Электронная библиотека » Уилл Фергюсон » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "419"


  • Текст добавлен: 25 апреля 2014, 20:50


Автор книги: Уилл Фергюсон


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Уилл Фергюсон
419

Алекс и Алистер – это вам


Ты умрешь за своего ребенка?

Лишь на этот вопрос надлежит ответить родителю; вопрос этот – исток всего. В насквозь пропеченных безлюдьях шипастых пустынь. В мангровых болотах и в горных лесах. На городских улицах и под снегопадом. Лишь на этот вопрос и нужно отвечать.

Отец мальчика, в теплой тине по колено, тянул рыболовные сети, плескавшие жизнью. Туман над зеленой водою. Солнце в лужах, забытых приливом.

Снега

1

Машина – падает во тьме.

Сальто и снова сальто, один сокрушительный хруст за другим. Стекло разлетается фонтаном, затем вновь оседает вакуум безмолвия. Машина замерла кверху брюхом, у подножия насыпи под мостом, привалившись к расщепленной стайке тополей. Прочертив тропу в снегу, оставив за собою взбитый перегной и мокрую палую листву.

В зимний стерильный воздух – вонь бензина и антифриза.

Закрепили тросы на кошках, сползли, перебирая ногами по стене, и мигалки пожарных и «скорых» омывали всю сцену красным и синим, и тени метались туда-сюда. В снегу – мириады созвездий. Стекло блистает огнями.

Добравшись наконец до подножия насыпи, спасатели совсем запыхались.

А в груде смятого железа – погнутая приборная доска, покореженный руль, стекло и – посреди всего – бывший человек. Седые волосы влажно облепили череп, свалялись в густой красной слякоти.

– Сэр? Вы меня слышите?

Губы его шевелились, жизнь уходила туда, куда уходят все жизни.

– Сэр!

Но не вытекло ни слова – лишь клокотание.

2

Двери скользят вбок, стеклянные панели расступаются, словно по велению волшебника, вскипает воздух Западной Африки, жар толкает ее назад в аэропорт. Она ладонью прикрывает глаза, медлит, мимо прет толпа.

Сетка за тротуаром сдерживает всякий сброд. Сброд и сородичей. Таксистов и заждавшихся дядюшек. Все кричат, очумело машут, светят рукописными табличками «ТАКСИ ДЛЯ ВАС» и «НА ОСТРОВ ЛАГОС». Она ищет на табличках свое имя. Давит джетлаг, ее мутит, икры сводит после самолета, ее гоняли по бурлящим стадным очередям, таможенники рылись в ее ручной клади, искали припрятанные сокровища и разочарованно швырялись перерытыми шмотками, духота аэропорта мешается с доменным жаром снаружи, но, невзирая на это – или, может, поэтому, – она, как ни странно, ликует. Невозмутимо взволнована.

Выступает пот – роса на стыке двух погодных фронтов. Ручейками течет по ключицам, обвисшие волосы влажнеют, влажные мокнут, жидкость собирается бисеринами на лбу. Где-то – ее имя. Им размахивают над толпой за сетчатой оградой. Она уже шагает, но за спиной курлычут:

– Мэм?

Она оборачивается – перед ней вооруженный офицер в накрахмаленном зеленом кителе. В полусферах панорамного зеркала черных очков она видит свое лицо.

– Мэм, будьте любезны. Пройдемте.

Он так это произносит – почти спрашивает. Почти, но не вполне.

– Мэм. Пройдемте со мной.

Она прижимает к себе сумку; другого багажа нет.

– Зачем?

– Полиция аэропорта, мэм. Инспектор хочет с вами побеседовать.

3

Отец мальчика негромко говорил на речном диалекте – правду он всегда говорил на этом языке.

– Вот о чем должны себя спросить мать и отец. Если ребенку так лучше, они готовы? Готовы за него умереть?

Вздыхают мангровые леса. Влажное дыхание, тихий плеск. Отец стоял в приливной грязи, тащил пляшущие ртутью сети, а мальчик замер на берегу с острогой наготове.

– Не забывай, – сказал отец, ради пущего эффекта переходя на английский – легко, будто сеть на острогу сменил. – Рыбу убивают быстро. Так добрее.

4

– Лора? Ты дома? Я… с отцом беда. Пожалуйста, возьми трубку.

Слышно, как она глотает слезы.

Лора сплюнула в раковину, метнулась к телефону.

– Мам?

Когда договорили, вылетела в коридор. Куртку натягивала, уже тыча в кнопку лифта.

