Текст книги "Позови меня…"

– Госпожа Милантэ. Мы ждали вас. Дождь прекратится через два часа. Надеемся, вы не промокли?

– Через два часа – это слишком долго. Я бы не отказалась от крепкого чая без сахара.

Пароль произнесен. Снова кивок – и я вхожу в помещение. Дверь за мной закрывается. Взгляд на часы – стрелка стала синего цвета.

Набрав в легкие побольше воздуха:

«Нейл! Я на месте!»

Доля секунды, и я вижу, как вытянулись лица мужчин, как они выпрямили спины.

А мое сердцебиение зашкалило, когда я услышала голос Нейла:

– Вот и состоялась встреча. К делу! Без имен!

– Она может обождать в смежной комнате, – сказал один из мужчин, но Нейл тут же возразил:

– Проводник остается со мной.

Он даже не посмотрел на меня, я оставалась за его спиной, ближе к двери.

Потом, позже, я все начну понимать, впитывать информацию, разбираться в ней. Сейчас я лишь видела, как на экране на стене проектор показывает солдат. Десятки выстроенных в шеренгу одинаковых машин смерти. Голос за кадром озвучивает их физические способности, меру выносливости. Мужчина в черном фраке указкой водит по экрану и вносит пояснения. Когда проектор погас и в помещении включился свет, он опустил указку и посмотрел на Нейла.

– Цена повышается, слишком большой риск и много времени. Перевозка по одному и покрытие исчезновения. Вы понимаете, как это накладно? Правительство заинтересовалось полигоном, скоро могу нагрянуть власти.

– Нет проблем в цене. Мне нужно знать, что к назначенному сроку я получу весь товар. Подготовленный и знающий свое предназначение.

– Нас поджимает время.

– Вам уплачено за любые неудобства.

Я немного расслабилась, позволяя себе рассматривать Нейла… Наверное, я впервые гордилась собой, это было необъяснимое чувство. Я никогда раньше его не испытывала. У меня получилось, и, я так понимаю, получилось то, что до этого ни у кого не получалось. Я также чувствовала запах страха, исходящий от троих мужчин, и понимала, что с Нейлом они встретились впервые. Эта встреча сковывает их и вызывает естественный панический ужас. В мире смертных не сталкивались с Деусами, и присутствие иной расы ментально связывает их. Вводит в ступор.

– Первую партию мы сможем доставить через месяц. Нам нужно обеспечение широкого коридора, но, насколько я понимаю, это пока вне ваших возможностей, господин…

– Без имен! Мы работаем над этим, и коридор будет в ближайшее время.

Внезапно раздался резкий звук, похожий на сирену, под потолками замигали красные лампочки. Все трое мужчин в панике схватились за оружие. А я, судорожно сглотнув, посмотрела на Нейла.

– Что это за дрянь?

Один из мужчин упал на колени, корчась от боли, двое других, остолбенев, застыли на месте.

– Что происходит, смертный? Что это за звук?

Мужчина, корчась от боли и сжимая голову ладонями, прохрипел:

– Сигнализация сработала на проникновение чужака! Кто-то донес или ваш проводник засветился на блок-посте. Уходите! Система охраны зафиксирует прорыв и портал. Спускайтесь вниз, в катакомбы. Там сигнал системы недоступен радарам, сможете покинуть это мир беспрепятственно.

В тот же момент стрелка на моих часах стала оранжевой. Нейл метнул на меня взгляд, потом перевел на мужчину, «отпуская» его, и тот закашлялся кровью, вытирая слезы с чисто выбритых щек.

– С вами выйдут на связь по обычным частотам. Если это ваша выходка – вы сами понимаете, как долго вам останется жить.

– Уходите, – прохрипел мужчина, нажимая на пульт управления.

Дверь слева открылась, и мы попали в длинный коридор. Ускоряя шаг, я смотрела на стрелку, она краснела, а мы даже не спустились вниз.

– Нейл!

Он остановился и посмотрел на меня, чуть прищурившись, и я почувствовала, как снова сердце пропускает удары.

– Уходите! Сейчас! Один вы сможете уйти!

– Думаешь, они справятся с Деусом? – ледяная усмешка, но глаза по-прежнему удерживают мой взгляд.

– Справятся, и мы с вами об этом знаем, а не справятся – то засекут появление портала.

Нейл резко вскинул голову, видимо, слыша то, что не слышала я. Схватил меня за руку, перемещаясь рывками по коридору, а у меня от этой скорости кружилась голова и замирало сердце. Слишком быстро, для человека – запредельно. Стрелка неумолимо краснела, пока не замигала ярко алым.

– Уходите!

– За нами погоня, Лия. Уйду – ты не выйдешь! И ты знаешь, что мне придется сделать.

– А так мы не выйдем оба.

Дыхание участилось с такой силой, что я слышала каждый свой выдох и вдох.

– Уходите!

– Портал откроется еще раз. Позови. Слышишь? Позови меня!

Вдруг сильно сжал пятерней мои скулы:

– Позови меня! Поняла?

Я кивнула, глядя ему в глаза, пока он растворялся в воздухе.

А через несколько минут уже и я услышала топот ног. Побежала по коридору, к лестнице, спускаясь вниз через ступеньку, сбросив туфли, спотыкаясь, прикидывая, сколько их там и скольких я смогу застрелить. Через какой промежуток времени мой чип меня уничтожит, чтобы избежать утечки?

В подвалах есть закрытый сектор, но это тупик, если мне не перекрыт доступ, я могу спрятаться там. Переждать. Я спустилась ниже еще на два сектора, и вдруг за мной с грохотом закрылась решетка, я побежала вперед, и вторая решетка затворилась прямо передо мной, преграждая путь, заставляя кинуться назад. Я поняла, что я в западне.

Вздрогнула, и по телу волной прошла дрожь – а вот и ликвидация диверсанта. Сейчас это проклятое место наполнится водой, и я захлебнусь.

Словно в ответ на мои мысли из торчащих в стене труб полилась вода, наполняя помещение. Посмотрела на стрелку – все… она черная. И пока не сменит цвет на синий, я не позову его – это бесполезно. Прислонилась к стене, чувствуя, как вода подступает к пальцам ног, как ползет к щиколоткам. Ледяная.

Как глупо… я не прошла даже первого перехода. И я умру здесь, в каком-то бункере, в чужом мире. Как быстро меняется восприятие, как резко появляется жажда жизни, когда есть смысл жить… Такой банальный, такой простой смысл – просто быть рядом с ним. Я, а не НМ14 или НМ15. Ведь я справилась. Он меня слышит, а значит, я могла бы стать его проводником. Надолго…

Вода поднялась до колен, а стрелка все еще черная. Осмотрела в отчаянии каменные стены. Как нелепо. Утонуть в вонючем помещении неизвестно где. Кануть в небытие. Исчезнуть. Так вот какая она участь проводника.

Закрыла глаза, вспоминая, как впервые увидела Нейла на острове. Вода уже достигла грудной клетки, и холод сковал все тело, заставляя дрожать в лихорадке, стуча зубами, чувствуя, как немеют конечности.

Если я буду думать о том, как он обнимает меня… я согреюсь? Обязательно согреюсь.

Когда его руки скользят по моему телу, я чувствую жар… мне так жарко, Нейл.

Когда ты просто смотришь на меня… когда ты рядом, мне так горячо. Это называют любовью? Разве этим словом можно описать все, что я чувствую к тебе?

Нейл… твое имя словно выбито во мне, внутри. Когда я мысленно произношу его, мне становится так горячо. Я сгораю по тебе, пылаю каждой клеточкой своего тела.

Вода достигла подбородка, и я судорожно глотнула воздух. Сколько еще вздохов у меня осталось? Не больше пятидесяти, потом вода заполнит мои легкие.

Ты бы вспоминал обо мне? Или забыл?

Ты никогда не узнаешь, что я люблю тебя, никто тебе об этом не скажет. Пусть это слово слишком ничтожно, чтобы описать то, что я чувствую… Нет, это не любовь. Это сумасшедший ураган, который пожирает меня с того самого первого момента, как я тебя увидела. Я принадлежу тебе. Ты прав. Я чувствую это. Словно знала тебя когда-то раньше. Словно всегда любила, еще до того, как встретила…

Я сделала последний вздох. И закричала его имя, прежде чем вода накрыла меня с головой.

В голове тикает секундная стрелка. Постепенно начинает болеть в груди… Это от недостатка кислорода, шум в голове. Скоро я сдамся и глотну воды.

И вдруг мои легкие взрываются от потока воздуха.

«Дыши, Лия! Дыши, малыш! Дыши со мной!»

Дикая радость, бешеная, неуправляемая. Его мокрые губы на моих губах, и ладони сжимают мое лицо. Я делаю выдох ему в рот, чувствуя, как в ответ он отдает мне свое дыхание, и такой любимый запах заполняет все тело. Обхватить его шею в безумном порыве, прижаться со всех сил… Какой сладкий бред перед смертью.

«Я люблю тебя, Нейл… я люблю тебя… ты слышишь меня?»

Легкие продолжают наполняться воздухом вместе с вкусом его поцелуя, вместе с ощущением пальцев в моих волосах.

«Слышу! Дыши, девочка!»

…Сквозь туман рваные голоса. То приближаются, то отдаляются.

– Открыть портал, когда вокруг система безопасности мира смертных, – это безумие! Идиотский риск! Одним Нихилом больше, одним меньше! Я не понимаю!

– Не было портала, Клэр! Она провела без портала! Ты понимаешь? Без портала!

– Связь, – голос Лиама, – та самая мифическая.

– Бред! Это сказки разработчиков проекта! За несколько столетий ни разу… Да и с чего бы ей взяться? Ни с того ни с сего!

Голоса стихли… я чувствую его присутствие, и мне так хорошо… Я хочу спать дальше. И не просыпаться, ведь это его пальцы гладят мою щеку. Я не спутаю это прикосновение ни с каким другим, моя кожа воспламеняется только под его ладонями. Медленно открыла глаза и судорожно вздохнула, потому что поняла, что я все еще в его руках и Нейл смотрит мне в глаза. Какой странный у него взгляд… иной. Никогда раньше он ТАК не смотрел на меня.

Его лицо мокрое, с волос стекает вода, по скулам и волевому подбородку. Мокрые ресницы и глаза пронзительно синие, нереально синие. И я вдруг понимаю, что это не бред – он забрал меня. Пришел в последнюю секунду… Пришел ЗА МНОЙ!

Непроизвольно обхватила его за шею, прижимаясь всем телом, всхлипнув от раздирающих эмоций. Замерев, сжавшись внутренне, ожидая, что оттолкнет. Ошалев от собственной дерзости. И вдруг сердце зашлось в бешеном ритме, в пропасть на скорости, полет вниз, без крыльев – почувствовала, как сильно меня сжали его ладони и пальцы зарылись в мои мокрые волосы, лаская, перебирая пряди, и вдруг сомкнулись на затылке, заставляя оторваться от его груди и, запрокинув голову, посмотреть ему в глаза.

«Что значит – «Я люблю тебя», Лия?»

Глава 20

Молчание – самый лучший способ развязать язык любому. Один из сильнейших психологических инструментов. Насилие в самом чистом виде. Одно из самых жестоких моральных издевательств. Хочешь заставить кого-то нервничать – просто молчи. Выжидай. Он заговорит сам. Не голосом, так взглядом, обеспокоенным, бегающим, или, наоборот, слишком напряженным. Ладонями, вспотевшими, судорожно сжимающими пальцы. И запахом волнения или страха. Он раздражает ноздри, вызывая четкое желание напугать сильнее, заставить испытывать ужас, почувствовать, как сворачиваются в тугой узел страха и непонимания все внутренности оппонента.

Император безмолвствовал уже больше получаса. Сидел в своем кресле, потягивая кровь из бокала, и намеренно разглядывал то огромный кабинет, то собственные ногти. Закинув ногу на ногу, он наслаждался пряным напитком, периодически бросая взгляды на бумаги, лежащие на столе. Он ждал. Такова своеобразная натура власть имущих – искать во всем возможность развлечься. Даже если это деловая встреча. Даже если понимаешь, что оппонент не слабее тебя и отлично разбирается в правилах этой игры.

Вот только и я не торопился начинать разговор. Почувствовал легкое прикосновение к сознанию и впустил Алерикса в свой разум. Не раскрылся перед ним. Ни в коем случае. Но позволил увидеть то, что его бы определенно удовлетворило. Свои чувства, мысли. Ее образ. Долго не пришлось думать, что именно показать императору, каким куском «неумышленно» поделиться с ним. Едва заметное подрагивание губ сказало о том, что ему понравилось увиденное, он определенно оценил ее дикий страх и истерику непонимания по возвращении. Император прикрывает глаза на мгновение, а я с облегчением ощущаю, как он выходит из моего сознания. Прямой взгляд и едва склоненная вбок голова, и Алерикс Мортифер наконец соизволит заговорить:

– Как опрометчиво, Нейл, вновь настолько открыто заявить о своей уязвимости… – Пригубил из бокала и цокнул языком, оценивая вкус напитка. – Или хищникам с некоторых пор жалкие эмоции смертных важнее инстинктов? Слабость одного зверя есть не что иное, как сила десятков других, готовых растерзать его… – Вздернутая бровь, и пальцы вдруг сильнее сжали ножку бокала. – Тебе ли не знать об этом?

Улыбнулся ему мысленно. Понимает, что увидел лишь то, что я счел нужным показать. Понимает, но не может доказать. Император, как один из сильнейших эмпатов, отлично различает эмоции. Но некоторые уроки я усвоил слишком давно. Они настолько прочно въелись в мозг, смешались с кровью, что со временем я перестал замечать их. Слишком часто в свое время я молча выл от дикой боли, пока он выворачивал наизнанку мое сознание, не просто проникая в мысли, а очищая их, безжалостно удаляя те, которые пришлись ему не по вкусу. Да, именно так. Не по вкусу. Мысли не просто материальны в своей сути. Они отличаются не только по содержанию, связанные с определенными эмоциями, они словно изысканные блюда для настоящего гурмана, которым и являлся император Единого Континента. А вы знаете, как это больно, когда безжалостно удаляют часть твоей сущности? Не просто стирают ее, словно ластиком, из памяти, а вырывают наживую, с корнями, и ты беззвучно кричишь, ощущая, как кровоточат огрызки твоих эмоций.

Но в любом случае я был признателен Алериксу. Именно благодаря ему я научился выстраивать стены в своей голове, прочные и в то же время невидимые для императора и его ближайшего окружения.

– Смотря что принимать за слабость, мой император.

– Твои чувства к этой жалкой смертной… – прищурился и подался вперед, – и прошлое, Нейл. Или ты думаешь, твои враги забыли, во что ты превратился тогда? Один из сильнейших Деусов, едва не ставший ничтожеством из-за… Нихила! Из-за нее!

Только единицам дана способность проявить участие близкому таким образом, что тому в полной мере удается ощутить на себе все краски унижения. Высший пилотаж. Особенно если мы говорим о мире Деусов, в котором забота о других сама по себе невозможна. И император понимает это так же, как и я. Но он один из лучших игроков на поле, и правила устанавливает он. А потому я откидываюсь на спинку кресла и отвечаю:

– Не имеют значения условия и способы решения задачи, мой император. Важно, чтобы итоговый результат был достаточен выгоден для… нас.

– Тогда зачем тебе эта девка? – Уже открыто… его терпение начинает иссякать. Синие глаза, почти отражение моих, удерживают будто на поводке, не давая отвернуться, отвести взгляд. И я позволяю ему утвердить свою власть надо мной. Побеждает не тот, кто выиграл все битвы на поле, а тот, кто остается на ногах и принимает решение уничтожить врага окончательно или оставить его живым, но на коленях. – Не натрахался еще? Что в ней такого, что сам Нейл Мортифер пересекает миры и возвращает ее… без портала… рискуя собственной жизнью спустя семнадцать лет? После им же утвержденного приговора? Или, – резко встал с кресла и, осушив одним глотком бокал, поставил его на стол, – ты преследуешь совершенно другие цели?

Одну цель. Я долбаное тысячелетие преследую только одну цель, Алерикс, и совсем скоро ты узнаешь, как горчит на губах вкус чужой победы. Очередная мысль, которая появляется по ту сторону стены, там, где ее не могут ни увидеть, ни выкорчевать. Но я готов был сойти с ума, разделив собственное сознание надвое. Корона на голове не всегда признак безумия, зато безумие – однозначно спутник любой коронованной особы. Дворцы и власть привлекают либо идиотов, ничтожно мечтающих о собственном возвышении над другими, либо тех, кто по праву обязан взять на себя ответственность за народ.

И у тех, и у других чувство самосохранения становится единственным важным из всех чувств, так как нет большего параноика, чем тот, кто окружен стражей.

– А что мешает мне добиваться своих целей и при этом трахать ее, Алерикс? Я думал, совмещать полезное с приятным – наша фамильная черта.

– Зачем тебе Нихил, Нейл? Я бы не хотел начать сомневаться в твоей преданности мне.

– Она нужна не мне, мой император. В ее голове слишком много информации, которая может вызвать твой интерес. Нам повезло, что она даже не подозревает об этом. Более того, смертная понятия не имеет ни о нашем мире, ни о нашей сущности, ни о своем происхождении.

Хочешь склонить мнение человека на свою сторону, чаще используй обобщающие местоимения. И вот уже император едва заметно, но все же расслабляется.

– Какой информацией, интересной императору Континента, может обладать простой Нихил, Нейл?

– А какую информацию хотел бы получить император Континента от сильного проводника в другие миры, Алерикс? Разве есть что-то, чего бы ты не хотел увидеть ее глазами?

Прикрыл глаза и тут же распахнул их, и отблески синего льда осколками впиваются под кожу. Он держит мою голову снова, на этот раз поглощая одну за другой картинки, которые вспыхивают в мозгу, словно кадры из фантастического фильма. И я перематываю их одну за другой, позволяя увидеть то, от чего по телу Алерикса проходит дрожь удовольствия. Миллионы людей, тысячи и тысячи смертных в десятках разных миров. Живая пища, готовая к употреблению, прекрасная в своем неведении. Эмоции смертных невероятно вкусные. Но, так или иначе, люди Континента рождаются с мыслью о том, что они не более чем еда для высших существ. Умирать страшно всегда. А умирать мучительной смертью – страшнее втройне. И к смерти нельзя приготовиться заранее. Даже когда подносишь нож к сердцу, даже ощущая, как стальное лезвие входит в тело, или нажимая на курок пистолета… всегда есть крошечное мгновение, когда ты боишься. Но ты уже приготовился отдать свою жизнь. И эта жизнь немного, но все же теряет во вкусе.

Но сотни тысяч живых, теплых смертных с десятками, с сотнями эмоций… Не желающие умирать. Более того, не представляющие, что у их Смерти до омерзения уродливый облик… Пожирать не только их плоть, но и голые чувства…

И поэтому император вскидывает голову, отпуская меня и посылая мысленный приказ своему распорядителю, чтобы уже через несколько минут приветствовать кровавой улыбкой визжащих от страха детей, которых привели двое его стражей.

– Всегда предпочитал детей, Нейл. У них изумительный вкус. – Указательный палец с длинным когтем прошелся по щеке побледневшей девочки, вспарывая тонкую кожу. – Они не играют в покорность, они не пытаются скрыть свои эмоции. Аромат невинности, – шумно втянул в себя запах девочки, другой рукой подтолкнув ко мне мальчика лет десяти, – он не сравним ни с чем другим, племянник. Для тебя только самое лучшее, Нейл.

Уже после трапезы, брезгливо вытирая кровь с пальцев салфеткой, Алерикс тонко намекнул, что желает присутствовать на допросе Лии.

* * *

Она пролежала в обморочном сне более суток. Именно во сне. Кошмарном и беспокойном. Я точно знал, что она видит, и не только потому, что она металась по кровати, всхлипывая и крича. Я сам посылал ей воспоминания о прошедшем вечере во дворце императора. Мне нужен был ее страх. Мне нужно было, чтобы она не просто боялась, чтобы она дрожала от ужаса при нашей следующей с ним встрече. Лия Милантэ до сих пор оставалась в памяти Алерикса могущественным проводником, дерзкой и гордой женщиной, которая бросила вызов ему самому и остальным сильным мира сего. Те, кто когда-либо пытался сломать систему, особенно почитаемы после своей смерти. Такими они остаются навсегда в памяти поколений. Самый лучший способ искоренить идею революции – не убить революционеров, а показать крайнюю степень их унижения и страха за свои жизни.

И теперь я хотел, чтобы Лию Милантэ, которую помнил император, заменила собой обыкновенная смертная женщина, которая будет испытывать животный ужас перед ним и ему подобными. Потому что для нее этот мир, ее мир, совершенно новый, незнакомый, а потому и чужой.

Моя девочка всегда была слишком гордой, чтобы бояться открыто, и потому представляла небольшую, но все же угрозу, открыто не признавая режим и исключительность Деусов. Что испытывали все смертные, находясь в одном помещении с нами? Страх, боязнь, ужас, свою ничтожность. Что испытывала прежняя Лия Милантэ? Враждебность! Враждебность, мать ее, с примесью страха.

Понимал ли я, что только усложняю себе задачу, когда отвез ее во дворец? Более чем. И пусть с Лией я давно перестал играть в любые игры, это был абсолютно необходимый акт в нашей пьесе.

Очередной ее крик, и слезы из-под прикрытых век.

– Тшшшш… малыш…

И я ложусь рядом, чтобы обнять ее и успокоить, улыбнуться, когда она неосознанно утыкается в мою грудь лицом и тихо шепчет мое имя. Она все еще спит, но словно чувствует именно мое присутствие. И это после того, что сама видела совсем недавно. Мы никогда не бываем более уязвимыми, чем в те моменты, когда даем нашим слабостям имена.

Закрываю глаза, растворяясь в запахе ее волос, в дыхании, посылая ей совершенно другие образы. В очередной раз делясь с ней теми воспоминаниями, что сжигали меня заживо на протяжении столетий.

«…Ее улыбка… Разве есть что-то более прекрасное? Более живое, чем ее смех? А когда она улыбается вот так, сквозь слезы, я чувствую, как странное тепло разливается в груди.

– Почему ты плачешь, Лия?

Еще одна несмелая улыбка, и она скрывает свое лицо у меня на груди.

– Я испугалась…

– Чего ты испугалась? Я же всегда рядом. Тебе стоит только позвать.

– Я испугалась за тебя, Нейл…

– И поэтому плакала?

– Да… – тихое, на выдохе.

Рассмеялся, прижав ее к себе.

– Глупая… Я же бессмертный. Я не хочу твоих слез.

Она вскидывает голову, ее взгляд такой серьезный. И чистые ручейки прозрачных слез.

– А я плачу не о твоей смерти, Нейл. А о твоей жизни…»

Это осознание, что она единственная в этом проклятом мире, кто может искренне заплакать обо мне. Не от страха, даже не от наслаждения, а обо мне. Кому больно за меня, для меня. Кто боится не меня, а за меня. Да, наивно, но осознание этого рвет мозг на клочки. Когда-то я спросил у нее, что значит любовь. Она показала мне. Она меня заразила и отравила ею, пустила мне под кожу это дикое чувство, и оно разрасталось, как опухоль, отвоевывая участок за участком, опутывая, пронизывая, пробивая и продираясь сквозь все ледяные стены векового равнодушия и полного безразличия. Она раскрашивала меня. Изнутри. Там, где было только черное и красное, появились иные цвета… их стало так много, что они ослепляли меня, они ломали мое восприятие. Без насилия, без давления… Непроизвольно. Отражением в ее глазах, нежностью в глубине ее сознания. Любовью. Меня никогда никто не любил. Я не знал, что это такое. Я не знал, насколько это, бл***, вкусно и какой бешеной необходимостью это может стать – желание быть любимым ею. Это не сравнить даже с голодом и ломкой от него.

Нежность. Как можно тосковать по нежности? А я тосковал. По искренней нежности. По ее нежности. А как можно тосковать по нежности той, кого хочется трахать самыми грязными и жестокими способами?

Ты вернулась ко мне, Лия Милантэ, и вместе с тобой ко мне вернулось недоумение. И дикая боязнь потерять тебя снова. Как тогда, много лет назад. Когда оставил одну в том чертовом мире и ушел. Ушел. Оставил тебя там, понимая, что ты можешь умереть. Потому что меня не должны были увидеть. Потому что слишком многое стояло на кону. Моя жизнь. И ведь это нормально, когда проводники не возвращаются с задания. Поэтому мы охотно создаем вас пачками. Это мои мысли на тот момент, малыш. Те мысли, которые показались слишком ничтожными, когда я вдруг понял, что должен вернуться за тобой. Когда почувствовал, как щупальца страха полностью окутали тело, меняя сознание, заставляя кричать на помощников, чтобы вернули меня обратно. Довести до слез Клэр, заставив ее упасть на колени от жуткой боли только за то, что тянула время. За то, что я мог не успеть и мне пришлось бы лично активировать твой чип на ликвидацию. Ты знаешь, Лия, а ведь именно тогда я понял, что такое счастье. Насколько оно хрупкое. Кажется, только дотронься, и оно разобьется вдребезги, оставшись лишь осколками воспоминаний в памяти. Тогда же и узнал, что счастье имеет твой запах и носит твое имя, у него твой цвет глаз и твой смех. В то мгновение я понял, что люблю даже его слезы, когда они катятся по твоим щекам.

Тогда, когда увидел твою жизнь. Она ускользала из пальцев, но мне удалось поймать сучку за тонкий, еле заметный шлейф и вернуть тебе ее со вздохом. НЕ ОТДАМ ЕЕ. Три слова, вспыхнувшие в мозгу кроваво-красным. И твердое решение переступить за грань. В другой мир. В НАШ мир.

После у нас будет так много подобных моментов, малыш. Слишком много для бездушного Деуса, но так мало для обычного смертного. Парадокс, да, Лия? Гребаный парадокс в том, что понимаешь, что был счастлив, только потеряв.

* * *

Три десятка тысяч солдат. Слишком маленькая сила в противостоянии с императором. И их слишком много для одного перехода. Для одного проводника. Перевод такого количества смертных в наш мир попросту убьет его. Даже учитывая нашу с Лией связь. Как бы я ни подпитывал ее своими силами, ей не сделать этого в одиночку. И именно поэтому все эти годы я не только создавал свою собственную армию, но и готовил других проводников. Живое мясо, предназначение которого – привести в наш мир как можно больше солдат, чтобы после сдохнуть. Либо от перенапряжения, либо от моих рук. Потому что свидетели мне не нужны. Но и рисковать Лией я не мог. А потому на Острове за последние годы, пока я готовился привести Лию сюда, вырастили около пяти проводников наряду с Нихилами других способностей. Подстраховка. Чтобы не бросалось в глаза.

Смертные, рожденные умереть в угоду высшим. Мне никогда не было их жаль. Как, впрочем, и Лию. Но моя девочка никогда и не просила о подобном. Жалость все же самое унизительное чувство, которое можно испытывать к живому существу. Не жалею, но боюсь ее потерять. Единственный страх всемогущего Деуса. Единственная слабость. Фатальная. Не жалею, но я бы убил каждого, кто посмел причинить ей боль, не жалею… я ее люблю.