Текст книги "Города красной ночи"

Это был Димитри.

– Ну, Снайд, думаю, мы нашли вашего пропавшего без вести… к сожалению.

– То есть он мертв?

– Да. Забальзамирован. – Он сделал паузу. – И без головы.

– Что?

– Да. Голова срезана по плечи.

– Отпечатки пальцев?

– Да.

Я ждал продолжения.

– Причина смерти неясна. Немного крови в легких. Возможно, удушение. Тело было найдено в чемодане.

– Кто его нашел?

– Я. Я по случаю оказался в порту, перепроверяя возможность того, что мальчик уехал на пароходе, и увидел чемодан, который заносили на борт корабля, направлявшегося в Панаму. Ну, как-то они его по особенному несли… распределение веса, понимаете? Я приказал, чтобы чемодан вернули на таможню и вскрыли. Метод, э-э, метод бальзамирования… можно дальше не продолжать? Тело отлично сохранилось, но не было использовано никакой жидкости для бальзамирования. А еще он был абсолютно голый.

– Можно мне взглянуть?

– Разумеется…

Греческий доктор учился в Гарварде и прекрасно говорил по-английски. Различные внутренние органы были выложены на белую полочку. Тело, или, скорее, то, что от него осталось, было свернуто калачиком.

– Учитывая, что мальчик мертв уже около месяца, внутренние органы сохранились превосходно, – сказал доктор.

Я посмотрел на тело. Волосы на лобке, ягодицах и ногах были ярко-рыжими. Однако он был рыжее, чем следовало. Я указал на красные кляксы вокруг сосков, промежности, бедер и ягодиц.

– Что это? Похоже на какую-то сыпь.

– Я размышлял об этом… Конечно, это могла быть аллергия. Рыжеволосые особенно подвержены аллергическим реакциям, но… – Он сделал паузу. – Похоже на скарлатину.

– Мы проверяем все больницы и частные клиники на обращения со случаями скарлатины, – вставил Димитри, – …и любых других состояний, которые могут вызвать такую сыпь.

Я повернулся к доктору.

– Как вы считаете, доктор, ампутация была проведена профессионально?

– Несомненно.

– Все подозрительные доктора и клиники будут проверены, – сказал Димитри.

Консервант явно выдыхался, и тело источало сладковатый мускусный запах, от которого мне стало весьма дурно. Я видел, что Димитри испытывает те же ощущения, и доктор тоже.

– Я могу взглянуть на чемодан?

Чемодан был устроен по принципу холодильника: слой пластмассы, а внутри тонкий слой стали.

– Сталь намагничена, – сказал мне Димитри. – Смотрите.

Он достал ключи от своей машины, и они прилипли к дну чемодана.

– Могло это оказывать бальзамирующий эффект?

– Доктор говорит, что нет.

Димитри отвез меня обратно в «Хилтон».

– Ну вот, похоже, ваш случай и закрыт, мистер Снайд.

– Я полагаю… есть шанс не пропустить все это в газеты?

– Да. Здесь вам не Америка. Кроме того, вещи такого рода, вы понимаете…

– Плохо для туристического бизнеса.

– Ну, да.

Надо было звонить родным и близким.

– Боюсь, у меня для Вас плохие новости, мистер Грин.

– Да-да?

– В общем, мальчика нашли.

– То есть он мертв?

– Я сожалею, мистер Грин…

– Он был убит?

– Что заставляет Вас так думать?

– Это всё моя жена. Она что-то вроде, ну, экстрасенса. Она видела сон.

– Вот как. Что ж, да, это похоже на убийство. Мы скрываем это от прессы, потому что обнародование затруднит расследование на этом этапе.

– Я хочу снова нанять вас, мистер Снайд. Найти убийцу моего сына.

– Делается всё возможное, мистер Грин. Греческая полиция работает весьма эффективно.

– Мы доверяем вам больше.

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк через несколько дней. Свяжусь с вами, как только прибуду.

След был, как минимум, месячной данности. Я не сомневался, что убийца или убийцы уже давно не в Греции. Нет смысла задерживаться здесь. Но было кое-что еще, что надо было выяснить на обратном пути.

