Текст книги "Среди дикарей и пиратов"

Уильям Кингстон
Среди дикарей и пиратов

© ООО «Издательство «Вече», 2009

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

Глава I

Последний день в родном доме. – Поступление мичманом на «Героиню», направляющуюся в Тихий океан. – Приказ остановиться у мыса Коатс-Кастль. – Выслеживание пиратов. – Преследование их вверх по течению. – Нападение на наше судно. – Вести, принесенные Дикки Попо. – Битва с пиратами. – Взятие в плен. – Шхуна взлетает на воздух. – Мы отдаем командиру захваченное судно судно. – Отправляемся в дальнейший путь.

Наступил последний день моего пребывания в кругу домашних. Мы с Пирсом пошли в нашу комнату и легли в постели. Но спать мы не могли. Нам нужно было многое сказать друг другу – может быть, и сказанное не один раз. Я обещался вести дневник за все время моего первого путешествия и показать ему по возвращении. В свою очередь он согласился также вести дневник, выписки из которого намеревался пересылать мне, чтобы я мог знать обо всем, что произойдет у нас в доме.

Наш отец, мистер Рэйнер, был отставной лейтенант. По выходе в отставку он занялся вместе с дядей Годфреем (в честь которого я был назван Годфреем) коммерческими делами в Бристоле. Он ничего не смыслил в конторских делах, но надеялся принести пользу трудолюбием и внимательным отношением к своим обязанностям. Однако дядя умер прежде, чем отец хорошенько ознакомился с делом. Смерть любимого брата не только сильно опечалила отца, но и поставила его в затруднительное положение. Дела его оказались в плохом состоянии, и иногда он выражал сожаление, что взялся за неподходящее занятие.

Я никогда не выказывал любви к занятиям в конторе. Поэтому, когда старый сослуживец отца, капитан Бресуэлль, только что назначенный командиром военного корвета «Героиня», предложил приятелю взять мичманом одного из его сыновей, отец, к величайшему моему восторгу, позволил мне пойти на морскую службу.

Мой дорожный чемодан с уложенным в нем мундиром и кортиком стоял готовый в углу комнаты. Само собой разумеется, я уже успел показаться в моем новом костюме Пирсу и нашей младшей сестре Эдит. Она, конечно, нашла, что костюм этот очень идет мне. Я сам, как и моя мать, разделял ее мнение и льстил себя надеждой, что и все обитатели нашего дома сходятся с нами в этом отношении.

Мало-помалу голос Пирса становился все тише и неяснее и наконец он уснул. Через некоторое время я тоже собрался последовать его примеру, но вдруг дверь в комнату отворилась. Вошла мать, осторожно, чтобы не разбудить меня. Она наклонилась надо мной; я почувствовал, как слеза скатилась на мою щеку, ощутил на лбу моем нежный поцелуй, приподнялся и обнял ее. Может быть, она думала, что в последний раз в жизни видится со мной наедине.

– Годфрей, дорогой мой мальчик, – проговорила она, – бойся Бога, верно служи Ему и людям. Он навсегда останется твоим верным другом.

– Я исполню все, исполню, – с трудом сказал я.

Сильное биение сердца и душившие меня рыдания мешали мне говорить.

– Тише, – сказала мать, – не то мы разбудим Пирса. Да и тебе надо спать, Годфрей, чтобы приготовиться к путешествию.

Она вышла из комнаты, но я слышал ее дыхание за дверью, где она стояла, пока не убедилась, что я заснул.

На следующее утро вся семья рано поднялась провожать меня. Моя милая сестренка Эдит, хотя и очень гордилась моим мундиром, рыдала так, что сердце у нее, казалось, готово было разорваться. Я сам с трудом сдерживался. Наконец подъехал дилижанс; мы с отцом уселись наверху. Я скоро успокоился. Отец заговорил с соседями, большинство которых оказалось моряками. Один из них, в пальто с форменными пуговицами, назвал свою фамилию и напомнил отцу, что он, Питер Медж, служил некогда вместе с ним мичманом. Теперь он направлялся на корвет «Героиня», где служил младшим штурманом.

