Текст книги "Последний пассажир"

Глава 3

Я наверняка что-то пропустила, как всегда. Какую-то срочную эвакуацию. Я была настолько ошеломлена предложением Пита пойти в казино, что прослушала какую-то важную новость, запланированные учения.

Взбегаю по лестнице и с колотящимся сердцем вылетаю на палубу.

Все спасательные шлюпки на месте. Привязанные и нетронутые.

В небе не видно морских птиц.

Чистый холст.

Значит, они снова пришвартовались в Саутгемптоне и высадились без меня. Но почему судно все еще направляется в Северную Атлантику без пассажиров на борту?

Важно сохранять спокойствие. Всему этому есть совершенно рациональное объяснение. Я упустила нечто очевидное.

Почему Пит не разбудил меня ночью?

На нетвердых ногах я прохожу по палубе и иду вдоль беговой дорожки. Нет никаких признаков бедствия, но и ничто не указывает на то, что все в порядке. Ни одного члена экипажа, ни единого звука, кроме тихого гула двигателей. Это наверняка означает, что в машинном отделении и на мостике есть люди, верно? Команда, состоящая из профессионалов, которые сумеют простыми словами объяснить мне, что произошло ночью.

Боль в животе.

Я неважно себя чувствую.

У меня уходит почти два часа на то, чтобы с нарастающим отчаянием осмотреть все общественные зоны «Атлантики». Спустившись в холл корабля, я направляюсь в главный ресторан для пассажиров «золотого» класса. «Голд Гриль»: двухэтажный зал, сотни столиков, и ни один из них не занят.

– Эй! – окликаю я, а затем громче: – Эй?

Голос гулко разносится по огромному залу, но ковры заглушают эхо, превращая его в зловещий шепот.

Выхожу на заднюю палубу.

Небольшой бассейн и две гидромассажные ванны.

Пусто.

Передо мной расстилается кильватерный след корабля. Я смотрю на то, что оставила позади, хотя родная земля теперь слишком далеко, чтобы ее разглядеть. Вот в чем особенность горизонта – мы с Питом обсуждали это по дороге в Саутгемптон – обзор ограничен. Вам кажется, что горизонт далеко, но это не так. Особенно на уровне моря.

Снова проверяю телефон – безрезультатно. Отправляю три сообщения, но они так и остаются на экране, отказываясь улетать. Высылаю два электронных письма, но они сохраняются в папке «Исходящие».

– Эй?! – кричу я, но ветер уносит мой голос в море.

Чаек нет.

Вообще никого живого.

Я бегу, охваченная паникой. Что я упустила?

Никогда не чувствовала себя такой маленькой, такой беспомощной.

Вверх к «Платинум Гриль», мимо того самого столика, за которым мы ужинали вчера вечером. Пусто. К роскошному ресторану «Даймонд Гриль». Красное дерево и зеркала. На столах сверкают ведерки со льдом. Никто не раскладывает столовое серебро и не полирует паркетные полы. Один столик в дальнем углу уже накрыт. Я бегу обратно в центральное лобби с роялем и широкой лестницей, внутренности скручиваются от непривычности обстановки и отсутствия завтрака или кофе.

В пустом лобби царит тишина, и я не могу поверить своим глазам. Неподвижные лифты и мигающие огоньки игровых автоматов в казино, никто не нажимает на пластиковые кнопки и не отдает деньги. Я подхожу к стойке кассира и проверяю компьютеры. Они работают, но не подключены к сети. На заставке отображается логотип «Атлантики», но когда я перемещаю мышь, экран остается пустым.

Наверное, это какая-то неисправность. Утечка газа или пробоина в корпусе ниже ватерлинии. В целях безопасности всех эвакуировали с корабля. Жаль, что здесь нет Джеммы, она бы знала, что делать. Я бы предположила, что мы направляемся на верфь где-нибудь во Франции или Испании для срочного ремонта перед переходом. Но мы уже пересекаем океан. Останавливаюсь, чтобы сделать глубокий вдох и успокоиться. Если б нам требовался ремонт, его наверняка провели бы в Саутгемптоне?

– Здесь кто-нибудь есть? – спрашиваю дрожащим голосом.

Кажется неправильным кричать «На помощь!» Звучит как-то жалко. Даже фальшиво. Мне ничего не угрожает. Это самый роскошный в мире океанский лайнер среднего размера. Мне не грозит физическая опасность.