Ночь кристаллизовалась снегом. Лора перешла пустую улицу, почти бегом спустилась с холма.

Бунгало ее детства – штукатурка на штукатурке, и все прикноплено на крутой улице. Полицейская машина стоит перед домом – новенький «кадиллак-эскалейд» Уоррена забаррикадировал подъезд. Неважно – Лоре парковать нечего.

В детстве ее брат Уоррен считал, что стеклышки, вмурованные в штукатурку, – на самом деле рубины; предлагал Лоре половину выручки, если она их выковыряет.

– По-моему, рубины красные, – сказала она.

– Не привередничай, – ответил он. – Они всякие бывают, как леденцы. Потому и дорогие такие.

В общем, Лора полдня выколупывала из стен зеленое стекло. Раскровянила пальцы, а потом они с Уорреном гордо заявились в лавку на углу, где мистер Ли за эти стекляшки дал им по леденцу на палочке – при условии, что они бросят добычу самоцветов из родительской штукатурки. Лора сочла, что инвестиции неплохо окупились; Уоррен не особо обрадовался. Всю дорогу до дома раздраженно бурчал, а Лора размахивала пустым пластмассовым ведерком и перекатывала леденец во рту. Спустя несколько недель нашла у Уоррена в комнате его леденец, по-прежнему в обертке. Когда Лоре выдали деньги на карманные расходы, брат попытался втюхать ей этот леденец за четвертак.

В родительской гостиной, обшитой деревом, – полицейский. Пистолет в кобуре, тусклые глаза. На подушках крючком связанные наволочки – они тут сто лет уже. Вязаное покрывало на спинке дивана (и наволочки, и покрывало – маминых рук дело). А над диваном на деревянных панелях – громоздкие картинные рамы (дело рук отца – и рамы, и панели). Картины маслом из торгового центра – дождливый Париж, солнечный Маттерхорн. Марсианские пейзажи тоже хорошо смотрелись бы, – родители в жизни не бывали ни в Париже, ни в Альпах. Отец теперь и не побывает.

Лору мать едва заметила – плыла не двигаясь, еще чуть-чуть – и улетит. Рядом Уоррен – мясистое лицо от злости перекошено, руки крепко обхватили живот. Уоррен очень грузный – а Лора ужасно худа. Семейные фотографии всегда смахивали на рекламу клиники нарушений питания.

Между тем жена Уоррена Эстелл пыталась – в основном безуспешно – загнать дочерей-близняшек в столовую, подальше от взрослых разговоров. Кривляки, похожи как две капли воды, вечные хиханьки и внезапные веские заявления. «Собаки не танцуют, но могут научиться». «Папа дурак!» «Сьюзи говорила, у нее собака танцует». Детсадовские байки и малолетние алогизмы. Эстелл одними губами сказала Лоре «привет» и исчезла за дверью.

«Зачем они привезли детей?»

Тусклоглазый полицейский встал, протянул Лоре руку. Вместо рукопожатия – визитка.

– Сержант Бризбуа. Я из Спецуправления транспорта.

На визитке: «Сержант Мэттью Бризбуа, СУТ». Хотелось обвести опечатку, дописать «Ь». Но нет, не опечатка. Кое-что похуже.

– Я занимаюсь ДТП. Буду курировать расследование. Мне очень жаль, что с вашим отцом так вышло.

«Ничего тебе не жаль. Если б не ДТП, ты б остался без работы».

– Благодарю вас.

– Блин, ты представляешь? – Уоррен развернулся к сестре, глаза воспаленные. – Батя с горы сиганул.

– Уоррен, – сказала мать. – Окороти язык, пожалуйста.

– Судя по всему, ваш отец попал на черный лед, – сказал полицейский. – Его не видно. Промахнулся мимо моста на улице Огден, к западу от 50-й. Там промзона, ехал он быстро. Очень быстро. – «Как будто убегал», – хотел прибавить Бризбуа, но воздержался, спросил о другом: – Куда он ехал в такой час?

– На работу, – сказала мама. – Он был сторожем на сортировочной.

– Он учителем был, – сказал Уоррен.

– На пенсии, – ответила мама. – Мы оба учителя. Генри по труду, я по домоводству. Генри… Он дома задыхался. Пошел ночным сторожем подрабатывать.

– А форма у него была?

Она кивнула.

– Я спросил, потому что формы на нем не было. На нем был… – Бризбуа глянул в блокнот, – свитер. Брюки. Мокасины. При аварии мокасины слетели. Он хранил форму на работе?