Я останавливаюсь проездом в Лондоне. Здесь есть кое-кто, кого я хочу повидать, если смогу его найти без особенных неприятностей. Это может избавить меня от дополнительной поездки в Танжер.

Я нахожу его в гей-баре под названием «Амиго». Он опрятно одет, у него ухоженная борода и проворные глаза. Арабы говорят, что у него глаза вора. Но у него богатая жена, и воровать ему не нужно.

– Ага, – говорит он. – Частное око… Дела или развлечения?

Я оглядываюсь вокруг.

– Только дела могут занести меня сюда. – Я показываю ему фотографию Джерри. – Он был в Танжере прошлым летом, я уверен.

Он смотрит на фотографию.

– Точно, я его помню. Динамщик.

– Пропал без вести. Помнишь, кто был с ним?

– Какие-то хипповые детки.

По описанию это, похоже, были те самые детки, с которыми Джерри был на Спецэ. Статисты.

– Он ездил куда-нибудь еще?

– В Марракеш, я думаю.

Я собираюсь допить и уйти.

– Ой, помнишь Питера Уинклера, который управлял «Английским пабом»? Ты знаешь, что он умер?

Я не слыхал об этом, но мне и не слишком интересно.

– Ну и что? Кто или что убило его?

– Скарлатина.

Я чуть не опрокинул свой стакан.

– Послушай, люди не умирают от скарлатины. На самом деле, они даже редко ей болеют.

– Он жил на отшибе, на горе… Гамильтоновский летний домик. Уединенный, сам знаешь. Кажется, он был один, и телефон вышел из строя. Он попытался дойти до следующего дома вниз по дороге и упал в обморок. Его отвезли в английский госпиталь.

– Это прикончило бы любого. И, я полагаю, дежурил Док Питерсон? Поставил диагноз и написал свидетельство о смерти?

– А кто же еще? Он там единственный доктор. Но с чего это ты так всполошился? Я никогда не думал, что вы с Уинклером были близки.

Я остываю.

– Мы и не были. Просто дело в том, что я когда-то учился на доктора, и мне не нравится, когда дело делается кое-как.

– Я бы не сказал, что он все сделал кое-как. Вмазал его под завязку смесью пенициллина со стрептоцидом. Кажется, он уже просто был готов, и потому не реагировал.

– Вот-вот. Пен-стреп – это в самый раз для скарлатины. Он, должно быть, практически моментально отдал концы.

– Не совсем. Пробыл в больнице около суток.

Я не говорю больше ничего. И так уже слишком много наговорил. Похоже, мне все-таки придется совершить дополнительную поездку в Танжер.

Я поселился в гостинице «Рембрандт», а затем взял такси до гостиницы «Маршан». Было три часа пополудни. Я позвонил в дверь доктора. Он шел открывать очень долго и был не рад меня видеть.

– Простите, что беспокою вас в часы сиесты, доктор, но я в городе лишь ненадолго, и это очень важно…

Он не слишком смягчился, но провел-таки меня в свой офис.

– Доктор Питерсон, я был нанят наследниками Питера Уинклера, чтобы расследовать обстоятельства его смерти. Тот факт, что он был найден без сознания на обочине дороги, заставил их вообразить, что речь может идти о насильственной смерти. Это бы означало для них двойную выплату по завещанию.

– И речи быть не может. На нем не было ни единого следа – разве что сыпь, это да. Что ж, его карманы были вывернуты наизнанку, но чего можно ожидать в такой местности?

– Вы вполне уверены, что он умер от скарлатины?

– Вполне. Классический случай. Я думаю, лихорадка могла вызвать нарушения деятельности мозга, вот почему он не реагировал на антибиотики. Следствием могло быть кровоизлияние в мозг…

– Кровь шла?

– Да… из носа и рта.

– И это не могло быть сотрясение мозга?

– Абсолютно никаких признаков сотрясения мозга.

– Бредил ли он какое-то время?

– Да. Несколько часов подряд.

– Говорил ли он что-нибудь? Что-нибудь, что бы свидетельствовало о том, что на него напали?

