Текст книги "Will. Чему может научить нас простой парень, ставший самым высокооплачиваемым актером Голливуда"

Но настоящий успех пришел к нам в сентябре 1986 года, когда на фестивале New Music Seminar Джеффа позвали участвовать в баттле за мировое господство.

Баттл за мировое господство был ежегодным соревнованием для диджеев и эмси, проводившимся в Нью-Йорке. Все легенды хип-хопа в нем участвовали: Грандмастер Флэш, Бизи Би, Mantronix, Мелл Мэл и многие другие. В восьмидесятые это были Олимпийские игры от мира хип-хопа.

Леди Би, радиодиджей из Филли, была первопроходцем хип-хопа. Она первой в городе стала включать на радио рэп-музыку, еще когда работала на станции WHAT AM. Она позвонила Дэвиду Кляйну по прозвищу Фанкен, который был организатором фестиваля, и рассказала ему о классном диджее из Филли, менявшем хип-хоп сцену на глазах. Леди Би настаивала, чтобы Фанкен Кляйн взял Джеффа на свое соревнование.

Ехать туда было всего пару часов, но тот путь все равно ощущался, как паломничество. Нью-Йорк был Меккой хип-хоп-культуры. Я никогда там не бывал, и меня вдохновляла идея о том, что музыка может послужить мне пропуском в новый мир. И вот я прямо сейчас иду по Нью-Йорк-Сити, направляясь на самый крутой фестиваль на планете. И все благодаря рэпу.

Баттл проводился в большом зале отеля «Марриотт Маркиз» на Таймс-сквер. Мы приехали в полном обмундировании – красные кепки бейсбольной команды «Филадельфия Филлис» запестрили в помещении. Мы благоговейно трепетали, но по кипишу, который мы подняли, этого было не понять – ребята с Филадельфии официально заехали в здание.

Джефф подошел к стойке регистрации. Я стоял у него за спиной, руки крест-накрест, подбородок задран – реально крутая рэперская поза. Мимо меня прошествовал Мелл Мэл, и моя крутая поза тут же слегка сникла. За Мэлом в зал вошел Грандмастер Флэш. Тут уж я на автомате вытянулся по стойке «смирно». Внезапно через плечо я услышал звук – такой, который издают старые друзья при встрече, когда долго не виделись. Один из голосов показался мне смутно знакомым. Откуда же я мог его знать?

И тут до меня дошло. Я никогда не встречал его лично, но знал, что это именно он. Он не стоял в крутой позе, не был наряжен, как клоун, при нем не было свиты, но толпа перед ним все равно расступалась. Это был всеобщий фаворит соревнования эмси: Грандмастер Каз.

Пока он шел мимо меня, у меня все силы ушли на то, чтобы не заверещать: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, КАЗ!» К счастью, он быстро прошел мимо, и я смог не опозориться, но еще чуть-чуть, и я бы точно не выдержал. Джефф наконец закончил с регистрацией, я сунул руки в карманы, и мы тихонько отправились искать наши места.

На баттле за мировое господство было два соревнования: для диджеев и для эмси. В каждом по восемь участников. Три отборочных раунда, побеждает сильнейший. Баттл был устроен так, чтобы у каждого участника в каждом раунде было по три слота на тридцать секунд, в которые они должны показать себя. Каждый по очереди отрабатывал свой материал и в конце жюри выставляло оценки, основываясь на технике, презентации и реакциях публики.

Эмси выступали первыми, и у других участников просто не было шансов: раунд за раундом мой идол уделывал всех рэперов своей харизмой и остроумием. Грандмастер Каз был объявлен Королем мира эмси, и я больше не мог сдерживаться:

– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, КАЗ!

Следующими выступали диджеи. В те времена это было главное шоу, ради которого люди и приезжали на фестиваль.