– Наверное, – сказала мама – голос как из другой вселенной. – Я просто не понимаю, что он делал на Огден. Он всегда через тропу Черноногих ездил.

Бризбуа записал.

– Ваш муж в машине пристегивался? Обычно?

– О да. Он в этом смысле был очень аккуратный.

Лорина мать мяла салфетку, будто четки перебирала.

– Миссис Кёртис, ваш муж несколько недель назад звонил в полицию – говорил, кто-то через дорогу следит за домом.

– А, это. Оказалось, ерунда. Генри допоздна не ложился – померещилось, что кто-то слоняется под фонарем. Приехала полиция, но… У вас наверняка есть рапорт.

Полицейский кивнул:

– Рапорт есть. Я просто хочу удостовериться, что…

Лорин брат склонился к нему, ощетинился:

– Вы почему спрашиваете? Это что за хренотень?

– Пытаюсь разобраться, что случилось и почему.

– Почему? Я знаю почему. Потому что в этом блядском городе никогда, блядь, улицы не чистят после этих, блядь, снегопадов. Вот почему. Ждут, когда этот блядский чинук все за них сделает. Уроды. Снег трамбуется, мы тут месяцами по колдобинам скачем. Ну правильно – зачем платить снегоуборщикам, если можно тепленького ветерка подождать, – он прилетит с гор, и все само растает. А ничего, блядь, не тает! – Голос от горя срывался. – Вы вообще в курсе, сколько я за недвижимость налогов плачу? А?

– Окороти язык, Уоррен!

– Сэр, я понимаю, что вы расстроены. Но мне нужно…

– Хуеву тучу денег! И что взамен? Батя… Его этот город прикончил. Я плачу налоги, их поднимают каждый год, как по часам прямо. И что? Хотите арестовать кого-нибудь? Блядского мэра своего арестуйте.

Когда Лора наконец заговорила, голос ее был так тих, что полицейский чуть не прослушал:

– А сказали, какой свитер?

Бризбуа перевел взгляд на нее:

– Что?

– Свитер – они сказали, какой свитер? Зеленый? Зеленый кардиган?

– Э-э… – Он полистал блокнот. – Нет, кажется, синий. С узором.

– Каким узором?

– Точно не скажу. На фотографиях будет видно, а сам свитер судмедэксперты заберут. Почему вы спрашиваете?

– Я… просто так. Это не очень важно. Уже.

За окном неслышно зашептал фён – потек с далеких горных склонов, пополз вдоль подножий. На улице Огден растают отпечатки покрышек в слежавшемся снегу – сначала слякоть, затем топкая водица. Следы ДТП постепенно исчезнут – кроме одной четкой резиновой полосы на асфальте, долгого юза, другой след, что ведет к ограждению у моста. Этот останется надолго.

 
Тебя спрошу —
Кто нонче мугу?[1]1
  Зд.: лох (нигер.). – Здесь и далее прим. переводчика. Переводчик благодарит за поддержку Сергея Максименко.


[Закрыть]

 
5

К приезду Бризбуа группа реконструкции уже сворачивалась. Установили разметку для аэросъемки; в свете прожекторов дыхание светилось зимними радугами.

Бризбуа начал с констеблей из группы:

– Колин. Грег.

Констебль постарше, Колин, поднял голову, улыбнулся:

– Сержант Бризбуа. Как мило, что вы нас навестили.

Никогда не называли его Мэттью. Больше толком никаких поклонов его чину.

Бризбуа приехал по вызову.

– Пейджер в куртке. Куртка в гардеробе.

– В каком гардеробе?

– У меня было свидание с искусством. Пришлось в машине переодеваться. Надеюсь, тебе легче.

Хорошо бы на этом и закончить. Хрен там.

– Ты что, не мог из кинотеатра сбежать? Показал бы жетон, вернули бы деньги.

– Не с таким искусством.

Грег, констебль помоложе, засмеялся:

– Только не говори, что в стрип-баре козлом скакал, пока мы тут морозимся.

– И не с таким.

Сержант Мэттью Бризбуа ходил на «Лебединое озеро» – ежегодная постановка городской балетной труппы, и билет его жены лежал на соседнем сиденье. Бризбуа вздохнул:

– Ладно, покончим с этим. Я был на балете. Мы с женой купили абонемент. Жена купила. На двоих. В общем, билеты были, не хотелось профукать.

– На балете? Типа «Петрушка»?

– Нет, не «Петрушка».

