Текст книги "И грянул гром"

Глава 56

– Мы отправляемся, сэр. – Экклес стоял у шотландской повозки и смотрел на Сина, стараясь скрыть беспокойство. – Вам удобно, сэр?

Син проигнорировал вопрос.

– Кто занимается погребением?

– Смит, сэр.

– Вы говорили ему о Соуле, о капитане Соуле Фридмане?

– Да, сэр. Его похоронят отдельно. Преодолевая боль, Син приподнялся на локте и пристально посмотрел на две похоронные бригады. Перед ними лежали ряды завернутых в одеяла трупов. Работы на день, с горечью подумал он.

– Можем отправляться, сэр? – спросил Экклес.

– Вы передали Смиту мой приказ, чтобы буры были похоронены отдельно, а наши – отдельно?

– Так точно, сэр.

Син лег на подстилку, лежащую на дне тележки.

– Пожалуйста, пришлите мне моего слугу, Экклес.

В ожидании Мбеджана он заговорил с Жан-Полем, который лежал на повозке рядом. Он знал, что Лероукс наблюдает за ним.

– Син, я хотел сказать, сэр, а кто отпоет моих людей?

– У нас нет священника. – Син не смотрел на него.

– Я мог бы попрощаться с ними.

– Генерал, работы закончатся не раньше чем через два часа. Вы ранены, а в мои обязанности входит доставить санитарную колонну в Вирнингинг как можно скорее. Пускай они всех похоронят, а потом нагонят нас. – Син говорил, глядя в небо.

– Сэр, я требую… – начал было Жан-Поль, но Син повернулся и злобно посмотрел на него:

– Послушай, Лероукс. Объясняю последний раз. Могилы будут помечены, и потом военная похоронная комиссия пришлет священника.

В повозке было слишком мало места для двух таких крупных мужчин. Поэтому, когда они смотрели друг на друга, их лица чуть не соприкасались. Син хотел сказать еще что-то, но внезапно почувствовал такую боль, что стал задыхаться.

– С тобой все в порядке? – Выражение лица Жан-Поля изменилось.

– Когда мы доберемся до Вирнингинга, мне станет намного лучше.

– Да, ты прав. Мы должны ехать, – согласился Лероукс.

Вернулся Экклес и привел с собой Мбеджана.

– Звали, хозяин?

– Мбеджан, я хочу, чтобы ты остался и отметил могилу хозяина Соула. И хорошенько запомни это место, так как потом ты приведешь меня сюда, – пробормотал Син.

Мбеджан ушел.

– Ладно, Экклес. Можем ехать.

Колонна растянулась на довольно большое расстояние. Вслед за авангардом везли пленных, часто, по двое на одной лошади. Потом следовали раненые, лошади тащили санитарные носилки с медикаментами и одеялами, за ними шотландская тележка, а в арьергарде – Экклес с двумя сотнями уцелевших. Они передвигались очень медленно.

В повозке молчали. Мужчинам было больно, их шатало, они хватались за скобы. Солнце безжалостно палило.

В бреду, вызванном болью и большой потерей крови, Син думал о Соуле. Временами ему все это казалось ночным кошмаром, и он вздыхал с облегчением, зная, что, когда он проснется, все будет хорошо. Ведь, в конце концов, Соул жив.

Потом сознание прояснялось, и он понимал, что Соула больше нет. Иногда ему казалось, что вместо земли они едут по небу к Соулу. Потом он снова впадал в забытье.

– Рут! – крикнул он громко. Жан-Поль тяжело вздохнул:

– С тобой все в порядке. Син?

Но Коуртни не слышал его. Теперь его занимала Рут. Одна Рут. Он чувствовал мгновенную радость от потери друга, но потом ему становилось стыдно и так больно, будто в кишки попала еще одна пуля. Но Рут была жива, а Соул – мертв. «Я не должен об этом думать! Не должен!» Он с трудом сел и вцепился в борт повозки.

– Ложись, Син, – мягко попросил Жан-Поль. – У тебя снова пошла кровь.

