Текст книги "Вторая мировая война"

Через два дня путь отступления им был отрезан немецкими войсками, совершившими прорыв у Безансона. Более 400 тысяч солдат и офицеров были окружены без надежды на спасение. Многие окруженные гарнизоны держались отчаянно; они согласились капитулировать только после перемирия, когда были направлены французские офицеры, чтобы передать им приказы о капитуляции. Последние форты выполнили приказ о сдаче 30 июня, причем командующий заявлял, что его оборонительные сооружения все еще нетронуты по всей линии.

Таким образом, крупная беспорядочная битва подошла к концу на всем французском фронте. Остается лишь рассказать о незначительной роли, которую смогли сыграть англичане.

* * *

Генерал Брук отличился при отступлении к Дюнкерку и особенно в сражении у бреши, которую бельгийцы открыли своей капитуляцией. Мы поэтому решили назначить его командующим английскими войсками, остававшимися во Франции, а также всеми подкреплениями, пока их численность не станет достаточной для того, чтобы было оправдано присутствие лорда Горта в качестве командующего экспедиционной армией. Брук прибыл во Францию и 14 июня встретился с генералами Вейганом и Жоржем. Вейган заявил, что французские войска больше не способны к организованному сопротивлению или согласованным действиям. Французская армия разбилась на четыре группы, из которых 10-я армия находилась дальше всех на западе. Вейган сообщил также ему, что союзные правительства согласились создать плацдарм на полуострове Бретань, который надо совместно удерживать французскими и английскими войсками на линии, проходящей через Ренн на юг и на север. Вейган приказал Бруку развернуть свои войска для обороны на линии, проходящей через этот город.

После беседы с французскими командующими, рассмотрев в своем штабе ухудшавшуюся с каждым часом обстановку, генерал Брук сообщил военному министерству и по телефону Идену, что положение безнадежное. Присылку подкреплений надо было полностью прекратить, и остатки английской экспедиционной армии, насчитывавшие 150 тысяч человек, следовало немедленно эвакуировать. Были отданы соответствующие приказы. Брука освободили от участия во французском командовании. Началась обратная погрузка огромного количества материалов, техники и людей. Высадившиеся передовые подразделения канадской дивизии погрузились обратно на свои корабли, а 52-я дивизия, которая, за исключением ее 157-й бригады, еще не ввязалась в боевые действия, отступила к Бресту. Английские войска, подчиненные французской 10-й армии, остались на месте, но все другие наши войска погрузились на корабли в Бресте, Шербуре, Сен-Мало и Сен-Назере. 15 июня наши войска были изъяты из подчинения командующему французской 10-й армией, а на следующий день, когда она отступила далее на юг, они двинулись в направлении Шербура. 17 июня было объявлено, что правительство Петэна запросило перемирия, приказав всем французским войскам прекратить боевые действия; оно даже не сообщило об этом нашим войскам. Генералу Бруку было соответственно приказано отойти со всеми войсками, которые он мог погрузить на суда, и со всем снаряжением, которое он мог спасти.

Мы повторили теперь в значительном масштабе, хотя и с более крупными судами, дюнкеркскую эвакуацию. Свыше двадцати тысяч польских солдат и офицеров, отказавшихся капитулировать, пробились к морю и были доставлены на наших кораблях в Англию. Немцы повсюду преследовали наши войска. На Шербурском полуострове утром 18 июня они находились в соприкосновении с нашим арьергардом в десяти милях южнее гавани. Последний корабль ушел в 4 часа дня, когда противник находился в трех милях от порта. Пленных было взято очень мало.

В общей сложности из всех французских портов было эвакуировано 136 тысяч английских солдат и офицеров и 310 орудий, а вместе с поляками 156 тысяч человек.

* * *

Чтобы ослабить впечатление от предстоящей капитуляции Франции, необходимо было обратиться к премьер-министрам доминионов с посланием, которое показало бы им, что наша решимость продолжать борьбу в одиночестве основана не на упрямстве или отчаянии, а также убедило бы их с помощью практических и технических соображений, о которых они могли и не знать, в реальной силе нашей позиции. Поэтому во второй половине 16 июня – дня и без того загруженного – я продиктовал следующее послание:

Премьер-министр – премьер-министрам Канады, Австралии, Новой Зеландии и Южной Африки

16 июня 1940 года

(После некоторых вступительных фраз, обращенных к каждому из них.)

