Текст книги "Любовные письма великих людей. Мужчины"

Александр Поп – леди Мэри-Уортли Монтегю
(июнь 1717 года)

Мадам,

если Вы желаете жить в памяти других, то в моем случае Ваше желание исполнено в высшем смысле этого слова.

Нет такого дня, когда бы Ваш образ не являлся мне. Разговоры с Вами снова и снова вспоминаются мне, и каждая сцена, место или случай, когда я имел счастье наслаждаться ими, рисуются так живо, как только может представить воображение.

Вы говорите, что пребывание в теплом климате чрезвычайно полезно для Вашего здоровья и настроения. Вы унесли мою любовь так далеко на восток, что я мог бы стать одним из его поклонников. Ибо, считаю я, у солнца больше причин гордиться тем, что оно поднимает Вам настроение, нежели тем, что благоприятствует росту всех растений и созреванию всех минералов Земли.

По моему мнению, разумный мужчина с радостью проедет три или четыре тысячи лье, чтобы увидеть Вас, насладиться Вашим остроумием и абсолютным совершенством. Но чего ожидать от создания, которое, будучи идеальным, покинуло одну часть света и уехало в другую, дабы, нежась под лучами солнца, стать еще более совершенным. Если Вы теперь не пишете и не говорите невообразимо прекрасные вещи, значит, Вы должны быть готовы к тому, что Вас, как и весь остальной Восток, обвинят в чрезмерной изнеженности, лени и распутстве…

Ради Бога, мадам, пишите мне по возможности чаще, ведь в мире нет мужчины, который беспокоится о Вас более, чем я. Скажите мне, что у Вас все хорошо, скажите мне, что Ваш маленький сын здоров, скажите мне, что Ваша собака (если у Вас она есть) здорова тоже. Напишите мне о том, что доставляет Вам удовольствие, что бы это ни было; это порадует меня больше, чем все остальное. Я всегда Ваш.

Александр Поп – леди Мэри-Уортли Монтегю
(1719 год, после ее возвращения в Англию)

Наверное, я умер или Вы в Йоркшире, в любом случае я предпочитаю второе. Я был болен все время с тех пор, как видел Вас в прошлый раз; теперь у меня опухшее лицо и мне очень плохо. Ничто так не облегчит моего состояния, как вид дорогой леди Мэри. Когда Вы будете проходить мимо, позвольте мне взглянуть на Вас, ведь я действительно Вас люблю.

Дэвид Юм
(1711–1776)

Я не в силах выразить словами, дорогая мадам, насколько мне трудно пережить Ваше отсутствие и мое постоянное желание находиться в Вашем обществе…

Дэвид Юм – шотландский философ, экономист и историк. Его самые знаменитые работы – «Трактат о человеческой природе» и «Исследование о человеческом познании». Юм вел исключительно затворнический образ жизни, свойственный настоящим ученым. Но в 1763 году он впервые приехал в Париж и остался там более чем на два года. Судя по всему, в этот период он страдал от так называемого кризиса среднего возраста. Будучи вхож в салоны известных парижанок, он увлекся некой мадам де Буффлер, которая в то время была любовницей принца де Конти. Эта женщина имела гораздо более богатый опыт в любовных делах, нежели отшельник-философ, и влюбленный Юм все больше и больше запутывался. Когда муж мадам де Буффлер умер, стало очевидно, что она рассчитывает выйти замуж лишь за принца, а Юм, неожиданно для самого себя, оказался в довольно непривлекательной роли доверенного лица их обоих.

Дэвид Юм – мадам де Буффлер
(3 апреля 1766 года)

Я не в силах выразить словами, дорогая мадам, насколько мне трудно пережить Ваше отсутствие и мое постоянное желание находиться в Вашем обществе. В течение долгого времени я привык думать о Вас как о друге, с которым я никогда не буду разлучен на сколь-нибудь значительное время. Я тешил себя надеждой, что нам суждено пройти наши жизни рядом друг с другом. Возраст и врожденная холодность темперамента уже почти склонили мое сердце к чрезмерному безразличию ко всему вокруг, однако этого не случилось благодаря очарованию Вашей речи, живости Вашего характера. Ваша душа, растревоженная как несчастливыми обстоятельствами, в которых Вы оказались, так и Вашими природными склонностями, может полагаться на неизменное сочувствие, которое Вы найдете во мне.