Прохожу через массажные кабинеты спа-центра. Ни души. Только свернутые полотенца, массажные столы, незажженные ароматические свечи и дорогие на вид масла.

В комнате для курения тихо. В прекрасно укомплектованном баре нет ни единого человека, который мог бы приготовить мне напиток.

Мне нужно выпить.

Снаружи находится «Даймонд». Я беру кофе из кофемашины и съедаю два имбирных печенья из пачки. Меня могут застукать. Нам положено находиться в зоне «Платинум», а эту мы не имеем права посещать, и я бы хотела, чтобы ко мне подошел сотрудник в форме, тактично сообщил, что я ошиблась, и предложил помочь найти дорогу обратно.

Но такой сотрудник не появляется.

С пульсацией в висках я поднимаюсь на два лестничных пролета по этому лабиринту корабля, стремясь на мостик, к хорошо обученным женщинам и мужчинам, которые стоят за штурвалом. Мне не хочется их беспокоить без лишней надобности. Они, вероятно, почувствуют себя виноватыми из-за того, что я осталась здесь единственным пассажиром. Они развернут корабль или пришлют тендер [8]8
   Тендер – вид плоскодонного моторного судна катерного типа. Также тендером называют малое парусное судно. – Прим. ред.


[Закрыть]?

И тут я вспоминаю про корабельный театр. Пространство огромное, способное вместить почти всех пассажиров на мюзикл «Парни и куколки» или «Кармен» Бизе. Я сбегаю по лестнице, улыбаясь, готовая воссоединиться с Питом. Он обнимет меня, а потом мы посмеемся над этим.

Скорее всего, будет дразнить меня до конца путешествия.

Пусть дразнит.

Двери в театр закрыты. На ковре изображены звезды и планеты, а на экранах расположенных на стенах телевизоров отображается наше текущее местоположение. Сейчас мы находимся к западу от Ирландии, в самом настоящем океане. На карте не видно суши. Мы окружены сотнями миль глубокой негостеприимной морской воды, и нас уносит все дальше и дальше от дома.

Я подхожу к дверям театра и распахиваю их.

Зрительный зал пуст, а сцена погружена во тьму.

– Эй! – кричу я. – Кто-нибудь меня слышит?!

Жду ответа, ощущая, как пульс отдается в ушах. Я чувствую, как бьется мое сердце, и почти слышу его, словно прижимаю морскую раковину к виску.

Никто не отвечает.

Обратный путь до каюты занимает двенадцать минут, по спине струится пот.

Пита нигде нет.

Его часы лежат на прикроватном столике – единственный признак того, что он когда-либо был здесь. Я беру их и надеваю на запястье. Они выглядят большими и неуклюжими. Нюхаю кожаный ремешок и прижимаю его к верхней губе.

С нашего балкона я вижу, что вода неспокойная, а ветер усиливается. Пит мог упасть за борт? Нет, что угодно, только не это. Это не объясняет, почему все остальные пропали без вести.

Чем это можно объяснить?

Я поступаю так, как обычно делала мама, когда жизнь становилась для нее невыносимой. Если отец тратил деньги, отложенные на рождественские угощения, или продавал наш телевизор, она кричала в подушку, а потом плескала в лицо холодной водой. Я не кричу, лишь умываюсь и смачиваю волосы. Нужно собраться с мыслями. Нужно отправить сообщение в полицию, в береговую охрану, Джемме.

Телефон выключен. Полная перезагрузка. Телефон снова включен.

Сигнала нет.

Сообщения не удалось отправить. Письма по-прежнему в папке «Исходящие».

Бегом возвращаюсь на нос корабля. Сбега́ю по незнакомым лестничным пролетам и сворачиваю в коридоры кают «золотого» класса, двери которых расположены ближе друг к другу, а ковровое покрытие не такое экстравагантное. Затем обнаруживаю боковой выход, где ковровое покрытие заканчивается и начинается прорезиненный пол. Я переступаю порог и стучу в служебные двери. Они распахиваются. Не заперто. Крошечные тесные каюты с двухъярусными кроватями и без окон, даже без иллюминаторов. Фотографии родственников, приклеенные скотчем к стенам. Косметика и дезодоранты. Я вторглась без спроса. Интересно, я сейчас нахожусь ниже уровня воды? Одна мысль об этом заставляет меня содрогнуться.

