Текст книги "Соучастники"

Глава 12

Двадцать минут спустя я сидела напротив Хьюго Норта в шикарном баре: я часто проходила мимо него, но внутрь не заходила ни разу. Я предполагала, что меню там мне не по карману, и оказалась права. Но в тот день я утопала в мягком бархате высокого кресла и покручивала бокал с мартини за двадцать долларов (этот напиток я заказывала редко и подумала, что должна это сделать, раз платить не мне). Я пыталась скрыть свое воодушевление и любопытство за приятным, профессиональным поведением. Хьюго Норт, напоминала я себе, – обычный человек, хоть и миллиардер.

Хьюго дружески улыбнулся.

– Ну что же, Сара, расскажи, как ты стала работать с Сильвией и Зандером?

Забавно, все всегда говорят, что ты “работаешь с” кем-то, а не “работаешь на” кого-то. Пусть даже все понимают, кто главный, а кто на побегушках.

– Да как-то так вышло, – сказала я с деланной небрежностью. – Увидела в университете объявление о том, что они ищут стажера, и связалась с ними. Повезло, наверное.

– Я уверен, что дело не только в везении. Ты, наверное, прекрасно себя проявила, – сказал он. – Что там, мало было студентов, которым бы до смерти хотелось с этой парочкой поработать?

Я представила себе ту бумажку, много лет назад сложенную вчетверо и от греха подальше засунутую в рюкзак, чтобы больше никто не увидел.

Хьюго продолжал:

– Ну, у меня правило – знать тех, с кем я работаю, особенно самых ценных членов команды. А ты как раз из них. У меня такое чувство, что ты в офисе – оплот, на который Сильвия с Зандером всегда полагаются.

Это поощрение меня ободрило: меня назвали “членом команды”, в кои-то веки сказали доброе слово о моей роли в компании.

В медном ведерке со льдом охлаждалась бутылка “Моэта”. Хьюго налил себе еще бокал.

– Итак, Сара, – сказал он. – Ты уж пять лет как верная коллега Сильвии и Зандера. Ты явно знаешь, как делаются фильмы. И понимаешь, как в киноиндустрии все организовано.

Я кивнула и пригубила мартини; мне не терпелось услышать больше.

– Род моей деятельности таков, – говорил Хьюго, – что я привык приобретать предприятия, находить их сильные стороны. А с молодыми талантами не сравнится ничто. Столько надежд, столько воли к серьезной работе. Пестуй их – и компания может воспарить. Стесни их – и компания тоже пострадает.

Он подался вперед, руки на коленях, и заглянул своими зелеными глазами в мои.

– Скажи, Сара, чего ты, со всеми своими знаниями, со всей своей страстью к кино, действительно хочешь достигнуть?

Я была ошеломлена этим откровенным вопросом. Прямо в лоб – о моих сокровенных чаяниях. Мне казалось, что в киноиндустрии принято скрывать свои профессиональные амбиции под видимостью солидарности. Я колебалась.

– Ну же, Сара, – сказал Хьюго. – Я тебя не осужу. Мне нравится амбициозность и мне нравится, когда у человека большие помыслы. Зачем скрывать свои цели, если я хочу одного – тебе помочь?

Я не знала, сколько выдавать, но радовалась такому случаю – без обиняков поговорить с вышестоящим.

– Ну, я… Мне нравится работать в паре с Сильвией и принимать участие в продюсировании, – начала я. – Поэтому я бы хотела когда-нибудь сама продюсировать фильмы.

Больше я ничего не сказала, но постоянное выполнение распоряжений Сильвии начинало меня обременять. Возможно, Хьюго это почувствовал.

Он понимающе улыбнулся, не сводя с меня своих глаз с густыми ресницами.

– Это, наверное, захватывающая перспектива – видеть, как потихоньку получается фильм. Ты, значит, хочешь сама продюсировать фильмы. Больше не быть на вторых ролях. Что же, я уверен, что ты превосходно с этим справишься.

– Правда? – спросила я. В его комплименте мне послышались нотки пренебрежения и необязательности.

Хьюго, казалось, не ожидал, что его слова будут подвергнуты сомнению. Его глаза засияли от неожиданного удовольствия. Я не знала, стоит ли продолжать, но мне хотелось дать ему понять, что я не какая-то там прислуга.