– Нес белиберду на каком-то иностранном языке. Я выписал морфий, чтобы его успокоить.

– Я уверен, что вы поступили правильно, доктор, и я сообщу его наследникам, что нет ничего, что поддержало бы версию о насильственной смерти. Это ваше взвешенное мнение?

– Да. Он умер от скарлатины и/или от осложнений, вызванных скарлатиной.

Я поблагодарил его и ушел. У меня были еще вопросы, но я был уверен, что он не смог или не захотел бы на них отвечать. Я вернулся в отель и немного поработал с диктофоном.

В семь часов я зашел в «Английский паб». За стойкой находился молодой араб, в котором я узнал одного из бойфрендов Питера. Очевидно, он унаследовал его дело. Я показал ему фотографию Джерри.

– О, да-да. Мистер Джерри. Питер любить его очень. Давать ему бесплатный выпить. У него, правда, ничего не выходить. Мальчик его просто надуть.

Я спросил о смерти Питера.

– Очень грустно. Питер один в доме. Сказал мне, он хотеть отдохнуть несколько дней.

– Он не казался больным?

– Не больным. Он просто выглядеть усталый. Мистер Джерри уехать в Марракеш, и я думал, Питер немножко грустно.

Я бы мог проверить все больницы Марракеша на предмет скарлатины, но я уже знал то, что хотел знать. Я знал, почему Питер не реагировал на антибиотики. У него была не скарлатина. У него была вирусная инфекция.

На следующий день пятеро мальчиков записались на «Великого Белого» и поднялись на полубак. Трое юношей были уже там. Они представились как Билл, Гай и Адам. Ной заметил, что у них были такие же бледные лица и рыбьи глаза, как у капитана Джонса. Полубак был чистый и свежевыкрашенный, с легким больничным запахом карболки.

Озорной рыжеволосый мальчишка лет пятнадцати несет на подносе кружки с чаем.

– Я Джерри, юнга. Всё, что вы захотите, – стоит только мне сказать. Одно удовольствие служить вам, джентльмены.

Билл, Гай и Адам проглатывают с чаем черные гранулы.

– Что это? – спрашивает Брэди.

– О, просто так, кое-что – чтобы не простудиться.

Мальчики заняты погрузкой. Мистер Томас тихим голосом отдает указания. Он кажется простым и добродушным. Но от его глаз Ною становится не по себе – они холодны, как зимний лед.

Страницы из дневника Ноя Блейка:

Вторник, 5 фев. 1702 г.: Сегодня мы начали плавание. Вопреки презрительным замечаниям капитана Джонса о пресноводном плавании, наш опыт на озерах служит нам немалую службу. Я заметил, что Гай, Билл и Адам, хоть они и очень худы, бледны и болезненно выглядят, хорошие моряки, и их не берет ни холод, ни усталость.

За час до отплытия к пристани подъехала пролетка, из нее вышли два человека и поднялись на борт. Я не мог их ясно разглядеть, потому что они были одеты в шубы с капюшонами, но заметил, что они молоды и очень похожи друг на друга. Когда корабль вышел из гавани и лег на курс, юнга принес чай.

– На борту два пассажира, – сказал он нам.

– Ты их видел?

– Ага, я нес их багаж в каюту.

– На кого они похожи?

– Скорее на гномов, чем на людей. Зеленые они, зеленые, как трилистник.

– Зеленые?

– Ага, с гладкими зелеными лицами. Близнецы, один мальчик, другой девочка. И еще богатые. От них так и разит деньгами…

6 фев. 1702 г.: Ни эти два пассажира, ни капитан не появлялись на палубе. Берт Хансен и я по очереди стоим у руля. Кормят хорошо и много; я разговаривал с коком. Его зовут Чарли Ли. Ему около двадцати лет, наполовину черный, наполовину китаец. Мне кажется, между ним и юнгой что-то есть. Завтра мы встанем на док в Нью-Йорке.

7 фев. 1702 г.: Слишком поздно, чтобы вставать на док. Мы бросили якорь. Делать нечего, и после вечерней еды мы болтали с Гаем, Адамом и Биллом. Я выяснил, что они принимают утром и вечером с чаем: опиум. У них достаточно, чтобы продержаться все путешествие.