– Эй? – зову я, выходя в коридор.

Эхо звучит громче. Здесь не так много мягкой мебели, чтобы заглушить мой взволнованный голос.

Я взбегаю на самую высокую точку этой части корабля.

Мостик.

«Вход только для экипажа. Пассажиры не допускаются».

Толкаю дверь.

Она не заперта.

Переступаю порог и выхожу на главную часть мостика.

– Эй? – зову я извиняющимся тоном. – Я знаю, что не…

Но быстро замолкаю, потому что на мостике никого нет. Передо мной пустые кресла, экраны и бескрайний океан.

Кораблем никто не управляет.

Глава 4

Здесь должен быть кто-то из сотрудников. Опытный инженер или старший помощник капитана. Команда, состоящая из высококвалифицированных специалистов, ответственных за это гигантское судно. Я помню, как читала, что строительство «Атлантики» обошлось более чем в шестьсот миллионов долларов.

– Эй? – повторяю я, но голос рикошетом отражается от приборов и экранов радаров. Отсюда мне видна вся передняя часть палубы. Прекрасный вид из окон. Глубокие воды от континентального шельфа до абиссальной равнины [9]9
   Абиссальная равнина – глубоководная равнина, которая расположена в океанических котловинах или впадинах краевых морей.


[Закрыть]. Море, которое с таким же успехом может оказаться бездонным.

У меня никогда не было проблем с плаванием на поверхности. Иногда мне это даже нравится. Но я терпеть не могу находиться под водой. Если погружаюсь с головой, то тут же впадаю в панику.

По обе стороны от главного пульта управления стоят два пустых кожаных кресла, и их вид меня нервирует.

– Где… все?

Ответа нет.

Пытаюсь разобраться в приборах: индикаторах, лампочках и джойстиках. Единственное, что я понимаю, – впереди на экране радара ничего нет. Позади – тоже.

Мы одни.

Я одна.

Здесь есть карта с GPS, показывающая наше текущее местоположение и маршрут, по которому мы вышли из Саутгемптона. На запад, между материком и островом Уайт, а затем через Ла-Манш мимо оконечности Корнуолла и далее. Без задержек. Никаких остановок для высадки почти тысячи пассажиров и шестисот членов экипажа. Никакого замедления хода для того, чтобы бросить якорь рядом с другим пассажирским судном и эвакуировать людей на борту «Атлантики» в случае чрезвычайной ситуации: пробоины в переборке или утечки вредных химикатов. Судя по экранам, остановок не было. В среднем мы развивали скорость двадцать семь узлов, а сейчас идем со скоростью двадцать девять.

Я присаживаюсь на краешек одного из кресел, предназначенных для капитана или первого помощника.

Прочная кожа.

Жуткая тишина.

Инстинкт побуждает меня потянуться к ручному тормозу, что является полным абсурдом. Насколько я могу судить, тормозов здесь нет, да и зачем мне останавливаться в восточной части Северной Атлантики? Какой от этого толк? Снова проверяю телефон, но связи нет. И тут я замечаю радиопередатчик сбоку от центральной консоли.

Слава богу.

Беру рацию и осматриваю ее, пытаясь понять, как она работает. Нажимаю кнопку, затем замираю, оглядываюсь по сторонам и кричу:

– Я сейчас позвоню в береговую охрану! Если на этом судне кто-то есть, подойдите и остановите меня!

Никакого шума в ответ, если не считать мягкого жужжания экранов.

– Алло? – удерживая кнопку, дрожащим голосом говорю в рацию. – Это Кэролайн Рипли с «Атлантики». Это сигнал бедствия. Повторяю, это сигнал бедствия. Команда пропала. Я не знаю, как управлять судном. Нам срочно нужна помощь береговой охраны. Сигнал бедствия. Сигнал бедствия.

Отпускаю кнопку и смотрю на радиоприемник.

Пристально смотрю.

Жду.

Ответа нет. Никто не сообщает мне, что вертолет уже в пути с опытными сотрудниками, которые снимут меня с корабля, возьмут на себя управление и спокойно, авторитетно объяснят, что именно со всеми произошло.

Ничего.