– Ну, – продолжала я непринужденным тоном, – вы же меня почти не знаете. Звучит все это очень мило, но… Какие у вас есть основания полагать, что из меня выйдет хороший продюсер?

Хьюго, прищурившись, посмотрел на меня, потом рассмеялся.

– Ого, да тебе пальца в рот не клади!

Он потянулся и похлопал меня по запястью.

– Во-первых – это. То, что ты готова спросить с меня за слова, которые можно было бы счесть фальшаком. Ты учишься у Сильвии – это видно.

Я кивнула, но про себя буркнула. Снова Сильвия.

– Не считая того факта, что ты умная и работящая, а и то и другое совершенно очевидно. И того, что ты знаешь, что нужно для хорошего фильма… Тебя нельзя задурить внешней стороной дела. Ты в киноиндустрии не ради нее.

Довольная, я откинулась, держа бокал с мартини.

– Что вы имеете в виду?

– Поверь, великое множество молодых женщин с надеждами оказываются в ней с одной целью – стать звездами или поближе к ним подобраться. Или, прости за выражение, с ними трахаться. Но тебя это не интересует, сразу видно. Ты в ней ради фильмов. Из-за любви к кино. И поэтому однажды из тебя получится великолепный продюсер.

– Думаете? – спрашиваю я.

– Не сомневаюсь. И я могу помочь тебе стать им – если ты действительно этого хочешь.

Его слова витали в воздухе, искушая меня, но я все равно колебалась.

– Скажи-ка, во сколько обходится работа продюсерской компании – ежемесячно?

Я на мгновение задумалась, припоминая бухгалтерию компании и слегка ее приукрашивая.

– Ну, в прежнем состоянии, пока вы не подключились, выходило около пятнадцати тысяч в месяц.

– Это что, меньше двухсот в год? – Хьюго преспокойно поднял брови. – Для меня это капля в море. Не хочу задаваться, но свои активы я знаю. Чтобы такое предприятие финансировать, мне долго думать не надо. Особенно если им заведует талантливый человек вроде тебя. Хочешь в будущем свою собственную продюсерскую компанию? Могу устроить.

Я прищурилась; сердце у меня забилось быстрее.

– Мою собственную продюсерскую компанию?

– Да ладно тебе, Сара, – Хьюго усмехнулся. – Разговоры об “этой компании” – дело хорошее, но компании состоят из отдельных работящих людей. Ты потрудилась на славу, ты заслуживаешь награды. Мне представляется, что такой увлеченный человек, как ты, хочет однажды стать сам себе начальником.

– Ну да, – сказала я, смущенная тем, насколько открыто говорил Хьюго. – Но…

Я умолкла. Должно было быть какое-то но.

– Что но? – спросил Хьюго. – Нет никакого но. Это просто факт. Когда придет время, когда ты действительно этого заслужишь, я смогу устроить тебе твою собственную продюсерскую компанию. Просто держи это в голове.

– Буду. – Я подняла бокал. В голове мелькнул образ: я за столом, при мне помощник, читаю мной же отобранные сценарии. Перед Сильвией больше не отчитываюсь. Я раньше не думала, что такая свобода возможна, но теперь – а вдруг? – Спасибо.

– А еще знаешь что? – Хьюго подался вперед. – Прелесть в том, что когда ты главный, когда ты достигаешь определенного уровня, то черную работу можешь поручать другим. Никакой больше суеты.

Эта мысль пришлась мне по душе. Я куснула пропитанную алкоголем оливку, и остатки мартини скользнули мне в горло, холодные и опьяняющие. Горький вкус скрывал крепость спиртного.

– Ты что, охерел? – резко сказал Хьюго в телефон двадцать минут спустя.

К тому моменту я помогла Хьюго прикончить бутылку “Моэта” и, чуть навеселе, наблюдала его с ленивой отрешенностью. Внезапная перемена его тона вызвала легкое потрясение. Мне стало интересно: кто его несчастный собеседник?

– Я тебе уже говорил… нет… это не вариант. – Ноздри Хьюго раздулись, темные брови сдвинулись. – Да не глупи ты, твою мать! Сам разберись и не звони больше. Я занят.

Он прекратил разговор и сунул “блэкберри” во внутренний карман пиджака.

