Текст книги "Ангела Меркель. Женщина – канцлер. Портрет эпохи"

«Я никогда не уставала, все это было ужасно увлекательно»

Тот, кто однажды пережил крах системы, считавшейся неуязвимой, будет уверен, что отныне возможно все, и ничто не гарантировано навеки. В Советском Союзе и большинстве союзных государств в середине 1980-х начинается политическая оттепель. Только в ГДР правительство во главе с Эрихом Хонеккером считает перемены излишними. «Разве вы, <…> увидев, что сосед решил переклеить обои в своей квартире, считаете необходимым тоже клеить обои?»[45]45
  Michael Schindhelm, Roberts Reise, S. 291.


[Закрыть] – отвечает главный идеолог СЕПГ Курт Хагер в интервью 1987 года журналу Stern на вопрос о том, как долго ГДР собирается сопротивляться русскому примеру гласности, перестройки и открытости.

Хагер до тех пор считается перспективным сотрудником политбюро. И вот именно он обрубает все надежды на перемены. Для десятков тысяч граждан эта фраза, мгновенно разнесшаяся по просторам ГДР, стала последним звоночком. С этого момента не только политические диссиденты и интеллектуальная элита отворачиваются от ГДР, но и простые люди.

В конце лета 1989 года положение начинает стремительно меняться. Пару недель назад открылась граница между Венгрией и Австрией, и теперь тысячи граждан ГДР покидают свою страну (свое имущество, родственников и друзей). Другие осаждают посольства Западной Германии в столицах социалистических стран, чтобы добиться разрешения на въезд. Те, кто остается, выходят на улицы: в Лейпциге с начала сентября богослужения по понедельникам превращаются в демонстрации, все более многочисленные и все труднее сдерживаемые.

30 сентября становится недостающей искрой для того, чтобы вспыхнула мирная революция. Министр иностранных дел Западной Германии приезжает в переполненное посольство в Праге и произносит самое известное неполное предложение в новейшей истории Германии: «Дорогие сограждане, я прибыл, чтобы сообщить, что сегодня ваш въезд…» Остаток фразы «в ФРГ будет одобрен» потонул в ликовании 4000–5000 граждан ГДР, многие из которых неделями жили в палатках на территории вокруг посольства. Тем же вечером в сопровождении сотрудников министерства иностранных дел они были препровождены в ФРГ. А на следующий день посольство вновь наполнилось желающими эмигрировать. Однако руководство ГДР все еще оставалось слепо к реальности. В странной попытке сохранить лицо оно пропускает проезда по территории ГДР, чтобы придать происходящему официальный характер. Что, впрочем, вызывает обратный эффект: вокруг проезжающих через Дрезден поездов собираются демонстранты, начинаются беспорядки.

На той же неделе, будто ничего не произошло, состоялось изменившее все празднование 40-й годовщины рождения ГДР: с факельным шествием, военным парадом, торжественным ужином с приглашенными главами дружественных государств. Глава Советского государства и компартии Горбачёв тем вечером был приглашен во Дворец Республики в центре Берлина. «Того, кто опаздывает в политике, жизнь сурово наказывает», сказал он в беседе с глазу на глаз коллеге Хонеккеру, как он вспоминает позже. Но тот отдает распоряжение разогнать и оштрафовать тысячи демонстрантов, собравшихся в тот вечер за стенами дворца между рекой Шпрее и телевизионной башней. Их крики «Горбачёв», «демократия» и «нет насилию» были слышны даже в торжественном зале.

Протестующие граждане ГДР, несмотря на репрессии, потеряли всякий страх. Перемены уже чувствовались всюду: в Дрездене, Плауэне, Магдебурге и, прежде всего, в Лейпциге, а затем и в Берлине. Руководство ГДР все еще сопротивлялось и отдавало распоряжения полиции, армии и сотрудникам безопасности подавить беспорядки. Но это им больше не удавалось. Все большее и большее число солдат, пожарных и полицейских уходят со службы, правительство уже не может быть уверено в том, что его приказы будут выполнены. 9 октября, через два дня после странного праздника и разгона демонстрации в Берлине, 70 000 жителей Лейпцига после понедельничной молитвы отправились маршем к зданию городской ратуши. И тут произошло странное: ничего. Они не могли в это поверить. В город были стянуты вооруженные силы армии, полиции и госбезопасности. Все они были уведомлены о последствиях неподчинения приказам. Но вечером никто не покинул казармы и полицейские фургоны. Потому что никакого приказа они не получили.

С этого дня стало ясно, что перемены не остановить. Демонстрации проходили во всех крупных городах ГДР. Режим рушился с захватывающей дух стремительностью. Месяц спустя Эрих Хонеккер ушел в отставку, а Гюнтер Шабовски 9 ноября объявил о свободе передвижения для граждан ГДР. Теперь любой человек в любое время имел право перейти в Западную Германию. На вопрос одного из журналистов о том, когда новые правила вступят в силу, Шабовски произносит другую известнейшую так и неоконченную фразу переломного времени: «Насколько я знаю… сейчас же… незамедлительно». Тем же вечером тысячи людей собрались у погранперехода на Борнхольмской улице. Шлагбаум был открыт.

Ангела Меркель, напротив, сначала пошла с подругой в сауну, а затем в соседний бар «Старый фонарь» выпить пива, как она это делала каждый четверг. Эту историю она также любит рассказывать. Пятнадцать лет спустя именно здесь она закажет пиво для мужа и друзей, чтобы вспомнить о событиях прошлого. В момент освобождения и великих перемен физик Меркель собирает вещи для плаванья, отправляется в бассейн в парке Эрнста Тельмана и садится попотеть в сауне. По ее словам, перед этим она звонила матери, чтобы напомнить о давнишнем семейном уговоре после падения Берлинской стены собраться в отеле Кемпински на Кудамме поесть устриц. Меркель не любит устрицы, и встреча в Кемпински так и не состоялась. Но этот образ был для семьи Каснеров воплощением разделения Германии. Символом несогласия и неготовности смириться.

Уже вернувшись из сауны, Меркель узнает о том, что граница открыта. И тут же отправляется в путь, пересекает границу на Борнхольской улице, заходит в гости к знакомой семье в Веддинге, недолго празднует и возвращается домой. На следующий день ей нужно рано вставать, работа не ждет.

Эта история тоже подсвечивает характер Меркель таким образом, который кажется выигрышным для будущего политика ХДС: ей не свойственны эмоциональные вспышки. В неспокойные времена она всегда предпочитает сделать шаг назад, оглядеться, поразмыслить и лишь затем действовать. В одном из поздних интервью она сказала, что любит «копать землю». Работа в саду помогает ей, несмотря на резкий взлет карьеры, сохранять связь с землей[46]46
  Protokoll des 13. Parteitags der Christlich Demokratischen Union Deutschlands, Essen, 10./11. 4. 2000, Bericht der Generalsekretärin, S. 113, https://www.kas.de/c/document_library/get_file?uuid=06d8881e-126e-6009–3062-ef79043f2a23&groupId=252038, abgerufen am 12.3.2021.


[Закрыть]. Во время объединения Германии такой связью с реальностью стала сауна.

Ангела Меркель не из тех, кто бросается на баррикады. Она не стала борцом за гражданские права, несмотря на общение с представителями оппозиции. Во время работы в Академии ее рабочий день начинался рано, а заканчивался поздно. Вот только работе отводилось не так уж много времени: «…в офисах и на заводах все больше внимания уделялось политике»[47]47
  Rede der Bundeskanzlerin zum Tag der Deutschen Einheit am 3.10.2006.


[Закрыть]. Она планировала предстоящие командировки с целью научного обмена (одну на начало ноября 1989 года в Карлсруэ и доклад 13 ноября в Польше) – и добросовестно соблюдает эти договоренности. Но теперь она проявляет больше активности, как в рамках работы в Академии, так и за ее пределами.

Уже в сентябре она впервые принимает участие в политическом вечере, проходящем в родительском доме. Его участники сообщают, что говорила Меркель не много, сама же она об участии в том вечере вообще не помнит. Но если ее отец в то время еще верил в возможность выбрать свой собственный путь социализма, ей уже было ясно, что не существует третьего варианта развития вне рыночной экономики, – так она говорит в одном из поздних интервью.

Уже 9 сентября Катя Хавеман, вдова диссидента Роберта Хавемана, вместе с Бёрбель Болей, Йенсом Райхом и другими основала движение «Новый форум», позже заявленное в качестве партии. Семья Каснеров поддерживала многолетнюю дружбу с Хавеманами, отец Ангелы Меркель и ее брат Маркус имели непосредственное отношение к этому движению, которое позже частично вошло в Союз 90, а затем слилось с западногерманской партией Зеленых. 12 сентября в кругах берлинской евангелической общины Варфоломея возникло движение «Демократия сейчас». 1 октября был основан «Демократический прорыв», 7 октября – СДПГ (Социал-демократическая партия Восточной Германии). Мать Меркель присоединилась к социал-демократам. В считанные дни и недели повсюду начали появляться новые партии, движения, союзы. Казалось, будто вся страна в течение последних лет так же, как и Ангела Меркель, находилась в окукленном состоянии.

«Что бы мы сказали нашим детям и внукам, если бы в этот момент не включились в происходящее?» – спрашивает Вольфганг Тиерзе, говоря за тех, кто, будучи христианином, сделал свое восточногерманское прошлое основой будущей карьеры. Тигран Шипански, позже – глава администрации округа Ильм и супруг кандидата от ХДС на пост федерального президента в 1999 году Дагмар Шипански, упоминает о «встряске, пробудившей его к новой жизни»[48]48
  Felder, Er gab ihr den Tipp…


[Закрыть].

Подобное ощущали многие, что-то похожее, скорее всего, испытывала и Ангела Меркель. Внутренне она распрощалась с исследовательской деятельностью уже в 1986 году, после получения ученой степени. Ведь она натолкнулась в науке на непреодолимую границу: она хороша, но не великолепна. Она видит, что существует превосходная степень. И что в науке ей ее не достичь. Для этого нужно было бы посвятить науке всю жизнь, а на это она не готова. Так что Меркель в любом случае стояла на пороге личного переворота, когда разразился переворот политический.

Повсюду проходили обсуждения и собрания, «я никогда не уставала, все это было ужасно увлекательно», рассказывает Меркель[49]49
  Zitiert nach Deutsche Geschichte in Dokumenten und Bildern, Band 9, Zwei deutsche Staaten, Internet-Version, https://germanhistorydocs.ghidc.org/pdf/deu/Chapter13Doc8.pdf, abgerufen am 9.3.2021.


[Закрыть]. Однако, к удивлению коллег, она не довольствовалась одними обсуждениями. Всегда очень осторожный физик, теперь она открыто и решительно призывает к переменам и реформам.

В октябре Ангела Меркель впервые за время этой мирной революции выступает вне Академии. По словам одного из прихожан, она считала пожертвования в доме пастора Гефсиманской церкви в берлинском районе Пренцлауэр-Берг. К тому времени Гефсиманская церковь уже много лет играла важную роль в борьбе за права человека в ГДР, с середины восьмидесятых годов она стала центром, консолидирующим оппозиционные группы. Меркель и раньше принимала здесь участие в дискуссионных вечерах, ее тут знали. Для берлинских демонстрантов эта церковь стала укрытием и одновременно лазаретом. Здесь выхаживали пострадавших во время разгона демонстрации на праздновании 40-летия ГДР, здесь укрывались от репрессий. Социолог Штеффен Мау в своем анализе общества ГДР пишет: «Есть нечто упоительное в том, как субъективная беспомощность преображается в коллективное желание действовать <…>. Если раньше все было застывшим и предопределенным, то тут вдруг застывшие отношения, как сказал Маркс, внезапно пустились в пляс»[50]50
  Zur Person. Angela Merkel im Gespräch mit Günter Gaus, 28. Oktober 1991.


[Закрыть]. И Меркель подхватила этот танец.

Уже в середине октября она берется за работу в офисе активиста «Демократического прорыва» и позже председателя партии, адвоката, а заодно выявленного доносчика Штази Вольфганга Шнура. Не в качестве активиста, но добровольно помогая в организации движения. Шнур был знаком с отцом Меркель по церковной линии и вселял большие надежды в сердца борцов за гражданские права. То же можно сказать и о других сооснователях движения, священнике Райнере Эппельмане и Фридрихе Шорлеммере. Гюнтер Нооке, близкий друг ее брата и позже член ХДС, поначалу также был в их рядах.

Нельзя сказать, что в то время Меркель вполне определилась в жизни. Совместно со своим руководителем Клаусом Ульбрихтом она посещает мероприятия различных политических группировок. ХДС, будучи партией антифашистско-демократического блока, не кажется ей хорошим выбором. В СДПГ ее не устраивает обращение «товарищ»; в «Новом форуме» и других новых движениях, с ее точки зрения, доминирует народовластие, здесь слишком много болтают. Бесконечные разговоры кажутся Меркель недостаточно действенными. «Нужно было начинать делать то, что возможно»[51]51
  Merkel, Mein Weg, S. 77.


[Закрыть].

Клаус Ульбрихт в конце концов остается в СДПГ и позже становится главой администрации округа Берлин—Кепеник. Меркель же выбирает «Демократический прорыв». В другое время, при другой организации, с другими руководителями и другим обществом это могла бы быть совершенно другая партия.

Тут и кроется одна из причин того, что даже после слияния ХДС и «Демократического прорыва», после 30 лет членства в партии и 18 лет во главе ее, отношения Меркель и ХДС так и не стали полностью гладкими. В отличие от ее предшественников и большинства коллег, она понимала, что могла оказаться в другой партии. И это – постоянный упрек, который будет сопровождать ее с момента выбора. Она слышит его каждый раз, принимая решения, касающиеся направления работы партии. Целое поколение консервативных христианских демократов жило с обидой на то, что изначально их не сочли уникальной партией. Они вспоминают эту обиду каждый раз, сталкиваясь с прагматизмом Меркель в делах семейной политики. Рана заново открывается, когда канцлер из протестантов критикует немецкого папу или когда она запросто подходит к вопросу однополых браков.

Меркель осталась чужой для большинства христианских демократов не только потому, что первые тридцать пять лет жизни не участвовала в политической жизни и не имела ничего общего с их жизнью. Кажется, намного более серьезной причиной стало то, что в рядах ХДС она оказалась фактически случайно. И Меркель не делает ничего для того, чтобы ликвидировать этот разрыв.

Многие граждане бывшего ГДР с растерянностью и испугом наблюдают за тем, как стремительно и легко разваливается существовавшая прежде система. Многие с ликованием бросаются в новую жизнь, текущую пока без системы и направления. Все обсуждают все, каждый знает кого-то, кто знает того, кто что-то делает. Меркель вышла из этой обстановки иначе, чем большинство, так или иначе вернувшееся к прежней жизни или тому, что от нее осталось.

Потому что в первые же недели смены режима запускается процесс, который застал врасплох борцов за гражданские права, укрепил позиции скептиков и вознаградил прагматиков: Запад пришел на Восток. Представители партий ФРГ прибывают в Берлин и Лейпциг, чтобы помочь преодолеть воцаряющийся хаос. Предприниматели и менеджеры отправляются на Восток в поисках новых рынков сбыта и деловых партнеров. Деятели науки и управленцы чувствуют возможности сотрудничества. И все они сталкиваются с совершенно неподготовленным обществом. «Требование демократического выбора было темой уличных протестов, с помощью которых люди пытались быть услышанными и принудить власть к уступкам, но не потребностью гражданского общества, политической самоорганизации или коллективного волеизъявления. Да и откуда бы всему этому было взяться?»[52]52
  Universitätsgesellschaft Ilmenau (Hg.), 30 Jahre Deutsche Einheit, ein Beitrag von Wissenschaftlern und Absolventen der TU Ilmenau in Politik und Verwaltung beim Aufbau der neuen Länder, Ilmenau 2020, S. 43.


[Закрыть] – спрашивает Штеффен Мау. Прагматики тем временем организуют новую ГДР и утверждаются на политической арене. В этом Меркель оказалась хороша.

В ноябре нового главу «Демократического прорыва» Вольфганга Шнура посещает делегация из Западной Германии. Министр экономического сотрудничества Юрген Варнке (ХСС) хотел принять на себя функцию члена президиума Немецкой евангелической церкви и в революционной ГДР. Об этом разговоре известно немногое, однако это был первый раз, когда помощница Ангела Меркель была замечена западногерманскими представителями. Пресс-секретарь Варнке Ганс-Христиан Маас, сам сын священника из ГДР, покинувший страну еще будучи непокорным студентом в далеком 1974 году, после недолгой беседы с Меркель охарактеризовал ее как удивительно холодную и немного заносчивую. Однако, как бы то ни было, он ее заметил. И это оказалось важным спустя пару месяцев. Потому что Маас как раз находился в поиске талантливых политиков из Восточной Германии.

1 февраля 1990 года Меркель уволилась из Академии наук. Она сделала выбор в пользу политики, поначалу, впрочем, не отрезая себе пути к отступлению. Если бы выборы в Народную палату в марте прошли не так, как ожидалось, она еще могла вернуться на прежнее место работы.

Впоследствии она описывает первый год своей политической карьеры как странный набор случайностей, удачных совпадений и стечений обстоятельств. С одной стороны. С другой же – речь шла о хладнокровном планировании, целеустремленности и бесстрашии. В декабре 1989 года Меркель еще была никем, ее даже в рядах собственной немногочисленной партии знали не все. Примерно год спустя она уже представляет крупную партию Германии ХДС в федеральном парламенте, канцлер приглашает ее на встречу, она назначена министром.

Те, кто познакомился с Меркель осенью и зимой 1989–1990 года, прежде всего отмечают ее талант организатора. В стране, где практически отсутствует телефонная связь и нет копировальных аппаратов, где невозможно оперативно связаться с соратниками по партии, не говоря уже об избирателях, незаменимыми становятся не те, кто способен строить далеко идущие планы. Ангела Меркель запоминалась умением распаковать и собрать компьютер, отсутствием манерности и легким юмором, она со всеми находила общий язык, да еще и кофе варила. Однако в то время никто не распознал бы в молодой женщине в неизменных коричневых вельветовых брюках будущего политического деятеля нынешнего уровня.

Что касается политического направления, то она все еще не определилась, хотя «Демократический прорыв» как раз оказался на пороге важнейшего в своей короткой истории решения. Некоторые из его членов видели будущее движения в социальной рыночной экономике и объединении Германии. Другие настаивали на поиске собственного пути ГДР, пролегающего между социализмом и рыночной экономикой. Меркель придерживалась точки зрения первой группы. Но она молчала, не принимала активно позицию ни одной из сторон, да это бы ни на что и не повлияло: Меркель не входила в состав правления молодой партии, не была даже ее авторитетным членом.

В результате «Демократический прорыв» раскололся, ее сооснователи Гюнтер Нооке и Фридрих Шорлеммер, разочарованные, покинули ряды парии, находившейся, по словам последнего, «в полном беспорядке»[53]53
  Merkel, Mein Weg, S. 77.


[Закрыть]. Шнур и его сопредседатель Райнер Эппельман заключили союз с ХДС. Так образовался «Альянс за Германию», в составе которого «Демократический прорыв», восточногерманский ХДС и близкий в то время баварскому ХСС Немецкий социальный союз (ДСУ) собрались вместе выходить на выборы в Народную палату. За одну ночь из нового сотрудника Меркель стала консерватором. А ведь еще пару недель назад она не хотела присоединяться к партии антифашистско-демократического блока. Осенью 1990 года она становится членом ХДС. Старые друзья из Лейпцига и бывшие сотрудники по Академии наук были, мягко говоря, удивлены.

Председатель «Демократического прорыва» Вольфганг Шнур оказался обузой для альянса. В его адрес все громче слышались обвинения в сотрудничестве со Штази. Помимо этого, он постоянно опаздывал, назначал встречи нескольким людям на одно и то же время, находился под давлением. Когда в феврале 1990 года группа из фонда Конрада Аденауэра попыталась нанести ему визит, у него не нашлось времени на то, чтобы принять их. «Займитесь этим», попросил он Меркель. И на ее возражение, связанное с тем, что она даже не член партии, тут же сообщил: «В таком случае теперь вы наш пресс-секретарь»[54]54
  Steffen Mau, Lütten Klein, Leben in der ostdeutschen Transformationsgesellschaft, Berlin 2019, S. 121.


[Закрыть].

Так все и случилось. В любом случае, никто из партии не имел раньше дела с демократией, и кто лучше сумеет выполнять роль пресс-секретаря, можно было выяснить лишь на практике. «Все получилось вполне прилично»[55]55
  Zur Person. Angela Merkel im Gespräch mit Günter Gaus, 28. Oktober 1991.


[Закрыть], – скромно рассказывает Меркель. В том числе и благодаря тому, что она не ждет, когда ей сообщат позицию партии по каждому конкретному вопросу. Она уже знает, что никакой жесткой позиции все равно не существует. Так что самостоятельно делает выводы, внимательно следит за ходом дискуссии и вообще становится для журналистов одним из наиболее доступных, понятных и надежных контактных лиц. Дома по ночам она сочиняет слоганы и агитационные листовки, днем пишет тексты выступлений для представителей партии, в перерывах работает над созданием собственного образа. Уже 10 февраля в газете Berliner Zeitung появляется статья приглашенного автора, подписанная именем «Ангела Меркель». В тексте она объясняет, почему считает правильным присоединиться к ХДС, ссылается на Людвига Эрхарда и настаивает на том, что политик должен служить народу. Это та позиция, которой она собирается придерживаться хотя бы некоторое время[56]56
  Mau, Lütten Klein, S. 122.


[Закрыть].