Но смотрите! Три месяца прошло с тех пор, как я оставил Вас. И я не знаю, когда смогу надеяться увидеть Вас снова. Я все еще верен своему желанию никогда не покидать Париж и покончить со всеми обязанностями, кроме одного – того, что было так сладко, так приятно и легко исполнять – совершенствовать нашу дружбу и наслаждаться Вашим обществом. Ваши любезные письма будят во мне сожаления о прошедшем; особенно когда Вы упоминаете о ранах, которые хотя и начали затягиваться, но все еще свежи.

О, мой дорогой друг, как я боюсь, что пройдет еще немало времени, прежде чем Вы обретете состояние уравновешенности в горе, которое не излечивается никаким лекарством и которое, в силу врожденной возвышенности Вашего характера, заставляет Вас страдать еще сильнее, вместо того чтобы вознести Вас над ним. Я могу помочь Вам лишь временным утешением, которое доставляет присутствие друга… Целую Ваши руки со всей возможной любовью.

Лоренс Стерн
(1713–1768)

…Сердце мое, покуда оно бьется, будет преисполнено к тебе нежностью, где бы я ни был…

Самый известный шедевр Лоренса Стерна – роман «Тристрам Шенди», точнее, «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», с 1759 по 1767 год выдержавший девять изданий. Это был невероятный успех, и Стерн стал знаменит как на родине, в Англии, так и во всей Европе. Пикантное остроумие и сатира «Тристрама Шенди» шокировали некоторых читателей и казались им несовместимыми с профессией Стерна: ведь он был священником, опубликовавшим несколько томов проповедей. Его парадоксальную натуру – безнравственного моралиста и христианина-скептика – хорошо иллюстрирует второе письмо, адресованное леди Перси. В нем Стерн упорно пытается вызвать ее на тайное свидание, одновременно повторяя, что все в руках Божьих.

Брак Стерна оказался несчастливым; его жена, Элизабет Ламли, была «женщиной великой добропорядочности и многих добродетелей, но все они топорщились, как иглы разъяренного дикобраза» – так писала о ней ее кузина. У Стерна было много романов, самый длительный – с Кэтрин Форментл, знаменитой певицей.

Лоренс Стерн – Кэтрин Форментл
(8 мая 1760 года)

Моя дорогая Китти,

сюда я приехал совершенно благополучно, если не считать ранения в сердце, которое нанесла мне ты, любимая моя, прелестная моя шалунья. А теперь, дорогая, дорогая моя девочка, позволь заверить тебя, что ни один мужчина не был более предан женщине, чем я – тебе. Сердце мое, покуда оно бьется, будет преисполнено к тебе нежностью, где бы я ни был.

Я благодарю тебя за то любезное доказательство твоей любви, которое ты дала мне, за доказательство твоего желания успокоить мое сердце, отказав сама знаешь кому. Пока я забавляю публику [sic][1]1
  Sic (лат.) – так, таким образом. Употребляется для того, чтобы показать, что предыдущее необычное написание является цитатой, а не ошибкой автора. – Примеч. ред.


[Закрыть], так тоскливо быть в разлуке с моей дорогой, милой Китти. Одна мысль о том, что этот проходимец имеет полную свободу навещать тебя, терзает мою душу. Поэтому я принимаю доказательство твоей любви и твердых принципов еще более благосклонно и так сильно доверяю тебе, как будто нахожусь рядом с тобой – подобно Богу! Но я сижу в тишине и одиночестве в своей спальне (десять часов вечера, спектакль окончен) и дал бы гинею только за то, чтобы коснуться твоей руки. Я постоянно посылаю свою душу посмотреть, что ты делаешь. Как бы я хотел послать вместе с душой и тело.

Прощай же, дорогая и добрая моя девочка. Помни, что я – навсегда твой верный друг и преданнейший поклонник… Сегодня вечером иду на ораторию. Прощай, прощай!

P. S. Твоей матушке мое почтение.

Пиши мне в Пэлл-Мэлл, второй дом от Сент-Олбанс-стрит.

Лоренс Стерн – леди Перси
(отправлено из Маунт-Кофе-Хаус, вторник, 3 часа)

Странный механистический эффект производит на любовника писание любовного послания в двух шагах от женщины, которая завладела его сердцем и душой. По этой причине (но в основном все же потому, что обедаю по соседству) я, Тристрам Шенди, пришел прямиком из своего жилища в кофейню, ближайшую, какую смог найти, к дому моей дорогой Леди. И попросил листок самой лучшей бумаги, чтобы правдиво изложить свои убеждения – итак…

О, моя дорогая Леди, какой бедлам в моей душе устроила ты! Кстати, я думаю, это слишком обыденное вступление для столь необыкновенной ситуации, в которой я оказался по твоей милости, – в ситуации, когда (Бог – свидетель) меня держат на расстоянии. И я в отчаянии, оттого что не могу ни на дюйм приблизиться к тебе, несмотря на все шаги и ухищрения, которые способен изобрести мой рассудок. Любой мужчина, будучи в здравом уме, бежал бы от тебя прочь. Но чем дальше уносили бы его ноги, тем яснее и яснее он бы понимал, что бегство бессмысленно, глупо и безрассудно, хотя разум твердил бы, что вернуться – значит обречь себя на поражение. А может быть – и на верную погибель.