– Петрушка? – переспросил Грег. – У меня девка одна была – с ней как-то вышла такая петрушка…

– Ха, – сказал Колин, – а какая петрушка у меня как-то раз вышла с женой… – Он глянул на стаканчик в руке Бризбуа – над стаканчиком вился пар. – Но за кофейком к «Тиму» успел забежать. Мы следователи, мы такие вещи подмечаем.

– Нам, я так понимаю, тоже принес? – спросил Грег.

– Нес. По дороге уронил. – Бризбуа глотнул кофе – громко и с расчетливым удовольствием. – Ну, – сказал он, – что тут у нас?

– «Понтиак-олдсмобиль». Съехал с горки, потом с дороги, вон там. На лед, похоже, угодил. На мост не вырулил, вылетел на насыпь. Кувырнулся раза два, может, три.

– «Олдсмобиль»? – переспросил Бризбуа. – Это ж гора железа. Их даже не выпускают больше. Сколько уже – лет десять минимум. Итак… Мужчина. Пожилой. Чей-то дедуля. Да?

Колин кивнул:

– Умер на месте. До сих пор там. Непонятно, как его выковыривать.

– Пристегнут?

– Не-а.

– Номера проверили?

– Ага. На машину ничего. Даже за превышение скорости.

– А на водителя? – спросил Бризбуа. – Через ПБД прогнали? – То есть через центральную полицейскую базу данных. Любое столкновение с полицией – задержанный, свидетель, фигурант в любом рапорте, от домашней ссоры до жалоб на шум, – и имя водителя мигом всплывет.

– Почти ничего. Пару недель назад подал заяву – кто-то у дома ошивался среди ночи. Оказалось, кустик.

Типичная стариковская жалоба. «Ребятки, а ну брысь с моего газона!»

Сеялся снег, призрачные хлопья таяли от прикосновения. В беззвучной пульсации полицейской мигалки Бризбуа со старшим констеблем отошли туда, где машина спорхнула с дороги. Следы покрышек – с асфальта в утрамбованный снег, затем в пустоту.

На мосту выставили пожарную машину, свет фар утыкался в перевернутый автомобиль, пьяно привалившийся к тополям под насыпью. Вот здесь он ткнулся в землю носом, перевернулся, покатился кувырком. Это вам не боевик, где с эдаким киношным шиком машины взмывают с замаскированных пандусов, нередко загодя лишившись моторов. В жизни у машин тяжеленные капоты, и, слетев с дороги, они падают – камнем. «Олдсмобиль», говорите? Все равно что на танке с обрыва скакнуть.

На месте приземления – влажный черный синяк на снегу, разметанный осколочный мусор.

– Дай спрошу, – сказал Бризбуа. – Отсюда, где автомобиль ушел с насыпи, дотуда, где он упал, от старта до посадки, так сказать. Больше, чем длина автомобиля, так?

– Ага.

Оба понимали, что это значит: все четыре колеса не соприкасались с землей. Машина воспарила.

Бризбуа посмотрел туда, где изгибалась дорога:

– Там пристойную скорость не наберешь. Торможение было?

– Не здесь – здесь она уже полетела. Но там подальше кое-что – ты бы глянул. Странное что-то.

Они зашагали к патрульной машине – она подмигивала, перегородив дорогу на вершине холма.

– Как прибыли, сразу увидели, – сказал Колин.

А на асфальте, уже помеченный нумерованными маркерами, – второй след покрышек.

Бризбуа присел на корточки, провел по нему лучом фонарика:

– Ничего себе юз.

Колин кивнул:

– Возьмем счетчик, вычислим коэффициент сцепления, рассчитаем скорость. Но навскидку скажу, что тут ехали быстро и тормозили жестко.

Бризбуа оглянулся на мост:

– Так. И что? Водитель тот же?

– Может быть. Но следы не складываются.

И впрямь. Следы с насыпи, мимо ограждения, – под одним углом, следы выше по холму – под другим.

– А если он затормозил на полпути, ему бы тем более скорости не хватило взлететь.

Бризбуа провел лучом по следу:

– Этот кто-то здесь остановился.

За юзом – легкая грязевая пороша. Снегоочистительный эффект тормозящей покрышки – она плюется гравием и грязью вперед. А вот когда машина сначала резко тормозит, а потом катит дальше по собственному мусору…

– Отпечатки покрышек есть?

– Есть. И неплохие. Грег уже зафиксировал, снимки тоже получишь. Четкие, хоть и бледные. Но вот тут начинается странное. Там дальше, – Колин двинул лучом по асфальту, – видишь?

Следы резко сворачивали влево.