– Прости, – он закатил глаза. – Когда работаешь с идиотами, которые слов не понимают… Ну, в твоем-то случае, я думаю, мне об этом тревожиться не надо.

Я сглотнула и втихомолку на это понадеялась.

– Итак, – Хьюго резко оттаял, – Сильвия говорит, что твоя семья – в ресторанном бизнесе. И что ты в своем юном возрасте уже накопила в этой сфере немало опыта.

Под воздействием шампанского обычное смущение, вызываемое во мне нашим семейным делом, быстро улетучилось.

– Ну да, моя семья уже почти двадцать лет владеет рестораном в Куинсе.

– Впечатляющий показатель. Сейчас в этой области сферы обслуживания ужасная текучка. Это жестокий мир. Знаешь шеф-повара Мэнсона Вана? Мы с ним сотрудничали на некоторых моих объектах, главным образом в нашем отеле в Гонконге. Парень – чудо.

Мэнсон Ван – пухлощекий повар-знаменитость, частенько оказывающийся на придурковатых фотографиях с голливудскими звездами. Он прославился, облагораживая традиционную сычуаньскую кухню для западных людей, которые радостно платили безумные деньги, чтобы есть “подлинную” китайскую еду в уюте своих пятизвездочных отелей. Понятное дело, я знала, кто он такой.

– Нет, познакомиться с Мэнсоном лично у меня случая не было, – небрежно сказала я, подавив смешок. Нелепо было даже подумать, что моя семья с нашей убогой димсамной могла вращаться в той же среде, что Мэнсон Ван. Я добавила:

– Хотя мне кажется, что мой дядя мог с ним когда-то работать.

Вранье – но вдохновенное.

– А, ладно, надо будет вас познакомить при случае.

Мне захотелось рассмеяться вслух. Потом я подумала: так, а ведь если он не шутит и у меня будет случай познакомиться с Мэнсоном, – то-то родители будут впечатлены.

Какая-нибудь дурацкая фотография нас с Ваном, сделанная во время поспешной пятиминутной встречи, – это точно найдет в них отклик. А если я скажу им, что этим вечером пила двадцатидолларовый мартини с британским миллиардером, – это тоже не замедлит их взволновать. Но почему-то даже после пяти моих лет в “Фаерфлае”, даже после премьеры в Каннах родители все равно не были убеждены, что я на своем месте в мире кино.

Я посмотрела на Хьюго и почувствовала шаловливый позыв.

– А какой Мэнсон Ван на самом деле?

Хьюго засмеялся вслух.

– Между нами говоря – мудачок. Зато мапо тофу готовит так, что пальчики оближешь.

Я прыснула от радостного смеха. Хьюго Норт знает, что такое мапо тофу. Он мужик что надо.

– Что же, – сказала я. – Надо как-нибудь попробовать.

Хьюго улыбнулся в ответ.

– Попробуешь – я это организую.

С переменами в компании я, к счастью, получила небольшую прибавку к зарплате. Но больше всего меня радовала перспектива нанять на полную ставку помощника – более или менее постоянного человека, которому я могла бы что-то поручать, вместо сменявших друг друга стажеров-студентов, проводивших у нас ровно столько времени, сколько требовалось для того, чтобы можно было вписать в резюме стажировку в продюсерской компании. Тверже, чем все остальное, наем нового сотрудника обещал снижение моей рабочей нагрузки, повышение статуса, даже какое-то чувство локтя. Чуть меньше суеты.

Верная своим корням, я рекламировала нас в Колумбийском университете, прибегнув к тем же клишированным формулировкам, которые встречаются повсюду: трудолюбивый, быстро обучающийся, инициативный. Любовь к кино. Я надеялась найти кого-нибудь толкового и разностороннего, немножко знающего жизнь. Возможно, кого-нибудь вроде меня самой – какой я была пять лет назад.

Но и у Сильвии, и у Хьюго были свои кандидатуры: племянницы с племянниками, желавшие работать в кино, дети их разных друзей. Они завалили меня резюме, я проглядывала их, и неправильная пунктуация, безвестные университеты, сезонная работа продавцом-консультантом в “GAP” или в офисе у родителей меня не впечатляли.

– Мне со всеми ними нужно говорить? – как-то раз спросила я Сильвию. – Дел у меня куча, а взять нужно всего одного человека.

– Ну, по меньшей мере порадуй Хьюго, – сказала мне Сильвия. – Есть одна девица – он бы очень хотел, чтобы мы на нее посмотрели. Подруга семьи. Челси что-то там.

Ворча про себя, я написала двадцатидвухлетней Челси ван дер Крафт и пригласила ее поговорить.

Прибыла: статная блондинка, густые, медового цвета волосы обрамляют свежее лицо, из-под летнего платья тянутся длинные загорелые ноги.

Серьезно? подумала я.

Я жестом предложила ей сесть.

Собеседницей она была довольно приятной, одаренной той раскованностью в разговоре, которой, как правило, наделены богатые дети, с младых ногтей присутствующие при исполнении их родителями светских обязанностей. Но треп трепом, а уяснить, какую пользу эта девица могла бы принести компании, я не могла никак.

– Так почему ты хочешь работать в кинобизнесе? – спросила я.

– Да мне просто кажется, что это может быть очень классно, – сказала она, глядя на меня своими ясными голубыми глазами.

Я ждала, что она скажет что-нибудь еще, но дополнительных слов не последовало.

– Так, ладно… это действительно интересно, – продолжила я. – М-м… а какой у тебя любимый фильм?

Она на некоторое время об этом задумалась. Я ее не торопила. Потом она сказала:

– Может быть, “Реальная любовь”?

Я так и уставилась на нее, не веря своим ушам и пытаясь это скрыть. Дай-ка угадаю: каждое Рождество ты пересматриваешь его с родными.

Кто я такая, чтобы осуждать чей бы то ни было киновкус, – но все равно осуждаю. Разумеется, правильных ответов на вопрос “какой у тебя любимый фильм” не существует. И все же поверьте мне: если вы проходите собеседование в продюсерской компании, “Реальная любовь” – не лучший выбор.

Тем не менее я дала ей возможность исправиться.

– Хотите верьте, хотите нет, я плакала, когда его смотрела, – сказала я. – Эта сцена с Эммой Томпсон, когда она понимает, что ее муж купил ожерелье для секретарши…

Это, в общем, была правда. В глубине души я размазня, и даже самые нелепые фильмы часто вызывают у меня слезы.

– Что тебе в нем так нравится?

Тут я уже надеялась (ради нее же самой), что она вдруг скажет что-нибудь условно содержательное о подборе актеров, или о пересекающихся сюжетных линиях, или об апогее жанра романтической комедии. Но Челси ван дер Крафт лишь заискивающе улыбнулась и сказала:

– Он меня очень смешит. И я его пересматриваю с родными каждое Рождество, так что у меня к этому фильму особое отношение.

Я выжала из себя вежливую сдержанную улыбку. Смотрела на ореол ее золотистых волос.

Да ну на хер, подумала я. У этой девицы в башке ни одной оригинальной мысли.

Мне хотелось крикнуть ей: это все, на что ты способна? “Реальная любовь”, потому что ты пересматриваешь его с родными каждое Рождество? Тут, говоря метафорически, стоит километровая очередь из людей, молящих о должности помощника на полную ставку в динамичной продюсерской компании, а я должна тратить двадцать минут своего времени на разговор с тобой?

Но вместо этого я задала Челси еще несколько протокольных вопросов, быстро забыла ответы на них и поблагодарила ее за то, что она пришла.

– Как ты думаешь, когда мне скажут о работе? – простодушно спросила она, когда мы встали.

– М-м, – сказала я. – У нас впереди еще несколько собеседований, поэтому я… Где-то через неделю.

– Ага, ладно, – сказала она. – А то ведь мне тут нужно квартиру искать.

Я попыталась не показать тревоги и сказала, что лучше, наверное, будет дождаться ответа.

– Да ничего страшного, – пояснила Челси. – Родители все равно собираются покупать тут еще одну квартиру, а теперь я могу помочь им ее выбрать. Я всегда хотела квартиру в Челси… Из-за названия.

Она хихикнула.

– Ну да, понятно…

Тут в дверь вошли Сильвия с Зандером, только со встречи, и я воспользовалась этим, чтобы выпроводить Челси ван дер Крафт.

Когда я вернулась, Зандер посмотрел на меня, подняв брови.

– Это кто такая?

– Девица одна, Челси-фамилии-не-помню, хочет на это место. Не годится. – Я вернулась за свой стол. – Тупая как бревно.