– Ты! – закричал на него Син. – Ты убил его!

– Да! – Лероукс кивнул, рыжая борода коснулась груди. – Я убил его, и ты – тоже. Все мы. – Он поднялся, взял Сина за руку и, дернув, уложил на одеяло. – А теперь лежи спокойно, а то придется хоронить и тебя.

– Но почему, Поль? Почему? – тихо спросил Син.

– Разве теперь это важно? Ведь они мертвы.

– И что теперь будет? – Син прикрыл рукой глаза от солнца.

– Мы будем продолжать жить, вот и все.

– Но зачем? За что мы сражались?

– Не знаю. Когда-то я знал точно, теперь забыл. Устав, они молчали, потом заговорили снова. Дважды в день колонна ненадолго останавливалась, чтобы похоронить людей, скончавшихся от ран в пути, и каждая из этих смертей – бура или британца – давала новую тему для горьких разговоров.

Вечером они встретили патруль большой колонны, возвращающейся с реки. Молодой лейтенант подошел к повозке и отсалютовал Сину.

– У меня для вас послание от генерала Ачесона, сэр.

– Да.

– Этот хитрец Лероукс ушел от нас в Падде, сэр. Зиетсман и другие командиры убиты, а этот ушел.

– Вот генерал Лероукс, – сообщил ему Син.

– О Боже! – Он уставился на Лероукса. – Вы схватили этого… Я хотел сказать, отличная работа, сэр. Просто отличная.

За последние два года Лероукс стал легендой для британцев, и поэтому лейтенант смотрел на него с искренним любопытством.

– И что это за послание? – резко спросил Син.

– Простите, сэр. – Юноша с трудом отвел взгляд от Жан-Поля. – Все лидеры буров встречаются в Вирнингинге. Мы гарантируем им безопасность до прибытия в гарнизон. Генерал Ачесон хотел, чтобы Лероукс связался со своими командирами и передал им наши условия. Но теперь это нетрудно будет сделать. Вы чертовски хорошо поработали, сэр. Пожалуйста, передайте генералу Ачесону, что мы будем в Вирнингинге завтра.

Они видели, как патруль скрылся за каньоном.

– Итак, – прорычал Лероукс, – это капитуляция.

– Нет, – возразил Син, – это мир!

Глава 57

Начальная школа в Вирнингинге была превращена в офицерский госпиталь. Син лежал на полевой кровати и от нечего делать рассматривал портрет президента Крюгера, висевший на противоположной стене.

Таким образом он тянул время. Коуртни писал письмо, но пока его хватило только на адрес, дату и имя адресата – Рут.

Десять дней назад колонна вернулась из вельда, в тот же день врачи сделали операцию на пищеварительном тракте и вынули пулю. Он написал:

«Сейчас я поправляюсь после небольшой раны, полученной две недели назад у реки Вааль. Поэтому не обращай внимания на мой нынешний адрес. (Он начал новый абзац.)

Бог знает, как мне тяжело писать о событиях, одинаково болезненных для нас обоих. Должно быть, ты уже получила официальное уведомление о смерти Соула. Мне нечего особо добавить к этому, кроме того, что он умер как герой. Во время атаки. Он умер мгновенно.

Я знаю, что ты хочешь в одиночестве пережить свое горе. Мне врачи разрешат путешествовать только через несколько недель. К тому времени, надеюсь, тебе станет полегче и ты разрешишь мне навестить тебя в Питермарицбурге и лично выразить свои соболезнования.

Уверен, что малышка Темпест растет и становится все красивее. Очень хочу ее видеть».

Син долго думал, как закончить послание, и наконец подписался «твой верный друг». Вложив письмо в конверт, он кинул его в почтовый ящик, находящийся у кровати.

Потом он лег на подушку. Тупая и ноющая боль в желудке снова дала о себе знать.

Через какое-то время боль усилилась, и он стал исподтишка оглядываться, так как хотел убедиться, что нянечка не заметит ухудшения его состояния.