В мартовских выборах в Народную палату приняло участие более двадцати партий и группировок, при этом никто не представлял себе, как граждане ГДР поведут себя на этих первых в своей жизни свободных выборах. Впрочем, имелось общее представление о том, что восточногерманская партия ХДС, выбравшая новым председателем демократа Лотара де Мезьера, с Гельмутом Колем, казавшимся главной фигурой на выборах, получит максимум голосов. «Альянс за Германию» получил почти 50 % голосов, ему совсем немного не хватило до абсолютного большинства. Де Мезьер, адвокат и музыкант, стал первым избранным председателем Совета министров ГДР. «Демократический прорыв» же, напротив, с треском провалил гонку. За несколько дней до выборов Фольфгангу Шнуру приходится сознаться в том, что он несколько десятков лет работал на Штази, предавая не только тех, с кем работал, – правозащитников, военных, деятелей искусства, – но и близкого друга и сопредседателя «Демократического прорыва» Райнера Эппельмана. Даже один процент избирателей не захотел доверить будущее Германии такой партии.

Пресс-секретарь «Демократического прорыва» не стала предаваться скорби. Уже в ночь выборов она встретилась с Лотаром де Мезьером, который после шумной вечеринки ХДС заглянул к опечаленным членам «Демократического прорыва». Ангела Меркель вышла из укрытия. Она успешно убедила его не забывать о ее партии при формировании нового правительства, несмотря на ее плачевные результаты. С этого момента путь «Демократического прорыва» устремился вниз, ее же звезда взошла на политические небеса: Меркель получила должность заместителя пресс-секретаря в новом правительстве.

Эта уникальная, свойственная именно Меркель смесь из скромности, уверенности в себе, образованности и умения почувствовать правильный момент покорила де Мезьера и его западных советников Мааса и Томаса де Мезьера. А в следующие пару месяцев эти качества оценил и Гельмут Коль. Меркель говорила по-английски и по-русски, она сопровождала председателя Совета министров во время его командировок. Она отлично чувствовала политический язык и поставленные задачи и умела подготовить председателя Совета министров к его встречам. Будучи доступной и открытой, она была идеальным контактным лицом для журналистов в Восточном Берлине.

И как до этого она легко стала незаменимой в рядах «Демократического прорыва», так теперь она заняла ту же позицию при новом правительстве ГДР. В этот момент Меркель окончательно решает остаться в политике. Конечно, будучи заместителем пресс-секретаря, поначалу она не входит в близкий круг председателя Совета министров. Но ей удается наладить тесный контакт с другими членами кабинета министров.

К этой задаче она подходит методично. Гюнтер Краузе, занимающий пост председателя фракции ХДС в Народной палате и одновременно ведущий переговоры по объединению Германии в роли государственного секретаря, был личностью первой величины. Меркель наладила с ним отличные отношения, сопровождая в качестве пресс-секретаря переговоры по договору об объединении. Краузе и де Мезьер способствовали тому, чтобы Меркель могла остаться в политике, и карьера ее решительно идет вверх. Им обоим было очевидно, что объединение случится быстрее, чем думают остальные члены правительства и депутаты Народной палаты. Краузе в качестве председателя ХДС в округе Мекленбург—Передняя Померания организовал для Меркель ее собственный избирательный округ Стральзунд-Рюген, несмотря на то, что формально она все еще была членом «Демократического прорыва». Он ценил ее работу пресс-секретарем и планировал оставить ее на этой позиции после объединения Германии в том случае, если сам займет пост министра.

За этот год Меркель усваивает все, что позже ей понадобится для успешной работы в Бонне: она обретает знакомства внутри партии и с журналистами. Обеспечивает себе место кандидата в депутаты бундестага. Она попадает на глаза тем, кто, судя по всему, должен был в ближайшее время занять высшие политические должности. И она отлично исполняет свои обязанности.

В девяностые годы в Западной Германии амбициозной и умной женщине-политику не полагалось вести себя так, как дозволено мужчинам. И Меркель быстро поняла это, получая упреки за стрижку, ужасные вельветовые брюки, вязаные носки. Она заметила, что к женщинам на Западе предъявляются совсем иные требования, и научилась скрывать тщеславие и трудолюбие, которые так помогали в первые тридцать пять лет ее жизни. Она постаралась создать ощущение, что все успехи и повышения достались ей как бы случайно, и быстро обнаружила, что в Бонне это помогает. Западногерманским профессиональным политикам оказалось куда проще смириться с образом девочки, наугад бредущей по миру высокой политики и каждый раз, споткнувшись, приземляющейся на ноги, чем с образом целеустремленной, упорной и умной дочери священника из Темплина. В ближайшие годы она уверенно формировала именно этот образ.