Электронная библиотека » Уолтер Лакёр » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 1 марта 2024, 13:40


Автор книги: Уолтер Лакёр


Жанр: Политика и политология, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Но политическая привлекательность сосредоточилась на Востоке (и Азии), который был в значительной степени воображаемым. Даже самые страстные евразийцы не начали посещать Азию, не говоря уже о том, чтобы поселиться там. Они не изучали китайский или урду, не говоря уже об арабском языке, и не погружались в цивилизацию этих стран. Для евразийцев степь имела кардинальное значение, но как много из них (или, точнее, как мало из них) когда-либо были в степи – на пастбищах, в российских степях за Уралом?

Для большинства из них они были метафизическими пастбищами, воображаемым миром, а не действительностью. Никогда не стоит недооценивать важность мифологии в политике и истории, но теперь, когда неоевразийство стало политической силой – и может приобрести еще большее значение в будущем – важно время от времени вспоминать о происхождении этого движения в мире фантазии.

Неоевразийство, движение, возглавляемое Александром Дугиным и некоторыми аналогично мыслящими идеологами, возникло в России в 1990-х годах и является теперь политическим движением, не только культурной тенденцией. Но и Дугин тоже получил свое изначальное вдохновение от неофашизма во Франции, Бельгии и Италии, а не в степях Забайкалья. Пантюркизм (туранизм) существует в Турции, и подобные группы присутствуют в нескольких среднеазиатских странах, но они не составляют мировое движение – различия у этих различных ответвлений, их интересов и программ слишком сильны.

* * *

Первая волна евразийцев в 1920-х развивала свои идеи, потому что они были разочарованы Европой. Они принадлежали к стороне, которая была побеждена в Гражданской войне, и они искали идеологический выход из дилеммы, в которой они оказались. Для них было немыслимо разочароваться в России. Но как найти общий знаменатель для будущего России и их собственного будущего?

О нынешнем российском правительстве и о тех, которые поддерживают его, можно сказать лишь с небольшим преувеличением, что «все мы теперь евразийцы». Это частично связано с их отвращением к Европе, которая (как они чувствуют) отвергла их, но это также отражение огромной популярности идей Льва Гумилева.

Сын великих поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева, которого расстреляли большевики в 1921 году, Гумилев был русским Шпенглером, очень популярным автором, небезупречным гением. В нескольких книгах и многочисленных статьях он попытался доказать азиатское и кочевое происхождение своей родной страны. Для немца Освальда Шпенглера будущее принадлежало молодым народам, таким как немцы и русские; для Гумилева молодым народом были монголы. Его неортодоксальные взгляды не раз приводили его в тюрьму и Гулаг. Его идеи иногда были очень интересны, часто очень оригинальны, в других случаях неправдоподобны и явно ошибочны. Он утверждал, что его подход был научным. Но когда он заявил в одном интервью: «Скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава» (в журнале «Социум», номер 5 за 1992 год), то это едва ли было научным заявлением, которое можно было доказать или опровергнуть.

Лев Гумилев восстановил против себя православную церковь этим своим азиатским подходом и заставил отвернуться от себя ультранационалистов (потому что его взгляды очерняли панславизм), назвавших его русофобом. Он также оскорблял евреев своими комментариями о еврейской истории в Средневековье, предмет, который по общему признанию, не принадлежал к сфере его компетенции. Но восприятие Гумилева в Казахстане и среди других нерусских народов, возможно, было самым восторженным. Его именем назвали университет, статуя его была установлена в Казани, и его портрет появился на марке, выпущенной казахской почтовой службой.

Неоевразийство возникло после падения коммунизма и Советского Союза. Мы теперь стали свидетелями интересного повторения того, что произошло в 1920х: к концу того десятилетия поколение основателей евразийства было вытеснено со своих руководящих постов, которые перешли в руки более молодых, просоветских активистов. Они обычно описываются как «левые», но фактически они были прорусскими, а не марксистами, не говоря уже о коммунистах. Их стремлением было найти общую позицию для молодых офицеров, которые сражались в белых армиях на Гражданской войне – и Советского Союза. Они полагали, что нашли такую платформу в патриотизме/национализме, который должен был быть наряжен в евразийскую одежду. Их предположения были не так уж неточны, потому что общая тенденция в России уже смещалась от интернационализма к национализму. Но они неверно оценили фактор времени – это смещение продлилось значительно дольше, чем они предполагали, и немногие из них дожили до того времени, когда смогли увидеть собственными глазами осуществление их мечты.