В первом раунде Джеффу как новичку предстояло сразиться с прошлогодним чемпионом – диджеем Чизом. Большинство диджеев сочиняли два-четыре номера и повторяли их в каждой схватке. Но Джефф всю прошлую неделю потратил на то, чтобы придумать девять разных номеров по тридцать секунд. Таким образом ему не пришлось бы повторяться, даже если он пройдет во все три раунда. И он идеально подогнал каждый номер под тридцать секунд. Другие диджеи часто производили плохое впечатление: у некоторых были слишком длинные номера, и судьям приходилось обрывать их сигналом, а у некоторых бывали сегменты по двадцать секунд, которые ни к чему не приводили. У Джеффа же каждый номер заканчивался панчлайном ровно через 29 секунд, поэтому сигнал жюри становился финальной нотой его выступления и словно командовал публике рассыпаться в овациях.

Начался первый раунд. Джефф вышел на сцену, слегка взвинченный от счастья, и приветственно протянул руку диджею Чизу. Чиз оглядел Джеффа с ног до головы и отказался принять рукопожатие. Джефф вернулся к своему диджейскому столу: никакого счастья и в помине не осталось, а глаза превратились в ледышки. Если бы Чиз знал, что сейчас произойдет, он бы точно пожал Джеффу руку – а то и отломать попытался бы.

Чиз выступил первым и показал себя очень хорошо. Но Джефф ответил ему одним из любимых звуков Филли – сложным ритмичным скретчем. Публика стала переговариваться и переглядываться, не совсем осознавая, что только что произошло. Чиз пристально смотрел на Джеффа, понимая, что это только начало. Никто из них еще никогда не слышал такого каттинга. Люди от возбуждения стали елозить на стульях.

Диджей Чиз выдал свой второй номер и снова попал в точку. Публика ревет, жюри выставляет высокие оценки. Затем все затихают и готовятся к тяжелой артиллерии от пацана из Филли. Не церемонясь, Джефф представляет миру свой фирменный «Трансформер-скретч». В 1986 году люди ничего очуменнее не слыхали. И это были лишь первые десять секунд. Он закончил номер, нарезав Pump Me Up Грандмастера Флэша и the Furious Five. В конце той песни есть куплет:

Я кривоногий братишка, других таких не сыскать.

Купил домишко, поселил свою мать.

Джефф нарезал последнюю строчку в таком порядке:

Я купил

Д-

До-

Домишко

Т-в

Т-во-

Т-вою

А потом он задержал пластинку, пока время почти не вышло, и на двадцати девяти секундах, прямо перед сигналом жюри, дал ей сыграть последнее слово:

МАТЬ

Сигнал прозвучал, и публика была просто вне себя. Судьи повскакивали с мест и стали ходить по залу, держась руками за голову. Скретчи Джеффа были такими чистыми, резкими и отточенными, что до людей стало доходить – прямо на их глазах зародился новый вид искусства. Джаззи Джефф дал всем понять, что путь к мировому господству лежал через Филли.

Джефф в тот день был безупречен. Когда все закончилось, Королем мира диджеев 1986 года был объявлен паренек, который всю свою жизнь провел в подвале на юго-западе Филадельфии. Это был мой диджей. Диджей Джаззи Джефф.

После мы вернулись в наш крошечный номер отеля «Марриотт Маркиз». Мы понимали, что случилось нечто грандиозное – сами Эрик Би с Ракимом зашли к нам в номер, чтобы лично поздравить Джеффа. Мы еще не понимали, к чему это все идет, но чувствовали, что в нашей жизни загорелся какой-то важный фитиль.

Мы не спали всю ночь, смеялись, мечтали, строили планы на будущее. Той ночью я впервые осознал, что возможности, которые открывал передо мной хип-хоп, тянутся гораздо дальше, чем я мог себе представить. Мечты родителей о моем будущем всю жизнь сводились к образованию и усердному труду. Я должен был отправиться в колледж и найти хорошую работу. Я должен был продвигаться по миру, как все. И как самопровозглашенный золотой ребенок, я был готов жить так, как от меня того хотели родители. Другого я не мог себе даже представить.

Но когда мы следующим утром подъехали к моему дому, оставив Нью-Йорк позади, на меня внезапно обрушилось осознание: в колледж я не пойду.

Дана Гудман был при деньгах.