– Бери. – Зандер пожал плечами. – Хорошенькая.

– Чего? – Я вытаращилась на него. – Нет уж.

– Уж я бы придумал, как ее разместить. – Его лицо приняло плотоядное выражение. – С такой-то фигурой.

– Зандер, честное слово. – Сильвия усмехнулась. – Ты невыносим.

Он гоготнул.

– Я знаю, но ты же все равно меня любишь.

Сильвия благодушно покачала головой. А это было все равно что сказать “да”.

Препирательство велось в том же шутливом тоне, в котором мы пререкались с Зандером каждый раз, когда он давал волю своему внутреннему извращенцу. Мы сносили это стойко, как от нас, женщин в киноиндустрии, и ожидалось. Возмутиться, выразить какое-то неодобрение – значит, рискнуть своим местом в этом обществе.

– Хочешь, Зандер, телефончик ее дам? – Я держалась своего суховатого сарказма.

– Не, меня подружка убьет.

И тут он не шутил. Вот уже четыре месяца Зандер встречался с Гретой, новой экзотической моделью “Кельвин Кляйн”, полу-норвежкой, полу-мексиканкой. Романов дольше этого у него не было уже давно.

И все же он не унимался.

– Я был бы не прочь видеть ее в офисе. Может быть, ради такого дела я бы даже каждый день приходил.

– Зандер, через несколько недель начинается предпроизводство, – огрызнулась Сильвия. – Если хорошенькая девушка – это единственное, ради чего ты готов приходить в офис, то ищи себе другого продюсера.

– Послушайте, мне все равно, какая она на вид, – объявила я. – Мне ей руководить, а она слишком тупая.

– Мне тупые нравятся, – сказал Зандер. – Надо же как-то от работы с вами отходить.

– У нее любимый фильм – “Реальная любовь”, – добавила я.

– Ой нет, на хер. – Он принял сердитый вид. – Вычеркиваем.

Мы все посмеялись, и я решила, что тема закрыта. Но затем Сильвия взглянула на меня поверх очков (она это делала, когда хотела потребовать к себе уважения как к старшей).

– А зачем ты вообще с ней встречалась?

– Так это же та девица от Хьюго, – ответила я.

– Надеюсь, у него еще есть. – Зандер ухмыльнулся.

И это еще слабо сказано. Работа с Хьюго означала самый настоящий натиск стройных, миловидных и нередко совсем пустоголовых девиц, которых он все время посылал к нам на предмет стажировки или вакансии. Это стало у нас дежурной шуткой. Были люди, которых нам следовало рассматривать всерьез. И были Девицы Хьюго. И, разумеется, возиться с ними каждый раз приходилось мне, даже если у меня были дела поважнее. Стало понятно, что радовать Хьюго – это правило моей работы, пусть оно и не было нигде записано.

Признаюсь, впрочем, что девушек этих – первой из которых была Челси ван дер Крафт – я, возможно, судила строже, чем они заслуживали. Потому что они были красивые, часто – богатые, и в их движениях чувствовались легкость и неуязвимость, которыми, кажется, одарены все миловидные белые девушки. Как будто весь мир – или, во всяком случае, мужской мир – непременно расположится так, чтобы их разглядывать, уделит им то внимание, которого мне никогда не видать, какой бы роскошной, стройной, разодетой я ни прикидывалась. Потому что уже тогда меня одолевало так много обид, такое острое ощущение своей несостоятельности – еще до того, как пришла озлобленность последних лет.

Так что, возможно, Челси ван дер Крафт на самом деле и не была тупой как бревно, – но я сразу махнула на нее рукой.

Возможно, она была умнее, чем казалась. Возможно, у нее были оригинальные идеи. Но от нее их никто никогда не ждал, вот я и решила заранее, что у нее их нет.

Так что прости меня, Челси ван дер Крафт, за то, что я тебя осудила. А с другой стороны, в киноиндустрии все так делают. У нас это вторая натура.

Глава 13

В конце концов мы взяли Зигги Константина, двадцатидвухлетнего сына кузена Сильвии, который к тому же оказался достаточно смышленым, остроумным и энергичным. Сильвия была довольна, я была довольна, а Зандер вроде был не против: еще одно живое существо в офисе, чтобы таскать ему кофе и осыпать его комплиментами.