Они были не единственной эмигрантской группой, которая правильно поняла эту тенденцию. Это увидели и другие, как «сменовеховцы» Николая Устрялова и «младороссы» Александра Львовича Казем-Бека который склонялся к фашизму. Судьба тех, кто совершил ошибку, вернувшись в Россию слишком рано, была печальна. Тех, кто подождал немного дольше, до 1960-х, по крайней мере, не отправили в Гулаг. (Казем-Бек возвратился в Россию в 1960-х годах и получил незначительную должность – он работал в Московском патриархате). К концу 1920-х годов евразийское движение прекратило свое существование. Коммунисты взяли в свои руки их журнал, но через некоторое время у них больше не было никакой пользы от их использования.

* * *

Современное подобие с первой волной евразийцев состоит в следующем. После краха Советского Союза патриотам понадобилась новая доктрина. Как писал в газете «Завтра», еженедельном органе этих кругов, один из мыслителей российских правых: элита без идеологии – угроза. И верно то, что обладающее чувством собственного достоинства политическое движение нуждается в идеологии: одних только интересов недостаточно. Что же могло бы стать идеологией в посткоммунистической России?

Дугин в свои молодые годы попробовал фашизм, но это не было такой хорошей идеей, даже если соответственно принарядить его. И консерватизма в старинном стиле, как показал опыт других стран, было не достаточно – он был неинтересным, даже скучным. Дугин смотрел на опыт антидемократических, антилиберальных европейских Новых правых. У них были кое-какие идеи, но ни одна из них не была действительно успешной. Ни одна из этих групп не могла стать массовым движением или, по крайней мере, приобрести позицию с реальным влиянием.

В этот момент евразийство было заново открыто как чрезвычайно хорошо подходящий идеологический программный пункт. Евразийство было патриотическим/авторитарным, антидемократическим, националистическим; оно было, прежде всего, подходящим для «ревизионистской» власти, пытающейся вернуть территории, которые были потеряны. Оно было антикапиталистическим – то есть, выступало против олигархов – но не слишком радикальным в этом отношении. Оно было достаточно расплывчатым, чтобы подойти для людей и групп со сложными представлениями о политике и мире. Внезапно все открыли евразийство – старая/новая компартия, Владимир Жириновский, и даже Путин, который тоже сказал, что является евразийцем. Но именно Дугин был первым в этой области.

Возможно, евразийства не было достаточно, и требовались заимствования из фашизма и популизма. Но это могло быть сделано, не заходя слишком далеко в этом направлении, в конце концов, не существовало никакого систематического культа лидера, никакой единственной государственной партии. Евразийство в этом контексте не было совершенно бессмысленным, но его всегда можно было интерпретировать разными способами. Имена и термины мало что значили, нацистская партия с начала до конца называлась НСДАП, что означало национал-социалистическую рабочую партию Германии, даже при том, что рабочие в ней были слабо представлены в сравнении с другими классами. Но какое это имело значение?

Это не должно наводить на мысль, что концепция «Евразии» была обманом, жульничеством. Некоторые, без сомнения, искренне верят в этот вид мифологии; другим евразийство понравилось, потому что его можно было интерпретировать очень многими различными способами. Это открыло путь к союзам с другими партиями и силами в Европе. У «консервативного» и «неофашистского» были свои недостатки. Зато слово «евразийский» было намного более нейтральным и имело очень немного недостатков; оно могло привлечь почти всех. В 1920-х годах евразийство действовало как мост для признания Советского Союза, и при этом без обязательной веры в марксизм-ленинизм. В настоящее время оно могло служить в подобном качестве, принимая политику нынешнего правительства, консервативную или ультраконсервативную.

Что касается внешней политики новой России, то представление России как евразийской державы могло бы облегчить более близкие отношения с тюркскими народами, возможно, также с Дальним Востоком. Россия была бы одной из нескольких держав в великой коалиции, основанной на тесном экономическом и политическом сотрудничестве.

