Текст книги "Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны"

Александрия в огне

04.7. «В Египте события за последние дни приняли лихорадочный и трагичный одновременно с тем характер. Укрепления Мерса Матрух были взяты немцами с налету, и восьмая армия, теряя позиции, отступила к последнему перед нильской долиной укреплению Эль-Аламейн, отстоящему от Александрии в 100 километрах. За это укрепление в настоящее время идет решительный бой, долженствующий решить судьбу Египта, а быть может, и судьбу всего Ближнего Востока. Александрия переживает тревожные дни, население в ужасе от мысли, что город станет ареной военного столкновения, и настроено панически, особенно евреи и греки. Все коммерсанты и капиталисты, имеющие средства, бегут из города в Каир, Палестину и даже в Южную Америку; особенную панику создают евреи, которые ожидают для себя от войск акса верную гибель. Консула греческий и американский уехали, оставив за себя в консульствах секретарей. Все кабаре закрылись. Порт и многие военные части, госпитали и штабы также эвакуированы. Все поезда переполнены бегущими из Александрии. Это паническое положение усугубляется тем, что каждую ночь германская авиация бомбардирует Александрию. Бомбы помимо военных объектов попали в последнее время в частные дома на Мохарем-бей, в сад около памятника Нубару-паше и на Мазарит, т. е. в центральные части города.

В порту египетское судно портовой службы взорвалось, попав на мину, причем погиб весь экипаж. На днях офицеров-египтян торжественно хоронили при большом стечении официальных лиц.

Хуже всего то, что ночные бомбардировки начинаются с разрывов бомб, и сирена тревоги начинает выть после того, как пушки уже стреляли и бомбы рвутся, так что весьма вероятно, что пропадешь, не успев добежать до абри.

Вчера, 3-го, и раньше прибыли из Палестины и Сирии части 9-й армии, которые идут на помощь и выручку сильно потрепанной 8-й, которая билась на последних подступах к Египту. По сегодняшним сведениям, свежие части остановили наступление немцев на последнем рубеже. Однако положение, что говорится, висит на волоске. В Каире правительство беспрестанно заседает и находится в постоянном контакте с королем и военным британским командованием, на случай, если фронт будет прорван. В закрытом заседании парламента Наххас-паша (премьер-министр. – В.Б.) сообщил сенаторам и депутатам о тех мерах, которые он принял и принимает, чтобы не допустить ужасов войны в городах и селах Египта. Парламентеры высказались, что они удовлетворены этими заявлениями, однако в чем усилия Наххаса-паши выразились и какие результаты он достиг, неизвестно».

«7-го июля 1942 г., понедельник. Британское командование успело двинуть спешно на помощь 8-й армии части девятой и десятой армий из Палестины, Сирии и даже, как говорят, из Ирана. Эти спешно подошедшие части спасли положение под Эль-Аламейном, где под натиском наступающих немцев был ими сделан уже прорыв. Количественное пополнение, прибывающее теперь с часу на час на ливийский фронт, по-видимому, огромно, так как не только Александрия напоминает ныне военный лагерь, но и, по словам приезжающих из Каира, сплошной чередой войск заполнены все дороги от Суэца и Кантары до Александрии, уж не говоря о Каире, который стал военным лагерем. Если все эти многочисленные войска снабжены в достаточной мере танками и броневиками, то, несомненно, войска Роммеля не только остановятся, но и, вероятно, отступят. Немецкие коммуникации очень растянуты, и его пути связи слишком подвержены нападению британской авиации, которая, по-видимому, в Египте преобладает численно над германской. Во всяком случае, вот уже неделя, как бои происходят у Эль-Аламейна, причем теперь атакуют британские части, а не немцы. Да и вероятно, что немцы после долгих и беспрерывных боев и невероятно быстрого продвижения от Тобрука к египетским границам измотались физически в условиях страшной жары, которая царит в Ливийской пустыне в июле месяце.