Потом он поднял простыню, задрал рубашку и стал разматывать бинт. Наконец показались края раны, зашитой черным конским волосом, таким жестким, что он напоминал колючую проволоку. Он ненавидел болезни – особенно свои. Постепенно отвращение сменилось приступом бессильной ярости, когда он рассматривал рану.

– Оставь ее в покое, старина. Оттого, что ты на нее смотришь, она не заживет.

Син был так поглощен созерцанием этого отвратительного зрелища, что не услышал, как кто-то вошел.

Несмотря на то что Лероукс сильно хромал на правую ногу и поэтому ходил с палкой, для такого великана он передвигался очень тихо. Он подошел к кровати и весело улыбнулся Сину.

– Поль! – С чувством вины Син опустил простыню.

– Привет, Син. Как дела?

– Неплохо. А у тебя?

Лероукс пожал плечами:

– Они говорят, что эта штука понадобится мне еще долгое время. – Он ткнул в пол металлическим наконечником палки. – Могу я присесть?

– Конечно. – Син подвинулся.

Жан-Поль тяжело опустился на край кровати, вытянув вперед больную ногу. Его одежда была свежевыстиранной, манжеты куртки заштопаны, на локтях красовались заплаты, дыра на бриджах заштукована грубыми мужскими стежками.

Аккуратно подстриженная борода имела прямоугольную форму. Раны на запястьях скрывали бинты, пропитанные йодом. Но грива рыжих волос никак не поддавалась. Осунувшееся лицо обветрилось и стало коричневым от загара.

– Так удобно? – поинтересовался Син.

– Да, – ответил Лероукс и уставился на руки. Воцарилось молчание, им обоим трудно было подобрать нужные слова.

– Закуришь, Поль? – спросил Син и полез в тумбочку у кровати.

– Спасибо.

Они курили в полной тишине. Лероукс смотрел на кончик сигары.

– Хороший табак, – выдавил он.

– Да, – согласился Син и глубоко затянулся. Лероукс закашлялся, взяв сигару в другую руку.

– Я подумал, почему бы мне не навестить тебя, и пришел, – сказал Жан-Поль.

– Я рад.

– Итак, с тобой все в порядке?

– Да, со мной все в порядке.

– Это хорошо. – Лероукс глубокомысленно кивнул. – Ну ладно. – Он медленно встал. – Думаю, мне пора идти. Мы снова встретимся через час. С мыса Доброй Надежды прибыл Джанни Смуте.

– Я слышал.

Госпиталь гудел от сплетен по поводу того, что происходит в большой палатке у станции. Под председательством старого президента Стейна командиры буров решали дальнейшую судьбу народа. В палатке спорили Де Вет, Нейманд, Боза, герцог Сус и другие. В течение последних двух лет эти имена гремели по всему миру. А теперь появился и последний из могикан – Джанни Смуте. Его коммандос осаждали маленький городок О'Кип на севере мыса Доброй Надежды. Он оставил их, сел на поезд и приехал. Теперь они совещались. И если все эти вершители судеб ничего не добились за последние проклятые годы, то, по крайней мере, завоевали любовь буров. Крохотная группка уставших от войны людей когда-то сражалась с самой грозной армией мира.

– Я слышал, – повторил Син и импульсивно развел руками. – Удачи тебе, Жан-Поль.

Лероукс схватил его за руку и горячо затряс, задыхаясь от переполнявших его эмоций.

– Син, мы должны поговорить. Мы должны, – выпалил он.

– Садись, – предложил Син.

Лероукс снова присел на кровать.

– Что я должен делать, Син? – спросил он. – Только ты можешь что-то посоветовать мне. А не те… те другие, из-за моря.

– Ты встречался с Китченером и Милнером. – Эта фраза прозвучала не с вопросительной, а с утвердительной интонацией, так как Син знал об этой встрече. – О чем они тебя просили?

– О худшем, – с горечью произнес Лероукс. – О капитуляции.

– Ты согласишься?

Помолчав, Жан-Поль поднял голову и посмотрел в глаза Сину.