Конечно, судно движется на автопилоте. Мой племянник Мартин, младший сын Джеммы, объяснял все это. Мартин обладает выдающимися для своего возраста техническими познаниями. Мечтает когда-нибудь стать инженером-строителем и проектировать мосты. Он сказал, что «Атлантика» похожа на аэробус, только в сто раз тяжелее. Судно самостоятельно доберется до Нью-Йорка, а затем, когда мы приблизимся к городу, опытный лоцман из администрации порта поднимется на борт и безопасно направит корабль к месту швартовки. Мысль об этом помогает расслабиться. Лоцман. Человек, обладающий знаниями, квалификацией и хладнокровием. Все, что мне нужно сделать, это переждать.

Но когда я ухожу с пустого мостика, в голове все еще звучит голос, монотонный шепот, повторяющий, что Пит пропал, и пропал навсегда. Первый человек, которому я смогла доверять с тех пор, как отец предал нас. Единственный, кто когда-либо казался мне родственной душой, хотя я никогда не говорила ему об этом. Этот омерзительный голосок твердит, что сотни людей не исчезают просто так с океанского лайнера в открытом море. Он настаивает, что это всего лишь первая сцена ночного кошмара.

Я бегу на главную палубу и проверяю спасательные шлюпки. Некоторые из них – тендеры для перевозки пассажиров на судно и обратно в небольших портах. Но большинство – самые современные спасательные шлюпки, полностью закрытые, непотопляемые, саморегулирующиеся, способные вместить более ста пассажиров каждая. У них автономные двигатели и аварийные запасы. В худшем случае я заберусь в одну из них и медленно отправлюсь обратно в Англию. По какой-то причине мысль о том, чтобы остаться одной в крохотной лодке, кажется даже более приятной, чем перспектива находиться в одиночестве на этом гигантском лайнере. Почти дюжина палуб, сотни пассажирских кают, и я полностью предоставлена самой себе. Ощущаю себя более уязвимой, чем когда-либо с того дня, когда отец вышел прогуляться, чтобы проветрить голову.

– Где ты, Пит?! – кричу я в сторону моря и вдруг чувствую усталость, слабость в коленях.

Шатаясь, добираюсь до шезлонга и падаю в него. Мне хочется оказаться в доме Пита, расположенном недалеко от Хэтфилд-Мурс, сидеть на его потертом кожаном диване у разожженного камина, засыпанного пеплом, и смотреть, как Пит запускает виниловую пластинку на замысловатом проигрывателе, который так оберегает. Это подарок брата, и Пит не разрешает мне даже ставить напитки рядом с ним. Я бы все отдала, чтобы сейчас с бокалом вина свернуться клубочком рядом с Питом, а его старый кот пусть мурлычет в соседнем кресле. Я словно оторвана от всего мира. Движение этой гигантской стальной конструкции неумолимо. Мы идем вперед, прочь от дома, к Срединно-Атлантическому желобу, самой глубокой части океана, несемся вперед с грохотом, рассекая волны, и, возможно, через пять дней столкнемся со статуей Свободы на скорости тридцать узлов.

Бегу обратно на мостик и замираю, положив руку на основные рычаги управления. Я не остановлю корабль, но смогу замедлить его движение? Позволить спасательному судну догнать меня?

Ничего не трогаю. Зная себя, я могу принять неверное решение.

После очередного отчаянного призыва о помощи по рации заявляю в тишину:

– Я останавливаю корабль. Я серьезно настроена. Если вы хотите помешать мне, то сейчас у вас есть шанс.

Никто не отвечает.

Кладу дрожащую руку на рычаг и осторожно тяну его на себя.

Скорость, отображаемая на экране, остается на уровне двадцати девяти узлов.

Тяну рычаг сильнее.

Двадцать девять узлов.

Перевожу рычаг на отметку в пять узлов.

Скорость «Атлантики» остается на уровне двадцати девяти узлов.

Я с трудом сглатываю и провожу руками вверх-вниз по лицу, протирая глаза и растирая лоб.

Всегда есть рациональное объяснение, оно должно быть. Мама научила меня этому. Она всегда была очарована наукой, особенно физикой, хотя никогда не имела возможности продолжить обучение в школе. Она брала научно-популярные книги в местной библиотеке и любила повторять: «Нужно искать возможные логические причины. Проверяй их одну за другой».