Почему ты говоришь, что была бы рада меня видеть? Тебе доставляет удовольствие делать меня еще более несчастным? Или тебе нравится ощущение собственного триумфа, оттого что твои глаза и губы превратили мужчину в законченного глупца, хотя остальные в этом городе считают его умником?

Я глупец, самый слабый, послушный, нежный глупец из всех, кого женщинам приходилось испытывать на прочность, и наиболее непостоянный в своих целях и суждениях относительно восстановления своего здравого рассудка.

Так и есть, ведь всего час назад я преклонял колени и клялся, что никогда не подойду к тебе, и молил Господа о том, чтобы Он дал мне силы устоять перед искушением. После молитвы я ощущал себя настоящим христианским героем, готовым сразиться с целым светом, с молниями и самим дьяволом. Сомнений нет, все они в конце концов будут дрожать у моих ног.

И вот теперь, так близко от тебя, возле мерзкого каменного панциря, на который похож твой дом, я чувствую себя в центре вихря, мой мозг перевернут вверх тормашками. И хотя я купил билет, чтобы ехать к мисс К., я прекрасно понимал, что для меня существует только одна дорога. Я знаю, что Леди… будет одна в семь часов и позволит провести вечер с ней, безропотно принимая на веру все, что я буду рассказывать.

Я обедаю у мистера С., по соседству, на Вигмор-стрит. Останусь там до семи часов в надежде, что ты вознамеришься подать мне весточку. Если не получу ничего до этого часа, то решу, что ты нашла себе более интересное занятие, огорченно извинюсь и в расстроенных чувствах поплетусь на спектакль. Проклятье, я знаю лишь одно – я люблю тебя (возможно, глупо, но) очень искренно, твой

Л. Стерн

Дени Дидро
(1713–1784)

…Я счастлив так, как только может быть счастлив человек, знающий, что его любит прекраснейшая из женщин…

Дени Дидро, философ, писатель и энциклопедист, родился на востоке Франции, в городке Лангре. Получив образование, он отказался от карьеры священника и начал изучать юридические науки. Бросив и это занятие, он объявил в 1734 году о своем желании стать писателем, что неприятно удивило его семью. Окончательно родственники отвернулись от Дидро, когда узнали о его решении жениться на Антуанетте Шампьон, благочестивой католичке, которую они считали не равной ему по социальному происхождению, плохо образованной и слишком старой (невеста была на четыре года старше жениха). Брак Дени и Антуанетты не принес им счастья, и в 1755 году у Дидро начался роман с Софи Волан, который продлился вплоть до ее смерти.

Как и многие великие люди, Дидро всегда был стеснен в средствах. Почти двадцать пять лет он составлял одну из первых энциклопедий. Власти Франции сочли этот проект опасным и даже крамольным, и положение Дидро, пока он работал над ним, было откровенно бедственным. В конце концов русская императрица Екатерина Великая, узнав о финансовых трудностях Дидро, решила купить его библиотеку. Она предложила весьма выгодные условия: библиотека останется в Париже, а Дидро будет получать зарплату как ее хранитель. После смерти философа библиотека была перевезена в Санкт-Петербург, где находится и по сей день как часть коллекции Российской национальной библиотеки.

Дени Дидро – Софи Волан
(июль 1759 года)

Я не могу уехать, не сказав Вам нескольких слов. Итак, моя любимица, Вы ждете от меня много хорошего. Ваше счастье, даже Ваша жизнь зависит, как Вы говорите, от моей любви к Вам!

Ничего не бойтесь, дорогая моя Софи; моя любовь будет длиться вечно, Вы будете жить и будете счастливы. Я никогда еще не совершал ничего дурного и не собираюсь ступать на эту дорогу. Я весь Ваш – Вы для меня всё. Мы будем поддерживать друг друга во всех бедах, которые может послать нам судьба. Вы будете облегчать мои страдания; я буду помогать Вам в Ваших. Я смогу всегда видеть Вас такой, какой Вы были в последнее время! Что до меня, то Вы должны признать, что я остался таким же, каким Вы увидели меня в первый день нашего знакомства.