Ростом он был где-то метр семьдесят, довольно крупный, не толстый, но крепкий – казалось, если понадобится, он тебе точно наваляет. Ему было почти сорок и он был одним из старожилов Уиннфилда. Со шпаной на углу он разве что здоровался, считая себя выше этого – у него были дела покруче.

Дана был младшим братом Лоуренса Гудмана, основателя PopArtRecords – одного из первых хип-хоп лейблов, получивших популярность в Нью-Йорке. Выходец из Филли, Лоуренс уделывал весь Нью-Йорк.

В первые месяцы после возвращения в Филли мы с Джеффом жгли, как не в себя. Джефф почти все время стал тратить на звукозапись, уделяя лишь небольшую часть времени диджеингу. На его магнитофоне мы смогли записать уже шесть или семь треков. Джефф сводил их, как мог, но он все больше становился недоволен своим оборудованием, потому что ему не удавалось добиться на записи того звука, который сидел у него в голове.

Я как раз недавно купил Sharp 777 – первый бумбокс, специально предназначенный для хип-хопа. Это был один из первых случаев на моей памяти, когда крупная корпорация специально решила ответить на запросы нашего развивающегося сообщества. 777 был тяжеленным и очень громким магнитофоном. Чтобы таскать его на себе, нужно быть силачом, а таскать его приходилось, потому что эта бандура почему-то разряжала свои 10 дорогущих батареек типа D гораздо быстрее, стоя на земле. Лучшей в этом магнитофоне была функция перезаписи кассет на высокой скорости. Вечером я забирал кассеты, которые мы с Джеффом записывали днем, и всю ночь делал их копии. В те времена каждую копию нужно было записывать целиком по одной. Занятие было утомительным и нудным – очень похожим на строительство гребаной кирпичной стены – но я это делал, потому что без этого никак.

Копии кассет мы раздавали всем подряд. Мне было плевать, знали ли люди в принципе, что такое хип-хоп. Если у вас есть уши и кассетник, то позвольте представиться, я Фреш Принц – вон у меня на штанах написано – и у меня для вас есть кассета, которую вы непременно должны послушать.

Старшая школа Овербрук стояла на улице Хиллтоп, которой заправляла банда из трех десятков чуваков, называвших себя the Hilltop Hustlers – Хастлеры с Хиллтоп. Одним из их лучших рэперов был Стэди Би – племянник Лоуренса Гудмана. Ходили слухи, что они с дядей подписали контракт, и в конце года у него должна выйти запись. Хотелось попросить Стэда, чтобы он передал нашу кассету Лоуренсу, но я-то был совсем из другого района, а уж чем хастлеры с Хиллтоп точно не занимались, так это помощью пацанам из Уиннфилда.

Но тут до меня дошло: Дана Гудман ведь живет в Уиннфилде! Может быть, он согласится передать Лоуренсу кассету.

У Даны с Лоуренсом, как и у многих братьев, было что-то вроде соперничества. Дана знал, сколько его брат зарабатывает в студии звукозаписи, поэтому хотел открыть свою собственную. Он позвонил нам с Джеффом и сказал, что хочет встретиться. Мы пригласили его к Джеффу домой, чтобы он послушал наше выступление.

Дана пришел в темно-синем велюровом спортивном костюме от Серджио Тачини с бело-красными резинками на рукавах и штанинах. Куртка была наполовину расстегнута так, чтобы было видно его семь или восемь золотых цепей, висящих на ужасно волосатой груди. Дана был одним из тех мужиков постарше, которым почти удавалось одеваться, как молодежь – возраст в нем выдавали только скучные серые носки. Дана всегда носил солнцезащитные очки – на улице и дома, днем и вечером, в церкви и на спортивной площадке. Очки всегда были на нем.

В тот день Дана подъехал к дому Джеффа на новенькой четырехдверной «Ауди 400 °CS Quattro» цвета синий металлик, и тогда я впервые в жизни увидел телефон в машине. Это в принципе была первая машина со встроенным телефоном – полноценная домашняя трубка с дисковым набором номера, которая каким-то образом работала из машины. Дана вышел на улицу, его распирало от важности. Он был горластый и импозантный, огромное кольцо на его мизинце сверкало в лучах солнца. Мы с Джеффом стояли на крыльце. Когда Дана нас увидел, он раскинул объятия и заорал своим низким баритоном на всю улицу, чтобы слышали соседи:

– ЙОООУ! ВОТ ОНИ, КРАСАВЦЫ! – показывая на нас с Джеффом. – Во всей красе! Бегите брать автографы! Перед вами диджей Джаззи Джефф и Фреш Принц! Этих пацанов скоро все будут знать!