Все ушли, даже Пит. Он оставил меня здесь одну. Корабль не сбавляет скорость. Должно быть, произошла какая-то чрезвычайная ситуация. Эвакуация. Я не специалист в том, как это делается. Может, подошел другой корабль, и все перебрались на него. Я не понимаю, почему Пит оставил меня здесь совсем одну, но этому найдется хорошее объяснение. Мама бы также спросила: «Ты проверила абсолютно все, Кэролайн? Уверена? Мы всегда что-то упускаем».

Я трачу два часа на систематическое изучение каждой палубы. Я больше не соблюдаю правила и инструкции по технике безопасности, перехожу из пассажирских залов отдыха и лифтов в камбуз-кухни и зоны, предназначенные только для экипажа. Я даже нашла каюту капитана, откуда есть прямой доступ на мостик.

– Капитан? – окликаю я. – Извините, но мне нужно войти.

Пустая каюта с собственной безупречно оборудованной мини-кухней и кофемашиной для приготовления эспрессо. Никаких признаков паники или чрезвычайного происшествия. Идеально заправленная кровать и стопка непрочитанных международных газет на кофейном столике.

На стене в рамке висит подробный план корабля. Чертеж. Я вижу машинное отделение в кормовой части и газотурбинную электрическую установку под главной трубой. Продовольственные склады расположены у основания корабля на второй палубе. Первая палуба предназначена для утилизации, опреснения воды, переработки пищевых отходов, столярных работ, прачечной. В задней части находится большой танцевальный зал, а на верхней палубе – место для перевозки собак.

Здесь может быть команда. Возможно, еще есть надежда на помощь.

Возвращаясь по пятой палубе и едва переставляя уставшие от долгого бега ноги, изнемогая от ощущения нереальности лихорадочного сна, я чувствую мощь корабля, чей выпуклый нос рассекает волны. Я словно превратилась в ребенка, которого оставили в летнем лагере, хотя сезон заканчивается и погода начинает меняться.

Не слышно ни шума, ни чужих голосов.

– Пожалуйста, ответьте, здесь есть кто-нибудь? – спрашиваю я, но мой голос срывается.

Раздается какой-то шум.

Вдалеке слышится тихое постукивание.

Сосредоточиваюсь на нем и прищуриваюсь. Шум слабый. Я спускаюсь на три лестничных пролета. Постукивание равномерное и становится все громче.

«Вход только для персонала».

Вхожу в рабочие помещения и иду по длинному коридору со скрипучим полом.

Вдоль потолка тянутся воздуховоды и кабели.

Я переступаю порог переборки.

«Раздвижная водонепроницаемая дверь с механическим приводом».

«Соответствует требованиям SOLAS [10]10
   Международная конвенция по охране человеческой жизни на море.


[Закрыть]».

«Не открывать в море без причины».

Я читала о них. Такие двери предназначены для обеспечения водонепроницаемости каждого сегмента судна на случай, если мы наткнемся на что-то или сядем на мель.

«Закрыть сразу после открытия».

«Не блокировать».

Делаю глубокий вдох и нажимаю кнопку.

Дверь неторопливо открывается. Она изготовлена из высокопрочной стали и движется примерно вчетверо медленнее, чем дверь лифта. Эта палуба находится ниже уровня воды. Когда дверь задвинулась в углубление в стене, раздался звуковой сигнал.

Я всматриваюсь в другой такой же коридор, предназначенный только для персонала.

Делаю шаг.

Стук становится громче. Намного громче.

В дальнем конце коридора темно, только слабый свет мерцает на полу.

Я прохожу двадцать метров, а сигнализация из-за открытой водонепроницаемой двери все еще зловеще пищит у меня за спиной.

Я стараюсь идти аккуратнее в тщетной попытке заглушить скрип обуви по полу.

Стук прекращается.

В тени в дальнем конце коридора виднеется чья-то фигура.

Человек стоит совершенно неподвижно, лицом к стене. Как будто касается ее носом. Он одет в рабочий комбинезон, а правая нога согнута под неестественным углом.

– О, слава Богу! – выдыхаю я.

Постукивание прекращается.

Глава 5

Мужчина поворачивается ко мне лицом.

– Я так рада вас видеть! – Я улыбаюсь, затем хмурюсь и протягиваю руку.

Он смотрит на нее и после долгой паузы произносит без особых эмоций:

– Я думал, кроме меня, здесь никого нет.

– Я тоже.

Мужчина пристально смотрит на меня.

– Я думал, вы ушли.