Я не считаю, что мы не в силах справиться с положением. Отнюдь нельзя считать определенным, что французы не будут продолжать сражаться в Африке и на море, но, как бы они ни поступили, Гитлеру придется либо разбить нас на нашем острове, либо проиграть войну. Главную опасность для нас представляют его массированные воздушные бомбардировки, соединенные с высадкой парашютно-десантных войск и попытками высадить силы вторжения морским путем.

Хотя мы понесли большие потери в результате оказанной французам помощи и во время дюнкеркской эвакуации, нам удалось сберечь нашу истребительную авиацию. Я счастлив сообщить вам, что наша авиация сейчас так же сильна, как и раньше, и что машины прибывают потоком гораздо быстрее, чем когда-либо раньше; по существу, лимитирующим фактором сейчас стали пилоты. Конечно, по численности немцы намного превосходят нас, но не настолько, чтобы лишить нас хорошей и обоснованной перспективы измотать их после нескольких недель или даже месяцев борьбы в воздухе. Тем временем наша бомбардировочная авиация, конечно, будет все время наносить удары по немецким ключевым пунктам, особенно по нефтеперегонным и авиационным заводам и по их скученной и централизованной военной промышленности в Руре.

Следует помнить, что сейчас, когда английская экспедиционная армия вернулась в метрополию и широко перевооружилась или перевооружается если не в континентальном масштабе, то во всяком случае в размере, достаточном для обороны метрополии, мы имеем гораздо более крупные военные силы на нашем острове, чем когда-либо в прошлую или нынешнюю войну. Поэтому мы надеемся, что неприятельские войска, которые могут быть сброшены с воздуха или высажены в результате морского налета, будут уничтожены.

Я объяснил вам это подробно, дабы показать солидные основы, на которых покоится наша решимость не допустить, чтобы судьба Франции, какова бы она ни была, могла удержать нас от борьбы до конца. Я лично верю, что зрелище ожесточенной борьбы и резни на нашем острове побудит Соединенные Штаты вступить в войну, и если мы даже будем разбиты вследствие превосходящей численности неприятельской авиации, всегда останется возможность, как я указывал палате общин в своей последней речи, послать наши флоты за океан, где они будут защищать империю и дадут ей возможность продолжать войну и блокаду, надеюсь, совместно с Соединенными Штатами, пока гитлеровский режим не рухнет от напряжения. Мы дадим вам знать на каждом этапе, как вы можете помочь, будучи уверены, что вы сделаете все, что в человеческих силах, так же, как и мы со своей стороны преисполнены решимости сделать то же самое.

Изложив письменно свои убеждения, я почувствовал себя спокойным и уверенным, и, прочитав послание в последний раз, перед тем как отправить его, я ощутил прилив трезвой уверенности. События, безусловно, оправдали эту уверенность. Сбылось все.

Теперь мы должны покинуть арену военной катастрофы и обратиться к потрясениям, которые испытывал французский кабинет, и к лицам, окружавшим его в Бордо.

Рейно прибыл в новую резиденцию правительства из Тура вечером 14 июня. Примерно в 9 часов он принял английского посла. Сэр Рональд Кэмпбелл сообщил Рейно, что правительство Его Величества намерено настаивать на условиях соглашения от 28 марта, обязывающего обе стороны не заключать никаких сделок с противником. Кэмпбелл предложил также предоставить все необходимые суда в случае, если французское правительство решит переехать в Северную Африку. Оба эти заявления соответствовали инструкциям, имевшимся у посла.

Утром 15 июня Рейно вновь принял посла и сообщил ему о своем окончательном решении разделить правительство на две части и создать центр власти за морем. Такая политика, очевидно, повлекла бы за собой уход французского флота в порты за пределами господства немцев. Позднее в то же утро был получен ответ президента Рузвельта на обращение Рейно от 13 июня. К этому моменту все министры уже прибыли в Бордо, и заседание совета министров было назначено на вторую половину дня.

