Книга: Остров на Птичьей улице - Ури Орлев

— Я просто научился справляться своими силами, — сказал я. — Вот и всё. А так — каким был, таким и остался.

С тех пор как дедушка умер я книги о войне не читаю, за очень редким исключением. Это не табу, но мне больно их читать. Все, что надо я и так уже прочитала. Чтоб не забывать? Так и захочешь, не сможешь. Новые взгляды на ВОВ, особенно тех, кто ее не прошел или прошел на стороне фашистов , мне не интересны. Тогда зачем?

Иногда такие книги мне все же попадаются. Как в этом случае. И я опять сижу , читаю и хочется выть. В голове крутится одна и та же мысль - так быть не должно. Нигде. Ни с кем. В книге говорится о еврейском мальчике, но мы-то знаем из документов о целых селах в России и Украине, которые немцы сжигали, причем людей запирали в сельсоветах, клубах и сжигали заживо, целыми семьями. Разве там не могла произойти такая история? Уверена , что и происходила. Вполне возможно , что с более ужасным финалом просто. Как то странно, что говорят про Бабий Яр и поминают евреев, но там ведь евреев половина . Там (по документам) еще цыгане, украинцы и русские, которых обвиняли в помощи евреям, партизанам, и просто киевляне, на которых заявили соседи, сказав что те коммунисты. Там не произошла бы такая история? Вернемся к книге. Мы видим историю выживания. Еврейский мальчик остался один на один с тем, что не каждый взрослый переживет. И мы видим как он не только пытается выжить, самое главное - он пытается остаться человеком в абсолютно бесчеловечных условиях. Бесчеловечным во всех смыслах. Еще мы видим разных людей, с которыми его сводит судьба и среди них так же есть те, кто остался человеком, помогает другим в бедственном положении, кто борется за свободу, мир и эту самую человечность. И мы видим тех, кто человеком быть перестал. Тех, кто выживает. Физически. А внутри это непонятно что. Вот как можно назвать взрослое существо, которое сказало 11летнему голодному мальчишке, что отдать ему еду это все равно что выбросить ее, ведь его завтра поймают и убьют. А у него дети. И , уверена, найдутся те, кто скажет, что он по-своему прав. Только зачем тогда удивляться, что дети этого ублюдка действительно выживут и принесут в мир эти новые ценности бати - "каждый сам за себя", "ничего личного", "я это самое важное что у меня есть". Ничего не напоминает? Да, это именно современные западные ценности, которые так сильно продвигают последние лет 20. Так и как там с теорией эволюции? Выживает сильнейший? Нет, выживают разные. Я книгу читала без надрыва только потому, что знала о ее хотя бы частичной биографичности, то есть знала, что мальчишка выживет. Хотя финал меня еще больше порадовал и внушил оптимизм, спасибо автору большое. Но даже при этом знании читать книгу было очень и очень тяжело. Здесь нет пустой философии и размышлений, здесь хроника. Взгляд ребенка на происходящее. Взгляд ребенка, который на наших глазах становится взрослым, а ментально может даже и стариком в каких то вещах. В финале меня поразили эти слова мальчишки об ожидании отца, признание самому себе. Это разрывало сердце еще больше, чем когда пришлось стрелять и после. Вообще я не знаю как говорить об этой книге. С одной стороны, автор все описывает довольно легко, что ли. Без особых эмоций и уж тем более пафоса, чем грешат книги тех, кто о войне только читал. Просто описание событий и какие то свои реакции, размышления в то время, наблюдения. Но ты, взрослый человек, не можешь все это читать спокойно. Вот дети , кстати, может и по-другому могут воспринять книгу. Более спокойно, менее болезненно. Но не все уже, наверное. Взрослым будет тяжело, очень. При, повторюсь, очень легком слоге автора и отсутствию специального нагнетания эмоций. Трудно прочитать эту книгу и проникнуться идеями фашизма. Хотя сейчас уже все возможно. И все же. Эта книга вселяет надежду, чего сейчас очень не хватает. И веру в людей. Даже когда кажется, что ад спустился на землю, есть те, кто против, кто поможет, кто будет хранить свет в себе, кормить мышонка и ждать "папу". И каждый в такие страшные периоды сам для себя решает кем ему быть. Страшнее всего другое - что книга не входит в школьные программы млрдеров, которые развязывают войны, не страшась того, что их дети окажутся на месте этого мальчика.

