немцев, промышленников с лишним весом и толстухами-женами, изнемогавшими под гнетом бриллиантов. Я пахал как проклятый и вывел обоих клиентов на рыбу.

В первый раз это был хороший черный марлин, но рыбак поторопился поджать фрикционный тормоз и застопорил катушку, когда рыба, не истратив сил, еще тянула как сумасшедшая – так, что оторвала толстый немецкий зад от рыбацкого кресла. Прежде чем я успел разблокировать катушку, фибергласовое удилище сломалось о планшир, будто спичка, – а оно, между прочим, обошлось мне в триста долларов.

Второй, упустив двух достойных рыбин, три часа пыхтел и потел над детенышем синего марлина. Когда наконец вывел его под багор, я с трудом заставил себя вонзить сталь в рыбью грудь, и мне было так стыдно, что я даже не стал подвешивать трофей на Адмиралтейской. Фотографии мы сделали на борту «Танцующей», и я тайком доставил добычу на берег, завернув ее в парусину: мне, как и Фреду Кокеру, тоже необходимо следить за репутацией. Немецкий промышленник, однако, остался в таком восторге от своего мастерства, что сунул мне в алчную лапу пятьсот премиальных долларов. Я же соврал на всю тысячу, сообщив ему, что этот марлин – само великолепие, потому что всегда стараюсь отрабатывать свой гонорар. Ну а затем южный ветер сменился северным, температура воды в проливе упала на четыре градуса, и рыба ушла. Десять дней мы ходили охотиться на север, но все закончилось: очередной сезон остался позади.

Мы сняли и почистили рыбацкое хозяйство, покрыли его толстым слоем смазки и убрали на хранение. Я отогнал «Танцующую» на сухую стоянку у станции «Шелл», где мы отмыли корпус и сменили временные заплатки на повреждениях, полученных у Артиллерийского рифа, накрасили его до блеска, а когда моя красавица вновь засверкала и заискрилась, спустили ее на воду и поставили на прикол, после чего сонными мухами взялись за надводную часть: сняли лак, зашкурили, вновь покрыли лаком и проверили электросистему – где-то перепаяли контакт, а где-то заменили проводку.

Я никуда не спешил. Следующие клиенты – экспедиция морских биологов из канадского университета – прибывали только через три недели.

Тем временем днем стало прохладнее, и ко мне вернулось старое доброе здоровье – что душевное, что физическое. Я ужинал в резиденции губернатора – иной раз каждую неделю, и меня всегда заставляли повторить рассказ о перестрелке с Мейтерсоном и Гаттри. Президент Бидль, заучивший эту историю наизусть, поправлял меня, когда я забывал ту или иную подробность, а в конце неизменно восклицал: «Покажите нам шрам, мистер Гарри!» – и мне приходилось расстегивать накрахмаленную сорочку прямо за накрытым столом.

Дни проходили в приятной праздности. Островная жизнь мирно шествовала мимо. Питер Дейли так и не вернулся на Сент-Мэри. Через полтора месяца Уолли Эндрюса повысили до исполняющего обязанности инспектора и начальника полицейских сил, и он, вступив в должность, первым делом вернул мне автомат.

Пряности этим спокойным временам добавлял мой потаенный приключенческий зуд. Я знал, что однажды, причем совсем скоро, вернусь к острову Большой Чайки и незаконченному делу, ожидавшему меня на прозрачном мелководье, и поддразнивал себя этим знанием.

Однажды в пятницу вечером мы с командой собрались в баре «Лорд Нельсон», чтобы подбить итоги трудовой недели. С нами была Джудит, сменившая ту ораву, что обычно окружала Анджело по пятничным вечерам. Общение с Джудит шло Анджело на пользу, и он уже не допивался до свинского состояния.

Мы же с Чабби только что затянули первый за вечер дуэт и держались в пределах нескольких тактов друг от друга, когда на соседний стул скользнула Мэрион.

Одной рукой я обнял ее за плечи, а другой держал кружку у ее губ, пока она жадно пила, но из-за этой помехи еще сильнее обогнал Чабби в нашей с ним песне.

Мэрион работала в «Хилтоне» на коммутаторе. Милая кроха с привлекательным курносым личиком, волосы прямые, черные и очень длинные. Это на ней Майк Гаттри оттачивал недавно свое боксерское мастерство.

Когда мы с Чабби кое-как добрались до конца припева, Мэрион сообщила:

– Мистер Гарри, вас спрашивает какая-то дама.

– Что за дама?

– В отеле, одна из гостей, прилетела утренним самолетом. И имя ваше знает, и все остальное. Хочет с вами встретиться. Я пообещала, что вечером найду вас и все расскажу.

– Как она выглядит? – не без интереса спросил я.

– Красивая, мистер Гарри. Настоящая леди.

– Мой типаж, – согласился я и заказал пинту для Мэрион.

– Вы разве не пойдете к ней прямо сейчас?

– Когда ты рядом, Мэрион, все красавицы на свете подождут до утра.

– Ох, мистер Гарри, вы сущий дьявол! – хихикнула она и придвинулась ближе.

– Гарри, – подал голос Чабби с другой стороны стола, – я тебе сейчас такое скажу, чего никогда еще не говорил. – Надолго приложился к кружке и продолжил, а глаза его утопали в сентиментальных слезах. – Уважаю я тебя, Гарри. Люблю сильнее, чем брата родного люблю.

Я пришел в «Хилтон» за пару минут до полудня. Мэрион, не сняв с шеи наушников, выбежала мне навстречу из каморки за администраторской стойкой и указала в другую сторону огромного фойе, выдержанного в псевдогавайском стиле.

– Она ждет вас на террасе. Леди в желтом бикини, блондинка.

Леди читала журнал в раскладном пляжном шезлонге, лежа на животе – соответственно, ко мне спиной, – и сперва я увидел лишь густую копну блестящих волос, взбитых львиной гривой и ниспадающих глянцевым золотым каскадом.

Услышав мои шаги, она посмотрела по сторонам, сдвинула на лоб солнечные очки, встала передо мной, и я понял, что дамочка совсем крохотная, мне по грудь. Столь же миниатюрное бикини являло взору гладкий плоский живот с глубоким пупком, крепкие и слегка загорелые плечи, аккуратную грудь и приятную талию. Очаровательные ножки оканчивались маленькими стопами в открытых сандалиях, а ногти были окрашены в ярко-красный цвет, под стать длинным ногтям на руках. Она пригладила волосы, и я заметил, что кисти у нее тоже маленькие и очень красивые.

На лице серьезный макияж, но нанесенный с редким мастерством: кожа светится перламутром, губы едва подкрашены, на щеках вполне уместный румянец. Длинные черные искусственные ресницы, веки подведены так, чтобы глаза приобрели экзотический восточный колорит…

«Гарри, дёру!» – истошно завопил внутренний голос, и я чуть было не послушался. Мне неплохо знакомы подобные леди, я не раз встречал на жизненном пути таких представительниц кошачьего племени и в подтверждение своих слов могу предъявить шрамы – что на душе, что на теле. Однако всем известно, что если уж Старина Гарри спустил портки, то начатого не бросит.