* * *

Генерал Вейган уже в течение нескольких дней был убежден, что всякое дальнейшее сопротивление бесполезно. Поэтому он хотел заставить французское правительство просить о перемирии, пока французская армия оставалась еще достаточно дисциплинированной и сильной, чтобы поддерживать порядок внутри страны после поражения. Он заявлял премьер-министру, что французская армия больше сражаться не может и что пришла пора прекратить ужасную и бесполезную бойню, пока не наступила всеобщая анархия.

Поль Рейно, со своей стороны, понимал, что битва во Франции пришла к концу, но все еще надеялся продолжать войну из Африки и других территорий Французской империи, а также с помощью французского флота. Ни одно из других государств, захваченных Гитлером, не вышло из войны. Эти государства на своей собственной земле физически были захвачены, но за морем их правительства сохраняли развевающийся флаг и дело нации. Рейно хотел следовать их примеру, располагая гораздо более солидными ресурсами. Рейно предлагал Вейгану письменное разрешение правительства отдать приказ о «прекращении огня». Вейган с возмущением отклонил мысль о военной капитуляции. «Он никогда не согласился бы, чтобы этот позор лег пятном на знамена французской армии».

Акт о капитуляции, которую он считал совершенно необходимой, должен был исходить от правительства и государства, а армия, которой он командовал, этому подчинилась бы. Действуя таким образом, генерал Вейган, хотя он был искренний и бескорыстный человек, вел себя неправильно. Он настаивал на праве солдата господствовать над должным образом созданным правительством республики и, таким образом, прекратить сопротивление не только Франции, но и ее империи, вопреки решению своего политического и законного главы.

Помимо этих формальностей и разговоров о чести французской армии, имелось и соображение практического порядка. Перемирие, формально заключенное французским правительством, означало бы конец войны для Франции. В результате переговоров часть страны могла бы оставаться неоккупированной и часть армии свободной; между тем в случае продолжения войны за морем все, кто не успел бежать из Франции, попали бы под прямой контроль немцев и миллионы французов были бы увезены в Германию в качестве военнопленных, не пользуясь защитой какого-либо соглашения. Это был веский довод, но решение должно было принять правительство республики, а не главнокомандующий войсками.

К сожалению, Рейно не был достаточно уверен в своем положении. За самонадеянным генералом вырисовывался силуэт прославленного маршала Петэна, центральной фигуры группы министров-пораженцев, которых Рейно так недавно и так неосторожно ввел в состав французского правительства и совета министров и которые все до одного были преисполнены решимости прекратить войну. За ними притаилась зловещая фигура Лаваля, который обосновался в ратуше Бордо, окруженный кликой взбудораженных сенаторов и депутатов. Сила и достоинство политики Лаваля заключались в ее простоте.

Франция не только должна заключить мир с Германией, но и перейти на другую сторону; она должна стать союзником завоевателя и своей верностью и услугами в борьбе против общего врага, находящегося по ту сторону Ла-Манша, спасти свои интересы и свои территории и закончить войну на стороне победителя. Очевидно, Рейно, измученный пыткой, через которую он прошел, не имел сил и энергии, чтобы выдержать такое испытание, которое было бы по плечу только Оливеру Кромвелю, Клемансо, Сталину или Гитлеру.

Во время дискуссии, происходившей во второй половине дня 15 июня, на которой присутствовал президент республики, Рейно, охарактеризовав положение своим коллегам, призвал маршала Петэна убедить генерала Вейгана в необходимости принять точку зрения кабинета. Трудно было бы найти худшего посланца. Маршал вышел из зала. Был объявлен перерыв. Через некоторое время Петэн вернулся с Вейганом, позицию которого он теперь поддерживал. В этот серьезный момент Шотан, занимавший важный министерский пост, внес коварное предложение, имевшее видимость компромисса и показавшееся привлекательным тем, кто колебался. От имени левых элементов кабинета он заявил, что Рейно прав, утверждая, что соглашение с неприятелем невозможно, но указал, что было бы благоразумно сделать жест, который объединил бы Францию. Необходимо выяснить у немцев, каковы условия перемирия, полностью сохраняя в то же время свободу отклонить их. Было решено просить согласия английского правительства на обращение к немцам для выяснения условий перемирия. Соответствующее послание было отправлено немедленно.