– А понадобится еще, так мы попросим у капитана, вот и все, – сказал Гай.

– Это точно, он, должно быть, битком набит этой штукой, – вставил Шон Брэди. – Притом, что его зовут Опиум Джонс.

Кажется, они и раньше работали на корабле Капитана Джонса.

– Он платит вдвойне потому, что хочет видеть на своем корабле только определенный тип людей.

– А что это за тип?

– Те, что работают, занимаются своим делом и с посторонними держат рты на замке.

8 фев. 1702 г.: Сегодня мы встали на док в Нью-Йорке. Капитан Джонс появился на палубе и провел корабль в гавань. Могу сказать про него, что он знает свое дело, когда хочет им заниматься. На пристани ждала карета, два пассажира сели в нее, и их увезли.

Почти весь день мы были заняты погрузкой и разгрузкой под управлением мистера Томаса. Капитан Джонс сошел на берег по каким-то делам. Ближе к вечеру нас отпустили на берег. Здесь больше суеты, чем в Бостоне, и, конечно, больше кораблей. Нас немедленно окружили сводники, расхваливавшие красоту и прекрасное состояние своих шлюх. Когда мы велели им отстать и самим ебать свой товар, они осыпали нас ругательствами, отойдя на безопасное расстояние.

У меня есть письмо к Пембертонам, родителям моей мачехи; отец подчеркивал, как важно, чтобы я засвидетельствовал почтение, и научил меня, как себя вести. Кажется, семья Пембертонов здесь пользуется известностью: мне ничего не стоило найти их дом из красного кирпича и очень представительный, в четыре этажа.

Я позвонил в дверь, и пришел слуга и спросил, что мне надо, каким-то повелительным тоном. Я вручил ему письмо. Он велел мне ждать и зашел внутрь. Когда он через несколько минут вернулся, его манеры были весьма уважительны. Он сказал мне, что мистер Пембертон будет счастлив пригласить меня к обеду на следующий вечер в восемь часов.

9 фев. 1702 г.: Сегодня вечером я обедал у Пембертонов. Прибыв на несколько минут раньше, я ходил туда-сюда, пока часы на башне не пробили восемь. Мой отец наставлял меня, чтобы я всегда был пунктуален на свиданиях и никогда, ни при каких обстоятельствах не приходил раньше. Слуга провел меня в пышно убранную комнату с портретами и мраморным камином.

Мистер Пембертон приветствовал меня с величайшей вежливостью. Это подтянутый низкорослый человек с белыми волосами и сверкающими голубыми глазами. Потом он представил меня своей жене, которая протянула мне руку, не вставая, улыбаясь так, словно от этого ей было больно. Я сразу проникся к ней неприязнью, на которую, я уверен, она ответила взаимностью.

Остальные присутствующие, как я вскоре понял, были ни кто иные, как пассажиры с «Великого Белого»: двое наистраннейших и наикрасивейших людей, когда-либо виденных мной. Они близнецы – юноша и девушка, им около двадцати лет. У них зеленоватый цвет лица, прямые волосы и угольно-черные глаза. Каждый из них обладает такой простотой и грациозностью обращения, что я был просто ослеплен. Зовут их, кажется, Хуан и Мария де Фуэнтес. Когда я пожал юноше руку, меня пробила дрожь, и я был рад отвлечься на предложенный миссис Пембертон стакан шерри. Пока мы пили шерри, объявили о приходе мистера Вермера. Он настолько же тучен, насколько подтянут мистер Пембертон, и создает впечатление огромного богатства и власти.

Вскоре после этого подали обед. Мистер Пембертон сел во главе стола, мистер Вермер по его правую руку, а Мария де Фуэнтес – по левую. Меня посадили напротив Хуана де Фуэнтесе, по правую руку с миссис Пембертон, – хотя я бы с радостью находился от нее так далеко, как только это возможно. Близнецы де Фуэнтес приехали из Мексики и сейчас были на пути в Вера Крус. Разговор был в основном о бизнесе, торговле, горной промышленности и товарах из Мексики.