Он заверил меня, что папа придет за мной. Или убежит сейчас, или придет немного позже. Может быть, через два-три дня. Во всяком случае, я должен оставаться на месте, сколько смогу. Может быть, даже месяц. И даже целый год.

Повествование идёт от лица 11-летнего мальчика, который проводит своё детство в закрытом Варшавском гетто. Он с самого начала очень хорошо осознает весь ужас ситуации, но при этом относится ко всему происходящему со всей детской непосредственностью и даже с чуть пугающим оптимизмом. Детей вокруг мало, потому что их или прячут от лишних глаз, или уже увезли туда, откуда они больше не вернутся, или это польские дети, которые играют по ту сторону стены, там, куда Алексу доступа нет. Поэтому друг у Алекса - маленькая белая мышка Снежок.

В тот вечер я долго кормил Снежка. Мне нужно было многое ему рассказать. Иногда я радовался, что Снежок — всего-навсего мышонок. Поэтому я мог ему сказать все, что приходило в голову.

После облавы на фабрику, Алекс остается один в развалинах дома. Он верит, что отец за ним вернется, и пытается сделать всё, что в его силах и на что хватает его сообразительности, чтобы остаться незамеченным. Его сообразительности хватило, чтобы организовать потрясающее по своей вместительности и функциональности убежище на полуразрушенной стене дома. Робинзон Крузо бы позавидовал. На острове такой величины Крузо не факт, что бы сумел выжить.

До вечера я не выходил. Мое убежище было недостаточно хорошим. Это было ясно. И тогда впервые я начал думать о полах, висящих над развалинами внутри дома. Идея была замечательная, но я не умел летать.

В музее Варшавского восстания я уже видела бункеры и подвалы, в которых прятались евреи из гетто, слушала истории их жизни и даже читала дневники детей и взрослых. Мальчики и девочки, совсем как Алекс, прятались месяцами в темных помещениях, а их родители пытались хоть как-то сохранить им кусочки детства. Живя в Варшаве, я постоянно встречаю эти знаки из прошлого — символ Варшавского восстания, написанный краской на стене, полуразрушенные здания, которые остаются такими намеренно, сохраняя в себе эти важные частички истории на теле города. Варшавяне не желали побыстрее забыть что случилось и начать жить заново, застроив свой почти полностью разрушенный город чем-то новым и не обремененным историей. Они по возможности сохранили то, в чем были символы своего времени, потому что когда этих символов давно нет и никто не помнит, как же всё было на самом деле, переписать историю заново проще простого. 

Эта замечательная книга такой же символ своего времени, отпечаток эмоций маленького мальчика, который пробует выживать, играя в Робинзона Крузо, очень четко при этом понимая, какие последствия могут быть от его "проигрыша".  И так хочется, чтобы дети играли только в детские игры. 

Иногда мне надоедало читать, играть со Снежком и смотреть, что происходит на польской улице. Вдруг я начинал думать о папе и маме. Я не плакал, но лежал и думал о самых страшных вещах, которые могли случиться. Думал также и о польских детях, о том, как им хорошо. Играют на улице. Есть у них дом и все остальное. Но постепенно начинал думать о тех детях, которые прятались когда-то на нашей фабрике, и приходил к выводу, что мне еще грех жаловаться. К тому же я ведь здесь жду отца.

#шкв

«Когда мы жили в гетто, еще до того, как всех начали выселять из их домов, я всегда задерживал дыхание, проходя мимо людей, которые мне не нравились. Конечно, я не был знаком с ними лично, но как-то сразу было понятно, нравятся они мне или нет. Не то чтобы эти люди неприлично пахли, просто я не хотел, чтобы в меня попал их «воздух»️

Забавно, что я в детстве делала точно так же… И, пока я не увидела в этих строках себя, история казалась мне недостаточно эмоциональной. Вот вроде и вкусно, но соли не хватало. А потом эта цитата про задержку дыхания вернула меня в детство, и я поняла, что для юных читателей эмоций тут достаточно. У Ури Орлева получилась трогательная, детская, но серьёзная и настоящая история, в основу которой легли автобиографические факты и воспоминания. Кстати, при первой же публикации этой книги в 1981 году автор получил самую престижную в Израиле награду в области детской литературы – премию им. Бернстайна. А сегодня книга переведена на 17 языков. П.С. Ури считает, что книга должна быть «как сон», и отвечает абсолютно на все письма, которые получает от своих юных читателей. Всего таких «снов» вышло из-под его пера около 30. И я уже в поисках других его историй.