* * *

На следующее утро Рейно вновь принял английского посла. Посол сообщил Рейно, что Англия удовлетворит просьбу французов при условии, если французский флот будет выведен за пределы досягаемости для немцев, то есть если он будет отправлен в английские порты. Эти инструкции были переданы Кэмпбеллу по телефону из Лондона в целях экономии времени. В 11 часов, потеряв голову, совет министров вновь собрался на заседание.

Присутствовал президент Лебрен. На заседание был приглашен председатель сената Жанненэ для того, чтобы он поддержал как от своего имени, так и от имени своего коллеги – председателя палаты депутатов Эррио предложение премьер-министра о переводе правительства в Северную Африку. В этот момент поднялся со своего места маршал Петэн и зачитал письмо, которое, как полагают, было написано для него кем-то другим; в этом письме сообщалось о его выходе из кабинета. Закончив речь, он приготовился покинуть комнату. Президент республики убедил Петэна остаться на своем посту с условием, что ответ ему будет дан в течение дня. Маршал жаловался также на затягивание обращения с просьбой о перемирии. Рейно ответил, что, когда просишь союзника освободить от обязательства, естественно, нужно ждать ответа. Затем заседание окончилось.

В эти дни английский военный кабинет находился в состоянии необычайного волнения. На заседании кабинета, происходившем утром 16 июня, мы прежде всего занялись ответом, который следовало дать на переданную накануне ночью просьбу Рейно о формальном освобождении Франции от ее обязательства по англо-французскому соглашению. Кабинет разрешил дать следующий ответ, составленный мною по его просьбе в смежной комнате. Ответ был отправлен из Лондона 16 июня в 12 часов 35 минут дня. Ответ содержал подтверждение и формальное повторение инструкций, переданных по телефону Кэмпбеллу рано утром.

Министерство иностранных дел – Р. Кэмпбеллу

Передайте, пожалуйста, Рейно следующее послание, которое одобрено кабинетом:

Черчилль – Рейно

16 июня 1940 года 12.35 пополудни

Наше соглашение, запрещающее сепаратные переговоры о перемирии или о мире, было заключено с Французской республикой, а не с каким-либо отдельным французским правительством или государственным деятелем. С ним поэтому связана честь Франции. Тем не менее при условии, но только при условии, что французский флот будет отправлен в британские порты немедленно и до переговоров, правительство Его Величества дает свое полное согласие на то, чтобы французское правительство обратилось с запросом с целью выяснить условия перемирия для Франции. Правительство Его Величества, преисполненное решимости продолжать войну, полностью исключает себя от какого-либо участия в вышеупомянутом запросе относительно перемирия.

В начале второй половины дня второе послание аналогичного содержания было отправлено министерством иностранных дел сэру Рональду Кэмпбеллу (16 июня в 3 часа 10 минут дня).

Оба послания были написаны решительным языком и выражали главную цель, стоявшую перед военным кабинетом на его утреннем заседании.

Министерство иностранных дел – Р. Кэмпбеллу

Вы должны сообщить Рейно нижеследующее:

Мы ожидаем, что с нами будут консультироваться, как только будут получены какие-либо условия перемирия. Это необходимо не только в силу договора, запрещающего сепаратный мир или перемирие, но также ввиду жизненно важных последствий любого перемирия для нас самих, учитывая особенно тот факт, что английские войска сражаются вместе с французской армией. Вы должны внушить французскому правительству, что, оговаривая перевод французского флота в английские порты, мы имеем в виду в такой же мере французские интересы, как и наши собственные, и мы убеждены, что это усилит позицию французского правительства при любом обсуждении перемирия, если французское правительство сможет показать, что французский флот находится за пределами досягаемости германских сил. Что касается французских военно-воздушных сил, то мы полагаем, что будут приложены все усилия для того, чтобы перебросить их по воздуху в Северную Африку, если только французское правительство не предпочтет отправить их в Англию.

Мы рассчитываем, что французское правительство сделает все возможное до и во время любого обсуждения вопроса о перемирии, чтобы вывезти польские, бельгийские и чешские войска, находящиеся в настоящее время во Франции, и отправить их в Северную Африку. К приему в Англии польского и бельгийского правительств делаются приготовления.

* * *

В тот же день в 3 часа мы вновь собрались на заседание. Я напомнил кабинету, что к концу нашего заседания, состоявшегося накануне, обсуждалось предложение опубликовать новую декларацию о более тесном союзе между Францией и Великобританией. Утром я виделся с генералом де Голлем, и он настойчиво доказывал мне, что требуется какой-то драматический шаг с целью обеспечить Рейно поддержку, необходимую ему для того, чтобы побудить правительство продолжать войну; де Голль высказал мысль, что этой цели послужило бы провозглашение нерасторжимого союза французского и английского народов. Генерала де Голля беспокоила резкость решения, принятого военным кабинетом в это утро и сформулированного в уже отправленных телеграммах. Я слышал, что подготовлена к рассмотрению новая декларация и что генерал де Голль разговаривал по телефону с Рейно.

Затем министр иностранных дел сказал, что после нашего утреннего заседания он виделся с сэром Робертом Ванситтартом, которого он ранее просил составить какое-нибудь драматическое заявление, способное усилить позиции Рейно. Ванситтарт консультировался с генералом де Голлем, Моннэ, Плевеном и майором Мортоном. Они совместно подготовили текст декларации. Генерал де Голль убедил их в необходимости опубликовать этот документ возможно быстрее и пожелал захватить с собой этот проект во Францию, куда он отправлялся в ту же ночь. Де Голль высказал также мысль, что мне надо на следующий день встретиться с Рейно.

Проект декларации передавался из рук в руки, и каждый читал его с глубоким вниманием. Все трудности были очевидны с первого же взгляда, но в конечном счете «Декларация о союзе», казалось, встретила всеобщую поддержку. Я заявил, что вначале я был против этой идеи, но в такое критическое время мы не должны давать повод обвинять нас в недостатке воображения. Для того чтобы Франция не вышла из войны, безусловно, необходимо было какое-то драматическое заявление. Выдвинутое предложение отклонить было не так просто, и я был ободрен тем, что оно нашло поддержку большей части военного кабинета.

В 3 часа 55 минут дня нам сообщили, что совет министров Франции соберется в 5 часов, чтобы решить, возможно ли дальнейшее сопротивление. Затем Рейно информировал генерала де Голля по телефону, что если к 5 часам вечера будет получен положительный ответ на предложенное провозглашение союза, он, Рейно, надеется, что ему удастся удержаться. В связи с этим военный кабинет одобрил окончательный проект декларации об англо-французском союзе и уполномочил де Голля передать его Рейно. Об этом было немедленно сообщено Рейно по телефону. Затем я направился с текстом декларации в соседнюю комнату, где ждал де Голль вместе с Ванситтартом, Десмондом Мортоном и Корбэном. Генерал прочитал декларацию с видом необычайного энтузиазма и, как только удалось добиться связи с Бордо, начал по телефону передавать этот текст Рейно. Де Голль вместе с нами надеялся, что торжественное провозглашение союза и братства между двумя странами и империями даст борющемуся французскому премьер-министру средства перевести в Африку свое правительство и все наличные силы, а также приказать французскому флоту отплыть в порты, которые не находятся под угрозой захвата их немцами.

* * *

Теперь нам надо обратиться к другому концу провода. Английский посол вручил два послания в ответ на просьбу Франции освободить ее от ее обязательства от 28 марта. Согласно донесению посла, находившийся в подавленном состоянии Рейно отнесся к ним неблагосклонно. Он сразу же заметил, что уход французского средиземноморского флота в английские порты повлек бы за собой немедленный захват Туниса Италией, а также создал бы трудности для английского флота. Он дошел до этого пункта, когда было получено мое послание, переданное по телефону генералом де Голлем.