Я хмурюсь и с трудом сглатываю.

– Меня зовут Дэниел Чо.

Я вздыхаю с облегчением.

– Что случилось, Дэниел? О, простите мою грубость. Я – Каз. Кэролайн Рипли.

– Шотландка?

– Англичанка.

Он пожимает мне руку, и мы возвращаемся к герметичной двери, через которую я вошла. У него какая-то необычная походка.

– Я проснулся и помедитировал, как обычно, – говорит он. – Спустился на тренировку, а на корабле оказалось совершенно пусто.

– Ваш телефон работает? Пожалуйста, скажите мне, что вы смогли с кем-нибудь связаться.

– Нет, – отвечает он. – Я проверял проводку, пытаясь перезагрузить маршрутизатор.

– Помогло?

– Пока нет.

Мы подходим к какой-то рубке управления, и я понимаю, что мне следует опасаться Дэниела, да и любого незнакомого мужчины, но сейчас у меня не так много вариантов.

– Вы работаете на корабле? Электриком?

– Нет, я такой же обычный пассажир, как и вы.

Я показываю на его комбинезон. На спине написано «Атлантика».

– О, это? Новая экипировка. Одолжил рабочий комбинезон, пока разбирался с проводами. Он висел в помещении для персонала, поэтому я надел его.

Мне это кажется странным, но я молчу.

Он начинает снимать комбинезон. Дэниел моложе меня. Лет на десять, наверное. Он выглядит как профессиональный спортсмен.

– Вы что-нибудь заметили прошлой ночью? – интересуюсь я. – Сегодня утром? Шумы? Что-нибудь странное?

– Я крепко спал. Ночь прошла нормально.

– Для меня тоже.

– Скорее всего, мы вернулись в Саутгемптон, и всех высадили. Возможно, какие-то разногласия с профсоюзом или проблемы с безопасностью.

– Нет, судя по мостику, – возражаю я. – По картам и мониторам.

– Вы были на мостике? Он открыт?

– Я только что оттуда.

Дэниел смотрит на экраны диспетчерской.

– Я уверен, эти данные показывают общее количество вырабатываемой нами электроэнергии. А это количество энергии, которое мы используем в данный момент. Это анализ выхлопных газов.

Интересно, что сейчас делает Пит? Где он? В современном мире так непривычно не иметь возможности связаться с близкими или узнать, где они находятся.

– Что нам теперь делать?

– Честно говоря, не знаю, – отвечает он. – Думаю, надо обыскать корабль. Найти какой-нибудь способ связи. Спутниковый телефон или длинноволновое радио.

– Я хочу покинуть корабль прямо сейчас.

Он хмурится.

– Я не чувствую себя здесь в безопасности.

– Я тоже, – говорит он. – Но мы всё же в безопасности, и это главное. Если вдуматься, это один из самых надежных океанских лайнеров в мире. Его нужно переоборудовать, но он все равно выглядит как танк. Вы видели на «Ютьюбе» видео, как он преодолевает ураганы на Карибах?

– Нет. Не думаю, что смогу на это смотреть.

– Здесь мы в безопасности. Простите, повторите, как, вы сказали, вас зовут?

– Кэролайн Рипли. Зовите меня Каз.

– Наверняка есть какая-то банальная техническая причина, по которой все покинули корабль. Мы либо где-то пришвартовались, либо за всеми с «Атлантики» пришли суда поменьше.

– О, я это знаю.

– Почему бы вам не поискать в задней части корабля спутниковые телефоны, рации или что-нибудь в этом роде? Попробуйте любое устройство, которое увидите, любой компьютер. Я сделаю то же самое в передней части. Давайте встретимся в центральном лобби в два часа. Согласны?

– Конечно, – неуверенно отвечаю я. – Я могу это сделать.

В глубине души мне не хочется выпускать его из виду. Находиться вместе кажется намного лучше, чем остаться одной на этом огромном лайнере.

Уже половина второго, а я так и не нашла ничего полезного. Большинство кают экипажа в идеальном состоянии, как будто в них никто никогда не спал. Багажа практически нет. Как и признаков того, что артистов театра, шеф-поваров и барменов разбудил среди ночи какой-то сигнал тревоги или сирена. Как высадить тысячу человек с корабля ночью посреди океана? И зачем это делать?

В центральном лобби, недалеко от казино, в тени широких лестниц Дэниел сидит в кресле с айпадом в руках.