– Так вы присмотрите за моим мальчиком, Медж? – сказал отец. – Я знаю, что вы сделали бы это и без моей просьбы.

– Конечно, мистер Рэйнер, – ответил Медж. – Сделаю для него все что могу, хотя это и будет немного.

– Вот у тебя уже и есть один друг, Годфрей, благодаря мне, – заметил отец. – Надеюсь, что вскоре ты сам сумеешь приобрести себе друзей.

Поздно вечером мы приехали в Плимут. На следующее утро отец свез меня на корвет и представил капитану и офицерам. Капитан принял меня очень ласково. Отец скоро ушел, и я остался на попечении Меджа. Он спустился со мной в офицерскую каюту и познакомил меня с моими новыми товарищами. Я быстро освоился среди них и решил, что мне будет очень весело. Меня поддержал в этом мнении другой мичман, приблизительно моего возраста, Томми Пекк. Он также в первый раз отправлялся в море. Понятно, мы сейчас же подружились с ним. Томми был веселый, легкомысленный, шаловливый малый, очень нуждавшийся в попечении и советах Меджа.

Подняли паруса; экипаж весело расхаживал по палубе, как вдруг капитану явился посланник из адмиралтейства с приказом отправиться для передачи депеши губернатору на мысе Коатс-Кастль, вместо того чтобы плыть прямо в Тихий океан, как было назначено раньше.

Дул свежий попутный ветер, и мы скоро потеряли землю из виду. В первый раз в жизни я увидел, как на горизонте море сходится с небом. Чувство удовольствия, не лишенного некоторого страха, охватило меня.

На следующий день у нас был первый урок практических упражнений в мореплавании. Под руководством Меджа я старался как можно лучше ознакомиться с моей профессией.

Долго плыли мы при попутном ветре и достигли наконец широты островов Зеленого мыса. Я уже начинал считать все рассказы о бурях и ураганах сказками и думал, что такая чудная погода простоит во все время нашего плавания.

– Погодите, пока мы обгоним мыс Горн; если не раньше, то там вы познакомитесь с бурей на море, – сказал Медж.

Несмотря на штиль и отсутствие сильных ветров, мы, наконец, добрались до мыса Коатс-Кастль. Перед нами на фоне возвышенности, покрытой темной листвой деревьев, вырисовывался снежной белизной длинный ряд зданий, окруженных укреплениями. Капитан отправился на берег, чтобы передать депешу губернатору. Мы также собирались сойти на берег, но вернувшийся капитан велел сейчас же поднять все паруса и плыть к юго-востоку.

Оказалось, что губернатор узнал о появлении большого судна, по всем вероятиям, принадлежащего пиратам, и велел нашему капитану разыскать его. Целую ночь мы тщательно искали это судно. Говорили, что оно хорошо вооружено и идет под испанским флагом. Пираты захватывали все попадавшиеся им купеческие суда, брали их груз и обменивали на невольников, с которыми возвращались на Кубу.

– Дело выгодное, хотя нельзя сказать, чтобы честное. Надеюсь, что нам удастся захватить судно, пока еще на нем английские товары, – заметил Медж.

На следующий вечер мы увидали какой-то парус по одному направлению с нами. Мы немедленно направились вперед, надеясь задержать пиратов. Они едва ли видели нас, а если и видели, то, наверно, приняли за купеческое судно. Становилось темно, но мы видели ход судна и надеялись догнать его. Так как все были убеждены, что не обойдется без битвы, то мы приготовились к ней; экипаж стал на свои места в ожидании.

Наш корвет продолжал скользить по темным водам; мачты его подымались к небу, словно ночные призраки. Странное чувство охватило меня при мысли, что через несколько минут начнется горячая битва, что мы будем стрелять и кругом раздадутся выстрелы, полетят пули.

– Держите прямо, сэр! – крикнул младший лейтенант. Я поспешно взглянул вперед и увидел высокие мачты и паруса судна такой же величины, если даже не больше, как у «Героини».

– Нужно разузнать хорошенько, прежде чем начинать стрельбу, – заметил командир мистеру Уорзи, лейтенанту. – Если это разбойничье судно, оно принимает нас за купца, так как, вероятно, ему известно, что на стоянке не было военного корабля. Не стреляйте, пока я не дам приказания.

В глубоком молчании мы скользили дальше, приближаясь к темному судну. Теперь мы ясно видели, что оно поджидало нас. Капитан намеревался подойти к незнакомцу с правой стороны так, чтоб он очутился между нами и землей. Мы были уже совсем близко и только что собирались вступить в битву, как вдруг судно резко изменило курс и направилось к берегу. Мы немедленно сделали то же и пошли за ним, стреляя из орудий на носу. Судно было быстроходное и быстро шло вперед. Ветер крепчал, мы поставили все паруса; нас кренило так, что пушки ныряли в воду.

– Оно уйдет; мы сломаем мачты, если не примем мер, – сказал Медж.

Капитан, очевидно, разделял его мнение.

– Поднять грот-брамсели и трамсели! – крикнул он. – Живей, ребята!

Матросы бросились исполнять приказание капитана. Все понимали, что нельзя терять ни минуты. Мачты гнулись, как тростники; я так и ждал, что они упадут. Экипаж так занялся своим делом, что не имел времени наблюдать за неприятельским судном, которое сильно обогнало нас и видно было в восточном направлении. Управившись с парусами, мы снова пустились за неприятелем. Глаза всех стоявших на палубе были устремлены на его судно.

– Если оно исчезнет из виду, то направится вниз, вдоль берега, и его трудно будет найти, – заметил Медж.

Мы надеялись, что нам удастся подбить неприятеля, хотя мы могли стрелять только из одной пушки; притом же море было неспокойно и целиться было трудно. Однако неприятель был так сжат между нами и берегом, что на спасение оставалось мало надежды.

Мы продолжали идти таким образом несколько времени; неприятель шел все так же быстро и постепенно исчезал из виду. Вдруг налетел сильный шквал и наш корвет накренился так, что пришлось убавить паруса. Шквал прошел так же быстро, как налетел, но когда мы взглянули вперед, неприятеля уже не было видно.

Наступило утро; ветер спал. Так как неприятеля не было видно в южном направлении, то капитан и мистер Уорзи остались в убеждении, что он продолжает продвигаться к западу. Густой туман скрывал его от нас. Мы снова распустили все паруса. Вдруг часовой на мачте крикнул: «Земля! Земля!» – и вскоре мы увидели покрытые лесом горы Африки, поднимавшиеся над поясом густого тумана, еще расстилавшегося внизу.

– Если неприятель тут, мы скоро увидим его, – заметил Медж. – Надеюсь, что у этих разбойников хватит мужества, чтобы сразиться за жизнь и свободу, хотя шансов на это мало.

Бросили лот; глубина оказалась больше, чем ожидали. Взглянув на карту, капитан убедился, что мы приближаемся к устью какой-то большой реки. Лучи восходящего солнца рассеяли туман. Ветер спал как раз в то время, когда мы приблизились к устью, так что нам пришлось остановиться невдалеке от берега. Оттуда река видна была только на небольшом расстоянии; маленький лесистый мыс прикрывал изгиб реки, за которым, может быть, укрывалось неприятельское судно. Капитан приказал старшему лейтенанту спустить шлюпку, чтобы отправиться на поиски неприятеля, а сам намеревался войти в реку, когда подымется ветер. Так как неприятельское судно было большое, хорошо вооруженное, с многочисленным экипажем, капитан не хотел рисковать своими людьми в начале долгого путешествия.

Шлюпка вскоре исчезла за лесом; часовым внизу, в числе которых находился и я, было разрешено прилечь в тени на палубе. Мы не спали всю ночь, и глаза у нас смыкались от усталости. Я сейчас же уснул. Проснувшись часа через два, я узнал, что шлюпка еще не возвращалась, капитан начал уже тревожиться, как вдруг часовой на мачте крикнул: «Видна наша шлюпка, а за ней идет другая лодка».

Через несколько минут мы увидели, как шлюпка огибала лес; экипаж греб изо всех сил. В следующее мгновение показалась другая лодка, гораздо больших размеров. Стоявший на корме человек поднял ружье и выстрелил в шлюпку. Весло выпало из рук одного из матросов; он упал на скамью. Шлюпка продолжала идти вперед. Прежде чем мы успели выстрелить из пушек, большая лодка повернула назад и снова скрылась за мысом. Видя это, капитан сейчас же приказал готовиться другим лодкам для преследования дерзкого незнакомца. Прежде чем шлюпка подошла к кораблю, лодки были уже на воде.

Лейтенант Уорзи доложил капитану, что шлюпка несколько времени подымалась по реке, не видя неприятельского судна, как вдруг экипаж увидел верхушки мачт над лесистым мысом; из-за него вылетела большая лодка. Раздавшиеся с берега выстрелы предупредили лейтенанта о грозившей шлюпке опасности. Он сейчас же повернул обратно. Напасть на большую лодку было бы безумием при малом количестве людей. «Судно необыкновенно быстроходное, так что лодкам его не догнать; мы с трудом ушли от него», – прибавил лейтенант.

Капитан приказал поднять лодки и еще более утвердился в своем решении ввести корабль в реку. По смелости, с которой лодка собиралась захватить шлюпку, легко было можно судить об экипаже, который или считал себя достаточно сильным, чтобы бороться с военным судном, или предполагал, что мы не осмелимся войти в реку.

Между тем шлюпку с раненым подняли на борт. Он еще дышал, когда его снесли вниз и отдали на попечение доктора, который осмотрел его и сказал, что надежды на выздоровление мало. Экипаж грозился отомстить за него и горел желанием подняться по реке и захватить пиратов.

Мы нетерпеливо ожидали ветра с моря. Якорь был поднят, паруса наготове. Но на стеклянной поверхности океана не было видно ни малейшей ряби.

– Во всяком случае они попали в западню, – заметил Медж, – и должны драться.

– Надеюсь, – ответил я. – Мне хочется видеть хорошее, ожесточенное сражение. Какая будет честь, если неприятель сдастся сразу?!

– Запоешь иную песню, когда вокруг тебя засвистят пули, мальчик, – ответил Медж. – А что касается славы, то ее не приобретешь, если возьмешь в плен негодяя, разбойника. Мне хотелось бы, чтобы это судно сразу пошло ко дну и чтобы нам было как можно меньше хлопот с ним.

Часы летели, а ветер все не подымался. Лейтенант Уорзи заметил, что пиратам удастся, если они захотят, укрепиться на берегу и нам придется брать и укрепление, и судно.

– Это не должно останавливать нас, – заметил капитан, – возьмем сначала корабль, а потом и укрепление.

Наконец на воде показалась легкая зыбь и задул с океана свежий, чистый ветерок. Быстро подняли якорь, и корабль поплыл по руслу к верховьям реки. Берега по обеим ее сторонам были покрыты деревьями, образовывавшими непроницаемые стены зелени, мешавшие нам видеть окрестности. Только вдали поднималось несколько высоких гор.

Мы подвигались медленно, так как ветер был слаб и начался отлив. Вскоре ветер совершенно стих, и нам пришлось стать на якорь. С наступлением вечера с суши подул горячий ветер.

– Нисколько не удивлюсь, если пираты попробовали улизнуть от нас, – сказал Медж. – Нужно хорошенько присмотреть, чтобы остановить их, если они попробуют попытаться удрать. Надеюсь, что попробуют: нам будет удобнее напасть на судно на ходу, чем когда оно стоит на якоре, да еще под прикрытием укрепления.

Было еще довольно светло; Питер и я разгуливали по палубе, так как мы были вахтенными. Вообще мы бывали в каюте только во время еды, так как это место не особенно приятно в жарком климате. На реке стояла еще более удушливая жара, чем на берегу. Я взглянул на берег, находившийся очень недалеко от нашего корабля, и увидел какую-то фигуру, двигавшуюся среди деревьев. Я указал на нее Меджу. Незнакомец подошел ближе, и мы увидели чернокожего безо всякой одежды. Он приложил руку ко рту, крикнул что-то и начал усиленно размахивать руками, как будто желая привлечь наше внимание. Медж послал меня к лейтенанту, который сейчас же велел спустить шлюпку и приказал Меджу подплыть к берегу и узнать, что нужно дикарю. Но тот вдруг обернулся, словно услышав или увидев что-то, бросился в реку и поплыл к нашему кораблю. Медж и я вскочили в лодку. Когда мы подплыли к дикарю, я увидел, что как раз перед нами высунулся из воды темный плавник какой-то рыбы, и сказал об этом Меджу.

– Это акула! – вскрикнул он. – И большая… Она, вероятно, поужинает бедным дикарем.

– Если наши голоса не отгонят ее, – ответил я. Ужас охватил меня при мысли, что мне придется видеть гибель человека. – Кричите, все кричите!

Мы с Меджем стали кричать; экипаж вторил нам изо всех сил. Дикарь только теперь заметил акулу и стал плескаться и отбиваться с громким криком. Бедняге угрожала опасность не только с этой стороны; в то же мгновение на берегу появилось несколько людей с ружьями и начали стрелять в него. К счастью, одна из пуль, предназначенных ему или нам, попала в акулу, только что собиравшуюся броситься на чернокожего.

Ранила ли ее пуля или акула испугалась наших криков, только она вдруг повернулась, ударила хвостом по воде и бросилась от дикаря.

Несмотря на пули, мы пошли вперед. Чернокожий был уже совсем близко от лодки, когда я заметил под водой громадное тело чудовища, скользившего с быстротой молнии. Акула только что подняла голову, когда мы сильным взмахом втащили бедняка в лодку. Огорченная акула в порыве мести вцепилась в одно из весел, но только сломала себе зуб.

Без разговоров Медж повернул шлюпку и направился к кораблю. К счастью, никто из нас не был ранен. Неприятель быстро исчез в кустарнике. Как только мы вышли из линии огня, одна из судовых пушек, заряженная картечью, выстрелила в наших преследователей. Они быстро отступили; не знаю, были ли между ними раненые.

Когда шлюпка подошла к кораблю, дикарь вскочил на палубу с ловкостью, показывавшей, что он нисколько не пострадал ни от бега, ни от купания. Он стоял перед нами совершенно нагой. Один старый матрос, находивший, вероятно, что в таком виде неприлично появляться на палубе британского морского корабля, принес ему парусиновые штаны. Дикарь, улыбаясь, надел их, отряхнул воду со своей курчавой головы и с самым спокойным видом подошел туда, где стоял командир с остальными офицерами.

– Я – Дикки Попо, сэр, – заговорил он на ломаном английском языке, – я – британский верноподданный, некогда служил его величеству, но охотники за неграми схватили меня, увезли и продали еще худшим, чем они, негодяям. Они взяли меня на корабль вместе с другими невольниками; а потом еще один негодяй взял нас на «Морского ястреба». Я заметил что-то неладное, когда они поднялись по реке и стали на якорь в мелкой воде. Вот я и задумал убежать на английский корабль. Под этим флагом я в безопасности, – прибавил он, указывая на развивавшееся на флагштоке знамя.

Видя, что Дикки Попо порядочно понимает по-английски, капитан стал подробнее расспрашивать его о неприятельском судне. «Морской ястреб» из Гаваны – такое же большое судно, как наша «Героиня». Матросов на нем столько же, сколько у нас, а пушек на две больше, так что противник оказывался опасный.

Дикки Попо рассказывал, что пираты уже захватили один корабль со ста пятьюдесятью невольниками и теперь подстерегают другой; мы помешали им, и теперь пираты обратились к капитану захваченного судна и уговорили его помочь им в случае нашего нападения. На берег с обоих кораблей спустили людей и пушки; послали самых сильных невольников, чтобы строить укрепления. Узнав, что в реку вошел наш корвет, Дик воспользовался случаем и бежал с работ, надеясь добраться до нас и сообщить о приготовлениях к нашему приему.

Выражение лица Дики понравилось мне; я сразу поверил в его честность. На военном корабле с ним хорошо обращались; благодаря службе он избавился от рабства. Дикки был искренне благодарен англичанам и хотел на деле доказать свою благодарность.

Капитан не намеревался изменить своего решения.

– Я знаю, что могу вполне положиться на наших молодцов, – сказал он, – они свято исполнят свой долг и будут храбро бороться против наших низких врагов, – заметил он мистеру Уорзи.

– Без сомнения, сэр, – ответил лейтенант, – и надеюсь, что нам нетрудно будет овладеть неприятельским судном, несмотря на батарею на берегу и на помощь рабовладельческого судна.

Вскоре наступила ночь. Командир выразил мнение, что пираты попробуют ускользнуть от нас, несмотря на воздвигнутые укрепления, и выйти в море, пользуясь темнотой. Поэтому было отдано приказание зорко следить за неприятелем, поднять якорь, а часовым лечь внизу на палубе, чтобы быть наготове к отплытию. Выслана была также шлюпка, чтобы сообщить, если неприятель двинется.

Большая часть ночи прошла спокойно; кончалась уже вторая вахта, когда послышались удары весел и шлюпка подошла к кораблю.

– Судно идет вниз по течению и скоро поравняется с нами, – сказал командир шлюпки. – Они надеются проскользнуть незамеченными.

Капитан сейчас же велел поднять паруса, и мы направились на середину реки. Через минуту мы увидели высокие мачты разбойничьего корабля, спускавшегося по течению в нескольких сотнях ярдов от нас. Капитан немедленно отдал приказание начать стрельбу. Неприятель отвечал. Вскоре он поравнялся с нами, а затем мы прошли перед его кормой так близко, что чуть было не потопили его судно, и дали залп. В нас же попало не более двух-трех выстрелов, не причинивших материального убытка.

На палубе неприятельского судна раздались крики и стоны; очевидно, наш огонь произвел там страшный переполох. Мы отошли назад, быстро обошли судно с другой стороны и снова дали залп. Неприятель отвечал слабым огнем; по-видимому, многие из его людей были убиты или ранены. Мы на всех парусах обогнули судно; капитан намеревался круто повернуть к носу корабля и дать новый залп, как вдруг с палубы раздался голос, кричавший на ломаном английском языке:

– Мы сдаемся – мы спускаем флаг, не стреляйте, не стреляйте!

– Бросьте якорь, я не верю вам! – крикнул капитан.

До нас доносились громкие голоса. Очевидно, шел спор на испанском языке. Мы держали курс с подветренной стороны,

– Стой! Брасопить реи! – крикнул громко капитан, чтобы испанцы расслышали его. – Сдавайтесь, не то я начну стрелять.

– Да, да, – ответил чей-то голос.

Сквозь шум, царивший на палубе неприятельского судна, мы расслышали всплеск воды от падающего якоря и звук спускаемого каната. Корабль медленно повернулся по течению. Неприятель оказывался вполне в нашей власти.

Мы убрали паруса, спустили две шлюпки. Командиром одной был мистер Уорзи, другой – Питер Медж. Экипаж был хорошо вооружен. Я отправился в шлюпке лейтенанта.

Без сопротивления мы подошли к неприятельскому кораблю и быстро вошли на палубу. При свете фонарей я увидел картину, никогда не представлявшуюся моему воображению. При первом же шаге я споткнулся и чуть было не упал. Когда я взглянул под ноги при свете фонаря, то увидел, что стою буквально в крови. Более двадцати трупов неподвижно лежали на палубе; несколько человеческих фигур стояло вокруг мачт или прислонялось к пушкам, перевязывая раны. Одна группа в мрачном безмолвии стояла в отдалении, ожидая нас, тогда как остальной экипаж собрался на передней части палубы. По одежде мы узнали в первой группе офицеров.

– Где капитан корабля? – спросил лейтенант Уорзи.

Один из офицеров показал на лежавший между пушками труп с оторванной рукой.

– Бедняга! – заметил лейтенант. – Ему не придется отвечать за свои прегрешения. А теперь командиром вы?

Офицер наклонил голову и, подойдя ближе, протянул свою шпагу.

– Возьмите его оружие, – сказал лейтенант, оборачиваясь к одному из матросов, – и обезоружьте остальных. Я не возьму шпаги у пирата, он не морской офицер.

Экипаж был скоро обезоружен; по приказанию лейтенанта наши матросы связали руки пиратам. На подмогу подоспел Питер Медж со своими людьми. Мистер Уорзи окликнул нас и попросил прислать докторов, чтобы помочь раненым.

Пока доктора перевязывали раненых, мы собирали трупы. Их оказалось двадцать пять; после осмотра врача мы выбросили их в море.

Нераненых пленных отдали под стражу, а раненых снесли в большую красивую каюту. Однако все не поместились там, и потому некоторых пришлось положить на тюфяках, какие нашлись на верхней палубе, где содержались невольники.

К тому времени, как все эти распоряжения были закончены, уже рассвело. Двадцать отобранных людей остались вместе с помощником врача на неприятельском корабле под командой младшего лейтенанта. Я обрадовался, когда мне приказали вернуться на корвет: все виденное мной потрясло меня до глубины души.

Только что я спустился на палубу, с верховьев реки послышался громкий звук тамтама и рогов и целый флот больших лодок поспешно направился к нам. Казалось почти невозможным, чтобы они решились напасть на английский военный корабль; но по жестам экипажей, по ходу судов, очевидно, таково было их намерение. Вероятно, услышав выстрелы, экипажи лодок, привыкшие считать свое судно самым могущественным в мире, предположили, что оно одержало победу. Увидев, что оно стоит на якоре у нашей кормы, люди перестали было грести, но вскоре ободрились и поплыли дальше; с громкими криками они еще громче били в тамтам, чтобы запугать нас прежде, чем пойти на абордаж.

– Стреляйте через их головы, – сказал командир. – Покажем невеждам-дикарям, что с нами нельзя шутить.

После первого залпа лодки поплыли назад со всей быстротой, с которой мог грести черный экипаж, употреблявший все усилия чтобы сойти с линии огня, и вскоре исчезли в той стороне, откуда появились.

Нам предстояло еще одно дело: взять или уничтожить шхуну с невольниками, о которой говорил Дикки Попо. Так как плавание по реке было очень опасно, то командир, не желая рисковать кораблем, решил послать шлюпки. Три шлюпки были отправлены под начальством мистера Уорзи, с которым отправился и я; на носу капитанского катера была шестифунтовая пушка, остальные суда были вооружены фальконетами. Скоро мы увидели неприятельские лодки, шхуна стояла дальше на якоре.

Одного залпа из нашей пушки было достаточно для того, чтобы все люди поспешно отправились вверх по реке. Попо, взятый с нами, чтобы указать, где находится вражеская батарея, крикнул:

– Вот! вот она!

Едва он успел проговорить эти слова, как пули просвистали над нашими головами. По приказанию лейтенанта мы выскочили на берег и через несколько секунд карабкались на батарею. Испанцы и чернокожие быстро убежали в густые леса. Большинство их спаслось от наших выстрелов, так как лейтенант не позволил матросам преследовать их.

Мы испортили пушки на батарее неприятеля, сели снова в шлюпки и направились к шхуне. Но едва мы отъехали от берега, как заметили густой дым, выходивший из ее люков. Мы думали подплыть к судну, чтобы затушить пожар, но было уже поздно, и лейтенант велел грести обратно. Мачты и палуба судна взлетели на воздух, обломки их падали вокруг нас. Еще несколько минут бушевало пламя, потом корпус шхуны исчез под водой. Не знаю, что случилось с несчастными невольниками…

При попутном ветре мы вернулись с нашей добычей к корвету и вышли к устью реки.

Пользуясь благоприятной погодой, мы без труда вышли в море и вскоре увидели парусное судно, направлявшееся к берегу. То был фрегат командира порта, который узнал о появлении пиратов и отправился навстречу им. Он наговорил любезностей нашему командиру и, к великому нашему удовольствию, избавил нас и от наших пленных, и от нашей добычи, отдав нам приказание продолжать наш путь к западу.

Дикки Попо остался у нас и сделался общим любимцем как офицеров, так и солдат.

Только впоследствии узнал я о судьбе «Морского ястреба» и оставшегося в живых его экипажа.