«Оно подействовало, – сообщал посол, – как тонизирующее средство».

Рейно сказал, что за такой документ он будет бороться до конца. Рейно считал, что, будучи вооружен этой могущественной гарантией, он сможет привлечь совет министров на сторону политики отступления в Африку и продолжения войны. Моя телеграмма, предлагавшая послу задержать вручение двух наших жестких посланий или во всяком случае приостановить их действие, прибыла сразу после того, как премьер-министр ушел. Поэтому за ним послали курьера, чтобы сообщить, что два прежних послания следует считать «аннулированными». Учитывая неопределенность того, что происходило или могло произойти в Бордо, мои коллеги по военному кабинету пожелали, чтобы я отправился на крейсере; свидание было надлежащим образом подготовлено и должно было состояться на следующий день у побережья Бретани. Мне следовало бы лететь. Но и в этом случае было бы уже слишком поздно.

* * *

Обстановка в кабинете Рейно в последний момент была следующая.

Надежды, которые Рейно возлагал на «Декларацию о союзе», вскоре рассеялись. Редко случалось так, чтобы столь великодушное предложение встречало такой враждебный прием. Премьер дважды зачитал документ совету министров. Сам он энергично высказался в его пользу, добавив, что он принимает меры к встрече со мной на следующий день для обсуждения подробностей. Но взволнованные министры – некоторые из них крупные деятели, другие – ничтожества, – раздираемые противоречиями, находясь под ударом ужасного молота поражения, колебались.

Полю Рейно оказалось совершенно не по силам преодолеть неблагоприятное впечатление, созданное предложением об англо-французском союзе. Пораженческая группа, возглавляемая маршалом Петэном, отказывалась даже рассматривать это предложение. Выдвигались резкие обвинения: «это план, принятый в последнюю минуту», «сюрприз», «план установления опеки над Францией или захвата ее колониальной империи».

Помимо этого, выдвигались и другие аргументы. Вейган без особого труда убедил Петэна, что Англия накануне поражения. Высокопоставленные французские военные деятели – возможно, и сам Вейган – заявляли: «В три недели Англии свернут шею, как цыпленку». Заключать союз с Великобританией, по словам Петэна, было бы равносильно «слиянию с трупом».

Ибарнегарэ, занимавший такую твердую позицию в прежнюю войну, воскликнул:

«Лучше быть нацистской провинцией! По крайней мере мы знаем, что это значит».

Нас заверяли, что заявление Рейно о нашем предложении даже не было поставлено в совете министров на голосование. Оно провалилось само собой. Это было личным и роковым поражением боровшегося премьер-министра, означавшим конец его влияния и авторитета в совете министров. Все дальнейшее обсуждение велось вокруг вопроса о перемирии и о том, чтобы выяснить у немцев, каковы будут их условия. Кабинет Рейно и не рассматривал требование, чтобы флот был отправлен в английские порты в качестве прелюдии к переговорам с немцами; кабинет находился теперь в состоянии полного распада. Никакого голосования не производилось. Примерно в 8 часов Рейно, крайне измученный физическим и духовным напряжением, которому он подвергался в течение стольких дней, направил президенту просьбу об отставке, посоветовав ему пригласить маршала Петэна.

* * *

Маршал Петэн тотчас же сформировал правительство с главной целью добиться у Германии немедленного перемирия. К ночи 16 июня возглавляемая им пораженческая группа уже была настолько тесно сколочена, что для процедуры образования правительства много времени не потребовалось. Шотан («выяснять условия вовсе не значит принимать их») стал заместителем председателя совета министров. Генерал Вейган, считавший, что все кончено, получил министерство обороны. Адмирал Дарлан был назначен военно-морским министром, а Бодуэн – министром иностранных дел.

В нашей телеграмме от 16 июня мы дали согласие на выяснение условий перемирия с оговоркой, что французский флот будет отправлен в английские порты. Это условие уже было официально представлено маршалу Петэну. По моему предложению военный кабинет одобрил новое послание, подчеркивавшее это условие. Но это был глас вопиющего в пустыне.

17 июня я также направил личное послание маршалу Петэну и генералу Вейгану, копии которого должны были быть представлены нашим послом французскому президенту и адмиралу Дарлану:

«Я хочу вновь выразить Вам свое глубокое убеждение, что прославленный маршал Петэн и знаменитый генерал Вейган, наши соратники в двух великих войнах против немцев, не нанесут ущерба своему союзнику, передав противнику прекрасный французский флот. Такой акт опорочил бы их имена на тысячу лет. Но именно так вполне может случиться, если будут потеряны немногие драгоценные часы, в течение которых флот можно отправить, чтобы он оказался в безопасности в английских или американских портах, увозя с собой надежду на будущее и честь Франции».

Для того чтобы поддержать эти призывы личным обращением на месте, мы командировали начальника военно-морского штаба, который, как он сам считал, был в хороших личных и деловых отношениях с адмиралом Дарланом, военно-морского министра Александера и министра по делам колоний Ллойда, давно известного друга Франции. Эти три деятеля всячески стремились установить 19 июня контакт с новыми министрами. Они получили много торжественных заверений, что флоту никогда не будет позволено очутиться в руках немцев. Но ни один французский военный корабль не вышел за пределы досягаемости немецких сил, которые быстро приближались.

* * *

Утром 17 июня я сообщил своим коллегам по кабинету о беседе, которую я вел ночью по телефону с генералом Спирсом[63]63
  Глава английской военной миссии при французском правительстве.


[Закрыть]. Спирс заявил, что, по его мнению, он больше не может выполнять сколько-нибудь полезную работу при новом правительстве в Бордо. Он выразил некоторое беспокойство по поводу безопасности генерала де Голля. Спирс, очевидно, был предупрежден, что при нынешнем развитии событий де Голлю следовало бы лучше покинуть Францию.

Я охотно согласился на хороший план, разработанный для этой цели. В то же утро 17 июня де Голль появился в своем кабинете в Бордо, назначил для отвода глаз ряд свиданий на вторую половину дня, а затем поехал на аэродром со своим другом Спирсом, чтобы его проводить. Они пожали друг другу руки и попрощались, а когда самолет начал двигаться, де Голль вошел в кабину и захлопнул за собой дверцу. Самолет взмыл в воздух, провожаемый изумленными взглядами французских полицейских и чиновников. На этом маленьком самолете де Голль увозил с собой честь Франции.

В тот же вечер он выступил со своим памятным обращением по радио к французскому народу. Стоит привести следующую цитату из этого обращения:

«Франция не одинока. Она имеет за собой обширную империю. Она может объединиться с Британской империей, которая господствует на морях и продолжает борьбу. Она может полностью использовать, как это делает Англия, огромные промышленные ресурсы Соединенных Штатов».

Я был обеспокоен судьбой французов, желавших сражаться.

Премьер-министр – генералу Исмею

24 июня 1940 года

Представляется исключительно важным создать теперь, пока ловушка еще не захлопнулась, организацию, которая позволила бы французским офицерам и солдатам, а также видным специалистам, желающим продолжать борьбу, пробиться в различные порты. Необходимо создать своего рода «подпольную железную дорогу», как в старые времена рабства, а также организацию типа «Алый курослеп»[64]64
  «Алый курослеп» (Scarlet Pimpernel) – серия так называемых исторических романов из эпохи французской революции 1789 года. В романах описывается деятельность группы английских агентов, организовавшей побеги эмигрантов из Франции. Отличительным знаком членов этой группы был цветок алого курослепа. – Прим. ред.


[Закрыть].

Я не сомневаюсь, что будет непрерывный поток исполненных решимости людей – а нам необходимо получить все, что можно, – для обороны французских колоний. Военно-морское министерство и военно-воздушные силы должны сотрудничать. Генерал де Голль и его комитет будут, конечно, оперативным органом.