Мария говорила своим спокойным чистым голосом…

– Можно вводить и те посевные культуры, которые сейчас произрастают только на Ближнем и Дальнем Востоке, поскольку почва и климат подходящие.

Я заметил, что Пембертоны и мистер Вермер считаются с близнецами и с уважением прислушиваются к их мнению. Несколько раз мистер Пембертон адресовал вопрос мне, и я отвечал кратко и вежливо, как наставлял меня мой отец. Когда я поведал, что планирую быть морским капитаном, он посмотрел на меня немного рассеянно и смущенно и сказал, что море, конечно, вещь хорошая для молодого человека… а вообще-то диплом магистра не принес бы вреда. Однако и на возможности в семейном бизнесе не следует смотреть сквозь пальцы.

Мистер Вермер выразил беспокойство по поводу политической нестабильности Мексики. Мария де Фуэнтес ответила, что введение подходящих посевных культур, несомненно, произведет успокаивающий и стабилизирующий эффект. У нее есть манера подчеркивать некоторые особенно важные слова. Мистер Вермер кивнул и сказал:

– О-о, да, здоровая экономика порождает здоровую политику.

У меня было чувство, что разговор был бы более откровенным, если бы я не присутствовал. Почему же тогда я был приглашен, спрашивал я себя? Мне припомнились слова отца: «В любой компании старайся обнаружить, чего именно от тебя хотят». И хоть я не мог догадаться, что это было, я знал, что от меня хотят и ждут чего-то вполне определенного. Я предположил далее, что миссис Пембертон была менее убеждена в моей возможной полезности, и что она считала мое присутствие за столом помехой и пустой тратой времени.

В какой-то момент Хуан де Фуэнтес посмотрел мне прямо в глаза, и снова я почувствовал, как по мне пробежала дрожь, и на секунду у меня возникло любопытное ощущение, будто за столом мы одни.

После обеда я с извинениями откланялся, сказав, что мне надо возвращаться на корабль, поскольку с утра мы отплываем.

10 фев. 1702: Близнецы прибыли незадолго до отплытия. Капитан Джонс встал у руля, когда выходили из гавани. Мы берем курс на юг при хорошем ветре. Погода очень сырая и холодная.

11 фев. 1702: Этим утром я проснулся с больным горлом, меня трясло и лихорадило, легкие были чем-то забиты – не знал, смогу ли вообще встать с койки. Адам улыбнулся и сказал мне, что лекарство под рукой. Он аккуратно отмерял шесть капель опиумной настойки и растворил их в горячем чае. За несколько минут по всему телу растеклось ощущение тепла и комфорта. Першение в горле и боль в голове исчезли, словно по волшебству. Я стал в состоянии без труда встать на вахту. Перед сном дозу повторили. В мыслях – необычайная отчетливость. Не могу уснуть. Пишу все это при свече.

Я спрашиваю себя, откуда я взялся, как я сюда попал, кто я такой. С самых юных лет я всегда ощущал себя чужаком в деревне Харбор-Пойнт, где родился. Кто был я? Я помню скорбные клики голубей из лесов летним рассветом и долгие холодные зимы взаперти. Кто был я? Чужак давным-давно превратился в следы на снегу.

А кто такие все остальные – Брэди, Хансен, Пако, Тодд? Чужаки, как и я. Думаю, мы пришли из другого мира и были выброшены сюда, как мореплаватели на какой-то пустынный и недружелюбный берег. Я никогда не сомневался, что мы живем правильно, но я полностью понимал, что необходимо скрывать это от жителей деревни. Теперь, когда нет нужды ничего скрывать, я чувствую, что этот корабль – мой дом, который я когда-то покинул, думая, что никогда не вернусь в него вновь. Но путешествие рано или поздно окончится – что тогда?

Я знаю, мой отец скоро станет богатым человеком, и я со временем могу стать богачом. Эта перспектива меня не особенно привлекает. На что нужно богатство, если я должен приспосабливаться к обычаям, которые настоль же бессмысленны для меня, насколько препятствуют моим истинным намерениям и мечтам? Я задумал искать счастья в Красном море или в Южной Америке. Может быть, я смогу найти работу с помощью семьи де Фуэнтес.

Лицо Хуана проплывает перед моими глазами, и теперь, когда опиумом заглушил зов плоти и унял похотливый зуд, я могу рассмотреть это видение бесстрастно. Я ощущаю не только симпатию, но и родство. Он тоже чужой, но он движется среди жителей Земли с легкостью и уверенностью.

12 фев. 1702: По какой-то причине мы не будем стоять в доке в Чарльстоне, как планировалось. Погода с каждым днем мягче.

Близнецы де Фуэнтес гуляют теперь по палубе и знакомятся со всеми механизмами и частями корабля. Все, что они делают или говорят, словно имеет некий скрытый смысл. Хуан задавал мне много вопросов о моей профессии оружейника. Можно ли стрелять стрелами из ружья? Я ответил, что можно, и вдруг увидел картину: индейцы атакуют поселение, пуская стрелы с наконечниками из горящей смолы. Не могу припомнить, где я раньше видел эту картину, возможно, в Бостоне. Когда эта картина вспыхнула в моем сознании, Хуан кивнул, улыбнулся и ушел. У его сестры мужские манеры и прямота, никакого жеманства и ужимок, которые обычно встречаются у особ ее пола. В любом случае, женское кокетство упало бы на неплодородную почву. Все же должен признаться, что увлечен ей больше, чем любой из всех женщин, виденных мною до сих пор.

13 фев. 1702: Хороший ветер и благоприятная погода продолжаются. Нам больше не нужны шинели.

14 фев. 1702: Мы находимся невдалеке от побережья Флориды и редко не видим земли, поскольку вокруг много островов. Дельфины прыгают перед носом корабля, и летучие рыбы мелькают над бортом в серебряных брызгах. Теперь мы можем работать без рубах, но мистер Томас велел нам остерегаться солнечных ожогов и разоблачаться лишь время от времени на несколько минут. Капитан Джонс появился на палубе, изучает острова в свой телескоп. Думаю, он планирует сойти на один из островов за пресной водой и провизией.

15 фев. 1702: Как и предостерегал мистер Томас, у Берта и у меня болезненные ожоги до пояса из-за нашей бледной кожи, тогда как Клинч, Шон и Пако не пострадали. Билл, Гай и Адам никогда не снимают рубах. Чарли Ли, кок, кое-что умеет по медицинской части, хоть и не учился специально. Он дал нам мазь, чтоб мы натерли свои тела, и она принесла заметное облегчение, к тому же мы оба приняли по несколько капель опиумной настойки. Адам дал мне маленькую бутылочку и показал, как отмерять правильную дозу. Он говорит, что от того количества, которое потребляет он, нам станет ужасно плохо, и мы можем умереть.

16 фев. 1702: Я уже оправился после ожогов, и мое тело начинает приобретать защитный загар. Сегодня утром мы все собрались у леера, где наблюдали за сильнейшим бурлением воды в нескольких сотнях ярдов впереди нас, вызванным макрелью, которая выпрыгивала из воды, чтобы спастись от более крупной рыбы. Мистер Томас отдал приказ убрать паруса и достал удочки с блеснами и тройными крючками.

Вскоре о палубу билось несколько здоровенных рыбин. Эти рыбы известны под названием желтохвост и очень ценятся за столом. Нас заняли чисткой рыбы, в чем мы, конечно, знаем толк по опыту Великих Озер. Несколько рыбин решили употребить немедленно, другие же засолили и отложили. Когда была смыта кровь с палубы, мы поставили паруса и продолжили свой путь. Свежая рыба была самой удачной переменой после диеты из соленой трески и кукурузных лепешек, хоть и вкус у нее не такой нежный, как у пресноводной рыбы.

18 фев. 1702: Снилось сегодня утром, будто я в большой мастерской, на скамейке свалены инструменты, кузнечный горн и детали ружей. Я изучал ружье с несколькими стволами, спаянными вместе. Я пытался найти способ стрелять из стволов поочередно. Хуан стоял сбоку и сзади от меня. Он указал на железное колесо с ручкой и сказал что-то, что я не расслышал, потому что в этот момент Клинч Тодд вернулся с вахты и разбудил меня, ворча, что мы обспускали ему все одеяла.

Ветер спал, и мы покрываем теперь несколько узлов в час.

19, 20, 21 фев. 1702: Мы попали в почти мертвый штиль и, пользуясь медленным ходом, ловим рыбу с палубы. Мне попалась акула, и удочка вырвалась из моих рук и пропала.

Мы, кажется, скользим по стеклянному морю как нарисованный корабль. Настроение у всех раздраженное. Брэди и мистер Томас поссорились, и я думал, что дойдет до драки.

22 фев. 1702: Сегодня мы высадились на необитаемый остров, чтобы запастись водой и той провизией, какую здесь можно найти. Капитан Джонс заметил в свой телескоп ручей. Мы стали на якорь в бухте между двумя клочками суши, ярдах в двухстах от пляжа с растущими за ним кокосовыми пальмами. Вода здесь такая чистая, что можно увидеть рыб, плавающих на порядочной глубине. По крайней мере, здесь мы наверняка найдем в изобилии кокосовые орехи.

Мистер Томас, Берт Хансен, Клинч Тодд, Пако, Джерри-юнга и я высадились на берег в лодке, нагруженной мехами для воды. Мы наполнили меха свежей водой и погрузили их обратно в лодку. Тодд и Пако погребли назад к кораблю и затем вернулись с пустыми мехами. Когда мы набрали достаточно воды, мы несколько раз наполнили лодку кокосовыми орехами. Перевалило за полдень. После этого мистер Томас дал нам остаток дня на обследование острова, наказав вернуться на берег до заката. Перед тем, как вернуться на корабль, он выдал каждому из нас по абордажной сабле на маловероятный случай встречи с опасными животными или спрятавшимися аборигенами.

По течению ручья мы добрались до высшей точки острова, высотой около шестисот футов. Сверху нам открылся отличный вид на весь остров. «Великий Белый» казался игрушечным. На дальней стороне острова мы увидели множество маленьких бухточек и дельт, и направились вниз к маленькому пляжу, окруженному с двух сторон нависающими скалами. Здесь мы сбросили с себя одежду и с полчаса плавали в бухте, но старались не заплывать далеко, опасаясь акул. Вода удивительно теплая и бодрящая, совсем не похоже на купание в пресноводных озерах.

Чувствуя голод после купания, мы закинули блесны, которые привезли с собой, и вскоре поймали несколько рыб, известных под названием «красный люциан», весом в один, два, а то и три фунта каждая. Пять мы зажарили на сковороде, оставив остальные в воде на леске, продетой сквозь жабры. Эту в высшей степени восхитительную рыбу мы ели пальцами, запивая кокосовым молоком.

Ощутив после еды сильную сонливость, мы все улеглись голые в тени скалы, Джерри лег головой мне на живот, а я, в свою очередь – головой на живот Берта Хансена. Клинч и Пако легли на спины, бок о бок, обнявшись за плечи. Жара, наши полные желудки и звук нежно плещущихся волн погрузили нас в легкий сон, который продолжался около часа.

Я проснулся в сильном возбуждении и нашел своих спутников в том же состоянии. Мы поднялись и стали сравнивать размеры своих членов и хвастаться.

Поднимался бриз, время близилось к закату. Мы закинули наши блесны, поймав достаточно рыбы, чтобы сделать хорошую связку, и направились обратно на побережье так быстро, как только могли. Джерри смешил нас, бросаясь с абордажной саблей на деревья и кусты с яростным рыком и пиратскими возгласами. Адам и Билл подгребли к берегу и отвезли нас обратно на корабль. Подняли паруса, и мы двинулись в путь.

Пока нас не было, с корабля поймали много разной рыбы, и на ужин у нас была тушеная рыба с пряностями и тертым кокосовым орехом.

Во время еды крик Джерри привлек нас к лееру, где мы увидели чудесное зрелище, известное как зеленая вспышка, которая длится мгновение после заката. Все небо на западе полыхнуло ослепительным зеленым сиянием.