– Водитель развернулся.

– Это ж как ему баранку выкручивать пришлось, – сказал Колин.

– То есть что, – сказал Бризбуа. – Второй водитель несется с холма, видит, как первая машина слетает с насыпи, дает по тормозам, резко разворачивается. Вторая машина преследовала первую? Или развернулась, чтобы помощь позвать?

– Может быть.

– Кто сообщил?

– Со склада, вон там. – Колин указал за холм, к далекой цепочке складов в лужах света под снегопадом. – Дальнобойщики поздно разгружались.

– Видели?

– Слышали. Их там опрашивают. Хотя вряд ли выйдет толк. Темно было, а они далеко.

Бризбуа поглядел на след юза, на след второй машины. Первый водитель: заснул, или выпил, или, может, сердце прихватило, уходит с дороги, мимо ограждения, ныряет с насыпи. Второй водитель: видит это, бьет по тормозам, останавливается, разворачивается… и уезжает. Почему? Запаниковал? Может, этот второй тоже был пьян. Или за рулем без прав, не хотел в полицию звонить. Или тут что-то другое происходит?

Прибыл эвакуатор. Бризбуа расслышал, как он бибикает, пятясь. Когда пожарники достанут тело, эвакуатор перевезет покореженную машину в отдел реконструкции, а там проверят, в порядке ли тормоза, начнут сокращать список версий, вычеркивать варианты.

Он допил кофе.

– Ну, народ, заканчивайте. Померьте следы, рассчитайте скорость – ни в чем себе не отказывайте. Поеду родственников оповещу. Адрес есть?

Грег ухмыльнулся:

– Был. По дороге уронил.

– Ну, значит, сам гляну, – устало улыбнулся Бризбуа. И затем, уже уходя: – А внизу грязевые следы проверили? У моста, где машина с дороги ушла?

– Ну да.

– И?

– Все чуднее и чуднее.

6

Вентилятор взбалтывал сырость в воздухе, по коже разбегались мурашки. Волосы, еще мокрые после краткой вылазки наружу, завивались нечаянными кудряшками и липли к коже.

Паспорт ее – у инспектора.

Инспектор Рибаду («Зовите Дэвидом, пожалуйста», – сказал он, указав на стул) листал пустые страницы, будто сказку читал. Может, что и прочел.

Над столом на стене – государственный девиз: «Единство, вера, мир и прогресс».

– И всех трех у нас недостача, – пошутил он, перехватив ее взгляд.

– Четырех, – пробормотала она. Ничего не могла с собой поделать: видишь несообразность – исправь. Четыре ведь, а не три.

Он оглянулся, уставился на девиз, будто впервые видит.

– О нет, мэм. Недостача только трех. Это Нигерия. Веры у нас тут полным-полно.

Он обнаружил в паспорте искомый штемпель и приложенные к нему страницы на скрепке.

– Приглашение из нигерийского консульства. Очень хорошо, отлично. Простая формальность, разумеется, мы всегда рады гостям. Я часто говорю: зачем приглашать? В Нигерии так принято – если гость придет хоть среди ночи, ты обязан его впустить.

Он улыбнулся. Проступили желваки.

Она сидела напротив, сжимая сумку и кипу медицинских документов.

– У меня есть обратный билет и все прививки. – Она толкнула бумаги по столу. После уколов левая рука до сих пор болела.

Инспектор засмеялся – точнее, тихонько хмыкнул:

– Это пусть ваша страна побеспокоится, когда вернетесь. – Встал, обошел стол, приблизился – она было решила, что все. Не угадала. Он глядел на ее сумку. – Извиняйте. Позволите?

Она сглотнула.

– Конечно.

Он вынимал предмет за предметом, выкладывал на стол. Когда добрался до бортового журнала «Вёрджин», у нее перехватило горло. Повезло – этот номер он уже видел. Глянул мельком.

– Блестящая статья о французских винодельнях, м-да?

Отложил журнал на стол, к мятым тряпкам и несессеру.

Оглядел эту выставку.

– И все?

– Я на два дня. Улетаю в воскресенье. В письме все есть. – Она уже объясняла в консульстве: выиграла билет куда угодно, всю жизнь мечтала об Африке. Заполнила все бумаги, уплатила все пошлины, получила приглашение, таможенно-иммиграционная служба проставила все печати.

Инспектор Рибаду улыбнулся:

– Туристка, м-да?

Она кивнула.