С вторника на среду, когда положение считалось критическим, город Александрия принял никогда еще не виданный мною раньше аспект. Со всех стен, не говоря о витринах, исчезли все афиши и буквы V, которыми были испещрены буквально все стены города, и конечно, больше всех об этом старались те, которые когда-то так хлопотали о всех этих символах британской победы, т. е. евреи. Паника достигла своего апогея в особенности потому, что из города исчезли все военные и моряки, а ночью во время короткого налета немецких аэропланов по ним не стреляли даже пушки, что публика приняла за полную сдачу города на волю победителя. Банки и крупные предприятия выдали своим служащим ликвидационные деньги за два, три и больше месяцев, консульства закрылись, порт замер, магазины распродавались, казино и кабаре закрылись и город замер в ужасе в ожидании событий.

Теперь все это переменилось, и город принял прежний оживленный вид, только красочные пятна на стенах домов, где замазаны лозунги и буквы V, говорят о недавнем прошлом. Однако огромное большинство людей, имеющих деньги, как говорится, смотало из Египта удочки, кто в Палестину, кто в Южную Африку, кто и еще дальше, их возвращение вряд ли возможно, так как большинство из них не озаботилось получением обратных виз, а так как все это почти поголовно иностранная для Египта публика, то возвратиться им назад теперь не так просто, да и вряд ли англо-египетские власти станут способствовать этому возвращению».

«Суббота, 11 июля 1942. Вчера утром начался решительный бой на позициях Эль-Аламейна, который надо полагать, так или иначе решит судьбу Египта. Живем здесь, в Александрии, как на передовых позициях, однако город, надо правду сказать, спокоен, несмотря на то, что населен отнюдь не боевой публикой. Авиационные налеты на Александрию происходят ежедневно, или, вернее, еженощно, однако налеты короткие и с результатами для мирного населения неопасными. Ввиду близости фронта вся организация пассивной обороны сильно нарушена. Ар кордоны (истребители. – В.Б.) разбежались, как пишут в газетах, аж до самой Палестины, что же касается сирен воздушной тревоги, то они сделались совсем беспомощными, так как слуховые аппараты не в состоянии из-за близости фронта поспеть и разобрать шум германского аппарата от английского, так что начинают выть уже после того, как сброшены бомбы и начинают стрелять пушки. По этому случаю губернатор Александрии объявил, чтобы население на сирены не надеялось, а пряталось бы в бомбоубежища при первых звуках пушечной стрельбы или разрывов».

Вторник, 03.8. «На днях были сильно бомбардированы окрестности Каира, Аббасия, где расположены казармы британских войск, и аэродром Гелиополиса. Очевидцы, приехавшие из Каира, в том числе русский поп, рассказывают, что после бомбардировки, длившейся с 2 часов утра до 5, начались сильные пожары». «Русский поп» – это священник Алексей Дехтерёв. С его военным дневником я познакомлю вас в следующей главе.

«Среда (так в тексте. – В.Б.), 5-го августа 1942. Ко всему привыкают люди, даже к военным сюрпризам в виде неожиданных взрывов бомб, налетам аэропланов и т. д. Привыкли и мы в Александрии к этого рода сюрпризам. Вокруг города и в самом городе часто совершенно неожиданно грохают страшные взрывы, от которых открываются сами собой двери и вылетают стекла. Публика вскакивает и прислушивается, и если ничего подобного не повторяется, то все немедленно успокаиваются. Потом оказывается, что взорвалась у берега мина, прибитая волной, или бомба, брошенная раньше при налете немцев, а теперь вдруг ни с того ни с сего грохнувшая на весь город. Сегодня, например, было два таких сюрприза. Часов около восьми или раньше, когда мы еще спали, грохнул какой-то взрыв. Так как это случилось при свете дня и больше взрыв не повторился, то все мы перевернулись на другой бок и продолжали спать. Оказывается, произошло следующее: мальчишка арабчонок нашел где-то в песке небольшую бомбу, которую принял за игрушку или мячик. Так как он шел в булочную, то положил свою находку в сумку. В булочной, купив хлеб, он сунул его сверху бомбы, которая от этого, казалось бы, невинного действия взорвалась. Разнесло всю булочную, уложило на смерть мальчишку и булочника и тяжело ранило находившихся в булочной девочку и женщину.