К тому времени начался великолепный кавардак нью-йоркского лета – тысячи зловонных вечеринок, споров и ограблений кипели на бетонной решетке улиц. Это было мое двадцать седьмое лето в Нью-Йорке. (Одно-единственное лето я провела за его пределами – пожила в Сиэтле у тети с дядей, которые тоже держали китайский ресторан.) Но в том году случая насладиться теплейшим временем года в Нью-Йорке мне не представилось. Вечерами, пока мои друзья пили домашние коктейли с комбучей на крышах Бруклина или устраивали пикники под зелеными кронами деревьев в Центральном парке, я сидела в офисе.

Мы пытались закончить с финансированием “Яростной”, распланировать прокат “Твердой холодной синевы” и одновременно войти в рабочий ритм с Хьюго. Боялись мы все время одного (хоть и не говорили об этом): что если мы как следует не воспользуемся нашим новым положением, не определим в кинотеатры первый фильм Зандера и не начнем снимать в этом году его второй фильм… то предыдущие пять лет пойдут насмарку. Зандер это понимал – и после Канн сделался придирчивым и брюзгливым, как будто уже воссел на кресло режиссера важного голливудского фильма, и знай себе командовал свысока. Но на это я пыталась внимания не обращать.

Сильвия тоже стала требовательнее – но и великодушнее ко мне: заказывала на всех обеды, даже подарила мне новый “блэкберри” и новый вентилятор (когда мой домашний кондиционер без предупреждения сломался). Словно наитие подсказало ей, что работник в кондиции работает эффективнее.

А дел у меня была куча, потому что работа продюсера бесконечна: непрерывный поток звонков, писем, встреч. Продюсер всегда думает о будущем, все время старается найти своему фильму агента по продажам, прокатчиков в разных странах, место в фестивальной программе, потом – организовать рекламу и зрительский интерес, устроить громкую премьеру.

Мы уже однажды проходили этот тернистый путь с “Твердой холодной синевой”, но то был маленький независимый фильм, бюджет меньше трех миллионов долларов, с актерами, чьи имена не были у всех на слуху. Чтобы бюджет не разбухал, Сильвия вдвое урезала свой гонорар продюсера – а заодно и мой, ассистента продюсера (как-то не поинтересовавшись, согласна ли я). Для Сильвии это проблемы не составляло: ее муж был финансовым директором одной очень крутой компании. А я вот потерянной частью своего гонорара могла бы за год заплатить за квартиру. И все-таки мы сочли это необходимой жертвой – чтобы производство фильма можно было осуществить.

Зандеру, разумеется, заплатили весь гонорар как автору сценария и режиссеру “Твердой холодной синевы”.

С “Яростной” была совсем другая история. Зандер теперь был режиссером, с которым многие горели желанием поработать, “Конквест филмс” считалась молодой многообещающей продюсерской компанией, и у нас были деньги. Мы увеличили бюджет до пятнадцати миллионов долларов: для любой голливудской студии гроши – а нам хватало на более масштабный экшн (может быть, на небольшой взрыв или автокатастрофу), высококачественную компьютерную графику, узнаваемого оператора-постановщика и нескольких актеров первого ряда. Потому что, напомню, без актеров зрителей не завлечь.

Фанаты могут валом валить посмотреть на ту или иную звезду в роли, “для которой она была рождена”, но на этапе подбора актеров все это не слишком отличается от меню для западных людей в китайском ресторане. Возьмите одного актера первого ряда. И одну актрису второго ряда. Первый ряд подороже, зато можно надеяться, что эта звезда обеспечит больше финансирования, больше рекламы, больше зрителей. Так что это взвешенный риск.

Возможно, этот риск и вовлек Хьюго в кинобизнес: игра и выигрыш. Для него это не было искусством и не было давней страстью. Он понимал, что с деловой точки зрения производство фильмов, в общем, представляло собой процесс сборки продукта из некоторого количества доказавших свою привлекательность элементов, наведения на него лоска заманчивости в глазах широкой аудитории и поиска денег на его создание. Потом – сбыт и продвижение на рынке до тех пор, пока зритель не сочтет, что ничего лучше он в своей жизни не видел.

Он мог позволить себе это легкомысленное отношение к кино. Не выгорит дело – он останется при своих активах на два с половиной миллиарда долларов. А вот у нас таких излишеств не было.