– Заповедник Янкари, наверное? Буйволы и бабуины? Может, улыбнется удача – увидите льва, очень редко. Это Западная Африка, мэм. У нас тут не как везде, сафари с крупным зверем нет. Но немножко львов осталось, м-да. И гиены. Смешно сказать, мэм. Туристы переживают из-за львов, а в этом мире надо бояться гиен. Они охотятся стаями, гиены. А львы прайдами. Мне нравится, – сказал он. – Прайд – все равно что братство. А у гиен какое братство? Обращали внимание?

– Не обращала.

– Горячие источники Викки. Тоже в Янкари. Очень красиво. Наверное, поедете в Викки?

– Надеюсь.

– А не выйдет. Янкари – очень удаленно. Времени мало, слишком далеко. Странно, мэм, что вы приехали, а не знаете. Столько времени у вас – повезет, если выберетесь из Лагоса.

«Повезет, если выберетесь из Лагоса». Это что, угроза? Она сунула руку в карман юбки. Под рукой пачка найр – в крайнем случае спасет, но на взятку, пожалуй, не хватит. В подкладку вшит кармашек, в кармашке тщательно сложенная купюра – сто американских долларов. Международная валюта. «Коррупция в аэропорту Мурталы Мухаммеда в Лагосе взята под контроль. Ни при каких обстоятельствах не предлагайте взятки сотрудникам аэропорта». Об этом ей твердили все турагенты, но инспектор разве не взятку вымогает? Откуп. Она вытащила купюру, спрятала в ладони.

– Жалость какая, – сказал инспектор. – Виза на месяц, а вы всего на два дня. Мужа нет?

– Мужа нет.

– Тогда… кто вас содержит? У вас есть отец, м-да?

– Я сама себя содержу.

– Понимаю. Кем работаете, мэм?

– Я литературный редактор. Работаю с текстами. Грамматика. Проверка фактов. Указатели. В таком духе.

– Понимаю. Журналистка? Пишете очередную статью о Разбитом Сердце Африки?

– Я не по работе. Я туристка.

– Но вы в журнале работаете? – Он взял журнал из самолета. – Может, притворяетесь туристкой, чтобы въехать без журналистских документов? Визу не оформлять.

– Нет! – сказала она. Слишком поспешно. – Нет, не в журнале.

Он заметил эту ее резкость, но вспышку паники с бортовым журналом не связал. Отложил рассеянно.

– В газете?

– Книги главным образом. Биографии. Это все… вообще ничто.

– Как же ничто, если что-то? Вы, по-моему, скромничаете, мэм. У всех свои истории, м-да? Свои секреты. Иногда маленькая деталь – а самая важная. – Он снова оглядел ее пожитки на столе – тампоны и футболки, носки клубками. – Нет фотоаппарата, – сказал он.

– Что?

– Нет фотоаппарата. Турист без фотоаппарата. Как такое вижу, сразу… тревожусь.

– Мобильник, – сказала она. – Я снимаю на мобильник.

– Столько ехали до Африки, чтобы снимать телефоном?

– Я думала… думала купить фотоаппарат, когда до гостиницы доберусь.

Он снова глянул в иммиграционную анкету.

– А, ну да. «Амбассадор», в Икедже. Очень близко. Из аэропорта видно. Шикарные апартаменты. Наверняка есть магазины, купите фотоаппарат, сможете… – он задумался, подыскивая слово, – обессмертить свое пребывание в Лагосе. – Улыбка его смягчилась, он принялся складывать ее вещи в сумку, и первым журнал – плоско, на самое дно.

Не заметил.

Не взрывчатку, не наркотики, не деньги в нычке. Гораздо взрывоопаснее. А он не заметил.

Пока он застегивал молнию, она украдкой сунула сто долларов в кармашек юбки.

– Прошу вас, мэм. Приятно провести время.

– Спасибо. Обязательно. – Она подхватила свой багаж, медицинские справки запихала в карман сумки, заторопилась.

– Мэм?

– Да?

– И последнее. Скажите, вы слыхали о нашей нигерийской беде? О четыре-девятнадцать?

7

Так говорил отец, уходя. Так сказал отец Лоры, когда они виделись в последний раз. «Тебя я люблю».

Почему он так сказал?

«Тебя я люблю». Сколько лет она не слышала такой конструкции.

Миссис Кёртис протянула сержанту Бризбуа очередную чашку чая. Сказала:

– Трудно вам, наверное, каждый день с такими вещами сталкиваться. Простите.

Лорина мать извиняется перед полицейским за смерть своего мужа.

«Жену подозреваем?»

«Жену всегда подозреваем».

