Текст книги "Миссис Крэддок. Покоритель Африки"

– Бедняга, – сокрушенно промолвила мисс Гловер. – Должно быть, он ужасно страдал.

– Он держался как мужчина.

Мисс Лей поджала губы так, что они превратились в одну тонкую ниточку.

– И когда же Крэддок намеревается выполнить ваше нелепое указание, доктор Рамзи? – спросила она.

– Он сказал, что сегодня приглашен к вам на ленч и воспользуется этим случаем, чтобы просить Берту освободить его от клятвы.

– Идиот! – пробормотала мисс Лей вполне отчетливо.

– А я считаю, что мистер Крэддок повел себя весьма благородно, – сказала мисс Гловер, – и я обязательно скажу ему об этом.

– Я имела в виду не мистера Крэддока, – процедила мисс Лей, – а доктора Рамзи.

Мисс Гловер бросила взгляд на почтенного доктора, ожидая увидеть его реакцию на грубость, но в эту секунду дверь отворилась и в гостиную вошла Берта. Мисс Лей мгновенно уловила ее настроение. Берта явно не впала в отчаяние, слез не было и следа, но щеки раскраснелись ярче обычного, а губы были плотно поджаты. Тетушка без слов поняла, что племянница не на шутку рассержена. Тем не менее Берта моментально стерла с лица гневное выражение и поздоровалась с гостями, сияя приветливой улыбкой.

– Мисс Гловер, как мило, что вы к нам зашли! Как поживаете, доктор Рамзи? Кстати, вынуждена вас попросить впредь не вмешиваться в мои личные дела.

– Голубушка, – встряла мисс Гловер, – это ради вашего же блага.

Берта посмотрела на сестру викария, и ее щеки запылали еще сильнее.

– А, вижу, вы обсуждали эту тему. Прелестно! Эдвард просил меня расторгнуть помолвку.

Доктор Рамзи удовлетворенно кивнул.

– Но я отказала!

Доктор подскочил на стуле, а мисс Гловер, заломив руки, ахнула.

Это был один из тех редких случаев в жизни, когда мисс Лей позволила себе в открытую расхохотаться. Берта уже просто светилась от счастья.

– Он притворился, что хочет разорвать наши отношения, но я и слушать не стала этот вздор.

– То есть, когда мистер Крэддок попросил тебя дать ему свободу, ты ответила отказом? – изумился доктор.

– Вы вправду надеялись, что я позволю вам разрушить мое счастье? – презрительно проговорила Берта. – Мне стало известно о ваших происках, доктор Рамзи. Бедный мальчик, он счел, что честь не велит ему воспользоваться моей неопытностью. Я повторила Эдварду то, что повторяла миллион раз: я его люблю и не могу жить без него. Стыдитесь, доктор Рамзи! На что вы рассчитывали, вставая между мной и Эдвардом?

Последние слова Берта произнесла с большим жаром и теперь тяжело дышала. Доктор Рамзи оторопел, а мисс Гловер, которая подумала, что такие речи не к лицу молодой девушке, опустила глаза. Мисс Лей следила за всеми троими цепким взглядом.

– Вы на самом деле думаете, что мистер Крэддок в вас влюблен? – наконец произнесла мисс Гловер. – По-моему, если бы это было правдой, он не отказался бы от вас так легко.

Мисс Лей улыбнулась: ей показалось забавным, что это ангельски-кроткое создание выступило со столь коварным, поистине макиавеллиевским предположением.

– Эдвард предложил расстаться как раз потому, что дорожит мной, – с гордостью ответила Берта. – И за этот поступок я люблю его в тысячу раз сильнее.

– Положительно, у меня уже нет никакого терпения! – воскликнул доктор Рамзи, не в силах дольше сдерживаться. – Он женится на тебе из-за денег!

Берта издала короткий смешок. Стоя у камина, она повернулась к зеркалу и посмотрела на свои руки, покоящиеся на краешке каминной полки: узкие, изящные, с тонкими пальчиками и ногтями нежнейшего розового оттенка – самые восхитительные руки в мире, созданные для ласк. Зная их красоту, Берта не носила колец. Она подняла взор и оглядела свое отражение. Сперва ее взгляд задержался на темно-карих глазах, в которых то теплился, то ярко вспыхивал огонь любви; затем двинулся дальше, к аккуратным розовым ушам, похожим на раковины. Глядя на них, возникало ощущение, что нет более благодатного материала для кисти художника, нежели человеческое тело. Волосы были тоже темными, невероятно густыми – Берта с трудом укладывала их в прическу – и волнистыми. Эти волосы хотелось потрогать, запустить в них руки, почувствовать их восхитительную шелковистую мягкость. Берта поправила выбившуюся прядь – пусть говорят что угодно, но волосы у нее великолепные.

Берта и сама удивлялась своей смуглости: оливковая кожа заставляла вспомнить юг с его обжигающими страстями. Цветом лица – необычайно чистым и прозрачным – Берта напоминала женщин Умбрии. Один портретист как-то сказал ей, что в цвете ее кожи присутствуют все краски солнечного заката – те, что видны по краям, где великолепие заходящего светила сливается с небом. Кожа на лице Берты отливала сотней мягких оттенков: кремовых и молочно-белых, мерцала бледной желтизной, какую можно видеть в самой сердцевине розы, и тончайшим намеком на зелень молодой листвы, и при этом словно бы светилась изнутри жемчужным сиянием.

Берта посмотрела на свои полные алые губы, чувственные и влекущие; любой испытал бы томление только при мысли о том, как, должно быть, сладки поцелуи этих уст. Молодая женщина улыбнулась своему отражению и увидела ровные блестящие зубы. Критический осмотр собственных черт заставил щеки Берты порозоветь, и румянец еще сильнее оттенил великолепную белизну лица. Она медленно обернулась и поймала на себе три внимательных взгляда.

– По-вашему, мужчина не может влюбиться в меня из-за меня самой? Славное же у вас мнение обо мне, любезный доктор.

Мисс Лей сочла, что со стороны Берты весьма дерзко таким образом игнорировать мнение двух дам, причем незамужних, однако не высказала этого вслух. Тетушка перевела глаза с точеной мраморной шеи племянницы на столь же прекрасные руки и стройную фигуру.

– Милая, ты просто красавица, – с улыбкой произнесла она.

Доктор Рамзи окончательно вышел из себя.

– Боже, мисс Лей, неужели вы ничего не можете сделать, чтобы предотвратить это безумие?

– Дорогой доктор, у меня достаточно забот с устройством собственной жизни, не заставляйте меня лезть еще и в чужую.

Глава VI

Берта целиком и полностью отдалась любовному наслаждению. Ее сангвинический темперамент не позволял заниматься чем-либо наполовину, и теперь она даже не трудилась скрывать свои чувства. Любовь была безбрежным морем, в которое Берта отважно бросилась, не раздумывая, выплывет или утонет.

– Я такая глупенькая, – говорила она Крэддоку. – У меня в голове до сих пор не укладывается, что раньше люди тоже любили. Жизнь для меня словно только сейчас началась.

Самая короткая разлука с ним была для Берты невыносима. С раннего утра она жила ожиданием ленча, на который Эдвард приходил в Корт-Лейз, после чего провожала его назад на ферму. Дальше день тянулся бесконечно, и Берта считала часы до новой встречи с возлюбленным. Зато какое блаженство она испытывала, когда по вечерам, закончив работу, Крэддок приходил к ней и они садились рядышком у камина, чтобы поболтать! Берта нарочно не включала лампу, и единственным источником освещения было мягкое перемежающееся свечение углей. За исключением маленького пятачка, где они сидели, комнату окутывала темнота, а багряное пламя бросало отблеск на лицо Эдварда и порождало причудливые тени. Берта с обожанием смотрела на его правильные черты лица и кудрявые волосы, заглядывала в серые глаза. Ее страсть не знала границ.

– Закрой глаза, – шептала она и покрывала поцелуями смеженные веки, медленно приникала губами к его губам, и мягкое соприкосновение заставляло ее трепетать и тихонько смеяться.

Она зарывалась лицом в его одежду, вдыхая крепкие запахи деревни, которые всегда приводили ее в восхищение.

– Чем ты занимался сегодня, милый?

– Сейчас на ферме не много дел. Мы только вспахивали землю и убирали корнеплоды.

Берту завораживало, когда Крэддок рассказывал о сельском хозяйстве, она могла слушать его часами. Каждое слово Эдварда казалось пленительным и новым. Она не сводила с Крэддока глаз, и хотя ей нравилось его слушать, чаще просто наблюдала за мимикой, не вникая в смысл фраз. Эдварда порой озадачивала абсолютно счастливая улыбка, игравшая на лице Берты, в то время как он говорил о способах дренирования почвы. Тем не менее она действительно интересовалась его делами и никогда не забывала спросить, поправился ли захворавший бычок. Ей было приятно представлять сильного человека, подчинившего себе крупных животных, и от этой мысли у нее самой напрягались мускулы. Берта решила выучиться верховой езде, теннису и гольфу, чтобы разделять с будущим мужем его увлечения. Собственные достоинства казались ей смехотворными и даже уничижительными. Глядя на Эдварда Крэддока, она осознавала, что человек – действительно царь природы. Берта смотрела, как он широким шагом идет по полю, раздает указания работникам, четко зная, что и как нужно делать, – мужественный, бесстрашный и свободный. Поразительно, сколько прекрасных качеств она находила, изучая его профиль.

Крэддок рассказывал о людях, которых нанимал на работу, и Берта не представляла себе большего счастья, нежели иметь такого хозяина, как Эдвард.

– Я бы хотела быть молочницей у тебя на ферме, – сказала она.

– Я не держу молочниц. У меня работает молочник – от него больше толку.

– Сокровище мое! – воскликнула Берта. – Какой же ты практичный!

Она взяла руки Эдварда в свои и принялась разглядывать.

– Знаешь, иногда я тебя боюсь, – со смехом призналась она. – Ты такой сильный, что рядом с тобой я чувствую себя совершенно беспомощной.

– Боишься, что я стану тебя колотить? – улыбнулся Крэддок.

Берта посмотрела ему в глаза, потом вновь опустила взгляд на крепкие руки, которые все еще держала в ладонях.

– Пожалуй, я бы не возражала. Наверное, я только полюбила бы тебя еще больше.

Крэддок расхохотался и поцеловал ее.

– Я не шучу, – настаивала Берта. – Теперь я понимаю тех женщин, которые питают слабость к грубым дикарям. Общеизвестно, что некоторые жены готовы сносить что угодно от своих мужей, и чем более жестоко те себя ведут, тем сильнее бедняжки к ним привязываются. Полагаю, мне бы это тоже понравилось. Правда, я ни разу не видела тебя в гневе, Эдди. Какой ты, когда разозлишься?

– Я никогда не злюсь, – ответил Крэддок.

– Мисс Гловер сказала, что у тебя лучший характер на свете. Меня пугает список твоих совершенств!

– Не ожидай от меня чересчур многого, Берта. Я совсем не идеальный человек.

– Это хорошо, – улыбнулась Берта. – Мне не нужен идеал. Разумеется, у тебя тоже есть недостатки, хоть я их пока не замечаю. А когда замечу – ты станешь для меня еще ближе. Говорят, если женщина влюбляется в уродливого мужчину – уродство делает его лишь более привлекательным, так что я полюблю твои недостатки, как и все остальное, что есть в тебе.

Некоторое время они сидели молча, и тишина была еще более чарующей, чем беседа. Берта так бы и покоилась в объятиях Крэддока целую вечность; она забыла, что скоро даст о себе знать его здоровый аппетит и он расправится с солидной порцией еды.

– Дай я посмотрю на твои руки, – попросила она.

Берта любила его руки. Крупные, грубо вытесанные, задубевшие от работы и ветра, они казались ей в десять раз красивее, чем изнеженные руки горожанина. Она находила их сильными и невероятно мужественными; они напоминали Берте скульптурную руку из итальянского музея, вырезанную из порфира и почему-то незаконченную – необработанные линии создавали то же впечатление скрытой внутри силы. Руки Эдварда также вполне могли быть руками полубога или античного героя. Берта распрямила у себя на ладони его длинные сильные пальцы. Крэддок смотрел на нее со смесью удивления и радости; он чувствовал, что почти не знает девушку. Поймав его взгляд, она с улыбкой наклонилась и поцеловала повернутые кверху ладони. Ей хотелось подчиниться этому большому мужчине, быть покорной и смиренной. Она с радостью стала бы рабой Крэддока и была бы счастлива выполнять для него самую черную работу. Берта не знала, как выразить всю глубину своей страсти.

Берте нравилось ходить в Блэкстебл под руку с женихом и ловить на себе взгляды окружающих – она знала, какое любопытство вызывает у них предстоящий брак. Пусть себе удивляются, что она выбрала Эдварда Крэддока, которого они знают всю жизнь. Берта гордилась возлюбленным, гордилась тем, что вскоре станет его супругой.

Как-то раз, когда выдался особенно теплый для конца осени день, Берта отдыхала на приступке у изгороди, а Крэддок стоял подле нее. Влюбленные не разговаривали и лишь взирали друг на друга в безмолвном обожании.

– Смотри-ка, – вдруг сказал Крэддок. – Вон идет Артур Брандертон. – Он бросил беспокойный взгляд на Берту, потом огляделся по сторонам, словно желая избежать встречи.

– Кажется, он недавно вернулся из поездки? – спросила Берта. – Я давно хотела с ним поболтать. – Она явно была не прочь продемонстрировать своего кавалера всему свету. – Добрый день, Артур! – поздоровалась она, когда молодой человек приблизился.

– Да это же Берта Лей! А, Крэддок.

Брандертон покосился на Эдварда, недоумевая, что тот делает в обществе мисс Лей.

– Мы ходили пешком в Линхэм, и я немного устала.

– А-а.

Брандертону-младшему показалось чудным, что хозяйка Корт-Лейз прогуливается вместе с Крэддоком.

Берта звонко рассмеялась.

– Ах, Эдвард, он же не знает! Единственный человек в округе, до которого еще не дошла новость.

– Что за новость? – осведомился Брандертон. – Я всю неделю провел в Йоркшире у зятя.

– Мы с Эдвардом женимся.

– Что, правда? Боже милостивый!

Брандертон посмотрел на Крэддока, затем неуклюже пробормотал положенные поздравления. Известие ошеломило молодого джентльмена, и, заметив это, Крэддок покраснел, ведь изумление Брандертона явно вызвал тот факт, что Берта снизошла до брака с безродным голодранцем.

– Рассчитываю получить приглашение на свадьбу, – произнес Брандертон, чтобы скрыть свое смущение.

– Церемония будет совсем скромной – только мы, доктор Рамзи, моя тетя и шафер Эдварда.

– Значит, мне нельзя прийти?

Берта бросила быстрый взгляд на Эдварда. Ей было неприятно думать, что дружкой жениха будет человек из простонародья. Если на то пошло, она – не кто-нибудь, а мисс Лей. Кроме того, Берта уже убедилась, что некоторые друзья ее будущего мужа не годятся для приличного общества. Теперь ей представился удобный случай преодолеть эту трудность.

– Боюсь, что нет. Разве что вы попросите Эдварда возложить на вас почетную должность шафера.

Предложение Берты поставило обоих мужчин в неловкую ситуацию. Артур Брандертон вовсе не горел желанием оказывать Крэддоку одолжение. «Разумеется, – думал он, – Крэддок хороший малый и отличный спортсмен, но в женихи Берте Лей не годится». Крэддок молчал, понимая, какие чувства испытывает Брандертон. Однако последний все же имел представление об учтивости, поэтому первым нарушил возникшую паузу.

– Крэддок, вы уже выбрали себе шафера? – спросил он. Ничего другого на ум ему не пришло.

– Нет… Как-то не задумывался об этом.

Поймав взгляд Берты, Брандертон вдруг понял, чего она хочет и с чем связано ее желание.

– Возьмете меня? – быстро произнес он. – Смею утверждать, у меня хватит соображения справиться со всеми обязанностями.

– С большим удовольствием, – отозвался Крэддок. – Вы очень любезны.

Брандертон вновь посмотрел на Берту, та одарила его признательной улыбкой. Он видел, что девушка довольна.

– Где вы собираетесь провести медовый месяц? – спросил Артур для поддержания разговора.

– Не знаю, – ответил Крэддок. – У нас пока не было времени подумать об этом.

– Да, с планами у вас сплошная неопределенность.

Брандертон распрощался с влюбленной парой – напоследок Берта благодарно стиснула ему руку – и ушел.

– Неужели ты и вправду не думал про наше свадебное путешествие, глупыш? – ласково обратилась Берта к Крэддоку.

– Нет.

– Зато я подумала и уже все решила. Мы отправимся в Италию. Я покажу тебе Флоренцию, Пизу и Сиену. Поездка выйдет волшебная! Мы не поедем в Венецию, этот город слишком сентиментален. Не могут же приличные люди в конце девятнадцатого века предаваться любви в гондолах! О, и я так мечтаю побывать с тобой на юге, под лазурным небом и бесчисленной россыпью ночных звезд.

– Я никогда не выезжал за границу, – заметил Крэддок без особого воодушевления.

Энтузиазма Берты, однако, хватало на двоих.

– Знаю, знаю. Я с радостью открою для тебя новые места и буду наслаждаться их красотой еще сильнее, чем раньше, ведь ты увидишь их впервые! Мы можем провести там полгода.

– Что ты, это невозможно! – воскликнул Крэддок. – Как же я брошу хозяйство?

– Бог с ним, с хозяйством. Речь о нашем медовом месяце, sposo тio[15]15
  Здесь: муженек (ит.).


[Закрыть].

– Я не смогу пробыть в отлучке дольше двух недель.

– Что за вздор! Нельзя же поехать в Италию на две недели. На ферме обойдутся и без тебя.

– Тем более в январе и феврале, когда должны ягниться овцы!

Крэддок не хотел огорчать Берту, но, с другой стороны, понимал, что половина ягнят просто погибнет, если он лично не проследит за их появлением на свет.

– Нет, ты должен поехать, я так мечтала об этом.

Некоторое время Крэддок стоял с несчастным видом, опустив голову.

– Может, хватит хотя бы месяца? – поднял он глаза на Берту. – Я сделаю все, как ты захочешь.

То, что ее план пришелся Крэддоку явно не по душе, поразило Берту. Она настаивала на своем только потому, что он сопротивлялся, но как только Эдвард проявил уступчивость, Берта мгновенно раскаялась в собственном упрямстве.

– Какая же я эгоистка! – воскликнула она. – Эдди, я совсем не хочу, чтобы ты страдал. Я думала, что тебе будет интересно отправиться в путешествие, и так чудесно все распланировала. Нет, мы не поедем за границу; ненавижу Италию. Давай лучше на две недели съездим в Лондон, словно парочка настоящих провинциалов.

– Да тебе это не понравится!

– Еще как понравится. Я люблю все, что любишь ты. Какая разница, куда ехать, лишь бы вместе с тобой. Ты ведь не сердишься на меня, душа моя, нет?

Мистер Крэддок недвусмысленно дал понять, что не сердится.

Мисс Лей вопреки своей воле и по инициативе мисс Гловер оказалась вовлечена в благотворительную деятельность и теперь вязала детские носочки (как самые маленькие предметы одежды, которые могла изготовить). Когда Берта сообщила тетушке об изменившихся намерениях, та уронила петлю. Мисс Лей благоразумно промолчала, а про себя подумала, не ждать ли конца света. Планы племянницы рушатся, будто песочные замки, а она и довольна! Месяц назад Берта скорее переплыла бы море и одолела самую высокую горную кручу, нежели отказалась бы от завладевшей ею мысли. Воистину любовь – это умелый фокусник, который делает из льва агнца с той же легкостью, с какой превращает шейную косынку в цветочный горшок! Мисс Лей начала испытывать к Эдварду Крэддоку неподдельное уважение.

Последний, расставшись с Бертой, по дороге домой встретил линхэмского викария. Мистер Гловер был высоким угловатым мужчиной, худощавым, румяным и светловолосым. Он представлял собой несколько женоподобную копию своей сестры, но при этом распространял вокруг себя ощутимый запах антисептиков; мисс Лей божилась, что он пересыпает свою одежду йодоформом и каждый день принимает ванну с карболкой. Викарию было за сорок, он был энергичен, доброжелателен и ненавидел диссентеров.

– А, Крэддок, я как раз хотел с вами поговорить.

– Надеюсь, не насчет оглашения бракосочетания? Мы женимся по специальному разрешению[16]16
  Специальное разрешение – разрешение на венчание без оглашения имен вступающих в брак, в неустановленное время или в неустановленном месте.


[Закрыть].

Как многие сельские жители, Эдвард находил священников забавными (дескать, не стоит на них обижаться, поскольку духовный сан – единственная шутка в их жизни) и имел привычку относиться к викарию с большей долей юмора, нежели проявлялась у него в других сферах жизни. Викарий расхохотался: одна из лучших черт сельского духовенства состоит в том, что они искренне радуются шутливости своих прихожан.

– Стало быть, свадьба – дело решенное? Молодой человек, да вы просто счастливчик!

Крэддок взял мистера Гловера под руку с безотчетным дружелюбием, которое позволяло ему завоевывать расположение множества людей.

– Да, я счастливчик, – подтвердил он. – Понимаю, людям кажется странным, что Берта выходит за меня замуж, но… Мы с ней очень привязаны друг к другу, и я постараюсь сделать для нее все, что в моих силах. Сами знаете, викарий, я никогда не был бездельником и гулякой.

– Верно, юноша, – ответил викарий, тронутый откровенностью Крэддока. – Всем известно, что вы – человек надежный.

– Конечно, она могла бы выйти за мужчину с более высоким положением, однако я постараюсь сделать ее счастливой. Кроме того, у меня в отличие от других нет никаких секретов. Я почти так же чист перед Бертой, как и она передо мной.

– Не многие могут этим похвастаться, – заметил викарий.

– Прежде я не любил ни одной женщины, а что до… остального – ну да, я молод и иногда езжу в город, но мне самому всегда от этого тошно. Сельская жизнь и тяжелый труд – первое средство против всякой скверны.

– Очень рад слышать от вас эти слова, – сказал мистер Гловер. – Желаю вам счастья и верю, что оно у вас будет.

Викарий почувствовал слабый укол совести: поначалу он и сестра назвали этот союз mesalliance[17]17
  Неравный брак (фр.).


[Закрыть] (произношение у обоих было ужасное), и только осознав его неизбежность, почувствовали, что в их отношении к предстоящему событию не хватает христианской терпимости. Прощаясь, мужчины пожали друг другу руки.

– Надеюсь, вы не против, что я излил перед вами душу, – промолвил Крэддок. – В некотором роде это ведь ваша работа. Примерно о том же я хотел сказать мисс Лей, да все никак не получалось.