– До этого мы сражались, чтобы жить, – начал он, – а теперь будем сражаться, чтобы умереть.

– И что ты намерен предпринять? – мягко поинтересовался Син.

– Смерть – не худшее из зол. Мы не можем жить в рабстве. – Лероукс повысил голос. – Это моя земля.

– Нет, – резко возразил Син. – Это еще и моя земля. И земля моего сына. – Его голос смягчился. – В жилах моего сына течет твоя кровь.

– Но остальные – этот Китченер, этот дьявол Милнер.

– Они – другие люди, – произнес Син.

– Но ты сражался вместе с ними! – обвинил его Лероукс.

– В жизни я делал много глупостей, – признал Коуртни. – Но я многому и научился.

– Что ты сказал? – спросил Жан-Поль, и Син заметил, что в его глазах появилась надежда. «Я должен говорить осторожно, очень осторожно», – думал Син. И он глубоко вздохнул.

– На данном этапе твои люди разбиты, но живы. Если вы продолжите борьбу, британцы вас уничтожат. А если вы сейчас остановитесь, они уйдут.

– И ты тоже? – потребовал ответа Лероукс.

– Нет.

– Но ведь ты британец! Значит, ты и тебе подобные останутся.

Вдруг Сии усмехнулся. От этой неожиданной усмешки Лероукс растерялся.

– Разве я не похож на вас? – спросил Син по-голландски. – И как отделить половину британской крови Дирка от половины крови буров?

Сбитый с толку, Лероукс долгое время смотрел на Коуртни, потом опустил глаза и стукнул палкой об пол.

– Решайтесь, ребята, – продолжал Син. – Кончайте дурить. Нам с вами многое предстоит сделать.

– «Нам с вами»? – с подозрением переспросил генерал.

– Да.

Лероукс расхохотался:

– Ты славный парень!

– Я подумаю о твоих словах. – Син, хохоча, поднялся с кровати.

– Я уверен в этом. – Жан-Поль снова протянул руку, и Син пожал ее. – Я приду поговорить с тобой еще. – Лероукс резко повернулся и пошел, хромая и громко стуча палкой.

Жан-Поль сдержал слово. Он вернулся через час. И они продолжили. Через два дня после капитуляции буров он привел мужчину.

И хотя Жан-Поль был выше незнакомца на четыре дюйма, мужчина не производил впечатление слабака.

– Син, это Жан-Христиан Нейманд.

– Я рад, что не встречался с вами раньше, полковник Коуртни. – Нейманд говорил высоким, властным голосом. Он прекрасно владел английским, так как получил образование в Оксфорде. – А ты что об этом думаешь, громила? – так он по-дружески звал Жан-Поля.

– Ты прав, из тебя могли бы сделать отбивную. Син с интересом изучал Нейманда. Хотя от тягот войны его плечи стали мускулистыми, а походка военной, лицом он походил на ученого с поседевшей бородой. Как ни странно, но кожа у него была гладкой, как у юноши, а голубые глаза напоминали небо над Толедо в ясный день.

Он был очень любознателен, и Сину потребовалось немало времени, чтобы ответить на все вопросы. Через час командиры буров засобирались.

– А что теперь вы будете делать?

– Я должен ехать домой, – ответил Коуртни. – У меня есть ферма, сын. Скоро, возможно, будет и жена.

– Желаю счастья.

– Это пока не точно, – признался Син. – Она об этом еще не знает.

Жанни Нейманд улыбнулся:

– Ну, тогда я желаю вам удачи! И побольше сил для новой жизни. – Вдруг он стал серьезным. – А еще мы должны восстановить то, что разрушила война. – Он поднялся с кровати вместе с Жан-Полем. – Нам еще долго нужны будут хорошие люди. – Нейманд протянул руку, и Син пожал ее. – Мы снова встретимся. Я очень на это рассчитываю.

Глава 58

Поезд ехал мимо временных полевых складов. Син смотрел в окно на знакомое небо Йоханнесбурга и размышлял, почему этот нелюбимый город каждый раз так притягивает его. Ему казалось, что он связан с ним эластичной пуповиной, которая, позволяя ему отойти на какое-то расстояние, всегда возвращает обратно.

– Два дня, – пообещал он себе. – Я пробуду там ровно два дня. Этого вполне достаточно, чтобы добиться отставки у старика Ачесона и попрощаться с Канди. Потом я поеду на юг в Ледибург, а этот город пусть катится ко всем чертям.

Примерно в полдень раздалась сирена в одной из шахт и тут же загудели другие рудники. Они завыли, будто стая голодных волков. Шахты, заброшенные во время войны, снова действовали, а черный дым, валивший из труб, пачкал небо и темным туманом плыл к вершине горы.

Поезд замедлил ход и наконец остановился у платформы Йоханнесбурга.

Син снял багаж с полки, поднял его над головой и передал через открытое окно Мбеджану. И хотя он совершенно поправился, но от пупка шел неровный шрам, напоминающий о ранении. Возбужденный, он вышел на платформу, дав себе слово беречь живот.

Извозчик вез их по мостовой к штабу Ачесона. Син оставил Мбеджана сторожить вещи, а сам, пройдя через многолюдный коридор, поднялся по лестнице на второй этаж.

– Добрый день, полковник. – Дежурный сержант немедленно узнал его и вскочил со стула так поспешно, что опрокинул его.

– Добрый день, Томпсон. – Сина все еще смущало, когда к нему обращались по званию.

Томпсон расслабился и дальше продолжал не по уставу:

– Как вы, сэр? С огорчением узнал о том, что вы были ранены в живот.

– Спасибо, Томпсон, теперь хорошо. Майор Петерсон здесь?

Петерсон искренне обрадовался, увидев его. Он заботливо осведомился о здоровье Сина, так как ранения в живот относятся к очень серьезным. Коуртни заверил его, что все в порядке.

– Выпейте чаю. Сейчас наш старик занят, но через десять минут он вас примет. – И он попросил Томпсона принести чаю. Потом снова вернулся к обсуждению раны Сина. – Большой шрам, старина? – поинтересовался он.

Син расстегнул ремень и вытащил рубашку из штанов.

Петерсон вышел из-за конторки и стал изучать волосатый живот полковника с близкого расстояния.

– Очень аккуратно. Они чертовски хорошо поработали. Я тоже был ранен в Омдурмане. Один из ублюдков проткнул меня копьем. – И он в свою очередь обнажил безволосую грудь.

Из-за учтивости Син разохался и стал качать головой, глядя на крохотный шрам у соска, хотя на самом деле рана не произвела на него впечатления. Потом они обсудили шрам на голове Петерсона.

– А вот еще – было чертовски больно! – Он расстегнул ремень и приспустил штаны.

В этот момент двери неожиданно открылись.

– Надеюсь, я вам не помешал, джентльмены? – вежливо осведомился генерал Ачесон.

Смутившись, они стали поспешно одеваться. Когда Ачесон понял, почему офицеры были не совсем одеты, ему стоило большого труда удержаться и не принять участия в демонстрации своих болячек. Он повел Сина в кабинет и предложил сигару.

– Ну ладно, Коуртни. Надеюсь, вы готовы к новым поручениям?

– Напротив, я решил послать эту работенку к черту.

– Думаю, все можно будет устроить. Я распоряжусь, чтобы казначейство разобралось с делами. И велю Петерсону заняться твоими бумагами. – Ачесон кивнул.

– Я хочу уехать завтра, – настойчиво произнес Син, и Ачесон улыбнулся:

– Торопишься? Ладно. Петерсон вышлет тебе бумаги по почте. Твои войска уже расформированы, значит, ты свободен.

– Хорошо. – Син опасался, что могут возникнуть какие-то возражения, и теперь с облегчением рассмеялся.

– Но есть еще три вещи, – продолжал Ачесон. Син нахмурился.

– Во-первых, личный дар его величества – орден за доблестную службу и за поимку Лероукса. Награждение состоится на следующей неделе. Лорд Китченер хочет лично вручить его тебе.

– Черт, нет! Если ради этого мне придется торчать здесь еще неделю, я не согласен.

Ачесон кашлянул:

– Странная форма выражения благодарности. Ладно, Петерсон перешлет по почте и награду. Во-вторых, я смог повлиять на военный казначейский трибунал. И хотя парламент еще не принял закон, они освободили твой счет.

– О Боже! – Син остолбенел. По просьбе Ачесона ему должны отдать десять тысяч фунтов, ведь ровно столько было у него на счету в банке. В самом начале войны буры закрыли его. И так как он был уверен, что никогда не получит свои деньги назад, то стал забывать о них. – Но, наверное, они не все выдадут?

– Не будь наивным, Коуртни. – Ачесон кашлянул. – Около двадцати процентов сейчас и, возможно, что-то еще после принятия закона. В конце концов, две тысячи сейчас лучше, чем журавль в небе. Вот чек. Распишись здесь.

Син с большим удовольствием изучал чек. Теперь можно будет отдать ссуду обществу акаций. Он поднял глаза.

– А что в-третьих?

Ачесон вынул визитную карточку и протянул Сину.

– Это моя визитка. Я приглашаю тебя в гости. Будешь в Лондоне, живи у меня сколько хочешь. – Он встал и протянул руку. – Удачи, Син. Надеюсь, мы еще увидимся.

Находясь в приподнятом настроении от полной свободы и собираясь устроить прощание с Канди, Син остановил кеб. Первым делом он отправился на вокзал, чтобы забронировать место в поезде, который на следующий день отправится на юг, и послать Аде сообщение о возвращении. Следующий маршрут был на улицу Посыльных. Войдя в холл отеля Канди, он попросил позвать владелицу.

– Миссис Раутенбах отдыхает, сэр, ее нельзя будить, – сообщил ему клерк.

– Спасибо. – Он дал служащему пол гинеи и, невзирая на его протесты, поднялся наверх по мраморной лестнице.

Тихо войдя в гардеробную Канди, Син направился в спальню. Он хотел удивить ее, но вместо этого удивился сам. Канди Раутенбах развлекалась с джентльменом. Его форма висела на спинке одного из позолоченных стульев, обитых красным бархатом, и свидетельствовала о том, что мужчина был лейтенантом войск его величества.

До этого Син был уверен, что Канди принадлежит только ему. Его охватил гнев, он забыл о том, что пришел попрощаться, что его отношения с Канди были чисто дружескими и что на следующее утро он уезжает, чтобы жениться на другой. От увиденного он словно с цепи сорвался.

Не собираясь уменьшать достоинств лейтенанта, Син решил сыграть злую шутку. Он знал апартаменты Канди так же хорошо, как и ее тело. Канди была ему представлена как миссис Раутенбах. И вот большой и разгневанный мужчина, склонившийся над кроватью и вопящий, как раненый бык, решил разыграть из себя единственного мистера Раутенбаха, вернувшегося с войны. Лейтенант быстро ретировался. А что оставалось делать? Во-первых, пришел муж миссис Раутенбах, а во-вторых, он – полковник. Последнее было весомей, так как юноша происходил из древнего рода, одна из заповедей которого гласила: «Никогда не заводи романов с женами командиров».

– Сэр, – произнес он, стараясь хоть чем-то прикрыть наготу, – надеюсь, я смогу вам все объяснить.

– Ты – недоносок! – Син произнес эту фразу таким тоном, что лейтенант понял – объяснения не помогут.

Кратчайшим маршрутом, через кровать, Син шел на него. Канди, будучи шокирована в первые минуты его появления, долго не могла принять участие в этом спектакле. Но теперь она закричала и откинула пуховое стеганое одеяло так, что Син запутался в нем и с грохотом повалился туловищем на пол, ногами на кровать.

– Убирайся! – крикнула Канди, пока Син пытался выбраться. Потом она быстро прыгнула на Коуртни, пытаясь связать его простыней. – Торопись! Ради Бога, торопись! – Как назло, лейтенант никак не мог попасть ногой в штанину бриджей.

– Он разорвет тебя на куски. – Канди бросила ему оставшуюся одежду. – Сапоги наденешь потом.

Лейтенант бросил мундир на плечо, схватил сапоги и напялил каску на затылок.

– Прошу прощения за причиненное вам беспокойство, – произнес он и добавил, вспомнив о правилах хорошего тона: – Пожалуйста, принесите мои извинения вашему мужу.

– Убирайся, болван, – взмолилась она, устав от борьбы со связанным Сином. Когда гость ушел, она встала и ждала, пока Син выберется из одеяла.

– Где он? Я убью его! Я уничтожу этого ублюдка! – Коуртни наконец-то вскочил на ноги и стал дико озираться. Но первым делом он увидел Канди, которая громко хохотала. И хотя в ее смехе было немного истеричности, все равно это было приятное зрелище.

– Почему ты остановила меня? – строго спросил Син, но тут же забыл о лейтенанте, посмотрев на грудь Канди.

– Он решил, что ты – мой муж, – прошептала она.

– Урод, – буркнул Син.

– Он милашка. – Вдруг она перестала смеяться. – Какого черта ты сюда приперся? Или ты думаешь, что все в этом мире принадлежит тебе?

– Ты принадлежишь мне!

– Иди к черту! – возмутилась Канди. – Племенной бык.

– Сначала оденься.

События разворачивались совсем неожиданно. Син думал, что она будет извиняться, каяться.

– Убирайся! – вопила она, все больше распаляясь. Син никогда не видел ее в таком состоянии и потому не успел уклониться от большой вазы, которая полетела ему в голову. Совсем озверев от фейерверка осколков, она схватила еще один снаряд, на этот раз зеркало в раме, которое разлетелось вдребезги о стену у него над головой. Несмотря на то что Син пытался уберечься, Канди умудрилась попасть в него тяжелым портретом неизвестного офицера. Она явно предпочитала мертвых героев.

– Сука! – прорычал Син, придя в ярость от боли, и перешел в контрнаступление.

Канди сопротивлялась, обнаженная и визжащая, но он поднял ее на плечи к швырнул на кровать.

– А теперь, моя девочка, – ворчал он, хлопая ее по мягкому месту с такой силой, что оставались розовые следы, – мы поучим тебя хорошим манерам.

Следующий удар оставил точный отпечаток его руки на ее милой щечке. Она поняла, что сопротивляться бесполезно. Потом удар послабее и последний – просто в назидание.

В очередной раз занеся руку, Син с раскаянием подумал, что впервые в жизни бьет женщину.

– Канди, – неуверенно произнес он и очень обрадовался, когда она села к нему на колени, обняла за шею и повернулась горящей щекой. Ему очень хотелось извиниться, более того, он был готов вымаливать прощение, но, преодолев себя, резко произнес: – Ты хочешь извиниться за свое поведение?

Канди вздохнула и кивнула:

– Пожалуйста, прости меня, дорогой. Я заслужила этот урок. – И она дотронулась пальцами до его губ. – Пожалуйста, прости меня. Я так виновата. Мне так жаль.

В тот вечер, они ужинали в кровати. Рано утром, когда Син лениво нежился в пенной ванне и горячая вода лилась ему на спину, сказал:

– Сегодня утром я уезжаю домой. Хочу поспеть к Рождеству.

– О, Син! Разве ты не можешь остаться? Хотя бы на несколько дней?

– Нет.

– Когда ты вернешься?

– Не знаю.

После долгой паузы она сказала насмешливо:

– Похоже, я не вхожу в твои планы?

– Ты же мой друг, Канди! – запротестовал он.

– Ну что же, хоть на этом спасибо. – Она встала. – Я прикажу подать завтрак.

В спальне она остановилась у зеркала в полный рост. Голубой шелк пеньюара очень шел к ее глазам. Но сейчас ей было не до этого.

«Я богата, – думала она, – и не хочу быть одна». Канди отошла от зеркала.