В 6 с половиной часов вечера другой сюрприз. Жена читала, а я слушал радио. Вдруг весь дом вздрогнул от страшного удара, с треском открылись, зазвенев стеклами, двери. Выскочив на балкон (мы живем на 7 этаже), мы увидели огромный расходящийся вверх столб белого дыма и песка над аэродромом Мохарем-бея. Столб этот, поднявшийся на страшную высоту, показывал, что взрыв был большой силы, что показывает и воздушный толчок, отворивший у нас двери, несмотря на то, что аэродром от нас в трех километрах. Взорвалась крупная бомба, по-видимому, сброшенная немцами в один из ночных налетов и не замеченная в песке.

В Египте каждую ночь, пользуясь луной, немцы бомбардируют аэродромы и военные лагери. Приехавшие из Каира рассказывают, что в Гелиополисе пострадали и дома, близко лежащие к аэродрому. Одна бомба лежала целый день на базарной улице. Ее во избежание нагревания солнцем обложили льдом. Сильно пострадал аэродром Алмазы. Ночью из Александрии была слышна оттуда бомбардировка и канонада, а через час, когда немцы летели назад, была подана тревога воздушная в Александрии. Города пока что не трогают, если не считать припортовые кварталы».

Четверг, 29.10. «24 октября на египетском фронте британские войска начали наступление. По ночам у нас все стекла звенели и вздрагивали от пушечного гула со стороны пустыни. Если принять во внимание, что Эль-Аламейн, где находится фронт, в 90 километрах от Александрии, то надо полагать, какова же там артиллерийская стрельба, если она ясно слышна на такое расстояние. Официальные сообщения британцев сообщают о прорыве фронта, но не называют никаких географических названий…»

Нежданная находка

Я не сомневался в том, что советское командование внимательно следило за развитием событий в Северной Африке. По крайней мере британское посольство в Москве и наше в Лондоне наверняка сообщали о ходе военных действий. Все-таки англичане – наши союзники! В самих странах региона – Египте, Ливии, Тунисе – советских посольств не было. Но, возможно, был кто-то из наших в Северной Африке, кто сообщал командованию Красной Армии о реальной обстановке на фронте. Конечно, это были не эмигранты вроде Анатолия Маркова или священника Алексея Дехтерёва. А если был, то кто? Об этом я не знал.

В мае 2015 года в нашем Институте востоковедения РАН проходила научная конференция, посвященная 70-летию Победы. Я председательствовал. Дошла очередь до заведующей Отделом Израиля и еврейских общин Т.А. Карасовой. Мы много раз встречались с ней в институте, я знал, что зовут её Татьяной, а вот отчества не знал. Пришлось догадываться. «А сейчас слово предоставляется Татьяне Андреевне Карасовой», – сказал я. «Татьяне Анисимовне», – поправила меня Карасова, подходя к трибуне.

Я заёрзал на председательском месте. Татьяна Анисимовна? Карасова? Не родственница ли она советского офицера Анисима Карасова, находившегося в Египте в конце войны? В перерыве я подошёл к Карасовой: «Простите, пожалуйста, а Анисим Карасов – не Ваш родственник?» «Это мой отец», – ответила Татьяна. Вот это да! Тогда я спросил, не оставил ли он воспоминаний. Ответ был утвердительным. Татьяна Анисимовна сказала, что хотела бы опубликовать мемуары отца, но сейчас это довольно сложно. Я предложил ей напечатать в журнале «Восточный архив», где я главный редактор, ту часть воспоминаний, которая касается Египта. Татьяна согласилась. И через некоторое время я получил от нее довольно-таки большой текст. Но сначала – рассказ моей коллеги о своем покойном отце.