Это не только моя заслуга, но ради справедливости я должен сказать Вам об этом. С каждым днем я чувствую себя все более живым. Я уверен в верности Вам и ценю Ваши достоинства все сильнее день ото дня. Я уверен в Вашем постоянстве и ценю его. Ничья страсть не имела под собой больших оснований, нежели моя. Дорогая Софи, Вы очень красивы, не правда ли? Понаблюдайте за собой – посмотрите, как идет Вам быть влюбленной; и знайте, что я очень люблю Вас. Это неизменное выражение моих чувств.

Спокойной ночи, моя дорогая Софи. Я счастлив так, как только может быть счастлив человек, знающий, что его любит прекраснейшая из женщин.

Дени Дидро – Софи Волан,
(20 октября 1759 года, Грандваль)

Вы здоровы! Вы думаете обо мне! Вы любите меня. Вы всегда будете любить меня. Я верю Вам, теперь я счастлив. Я снова живу. Я могу разговаривать, работать, играть, гулять – делать все, что вы пожелаете. Должно быть, я был слишком мрачен последние два или три дня. Нет! Моя любовь, даже Ваше присутствие не обрадовало бы меня больше, чем Ваше первое письмо.

С каким нетерпением я ждал его! Мои руки дрожали, когда я открывал конверт. Лицо мое исказилось; голос срывался, и если бы тот человек, что передал мне Ваше письмо, не был тупицей, он бы подумал: «Он получил весточку от матери, или от отца, или от кого-то, кого он сильно любит». В тот момент я был близок к тому, чтобы послать Вам письмо с выражением великого беспокойства. Когда Вы развлекаетесь, Вы забываете, как сильно страдает мое сердце…

Прощайте, моя дражайшая любовь. Я люблю Вас пылко и преданно. Я любил бы Вас еще сильнее, если бы знал, что это возможно.

Генри Фредерик, герцог Кумберлендский
(1745–1790)

…живет только для того, чтобы любить тебя, восхищаться тобой и благословлять момент, в который ты великодушно согласилась быть моей…

Генри Фредерик был братом короля Георга III. Его любовь к замужней Генриетте Вернон, леди Гросвенор, стала причиной грандиозного скандала. Влюбленные были весьма неосторожны: герцог следовал за своей возлюбленной по всей стране, переодевшись (чтобы не быть узнанным) сначала валлийцем, а затем простым крестьянином. Лорд Гросвенор возбудил против него дело о «прелюбодеянии», и суд, которому были предоставлены в качестве доказательства письма любовников, присудил герцогу штраф в размере 10 тыс. фунтов. Письма были изъяты, опубликованы и потрясли благочестивый Лондон. Как видно из отрывка, приведенного ниже, страсть герцога была огромной, хотя и выражалась несколько косноязычно.

Генри Фредерик, герцог Кумберлендский – леди Гросвенор

Мой дорогой маленький ангел!

Я писал тебе прошлое письмо вчера, в одиннадцать часов вечера, как раз когда мы плыли. В два часа я обедал, днем наслаждался музыкой, у меня на борту есть личный слуга, который умеет музицировать… Около десяти я отправился спать – молился за тебя, любовь моя, целовал твой драгоценный локон, лег в постель и мечтал о тебе. Я видел тебя во сне на нашем маленьком ложе, и тысячу раз обнимал и целовал тебя, и говорил, как сильно я люблю тебя и восхищаюсь тобой. Ты была такая прелестная, но, увы, когда я проснулся, то обнаружил, что все это иллюзия и никого нет рядом со мной, только море вокруг… Я уверен, что занятия этих дней не приносят тебе удовольствия, моя любовь, равно как и мне. Поскольку я обещал всегда сообщать тебе о своем настроении и мыслях, я держу свое обещание и буду держать его до самого последнего письма, которое отправится от меня к тебе.

Когда я вернусь к тебе, я буду, как безумный, бесконечно повторять: о, моя любовь – и рассказывать, как я люблю тебя, и что я постоянно думал о тебе с того самого момента, как мы разлучились…

Надеюсь, ты здорова, и уверен – мне нет нужды еще раз говорить тебе, что мои мысли целиком заняты тобой, все то долгое время, которое осталось до нашей встречи, я буду заботиться о себе, потому что ты желаешь этого, мой дорогой маленький друг, ангел моего сердца. Заботишься ли ты о себе, моя дорогая, ради твоего верного слуги, который живет только для того, чтобы любить тебя, восхищаться тобой и благословлять момент, в который ты великодушно согласилась быть моей. Надеюсь, моя дорогая, тебе никогда не придется раскаиваться в этом…

Конечно, мой дорогой ангел, мне нет нужды рассказывать тебе о том, – я знаю, ты слишком хорошо понимаешь, – что заставило меня написать тебе. Бог знает, я не писал больше никому и никому больше не напишу, разве только Королю. Будь здорова, самое восхитительное создание из всех живущих, дорогая моя…

Да пребудет с тобой благословение Господа до того момента, когда я снова смогу послать тебе весточку. Я буду писать тебе каждый день, столько дней подряд, сколько ты будешь скучать по мне, и все мои письма придут в пятницу, 16 июня. Да хранит тебя Господь. Я никогда не забуду тебя, знает Бог; ты говорила мне когда-то, что твое сердце у меня, оно согревает своим теплом мою грудь. Надеюсь, поэтому мое сердце испытывает такую легкость и наслаждение, до свидания.

Вольфганг Амадей Моцарт
(1756–1791)

…любовь моя, единственная. Лови, они в воздухе – те 2999 ½ маленьких поцелуйчика от меня; они летают вокруг, ожидая, что кто-нибудь поймает их…

Вольфганг Амадей Моцарт – один из самых талантливых и плодовитых композиторов, которых когда-либо видел мир; его влияние на развитие музыки трудно переоценить. Моцарт родился в Зальцбурге, музицировать и сочинять начал в пять лет. Детство он провел, колеся вместе с семьей по Европе и давая концерты; он поражал публику своим возрастом и талантом.

В провинциальном Зальцбурге композитору и музыканту, обладающему таким ярким дарованием, делать было нечего, поэтому гастрольная деятельность Моцарта продолжалась непрерывно. В одной из поездок по Европе, в немецком городке Манхейм, он познакомился с певицей Элоизой Вебер и влюбился в нее. Спустя некоторое время Моцарту пришлось вернуться домой, в Австрию, влюбленные разлучились. А когда через два года увиделись вновь, Элоиза больше не интересовалась Вольфгангом и, по некоторым сведениям, даже не узнала его при встрече.

Спустя несколько лет, в Вене, судьба снова свела Моцарта с семейством Вебер. Элоиза была замужем за актером, и Вольфганг перенес свое внимание на ее младшую сестру, Констанцу, на которой и женился в 1782 году. Из шести родившихся у них детей четыре умерли в младенчестве.

Фортуна то улыбалась Моцарту, то поворачивалась к нему спиной, в зависимости от моды. Хотел он того или нет, но ему приходилось писать музыку, которая должна была нравиться его потенциальным покровителям. Супруги были невероятно расточительны, и принято обвинять Констанцу в неумении распоряжаться деньгами. Впрочем, переписка Моцарта с женой свидетельствует о том, что брак их был счастливым. У супругов было одинаково непосредственное чувство юмора (шутки Моцарта порой откровенно непристойны). Констанца сопровождала мужа в бесчисленных поездках за границу, и после его трагической ранней кончины приложила все силы, чтобы сохранить его наследие и доброе имя.

Вольфганг Амадей Моцарт – Констанце
(16 апреля 1789 года, отправлено из Дрездена)

Дорогая маленькая женушка, у меня к тебе есть несколько поручений. Я умоляю тебя:

1) не впадай в меланхолию,

2) заботься о своем здоровье и опасайся весенних ветров,

3) не ходи гулять одна – а еще лучше вообще не ходи гулять,

4) будь полностью уверена в моей любви. Все письма тебе я пишу, поставив перед собой твой портрет.

6)[2]2
  Пункты 5 и 6 расположены согласно копии письма, хранящегося в Берлинской библиотеке. – Примеч. пер.


[Закрыть] и под конец я прошу тебя писать мне более подробные письма. Я очень хочу знать, приходил ли навестить нас шурин Хофер на следующий день после моего отъезда? Часто ли он приходит, как обещал мне? Заходят ли Лангесы иногда? Как движется работа над портретом? Как ты живешь? Все это, естественно, меня чрезвычайно интересует.

5) Я умоляю тебя вести себя так, чтобы не пострадало ни твое, ни мое доброе имя, также следи за своей внешностью. Не сердись на меня за такую просьбу. Ты должна любить меня еще сильнее за то, что я забочусь о нашей с тобой чести.

В.А. Моцарт