Он подозвал нас к себе.

– Давайте сюда, не стесняйтесь!

Мы сошли с крыльца к нему. Дана обнял нас, словно любящий отец.

– Шикарно вы всех уделали в Нью-Йорке, показали там, на что способны пацаны из Филли!

Мы с Джеффом заулыбались.

– Да, мы такие, – ответил я.

Тут один из соседей Джеффа, чувак на пару лет постарше по имени Кит, крикнул:

– Э, Дана! Эт че, реально ты? Блин, это ж сам Дана Гудман! Чувак, какие дела?

Кит с Даной пожали руки – это было одно из тех сложносочиненных рукопожатий в несколько этапов, которым пользовалось поколение постарше нас. Еще один элемент, не вязавшийся со спортивным костюмом Даны.

– Как тебя сюда занесло? – спросил Кит.

– Да так, поболтать о делах вот с этими пацанами, – ответил Дана.

– О делах? – Кит взглянул на нас с Джеффом. Его настрой в тот момент слегка изменился, но мы от волнения и по неопытности этого не заметили.

Кит позвал Дану в сторонку и наклонился поближе к его уху:

– Ты же в курсе, что это младший братишка Джимми Таунса?

Дана поглядел на Джеффа.

– Брат Джимми Таунса?

Кит еще сильнее приблизился к уху Даны и нашептал что-то, чего мы не услышали.

Дана уставился в землю и покачал головой:

– Все, все, чувак, я тебя услышал. У нас тут чисто бизнес. Просто помогаю пацанам кое с чем.

– Ну смотри.

Кит сказал это громко, специально, чтобы мы услышали. Они с Даной попрощались, и он пошел дальше по улице.

Дана спустился в подвал. Мы с Джеффом исполнили для него все, что у нас было в запасе. Дана выбрал две песни, которые ему больше всего понравились. Одной из них была Just One of Those Days – «Один из тех дней». Это был достаточно медленный ритм на 92 удара в секунду, в котором я читал рэп об одном из тех дней, когда все идет не так. В куплет Джефф вставил сэмпл из песни Ирвинга Берлина Puttin’ on the Ritz – этот рэгтайм 1928 года был первой песней, исполнявшейся в кино межрасовым ансамблем. Микс из серьезной старомодной музыки и современных хип-хоп-скретчей и ритмов был фирменным коктейлем Джаззи Джеффа. В этом была наша фишка: музыкальная разборчивость и глубокие познания Джеффа идеально сочетались с моим врожденным чувством юмора и умением рассказать историю.

Второй песней Дана выбрал «От девчонок одни беды» – ту самую, которую я сдернул с «Иветт» Каза. В версии для записи Джефф использовал сэмпл из заглавной песни сериала 60-х годов «Я мечтаю о Джинни», а на новенькой драм-машине «Роланд 909» он понизил тон барабанного звука, чтобы получилась басовая партия. В этой песне я пересказывал историю о том случае в подвале Джуди Стюарт, когда мое искусное занятие любовью чуть не привело к обморожению. Дана был просто в восторге и не мог перестать хихикать.

– Йоу, это правда? Колись, реально все так и было?

– Все правда, чувак, – ответил я. – Та еще была ночка.

Он расхохотался.

– Блин, прикольные вы пацаны, да еще и талантливые.

За десятилетия хип-хоп настолько развился, что теперь меня от наших старых песен корежит – они звучат примитивно и занудно. Но по тем временам наши песни были революционными. Мы с Джеффом заигрывали со структурой так, как никто в хип-хопе до нас и не пытался. У нас были припевы без текста, куплеты, состоявшее наполовину из сэмплов, наполовину – из рэпа. Я писал куплеты, которые складывались в полноценную историю – каждый куплет подводил к последующему, заставляя дослушать до конца, чтобы узнать, чем все кончится. Это было нечто новое, необычное… если позволите, это был фреш.

Дана качал головой в ритм музыке, хлопал в ладоши, притопывал. В конце концов, изобразив, что в него больше не лезет, он сказал:

– Хорош, хорош, вырубай!

Джефф нажал на кнопку «стоп».

Если бы мы были в мультике, в глазах Даны крутились бы знаки доллара. Перебирая пальцами золотые цепи на груди, он заявил:

– Ну что, ребята, давайте-ка запишем пластинку.

Мы с Джеффом от радости как с цепи сорвались. Прыгали, кричали, давали друг другу пятюни. Мы были такими наивными. Думали, все. Позвали мужика домой, он сказал нам «Давайте запишем пластинку», и мы уже звезды.

Мы не понимали, что у Даны ничего нет. У него не было ни компании, ни каналов распространения, ни связей на радио или телевидении. Мы были его первым выходом в мир музыки.

Неделю спустя мы пришли в Studio 4, профессиональную звукозаписывающую студию, которую Дана арендовал в центре Филадельфии.

Сложно описать словами лицо Джеффа, когда он зашел в помещение с оборудованием. Он был словно семнадцатилетний девственник, который случайно забрел на съемочную площадку порнофильма и обнаружил, что сейчас будет в нем сниматься. Дана положил перед нами контракт, мы расписались.

Раньше мы никогда не бывали в студии звукозаписи, поэтому не совсем понимали, что нужно делать и как все работает. Дана до этого хотя бы бывал в студиях со своим братом. У него было представление о том, что он хотел услышать. По контракту Дана выступал нашим продюсером и соавтором песен. Он начал требовать, чтобы Джефф менял темпы, тональности и звуки, вырезал части песен и все в таком духе. Джефф протестовал, но Дана считал – раз он платит за студию, значит, он и командует. Джефф был в гневе, но это ведь был наш шанс на прорыв – мы не хотели все испортить и упустить его.

Песня «Один из тех дней» была просто изуродована. Темпы в припеве и куплетах отличались. В какой-то момент песня меняла тональность ни с того ни с сего. Финальный микс вышел чудовищным. Джефф до сих пор ненавидит эту песню, даже несмотря на то, что мы ее потом перезаписали.

А вот «Девчонки» пережили запись почти без изменений, и в итоге песня получилась вполне себе. Мы решили, что она будет нашим первым синглом, а «Один из тех дней» станет би-сайдом. Мы собирались выпустить сингл, чтобы подогреть интерес к нашей группе, пока будем заняты записью полноценного альбома.

Сингл «От девчонок одни беды» «вышел» в марте 1986-го, хоть об этом никто и не узнал, потому что его выпустил новый лейбл Даны под названием Word-Up Records. У него не было офиса, не было сотрудников, не было каналов распространения – сингл даже в магазинах не продавался. Дана торговал виниловыми пластинками из багажника своей машины. Вообще ничего не двигалось. К его чести, он делал все, что умел, будучи воротилой. Он вложил в нас собственные деньги и искренне верил в нашу группу.

И хотя никто и не знал о нашем сингле, победа Джеффа на баттле за мировое господство привлекла внимание промоутеров, которые стали приглашать его на выступления, а я к нему прилагался в комплекте. Мы стали выступать в приличных клубах Филадельфии, ездили в Делавэр и Атлантик-Сити.

Концерты становились все серьезнее, поэтому нам приходилось подписывать контракты. Однажды нам понадобилось отправить договор до пяти вечера того же дня по факсу, иначе мы не смогли бы выступить. Пришлось напрячь мозги – у кого, блин, вообще есть факс?

Джей-Эл сидел в своем углу подвала Джеффа, по собственному утверждению «читая» обложку альбома группы Ohio Players – ту самую, на которой изображена голая женщина, облитая медом. Приближались пять часов, и мы с Джеффом нервничали все сильнее, не зная, как нам не лишиться предложения на 1500 долларов.

Ни у кого из нас не было факсового аппарата. Может быть, у мамули на работе и был, но то был вечер пятницы, она уже закончила работать. Папуля не любил всю эту «новомодную херню». А у студии Word-Up Records был только дисковый телефон в офисе на колесах.

Джей-Эл молча сидел в углу, а мы с Джеффом начали психовать друг на друга.

– У тебя тут столько всякой компьютерной херни, не мог долбаный факс завести? – заорал на него я. – Получается, гитарную педаль у нациста из Вены ты можешь купить без проблем, а договор по факсу отправить никак?!

– С чего это вообще моя обязанность? Ты сам-то чем в группе занимаешься?

Джей-Эл на нас даже не посмотрел. Скучающим монотонным голосом он заговорил скорее с девицей на обложке альбома, чем с нами:

– У меня есть факс…

И так Джеймс Ласситер стал нашим менеджером.

Джим Рон однажды сказал: «Взгляните на пятерых людей, с которыми вы проводите больше всего времени. Они – это вы».

Эту концепцию я понимал с рождения. В глубине души я всегда знал, что судьба моих жизненных мечтаний и стремлений определяется людьми, которыми я себя окружаю. Конфуций был прав: качество твоей жизни определяется качеством твоих друзей. Хвала Господу, в моей жизни не случилось ни одного момента, когда рядом со мной не было замечательного друга, который бы в меня верил и был легок на подъем.

Джей-Эл учился на последнем курсе юридического факультета, и хотя мы наняли его в качестве менеджера просто так, из удобства, мы очень быстро поняли, что ничего в нем не было просто так. Он стал за нас общаться со всеми организаторами концертов и промоутерами, начал работать с документами и улаживать финансовые вопросы в отношениях с Даной. Когда его не устраивали какие-либо условия, он нанимал адвоката из Нью-Йорка. Джей-Эла не волновали слава и деньги, он не стремился выпендриваться, наряжаться в дорогие шмотки или обвешиваться брюликами. Его делом была помощь и защита близких.

Джей-Эл прочитал контракт, который мы заключили с Даной. Он выделил, обвел и подчеркнул в нем все смущавшие его условия, хотя роли это и не играло, ведь мы его уже подписали. Сидя в своем углу с озадаченным видом, он, наконец, задал нам вопрос:

– Вы этот контракт вообще читали?

Мы с Джеффом переглянулись.

– Я не читал, а ты? – спросил я.

Джефф помотал головой. Обращаясь к Джей-Элу, он сказал:

– Не-а. А что там написано?

Джей-Эл такому ответу был не рад.

– Тут написано, что вы все – дебилы.

Дана всегда был на позитиве, всегда рассказывал, как сильно он старается и как много тратит на продвижение нашей пластинки. Джефф пару раз слышал по ночам, как нашу песню ставили на радиостанции WHAT. Некоторые друзья и родственники тоже разок ее слышали, но ротация у нас была, честно сказать, так себе. Дана на это отвечал:

– Да эти станции надо подкупать, постоянно всех обхаживать. Знаете, рынок-то конкурентный. Меня все нагреть пытаются! Но песню крутят, просто вам она не попадается! Вы погодите, скоро взлетим!

В тайне решив не поступать в колледж, я перестал делать домашку, не готовился к контрольным, а многие уроки вообще прогуливал. Папуля был не против – пока я трудился в ледяном цеху и безупречно выполнял задания, пока меня не арестовали и не убили, он не возражал. Но мамуля дружила со всеми моими школьными учителями, и она была в ярости.

Мама считала своей главной миссией обеспечить мне и всем своим детям высшее образование. Колледж для нее был превыше всего. Именно для этого она переехала в Филли. Именно для этого терпела пьянство и побои отца. Во многом для этого она вернулась в дом на Вудкрест. С ее точки зрения, высшее образование было фундаментом успешной жизни. Без него я был обречен.

Надежда подпитывает жизнь. Надежда – это эликсир для выживания в самые трудные времена. Способность воображать себе более светлые дни наделяет страдание смыслом и делает его терпимым. Теряя надежду, мы лишаемся своего основного источника силы и стойкости.

Мамины надежды на детей поддерживали ее в самые трудные годы брака. Но теперь у меня появились собственные надежды. Надежды на хип-хоп. Надежды на альбомы и выступления перед пятьюдесятью тысячами человек, кричащими: «У-у-у-у-у!» по моей команде. Теперь эти надежды придавали мне силы и стойкости. Отказавшись от них, я бы умер. Я просто не мог без этого жить.

Наш конфликт достиг апогея как-то вечером ближе к моему выпускному. Я не пошел домой после уроков, а отправился к Джеффу репетировать. До дома добрался только часам к десяти вечера. Я почувствовал, что мама меня ждет, еще когда открывал входную дверь.

Конечно же, мамуля поджидала меня на кухне.

– Пример, мам! – сказал я с притворной радостью в голосе.

– У тебя что-то случилось? – спокойно спросила она.

– Не, мам, все отлично.

– Нет, я думаю, у тебя случилось что-то серьезное. Или случится прямо сейчас.

– Что такое, мам? В чем дело?

– Я только что говорила с миссис Стаббс. Ты что, забыл дорогу в свой класс?

– Нет, мам, у меня просто много дел.

– Какие дела могут быть важнее поступления в колледж? Ты понимаешь, что комиссия будет просматривать твои итоговые оценки? Мы слишком сильно для тебя старались, чтобы теперь ты поставил на всем крест. Что же с тобой случилось?

В голосе и позе мамули сквозил гнев, но я разглядел за ним кое-что еще: мама была перепугана. Мое сердце растаяло.

– Мам, я работаю с Джеффом уже почти год. Все говорят, что он лучший диджей на свете. Популярность рэпа только растет. Его крутят по радио, по MTV, Run-DMC вообще ездили выступать в Японию. Мама, я тебе точно говорю, наши песни ничуть не хуже, чем у других. На всех наших выступлениях публика просто балдеет. Мы нашли продюсера звукозаписи, который вложил в нас деньги. У нас есть менеджер. Я читаю рэп лучше всех в Филли. Все говорят, что мы станем звездами. Надо только еще чуть-чуть поработать.

– Нет. Я не разрешаю тебе быть рэпером, – отрезала она.

– Почему?

– Потому что я этого не понимаю. Послушай-ка меня: чтобы больше никаких прогулов, никаких пропущенных контрольных. Будешь делать все домашнее задание, которое тебе задают. А осенью отправишься в колледж. Без разговоров.

– Мам, да ты только послушай нашу музыку…

– Я уже досыта наслушалась этих твоих хиппи и хоппи! Это увлечение, а не карьера. Спокойной ночи.

Она поднялась из-за стола и повернулась, чтобы уйти, но я остановил ее, наверное, худшими словами, которые когда-либо говорил своей матери.

– Мам, я не пойду в колледж.

Я был потомком людей, которые страдали и жертвовали собой – блаженный преемник многих поколений афроамериканцев, стремящихся к стабильной образованной жизни американского среднего класса. Поколение мамули и папули выросло в разгар сегрегации и беспросветной нищеты. Семья Джиджи бежала с Юга от расистских законов Джима Кроу. Моя мама десятки лет терпела школьную бюрократию, финансовую нестабильность и отцовские выходки, чтобы обеспечить меня. И, черт возьми, она не могла допустить, чтобы я не пошел в колледж из-за какой-то музыки, которую я играю по подвалам с сомнительными приятелями по кличке Джазз и Рэди-Рок.

Наши мечты были совершенно несовместимы. Кто-то должен был уступить. Один должен был разбить сердце другому.

С годами я понял, что никто не способен с точностью предсказать будущее, хоть все и уверены, что могут. Любой совет со стороны – это, в лучшем случае, ограниченное представление одного советчика о безграничных возможностях, которые есть у тебя. Люди дают советы с точки зрения своих страхов, переживаний, предрассудков. В конечном счете, они дают этот совет себе, а не тебе. Они думают о том, что они бы сделали, как они тебя воспринимают и что они думают о твоих способностях. Конечно, мы все действительно подчиняемся своду универсальных законов, закономерностей, волн и течений – многое можно до какой-то степени предугадать. Но все, что происходит с тобой, происходит впервые. Только ты можешь судить обо всех своих возможностях, поскольку ты знаешь себя лучше всех остальных.

Мне всегда нравилась сцена на баскетбольной площадке из фильма «В погоне за счастьем». В ней персонаж, которого играет мой сын Джейден, кидает мячи, крича:

– Я буду профессиональным баскетболистом!

Крис Гарднер, которого играю я, отговаривает его от баскетбольной карьеры, но обрывает себя на полуслове:

– Не слушай тех, кто говорит тебе, что ты чего-то не можешь. Даже если это говорю я… У тебя есть мечта – береги ее. Когда люди чего-то не могут, они думают, что и ты не сможешь. Но если ты чего-то хочешь – вперед. Без разговоров.

Высшее образование спасло жизнь моей маме, и поэтому она свято верила: только образование способно защитить от жестокого мира. Без него я буду обречен на гибель. Она не давала мне совет – она говорила «правду». Карьеры рэпера для нее просто не существовало.

Но я – не моя мама. От тягот в юности ее спасло образование, а меня спасали выступления и хип-хоп. Теперь я это прекрасно понимаю. Пока мы выясняли, кто прав, правды на самом деле было две – одна ее, а вторая моя.

Но никто из нас не шел на компромисс, ведь это означало бы уничтожить все, во что мы верили.

Папуля попал под перекрестный огонь. Мамуля требовала, чтобы он заставил меня пойти в колледж, а я умолял его прислушаться к моим аргументам.

Было ясно, что последнее слово останется за ним. Папуле выпала роль судьи, присяжного и палача в споре его жены и сына.

Папуля размышлял где-то неделю. Он катался со мной на машине, водил мамулю гулять. Он задавал вопросы и слушал наши ответы. В доме на Вудкрест-авеню воцарился ледяной холод. Мы с мамулей практически не разговаривали – «привет» да «пока». А однажды вечером папуля вызвал нас на кухню. Мы с мамой уселись за стол, а он прислонился к плите.

Папуля в такую ситуацию уже попадал. Правда, в прошлый раз его собственные родители говорили ему, что он может, а чего не может делать. Он любил свой фотоаппарат, но ему сказали, что это только увлечение, а не карьера. В душе папуля был художником, у которого отняли мечту всей его жизни, потому что она была «нереалистичной» и «непрактичной». Но еще он на своей шкуре испытал, как жесток бывает мир к необразованному черному парню. Про все, чем папуля занимался, кто-нибудь говорил, что это невозможно. Он никак не мог бы открыть собственный бизнес. Белые ни за что не согласились бы работать на него. Супермаркеты никогда не стали бы покупать лед у черного. Он всегда делал все по-своему, вопреки препятствиям и сомнениям окружающих.

– Значит, так, – сказал папуля. – Даю тебе один год. Твоя мать сказала, что попросит придержать твои вступительные документы до следующего сентября. Мы тебе будем помогать и поддерживать, чтобы ты делал все, что нужно для успеха. Но если через год ничего не выйдет, ты пойдешь в тот колледж, который выберет мама. Ты согласен?

Год казался мне вечностью. Я был вне себя от счастья.

Он повернулся к мамуле:

– Ты согласна?

Мамуле его предложение явно не понравилось, но такой компромисс не убивал ее мечты. Она сказала только:

– Угу.

На том и порешили, а папуля вернулся к работе.

Мои отношения с отцом бывали всякими, мягко говоря. Но в тот вечер на кухне дома по адресу Вудкрест-авеню 5943 он разрулил ситуацию так, как подобает талантливому лидеру.

Вот каким должен быть отец.

Через несколько недель моя мама позвонила декану Висконсинского университета, где приняли мое заявление. Она все ему рассказала.

– Это катастрофа, – сказала она. – Мой сын хочет взять перерыв на год. Он занимается каким-то «рэпом». У него есть менеджер, и какая-то компания заплатила ему за то, чтобы он записал альбом. Я, конечно, против, но хотела спросить, не сможете ли вы придержать за ним место до сентября 1987-го?

Декан внимательно ее выслушал.