– Связь появилась?

Он качает головой.

– Нам нужно отправить что-то вроде экстренного сигнала бедствия.

Бедствие – очень правильный термин для описания всего происходящего. Мы с Питом хотели получить возможность побыть вдвоем, отдохнуть на неделю от организации доставки и расписания смен персонала в кафе, чтобы по-настоящему сблизиться. А в итоге имеем бедствие.

– Я пыталась связаться с береговой охраной по рации на мостике, но никто не ответил. Мы словно в непроницаемом пузыре. Вы не видели спутниковых телефонов?

– Ничего не работает, – отзывается он, не поднимая глаз. – Это начинает меня по-настоящему пугать.

– Не говорите так. Мы что-то упускаем, не замечаем очевидное.

– Мама говорила, что я всегда ищу сложные решения простых проблем. Не то что мой брат.

Я смотрю на него, и Дэниел встречается со мной взглядом.

– Брат работает ортодонтом, – поясняет он, хмурясь. – В прошлом выступал за футбольную команду колледжа и был волонтером благотворительной столовой при нашей местной церкви. На два дюйма выше меня, открыл три стоматологические клиники в центре города, работает над четвертой. Двое воспитанных детей-отличников и хороший дом с шестью спальнями в пригороде. А я живу в фургоне.

– Вы… живете в фургоне?

– Давайте поднимемся на верхние палубы и попытаемся придумать, как спустить на воду тендер.

Ковры под ногами мягкие, а корабль выглядит надежным и гладко скользит по волнам. Время от времени мне кажется, что я ощущаю слабый аромат чьих-то духов, оставшихся со вчерашнего вечера, – ноты грейпфрута или сандалового дерева, – и это напоминает о том, как быстро все перевернулось с ног на голову.

Мы выходим на палубу, и я спрашиваю:

– Ты много знаешь о кораблях, Дэниел?

– Не очень, не в таких масштабах. Летом я преподаю водные виды спорта, а зимой катаюсь на горных лыжах. Я знаю основы, но «Атлантика» больше похожа на город, чем на лодку.

Возле настила беговой дорожки Дэниел снимает белую стальную панель, чтобы получить доступ к механизму спуска спасательной шлюпки.

– На какое расстояние ее хватит? – Мои слова заглушает ветер, поэтому я повторяю их.

– Шлюпки? Без понятия. Но там есть запасы еды и воды. Мы справимся. Если что-то пойдет не так, прыгнем в шлюпку и уплывем. Как думаешь, мы на морских путях?

– Понятия не имею.

Вижу, как вдалеке проплывает запутавшийся в сетке кусок пластика. В воде он кажется микроскопическим. Мартин, сын Джеммы, потчевал меня интересными фактами об океане с тех пор, как услышал, что я в последний момент решилась на это путешествие. О том, что на карту нанесено сто процентов поверхности Луны, но только пять процентов океанского дна. О том, что яда в одной австралийской коробчатой медузе хватит, чтобы убить тридцать человек. На двенадцатилетие я подарила ему книгу «1001 факт», и большинство упоминаний об океане меня сильно нервируют.

– Если мы на морских путях, то у нас будет шанс поднять тревогу и привлечь чье-нибудь внимание. На этом корабле чертовски много гудков.

– Библиотека? – предлагаю я. – Там могут быть карты или информация о коммерческих морских путях?

Мы идем туда и разделяемся. Дэниел просматривает справочный отдел, а я ищу книги о самой «Атлантике». Целые ряды подсвеченных полок с книгами в твердом переплете и читательские столы с зелеными кожаными креслами и элегантными лампами. Это совсем не похоже на библиотеку возле моего дома – место, где в детстве я искала уют и безопасность по выходным. Та библиотека выглядела невзрачной и плохо финансировалась, но книги читали и перечитывали, их любили. Библиотекари прекрасно разбирались в литературе и были добрыми. По сравнению с той эта библиотека выглядит ненастоящей.

Поворачиваюсь к историческому отделу и замечаю письменный стол в углу.

Он стоит отдельно, придвинутый к окну.

Со всех сторон от него свисают простыни.

Я подзываю Дэниела, и мы вместе подходим ближе.

Занавеска из простыней колышется.

Я приседаю и отодвигаю ее в сторону. Там прячется молодая девушка, завернутая в одеяла.