Анисим Васильевич Карасов (15.2.1912, Чита – 19.7.1990, Москва) родился в Сибири. В интеллигентной сибирской семье читали вслух книги по вечерам, а детей обучали иностранным языкам. Хорошим было и школьное образование – там работали учителями бывшие политссыльные. Отец хорошо знал английский язык, что имело решающее значение для всей его последующей жизни.

Судьба моего отца, говорила Татьяна Анисимовна, с позиций сегодняшнего дня удивительна: его бросало в разные края страны и мира, он участвовал во всех войнах и конфликтах, которые вел Советский Союз вплоть до окончания Второй мировой войны. И все это началось сразу после школы, когда в 1928 году его, шестнадцатилетнего комсомольца, командировали на Чукотку в составе экспедиции по ликвидации вспыхнувшей там чумы. А после Чукотки комсомол отправил отца на работу в Бодайбинский золотопромышленный район, где незадолго до этого была ликвидирована деятельность английской концессии «Ленаголдфилдс» и где строили новый комбинат Дальней Тайги треста «Союзлензолото». Перед отцом стояла задача организации геологической разведки. В 1931 году, когда на Дальнем Востоке была проведена дополнительная комсомольская мобилизация в армию, отца, как хорошего наездника, направили на службу в школу кавалерии. Через 7 месяцев – новый поворот: курсантов досрочно выпустили и отправили в Среднюю Азию, в Каракумы, на борьбу с басмачеством, потом служба на Кубани и первое ранение.

В 1930-е годы, когда все яснее проступала угроза фашизма и новой войны, в рамках реорганизации армии многие кавалерийские части расформировывали и отправляли в другие роды войск. Отца направили в Отдельный бронетанковый батальон. Он должен был переквалифицироваться в танкиста. Там, в подробной анкете, и было написано, что отец свободно владеет английским языком. В апреле 1937 года его неожиданно вызвали в политотдел спецвойск Северокавказского военного округа и дали направление в Москву для выполнения спецзадания. Так для моего отца началась новая война – в Испании. А затем – Китай, Индия, Африка…

О том, что отец Татьяны Анисимовны был в Египте в конце войны, я уже знал. А он, оказывается, приехал в Египет еще летом 1942 года! Словом, обратимся к воспоминаниям Анисима Васильевича Карасова.

Командировка в Египет

«После возвращения домой (из Китая. – В.Б.) я поступил и с отличием закончил Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова в Ленинграде, но началась Великая Отечественная война, и мне так и не пришлось поработать врачом. Начало войны застало меня в Крыму, на Керченском полуострове. После оставления нашими войсками Керченского полуострова я с группой генерала Алексеева прибыл в штаб фронта в Краснодаре и здесь мне объявили, что я должен немедленно вылететь в Москву и явиться в отдел кадров Генштаба.

В отделе кадров Наркомата, куда я прибыл 12 июня 1942 года, мне дали предписание явиться в Отдел внешних сношений, где пять дней я заполнял, и на меня заполняли многочисленные документы. О цели вызова не было сказано ни слова. На пятый день меня вызвали к исполнявшему обязанности начальника Генерального штаба Красной Армии генералу А.М. Василевскому. Александр Михайлович Василевский принял меня вместе с представлявшим меня генералом Ф. Евстигнеевым в два часа ночи. Я представился в уставной форме. Василевский обратился ко мне:

– Не забыли ли вы английский язык и где в настоящее время ваша семья?

– Жена на фронте, она военврач, а дочь в эвакуации.

А далее ген. Василевский сказал, что фашистские итальянские и немецкие войска в Северной Африке под командованием генерала Роммеля 26 мая перешли в наступление в Ливии и теснят войска наших английских союзников. Британцы оставили Бенгази и отступают к Тобруку. Гитлер и Муссолини стремятся захватить английские колонии и, в первую очередь, Египет с Суэцким каналом, они далее мечтают завладеть нефтедобывающими странами Ближнего и Среднего Востока, выйти в Индию и там соединиться с японскими союзниками, наступающими из Бирмы. “Нам важно знать действительную обстановку на этом театре военных действий, – подчеркнул Василевский, – а у нас нет дипломатических представительств ни в одной ближневосточной стране, за исключением Турции. Принято решение срочно командировать вас в Египет с тем, чтобы вы разобрались в местной обстановке и объективно информировали нас о положении дел на этом участке войны. Для выполнения этого особого задания вы подходящая кандидатура – у вас есть опыт зарубежной работы и хорошее знание английского языка. Как вы отнесетесь к этому предложению?”

Все сразу прояснилось. Ответил, как полагалось:

– Благодарю за доверие, товарищ генерал, сделаю все, что в моих силах.

– Иного ответа мы от вас и не ждали. Мы понимаем, что ставим перед вами нелегкую задачу, надеемся, что вы с ней справитесь. В Отделе внешних сношений вас ознакомят с необходимыми материалами и подготовят к поездке, в частности, отработают двусторонние условия связи. Вылететь туда нужно как можно скорее. О своей семье не беспокойтесь, мы о ней позаботимся.

Он пожал мне руку и пожелал успеха.

Через несколько дней в три часа ночи с комендантского аэродрома поднялся самолет. На борту я был один. Передо мной длинный путь и необычный маршрут: я лечу в Иран, оттуда в Индию, а из Индии мне нужно будет кораблем или самолетом добраться до Египта».

Из Индии Карасова направили пароходом в Южную Африку, а уже оттуда он добирался до Египта – сначала на машине вместе с англичанами, затем на самолете. О том, что этот советский офицер впервые побывал в Египте еще в 1942 году, я не знал.

Прифронтовая столица

«Подлетая к Египту, мы ожидали, что в Каире нас встретит прифронтовая обстановка и город будет сильно разрушен, – отмечал Карасов. – Но в столице Египта не было никаких внешних признаков войны: шла оживленная деловая жизнь, все учреждение нормально работали. Вечером центральные улицы были ярко освещены. Единственным признаком войны было то, что город был наводнен огромным количеством военнослужащих армий союзников, а штаб английских войск в Каире находился в районе Каср Эль-Дубава на берегу Нила. Английское посольство было похоже на хорошо укрепленную крепость. Оно было обнесено высокой стеной и проволочными заграждениями. Все здания штаба были обложены мешками с песком. Они охранялись солдатами английской части “Королевских стрелков”.

За время поездки по Африке у меня сложились хорошие отношения с [генералом] Ваддингтоном. По прибытии в Каир он помог мне в определении моего статуса в штабе английских войск. С его помощью я получил доступ ко всей официальной штабной информации и право посещать все воинские учреждения и части союзников. В мое распоряжение была выделена штабная машина с шофером, а в поездках меня продолжал сопровождать капитан Гвент. Около двух месяцев, с момента вылета из Москвы и до прибытия в Каир, я не имел возможности регулярно слушать по радио сообщения из Москвы и пользовался информацией о положении у нас на фронте из иностранных газет и радио. По указанию Ваддингтона мне в номер гостиницы установили коротковолновый радиоприемник, и я получил возможность регулярно слушать Москву. Наладилась у меня и нормальная связь с Москвой. Я приступил к своим обязанностям – информирование командования Красной Армии о положении на фронте союзников и обстановке в странах этого театра военных действий.

После моего определения в штабе и оформления необходимых документов и допусков я стал появляться в обществе офицеров союзных армий не только в отеле и штабе, но и в других общественных местах, в том числе в спортклубе Гезира. У меня появилось много хороших знакомых, с которыми можно было свободно обмениваться мнениями о новостях на фронтах Второй мировой войны. Эти беседы с коллегами-офицерами и благодаря регулярно показываемой кинохронике помогли мне за короткое время разобраться в обстановке, что дало мне возможность обстоятельно информировать командование Красной армии о положении на этом театре военных действий. После того, как войска Роммеля нанесли серьезное поражение английским бронетанковым соединениям у Найтбриджа и захватили Тобрук, пополнив свои запасы горючего, захваченного у англичан, немцы почти беспрепятственно двигались на Восток. Английские войска беспорядочно отступали, почти не оказывая сопротивления. 28 июня итало-немецкие войска без боя заняли бывшую ранее английскую позицию у поселка Мерса-Матрух. В штабе для офицеров показывали немецкую кинохронику, которая демонстрировала лавину немецких танков, окрашенных в цвета пустыни, с изображением пальмы на бортах, двигавшихся на Восток. Камера показывала смятые английские артиллерийские орудия, обгоревшие машины и обломки сбитых самолетов. В английском штабе была паника. Многие считали, что для англичан уже все потеряно и готовились к эвакуации: жгли документы и только самые важные из них укладывали в железные ящики, чтобы взять с собой. Ждали передислокацию в Палестину или в Англо-Египетский Судан.

В это время, однако, из поступающих в штаб сведений становилось ясно, что Роммель, сосредоточив все свои силы на захват Тобрука, совершил серьезную стратегическую ошибку: он дал возможность остаткам 8-й британской армии отойти и занять выгодную для обороны позицию у Эль-Аламейна. Три раза 96-я немецкая дивизия при поддержке итальянской пехотной дивизии “Тренто” бросалась в атаку, но все атаки фашистов были отбиты. Бои шли ожесточенные, и положение 8-й армии было чрезвычайно тяжелым. Но 4 июля 1942 г. неожиданно для англичан Роммель прекратил свое наступление и перешел к обороне. Его войска были до предела истощены и испытывали острую нехватку вооружения, боеприпасов и особенно горючего. С конца мая 1942 г., т. е. с начала наступления, он не получил ни одного солдата, ни одного танка, ни одного орудия. Это объяснялось, в первую очередь, ситуацией на советско-германском фронте, куда были стянуты все основные силы и военные ресурсы гитлеровской Германии.

Полученная передышка дала англичанам возможность укрепить свои позиции и подтянуть резервы. Английское правительство в связи с военными неудачами в Северной Африке приняло решение о смене командующего 8-й армией. Вместо генерала Окинлека был назначен генерал Александер, а вместо командующего 8-й армией генерала Ричи был назначен генерал-лейтенант Монтгомери. 9 августа Окинлек, бывший главнокомандующий английскими войсками, собирался отбыть из Египта, и в его честь был прием, устроенный начальником штаба генерал-лейтенантом Артуром Смитом. Я был в числе приглашенных и там впервые услышал, что американцы и англичане приняли решение о совместных военных действиях в Африке и вместо открытия второго фронта планируют высадку совместных войск в Марокко и Алжире. 8-я армия после ее соединения с высадившимися союзными войсками войдет в 18-ю группу армий. 28 августа я встретился с генералом Ваддингтоном, который подтвердил эти сведения. В начале сентября в Египет уже прибыла американская военная миссия во главе с генералом Максвеллом, а в конце этого же месяца американцы начали в спешном порядке в 20 км на юго-восток от Каира строить большой современный аэродром. Как только аэродром был построен, начала прибывать американская авиация. Одновременно прибыло много английских и американских офицеров, в их числе сын английского премьера Уинстона Черчилля, военный журналист в чине капитана. Это был человек среднего роста, упитанный, несколько угловатый, примерно 35 лет. Конечно, он был на особом положении у английского командования. Он не скрывал своей близости к “Интеллидженс сервис” и дружил с известным английским разведчиком на Ближнем Востоке капитаном Холдеем. Его рабочий кабинет находился непосредственно в разведотделе в штабе английских войск в Каире. Его командировка в Египет была временной, так как сферой его профессиональных интересов были Балканы, и как только стало возможно, он уехал в Югославию и больше в Каире не появлялся».