В этом месте сложности такой стратегии становятся очевидными. Коалиция этого рода с российской точки зрения имеет смысл только тогда, если Россия играет в ней ведущую роль. Поскольку это – ее историческая миссия: Россия, занимающая второе место рядом с группой тюркских государств или как сателлит Китая, немыслима. Но почему тогда не коалиция равных? Потому что различия во взглядах и интересах слишком велики, а движущие силы мировой политики не следуют законам равенства. И в плане численности своего населения, и в отношении своей экономической мощи, Россия не играет главенствующую роль по сравнению с потенциальными членами евразийской коалиции. У нее даже нет монополии на владение ядерным оружием.

Это могло бы быть иначе, если бы существовала какая-то большая угроза, общий враг, и неоевразийцы очень старались представить Америку и Запад вообще в качестве такого врага. Но Европа постепенно становится все более слабой, и поскольку американская внешняя политика склонялась к уходу из мировой политики и к смещению центра своего внимания из Атлантики к Тихому океану, неоевразийцам отчаянно понадобится враг, и им будет очень трудно найти его.

Что остается от Монгольской империи как от модели? Ее отношение к религии, возможно? Православная церковь этому вовсе не обрадовалась бы. Или же вера в то, что история кочевников является образцом для будущего объединения судеб народов и стран? Пусть Европа и находится в плохой форме, но как бы ни смотреть на это, непонятно, что евразийское прошлое может предложить России в двадцать первом веке.

* * *

Учитывая нынешнее российское увлечение, официальное и неофициальное, евразийством, Азией, и, прежде всего, Сибирью, следовало бы ожидать больших усилий со стороны Кремля по укреплению его связей в Азии. В 2014 году Путин назначил одного генерала своим специальным уполномоченным, который должен был заниматься нуждами и развитием регионов к востоку от Урала. Но общее впечатление было таким, что этими территориями просто пренебрегли, что привело к широко распространившемуся негодованию и даже некоей форме сибирского сепаратизма. Антикремлевские демонстрации произошли в таких городах как Новосибирск, и в Москве с опозданием осознали, что нужны срочные меры. Так внезапно открылся новый фронт, и новые проблемы встали перед Кремлем в том месте, где их меньше всего ожидали.

Российская геополитика

Термин «геополитика» был впервые использован примерно в 1898 шведским географом Рудольфом Челленом, и он был первоначально синонимом политической географии с некоторыми дополнительными мыслями, заимствованными из политической философии. Он отличался от других аспектов географии, таких как физическая география. Однако за очень короткое время этот термин приобрел определенные значения, очень сильно изменяющиеся в зависимости от страны, где он употреблялся, и от политических взглядов тех, кто его использовал. Челлен, член шведского парламента, принимал активное участие в политике. Он был прогермански настроен, и его главный труд был написан на немецком языке. Общая идея геополитики носилась в воздухе. Фридрих Ратцель, немецкий профессор, был соучредителем новой школы; в 1897 году вышла его книга «Politische Geographie» («Политическая география»). Альфред Мэхэн, адмирал американского флота, был другим ранним автором, писавшим на эту тему; свой труд «Влияние морской силы на историю» он впервые опубликовал в 1890 году. В 1902 году в Великобритании вышла книга Хэлфорда Маккиндера «Британия и британские моря». И Карл Хаусхофер, самый известный пример немецкой школы, был в это время офицером баварского генерального штаба. Его работы появились несколько позже, но его идеи были также сформированы приблизительно в то же самое время или немного позже.

Геополитика пришла в Россию с опозданием; в царской России не было никакого большого интереса к этому предмету, а при коммунизме она противоречила официальной идеологии марксизма-ленинизма. Марксизм основывался на экономике, не на географии. Геополитика – это термин, часто используемый (и неправильно используемый) без разбора, и поэтому он породил множество неверных толкований.

В некотором отношении геополитика просто заявляла очевидное – что география воздействует на политику. Сегодня, особенно в США, она часто используется просто как синоним «географии» (география – это предмет, который обычно не преподается в американских школах и только в относительно немногих университетах). По этой причине необходима осторожность, когда слово «геополитический» используется в обычной устной речи или в письменной форме. Чаще всего, это бессмысленный, просто модный термин.