Близнецы пытались просочиться назад из столовой. Уоррен вернулся из кухни с сырными шариками. Он кипел, к чему вообще был склонен. А Лора? Лора раз за разом проигрывала в голове на веки вечные последние слова отца: «Тебя я люблю».

Бризбуа спросил, принимал ли Лорин отец лекарства, в ответ услышал: нет, даже ибупрофен не пил. Теперь сержанта интересовали явные нестыковки в отцовском маршруте.

– Миссис Кёртис, – Хелен, можно так? – в подобных ситуациях мы обычно подробно расписываем последние сутки. – На кофейном столике лежала карта города. – Ваш муж работал на восточной сортировочной, на тропе Черноногих, правильно?

Мать кивнула.

– Но происшествие случилось на Огден. Насколько я понимаю, он ехал не в ту сторону. Почему? Что-то забыл, развернулся, поехал домой? Как думаете?

– Может быть. Не знаю.

Вмешался Уоррен:

– Вам не кажется, что ей вполне достаточно на сегодня?

– Разумеется, – сказал сержант Бризбуа. Допил чай, встал и, уже застегивая куртку, спросил как бы мимоходом: – Хелен, у вашего мужа не было причин опасаться за свою жизнь, вы не знаете?

Уоррен фыркнул:

– У бати? Ерунда какая.

Мать глянула на полицейского, удивленно склонила голову:

– Почему вы спрашиваете?

– Нипочему. Но… Он ехал с такой скоростью – слишком гнал. Судмедэксперт проведет вскрытие – в подобных делах всегда проводят. Проверят кровь на алкоголь, посмотрят, нет ли рубцов на сердце, кровоизлияния в мозг. Может, ваш муж просто-напросто уснул за рулем. Вы сказали, у него в последнее время по ночам были проблемы. Бессонница?

Мать кивнула.

– Среди ночи молоко в микроволновке грел, я часто слышала. Иначе не мог заснуть. – Перевела взгляд на кресло Генри и снова уплыла в свой мир между мирами.

– Может, в том и дело, – сказал Бризбуа, натягивая фуражку. – Усталость водителя. Просто, понимаете… есть такая вещь, называется «грязевые следы». Они остаются внутри отпечатков покрышек. Когда автомобиль едет с большой скоростью, а потом его поворачивает против импульса движения, даже если не применялись тормоза, возникает напряжение. Это видно: машина едет в одну сторону, колеса повернуты в другую. В следах покрышек там, где машина ушла с дороги, мы обнаружили очень четкие грязевые следы. Если человек засыпает за рулем, а потом вдруг просыпается и выворачивает руль, такие следы останутся. Но тогда ваш муж пытался бы свернуть обратно, на дорогу; следы уводили бы его к мосту. А тут наоборот. От моста, к насыпи.

Бризбуа запустил в них этими данными, как глубинной бомбой, и теперь внимательно наблюдал за реакцией. Мать, похоже, совсем запуталась. Сын жевал сырные шарики и хмурился. Дочь и не вздрогнула – кажется, почти не дышала.

– Ну, значит, батя растерялся, – раздраженно сказал Уоррен. Облизал пальцы, заляпанные оранжевым. – Свернул не туда. Вы к чему клоните?

– Мы нашли второй отпечаток покрышек. Позади, выше по дороге, на спуске с холма. Кончается задолго до моста.

Уоррен склонился ближе:

– Вы считаете, его кто-то согнал с дороги?

– Вполне возможно.

– Я так и знал! Быть такого не могло, чтоб батя так мчался! Он всегда трясся над правилами. И травмы такие, это же… – И он умолк.

Лора повернулась к брату:

– Ты видел папу? Видел…

– Кто-то же должен был. И уж явно, блин, не мама. – Он сверкнул глазами. – А тебя где носило? Мне аж из Спрингбэнка переться пришлось. А тебе, черт бы тебя побрал, всего-то по холму пешком спуститься.

Она работала допоздна и включила голосовую почту – отец завел привычку, когда не спалось, звонить среди ночи. У нее сроки поджимали, она не подходила к телефону, а сообщения он не оставил. Щелчки одни. Лишь чистя зубы, она нажала «Прослушать» и услышала голос – не отцовский, а мамин: «Лора, возьми трубку… пожалуйста».

Лорин отец – лежит в болезненной зелени флуоресцентных ламп.

– Ты ездил? – спросила она. – Видел папу?

Уоррен не ответил, не желал смотреть на нее, глаз не отводил от полицейского, не моргал, ни дюйма земли не сдавал печали, предпочел, как обычно, злость.

И в этот миг испарились прошедшие годы – улетели, как перышки в битве подушками, и вот он перед ней, ее старший брат. Совсем большой брат. Уоррен Кёртис – меряет взглядом злых девчонок, заставляет их извиняться перед его младшей сестрой. Уоррен – сматывается на кровавый ужастик в кино, тащит с собой Лору, сжимает ей локоть, в ключевые моменты шепчет: «Не смотри, ну-ка, отвернись!»

Лора попыталась поймать его взгляд. Одними губами сложить «спасибо», как его жена сложила «привет», но он не желал смотреть, не мог.

«Если посмотрит – заплачет, – подумала она. – А этого нельзя. Он так не может. Стоит начать – и конца не будет».

– То есть вот в чем дело? – спросил Уоррен полицейского. – Какие-то уёбки поехали кататься, для забавы согнали старика с холма. Найдите их, не то я сам их найду.

– Окороти язык, – попеняла мать, вновь вернувшись к общей беседе.

Уоррен и ухом не повел.

– Черт возьми, сержант. Я смотрел «Место преступления»[2]2
  «CSI: Место преступления» («CSI: Crime Scene Investigation», с 2001 г.) – американский телесериал Энтони Э. Зайкура о работе криминалистической лаборатории Лас-Вегаса.


[Закрыть]
. Вы что, не можете проверить эти покрышки по базе данных какой-нибудь, найти этих мудаков?

– Следы покрышек – не отпечатки пальцев, – сказал Бризбуа. – Они постоянно меняются. Это же резина, она мягкая. Через неделю, даже завтра следы были бы другие. Покрышка напоролась на камень, кусок резины отлетел, появилась трещина – все, след поменялся. При этом да, мы можем найти следы, соответствующие некой покрышке. Но центрального каталога покрышек не бывает. Нельзя найти автомобиль только по следам.

Лора повернулась к панорамному окну, увидела отражение гостиной. Брат, мать. Полицейский, Лора. А отца больше нет.

Язык. Скрывает и обнажает равно.

«Тебя я люблю». Почему он так сказал?

8

Дымка над зеленой водою. Дети – ждут. Когда мужчины закончат, позовут малышню. Те сползут со своими ведерками, соберут рыбешку, которую пропустили старшие. Позовут уже скоро; мужчины бродят в приливной волне, согнувшись в три погибели, тянут сети.

Лагуна изливалась в мангровые ручьи, ручьи – в канал, канал – в залив. А залив куда? Кто его знает. В море, в небо? В то, что между ними?

– Мы живем в мокром неводе, попались накрепко, как сомы и креветки. – Так на диалекте Дельты выражался отец мальчика – по своему обыкновению, повсюду находя закономерности.

Небо налилось предвкушением дождя.

С травянистого взгорка над лагуной мальчик глядел, как в грязно-зеленых водах внизу снуют мужчины. За его спиной на тропинке гуськом выстроились другие дети.

– Нам еще не пора, – сказал им мальчик – он был назначен вожаком. – Подождем возле пушки.

9

Лора вышла на холод. Сержант Бризбуа пытался поймать ее взгляд, говорил негромко, и каждый слог превращался в пар.

– Вы как? Справитесь?

Она оглянулась на многоэтажки, закладками торчавшие среди деревьев. «Справлюсь ли я?» А мы справимся? Это еще вопрос.

Лора хотела остаться, но мать отказалась. Брат предложил забрать маму к себе в пригород, чтоб не сидела одна, но и на это она сказала «нет».

– Хочу сегодня побыть здесь, – сказала она, и голос ее был совсем тих – скорее загадала, чем прошептала.

«Хочу сегодня остаться здесь – вдруг он позвонит».

Когда они уходили, она сидела в кухне за столом, ждала мужа, который не вернется, сколько ни жди.

– Справлюсь, – сказала Лора. – Справимся.

– Тяжело, – сказал Бризбуа. – Потерять близкого.

Она повернулась, посмотрела ему в глаза:

– Знаете, что еще тяжелее? Потерять бывшего близкого. Того, с кем давным-давно не близок. – («Все, что умерло с нами, все, что не было сказано».) – Он был хороший отец.

Полицейский кивнул:

– Не сомневаюсь. Я за несколько лет потерял обоих родителей. Тяжко. Подвезти вас куда-нибудь?

– Мне вверх по холму, дойду пешком. – Она указала на две многоэтажки. – Второй дом, слева. Третье окно в верхнем углу. Это я.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации