Текст книги "Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в период холодной войны"

8. Германия, 1950-е
Все средства хороши: от детской преступности до терроризма

За 30-летний период, ознаменовавшийся двумя мировыми войнами с Германией, Советский Союз потерял убитыми и ранеными более 40 миллионов человек. Страна лежала в руинах, а многие советские города были стерты с лица земли. В конце Второй мировой войны Советский Союз был не очень хорошо настроен по отношению к немцам. Восстановлению Германии СССР отводил второстепенное место, поскольку следовало думать о восстановлении своей собственной страны.

США вышли из войны с относительно небольшими потерями, а их территория не пострадала совсем. Они были готовы, могли и хотели посвятить себя реализации своей главной задачи в Европе – построить на Западе, в особенности в таком стратегическом районе, как Германия, антикоммунистический заслон.

В 1945 году бывший госсекретарь США Дин Ачесон (Dean Acheson) писал, что официальная американская политика заключалась в том, чтобы «заставить понять немцев, что им не избежать тех страданий, которые они принесли сами себе… [и] контролировать немецкую экономику… таким образом, чтобы не допустить в этой стране уровень жизни более высокий, чем в соседних странах» [1].

Ачесон добавлял, что «с самого начала» американские чиновники в Германии считали этот план «невыполнимым» [2].

Ачесон не объяснял, на чем основывается прогноз, но его правота скоро стала очевидной. Во-первых, влиятельные американские бизнесмены и финансисты (некоторые из них занимали важные государственные должности) слишком многое поставили на карту в Германии с высокоразвитой довоенной промышленностью, чтобы позволить этой стране утонуть в пучинах, обещанных ей некоторыми американскими политиками в качестве наказания. Во-вторых, возрожденная Западная Германия рассматривалась как необходимое средство для борьбы с советским влиянием не только в Восточном секторе оккупированной Германии, но и во всей Восточной Европе. Западная Германия должна была стать «витриной западной демократии» – ярким, живым доказательством превосходства капитализма над социализмом. Наконец, в-третьих, в американских консервативных кругах, равно как и в некоторых либеральных, считавших советское вторжение в Западную Европу все еще неизбежным, идея ограничения промышленного развития Западной Германии рассматривалась опасным делом, «играющим на руку коммунизму» [3]. Дуайт Эйзенхауэр позднее подтвердил последнее высказывание:

«Если бы определенные чиновники в администрации Рузвельта добились реализации своих предложений, Германия была бы в наихудшем положении – потому что среди них были те, кто отстаивал затопление рурских шахт, разрушение немецких заводов и превращение Германии из индустриальной в аграрную страну. Среди прочих именно это предлагал Гарри Декстер Уайт (Harry Dexter White). Генеральный прокурор США Браунелл (Brownell) позже назвал Уайта активным участником советской шпионской сети, действовавшей в американском правительстве» [4].

Таким образом, деиндустриализацию Западной Германии постигла та же участь, что и ее демилитаризацию, планировавшуюся на последующие годы, – США завалили страну массированной экономической помощью (4 миллиарда долларов в рамках плана Маршалла и несметное число промышленных и технических экспертов).

В то же время Советский Союз перекачивал на свою территорию массированную экономическую помощь из Восточной Германии. СССР демонтировал и перевез к себе целые заводы и фабрики с многочисленным оборудованием и техникой, тысячи километров железнодорожных рельсов. С учетом военных репараций плата Германии за военную авантюру достигла миллиардов долларов.

К началу 1950-х годов, несмотря на то что уровень социального обеспечения, занятость населения и культурная жизнь в Восточной Германии соответствовали западногерманскому уровню или превосходили его, Западный сектор имел превосходство в самых привлекательных сферах благосостояния. Так, зарплаты там были выше, питание лучше, потребительские товары более доступны, а неоновые огни обещали сладкую ночную жизнь на бульваре Курфюрсте ндамм.

Однако вашингтонские сторонники холодной войны, как будто недовольные окончательным счетом в игре, развязали грубую кампанию подрывной и диверсионной деятельности против Восточной Германии, призванную вывести из строя механизмы экономики и аппарата управления страной. ЦРУ и другие американские разведывательные и военные службы в Западной Германии (с периодической помощью коллег из британской разведки и западногерманской полиции) вербовали, оснащали, обучали и финансировали немецкие группы активистов и отдельных лиц с Запада и Востока. Найти и завербовать агентов для такого крестового похода было несложно, поскольку в послевоенной Германии антикоммунизм продолжал жить как единственный респектабельный пережиток нацизма.

Самая активная из таких групп под названием «Боевая группа против бесчеловечности» признавала, что получала финансовую поддержку от Фонда Форда и правительства Западного Берлина [5]. Впоследствии один из общественно-политических журналов в Восточном Берлине опубликовал копию письма от руководства Фонда Форда, в котором подтверждалось предоставление фанта на 150 тысяч долларов «Национальному комитету за свободную Европу», чтобы тот, в свою очередь, мог бы поддержать гуманитарную деятельность «Боевой группы против бесчеловечности» [6]. «Национальный комитет за свободную Европу» был одной из подставных организаций ЦРУ и управлял деятельностью радиостанции «Свободная Европа» [7].

Двумя другими группами, участвовавшими в кампании против Восточной Германии, были «Ассоциация политических беженцев с Востока» и «Следственный комитет свободомыслящих юристов из советской зоны». В сферу деятельности этих групп входил полный спекф операций от детской преступности до терроризма – использовались все средства, чтобы «представить «коммуняк» в невыгодном свете». Эти и другие группы, направляемые ЦРУ, осуществили следующие диверсионные акции: [8]

• с помощью взрывов, поджогов, коротких замыканий и других диверсионных действий они выводили из сфоя электростанции, верфи, разрушали плотину, наносили ущерб каналам, докам, общественным зданиям, бензозаправочным станциям, магазинам, радиостанциям, портили наружные стенды, нарушали работу общественного транспорта;

• пускали под откос товарные поезда, причиняя серьезный вред здоровью рабочих подвижного состава; сожгли 12 вагонов товарного поезда и перерезали шланги для подачи сжатого воздуха в других вагонах;

• взрывали автомобильные и железнодорожные мосты; заминировали железнодорожный мост на линии Берлин – Москва, но взрывчатка была вовремя обнаружена (в противном случае могли погибнуть сотни человек);

• использовали специальные кислоты, чтобы вывести из строя жизненно важное оборудование на фабриках; насыпали в турбину одного из заводов песок, что привело к ее простою; подожгли фабрику по производству плитки; способствовали замедлению работы на фабриках; воровали копии чертежей и образцы новых технических разработок;

• умертвили семь тысяч коров на одной колхозной молочной ферме, добавив яд в механизм, подающий корм для коров;

• добавили мыло в сухое молоко, предназначенное для детей школ Восточной Германии;

• нападали на учреждения левых организаций в Восточном и Западном Берлине, крали списки членов; нападали и похищали левых активистов и иногда убивали их;

• взрывали химические бомбы со зловонными газами в целях срыва политических митингов;

• запускали воздушные шары, которые взрывались в воздухе, разбрасывая тысячи пропагандистских листовок над Восточной Германией;

• располагали большим количеством яда кантаридина, из которого планировалось производство отравленных сигарет, предназначенных для убийства руководителей Восточной Германии;

• пытались сорвать Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Берлине, рассылая фальшивые приглашения, ложные обещания бесплатного жилья и питания, ложные уведомления об отмене фестиваля; совершали нападения на участников с использованием взрывчатых веществ, зажигательных бомб; прокалывали шины в колесах автомобилей участников; подожгли деревянный мост на главной автодороге, ведущей к месту проведения фестиваля;

• подделывали и распространяли большое количество талонов на еду – например, на 60 тысяч фунтов мяса – с целью внести путаницу и вызвать дефицит и недовольство;

• рассылали поддельные налоговые извещения и другие правительственные директивы и документы, чтобы вызвать дезорганизацию и неэффективность промышленности и профсоюзов;

• «оказывали значительную помощь и поддерживали» немцев из Восточной Германии, которые организовали восстание 17 июня 1953 года; во время и после восстания американская радиостанция в Западном Берлине «Радио американского сектора» (RIAS, Radio in the American Sector) транслировала на Восточную Германию подстрекательские радиопередачи, призывая население сопротивляться правительству; дикторы «Радио американского сектора» также выступали с угрозами в адрес свидетелей, проходивших по крайней мере по одному восточногерманскому уголовному делу. За ходом этого дела следили члены «Следственного комитета свободомыслящих юристов из советской зоны». Угрозы заключались в том, что комитет внесет свидетелей в списки «обвиняемых лиц», если они будут лгать.

Несмотря на то что сотни американских агентов были пойманы и осуждены в Восточной Германии, легкость, с которой они могли перемещаться между двумя секторами и проникать на различные предприятия, не испытывая языкового барьера, предоставляла ЦРУ возможности, несравнимые с другими странами Восточной Европы.

На протяжении 1950-х годов немцы из Восточной Германии и Советский Союз направляли неоднократные жалобы бывшим советским союзникам на Западе и в ООН по поводу подрывной и шпионской деятельности, предоставляя имена и адреса и призывая прикрыть деятельность этих организаций в Западной Германии. Разумеется, восточногерманские немцы начали ограничивать въезд в страну с Запада.

Запад также доставлял неприятности Востоку, проводя энергичную кампанию по вербовке восточногерманских профессиональных работников и квалифицированных рабочих. В конце концов это привело к жестокому трудовому и производственному кризису в Восточной Германии и к строительству в августе 1961 года печально известной Берлинской стены.

Организовывая свои диверсионные вылазки в Восточной Германии, американские власти и их немецкие агенты были убеждены, что Советский Союз (может быть, в виде проектов) строил враждебные планы в отношении Западной Германии. 8 октября 1952 года премьер-министр западногерманской земли Гессен Георг Август Зинн (Georg August Zinn) предал огласке, что США создали на территории Гессена «тайную армию», состоящую из гражданских лиц, для отражения советского вторжения.

Эта организация, насчитывавшая от 1000 до 2000 бойцов, принадлежала к так называемой Технической службе Федерации немецкой молодежи. Газета «Нью-Йорк таймс» позднее охарактеризовала ее как «правую молодежную группировку, часто обвиняемую в экстремизме» (в связи с террористической тактикой, описанной выше). КостякТехнической службы составляли вовсе не молодые люди. Почти всем было от 35 до 50 лет, и многие из них, по словам Зинна, являлись «бывшими офицерами люфтваффе, вермахта и СС (гитлеровскими чернорубашечниками)».

Больше года в глухой сельской местности и на одном из американских военных объектов они группами по несколько человек под руководством американских инструкторов обучались правилам применения стрелкового оружия и взрывчатых средств и проходили «политический инструктаж».

Разведывательное крыло Технической службы, по словам премьер-министра Гессена, составило картотеку лиц, которых надо будет ликвидировать, когда советские танки начнут вторжение. В эти списки, которые содержали детальное описание и подробности личной жизни, было внесено около 200 руководителей социал-демократов (включая самого Зинна!), 15 коммунистов и много других. Все они рассматривались как «политически неблагонадежные» и противники милитаризации Западной Германии. Очевидно, даже обычная поддержка курса мирного сосуществования с советским блоком и разрядки была достаточным поводом для включения того или иного человека в расстрельный список. Известно, что один человек был расстрелян в подобном учебном центре по обвинению в том, что он способствовал «наведению мостов между Востоком и Западом». Именно это убийство привело к разоблачению деятельности этой тайной организации.

США признавали свою роль в создании и подготовке диверсионных подразделений, но отрицали любое участие в «нелегальной, внутренней и политической деятельности» организации. Но Зинн сообщал, что американцы узнали о планах организации в мае и не распускали группировку до сентября, то есть до того времени, когда немецкая тайная полиция арестовала нескольких лидеров группы. В свое время американец Стерлинг Гарвуд (Sterling Garwood), который руководил курсами подготовки боевиков, «имел в своем распоряжении копии карточек членов тайной группы». Получается, что власти США никогда не сообщали что-либо правительству Западной Германии в отношении этой упомянутой тайной группы.

Когда следствие по делу группы завершилось, арестованные были быстро освобождены. США препятствовали любым расследованиям этого дела в американской зоне оккупированной Германии. Господин Зинн комментировал: «Единственное юридическое объяснение для этих освобождений может быть в том, что люди в Карлсруэ (в Федеральном суде) объявили, что они действуют по указке американцев» [9].

Кроме того, национальный лидер социал-демократов обвинил США в финансировании оппозиционных групп с целью проникновения и подрыва его партии. Председатель СДПГ Эрих Олленхауэр (Erich Ollenhauer),'чье имя также было внесено в список Технической службы, предположил, что, несмотря на опровержения высокопоставленных американских чиновников, американские «тайные» агентства все же стояли за действиями боевиков [10].

Разоблачение по поводу «тайной армии» и ее расстрельного списка вызвало бурю насмешек и обвинений в адрес США со стороны многих кругов в Западной Германии. В частности, тесная работа американцев с «бывшими» нацистами не избежала сурового осуждения со стороны немецкого народа.

Как выяснилось спустя долгие годы, эта операция в Германии была частью гораздо более широкой сети, имевшей название операция «Гладио», которая была предпринята ЦРУ и другими европейскими разведывательными службами, привлекшими для реализации своих планов подобные тайные подразделения по всей Западной Европе (см. главу о Западной Европе).

9. Иран, 1953
Безопасность для Падишаха всех Шахов

«Вот так мы собираемся избавиться от этого безумца Мосаддыка (Mosaddegh)», – заявил Джон Фостер Даллес группе ведущих вашингтонских политиков в июне 1953 года [1]. Госсекретарь держал в руках план операции по свержению премьер-министра Ирана, подготовленный Кермитом (Кимом) Рузвельтом (Kermit (Kim) Roosevelt) из ЦРУ. Едва ли были какие-нибудь дискуссии среди людей, облеченных высокой властью в той комнате – никаких предварительных вопросов, никаких юридических или этических проблем.

«Надо было принять смертельно опасное решение, – писал позже Рузвельт. – Оно включало в себя огромный риск. Конечно, оно требовало тщательной проверки, самого пристального рассмотрения, в некоторых случаях – на самом высоком уровне. Таких мыслей на этой встрече не высказывали. Фактически я был убежден, что почти половина из присутствующих, если бы они чувствовали себя свободными или имели бы мужество говорить, высказалась бы против предприятия» [2].

Рузвельт, внук Теодора и дальний родственник Франклина, выражал больше удивления, чем разочарования, говоря о внутреннем процессе принятия внешнеполитического решения.

Первоначальная инициатива убрать Мосаддыка исходила от британцев, так как почтенный иранский лидер возглавил парламентское движение за национализацию находящейся в британской собственности Англо-иранской нефтяной компании, единственной нефтяной компании, действовавшей в Иране. В марте 1951 года закон о национализации был принят, а в конце апреля Мосаддык избран премьер-министром подавляющим большинством парламента. 1 мая национализация была осуществлена. Иранский народ, заявил Мосаддык, «открыл скрытую сокровищницу, на которой лежал дракон» [3].

Как предчувствовал премьер-министр, британцы не приняли национализацию благодушно, хотя она была единодушно поддержана иранским парламентом и подавляющим большинством иранского народа по экономическим соображениям и из чувства национальной гордости. Правительство Мосаддыка пыталось сделать все, чтобы угодить британцам. Оно предложило им 25 процентов чистой прибыли от нефтяных операций в качестве компенсации. Оно гарантировало безопасность и занятость британским сотрудникам. Оно хотело продавать свою нефть, не нарушая прозрачности контрольной системы, такой дорогой сердцу международных нефтяных гигантов. Но британцы не приняли ничего из этого. Единственное, чего они хотели, – это вернуть назад свою нефтяную компанию. И еще они хотели голову Мосаддыка. Слуга не может оскорбить своего господина и оставаться при этом безнаказанным.

За демонстрацией военной силы британскими ВМФ последовали жестокая международная экономическая блокада и бойкот, замораживание иранских активов, что привело к настоящему застою в экспорте иранской нефти и внешней торговле, погрузило и без того бедную страну в почти полную нищету и сделало невозможной выплату любых компенсаций. Тем не менее еще долгое время после того, как они сместили Мосаддыка, британцы требовали компенсацию не только за физические активы Англо-иранской нефтяной компании, но и за расходы при разработке нефтяных месторождений, – условия, невозможные для выполнения. В глазах иранцев это в десятки раз превышало британские доходы, полученные за многие годы.

Британские попытки экономического удушения Ирана не могли быть предприняты без активного содействия и поддержки со стороны администраций Трумэна и Эйзенхауэра, а также американских нефтяных компаний. В то же время администрация Трумэна спорила с британцами о том, что экономическая разруха при Мосаддыке может открыть двери пресловутому коммунистическому перевороту [4]. Когда британцы позже были вынуждены уйти из Ирана, им ничего не оставалось, как обратиться к США за помощью в свержении Мосаддыка. В ноябре 1952 года правительство Черчилля начало переговоры с Кермитом Рузвельтом, фактическим главой ближневосточного отделения ЦРУ, заявившим британцам, что, по его мнению, «нет шансов получить одобрение уходящей администрации Трумэна и Ачесона. Новая республиканская администрация, однако, может быть совсем другой» [5].

Джон Фостер Даллес определенно был другим. Ярый антикоммунист, он видел в Мосаддыке олицетворение всего того, что ненавидел в третьем мире: явный нейтралитет в холодной войне, терпимость к коммунистам, неуважение к свободному предпринимательству, о чем свидетельствовала национализация нефтяных ресурсов. Стоит заметить с иронией, что в предшествовавшие годы Великобритания национализировала несколько собственных основных отраслей промышленности, и государство было главным собственником Англо-иранской нефтяной компании. По мнению Джона Фостера Даллеса и ему подобных, эксцентричный доктор Мохаммед Мосаддыкбыл по-настоящему сумасшедшим. Учитывая, что Иран был чрезвычайно богат черным золотом и имел общую границу с СССР протяженностью более 1000 миль, госсекретарь не слишком переживал по поводу того, каким конкретно образом иранский премьер-министр должен уйти из публичной жизни.

Дело повернулось так, что свержение Мосаддыка в августе 1953 года стало в большей степени операцией американской, чем британской. 26 лет спустя Кермит Рузвельт предпринял необычный шаг, написав книгу о том, как он и ЦРУ проводили эту операцию. Он назвал свою книгу «Контрпереворот», напирая на то, что переворот был организован ЦРУ для предотвращения захвата власти Иранской коммунистической партией (Туде), тесно связанной с Советским Союзом. Рузвельт, таким образом, утверждал, что Мосаддыка надо было сместить, чтобы предотвратить коммунистический переворот, в то время как администрация Трумэна считала, что для этого его как раз надо было сохранить у власти.

Было бы неверно утверждать, что Рузвельт выдвигал мало доказательств в защиту своего тезиса о коммунистической опасности. Точнее было бы сказать, что он вообще не приводит их. Вместо этого читатель имеет дело с простым утверждением тезисов, которые повторяются снова и снова; их авторы, очевидно, полагают, что беспрестанное повторение убедит даже самых колеблющихся. Таким образом, нас потчуют вариациями вроде следующих:

«Советская угроза [была] настоящей, опасной и неотвратимой»… Мосаддык «образовал альянс» с Советским Союзом для свержения шаха… «Очевидная угроза советского переворота»… «Союз между [Мосаддыком] и управляемой Советами партией Туде приобретал угрожающую форму»… «Возрастающая зависимость Мосаддыка от Советского Союза»… «Рука Туде и за ней рука Советов проявлялась все больше и больше каждый день»… «Поддержка Туде Советами и [Мосаддыком] становилась все более очевидной»… Советский Союз был «активнее всего в Иране. Его контроль над руководством Туде усиливался с каждым днем. Он осуществлялся часто и, на наш взгляд, с открытой наглостью» [6]…

Но ни одного доказательства советской подрывной деятельности так никогда и не было приведено или же было недостаточно явным и бесспорным, чтобы вооружить Рузвельта хотя бы одним примером для заинтересованного читателя.

В действительности, хотя партия Туде более или менее верно следовала за изменениями линии Москвы в отношении Ирана, отношение партии к Мосаддыку было гораздо более сложным, чем Рузвельт и другие апологеты холодной войны могли себе представить.

Туде двояко относилась к богатому, эксцентричному, владеющему землей премьер-министру, который тем не менее противостоял империализму. Дин Ачесон (Dean Acheson), госсекретарь Трумэна, воспринимал Мосаддыка как, «в сущности, богатого, реакционного, феодально мыслящего перса» [7], которого с трудом можно представить в качестве сочувствующего коммунистической партии.

Время от времени Туде поддерживала политику Мосаддыка, но чаще всего Мосаддык совершал ожесточенные нападки на эту партию. Так, например, 15 июля 1951 года Мосаддык жестоко подавил демонстрацию, организованную Туде, что привело к 100 погибшим и 500 раненым. Более того, иранский лидер успешно вел кампанию против продолжавшейся советской оккупации Северного Ирана после Второй мировой войны, а в октябре 1947 года инициировал в парламенте отклонение предложения правительства о создании совместной ирано-советской нефтяной компании, которая добывала бы нефть на севере Ирана [8].

Действительно, чего мог бы достичь Мосаддык, отказавшись от части своей власти в пользу Туде и/или СССР? Утверждение, что Советский Союз якобы хотел, чтобы Туде захватила власть, – не более чем спекуляция. Имелось гораздо больше доказательств тому, что СССР был более озабочен своими отношениями с западными правительствами, чем судьбой местной коммунистической партии в стране за пределами социалистического блока Восточной Европы.

Секретный доклад разведки Госдепа от 9 января 1953 года, составленный в последние дни администрации Трумэна, утверждал, что Мосаддык не искал никакого альянса с Туде и что «главная оппозиция Национальному фронту (правящей коалиции Мосаддыка) исходит из правящих кругов с одной стороны и партии Туде – с другой» [9].

Партия Туде была объявлена вне закона в 1949 году, и Мосаддык не отменил этот запрет, хотя и позволил партии действовать до некоторой степени открыто из-за своих демократических убеждений, атакже назначил нескольких сочувствующих Туде на посты в правительстве.

Многие цели Туде перекликались с теми, что заявлял Национальный фронт, отмечалось в докладе Госдепа, но «открытое движение Туде к власти могло бы, вероятно, объединить независимых и некоммунистов всех политических убеждений, что привело бы к энергичным попыткам уничтожить Туде силой» [10].

Сам Национальный фронт был коалицией совершенно разных политических и религиозных элементов, включая правых антикоммунистов; его участников объединяли уважение к личности Мосаддыка и его честности, а также националистические чувства, особенно в связи с национализацией нефти.

В 1979 году, когда Кермита Рузвельта спросили об этом докладе Госдепа, он ответил: «Я не знаю, как это понимать… Лой Хендерсон (Loy Henderson, посол США в Иране в 1953 году) считал, что существует серьезная угроза того, что Мосаддык передаст Иран под советское влияние» [11]. Будучи главной движущей силой переворота, в этом случае Рузвельт перекладывал ответственность на человека, которому, как мы увидим в главе о Ближнем Востоке, приписываются алармистские заявления о «коммунистическом перевороте».

Кто-то может спросить, как Рузвельт воспринял бы заявление Джона Фостера Даллеса перед комитетом Сената в июле 1953 года, когда операция по свержению Мосаддыка уже шла. Госсекретарь, как сообщала пресса, под присягой показал, что «нет существенных доказательств, подтверждающих, что Иран сотрудничает с Россией. В целом, добавил он, мусульманская оппозиция коммунизму всегда одерживает верх, хотя временами иранское правительство обращается за помощью к партии коммунистического толка Туде» [12].

Молодой шах Ирана был сведен Мосаддыком и иранским политическим процессом к очень пассивной роли. Его власть уменьшилась до той точки, с которой он был «неспособен к независимым действиям», отмечалось в разведывательном докладе Госдепа. Мосаддык добивался контроля над вооруженными силами и расходами шахского двора, а неопытный и нерешительный шах – «падишах всех шахов» – не мог открыто противостоять премьер-министру из-за популярности последнего.

Ход инициированных Рузвельтом событий, которые привели на трон шаха, в ретроспективе кажется довольно простым, даже наивным и обязанным в немалой степени удаче. Первый шаг заключался в том, чтобы убедить шаха, что Эйзенхауэр и Черчилль стоят за ним в его борьбе с Мосаддыком за власть и готовы оказывать ему любую необходимую военную и политическую поддержку [13]. Рузвельт на самом деле не знал, что думал Эйзенхауэр и знал ли он вообще об операции, но сам сфабриковал сообщение шаху от имени Президента США с выражением ему ободрения.

В то же время шаха уговорили издать указ, отправляющий в отставку Мосаддыка с поста премьер-министра и назначающий на его место некоего Фазлоллу Захеди, генерала, которого британцы арестовывали за сотрудничество с нацистами во время войны [14]. Поздно ночью с 14 на 15 августа посланник шаха доставил указ в дом Мосаддыка, охраняемый войсками. Неудивительно, что посланника приняли очень холодно, и премьер-министр не счел нужным с ним встречаться. Вместо этого его обязали оставить декрет со слугой, который расписался в получении листа бумаги, отрешающего его хозяина от власти. Также неудивительно, что Мосаддык от власти не отрекся. Премьер-министр, справедливо утверждая, что только парламент может отправить его в отставку, выступил следующим утром по радио и заявил, что шах, подстрекаемый «иностранными элементами», предпринял попытку государственного переворота. Мосаддык затем заявил, что он, таким образом, вынужден взять в свою руки всю полноту власти. Он назвал Захеди предателем и попытался его арестовать, но генерала спрятали люди Рузвельта.

Шах, испугавшись, что все потеряно, сбежал со своей женой в Рим через Багдад с одной только ручной поклажей. Не смутившись этим, Рузвельт продолжил действовать и направил копии шахского декрета для распространения в обществе, а также послал двух своих иранских агентов к важным военным командующим в поисках их поддержки. Получается, что важнейшая задача военной поддержки была оставлена на последнюю минуту. Действительно, один из двух иранцев-агентов был завербован для этого дела в тот же день, и только он и преуспел заручиться поддержкой иранского полковника, у которого в подчинении были танки и бронемашины [15].

С утра 16 августа в Тегеране состоялась массовая демонстрация в поддержку Мосаддыка против шаха и США, организованная Национальным фронтом. Рузвельт воспринимал демонстрантов просто как «членов Туде, науськанных Советами», опять не подтвердив своего утверждения никакими доказательствами. «Нью-Йорк таймс» назвала их «сторонниками Туде и националистическими экстремистами» [16].

Среди демонстрантов также были люди, работающие на ЦРУ. Согласно Ричарду Коттаму (Richard Cottam), американскому ученому и писателю, работавшему в то время в ЦРУ в Тегеране, этих агентов посылали «на улицы, чтобы действовать, как если бы они были из Туде. Они были больше, чем просто провокаторами, – это были ударные части, которые действовали, как если бы они были членами Туде, бросали камни в мечети и священнослужителей», с целью представить Туде, а заодно и Мосаддыка, противниками религии [17].

Во время демонстраций Туде возобновила свои привычные требования демократической республики. Они призывали Мосаддыка сформировать объединенный фронт и раздать им оружие для защиты от переворота, но премьер-министр отказался [18]. Вместо этого 18 августа он приказал полиции и армии положить конец демонстрациям Туде, и этот приказ был с усердием исполнен. Как считали Рузвельт и посол Хендерсон, Мосаддык предпринял этот шаг после встречи с Хендерсоном, в ходе которой посол сетовал по поводу чрезмерной жестокости иранцев по отношению к американским гражданам. Оба американца промолчали на предмет того, какая часть обвинений была сфабрикована ими по случаю. Так или иначе, Хендерсон сказал Мосаддыку, что, если это не прекратится, он будет вынужден приказать всем американцам покинуть Иран немедленно. Мосаддык, говорит Хендерсон, умолял его не делать этого, так как американская эвакуация могла бы показать, что его правительство не контролирует страну, хотя в то же время премьер-министр обвинял ЦРУ в подготовке и выпуске указа шаха [19]. Газета Туде в то время требовала выслать «интервенционистских» американских дипломатов [20].

Какой бы ни была мотивация Мосаддыка, его действия вновь остро противоречили утверждениям, что он был в союзе с Туде или что Туде собиралась брать власть. В действительности Туде снова не вышла на улицы.

На следующий день, 19 августа, иранские агенты Рузвельта организовали шествие по Тегерану. Для этих целей в одном из сейфов американского посольства хранилось около миллиона долларов, и «чрезвычайно компетентным и профессиональным организаторам», как назвал их Рузвельт, не составило труда купить себе массовку; вероятно, достаточно было лишь малой части этих денег. По различным подсчетам, свержение Мосаддыка обошлось ЦРУ в Иране от 10 тысяч до 19 миллионов долларов. Большая сумма основана на докладах о том, что ЦРУ подкупало членов парламента и других влиятельных иранцев в борьбе против премьер-министра.