Воздействие учения геополитики на нацизм часто преувеличивалось; на итальянский фашизм геополитика заметно не повлияла. Это известно автору этой книги из личного опыта. Он пошел в школу в Германии после того, как нацизм пришел к власти. География была одним из его любимых предметов. Она была в то время модной и в большой степени смешанной с геополитикой. Но в том, чему нас учили, было очень мало специфически нацистского. Журнал этой группы «Zeitschrift für Geopolitik» («Журнал геополитики»), был интересным и содержал новости и комментарии о зарубежных странах, которые обычно нельзя было найти в немецких СМИ. В геополитике не было ничего «фашистского»; этот предмет был почти неизвестен в Италии при Муссолини.

Правда, идея жизненного пространства («Lebensraum») была частью нацистской доктрины, но она возникла в другом месте, главным образом в романе Ганса Гримма «Volk ohne Raum» («Народ без пространства»). Однако Гитлер (для которого раса была более важной), Геббельс и Геринг не испытывали особого интереса к предмету или использованию термина «heartland» («хартленд», «центральные земли»). Только Рудольф Гесс (который короткое время был помощником Хаусхофера в Мюнхене) использовал это выражение, но он дезертировал в середине войны. И хотя Хаусхофер служил в генеральном штабе, он не был воинственным или агрессивным в своих трудах.

Когда вспыхнула Вторая мировая война, он стал подавленным, потому что боялся ее результата. Хаусхофер, короче говоря, никогда не был вполне «персоной грата» в Третьем Рейхе; его жена была по происхождению частично еврейкой, а его сына Альбрехта, который сотрудничал с антигитлеровским сопротивлением, казнили незадолго до конца войны. Политические взгляды Хаусхофера были консервативными, а не нацистскими.

Более поздние дополнения к геополитике, такие как «жизненное пространство» или теории Маккиндера (о хартленде: «кто контролирует Восточную Европу, тот контролирует Хартленд; кто контролирует Хартленд, тот контролирует Мировой остров; кто контролирует Мировой остров, тот контролирует весь мир») были более чем сомнительны; Маккиндер был очень разносторонним человеком – один из первых директоров лондонской Школы экономики, член парламента, и первый человек, который поднялся на вершину горы Кения. Но конкретно это его попутное замечание бесполезно. То же самое справедливо и относительно веры Мэхэна в жизненно важную роль угольных станций (для пароходов), потребность в которых обогнал технологический прогресс.

* * *

После распада Советского Союза геополитика нашла новую родину в России. По словам современных геополитических коллег из европейских крайне правых, «это заслуга одаренного [Александра] Дугина, который является чем-то вроде мозгового центра в одном лице…» Он может разговаривать на всех главных европейских языках, он эрудит в антилиберальном и эзотерическом наследии, спасенном Новыми правыми от послевоенной дыры памяти, и, прежде всего, он – бескомпромиссный, метаполитически продуктивный противник Соединенных Штатов, цитадели мирового либерализма и, таким образом, основного источника зла в наше время.

Однако, если геополитика распространилась в России в последние годы, то так же распространились и расхождения во мнениях среди геополитиков. Руководители (часто номинальные) различных российских геополитических учреждений это обычно отставные генералы армии или военно-воздушных сил, такие как Леонид Ивашов, с небольшим количеством интеллектуалов (таких как Вадим Цымбурский) и некоторых бывших дипломатов. «Четвертая политическая теория» Дугина была раскритикована некоторыми из его коллег-геополитиков за то, чтобы он в ней слишком далеко зашел в отклонении важности фактора расы.

Некоторые российские геополитики восхищаются Ф. Уильямом Энгдалем (не очень известный американско-немецкий журналист, живущий в Германии), которого называли «мудрецом» и «гением»; этот профессиональный противник Америки утверждает, что все перевороты и революции в мире были спровоцированы и спланированы ЦРУ. Несколько консервативных российских геополитиков подчеркивают конфликт между христианским Западным и радикальным исламом, тогда как другие считают, что никакого такого конфликта нет, потому что Запад давно отказался от своих христианских основ.

Наталья Нарочницкая, бывший российский дипломат (в Организации Объединенных Наций), в большой степени вовлечена в геополитические действия, тяготея к крайне правым в политическом спектре. Она ратовала за возвращение к советской модели – лишенной, однако, советской идеологии, которая должна быть заменена православной церковью, которая, в свою очередь, должна играть ведущую роль в советской/российской политике.

Леонид Савин, с другой стороны, считает, что российское православие никак не может предложить панацею. Хотя он признает, что церковь является «тезаурусом мудрости», он, кажется, сомневается в глубине религиозной преданности многих верующих, которые на самом деле ходят в церковь только два раза в год, на Пасху и на Рождество.

Савин – редактор журнала «Геополитика» и в большой степени вовлечен в деятельность Евросинергической школы геополитики. Как главный координатор евразийского движения, он работал в тесном сотрудничестве с Дугиным и по различным поводам подчеркивал важность кибергеополитики, очевидно, ссылка на воздействие технологического прогресса на политику. В одном интервью в 2013 году он пытался разъяснить цели своего движения и свои собственные представления о мировой ситуации. Основная цель евразийцев, утверждал он, состоит в том, чтобы установить многополюсное мироустройство из пяти или больше центров власти. К сожалению, Европа в настоящее время преследует проатлантистскую политику. Ислам, как он видит его, не является угрозой для России, потому что мусульмане были хорошо интегрированы. Он видит хорошие перспективы оси Москва-Берлин; Германия была привязана к Вашингтону, потому что Америка во время Холодной войны использовала очень черную пропаганду и вызвала страх перед советским вторжением. Но теперь это уже преодолено. Он обнаружил много азиатских элементов в Германии, особенно в Баварии, которая несколько столетий назад была заселена аварами. Возможно, Бавария найдет дорогу назад к своим азиатским истокам?

Что можно сказать о Китае? Сотни миллионов китайцев противостоят приблизительно сорока миллионам россиян (не все они этнические русские) к востоку от Урала. Савин знает, что некоторые русские и европейцы описывают Китай как возможного врага, но даже при том, что некоторые пограничные инциденты имели место, у Китая нет никакого интереса к этой части мира. Китай сосредоточится на Тайване и островах в Тихом океане, и геополитическое внимание его сателлитов сосредоточится на этом, не на Сибири и Дальнем Востоке. Ему будет нужна поддержка со стороны России и других – интересный пример того, как принятие желаемого за действительное торжествует над геополитическими фактами и здравым смыслом.

А что же относительно ситуации в России? Как видит это Савин, ключевая проблема для России – неолиберальная группа в Кремле. У Путина есть поддержка определенных людей, которые хотели бы более радикальных действий против коррупции, западных агентов и так далее. Массы не верят в распространяемые прозападной оппозицией идеи демократии и прав человека. Михаил Ходорковский, доказывает Савин, является другом барона Ротшильда – и все мы знаем, что это значит.

* * *

Знания российских правых радикалов о местоположении главных состояний в современном мире является устаревшим примерно на столетие; они, похоже, не подписываются на «Bloomberg» и другие источники информации.

Если подвергнуть эту нынешнюю российскую литературу критическому анализу, возникает вопрос: какое отношение имеет эта смесь всяческой чепухи к геополитике?

Геополитика изучает политическую географию, державы суши и державы моря и их дихотомию, пространства и большие регионы, и стратегическое доминирование в отдельных определенных областях. Она не имеет никакого отношения к неолиберализму и православной церкви, не имеет она отношения даже к ЦРУ и КГБ. Она имеет дело с идеями Челлена, Ратцеля и Хаусхофера и, вероятно, с попытками применить их к современному миру, если это возможно. Она не имеет никакого отношения к Ротшильду и Ходорковскому, и даже к Путину.

Короче говоря, этот вид «геополитики» не геополитика, но просто присвоение ее имени. Это – случай ложно понятого создания теории. Намерение, по-видимому, состояло в том, чтобы показать и доказать, что «атлантистские» морские державы являются либерально-демократичными и поэтому злыми, и что сухопутная держава является консервативной и поэтому религиозной, патриотичной и хорошей.

Здесь хотели показать, что сухопутная держава имеет право, даже обязана расширяться, пока она не достигнет своих естественных границ, какими бы они ни были. Для этой цели сегодняшние геополитики вполне могли бы позаимствовать также теорию из органической химии или второй закон термодинамики, как Дугин действительно поступил при случае.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации